Мой путь в журналистику

 Учительница литературы пророчила мне будущее в журналистике.

Но в деревню пришел со службы в морфлоте парень с голубыми глазами.

Когда я проходила мимо него, он пел песни про море и про чаек.  Удивительный голос, словно сам собой лился без всякого напряжения волна за волной и вливался в мою грудь и обмывал мое сердце.

Однажды в такой момент я услышала разговор за спиной. Он спросил у товарища шепотом, а товарищ ответил во весь голос: «Да ты что! Да я её знаю! Она еще совсем девчонка! Она еще в школе учится!»

В моей груди все отчаянно сжалось, стиснулись зубы, удерживая слезы, я поняла, что все кончилось. 

Но прошла, как шла, не остановившись, не оглянувшись.

И больше он мне не встречался, а его песни слышны были по деревне, когда он провожал свою невесту.

Это было летом, а с начала нового учебного года в 9-м классе у нас новый предмет  - тракторы и с/х машины.  И в класс входит новый учитель – он.

 Этот предмет сразу стал для меня самым любимым. И в теории и в практике я оставила всех девчонок далеко позади.

У нас было школьное поле 65га, где мы и пахали и сеяли и проводили опыты по агротехнике.

Я рвала работу у всех из рук. Все удивлялись, как я не устаю?

А я уставала в первые же пять минут, а потом просто работала потому, что работала рядом с ним.

Однажды мы боронили поле на старом гусеничном тракторе. Как тяжело управлять этой машиной девчонке-школьнице! Как грохочет этот трактор! Земляная пыль забивается и в одежду и в лицо и в рот и в нос!

Придя домой, я упала на пол возле порога, не раздевшись, не разувшись и уснула. И только восстановившись в силах после сна, смогла переодеться и умыться.

Но  никому никогда не было видно, что я устаю.

«Удивительная девчонка. – говорил он дома своей жене - Как она технику любит!»

После посевной проводился районный конкурс молодых пахарей среди школьников. Среди девушек от нашей школы выступала я и заняла первое место. Я не любительница никаких соревнований,  для него старалась.  И, стоя на пьедестале, искала глазами его: смотрит ли? Доволен ли? Смотрит, улыбается, доволен.

Наградой за первое место было удостоверение тракториста-машиниста широкого профиля 3-го класса. Так я стала первой девушкой не только в нашей деревне, но и на несколько деревень вокруг, получившей права тракториста -  машиниста широкого профиля 3кл.

Летом нам предстояло работать на школьном поле в составе школьной производственной бригады.

Однажды, пришедшая домой мать, словно сорока на хвосте, новость  принесла: «В деревне что! Учитель-то ваш по тракторам этой ночью на мотоцикле разбился! Насмерть!»

Безумный протестующий крик вырвался из меня, и я вся превратилась в этот крик, сквозь который пыталась пробиться, ошарашенная внезапным открытием, мать: «Не сходи с ума! Он был женат! Он никогда бы не был твоим!»

Да пусть будет хоть чей, только пусть будет!

Я кричала и рыдала до полного бессилия. Потом замолчала, и на этом слезы кончились на много лет вперед.
  Умывшись, я пошла к бабе Шуре, которая занималась тем, что делала из цветной бумаги цветы и венки на похороны.

«Ой, так много заказов!  И все для вашего учителя, не успею я» - сказала мне она. «Я буду смотреть, как Вы делаете, и сделаю сама»- ответила я. И в полном молчании мы с ней занялись делом.

Руки создавали яркие шуршащие цветы, а мысли уносились в солнечную весну. Вот мы сеем пшеницу.  Возле тракторной тележки с семенами я жду, когда он подъедет.  По бортам тележки полукружьями свисают цепи.  Я рву первые желтенькие цветы и вплетаю их в звенья цепей: он приедет, увидит, что красиво, ему понравится. Он подъехал, посмотрел почему-то грустным взглядом и сказал: «Как венки на похоронах». Почему так?! Я тогда повыдергивала и разбросала все цветы, а вот сейчас плету венок на похороны. И откуда-то плывут строки:

Если б только тогда я подумать могла,
Если б только об этом я знала,
Никогда, никогда, никогда, никогда
В тот венок я б цветка не сорвала.

Но когда за окном раздавался звук трактора, я бросала работу и бежала к окну: «А вдруг, это он! Вдруг это все неправда!»

Я стою у гроба и смотрю в его спокойное лицо. Почему он не может встать, ведь все при нем? Он ничем не отличается от тех, кто здесь, почему же он не может встать, открыть глаза, ходить, говорить и дальше жить? Ведь для этого все есть! Почему сломавшийся трактор можно починить, и он снова заведется, а человек ведь тоже состоит из деталей, почему же его нельзя снова завести? Что же такое жизнь? Почему её нельзя разделить? Я бы свою разломила пополам и отдала ему половину.  Пусть живет, где и с кем хочет, лишь бы я знала, что пока я живу, и он тоже  где-то живет.

Кладбище.  Застучали молотки, забивая гвозди. Спустили. Бросают землю горстями, а вот уже и лопатами. На земле лежит, упавшая в обморок, жена, над ней хлопочут. И вот уже все идут обратно и по пути обсуждают предстоящие дела. Закопали его в землю и могут думать и говорить о делах! А в деревне жизнь идет своим чередом, что-то друг-другу кричат через улицу, смеются. Не стало такого человека, а они могут жить по-прежнему и смеяться!

Жизнь текла, словно река, равнодушная к тому, что кто-то ушел на дно.

Я бродила в одиночестве, в отрешенности, не замечая, как тревожно молчит мать, словно не видит меня отец. И не выдержала мать, упала передо мной на колени и запричитала: «Прекрати, что ты меня казнишь, ведь я тебе мать! Мне страшно, что ты задумала, опомнись!»

А я ничего не задумала, я слушала стихи, которые шли откуда-то изнутри. Так и не знаю, что это за стихи, я их не сочиняла, они где-то внутри меня звучали, а я старалась их расслышать.

Почему не птица я, не могу летать?
Я б хотела ранним жаворонком стать.
На поля без края, на зеленый лес
Посмотрела б я тогда с высоты небес.
И запела б песню в звонкой вышине
О березках стройных, про закат в огне,
О реке, бегущей в голубую даль.
Я тогда бы спела про свою печаль.
А печаль такая, словом не сказать.
На бумаге белой все не описать.
Кто любил когда-то, тот меня поймет
И обидным словом он не упрекнет.

Но я опомнилась. Опомнилась к действию.

Собрание производственной бригады, выбирают бригадира, как правило, парня, хоть школьное, но все же производство. Завуч выдвигает своего любимца-Ваську. Я присутствую, отсутствуя, с полным равнодушием все это наблюдая. Для меня все решено, я буду сама бригадиром потому, что я не могу никому доверить то, что начал учитель, я сама все доведу до конца.

И после собрания я так спокойно взяла все дела бригады в свои руки, что Васька даже ни одним словом не протестовал. Должность меня не интересовала, но дело из моих рук взять было сложно. Я больше всех работала, и вокруг меня скучковались те, кто был к делу не равнодушен.

Единственный человек, которого беспокоило двоевластие – завуч решила навести порядок, вновь объявила собрание, чтобы бригада определилась. Бригада определилась - переизбрала бригадира. И я стала официально бригадиром производственной бригады. А Васька вообще перестал появляться. Но он был хорошим, добрым парнем, он ничем мне не мстил, не вел никакой борьбы за власть, никак не подрывал моего авторитета. Я никогда не задумывалась, как все это вытерпело его мужское самолюбие, мне это было все равно, меня интересовало только дело.

Наработавшись за день и в бригаде и в домашнем хозяйстве, вечером я шла на кладбище. Это была потребность. За день душа так наскулится, что мне было места не найти, не уснуть, если я не посижу у его могилы, не посмотрю на его фотографию.

Однажды засуетилась я в делах и на кладбище пошла уже в сумерках. Гроза собиралась. И, когда я была уже на полпути,  загремел гром, и хлынул ливень. Мне и в голову не пришло вернуться. В кромешной тьме я стояла среди могил и ждала, когда молния осветит все вокруг, и я увижу, куда мне идти. И вот я стою у его могилы и жду, когда молния осветит его фотографию потому, что я не могу уйти, не увидев его лица. И яркий всполох осветил и фотографию, и красные цветы в моих руках. И страха не было ни капли, наоборот, я совсем не торопилась уходить. И если бы земля разверзлась, и из нее он встал, я бы не испугалась, а обрадовалась бы, мне этого так хотелось, что такое казалось естественным. «У меня будет сын такой же голубоглазый, как ты. – говорила я, глядя на фотографию, которая то появлялась при вспышке молнии, то исчезала во мраке  ночного ливня –Я назову его твоим именем».

Я не обращала внимания ни на кого, поглощенная своими делами. Но в деревне на меня внимание обращали. И вот на совхозном покосе мы встретились с его женой. Высокая, статная, всеми уважаемая, красивая деревенской красотой, она подошла ко мне на виду у всех и обняла, прижав мое лицо к своей мягкой теплой груди. Потом сказала, чтобы я как-нибудь к ней зашла вечерком. И я зашла, подарила куколку их дочери, а его жена подарила мне его фотографию и запонки. И не было никаких вопросов, никаких выяснений, я просто поиграла с их малехонькой дочкой.

Осенью после уборки урожая, наша бригада по итогам работы заняла второе место в районе среди школьных производственных бригад, уступив  только бригаде райцентра, у которой была гораздо более мощная производственная база.

Пролетел последний год школьной жизни, нужно куда-то поступать, получать специальность. Я об этом не думала, я знала, куда пойду. Сколь ни убеждали меня родственники, что нужно выбирать профессию по способностям и  по плечу,  я молча подала документы в машиностроительный институт на автотракторный факультет. «Он думал, что я люблю технику…. Хорошо, я буду её любить».

Но не поступила с первого захода. Тогда поступила и окончила машиностроительный техникум по специальности ТМСИ с отличием и вновь подала документы в тот же институт на тот же факультет,  окончив который, устроилась на работу конструктором в Уральское Конструкторское Бюро Транспортного Машиностроения, где  Главным Конструктором был Владимир Иванович Поткин.

Из девчонки получилась ломовая лошадь, которую никто не мог обойти в работе, даже парни, упертая в учебу.

Замуж вышла по тогдашним меркам поздновато. И первым у меня родился мальчик с голубыми глазами, и я назвала его именем учителя.

       Я разговариваю с очень интересным  человеком, статью о нем писать буду. Это самое трудное для меня – разговор потому, что я плохо слышу по причине возраста.  Выручает диктофон – он записывает нашу беседу.  Потом  через колонки я прослушаю запись и услышу то, что не расслышала. А сейчас я задаю вопросы.

  Да, слух для журналиста – это очень важно, ведь нужно услышать не только, что человек сказал, но и то, что не сказал по его интонации, по тишине паузы, по лицу.


    Да, поздно я пришла в журналистику, но как вовремя.  Что бы я могла сказать людям в пору своей цветущей молодости? А сейчас у меня за плечами жизнь, многое пережито, испытано, людей повидала. Сейчас мне есть, что сказать и молодым и пожилым. Это время жатвы, и оно не бывает долгим, но это время сбора плодов и подведения итогов.

    Золотая осень прекрасна в своей  задумчивости и  грусти. Но всё-таки это осень, и она  готовит к зиме.
Когда-то я задумалась над тем, зачем мудрой природой устроено так, что человек угасает постепенно? Зачем  перед уходом он должен намучиться в болезнях, стать обузой для общества и родственников в своей беспомощности? Почему бы не так, чтобы до последнего дня быть в красоте, силе и здоровье? Зачем так жестоко поступает природа? Теперь я знаю, что она  добра к нам, она смиряет нас с тем, что мы должны  освободить место для следующего поколения.