Цветы Квазимодо

               
                Пролог

 1975год, один из противотуберкулезных  санаториев на юге Белоруссии. В палате №10, четверо: агроном Михаил 23 лет, учитель Сергей 49 лет и два крестьянина. Василий – 49 лет и 50 –ти летний Архип. У всех четверых туберкулез почек, но у Михаила вторичный.
 Миша лицом красавец. Высокий широкий лоб, большие карие глаза, правильный прямой нос, пухлые губы и красивый квадратный  подбородок. Но тело агронома туберкулез изуродовал ужасно. Лопаточный горб искривил торс и таз. Правая часть была поднята, что делало походку хромающей, утиной.Тем не менее, Михаил, воспитанный на примерах борьбы за жизнь, Павла Корчагина и Алексея Маресьева, свое уродство преодолевал со здоровым оптимизмом. Школу и академию  окончил с отличием, играл в волейбол, постоянно «качал» мышцы рук и ног.
 В отделении, и медперсонал, и больные любили Михаила, одновременно, сопереживая. Сергей, однажды задел его «больную струну», задав в полушутливой форме вопрос:
- Миша, в академии, в Горках, зазноба у тебя была?
- Сергей Сергеевич, какая зазноба? Скрученный гриб сморчок, метр и три вершка  от земли кому, кому нужен?
 Больше на эту на эту тему никто к Михаилу в душу не лез. Случилось, однако, для него с начала радость радужная, а затем подлость подлая.

 Положили в третью палату женщину 20-лет Марину Мнирску, красотой несказанной и фигурой балерины. Хотя Марина работала продавцом в престижном маге, умом была скромна, а совесть потеряла невесть когда. Решила Марина поиграться «в любовь» не с кем нибудь, а с Михаилом.Вместе в столовую, вместе на процедуры, вместе прогулки в сосновый бор. Их отпускали на выходные. Марина даже представила Михал Михалыча подругам по торговым делам. Но недолго музыка играла, недолго солнышко сияло в душе нашего героя. И грянул гром ночкой темной, да еще с дождем и градом.

    В больницах и санаториях с подобными заболеваниями случались дни депрессивные и
дни эйфории. В депрессивные дни в палатах стояла мертвая тишина, половина больных не посещала столовую. Женщины тихо плакали, отвернувшись к стене, мужчины лежали на кроватях, тупо уставившись взглядом в потолок. В дни эйфории, отделение  напоминало  маленький цыганский табор. То в одной, то в другой палате слышались веселые напевы про Язя, косившего канюшину или Алену, которая мыла рушники. В столовую приходили
нарядные женщины и выбритые мужчины. А вечерами  на «поляне веселья» у костра песни танцы под баян. В один из субботних июньских вечеров на «поляне веселья» собрались больные двух отделений.  (Продолжение следует).