книгочий

                КНИГОЧИЙ
                Всем хорошим во мне я  обязан книгам
                М. Горький

     Вначале этих воспоминаний столкнулся с проблемой: как писать это слово «книгочей» или «книгочий»?  4-х томный словарь русского языка утверждает, что надо писать «книгочей» и приводит цитаты из Мельникова-Печерского и Фадеева. Так же считает текстовый редактор моего ПК. А вот в орфографическом словаре русского языка (104000 слов), более авторитетного для меня источника, напечатано «книгочий». Так что не обессудьте.
     Любовь к печатному слову я приобрел, ещё учась в первом классе, когда самостоятельно осилил мою первую  книгу «Робинзон Крузо» Д. Дефо. До войны окончил два класса. Школьная библиотекарша нашла во мне благодарного читателя и с удовольствием снабжала меня чтивом, соответствующим моему возрасту. А вот во время эвакуации, живя в мордовском селе, я полностью развернулся, став читать всё подряд: от русских классиков до Дж. Лондона, Золя, Кронина, Мопассана и др. «Мартин Иден» Лондона вдохновил меня воспитывать волю – я не придумал ничего лучшего, как, воспитывая волю, целый год не ходить в школу. (Отстал на один класс и только в 19-летнем возрасте получил аттестат зрелости). Провалялся всю зиму на русской печке, глотая одну книгу за другой. С самыми «интересными» местами в книгах  я знакомил свою двоюродную сестру Регину, на год младше меня.
   - Соня – говорила тётя Женя моей маме,- посмотри, что этот хулиган даёт Регине читать!
    На это раз я подсунул сестричке страницу из «Жерминаля» Э. Золя, где описывается демонстрация разгневанных бастующих шахтёров, несущих на палках вырванные у какого-то босса гениталии.
    Начальную школу(4-й класс) благополучно закончил в мордовском селе, получив на экзамене четвёрку за изложение на мордовском языке. К сожалению, в памяти сохранилось только несколько слов  этого языка. Когда в очень зрелом возрасте я посетил Большой Толкай (так называется это село), уже не разбирал, о чём говорят между собой его жители. 5-й класс в год окончания войны я закончил уже в Куйбышеве (до и после советской власти Самара). Здесь моя любовь к книгам уже сочеталась с приторговыванием ими, что вплоть до наступления эры капитализма в нашей стране называлось обидным словом спекуляция, и даже считалось преступлением. А в настоящее время - это предпринимательство или малый бизнес, который, как это написано на одном плакате в Новороссийске, является надёжной опорой России. У меня появились кой какие карманные деньги – покупал для себя книги. Стал я также  заядлым театралом. Ведь театр – это очень близкий родственник книгам. Пересмотрел все постановки местного ТЮЗа.
     В Ленинграде, продолжал свою предпринимательскую деятельность, одновременно начав составлять личную библиотеку: отдельные тома довоенной энциклопедии, однотомники классиков, и даже подписное 30-томное собрание сочинений М. Горького. Всё это помещалось на маленькой этажерке. Почему - то я считал, и до сих пор считаю, что находящееся в доме печатное слово необходимо обязательно прочесть. Поэтому даже осилил довольно скучного «Клима Самгина» Горького. Системно я стал читать книги, учась в 8 классе, где замечательным учителем по литературе был Борис Григорьевич Лей. Как сейчас помню его входящего в класс:
- Сегодня, ребята, мы приступим к изучению творчества великого русского
писателя Александра Сергеевича…
- Пушкина!
- Нет, ребята, Грибоедова.
«Горе от ума» очень люблю и периодически перечитываю.
     О Пушкине особый разговор. Надо сказать, что в моих пристрастиях поэзия стоит отнюдь не на первых местах. Кстати, Л.Н. Толстой не признавал поэзии, потому, что «так не говорят». При этом он отметил, что, так как писал Пушкин, можно разговаривать. Борис Григорьевич, когда мы изучали творчество Пушкина, задал выучить по выбору из «Евгения Онегина» отрывок. Я выбрал сон Татьяны. Я никогда не был Иваном Златоустом, как говорил один из моих начальников ЦЗЛ,  но когда читал этот отрывок, весь класс слушал с замиранием. А ведь девочек в классе не было – в то время было раздельное обучение. «Евгений Онегин» на всю жизнь остался моим самым, самым любимым произведением.  Живя и работая в Запорожье, я задался целью выучить наизусть это произведение, чему способствовало следующее обстоятельство. Жили мы на посёлке Павло Кичкас, между которым и заводами находился узкий залив Днепра, переходящий в глубокий овраг. Трамвай, на котором добирались на работу, сначала буквой «Z» объезжал овраг, а затем этой же буквой – весь заводской комплекс. Так, чтобы добраться до работы таким способом приходилось целый час трястись в переполненном трамвае, да ещё с пересадкой. Вспоминается подслушанный разговор двух пожилых женщин.
  - Ты куда идёшь?
  - На трамвай.
  - Ну а мне некогда – пойду пешком.
     Также как и та женщина, я почти всегда ходил на работу пешком напрямик через залив по понтонному мосту и сквозь пролом в шлакоблочном заборе через территорию завода «Запорожсталь» в свою ЦЗЛ. Это была практически прямая линия. Интересно отметить, что этот пролом каждый год перед революционными праздниками (на 1 мая и 9 ноября) закладывали, однако в тот же день первый же пешеход его вновь выламывал, и он, т.е. пролом, гостеприимно приглашал им  воспользоваться. Стремление народа к свободе передвижения не может остановить никакая стена, в том числе – Берлинская. У меня с собой всегда было портативное издание «Евгения Онегина» в мягком переплёте. На работу приходил за 45-50мин., выучив наизусть, при этом, по крайней мере, одну строфу. Книжка с «Онегиным» была со мной даже в командировках. Заучивал строфы даже, находясь, например, на чрезвычайно длинных эскалаторах ленинградского метро. Так, за несколько лет выучил всё-таки «Онегина». Это не единственное произведение, которое я знал наизусть - поэмы Пушкина «Граф Нулин» и Дмитрия Кедрина «Приданое». Закончу пушкинскую тему еврейскими анекдотами:

В школе учительница задает вопрос классу: "Дети, кто знает, что было в 1799 году? Кто знает? Как вам не стыдно такого не знать. В 1799 году родился великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин! Дети, а кто знает, что было в 1812 году?" Встает Изя и отвечает: "Мне кажется, в 1812 году у Александра Сергеевича была бар-мицва (совершеннолетие мальчика по религии – 13 лет)".

 Оперный театр. Дают "Евгения Онегина". В одном из первых рядов сидит старый еврей с женой. Через некоторое время он засыпает.
Его расталкивает жена:
- Пока ты тут спишь, Ленский Онегину послал вызов.
- И что, он едет?

    На оперном спектакле «Евгений Онегин» муж обращается к жене: - Сара, а как ты думаешь, кто из них еврей?
- Я думаю, что няня.
- Почему няня?
- Она из них самая умная.
-    Няня! Няня! Браво няне!

.     Оперный театр. Дают «Евгения Онегина». Старый еврей наклоняется к соседу:
- Скажите, товарищ, Онегин – еврей, да?
- Нет.
- А Татьяна – еврейка?
- Нет. Не  мешайте слушать!
- А Ольга: Ольга – еврейка?
- И Ольга - не еврейка. Отстаньте, право!
- Я дико извиняюсь, но Ленский – Еврей!
- Да! Да! Еврей! Еврей!
-    Таки его убьют…

     В 9-ом и 10-ом   классах я учился в вечерней школе. Литературу преподавала нам аспирантка ЛГУ, несколько перезрелая эксцентричная дева (к сожалению, забыл её имя). Проклятая война: сколько таких невостребованных невест осталось в стране! Наша учительница была безумно увлечена Достоевским (9 класс), а ещё более – Маяковским (10-й класс), о котором писала диссертацию. Почти все уроки прямо или косвенно она рассказывала о них. Поэтому незначительное время уделялось таким «классикам социалистического реализма» как Бубенному, Кочетову, Саянову и прочим «корифеям» этого самого реализма. Сущность его определяется одной фразой: «надо описывать действительность не такой, какова она есть, а такой, какой она  должна быть». Так что, мои школьные учителя воспитали хороший вкус к литературе. В этой связи вспоминается анекдот тех времён.
   В детском садике воспитательница подробно рассказывает, как хорошо детям живётся в Советском Союзе.
   Одна девочка, плача: - Хочу в Советский Союз!
    
     Помимо художественной литературы я читал много и технической по своей специальности, и даже  был председателем библиотечного совета нашей заводской технической библиотеки.  Помогал составлять заказы по планам разных издательств на каждый следующий год. Иногда проводил беседы с сотрудниками на тему как работать с новинками литературы и составлять собственные каталоги. Объяснял, что не обязательно просматривать все выходящие книги и журналы – на первых порах достаточно изучать соответствующие реферативные журналы (РЖ), а, уже, найдя в них интересующую вас статью или книгу, следует обращаться к первоисточнику.
     В заключение хочу рассказать, как я формировал нашу личную библиотеку. Началось это ещё в институтские времена. В то время практиковался выпуск подписных изданий, подписка на которые объявлялась заранее. Желающих приобрести такие издания было значительно больше, чем тиражи. В день подписки выстраивались огромные очереди. Чтобы подписаться на 15-томное собрание сочинений Бальзака пришлось занять очередь ещё накануне вечером. Так началась наша библиотека. А упомянутый выше 30-томник Горького мы продали и купили на эти деньги новобрачной, т. е. Ире (моя супруга), сапоги. Особенно бурно пополнялась библиотека в то время, когда я работал в ЦЗЛ, которая размещалась в том же здании, что и   заводоуправление. Директор завода Ельцов Константин Сергеевич  был, можно сказать, покровителем искусств. Он разрешил в вестибюле заводоуправления поместить книжный киоск. Когда в киоск поступали новые книги, приходила секретарша директора и уносила их боссу на выбор, из которых он покупал только малую часть. После чего к книгам допускали простых любителей, которым с «барского стола», надо сказать, доставались довольно лакомые куски, такие, например, как роскошные альбомы по живописи. Как утверждает Ира, не была дня, чтобы, приходя с работы, я не приносил одной или несколько книг. Ира, как всегда несколько преувеличивает: такие дни всё же были – могла же киоскерша, например, заболеть, или не выйти на работу по какой–то другой причине.
     Другим также значительным источником пополнения библиотеки были подписные издания, в частности, приложения к журналу «Огонёк». Ежегодно в этих приложениях выходило 24 тома. Как и почти всё в «раньшее время», такая подписка относилась к разряду дефицитов. Однако мне в течение многих лет удавалось на неё подписаться. Вот как: в период подписной компании каждому цеху или отделу завода «спускали обязательный перечень газет и журналов с указанием количества, подписку на которое партбюро должно было, кровь из носу, обеспечить. Это были такие партийные издания, как газета «Правда», журналы «Коммунист», «Агитатор», «Блокнот агитатора» и ещё кое-что подобное. Были в этом перечне и упомянутое приложение к «Огоньку», конечно, в очень ограниченном количестве (1 – 2 экз.)  За то, что я беспартийный подписываюсь на газету «Правда», и, даже, на «Блокнот агитатора», меня награждают приложением к «Огоньку». Так, в нашей библиотеке появились собрания сочинений Стендаля, Голсуорси, Короленко, Гоголя, Бунина и др. Постепенно книгами заполнялись один, два, три шкафа.
     Бывая в командировках, привозил я книги и из других городов. Однажды, находясь в туристическом походе на Кавказе, мы набрели на горное поселение, где я купил порядка десятка дефицитных книг. К счастью, в этом селении была почта, и я отправил книги посылкой домой. Покупал я книги и на рынках с рук. Много я купил их у одной женщины, которая неоднократно появлялась на рынке всё с новыми, и новыми книгами. Однажды она вынесла полную Библию, изданную в Америке, портативная книжка более 1200 стр. на очень тонкой бумаге.  Это было ещё то время, когда «религия была опиумом для народа», для которого Библия труднодоступна. Купил я у женщины эту книгу, заплатив по тем временам довольно крупную сумму. Впоследствии уже в перестроечное время, а именно в 1988 г. моя библиотека пополнилась вторым изданием Толковой  Библией в XII томах, размещённых в 3-х книгах, каждая по 1700 – 1800 стр. История издания этой книги такова. Первое издание Толковой Библии выходило в 1904-1913 гг. в С. Петербурге в виде бесплатного приложения к журналу «Странник». Новое издание репринтное и является подарком  христианам России, Украины и Белоруссии от верующих северной Европы: Аландских островов, Гренландии, Дании, Исландии, Норвегии, Ферерских островов, Финляндии и Швеции в связи с празднованием 1000-летия крещения Киевской Руси (988 – 1988). Подарок подарком, а церковные власти по своим епархиям продавали эту книгу за довольно крупную сумму. Так, в Днепропетровске я купил 3-х томник Толковой Библии за 300 рублей. Это выше среднемесячного заработка инженерно технического работника. Говорят, что в некоторых городах цену поднимали до 500 руб. Чтобы приобрести эту книгу надо было писать заявление на имя самого высокого церковного чина, при этом лукавя, что ты верующий человек. Верующий ты или нет, но с Библией должен быть знаком каждый образованный человек, хотя бы только ради того, чтобы понимать многие произведения искусства, созданные по библейским мотивам. Есть в нашей библиотеке и Тора на иврите с параллельным переводом на русский.
    В конце концов, наша библиотека так разрослась, что она уже не помещалась в трёх фамильных шкафах. Поэтому, живя в Запорожье, в одной из комнат на торцевой стене размером  3х2 метра я установил самодельные полки для помещения туда книг. Потом и эти полки вместе со шкафами не смогли уместить всего.  Поэтому часть книг хранили в дачном домике на чердаке. Там же хранили ежегодные комплекты многочисленных журналов. Всего собралось у нас более 3000 томов. 
    В библейской книге «Экклезиаст» есть фраза, касающаяся всех начинаний человека: «Всему своё время, и время всякой вещи под небом…Время сберегать, и время бросать». И для нашей библиотеки пришло время.
 Книги и журналы в дачном домике мы оставили новым владельцам, а именно Наташе Кучарской с семьёй моей бывшей сотруднице. Много книг, особенно классиков (которые могли пригодиться Серёже (внук) во время учения в школе), отправили под Москву в посёлок Новый Быт, куда переехала семья дочери Нины в 1989 г. Туда же переслал 31 том БСЭ, ведь тогда ещё Википедии не было. В настоящее время рука не поднимается избавиться от БСЭ – ведь лет через 100 это будет бесценный раритет, как по форме, так и по содержанию. Готовясь к переезду в Новороссийск в 2002 г., большую часть книг продали или раздарили. С собой привезли только два шкафа с книгами.               
    Что же мы читали в своё время. До 1953 г. (год смерти Сталина) практически были недоступны издававшиеся в 30-х годах такие писатели, как Ильф и Петров, Бабель, Платонов, Булгаков, Мандельштам, Ахматова, Цветаева и ещё многие другие, о которых мы впервые узнали только в периоды хрущёвской «оттепели» и «мелких заморозков». Если при «дикой стуже» в сталинские времена неугодные писатели гибли в Гулаге, то при Брежневе – часть попадала в психушки, тюрьмы и в лагеря, как антисоветчики (Синявский и Даниель), или как                тунеядцы (будущий нобелевский лауреат Бродский); некоторых наиболее знаменитых насильно выдворяли за рубеж (Солженицын, Виктор Некрасов, Войнович). Почему-то принято ругать Н.С. Хрущёва – он заставлял сеять во всех климатических зонах кукурузу, разогнал т. н. бульдозерную выставку авангардистов и др. С другой стороны, он был очень мужественным человеком, разоблачив культ личности Сталина, хотя и сам приложил   руку к массовым репрессиям. Надо быть ему благодарным за либеральное отношение к писателям. Как мы ждали очередной номер журнала «Новый мир» с повестью Солженицина «Один день Ивана Денисовича»! Уже вышел следующий номер журнала, и только благодаря Никите Сергеевичу мы получили долгожданное.  При Хрущёве мы, наконец, познакомились со многими замечательными довоенными писателями. С разгоном авангардистов Хрущёв, конечно, перегнул, о чём в конце жизни искренне сожалел, говоря, что его неправильно информировали. Тут, несомненно, приложил руку член Политбюро главный идеолог партии «серый кардинал» Суслов, который вовсю развернул свою гнусную деятельность в брежневские времена. И всё-таки Суслову не удалось остановить публикации настоящих писателей, произведения которые в первую очередь появлялись в ежемесячных журналах.