Всех невзгод сильней-2. Глава тринадцатая

Вера Егоровна в сопровождении своей верной дуэньи Клавдии прибыла в городскую квартиру Лялиных в полдень восьмого марта, за пару часов до прибытия остальных гостей, сбор которых был назначен на два часа пополудни. Открывать дверь отправилась Анна Михайловна, попросив детей остаться в гостиной за празднично накрытым столом, над которым вся семья усердно трудилась с шести часов утра.

        Вера Егоровна переступила порог дома своей дочери с надменностью королевы, окинула презрительно-снисходительным взглядом скромную обстановку маленькой прихожей и соизволила скинуть с плеч норковую шубу с видом императрицы, снимающей горностаевую мантию. Анна Михайловна скромно отступила в сторону и показала Вере Егоровне свободное место на вешалке.

        Гостья, явно рассчитывавшая на лакейское поведение дочери, гневно сверкнула глазами, но ничего не сказала. Анна Михайловна повела мать в гостиную, где был накрыт стол, и прибытия бабушки нервно ожидали Берсеневы. Вера Егоровна, изображая величественную поступь, с обиженным видом прошествовала  за дочерью и придирчивым взглядом оглядела обстановку, накрытый стол, решила, что банкет накрыт специально для нее, и самодовольно улыбнулась, но улыбки ее хватило ненадолго.

        Она увидела, как Миша достает из буфета чистые столовые приборы, а Лиза сервирует ими стол, и поняла, что хозяева ждут не только ее. На лице Веры Егоровны появилось выражение недовольства, смешанного с презрением.
 
- Итак, Анна, как  и следовало ожидать, ты живешь в трущобе.

Пожилая женщина опустилась в кресло. Клава ушла на кухню.

- Смотря, с чем сравнивать! Мы живем, как все! Даже лучше многих! –  ответила гостье Елизавета Николаевна.

- Тебя, детка, мать должна была научить не вмешиваться в разговоры старших. Очень жаль, что она этого не сделала.

Анна Михайловна с ужасом заметила недобрый блеск в глазах дочери, но сказать ничего не успела - слово снова взяла Вера Егоровна.

- Мне неинтересно, как живут все. - с театральным пафосом произнесла генеральша. - мне интересно, как живешь ты.

- Да? Давно? - язвительно поинтересовалась Лиза.

- Я что сказала? - обманчиво мягко сказала старуха. - Не лезь в наши с мамой разговоры.

- Лизанька, пожалуйста, веди себя прилично. - тоже обманчиво мягко попросила Анна Михайловна. - Не вмешивайся в наши разговоры.

- Ты считаешь, что неприлично веду себя я, а не твоя мамаша? Однако!..

- Лиза, пожалуйста... - почти простонала мать.

Елизавета Николаевна нервно вынула из пачки сигарету и закурила.

- Она что, курит? – надменно спросила бабка.

- У меня есть имя! – повысила голос Лиза.

- Я не желаю, чтобы она курила в моем присутствии! – приказным тоном заявила Вера Егоровна, сделав вид, что не слышала замечание внучки.

В ответ молча закурил Миша.

- Анна! – снова повысила голос бабка. -  Я не желаю, чтобы кто-нибудь курил в моем присутствии!

В ответ Лиза выдохнула дым в ее сторону.

- Ах, так? – рявкнула Вера Егоровна.

- Да, так! – в тон ей ответила Елизавета Николаевна. – Распоряжаться Вы будете в своем доме! А у нас Вы – гостья, а мы – хозяева, и только мы будем решать, кто и что будет здесь делать, в том числе, и курить, а кто – нет! Ясно?! Кому не нравится – дверь открыта! Мы тридцать лет великолепно обходились без Вашего самодурства – сможем обойтись и дальше.

- Что ты себе позволяешь?! – рявкнула Вера Егоровна.

- Ощипывает тебя девочка. Перышко за перышком, как индюшку. – ответила вошедшая в комнату Клава. – И правильно делает. Давно пора корону с головы снять, а ты все генеральшей себя чувствуешь.

- Я и есть генеральша. – ответила Вера Егоровна.

- Вдовая ты генеральша. – не осталась в долгу Клава. – Да еще и с хорошей звездиной.

- Ты что себе позволяешь? – вскинулась пожилая женщина.

- Ты, Верочка, посиди тихонько, не ерепенься, пока я про тебя родне расскажу все, что ты сама выложить постесняешься.

- Ты совсем забылась? Знай свое место! 

        - И вот так все время. – вздохнула Клава. - Давно уже нет ни генерала, ни почти всех генеральских привилегий, а ты все никак не остынешь. Плохо ты отношения с родственниками начинаешь налаживать, Верочка. Как ты дотяпала такую уютную квартирку трущобой назвать и всю семью обидеть? Кто тебя за язык тянул? У нас с тобой в Кондратьевском переулке жилье похуже будет.

- В Кондратьевском? – удивилась Анна Михайловна.

- Да, Анечка. - ответила Клава. - Прогуляли мамаша твоя и братец Сергей Михайлович все денежки папенькины. Пришлось мамаше сначала продать машину, потом гараж, потом дачу, а потом и до квартиры дошло, когда Сергей Михайлович из окошка по белой горячке сиганул. Продала Вера Егоровна квартиру генеральскую, да и купила небольшую двухкомнатную в Кондратьевском переулке. Там теперь и живем. Обычная голь-моль перекатная, только чокнутая.

- Клавочка, почему ты Сережу называешь по имени-отчеству? Он же вырос у тебя на глазах. – удивилась Анна.

- Мамаша твоя велела. Как папаша помер, так она чудить пошла. Платьев длинных до пола, нарядных, у лучших портных понашила, посуды какой-то дорогущей накупила, побрякушками  старинными обзавелась и начала всем рассказывать, что они ей от бабушки-графини в наследство остались.

- От кого??? – изумилась Анна Михайловна. -  Все мое детство мама с гордостью рассказывала о том, что родилась в крестьянской семье.

- Она там и родилась. Только после папы твоего умом тронулась. Какой-то салон решила у себя сделать для своих подруг. Себя в их присутствии барыней велела называть, а Сергея Михайловича – барином.

- Не может быть! - охнула Анна Михайловна. 

        - Почему не может быть? - продолжила Клавдия. - Очень даже может. Пыль она в глаза своим товаркам пускать хотела Только не нужна она им оказалась сама по себе, без Михайлы-то Федоровича и его знакомств. Сразу без подруг осталась. Вся гоп-компания отказалась с ней дружбу водить.

        - Я всегда ей поражалась. - отозвалась Анна. - Дома – цербер, зверь лютый, а со своими подругами – глупа до наивности. Никак не хотела понимать, что они с ней дружат исключительно из-за того, что мужья вместе служат. Ладно, стукнулась мама лбом об "искренность" подруг. А дальше?

        - Посуду ту сыночек ее, Сергей Михайлович, потом тайком из дома воровал и продавал антикварам по одной плошечке. И побрякушки продал, чтобы водку дорогущую было на что покупать. Он у нас той, которая подешевле, которая для обычных людей продается, брезговал. Только самую лучшую покупал.

        - Тут удивляться нечему. -  заметила Анна Михайловна. - Он другим быть не мог. Сережа был любимым ребенком. Мама его разбаловала до свинства еще при мне.

        - Картины-то, которые дедушка твой, а потом и отец, собирали и берегли, часть Сергей Михайлович продать и прогулять успел, а оставшиеся у нас в Кондратьевском по стенам висят. Ждут, когда Вера Егоровна их продаст, а деньги проест.

        - Разве мама пенсию не получает?

        - Пенсия у нее за генерала очень даже хорошая, могло бы на все хватать и еще оставаться, если бы тратила деньги твоя мамаша разумно. Только она к роскоши привыкла, и деньги давно считать разучилась. Любил ее папа-генерал, до последнего дня баловал, от жизни ограждал. Не подумал, что после него с ней станется. Вот и получилось, что кушать простую пищу наша генеральша отказывается - ей только вкусненькое подавай. Одежду покупает только в дорогих магазинах, а поужинать норовит в ресторане, графиня. Откуда тут денег наберешься? Да ты не волнуйся, Анечка. Мамаша тебе на шею садиться не собирается. Ей оставшихся картин на всю оставшуюся жизнь шиковать хватит. Главное – не обижайся на нее за мотовство.

        - А я не обижаюсь. -  ответила Анна Михайловна. – Не из-за чего.

        - Как же? Неужели тебе не обидно, что от матери ничего толком не останется?

        - Нет. Мне от нее ничего не нужно. Пусть живет, как можно дольше, а потом все, что у нее есть, твоим будет. Ты прописана где?

        - У Веры Егоровны. Как я в Москву из деревни приехала, так она меня и прописала в генеральские апартаменты.

        - Прописала наемного работника? - удивился Миша.

        - Какого работника? - ответила Клавдия. - Верочка мне – сестра сводная, старшенькая. Отец у нас один, а матери разные. Потому и разница в возрасте большая.

        - Чтоооо??? – громко удивилась Анна Михайловна. – Сестра?! Как же ты всю жизнь у сестры в прислугах жила и тычки от нее терпела?

        - Так и жила. Чем от кого-то чужого, лучше уж от сестры…

        - Тетушка, ты же могла пойти учиться, получить хорошую профессию, выйти замуж, ребенка родить, и не одного. Зачем ты свою жизнь ради сестры загубила?

        - Ради твоего отца она свою жизнь загубила. – недовольно заявила Вера Егоровна. – Влюблена была в него, как кошка, вот и предпочла вместо учебы и замужества, всю жизнь обеды ему готовить и сранки стирать, а потом момент улучила и, когда я в санаторий уехала, в постель к нему прыгнула. Думала, что я ничего не узнаю. А когда у нее пузо на нос полезло, она быстро мне все рассказала, да поздно уже было от ребенка избавляться. Сына она папе нашему родила.

        - Когда?

        - Через два года после того, как ты вышла замуж за Лялина.

        - Тетушка, у мамы с головой совсем плохо?

        - Не зови меня тетушкой – я только на пять лет старше тебя. Ты родилась в марте сорок седьмого года, а я последнего довоенного замеса - родилась в марте сорок второго. Клава я для тебя.

        - Хорошо. Так что у мамы с головой?

        - Плохо у нее с головой, ох, как плохо, но сейчас Верочка чистую правду рассказывает. Папа твой ее любил, а я - его. Было кое-что у нас с Михайлой Федоровичем.

        - Ага! - презрительно фыркнула Вера Егоровна. - Кое-что! Уж если начала правду говорить, так выкладывай до конца. Стал твой папаша, Аннушка, фактически двоеженцем.

        - Началось по пьяному делу. - продолжила Клавдия. - Верочка в санатории была, а он пришел в сильном подпитии и силой меня взял. Вот и вышло…

        - Сучка не захочет - кобель не вскочит... - отозвалась генеральша.

        - Верочка и не узнала бы ничего, да понесла я, а убивать ребенка Михаила Федоровича у меня рука не поднялась. Не смогла я взять на душу такой грех. Сыночек у меня от твоего папы родился.  Феденькой зовут в честь деда, Федора Михайловича. Он военным стал, продолжил дело отца и деда-прадеда. Ты теперь со мной знаться не захочешь?

        - Что ты, родная! Я так рада, что ты оказалась моей теткой, а до твоих дел с папой мне дела нет. Брата буду рада принять в нашем доме.

Миша нервно закурил.

        - Немедленно погасите сигарету! Сколько раз Вам повторять, что при мне ни Вы, ни Ваша жена курить не будете?

        - Вера Егоровна! - демонстративно прикуривая, отозвалась Лиза. - Вы хотели провести Восьмое Марта с дочерью, чтобы испортить нам праздник?

        - Анна, приведи в порядок этих двух хамов!

        - Лиза, Миша,.. -  недовольно начала Анна Михайловна.

        - Лизанька, давай не будем мешать маме наслаждаться обществом родни. - предложил Михаил. - Собирайся - мы идем в ресторан.

        - Ты сошел с ума? - воскликнула теща. - Вот-вот приедут гости!


Продолжение следует...