Страждущий

Утро выдалось дождливым и мрачным. Из-за тумана в окне было практически невозможно что-либо разглядеть. Я достал из сумки книгу и углубился в чтение.
В какой-то момент я почувствовал, что поезд останавливается. Дождь к этому времени уже закончился, но туман никуда не делся, поэтому не было никакой возможности понять, где именно я нахожусь. Подождав пару минут до полной остановки поезда, я вышел из купе и направился в сторону вагона-ресторана.
Зайдя в вагон, я увидел, что он практически пуст. На всей его площади, обычно занятой людьми, толкущимися в очередях к той или иной стойке, было от силы человек пять-шесть. Персонал вагона двигался сонно и неторопливо, словно в неге. Я и сам чувствовал какую-то скованность и нежелание делать что-либо. Списав все на погоду, которая и не думала улучшаться, я взял себе чашку эспрессо, чтобы хоть немного взбодриться. Сев отдельно от немногих посетителей в самом конце вагона, я, глядя в окно, начал пить свой кофе. Поезд тронулся. Серая палитра за окном нагоняла тоску, и даже крепкий кофе отнюдь не прибавил мне энергии. Допив, я еще какое-то время посидел, созерцая мрачную пелену за стеклом, после чего отправился в свое купе.
Едва зайдя в свой вагон, я чуть не столкнулся с человеком довольно неопрятного вида, который посмотрел на меня полубезумным взглядом исподлобья, что-то проскрипел сквозь зубы и скользнул за дверь. Вздохнув, я прошел к своему купе.
Войдя, я обнаружил, что у меня появился очередной попутчик. На койке, располагавшейся напротив моей собственной, лежала открытая спортивная сумка. Вероятно, в купе расположился кто-то, севший в поезд на последней станции, пока я был в вагоне-ресторане. Решив, что разговор с попутчиком поможет хоть немного развлечься, я устроился на своей койке и стал ждать своего нового собеседника.
Прошло, по меньшей мере, полчаса, и я уже начал задремывать, когда увидел, что дверь купе открывается и внутрь входит тот самый человек, с которым я столкнулся в проходе. Он прошел в купе, воровато озираясь, и увидел меня. Поприветствовав меня кивком, он подошел к своей койке, сел на нее и, облокотившись на столик, уставился в окно. Он смотрел не отрываясь, хотя смотреть было особо не на что: туман, наконец-то рассеявшись, открыл взору пассажиров мрачные серые пустоши, созерцание которых вгоняло в еще большую апатию. Я в это время смог более подробно изучить моего попутчика.
В целом внешний вид его оставлял сомнительное впечатление. Потертые джинсы, старая клетчатая рубашка, изношенные ботинки. Черные сальные волосы давно не стриглись, и потому спадали на лицо, частично скрывая его. Щетине этого человека было по меньшей мере недели две. Лицо испещряли глубокие морщины. Они сильно старили мужчину – можно было сказать, что он давно разменял четвертый десяток, хотя на самом деле ему было, вероятно, около двадцати пяти. Левый глаз дергался в тике, правая рука беспокойно теребила мочку уха. Мой попутчик выглядел очень замученным и несчастным. Тяжело дыша, он периодически откашливался.
Осознав, что беседа с этим человеком едва ли заладится, я лишь поудобнее лег на своей койке и скоро заснул, оставив его наедине со своими проблемами.
Проснувшись, я увидел своего попутчика в совершенно той же позе, в какой оставил его, уйдя в царство Морфея: он сидел на краю койки, подперев руками голову, и смотрел в окно. Правой рукой дергал себя за ухо.  Снаружи пейзаж мало поменялся: все те же серые пустоши, которые будут тянуться, должно быть, бесконечно.
Я встал. Мой компаньон оторвался от чего-то, привлекавшего его за окном, и посмотрел на него. Я обратил внимание на то, что все его тело дрожит. Впрочем, он сам едва ли это замечал.
Мы смотрели друг на друга несколько секунд, после чего мужчина снова занял свою привычную позу, отвернувшись к окну, а я вышел из вагона и отправился в сторону туалета.
Справив малую нужду, я неторопливо двинулся к своему купе, попутно обратив внимание на то, что вагон почти пустой. Подойдя к двери купе, я обнаружил, что она закрыта, а шторка на окошке занавешена. Мне стало тревожно. Взявшись за ручку, я чуть-чуть отодвинул дверь и одним глазом заглянул внутрь.
Мужчина сидел на койке за столом и сосредоточенно снюхивал с него что-то куском бумаги, свернутым в трубочку. Завершив процесс, он откинулся к стенке и закрыл глаза.
Я тихо открыл дверь и вошел, закрыв ее за собой. Мужчина открыл глаза и посмотрел на меня мутным взглядом. Открыл рот, словно пытаясь что-то сказать, но тут же зашелся кашлем. Бумажная трубочка, которую он до этого момента сжимал в пальцах, упала на пол. Мелкая дрожь превратилась в крупную. Он согнулся пополам, кашляя, потом распрямил спину и обессиленно упал на койку, часто и глубоко дыша.
Я поспешил выйти из купе и снова направился к вагону-ресторану. Где-то в глубине моего разума я понимал, что надо позвать на помощь, что с тем человеком может произойти что угодно, но не мог заставить себя это сделать. Зайдя в вагон-ресторан, где и сейчас почти не было людей, я взял стакан виски. Сел на то же место, где сидел утром, и крепко задумался.
Дело шло к вечеру. Допив свой виски, я отправился обратно в купе. Приоткрыв дверь, я сперва заглянул внутрь, а потом уже вошел. Мой попутчик спал на койке прямо в ботинках, свернувшись калачиком. Я сел на свое место и уставился в одну точку перед собой, не до конца отойдя от увиденного. Никогда в своей жизни я не видел наркомана так близко.
Проснувшись и увидев меня, мужчина поспешил выйти из купе. Его не было долго. Когда поезд подошел к станции и остановился, человек вернулся, забрал свою сумку и, не глядя на меня, ушел. Я вышел в коридор и в окно посмотрел, как он сходит с поезда. Не оборачиваясь, втянув голову в плечи, он быстрым шагом ушел в сторону здания вокзала.
Я еще немного постоял у окна, наблюдая за суетящимися людьми, и вернулся в купе. Я долго сидел и думал, как и зачем люди доводят себя до такой вот жизни. Поезд тронулся, а я все еще сидел и размышлял. Когда солнце опустилось за горизонт, я лег на койку и услышал, как снова начался дождь.