Всех невзгод сильней-2. Глава тридцать четвертая

Когда Берсеневы открыли входную дверь, им в носы ударило безобразное зловоние.

Они осторожно зашли в квартиру и направились в гостиную, где их взорам предстал редкостный бардак, единственным светлым пятном в котором были  новые стекла в окне и балконной двери. О восстановлении остекления самого балкона и о том, что необходимо было собрать осколки стекол и обломки каркаса, валяющиеся во дворе, и отнести их в помойку, Анна Михайловна явно не задумалась.

 На диване и стульях были разбросаны незнакомые вещи. На полу лежали чьи-то грязные колготки и дамская сумочка. Повсюду валялись осколки оконных стекол и разбитой посуды, шелуха от семечек, кости и чешуя от воблы, шкурки от копченой скумбрии, пустые пакеты из-под чипсов и апельсинового сока, бутылки из-под дорогой водки, красного вина, Кока-Колы и мартини, пустые банки из-под пива, а также фантики от конфет, использованные салфетки и коробка из-под торта.

На ручке дверцы книжного шкафа болталась вешалка с дамским брючным костюмом. На комоде стояло несколько флаконов с французскими духами. На столе, щедро усыпанном крошками, все той же шелухой и рыбными костями, стояла стопа грязных тарелок. Хрустальные бокалы были частично разбиты, частично валялись на столе. Вино из них пролилось на скатерть, и без него заляпанную жирными пятнами.

 В комнате воняло смесью запахов пропотевших чулок, испортившейся скумбрии, селедки, рвоты и французских духов.

Лизе стало дурно, и она пошла в туалет, а Миша остался в гостиной. Он захотел сфотографировать, на всякий случай, найденный срач.

В сортире тоже были грязь и вонь. У Елизаветы Николаевны сложилось такое впечатление, что она попала в привокзальную общественную уборную двадцатилетней давности. Весь унитаз был загажен испражнениями, уже успевшими присхонуть к фаянсу. На полу блестели липкие пятна засохшей мочи.

Ванная комната выглядела не лучше. Ванна была грязной, словно кто-то блевал в нее и не убрал за собой. Раковина выглядела точно так же.

От отвращения Лизу стошнило. Покинув санузел, она, пошатываясь от слабости, пошла в свою комнату, приоткрыла окно и прилегла на кровать, обратив внимание на то, что постельное белье еще никто не сменил. Зашедший вслед за ней в комнату муж открыл шкаф и убедился, что он все еще пуст.

- Лизанька, мамаша еще не поселила сюда Веру Егоровну.

- Вижу. – ответила Лиза. – Белье на постели все еще наше.

- Тебе очень плохо, солнышко?

- Сходи, пожалуйста, в туалет и ванную комнату – тебе будет не лучше.
 
Когда он вернулся из мест общего пользования, тоже подозрительно бледный, Лиза уже начала приходить в себя.

- Что такое могло случиться за три дня нашего отсутствия? – спросила она мужа. – Когда мы утром в пятницу уходили из дома, все было чистенько и аккуратно. С осколками все более-менее ясно – это работа спецназа и Веры Егоровны, но спрашивается – почему мама с Клавдией их не убрали сразу после возвращения домой? Чем они были заняты? Откуда в доме взялся такой бардак, словно здесь гуляла компания буйных алкоголиков, а не три немолодые женщины? Они что, специально его устроили? Зачем?

- Не знаю, но на всякий случай, фотографирую. Давай посмотрим, что они сделали с кухней.


На кухне они нашли еще больший кошмар, чем в санузле.

Три женщины за три дня даже не испачкали, а изгваздали всю посуду, которая в большом изобилии была в доме. Не было ни одной чистой плошки. В загаженной мойке лежала гора тарелок. Столько же, если не больше, "красовалось" на рабочем и обеденном столах.

Посреди кухни на боку валялся открытый мешок с мусором, из которого выпало несколько пакетов из-под чипсов, картофеля фри, слабосоленой семги, а также шкурки от сырокопченой колбасы и копченой скумбрии. В помойном ведре мешка не было, но оно было почти полным и жутко воняло протухшей осетровой головизной. Казан все еще стоял на плите. Когда Лиза приоткрыла крышку, в нос ей ударил запах прокисшего плова.

Елизавета Николаевна разозлилась не на шутку. Ей было вполне очевидно, что бардак в доме устроен не случайно и не от усталости.

Когда Михаил подробно сфотографировал все, что они увидели, потрясенные зрелищем Берсеневы поспешили уйти из смрадного бомжатника, в который за три дня превратилась городская квартира.



Работать Лиза и Миша больше не поехали – сначала съездили на работу к Юлии Николаевне, чтобы услышать ее рекомендации и уладить некоторые формальности, а потом предпочли вернуться на дачу.

        В машине они разговорились.

- Что скажешь? – спросил Михаил у жены.

- Когда ты в пятницу был в городской квартире, этот кошмар уже был?

- Не до такой степени, как сегодня. Места общего пользования еще были чистенькими. В гостиной все было, как обычно на следующий день после банкета, а вот в кухне уже было видно, что процесс превращения дома в помойку уже пошел...

- Срач был организован специально. – ответила Лиза. – От простой расхлябанности и неряшливости так загадить дом за два дня не удастся даже трем сильно пьющим мужикам. Тем более, что за мамой таких вещей никогда не водилось. Особенно "хороши" ванная комната и туалет. Я бы еще поняла, откуда взялась такая грязь, если бы у них в компании были мужики, но последние два дня туалетом пользовались исключительно женщины…

- Мужик мужику тоже рознь. – сказал Миша. - Я всегда стараюсь не промахиваться мимо очка или сразу убираю за собой.

- Какая разница, если после тебя в туалете всегда идеально чисто и сухо? И вдруг такой нежданчик...

- От таких нежданчиков кондрашка хватить может. – проворчал Миша. - Похоже, они чем-то отравились и догадались использовать свое состояние в игре против нас.

  - Бабкина работа! – предположила Лиза.

- Прямо скажем - объем проделанной работы впечатляет! – заявил Миша. - Чтобы сделать нам "сюрприз", старые вороны, похоже, трудились все выходные, не покладая рук и, в прямом смысле слова, не жалея своих животов и задниц. Как только живы остались, "бедолаги"? 

- Аристократки, блин. – снова не выдержала и ругнулась Елизавета Николаевна. – Барыня Вера Егоровна обычную пищу кушать не изволит. Ей только вкусненькое подавай. Их сиятельство у нас воспитания деликатного – они в имении на экологически чистой лебеде выросли.

- Не нервничай, родная. Видимо, у Веры Егоровны весьма своеобразное понятие о деликатесах. Для нас это икра и семга, а для нее – чипсы, скумбрия третьей свежести и полупротухшая осетровая головизна, уцененная даже на ближайшем оптовом рынке.

- "Поужинать норовит в ресторане". - язвительно процитировала Лиза слова Клавдии.

- Она же не уточняла, в каком. - успокоил ее муж. - Я понимаю, если бы она сказала, что генеральша привыкла ужинать в "Арагви" или "Праге", ты бы сейчас удивлялась. А так, где гарантии, что название ее любимого ресторана - не "Макдональдс"?

- Ты серьезно?

- Вполне. Он тоже считается рестораном, и кормят там как раз всякой гадостью.

- Столько всякой дряни сожрали, настоящими деликатесами зажевали и несовместимыми между собой напитками запили, что вполне могли окочуриться. – продолжала злиться Лиза. - Особенно, если учесть их возраст. С кем-нибудь другим так и случилось бы, а эти старые алкоголички отделались всего лишь отравлением. Только дом напрасно загадили…

- Интересно было бы узнать, они водку в пиво наливали или запивали одно другим?

- Мишенька, тебе действительно интересны эти мерзости?

Он невесело рассмеялся.

- Нет, Лисенок, я иронизирую и пытаюсь сообразить, зачем они это сделали и какой реакции на свои "художества" ждут от нас. А, впрочем, какая разница? Все равно они ничего от нас не добьются.

- Нервишки, похоже, помотают. – мрачно предположила Лиза. – Вечером мамаша обнаружит, что мы так и не вернулись с дачи, наслушается советов Ведьмы Егоровны и исполнит нам ораторию для телефона без оркестра.

- Отнесись ко всему проще. Проблемы у них, а не у нас, и посему, нам нервничать не из-за чего, а ораторию до конца слушать вообще не обязательно. Нажали на кнопочку, и отдыхаем.

- О том, что мы сегодня видели бардак, говорить можно?

- Сколько угодно! Пусть тещеньке будет стыдно!



Продолжение следует...