Ведьма

ВЕДЬМА
- С легким паром! – пожелала мне с порога бабушка Маруся, как только я, раскрасневшийся, с полотенцем через плечо, переступил порог избы: - Как банька? Парку-то хватило? – заботливо поинтересовалась старушка.
- С избытком, - выдохнул я, пройдя вперед и приземлившись на диван, над которым исправно тикали старенькие настенные часы.
- Ну, ты дух-то переведи, а я чайку вздую, - засуетилась моя хозяйка, к которой я в очередной раз приехал в отпуск на две недели.
- Да не суетитесь вы, бабушка Маруся, - попросил я, чувствуя, как колотится сердце  в груди: - Знаете же, идти мне пора. Сейчас обсохну, переоденусь и пойду в бригаду к Федору на день рождения.
- К Федору в бригаду, - пробубнила себе под нос добрая старушка, зажигая газовую конфорку, и устраивая железный чайник на плите: - Сдался тебе этот Федька, - недовольно бросила она через плечо: - Нашел с кем водиться. Беспутный он. На месте не сидит. Сколько уж работ сменил. Да и к бутылке приложиться любит.
- Бабушка Маруся, - выдохнул я: - Ну ведь не могу я ни с кем не общаться.
- А, так общайся, - вышла из маленькой кухоньки хозяйка дома: - Я ж разве супротив? Бригадир вон у нас хороший человек, председатель опять же из образованных. А ты связался  с этим, прости Господи.
- Ваши бригадиры и председатели заняты круглосуточно, а с Федором у нас интересы общие, - пояснил я.
- Интересы, - бабушка Маруся поправила белый платочек, и без того безупречно сидящий у нее на голове: - На рыбалку или по грибы не с кем, что ль больше сходить?
- И это тоже, - протер я полотенцем насухо волосы: - Да и поговорить с ним можно. Знаете сколько он историй разных, порассказать может? А бригадир с председателем только об удоях и уборочной думают.
- Ну, историй я побольше Федькиного поведать тебе могу. Сам об том знаешь, - устраиваясь на крашеном табурете, успокаиваясь, проговорила бабушка: - Знаю, что нравятся тебе мои побасенки.
- Что ж вы так Федора-то невзлюбили? – поднимаясь с дивана, и подходя к подвешенному под потолком зеркалу, поинтересовался я.
- А чего его любить? Не пряник, чай, - вновь насупилась моя хозяйка: - Ладно, уж, собирайся, - милостиво разрешила она, глядя на то, как я, причесавшись, надевал легкую хлопковую рубашку: - А  я сказать тебе кое-чего хочу. Слушай меня одним ухом.
- Очередная байка? – уточнил я, застегивая пуговицы.
- Байка – бабайка, - добродушно передразнила меня бабушка Маруся: - Правду говорю. Ни чего не выдумываю.
- Я слушаю, - обернувшись к ней, с готовностью, произнес я. Честно признаться, я очень люблю рассказы моей доброй хозяйки. О чем бы она ни говорила, о послевоенных временах, поверьях или перестройке, ее плавную речь можно было слушать бесконечно.
- Как в бригаду-то пойдешь? – неожиданно огорошила старушка меня, как мне показалось, совершенно неуместным вопросом.
- До конца села пройду, а там тропой вдоль речки, - растерянно обозначил я свой предстоящий маршрут: - Не окружной же дорогой топать. Слишком долго получится.
- Долго, да, может безопаснее, - эти слова хозяйка произнесла, как бы между прочим, но я-то уже давно понял, что таким образом она просто подогревает мой интерес к своей очередной истории.
- А, что может быть опасного в вечерней прогулке по деревне? – осмотрев свое отражение в зеркале, и возвращаясь обратно к дивану, поинтересовался я.
- Возвращаться-то, поди, затемно будешь? Той же дорогой? – прищурилась бабушка Маруся.
- Ни как в толк не возьму, к чему вы клоните? – усевшись на свое прежнее место, задал я очередной вопрос.
- Сколько раз уж по той дороге ходил? Видал, наверное, крайний дом на конце? – старушка поправила передник на коленях.
- Ту заброшенную избушку? – догадался я.
- Ее самую, - кивнула в ответ моя собеседница.
- И, чего же может быть опасного в заброшенном доме? – заинтересовался, чувствуя, что речь пойдет о чем-то потустороннем.
- Слышал, кто тама живет? – продолжала засыпать меня вопросами бабушка Маруся.
- Вы хотели сказать, кто там жил? – поправил я старушку.
- Что я хотела сказать, то я и сказала, - припечатала моя хозяйка.
- Нет, не слышал, - признался я.
- Что ж это? И Федька твой тебе ни чего не сказывал? – подначила меня бабушка Маруся.
- Да не слышал я ни чего про этот дом. Сказал же, - не сдержался я.
- Акулинкин дом это, - выдала бабушка, решив, что достаточно уже продержала меня в напряжении.
- А Акулинка у нас кто? – не понял я, попутно перебирая в голове все рассказы бабушки Маруси. Однозначно, такое имя в них ни когда не фигурировало.
- Ведьма она, - коротко ответила мне бабушка, переведя безразличный взгляд в сторону одного из окон.
- То есть, была ведьмой, - предположил я.
- Почему была? – изобразила на лице искреннее удивление моя хозяйка: - И есть.
- Но дом-то заброшенный, - напомнил я: - Не живет там никто.
- А Акулинка где, по-твоему, обитает? – совсем запутала меня бабушка Маруся.
- Но, там точно никто не живет. Сколько раз я проходил мимо той избы. Дом старый, заросший, покосился весь, - настаивал я.
- Я в девчонках еще ходила, - пустилась в воспоминания старушка: - А Акулине уже под сто лет было. Сейчас, наверное, за двести перевалило.
- Как так? – опешил я: - Столько не живут.
- Обычные люди не живут, а она ведьма. Сказывала же, - напомнила бабушка Маруся: - Слыхала я, будто родилась она двадцать девятого февраля. А, значит, что? За четыре года земных, ей только годок набегал.
- Если бы так было, то все, кто родился  в этот день, долгожителями бы были. Ваша Акулина не единственный человек, кто в високосный год родился. А это не так, - попытался я рассуждать с позиции здравого смысла.
- Не слушаешь меня что ль? Говорю же, ведьма она. В полнолунную полночь приходит она к себе в дом и зазывает к себе любую живую душу. Путника ли проходящего, собаку бездомную, в самом крайнем случае, птицу перелетную. Жизнями она их питается. Вот и живет без сроку. Давно уж известно в наших краях. Сгинул кто, знай, Акулинка забрала себе, - поведала мне страшную тайну хозяйка.
- Бабушка Маруся, вы, что меня решили таким образом запугать для того, чтобы я к Федору на именины не пошел? – осторожно осведомился я, опасаясь, что сейчас старушка осерчает на то, что я не принял ее слова на веру.
- Дак, кто тебя держит, милок? – деланно удивилась хозяйка: - Ступай с Богом.
- И полнолуние сегодня к случаю случилось, - хитро улыбнулся я.
- Иди, иди, ужо не засиживайся, аменинник, поди, заждался, - засуетилась бабушка Маруся.
В этот момент на кухне засвистел закипевший чайник.
Бабушка поднялась со стула, и поспешила в чулан, а я аккуратно сложив полотенце, повесил его на спинку дивана, и направился к выходу.
- Куртку накинь, - донеслось мне в след: - Ночи нонче студеные.
Посидели мы в бригаде в тот вечер с мужиками знатно. Болтали обо все подряд, начиная от непростой по нынешним временам деревенской жизни и заканчивая политической обстановкой в стране и мире. Первым на промятом топчане захрапел именинник Федор. Постепенно деревенский самогон сморил и всех остальных. Я благоразумно воздерживался от чрезмерного возлияния, но, в конце концов, почувствовал, что и у меня в голове мысли начали путаться.
- Василий Гаврилович, - посмотрев на наручные часы, обратился я к сторожу, который еще находился  в сознании: - Пойду я, пожалуй. Поздно уже. Пора мне.
- Ну, ступай, - разрешил мне плотного телосложения Василий Гаврилович: - Пойдем, провожу до порогу. Покурю заодно.
Мы вышли на улицу и остановились. Сторож закурил папиросу, и с наслаждением выдохнул струйку вонючего дыма.
- С дороги не собьешься? – предусмотрительно поинтересовался Василий Гаврилович, всматриваясь в непроглядную темноту.
- Не должен, - беззаботно заявил я: - Сколько уж раз, сюда прихожу.
- Ну, тады доброго пути тебе, - пробасил мужик.
- Василий Гаврилович, скажите, а у вас в деревне проживает Акулина? – задал я давно интересующий меня вопрос.
- Не видал я ее, - в очередной раз затянулся сторож.
Повисла тягостная тишина. Я ждал, что мой собеседник, скажет что-нибудь еще, но он только молча попыхивал папиросой.
- Ну, до встречи, тогда, - нарушил я тягостное молчание, и протянул руку.
- До скорой встречи, - пробасил мужик, и ответил мне рукопожатием: - Бабушке Марусе привет передавай.
- Непременно, - пообещал я, и поспешил по плохо просматриваемой, в темноте августовской ночи, дорожке.
Ночь, как и предостерегала меня бабушка Маруся, оказалась довольно прохладной. Не смотря на выпитое мной горячительное, я кожей ощущал прохладный ветерок. С неба на меня смотрели желтые звезды, которые вытягивались в молочный млечный путь, а круглый диск луны довольно сносно освещал мне путь.
По левую от меня сторону журчала речка, а по правую стрекотали в траве цикады. Пахло скошенной травой и влагой.
Довольно быстро я добрался до косогора, взобравшись на который, оказался у первого, особняком стоящего от всей остальной деревни, старого покосившегося дома.
Самым удивительным было то, что окно заброшенной избы светилось изнутри неровным светом.
Я подумал, что это местные, либо приезжие дети забрались в старый дом, и устроили в нем посиделки, используя в качестве освещения свечи. Решив проверить свою догадку, я приблизился к светящемуся окну, и, насколько позволяло пространство, заглянул внутрь. То, что я увидел, поразило меня до глубины души.
Источник света мне разглядеть так и не удалось. За то я отчетливо рассмотрел печь, стоящую около входной двери. Белый бок русской печки украшали рисунки, которые произвели на меня неизгладимое впечатление. В память врезалось изображение рогатой морды, широко раскрывшей свою пасть. Мелкие фигурки чертей прыгали вокруг этой самой морды, танцуя какой-то дьявольский танец.
У печи спиной ко мне стояла черная сгорбившаяся фигурка. Как только я перевел на нее свой взгляд, фигура резко обернулась, и в мою сторону уставились черные злые глаза. Старуха, облаченная в темные одежды, протянула вперед длинную руку, и поманила меня скрюченным пальцем.
Я, словно загипнотизированный направился в сторону покосившегося крыльца с провалившимися ступенями. Ноги, казалось, жили в этот момент отдельно от головы. Понимая, что не стоит этого делать, я, тем не менее, покорно шел к входу в заброшенную избу.
Как только светящееся изнутри окно исчезло из поля моего зрения, я заметил, как мне под ноги бросился белый комок. Едва не запутавшись в моем спасителе, я с трудом сохранил равновесие, и с облегчением почувствовал, как ко мне вернулось чувство обладания своим собственным телом.
Осмотревшись по сторонам, я заметил, что в двух шагах от меня злобно выгнув спину, и издавая утробно-урчащие звуки, стоит Мишка, белоснежного окраса кот, проживающий у моей хозяйки бабушки Маруси. Животное, будто бы говорило мне: «Куда ты суешься? Уноси отсюда ноги, пока жив!».
Я поспешно вернулся на дорогу, и не оборачиваясь, почти бегом добрался до дома бабушки Маруси.
Хозяйка, встретив меня  в дверях, участливо поинтересовалась: - Вернулся, ужо? Ну, как посидели-то?
- Спасибо, хорошо, - выдавил я из себя, проходя в сени.
Под столом, возле старого холодильника, сидел белоснежный кот Мишка, который умывался, облизывая лапу, и делал вид, что ни чего не знает о том, что со мной произошло несколько минут назад.
Если уж быть до конца откровенным, то к заброшенному дому я вернулся на следующий день, и осмотрел его при свете яркого дня. Ни чем не примечательная, покосившаяся избенка, стены которой были проедены мхом и плесенью. Заросли крапивы и бурьяна с лебедой вокруг. На крыше просматривались остатки печной трубы. Собрав волю в кулак, я заглянул внутрь дома через чудом сохранившееся в окне стекло. В глаза мне первым делом бросилась русская печь. Не смотря на то, что она была достаточно старой, и тронута начавшимся разрушением, на ее белом боку, повернутом в сторону окна, не было видно ни каких рисунков или изображений.


Рецензии