Памяти Ставского

Настоящая фамилия Ставского – Кирпичников. Много ли вы знаете людей, которые меняли бы русские фамилии на еврейские? Наоборот – сколько угодно, а Ставский-Кирпичников такой один. Литературный псевдоним Владимир Петрович взял в честь погибшего на Гражданской войне товарища, и фамилию не посрамил.
Ставский ушёл на войну 18-летним пареньком. Он ровесник века, родился в 1900-м, а его вступление во взрослую жизнь совпало с крутыми переменами в России. Для потомственного рабочего, с 15-лет вынужденного зарабатывать на жизнь тяжёлым трудом, выбор был очевиден. Владимир Кирпичников во главе отряда из таких же молодых рабочих начал борьбу со старыми властями в родных местах: окрестностях Пензы и Саранска. Тогда же он получил своё первое ранение, их в его жизни будет ещё не мало. Гражданскую войну он закончил в Крыму, был разведчиком, ходил в тыл к белым.
После войны Ставский находит себя в литературе и журналистике, выпускает принесший ему известность сборник очерков «Прошли», затем выходят повести «Станица» и «Разбег», посвящённые коллективизации в самых непростых – казачьих – районах. Ставский был участником этого великого перелома, описанного не только им, но и целой плеядой советских писателей во главе с Шолоховым, с которым Ставский был «на ты».
После смерти Горького Ставский становится главой Союза Советских Писателей и в этой должности он останется до своей смерти. Лучшего проводника сталинской политики, чем этот умный и искренний большевик, было не найти. Революционное пламя, горевшее в груди потомственного рабочего, стало причиной грязной клеветы, которой он подвергся после смерти, и подвергается до сих пор.
Широко известный в узких кругах профессор славистики Вольфганг Казак  сформулировал о нём всё, что необходимо знать сегодняшнему адепту общечеловеческих наук: «принимал активное участие в насильственной коллективизации крестьянства и написал об этом фальсификаторские, не имеющие худож. ценности повести: Станица (1926) и Разбег (1930).<…> На С, который во время массовых репрессий в СССР (ГУЛАГ и лит.) занимал высокие руководящие посты, лежит немалая доля вины перед жертвами террора».
В произведениях Ставского, написанных (казак их, видимо, не удосужился прочесть) хорошим литературным языком, чувствуется дух времени. Это, безусловно, яркая, талантливая и искренняя литература. А сам Ставский – недооценённый и незаслуженно забытый советский писатель, который ещё вернётся к нам. Как бы ни корёжило от этого Казака и ему подобных.
Неугасимый революционный огонь бросал Ставского в самую гущу событий. Оставаться в стороне от великих свершений своего народа, наблюдать свысока, прятаться за депутатский значок и членский билет ССП – это было не для него. Если война в Испании – Ставский там в качестве корреспондента «Правды». Если Халхин-Гол, то он там. Затем финская война, затем Великая отечественная… А приезжая в действующую армию рабочий, революционер и разведчик Гражданской войны тоже не мог оставаться в стороне. Фронт для него означал только передовую. Разве мог он, советский человек, оставаться в блиндаже или в штабе, когда бойцы подвергались смертельной опасности? Разве советский писатель имеет моральное право писать о тех, с кем он не ходил в атаку и не мёрз в окопе? Удивительное дело, но председатель Союза писателей, депутат Верховного совета и один из ведущих журналистов «Правды», получил больше ран на фронте, чем когда был разведчиком и командиром взвода…
В Великую отечественную Ставский на фронте с первого дня. В отличие от многих своих коллег, сам лезет под пули, поэтому-то и очерки его, посвящённые ли обороне Москвы или другим событиям, так сильно отличаются от слащавых и наполненных дешёвым пафосом писаний Кривицкого и ему подобных. Ставский писал о том, что видел и что чувствовал.
В 1943 году Владимир Петрович начал писать книгу о новой для себя теме – о женщинах на войне. Он сразу становится своим в роте девушек-снайперов. Опытный 43-летний мужик становится лучшим другом молодых девчонок, дядькой, с которым можно поделиться, и у которого можно спросить совета. Никакой дистанции между ними и «самим Ставским» - маститым правдистом, лауретом премий, депутатом… Девчонки читают ему свои письма из дома, советуются, как лучше написать в ответ. Он рубит им дрова, рассказывает, как варили кулеш на Кубани и подсказывает, что ответить парню в письме. Играет на гармони – он был музыкально одарён.
Четыре месяца Ставский добросовестно делил со своими будущими героинями все тяготы военной службы. И по своему обыкновению, не мог оставаться в стороне от непосредственного участия в бою. 14 ноября 1943г. Ставский вышел на охоту вместе с одной из девушек. Старый разведчик точно не был обузой в таких выходах. Напротив, одной из девушек – Рае Благовой – он сделал перевязку на поле боя и вынес её раненую к своим.
 «Когда замаскировались, -  вспоминала Клавдия Иванова, - Владимир Петрович попросил у меня снайперскую винтовку. Терпеливо ждал, выслеживал противника. И как только один вражеский солдат на мгновение приподнялся над бруствером окопа, выстрелил. Оккупант был уничтожен». Это был не первый выход. Но он стал последним.
Вскоре после возвращения Ставский вновь отправился на передовую, на сей раз к подбитому немецкому танку. И был убит случайной пулемётной очередью…
Ненависть, которую испытывают к Ставскому либеральные пропагандисты с искусствоведческими степенями и без – необычна. Ему не могут простить того, как он жил, как боролся и как горел. Как он был искренен. Ставского обвиняют в том, что он уничтожил Мандельштама. И отчасти это так.

ЗАЯВЛЕНИЕ СЕКРЕТАРЯ ССП В.П.СТАВСКОГО
НАРКОМУ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР Н.И.ЕЖОВУ
О ПОЭТЕ О.Э.МАНДЕЛЬШТАМЕ
16 марта 1938 г.
Уважаемый Николай Иванович!
В части писательской среды весьма нервно обсуждался вопрос об Осипе Мандельштаме.
Как известно – за похабные клеветнические стихи и антисоветскую агитацию Осип Мандельштам был года три-четыре тому назад выслан в Воронеж.
Срок его высылки окончился. Сейчас он вместе с женой живет под Москвой (за пределами "зоны").
Но на деле – он часто бывает в Москве у своих друзей, главным образом – литераторов. Его поддерживают, собирают для него деньги, делают из него "страдальца" – гениального поэта, никем не признанного. В защиту его открыто выступали Валентин Катаев, И.Прут и другие литераторы, выступали остро.
С целью разрядить обстановку О.Мандельштаму была оказана поддержка через Литфонд. Но это не решает всего вопроса о Мандельштаме.
Вопрос не только и не столько в нем, авторе похабных, клеветнических стихов о руководстве партии и всего советского народа. Вопрос об отношении к Мандельштаму группы видных советских писателей. И я обращаюсь к Вам, Николай Иванович, с просьбой помочь.
За последнее время О.Мандельштам написал ряд стихотворений. Но особой ценности они не представляют – и по общему мнению товарищей, которых я просил ознакомиться с ними (в частности, тов. Павленко, отзыв которого прилагаю при сем.
Еще раз прошу Вас помочь решить этот вопрос об Осипе Мандельштаме

Но разве Ставский не должен был уничтожить Мандельштама? Разве мог он, рабочий, воин, писатель и сын своей страны, оставлять в тылу гадину, когда страна готовится к схватке за жизнь? Разве не с такими мандельштамами – сыночками купцов первой гильдии – бились в гражданскую такие, как Ставский? Разве не их – служащих и интеллигентов – вычищали дети рабочих и крестьян из партии в 37? Разве, наконец, чутьё подвело Ставского? Разве будущее не показало, что именно такие как Мандельштам ломали хребет советскому государству. И разве не они теперь пляшут свои бесовские пляски на костях ставских и оплевывают их святыни? И разве всей своей жизнью Ставский не получил право решать судьбу таких людей?
Обвинения Ставского, без которых не обходится ни одно упоминание о нём, однотипны и повторяют и развивают тезисы Казака, приведённые выше. Руководил Союзом писателей, участвовал в репрессиях, плохой писатель… Последнее является прямой ложью. А насчёт того, что руководил и участвовал – так это, как сегодня видно, не минус, а плюс. Есть и другая ложь о Ставском. Едва ли не во всех статьях о нём (в т.ч. и в википедии) письмо Ставского Сталину о Шолохове называется доносом. Это прямой подлог. Достаточно прочитать это письмо, в котором Ставский пишет Сталину как коммунист коммунисту. Письмо наполнено неподдельной тревогой за Шолохова и искренним желанием помочь ему. Но по-настоящему помочь человеку можно лишь, принимая его таким, каков он есть, и не закрывая глаза на его недостатки. Коммунисты Сталин и Ставский это понимают. Современные либеральные пропагандисты – едва ли.

16 сентября 1937г.
В ЦК ВКП(б)
тов. Сталину И. В.

В связи с тревожными сообщениями о поведении Михаила Шолохова я побывал у него в станице Вешенской.
Шолохов не поехал в Испанию на Международный конгресс писателей. Он объясняет это "сложностью своего политического положения в Вешенском районе".
М.Шолохов до сих пор не сдал ни IV-й книги "Тихого Дона", ни 2-й книги "Поднятой целины". Он говорит, что обстановка и условия его жизни в Вешенском районе лишили его возможности писать.
Мне пришлось прочитать 300 страниц на машинке рукописи IV книги "Тихого Дона". Удручающее впечатление производит картина разрушения хутора Татарского, смерть Дарьи и Натальи Мелеховых, общий тон разрушения и какой-то безнадежности, лежащей на всех трехстах страницах; в этом мрачном тоне теряется и вспышка патриотизма (против англичан) и гнева против генералов у Григория Мелехова.
М.Шолохов рассказал мне, что в конце концов Григорий Мелехов бросает оружие и борьбу:
- Большевиком же его я делать никак не могу.
Какова же Вешенская обстановка у Шолохова? Три месяца тому назад арестован б. секретарь Вешенского райкома ВКП(б) Луговой – самый близкий политический и личный друг Шолохова. Ранее и позднее арестована группа работников района (б. зав. рай. ЗО. Красюков, б. председатель РИК Логачев и другие), - все они обвиняются в принадлежности к контрреволюционной троцкистской организации.
М.Шолохов прямо мне заявил:
- Я не верю в виновность Лугового, и если его осудят, значит и я виноват, и меня осудят. Ведь мы вместе все делали в районе.
Вспоминая о Луговом, - он находил в нем только положительные черты; особенно восхвалял ту страсть, с которой Луговой боролся против врагов народа Шеболдаева, Ларина и их приспешников.
С большим раздражением, граничащим со злобой, говорил М.Шолохов:
- Я еще не знаю, как передо мной обернутся нынешние работники края.
- Приезжал вот 2-й секретарь - Иванов Иван Ульяныч, два дня жил, вместе водку пили, разговаривали; как он хорошо говорил. Я уже думал, что он крепче Евдокимова, а вот он врагом народе оказался, арестован сейчас!
- Смотри, что делается! Гнали нас с севом, с уборкой, а сами хлеб в Базках гноят. Десятки тысяч пудов гниет под открытым небом!
На другой день я проверил эти слова Шолохова. Действительно, на берегу Дона в Базках лежат (частью попревшие) около 10.000 тонн пшеницы. Только в последние дни (после дождей) был прислан брезент. Вредители из Союзхлеба арестованы.
Озлобленно говорил М.Шолохов о том, что районный работник НКВД следит за ним, собирает всяческие сплетни о нем и о его родных.
В порыве откровенности М.Шолохов сказал:
- Мне приходят в голову такие мысли, что потом самому страшно от них становится.
Я воспринял это, как признание о мыслях про самоубийство.
Я в лоб спросил его, - не думал ли ты, что вокруг тебя орудуют враги в районе, и что этим врагам выгодно, чтобы ты не писал? Вот ты не пишешь, - враг, значит, в какой-то мере достиг своего!
Шолохов побледнел и замялся. Из дальнейшего разговора со всей очевидностью вытекает, что он допустил уже в последнее время грубые политические ошибки.
- 1) Получив в начале августа письмо (на папиросной бумаге) из ссылки от б зав. рай ЗО Красюкова, он никому его не показал, а вытащил впервые только в разговоре со мной. И то, - как аргумент за Лугового. В письме Красюков  писал, что он невиновен, что следствие было неправильное и преступное, и т. д.
На мой вопрос: снял ли он копию с этого письма? - Шолохов сказал, что снял, но ни т. Евдокимову, ни в райком не давал.
- 2) Никакой партработы Шолохов, будучи одним из 7-ми членов райкома, не ведет, в колхозах не бывает, сидит дома или ездит на охоту да слушает сообщения "своих" людей.
Колхозники из колхоза им. Шолохова выражали крайнее недовольство тем, что он их забыл, не был уже много месяцев:
- "Чего ему еще не хватает в жизни? Дом - дворец двухэтажный, батрак, батрачка, автомобиль, две лошади, коровы, стая собак, а все ворчит, сидит дома у себя".
- 3) На краевой конференции Шолохов был выбран в Секретариат, и ни разу не зашел туда.
В крае (Ростов Дон) к Шолохову отношение крайне настороженное.
Тов. Евдокимов сказал:
- Мы не хотим Шолохова отдавать врагам, хотим его оторвать от них и сделать своим!
Вместе с тем тов. Евдокимов также и добавил:
- Если б это был не Шолохов с его именем, он давно бы у нас был арестован.
Тов. Евдокимов, которому я все рассказал о своей беседе с Шолоховым, сказал, что Луговой до сих пор не сознался, несмотря на явные факты вредительства и многочисленные показания на него. На качество следствия обращено внимание краевого управления НКВД.
Очевидно, что враги, действовавшие в районе, - прятались за спину Шолохова, играли на его самолюбии (бюро райкома не раз заседало дома у Шолохова), пытаются и сейчас использовать его, как ходатая и защитника своего.
Лучше всего было бы для Шолохова (на которого и сейчас влияет его жены родня, - от нее прямо несет контрреволюцией) - уехать из станицы в промышленный центр, но он решительно против этого, и я был бессилен его убедить в этом.
Шолохов решительно, категорически заявил, что никаких разногласий с политикой партии и правительства у него нет, но дело Лугового вызывает у него большие сомнения в действиях местных властей.
Жалуясь, что он не может писать, М.Шолохов почему-то нашел нужным упомянуть, что вот он послал за границу куски IV книги, но они были задержаны в Москве (Главлитом), и из заграницы к нему пришли запросы: - где рукопись? Не случилось ли чего?
Шолохов признал и обещал исправить свои ошибки и в отношении письма Красюкова и в отношении общественно-партийной работы. Он сказал, что ему стало легче после беседы.
Мы условились, что он будет чаще писать и приедет в ближайшее время в Москву.
Но основное - его метание, его изолированность (по его вине), его сомнения вызывают серьезные опасения, и об этом я и сообщаю.
С комм. приветом
Вл. Ставский.

В музее в городе Великие Луки можно увидеть коричневый блокнот с надписью «Депутат Верховного Совета СССР». В блокноте две пулевые пробоины. Это фронтовой дневник писателя.
«10.11.43 г. Прудины. В двух километрах от р. Долысицы под Усть-Долыссы.
Крестьянская изба. Утро. Идёт бой. Грохот выстрелов. Раскаты по лесу. Наши уже отбили атаку двух батальонов пехоты и 7 танков. Но – немцы подбрасывают пехоту на машинах. И наши оставили Пугачиху и Мурзиху. Атака 59-го с.п. захлёбывается. По нашему НП – налёт. Всё гудит. Бугор ходит ходуном. Левее Тетерино на бугре – у опушки леса три ПТО немцев.
И вот – из Тетерино бегут, бегут наши, женщина, на голове белый платок. А из-за бугра выбегают немцы, немцы, немцы. Вон – упал наш, один, другой. Да там и остались – убиты!..»
«Люди, люди-то какие!..
Танки взяли две деревни. Иванов у Святой горы просидел в щели трое суток, корректировал огонь, наблюдал. Узбек Джураев – герой! Связист. Убил из автомата до 20 немцев. Санинструктор Шепеленко. Бой идёт, а он ползает и перевязывает. Раненых – 5, убитых – 2…».
«14.11.43 г. Нина Белоброва убила сегодня 3. Было у неё 13.
Онякова Лидия Андреевна. Сегодня убила 3. Стало 28.
У Белобровой – продолговатое лицо. Кудри. И прекрасные карие глаза.
А Онякова маленькая, краснощёкая, прямые волосы. Смеётся.
Крамарова Нина. 1924. Из Сталинграда. Отец – сцепщик. Где он?
Лида Юркова. 4 марта.14 месяцев на фронте. Убила 30…
Лобковская:
– Они сидели у костра. Я ждала. Он лицом ко мне обернулся. Начал мешать в котелке, и я убила. Прицел 8,5. Дистанция – 8. Вчера 3, сегодня 4, и стало 36!
Белоброва:
– Перед первым страшно! А теперь ничего. Бьём как будто так и надо.
Ну, вот и я убил фрица. До немцев – 70 м».

Ставский погиб у деревни Турки-перевоз. Он отступал вместе со своей армией до Москвы и возвращался до Псковщины. До границы России оставалось совсем немного...
Его похоронили в Великих Луках, за гробом писателя шли не визжащие литературоведы, не халтурщики-журналисты и не профессиональные стенальщики по жертвам репрессий. За его гробом шли молодые девчонки в солдатских шинелях.