Всех невзгод сильней-2. Глава двадцать третья

Надежда Лизы на то, что Геннадий Максимович, увидев, что она собирается уходить, покинет ее кабинет, оказалась ошибочной - директор присел в кресло.

- Не гневайтесь, голубушка, но сегодня я сам закрою Ваши чертоги. Простите, не уверен, что в Вашем теперешнем состоянии, Вы сможете внимательно проверить, все ли электроприборы отключены. Сами понимаете - документы...

Возразить Елизавете Николаевне было нечего.

Одеваясь, она запаниковала - испугалась, что не выдержит и заплачет при виде предателя. Взгляд женщины упал на окно. Внезапно у нее возникло острое желание открыть это самое окно на восьмом этаже офисного центра, вдохнуть в последний раз сырой весенний воздух, а потом забраться на подоконник, сделать последний шаг и покончить со всеми навалившимися на нее проблемами сразу и навсегда.

- Всего один шаг, - подумала Лиза, - и все проблемы закончатся. Больше не будет ни боли, ни лжи, ни предательства. Ничего. Будут тишина и покой. Говорят, что это грех. Мало ли, кто что говорит. Люди часто уверенно рассуждают о том, что им знать не дано. Всевышний видит, как мне плохо. Он знает, что мое время истекло и не будет ко мне строг. Он понимает, что больше мне жить незачем и не для кого. Он видит, что больше я жить не могу, и простит меня. Хорошо бы директор вышел на минутку...

Лиза заметила, что Геннадий Максимович внимательно наблюдает за ней, только тогда, когда он, проследив направление ее взгляда, встал и сам подошел к окну.

- Нет! Я не дам Вам свести счеты с жизнью!

Лизе пришлось молча смириться с тем, что для исполнения желания ей придется найти другое место. Она позволила директору самому закрыть кабинет, а потом сопроводить ее на первый этаж.

        Елизавета Николаевна собралась с духом, вышла из дверей офисного центра, дошла до автомобиля, позволила мужу поцеловать себя в щеку и молча села в машину. Миша, видевший, в каком состоянии находится его супруга, устроил Лизу поудобнее и выключил радио.

- Лисенок, так хорошо?

- Да. Я хочу темноты и тишины.

- Солнышко мое, до темноты еще больше часа, а вместо тишины тебе придется кое-что послушать.

- Сначала кое-что послушаешь ты. - ответила Лиза и включила свой диктофон.

Когда фонограмма закончилась, она тихо спросила:

- Это правда?

Миша достал кассету со своей записью и, прежде, чем включить диктофон, сказал:

- Я сегодня записал довольно интересный разговор Анны Михайловны с Верой Егоровной. Послушай его.



Вечером в пятницу дорога на дачу даже глухой зимой занимала вдвое больше времени, чем в будни, а уж в первые обещавшие быть весенними выходные - и подавно. Вылетные магистрали были забиты огромными пробками машин, словно вся Москва, забыв, что в пригороде снег еще таять не начинал, ринулась на дачи.

Пока Михаил осторожно выбирался по московским пробкам из города, Лиза слушала сделанную им запись. Сначала она не понимала, к чему ей теперь вся эта грязь, но, когда разговор Веры Егоровны с Анной Михайловной дошел до обсуждения целесообразности подставить ей жещину, изображающую любовницу мужа, оживилась и до самого конца слушала очень внимательно. Когда фонограмма закончилась, она некоторое время сидела молча, стараясь разобраться в своих ощущениях.

С одной стороны, то, что она испытывала, нельзя было назвать просто облегчением. Это было счастье, эйфория, ощущение полета, от которого кружилась голова, а сердце билось так сильно и часто, что, казалось, наполняло своим грохотом весь салон.

        Мысли о самоубийстве исчезли - Лиза вновь хотела жить. Это все было с одной стороны, но с другой...

- Ну, как тебе разговорчик? Понравился? - прервал затянувшуюся паузу Миша, вновь включив диктофон в режим записи.

- Шустро сработано. Похоже на домашнюю заготовку… Старой ведьме требовалось только благословение моей матери. Как только оно было получено… Одним словом, до такой степени невтерпеж, что до понедельника ждать не стали.

Миша кивнул.

- Тебе стало полегче, Лисенок?

- Сложный вопрос. С одной стороны безусловно, а с другой...
 
- Вопросов больше чем ответов?

- Пожалуй.

- Обсудим?

- Почему здесь? Ты же хотел поговорить дома.

- Ситуация изменилась. Дома мы будем разговаривать с Юлией Николаевной. Они с Шапокляк вот-вот приедут. Возможно, даже опередят нас из-за этой чертовой пробки.

- Мы должны изложить ей свою точку зрения?

- Да, Лисенок, но сначала мы должны ее выработать. Ты нашла финансовый результат?

- Да. А ты?

- Нет.

- У тебя же были какие-то соображения. - удивилась Лиза.

- Да, если бы генеральша была лет на тридцать помоложе. - ответил Михаил. - А если учитывать ее возраст, то у меня получается либо большая глупость, либо глухой тупик.

- Либо мать стремится обобрать родную дочь ради своей сводной сестры, либо она же, находясь в курсе твоего имущественного положения, хочет получить большой денежный куш, не ограничивающийся нашей городской квартирой?

- Да, но это - глупость.

  - Потому, что ты думаешь, что она, в силу возраста и образа жизни, скорее всего, не имеет достаточного количества времени для законного наследования имущества дочери после трех последовательно осуществленных убийств, выглядящих, как несчастные случаи, причем самые распространенные, ни у кого не вызывающие сомнения в том, что произошли они случайно? Такие, каких каждый день в Москве случается не по одному десятку, не дающих никому основания задуматься о том, не приложила ли к этому руку чокнутая старушенция, которой по паспорту два понедельника жить осталось?

- Вот именно.

- А если сделать несколько допусков?

- Солнышко, не томи! - попросил Миша.

- Что мы знаем о состоянии здоровья Веры Егоровны кроме того, что она в свои восемьдесят два года каждый день выпивает бутылку мартини, а то и полторы, и не оказывается после этого в реанимации?

- Ничего. На вид очень даже бодрая.

- А если допустить, что Вера Егоровна прежде, чем появиться в нашем доме, сделала полное обследование и убедилась в том, что  состояние здоровья позволяет ей прожить еще лет пять-шесть, как минимум?

- Ну и что? - возразил Миша. - Даже, если и так? Наследование - процедура долгая. На осуществление такого плана уйдет от двух до четырех лет, а то и больше. Ты считаешь, что она успеет за оставшиеся год-два превратить имущество в деньги и прогулять их? К тому времени она может так одряхлеть и разболеться, что ей, кроме аптеки с больницей, деньги тратить будет негде.

- А если допустить, что она не собирается ничего продавать?

- Тогда получается полная бессмыслица. Прилагать столько усилий, чтобы отобрать жизнь и имущество у своей единственной дочери и внучки, чтобы обеспечить сводную сестру? Бред.

- Не такой уж бред. Что мы знаем о Вере Егоровне? - спросила Лиза.

- Практически ничего, кроме того, что поведала ее сестрица.

- Рассчитывать на то, что нам рассказали правду, не стоит. Согласен?

- Да. Скорее всего, они обрушили на наши головы опять же домашнюю заготовку - смесь правды и лжи.

- А если предположить, что тех средств, которыми в настоящее время располагает Вера Егоровна, ей заведомо хватит до конца жизни, а старается она для того, чтобы оставить наследство кому-то другому?

- Сводной сестре и ее потомству?- удивился Михаил.

- Нет. Я думаю, что старается она не для сестры. Давай попробуем допустить, что, кроме Клавдии, у старой ведьмы есть кто-то еще, о ком нам рассказывать не стали. И вот этого кого-то она желает оставить после себя обеспеченным человеком.

- Лисенок, у тебя получился сюжет для детективного романа в духе Агаты Кристи.

- Намекаешь на то, что у меня случилась передозировка детективов? Полгода назад, когда ты начал защищать меня от Кузнецовой, а я не понимала, почему ты так нервничаешь из-за того, что в Поселке появилась некая старая алкоголичка, мне то же самое говорила мама.
 
- Ты тогда тоже строила теории?

- Да, но в действительности все оказалось намного сложнее, чем я предполагала.

- Хорошо, что я тогда рассказал тебе о ее роли в моей жизни.

- Да. Очень хорошо. Тебе сегодня не пришлось объясняться. Я услышала знакомую историю и поняла, с кем разговаривала. Это во-первых.

- А во-вторых?

- Их кровное родство с генеральшей дало мне основание задуматься о наличии у Веры Егоровны и других родственников, о существовании которых мы не подозреваем.


Продолжение следует...