Серенада

СЕРЕНАДА

Там, на верхушках шумных берёз, делавших томительный полумрак долгой аллеи ещё более загадочным, гуляло заходящее солнце. Рябые стволы розовели в его последних лучах, а листва постепенно меняла свой оттенок. Внизу царил вечер, загадочный и тихий. Особую прелесть придавал ему тёплый воздух, стелившийся с широкого поля. Тягучие куски его смешивались с прохладой вечерней аллеи и растворялись вокруг. На востоке высыпались звёзды, а запад ещё догорал, окрашивая высокие лёгкие облака в быстро меняющиеся цвета: от нежного розового до сероватого. Но наступление звездного Востока было стремительным. Было тихо. Дальние шорохи приблизились, рассказывая о чём-то ещё непонятном. Ночь медленно входила в сад…
– Пожалуйста, к чаю! – послышалось с освещенной веранды приглашение, так безадресное, брошенное в густую темноту сада.
– Идём, идём, – последовал ответ Нины, и мы, оставив трепетное ощущение мирового покоя, взошли на крыльцо.
– Как вечер? Не правда ли, чудесен! – встретил нас вопросом, а затем утверждением, Аркадий Ильич. Он наливал чай из большого медного самовара, одновременно поглядывая на нас, ожидая реакции.
– Правда, правда! – откликнулась Нина, продолжая держать меня за руку.
Веранда была густо освещена приятным светом оранжевого абажура, что придавало всему теплоту и радостное ощущение. Самовар доминировал на широком столе, среди чашек, блюдец, ваз с вареньем, корзинок с баранками и фруктами. Стеша суетилась вокруг стола, причитая и охая. Марья Даниловна бросала ей: «Ну, хватит, Стеша, угомонись уже», – но та, как бы и не слышала её, продолжала своё дело. Аркадий Ильич положил свою руку на руку Марьи Даниловны, посмотрел в её темные глаза, и та умолкла. «Пусть», – шёпотом попросил Аркадий Ильич. Мы сели подле Марьи Даниловны. Та, повернувшись ко мне, пристально посмотрела на меня, молча. Я отвёл глаза, увлёкшись чайными приборами, но сохранил проницательность взгляда её бездонных вопрошающих глаз.

Чаепитие было приятным. Сумерки сада делали освещённую веранду несколько загадочной, и казалось, что это светлое пятно сада совершенно из иного мира. Всякий раз, как я всматривался в загадочную темноту сада, мне чудилось, что мы сейчас в невесомости пространства. Марья Даниловна продолжала изучать меня, бросая короткие взгляды, и всякий раз, молча, обращалась к Аркадию Ильичу.
Когда Стеша унесла самовар, и процесс чаепития почти окончился, Нина, предупреждая возможные вопросы, обращаясь к Марье Даниловне, произнесла:
– Мамочка! А мы пройдёмся по аллее. Ещё рано ложиться. И сон не идёт. – Марья Даниловна хотела было ответить, но Аркадий Ильич опередив её, согласился:
– Конечно! Идите, идите. Вот какая тишина и покой! Ночь была таинственна. Где-то там, в глубине аллеи, притаились тени, закрывая пространство, и казалось, что кто-то настороженно следит за всем, зная все тайны. Тишина необычно оглушала. И только случайные крики птиц да цикады растворяли эту плотную, сгустившуюся, загадочную тишину.
Рядом, из соседской дачи, послышались резкие звуки хлопанья дверей, громкий шёпот, и слабые рыдания. Две фигуры появились у калитки, выходящей в аллею, и остановились, вглядываясь в темноту с некоторой нерешительностью людей, ещё не принявших решение.
– Ну, Соня! Будет! Куда сейчас ты собралась? Ведь ночь… - послышался дрожащий мужской голос.
– Ах! Оставь меня, – резко ответила Соня, и громкие рыдания заполнили тишину.
– Успокойся, успокойся, – твердил мужской голос, но рыдания продолжались.
– Соня, ты куда? Постой, – рыдания постепенно стихали, видимо Соня убегала всё дальше и дальше. И снова загадочная тишина ночи привычно растворилась вокруг.
– Что бы это могло быть? – шёпотом спросил я.

– Ты знаешь, – так же шепотом и с некоторым недоумением произнесла Нина, – сама не пойму. Такая дружная семья, особенно Соня с её обожанием мужа. Нет! Трудно поверить, если бы сама это не слышала. Да… – и Нина пристально посмотрела вглубь темноты аллеи. Тишина продолжала оглушать.
– Мама часто ставила мне в пример взаимоотношения в этой семье. Но, видимо, что-то случилось. Ну, что могло случиться? – Нина умолкла, думая о случившимся, свидетелем чего совершенно непроизвольно оказалась и она. Открытая дверь дачи пропускала в сад пятно света. Пятно растворялось в кустах жасмина, высокой траве, полностью пропадая в густой темноте сада. Открытая калитка как бы ждала хозяев. И точно. Вдали, из глубины аллеи послышались голоса, затем силуэты людей, которые проявились у калитки.
– Прости меня, Соня! Я был неправ. Ты хорошая, ты поймёшь меня, – вопрошающе твердил мужской голос.
– Боже! Как мерзко! – вступил женский голос, – прошу тебя, не делай так больше. Ты ведь знаешь… – калитка хлопнула, и фигуры растворились, растворились и звуки. Соня и её муж вошли в раскрытую дверь, которая продолжала пропускать свет в сад.
– Мы стали невольными свидетелями чужой драмы, – тихо произнесла Нина. – Вот она скрытая сторона жизни…
– Да, ты, Нина, права. Однако, неудобно как-то. Вот так, неожиданно стать участником драмы, скрытым, незаметным. Представляю, какие страсти порой, обуревают, казалось бы, спокойных, выдержанных людей, – заметил я.
– Ты, конечно, прав. Не очень приятное зрелище, – ответила тихо Нина.
Ожидаемая прогулка по ночной тишине не состоялась. Нина и я продолжали стоять, как бы ожидая чего-то.

– Пойдём? – спросил я – но Нина молчала, всё ещё всматривалась в пятно света и в растворённую дверь, за которой скрылись участники драмы.
В это время из дома раздалась тихая музыка. Но необычность случившегося и разлитая вокруг тишина в загадочных полостях темноты вдруг сделали её громкой, успешно спорившей с ночными звуками, отошедшими на второй план.
– Господи! – воскликнула в изумлении Нина, – да ведь это Моцарт! Маленькая ночная серенада! Ты слышишь?
– Да, да! Странно как-то, – недоуменно ответил я.
– А мне нравится! Право, нравится! – снова воскликнула Нина. И верно. Дивная, лёгкая, побеждающая загадочное пространство, строгие тени, щемящую и необъяснимую тишину аллеи, мелодия пробуждала надежду, радость бытия и восторг. Тихий, задушевный, полный обожания жизнью и желания взаимности. Музыка ширилась, покоряя безудержно спящую округу.
– Боже! Как хорошо, – шептала Нина.
– О, да! – вторил ей я.
Оторваться было невозможно. Казалось, иное измерение властвует сейчас над душами. Так продолжалось и продолжалось, пока мелодия не окончилась. И тотчас раздался весёлый смех Сони и радостный говор двоих, полный теплоты, понимания и восторга. Жизнь снова восхищала эту семью. Кудесник Моцарт! Ну как он угадал эту атмосферу тихого восторга и радостного восприятия этой безумной ночи? И что это за лёгкость и игра, вопреки всему: сгустившейся темноте, таинственной тишине, таившей в себе чуткие и необъяснимые страхи чего-то непонятного и глубокого? Пространство, прячущееся за этой темнотой и кажущееся странным, чужим, незнакомым и враждебным только из-за его неопознанности – отступило, освободив место этому лёгкому крылатому ветерку из чистых звуков, льющихся, как серебряные капли святой воды, прямо в душу. Божественная музыка весёлого человека, щедро подарившего её всем! И каждому.

13.04.2014.
 


Рецензии
Вы меня пугаете, Александр!.. Столь смелое, со скальпелем эстета, вторжение в живую ткань... Гармонии... и не боитесь вдруг... сломать чего?))

Спасибо, рад был встрече. Всех благ на долгие лета! С поклоном низким.

Олег Ученик   24.04.2020 10:49     Заявить о нарушении
Благодарю Вас, Олег! "Наломал дров" много, надеюсь, что "костер" обогрел души способные к соучастию и пониманию. Заходите, всегда рад гостям!

Александр Землинский   26.04.2020 10:24   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.