BOZY часть 1 глава 05. 1

Глава 5
Голем, Голем, Голем…… Йо-хо-хо-хо-хо!
Чёрный голем, чёрный голем
Под окном шатается.
Чёрный голем, чёрный голем
Что-то мне не нравится…
(Народная песня)
<1>
Павел в год деревянной свиньи.
Одесса июнь 1935 год
Главная беда России – не дураки и не дороги, а продажные, коррумпированные бюрократы. Стране требуется новое чиновничество, гражданская гвардия, столь же неподкупная и верная государству как преторианцы древнего Рима.
(эпиграф из книги Дмитрия Казакова «Без вариантов»)

Кадры решают всё.
Сталин

Наше поколение (их уж мало в живых) буквально было навозом для будущих родов. Потомки наши не смогут никогда понять, что пережито было нами. Достойное по делам нашим восприняли. Что-то вы воспримете? А едва ли вы лучше нас. Да избавит вас Господь от нашей участи!
Игумен Никон Воробьёв
   

Говорят,  древние греки подстроили своим врагам пакость, соорудив деревянного коня и с тех пор Троянский конь стал символом коварства и обмана. Впрочем, война и обман это естественная цепочка ассоциаций.  1935 год был годом деревянной свиньи (впрочем, об этом я узнал позже). Кому и кем была предложена эта деревянная позолоченная свинья, нетрудно было догадаться.
В 1935 году в Москве проходил Первый Всесоюзный съезд стахановцев. И выступая на нем, Сталин произнес: "Жить стало лучше. Жить стало веселей". Слова эти стали визитной карточкой эпохи. В том смысле, что на словах – одно, на деле - другое. В любом словаре фраза приводится как пример ложного оптимизма и сарказма.
Как пели тогда мои друзья на идише:
Dos lebn iz gevorn beser, 
Dos lebn iz gevorn freilech, 
Gei ich mir a tentsl 
Mit main troyke meidlech.
Жить стало лучше, 
Жить стало веселей, 
Я иду на танцульки 
С моей тройкой девочек!
М-да: «Жить стало лучше, жить стало веселее». Конечно же  эти слова были правдой…  Хотя без главного уточнения - "КОМУ" - Кому лучше-то, кому - веселее-то? Вроде, тоже бесполезно спорить. Оказывается, речь идет о всех. О всех, кто остался в живых после голода 1932-1933-х годов. О тех, кто впервые в 1935 году увидел нормальную буханку хлеба. Очевидный же факт. Закончился ужасный голодомор, уже с января 1935 года отменили карточки на хлеб.  Сталин  был хороший психолог. На бытовом уровне. Говорил то, что людям приятно и хочется услышать. То есть с умным видом очевидные вещи. После черной полосы - первых лет коллективизации - наступила серая. Люди перестали умирать с голоду. Понятно, что это лучше.
Но так как Товарищ (именно так, с большой Буквы) Сталин был практик, то, учитывая, что речь была на съезде стахановцев, у фразы был вполне рабочий вывод: "А когда весело живется, работа спорится... Если бы у нас жилось плохо, неприглядно и невесело, не было бы никакого стахановского движения". Вот, теперь пожалуйста, думайте. Когда человек лучше работает. Когда ему больше платят, или когда ему просто "хорошо и весело"?
Впрочем, начало моего рассказа чуть раньше рекорда Стаханова, месяца этак на два.
Меня зовут Павел Григораш, первое – это имя, второе – фамилия. Вообще-то фамилия моя – Уразов, но по понятным причинам, чтобы, не дай Бог, не спутали с  князьями Уразовыми, мама моя, урожденная Женя Файнштейн, взяла фамилию моего отчима, соответственно еённого второго мужа, и меня на эту фамилию переписала. Отчим мой – большой чин, чуть ли не генерал в Органах. Вам, кверикам, непонятно, что такое Органы (ударение на первое «О»), и почему я пишу это слово с большой буквы, – это некая страшная организация, что-то вроде испанской инквизиции, или советского гестапо – А плюс Б и все в квадрате (это я теперь, безродный космополит-эмигрант так храбро говорю, а тогда все этих самых Органов жутко боялись, больше чем вы Бога и дьявола вместе взятых!1).
Впрочем, мой отчим имел к «палачам народа» весьма косвенное отношение, будучи по натуре историком и этно-лингвистом (как мы сказали бы теперь), он работал криптографом, то есть специалистом по шифровке-дешифровке разных сообщений. От него я унаследовал нездоровую страсть к исследованию неисследованного и разгадке загадочного, которая немало мешала мне в жизни. Про отца мне рассказывали сказочку о геройски погибшем летчике-испытателе, но никогда не сказывали подробностей, из-за чего я сообразил, что меньше знаешь – крепче спишь, и вообще дольше живешь.
Мамаша моя тоже была членом некоего секретного научного учреждения, как у нас называли – почтового ящика. Я же был молодой разгильдяй откосивший из армии (при таких-то родителях по состоянию здоровья – близостопия и  плоскорукости… Ой, простите…, -  плоскостопия и близорукости высокой степени. Отсюда не сложно себе представить меня в виде этакого косолапого увальня – худого очкарика,  добродушного до безобразия (это внешняя маска), однако себе на уме, упрямого, погруженного в комплексы и самоанализ, обидчивого  и весьма. При всем при том, я  слыл в обществе добродушным незлобивым простачком (этаким рубахой-парнем и шутом любого коллектива), умудрился быть инструктором ОСоАвиаХима (общества содействия Армии, авиации и химии – в общем, химиком, по-нашему) и готовился поступать в местный медин, то бишь – медицинский институт. 
Жил я самостоятельно, что являлось в те времена большой роскошью,  в квартире на Базарной2 во внушительном, старой постройки, трехэтажном доме, в коммуналке, с общей кухней и туалетом, однако же в большой комнате с выходом на чердак, где обустроил себе вторую комнатку, типа рабочий кабинет...
Что такое коммуналка? Это еще одно непонятное вам слово – ну, в общем, когда в одном блюде перченое сало, мороженое и клубничное варенье с хреном. Вначале (это при старом режиме) квартиры в Одессе строили в расчете на нормальное человеческое проживание. Затем, после революции и, особенно, после голодомора, хотя народу весьма в стране поубавилось, в города хлынули бывшие селяне-лимитчики и всякая шушера, отчего жить стало весьма тесно и небезопасно. Посему буржуйские квартиры стали вновь «уплотнять», потому в одной квартире поселялось насколько семей, примерно по одной семье на каждую комнату, а туалет и кухня, как говорил, были общими. Подробности можете прочесть у Ильфа и Петрова, так что не буду об этом распространяться. В коммуналке, где я имел счастье обитать, было еще неплохо – сосед мой слева – Степаныч, часовщик и кулибин-самоучка, вообще-то его звали Карл Августович Стивенсон, ну а Стивенсон как раз  и переводится, как Степаныч. Был он типа шведо-финн с семиткой внешностью, тихо помешанный на всякой мелкой технике. Большую часть его маленькой комнаты занимал дубовый стол, на котором, в живописном беспорядке было набросано невесть что - масса колесиков, шестеренок, винтиков и шпунтиков. Но главной вещью,  вызывавшей у меня лютую зависть, был большой бинокулярный микроскоп,  с  револьверным (то есть поворотным набором объективов) и микроманипуляторами по сторонам. Стены же завешены были часами разных форматов и видов, причем все ходили и показывали разное время. Кроме буфета, в котором также на полках лежали сотни часов, а в ящичках в бумажных кулечках – детальки к ним, в комнате была старая железная кровать с продавленной панцирной сеткой, заправленная солдатским одеялом. Питался Степаныч на кухне, весьма не регулярно, впрочем, в перерывах между пароксизмами творчества.
Второй сожительницей нашей квартиры была тихая городская сумасшедшая  - Галя – девица лет тридцати, рыжая и веснусчатая, с толстыми ногами и длинной косой, весьма странная, но видал я ненормальных и похуже, особенно среди «батиных» сотрудников. Галя же состояла на учете на Свердловке и имела вторую группу по эпилепсии и лунатизму, хотя припадки за все время я видел у нее не больше двух-трех раз. Живя в таком сумасшедшем доме, я оставался весьма трезвомыслящим хлопцем, и хотя был, как и все, комсомольцем, поступать в партию не торопился, по рассказам отчима зная, какой готовится сезон охоты среди партийных, под лозунгом «чистки рядов».
………
Лето в тот год выдалось необычайно жаркое, (еще только 10 июня, а температура уже за тридцать!), и я проводил время по большей части, с утра на пляже, а затем с книжкой в руках в тенечке под дикими оливами на склонах, штудируя анатомию, биологию, и другие науки, которые, по мнению отчима, помогли бы мне устроиться на вольную жизнь студента медина.
Я шел и мурлыкал песенку из только что вышедшего на экраны фильма Новый Гулливер: «Моя лилипуточка»…  Дело было к вечеру, собирался я уже выкупаться при лучах заходящего солнца, как вдруг на склоне ракушняковой осыпи я увидел «стройную» фигурку цвета шоколада» с рыжей знакомой косой. Балансируя на склоне, цепляясь за камни правой и размахивая левой рукой, занятой сеткой-авоськой, сквозь которую виднелись знакомые «степанычевы» бумажные кульки,  перебирая своими слоноподобными ногами с грацией бегемота восьмипудовая наяда в ситцевом платье, однако, быстро передвигалась к росшим на чудом уцелевшем от оползня кустам. Затем, оглядевшись, исчезла, будто растворилась.
Мне сразу расхотелось купаться. Жажда приключений охватила меня.
Ждать, к счастью, пришлось недолго. Тихая городская сумасшедшая Галя вскоре появилась, уже без авоськи, и быстро проделала обратный путь.
Помедлив еще немного, я двинул к заветным кустам. Раздвинув ветви, я очутился в пещере Алладина. В большом гроте стояли три сундучка. Было уже темно, но, к счастью, на одном из них стоял подсвечник со свечой и спички. Прямо как в сказке про братьев разбойников.
Дрожащими руками я зажег свечу и, открыв первый сундучок, увидел часы. Множество часов, похожих на командирские – светящиеся стрелки на синем циферблате с красной звездой и «шестеренкой» по ободу. Я быстренько наполнил карманы парусиновых штанов.
Затем открыл второй сундучок – он оказал забит золотыми часами и часиками. Тут я понял, что это наверняка логово контрабандистов, и надо спешить, чтобы не попасться. Я быстренько вывернул карманы, от чего содержимое их раскатилось по полу, и стал запихивать в них часики из драгметалла. Всё происходящее стало напоминать мне читанную в детстве сказку.
Потому, еще не завершив начатое, я потянулся к третьему сундучку. Я уже ожидал чего-то подобного. Там были золотые и, вероятно, платиновые часы-луковицы с бриллиантами и прочие часики-брюлики, скажем, в виде известных мне по Эрмитажу яиц Фаберже.
Когда я выбрался наружу, совсем стемнело, и я, едва не навернувшись на склоне, выкарабкался-таки наверх.
Но приключения мои на этом не кончились.
Наверху меня поджидал некий «жлоб с деревянной мордой» и «агромадным» револьвером в руке.

- Ай, яй, яй, молодой человек, ну шо вы себе-таки позволяете, - осклабился он золотыми фиксами,  дыша перегаром дешевого табака в мое вспотевшее лицо.
- Простите, я больше не буду, - взвизгнул я непритворно, в то же время напрягая соображалку.
Все промелькнуло в моей голове в долю секунду, раз в десять быстрее, чем о том можно рассказать. Я вспомнил о Боге, острая жалость за бесцельно прожитые годы затопила меня. Сразу вспомнилась заповедь – не укради. Затем, почему-то о том, что нужно подставить вторую щеку.
И тут, словно короткое замыкание осияло мою бедную утомленную августовским солнцем голову. Я вспомнил, как трактовал эту заповедь наш инструктор по боксу – «Если тебя ударили по щеке, подставь вторую щеку, и, когда он размахнется, врежь ему снизу в челюсть».
Что я и сделал. А так как в моем кулаке было зажато полуфунтовое яйцо Фаберже, мой златозубый оппонент, смешно взмахнув руками, выпустил пушку и покатился по склону вниз. Я, соответственно, двинул в противоположную сторону.
Как говорится – «По склону вверх король пошел, ведя свои полки. По слону вниз король сошел, но только без полков».
***
Если вы думаете, что придя домой, я немедленно начал рассматривать свои трофеи, то вы глубоко ошибаетесь. Я так устал и был нервно истощен свалившимися на мою бедную еврейскую голову приключениями, что ссыпал всю добычу в коробку из-под обуви, задвинул ее под кровать и тотчас уснул, даже не раздевшись.
Проснулся я поздно, часов в одиннадцать, дико болела голова, словно с бодуна3, во рту все высохло и произошедшее вчера казалось тяжелым сном. Я ощупал неизвестно откуда взявшуюся шишку на затылке, вышел в общую кухню и напился из-под крана. Тут в квартиру без звонка и стука ворвался мой старый приятель. Видно кто-то в этот момент выносил мусор и не закрыл дверь, не знаю как этот тип смог просочиться сюда. Это был Иван Мохорот, ражиссер местоной киностудии и писатель-детективщик. автор известных книг «Реквием по покою» и «Уроды с милыми лицами». Кстати, из-за этих уродов он года через три отправился валить лес лет на десять, но это уже другая история.
Сразу взяв быка (то есть меня) за рога, он потянул меня в «Гамбринус»4 обмывать свой гонорар. Избавился я от него часа в три. Было очень жарко, но в голове после пива немного посвежело, и я отправился на поиски «пещеры Али-бабы» Но видимо этот день начертан был на небе как невезучий. Едва я приблизился к берегу, как раздался гул и грохот, почва под ногами заколебалась, и огромный кусок берега съехал в море. Угадайте с трех раз… Да, как раз в том месте, где была эта заветная пещера.
Тут же, как всегда собралась толпа зевак. Одни говорили, что это землетрясение, такое, как было недавно в Крыму5, когда вспучилось море, и от избытка сероводорода горело море, с берега было видно зарево, а многие рыбаки таки сгорели заживо, кстати, именно потом и написал известный писатель стишки, вроде такие – «море Черное горит, выскочил из моря кит»…. Хотя киты у нас не водятся. Кто-то добавит, что ходил как-то в Японию и там после таких землетрясений бывает опасная волна, кажется, называется «цур-с-нами», а потому лучше от берега держаться подальше.
Другие, что оползни у нас всегда были часты и «куда смотрят власти», скоро вся Одесса уйдет на дно моря, а Оперный театр уже и сейчас потихоньку проваливается. Иные утверждали, что взорвалась приблудившаяся мина еще с империалистической войны, которую прибило к берегу.
Но я-то понял, что это контрабандисты взорвали пещеру, в которой я давеча побывал.
Тут среди толпы я заметил старого знакомого с деревянной мордой, который бочком-бочком, раздвигая зевак, медленно продвигался ко мне…
Ну, я и дал деру. А вы что бы делали на моем месте? То-то же.
В общем, срезая углы, я очутился в проходном дворе. Опаньки! На выходе из двора стояли двое, перегородив проход. А сзади неспешно продвигался покачивающейся походкой старый мой знакомый. «У них походочка, как в ж-пе лодочка»6, еще успел сострить я, но потом мне уже стало не до шуток. Сначала я побыл боксерской грушей, потом футбольным мячиком. Футболисты с большого двора долго обрабатывали меня ногами, приговаривая «Где фервольтендкришталь, урод!? Где фервольтендкришталь7?»
- Какой февральский кристалл? Не знаю такого! Ой, дяденьки не надо! Я больше не буду! Ой!
Но уроды не слушали меня и все вякали свое, - «Верни фервольтендкришталь! Верни фервольтендкришталь!»
 Я не знал, что это такое, но догадывался, что это как-то связано с моими давешними находками. Как я пожалел тогда, что не рассмотрел эти находки подробнее.
Впрочем, размышлять мне было некогда, и не к месту… В голове стало мутиться…

-------------------------------------------------------
1 В 1934 году система органов госбезопасности претерпела очередную реорганизацию. Постановлением ЦИК СССР от 10 июля 1934 года "Об организации НКВД СССР" на базе ОГПУ образован общесоюзный Народный комиссариат внутренних дел. Структура его первоначально мало чем отличалась от бывшего ОГПУ.
     НКВД СССР состоял: из Главного управления государственной безопасности (ГУГБ); Главного управления рабоче-крестьянской милиции (ГУРКМ); Главного управления пограничной и внутренней охраны; Главного управления пожарной охраны; Главного управления исправительно-трудовых лагерей (ГУЛАГ); Административно-хозяйственного управления; Финансового отдела; Отдела актов гражданского состояния; Секретариата и аппарата Особоуполномоченного. 5 ноября 1934 года при наркоме внутренних дел СССР было организовано Особое совещание. В состав ГУГБ НКВД СССР вошли основные оперативные подразделения бывшего ОГПУ.
    Постановлением ЦИК и СНК СССР от 26 ноября 1935 года для сотрудников ГУГБ НКВД введены специальные звания: комиссар государственной безопасности (ГБ) 1 ранга, комиссар ГБ 2 ранга, комиссар ГБ 3 ранга, старший майор ГБ, майор ГБ, капитан ГБ, старший лейтенант ГБ, лейтенант ГБ, младший лейтенант ГБ, сержант ГБ.  Постановлением ЦИК и СНК СССР от 26 ноября 1935 года установлено звание "генеральный комиссар госбезопасности", которое имели последовательно три наркома внутренних дел СССР: Г. Г. Ягода, Н. И. Ежов и Л. П. Берия.
     По значимости звания сотрудников госбезопасности были иные, нежели в армии. Например, звание "старший лейтенант ГБ" соответствовало воинскому званию "майор", "капитан ГБ" — воинскому званию "полковник", "майор ГБ" соответствовало воинскому званию "комбриг" и т. д. Во время Великой Отечественной войны спецзвания претерпели некоторые изменения. Как таковые они просуществовали до 9 июля 1945 года, когда были уравнены на соответствующие им воинские звания.
2 После смерти Кирова переименованной в ул. Кирова
3 С похмелья.
4 Известная одесская пивная.
5 В 1928 году, кажется.
6 Перефраз образ из известной песни «…у них походочка, как в море лодочка…» имеется в виду походка моряков.
7 Der verwaltende Kristall - Управляющий кристалл (нем.)