Доживший до весны

Сергей устало оперся на скамейку, демонстративно преувеличивая свою усталость и щурясь на солнце, и как бы даже с гордостью демонстрируя прохожим свою огромную аптечку, которую он теперь всегда таскал с собой. Он гордился тем, что он выжил и получил право на еще сколько-то лет жизни, а больше пока гордиться было особо нечем.  Все лекарства на месте, и это главное: хоть и отъехал он далеко от дома, но внезапная остановка сердца не грозит! Это была его тридцать третья весна, и он уже совсем не был новичком на этой земле. А всюду зарождалась новая жизнь.  Вокруг, на уже почти освободившейся от снега и льда клумбе прыгали воробьи, лениво ходили голуби, склевывая крошки, из едва оттаявшей почвы пролезали первые цветы. Рядом мирно лежали, греясь в слабых первомартовских лучах, две облезлые бродячие собаки. Чуть дальше, среди покрывшихся черной коркой высоких наметенных сугробов, сидел на грязных газетах попрошайка. А на соседней скамейке играли в домино пенсионеры, развернув газету «Гудок» и кого-то поругивая. Все они дожили до весны, а зима в этом году была очень долгая и холодная, и не все ее пережили.  А те,  кто дожил, в большинстве своем, наверное, радовались, что теперь зима уже не так страшна, сильных морозов быть не должно, и можно потихоньку снимать зимнюю одежду и подставлять бледные лица теплу и яркому свету. Никто не знает, сколько впереди еще трудных и лютых зим, когда нет корма и погибают звери, падают замертво птицы, замерзают бездомные люди, но сейчас хочется верить,  что очередной теплый сезон ты уж худо-бедно переживешь. Похожий на грязно-серую змею поток людей, выползающих на свет из метро, спешил к главному входу на ВДНХ, на масленичные мероприятия. Сергей смотрел на них, и думал: что все они: и молодые, и старые, умрут. По сути, одни мертвецы кругом ходят... Зачем жили они, что успел каждый из них сделать в своей жизни, какие чувства испытать? Успели ли они добиться справедливости, проучить своих обидчиков, сказать свое слово, сказать правду? Унесут ли с собой в иной мир какие-нибудь страшные тайны и секреты?  Ведь очень скоро, возможно, ничего нельзя будет уже изменить, исправить.

Впрочем, тепло у нас недолгое, как недолги и выходные. И вообще время как-то ускорилось… «Может быть, я смирюсь, что лето здесь быстротечно, но не с тем, что зима бесконечна», - пробормотал Сергей строчки из песни… Еще три месяца назад, в декабре, когда за окном выли вьюги и голые деревья раскачивались в больничном сквере в тусклом свете фонарей,  Сергей лежал в больнице в боксе реанимации, подключенный к монитору, высвечивающему его сердечный ритм,  и думал о жизни. "Спасала" его старая ворона, по утрам прилетавшая и как бы с участием садившаяся на ветку около самого окна... Вот так бывает: бегаешь ты, вроде здоров, а потом приходит день, и врачи говорят тебе, что ты почти уже труп. Был здоровый человек, спортсмен, например, штангу поднимал 200 кг, а потом - инфаркт, и стал инвалидом..."

Несколько месяцев назад Сергея забрали на Скорой из дома – давление подскочило почти до смертельного предела. Думали, будет инфаркт, но, кажется, все обошлось, затормозить успели. Тем не менее – был то явно первый серьезный звонок от организма: что не может он уже больше терпеть всех издевательств. Последние годы Сергей много пил, особенно по пятницам и по выходным: как и многие офисные работники, а  иногда и курил, ложился спать поздно: до трех-четырех ночи засиживался в интернете, в бестолковой переписке с ненужными людьми. На работе тоже весь день смотрел в компьютер, питался чем попало, ругался с коллегами. В общем, всё как у всех… А между тем, большинство людей так боятся умереть, как будто они жили. А все-таки умирать страшно… Особенно, наверно, ужасно умереть или покончить с собой зимой: среди темноты и беспросветной вьюги и немного не дожить до весны...Как мало мы живем, и даже за простые удовольствия вроде алкоголя и курения приходится платить своим здоровьем!

Сергей перебирал в памяти известные случаи, судьбы других людей, прервавшихся довольно рано, о которых он в течение своей  не слишком яркой жизни уже узнал. И по всему выходило так, что к тридцати годам уже многих его сверстников нет на этом свете. Еще в школе у них отравилась из-за "несчастной любви" одна девочка, наглотавшаяся таблеток. Она ужасно кричала, когда ее везли в больницу: "Спасите меня! Я хочу жить!", но спасти ее уже не смогли. Его бывший одноклассник Вова, когда-то умный и способный, поступил в институт, но был отчислен. Попал в таможенные органы, там стал наркоманом. Потом периодически звонил Сергею, прося деньги (он не говорил, зачем). А еще через полгода Сергей узнал, что Вова умер. Или вот еще пример: в их подъезде жил сын богатых родителей – Паша. Сергей иногда играл с ним в детстве, но по мере взросления все реже и реже они встречались – у Паши был свой «элитный» круг общения. Однажды, подходя к подъезду, Сергей заметил реанимационную машину Скорой помощи, и тут же увидел, как на носилках несут туда Пашу, а за ним бегут плачущие родители. Паша грустным взглядом посмотрел на Сергея, хотел ему что-то сказать, но его уже внесли в машину Скорой, двери захлопнулись, и тут же на большой скорости машина поехала. Через пару дней Сергей узнал, что Паша умер в больнице, у него был передоз.

Да, трагедий в жизнях разных людей много. И главное: в больницу-то нормальную сейчас не устроишься. Если есть деньги - будет тебе обслуживание по высшему разряду, ну а если нет - лечись сам как знаешь. Сергей слышал, что в некоторых больницах есть чуть ли не негласная установка: стариков старше восьмидесяти лет не брать, не лечить, "списывать". Безденежных клиентов тоже списывать, и брошенные всеми, люди умирают в одиночестве, в обнимку с бутылкой водки...

Но может судьба жестоко подшутить и над теми, кто не пил и не курил, не питался фастфудом и ложился спать каждый день в девять вечера. У другого знакомого Сергею парня, спортсмена, сердце остановилось во сне. Вечером он лег, строил планы на следующий день, а утром он не проснулся. Уже четыре года пролетели с тех пор… Еще один знакомый смог откосить от армии, но ближайшим же летом разбился на мотоцикле. А кто-то, поступив в хороший институт, не дождался зачисления на первый курс, а однажды скучным и пыльным летним днем взял и залез на крышу высокого дома и шагнул вниз. Что же их заставило так сделать? Так что же… значит, действительно, что кому на роду написано, того не миновать?... Но где же они сейчас: все эти Паши, Вовы, тот самоубийца: лучше ли им там, в другом мире, или наоборот, их осудили на муки вечные за то, что они так бездарно распорядились подаренной им жизнью, принесли лишь горе родителям, которые в них столько вкладывали и страдали из-за них? Или там, после смерти, вопреки тому, что учит религия,  вообще ничего нет и действительно можно прожить быстро и умереть молодым, все равно результат один? Но ведь умирать все-таки страшно…

А Сергей и не умер. Его подлечили, инфаркта не допустили, и через неделю выписали, отметив в выписном эпикризе лишь сердечную недостаточность и некоторые проблемы с сосудами. Хорошо еще, что неделю держали – родители деньгами помогли, и обошлось это лежание Сергею в сто тысяч рублей. Если бы их не оказалось – положили бы его в обычную городскую больницу, где в лучшем случае было бы пару обходов в день и бесконечные таблетки вместо комплексных процедур. Еще сказали Сергею, что может он претендовать на третью группу инвалидности, и сможет получать аж целых 3 тысячи рублей в месяц. Но ведь он жил не один же, а с родителями, которые, правда, уже готовились к пенсии по старости (целых 12 тысяч начислило им государство за десятилетия их труда). Но все равно – за квартиру кое-как заплатить можно было, и таблетки по минимуму закупить.

Но в этой истории не будет хэппи-энда, а будет так, как в жизни. Сергей, выписавшись,  и получив право на дальнейшую жизнь, не научился выпускать лазеры из глаз, не стал провидцем, не открыл онкологический центр, не стал министром и не покорил Эверест. В его жизни вообще мало что изменилось. Он продолжал работать на среднего разлива толстосумов в офисе, разве что таблеток стал больше с собой носить, к чему коллеги относились «с пониманием». Он стал понемногу ворчать на молодежь и на телевизионные передачи, ругаться на слишком яркое солнце или на дожди, на неосторожных водителей и шумных соседей. Пить и курить, правда, перестал, вместо этого тратя свою скромную заработную плату на кефир с батоном хлеба, неся их в авоське и неторопливо ковыляя по пыльному переулку. К людям, правда, стал немного добрее, перестав с горячностью «рубиться» на форумах и ругаться с родственниками и коллегами в реале, отстаивая свое "важнейшее" мнение о политике или о музыке.

Сергей еще раз сонливо огляделся. Когда-то, будучи студентом, он легко пробегал все павильоны ВДНХ, доходил до массива Ботанического сада и успевал к следующей лекции обратно. Но сейчас ему за тридцать, и никакой подобной ерунды уже не хотелось. "Хрен вам, а не мои таланты, общество! Все равно лучшее позади. Мужчина в тридцать пять уже в нашей стране и так развалина, и ничего у него "не стоит". Так что буду жить теперь спокойно, как получится! Все равно все умрем!" - решил Сергей.  А все-таки хорошо, что он дожил до весны… Сергей зашагал к соседней лавочке, на которой ютились пенсионеры. Он подсел к ним, равнодушно и безо всякого желания глядя на проезжающих мимо веселых девчонок на роликах, заглядывая в газету, в которой как обычно ругали правительство, и тоже стал тихонько ворчать себе под нос, отламывая от батона и кидая крошки налетевшим голубям. "Вот, блин, цены растут, молодежь обнаглела, в наше время такого не было"... А потом взял в руки доминошку, с размаху кинул ее на стол и довольно объявил: «рыба»!