Прощёное воскресенье

  Последняя воскресная служба закончилась. С завтрашнего дня начинается пост - Великий...
  Кривясь от боли, батюшка встал перед своей паствой на колени.
  - Братия и сестры!... Вы уж простите меня, грешного...
  Говорил он негромко. Но в этой пронзительной тишине, которую нарушало лишь потрескивание  свечей, голос звучал особо проникновенно. Чувствовалось, что покаяние шло из самых глубин его сердца.
А что тут удивительного... Работая с такой массой, в большей мере со взрослыми, что - что, а характеры у нас у-у-ух... какие - по неволе сорвёшься - не в большом, так малом. Священник тоже человек - о двух руках и двух ногах. Жаль только, что голова одна... Хотя нет! Иначе, одна - бы на другую сваливала вину при бедах и несчастьях. Ну а при хорошем раскладе, выгораживала - бы себя одну - разъединую, умничку такую. Всё верно - куда деться от человеческой породы?
  Своего батюшку мы любили. Что и говорить - заботливый. Поговорит - подскажет. Иной раз и хвоста накрутит - так ведь за дело, да и  на нашу пользу. Порой пообижаешься на него. День - другой... Но чуток поразмыслишь... А ведь правильно - за дело пожурил однако. А я - то, что малое дитятко, сразу губки надул, ножками затопал...
  Так что, выстраивались чуть - ли не в очередь к нему, за неизменным прощением. Затем винились друг перед другом. Но в большинстве, как мне казалось, всё шло уж очень обыденно и порой неискренне.
  Но тут, за спиной, услышал явно не заезженный диалог о прощении - вернее примирении.
  - Ой, Пантелеюшка, братец во Христе, прости меня грешную, если я тебя вольно или невольно обидела!...
  Я уже не раз и не два, говорил вам, что Пантелей шутник был ещё тот. Редко, когда не вворачивал острое словцо в беседах, особливо за трапезным столом. И всегда оное, было не в бровь, а в глаз. Наверное и здесь, он был - бы не он, не ввернув шутку в столь ответственный момент. А может, это и вовсе не было шуткой...
  - Конечно прощаю Любаня...
  Громоподобный голос Пантелея, на этот раз тёк почти елеем, неторопливо, по - певчески растянуто.
  - Правда не знаю в чём твоя виноватость... Но ты более, так не делай!...
  Любаня, от удивления, так и замерла на месте, ожесточённо и растерянно захлопав ресничками.
  Не дав ей опомниться, он в свою очередь попросил прощения:
  - И ты, сестричка дорогая, прости меня, дурака старого, за всё, и за это тоже...
  Я восхищённо крутанул головой.
  - Ну Пантелей!...  Ну-у-у....
  Подходящего слова, с наскоку я так и не нашёл. Одно верно - без таких людей жить скучно и пресно...