Письма одной балерины

Письмо от 26.02.
«Здравствуй, Сережа. Я долго не отвечала, за что прошу прощения. Как твои успехи в Нью-Йорке? Надеюсь, твои дела там обстоят намного радужнее, чем здесь мои. На повестке дня очень важные новости: я больше не люблю балет. Не спеши гнушаться и думать, что это все – девчачье сумасбродство, я все объясню. Ты только послушай, мой дорогой друг, сама была очень удивлена своим нелегким решением.
Неделю назад снова пришла раньше всех и, уже переодетая, приступила к разминке. Я поняла, что больше не люблю балет, когда сидела на шпагате и  смотрела на свое отражение в зеркале: худая девочка с длинными ногами, широкими плечами и очень хрупкими руками. Хотя, это, наверное, лишнее, ты и так меня помнишь. Тело абсолютно отказывалось меня слушать, как будто оно объявило забастовку. Вот это даже очень похоже на сумасбродство, но я не обманываю. Во время жете ноги, как у цапли, принимали хаотичное положение в воздухе. Оно было настолько ужасным, что клянусь, если бы это видел твой преподаватель, меня бы выгнали из труппы, здесь же я – превосхожу всех девчонок. Раньше мне так нравилось наблюдать за тем, как я росту и меняюсь, как доброкачественно танцую сольную вариацию, а кода мне подвластна больше, чем другим. Я приходила сюда с наслаждением одиннадцать лет. Через пару месяцев уже окончу лицей, так и не узнав ничего, кроме балета. Я по-настоящему глупа.
Помню, как ты говорил мне, чтоб не оставалась тут до позднего вечера, а я упертая и все равно продолжала репетировать. Мечтала стать известной балериной: для начала превзойти всех тутошних девчонок, выбраться из кордебалета и стать ведущей солисткой, потом выйти на международный уровень, а в двадцать два года, как Мари Рамберг, открыть собственную школу. Я гастролировала с детской труппой по городам России, и уже в пятнадцать лет была солисткой, проживая жизнь через иллюзию любви к этому искусству, привитой своей матерью. Помнишь, говорила тебе, что для меня пуанты – это те же кроссовки, а ты смотрел на мозоли и не верил? Так вот, я ошибалась. Сейчас смотрю на зеркала во весь зал, двухрядный станок и понимаю, что не хочу больше здесь находиться. Мне обрыдло все то, что здесь находится. А свои пуанты мне хочется спрятать так далеко, что бы их никто ни смог найти.
Мама говорит, что это пройдет, просто такой период, а я верю и иду сюда снова и снова, снова и снова, все больше раздражаясь от этого места. Я думала, по сей день, что все мое нежелание никак не связано с отсутствием любви. Моя мать, как ты помнишь, Ольга Соколова - несостоявшаяся балерина, все ее мечты о балете были самым главным образом заложены в меня, а я-то думала, что это мои собственные, представляешь? Больше не хочу думать о навязанных мне мечтах: когда круговорот жизни проходит сквозь танцы; когда приходится конкурировать за место под солнце и тратить все силы: физические и моральные.
Что ж, на этом я закончу. Еще пару месяцев и после того, как я окончу этот лицей, а это будет правильно, я завершу эту карьеру, и отдамся своей мечте. Я обязательно расскажу тебе то, о чем мечтаю, но в другой раз. Опаздываю на репетицию.
Очень жду твоего ответа. Твоя Олимпия (Липа)».
На самом деле, Липочке было не о чем рассказать своему близкому другу из Нью-Йорка про свои мечты. Она была озадачена тем, что может наконец-то за свои шестнадцать лет мечтать о чем угодно, мыслей было так много, что казалось, будто она выбирает какой фильм ей глянуть. И выбор этот очень сложный, если учитывать, что она посвятит этому свою жизнь.
На улице небо было затянувшегося серого цвета, будто его кто-то покрасил краской; иногда девушка ощущала порывы теплого ветра, а с деревьев капала вода. Она вбирала в свои легкие, как можно больше окружающих ее ароматов, присущих весне. Был конец февраля, но не покидали ощущения, что он безоружен и сдался под гнетом марта. Перешагивая через растаявший снег, образовавший глубокую слякоть, Липа была недовольна. Не погодой, а самим фактом, что ей снова нужно идти туда и делать то, что ей не нравится. Она сбросила конверт в почтовый ящик и отправилась вдоль дома к дороге. Все время пока она шла до остановки, мысли о том, как поговорить с мамой о своем решении никак не давали ей покоя. В автобусе все разговаривали: два человека разных полов громко радовались тому, какое счастье, что их вдохновили когда-то на замечательную идею – открыть приют для собак. «Может быть, и я смогу посвятить себя животным? Нет, это не мое. Вот бы и меня на что-то вдохновили» - думала Липа.
- А ты слышала, она же приезжает в Санкт-Петербург уже через пару недель, – говорила одна женщина в баварской шляпе другой. - Афиш еще там не висит, но мне рассказала тетка, у нее связи.
Липа пыталась услышать всех окружающих ее людей. В конце концов, она настолько увлеклась, что чуть не проехала остановку.
-Олимпия, разве это жете? Не жете это! Разбросала ноги в разные стороны! При девлюпе совершенно за ними не следишь! – Леонид Аркадьевич – хореограф и постановщик – начал двигаться, - вот так нужно. Видишь? Ты должна все делать пластично и ровно! Мне надоела твоя рассеянность!  Еще раз все повторяем из-за Олимпии. – Труппа начала повторять фрагмент из танца. – Так, ладно. На сегодня всем спасибо и до завтра. Олимпия, как переоденешься, подойди ко мне.
Отрывок из письма от 27.02.
«… Он спросил, что со мной происходит, а я не знала, что ответить. Стояла там, как загнанный зверек. «Последнее время, ты все хуже и хуже работаешь. Через три недели мы отправляемся в Санкт-Петербург, если в течение трех дней, трех! я не увижу, что ты работаешь – добро пожаловать в кордебалет!» - это был его вердикт.
 Я не знаю, что мне делать. Понимаю, что нужно уйти достойно – в качестве ведущей солистки, но не могу заставить себя работать по полной программе. Мне это не нравится. Я даже не представляла, что будет так трудно заниматься тем, что не приносит счастья.
Когда я пришла домой, то эмоции внутри переполняли так, будто я цистерна с взрывоопасным веществом, и вот-вот все и даже я сама полетит на воздух. Не стала ужинать и закрылась в комнате, заливая свою подушку ядовитыми слезами, обжигающими мою кожу. Я не могу уйти сейчас, понимаешь? Но и в качестве кого я буду танцевать последние месяцы, мне не все равно. Почему? Я не знаю! За что мне все это? Почему у меня не было нормального детства? Я каждый день с шести лет (Бог мой, даже не с восьми или девяти, как нормальные дети) стояла у балетного станка. Я занималась больше, чем другие, и все из-за несбыточной мечты моей мамы! Почему это должна реализовывать я?»
- Милая, что случилось? – мать Липы бесшумно вошла в комнату, окунутую во мрак.
Расположившись рядом с дочерью, она хотела начать гладить ее по голове, но Липа подскочила с кровати.
- Все из-за тебя! Это ты хотела стать балериной! Не я! Ты! Почему ты даже не слышишь, что я не хочу туда ходить? Я устала от каждодневного расписания, от боли во всем теле, - она громко кричала и задыхалась от слез, - от кровоточащих мозолей на ногах! Я устала терпеть боль, мам!
- Дорогая…
- Нет, дослушай! Ты каждый день обманывала меня! Каждый. Божий. День! Ты навязывала мне свою мечту, лгала, что я этого хочу! Я старалась! Думала, что это то, что мне необходимо в жизни: каждый день тренировки, постоянные диеты, вечная конкуренция и никакого детства! Ты лишила меня детства! Неужели ты не видишь: мне плохо, мам! Я говорю тебе это последние полгода, кричу, но такое чувство, будто мы стоим настолько далеко друг от друга, что ты просто не слышишь! – ее голос охрип.
Ольга сидела и спокойно с пониманием смотрела на дочь. Липа подошла к полке с наградами:
- Это все твои мечты! Твои! Я не должна их воплощать! Я хочу быть собой! Мне не приносит это, - статуэтки различных размеров, серебряные и золотые, подобно катапультам, полетели на пол, – счастья!
Обессилив, она рухнула и накрыла голову руками, после чего предалась жарким рыданиям.
Эта ситуация была нова, поэтому ее мать растерялась. Она знала, что сейчас ее ребенку хочется побыть наедине со своим горем, но не могла не подойти. Попытавшись дотронуться до своего ребенка, она получила отказ: «Просто уйди. Пожалуйста».
- Ладно. – Уже находясь на пороге комнаты, мать кинула скорбящий взгляд на дочь, - это была твоя мечта. Не моя.
«… Только что со мной пыталась поговорить мама. Мы очень поругались, Сереж… Если бы ты знал, как мне тебя не хватает. Не знаю, как тренироваться дальше. Раз я не смогу настроиться, а я не смогу, то просто уйду прямо сейчас. Так и не доучившись, брошу лицей. Мне все равно, что это неправильно. Надоело. Лучше расскажи вот что…»
 Отрывок из письма от 2.03.
«… Я не хожу туда уже около трех дней. Думаю, не стоит вдаваться в подробности о том, как долго пытались меня вразумить преподаватели, и мою мать. Она, кстати, со мной достаточно ласковая. Я рассчитывала, что будет ненавидеть меня, но нет. Все так, будто я и не бросила учиться. Поддерживает меня, и мы пару раз разговаривали на тему, чего мне хочется в дальнейшем. Пока я прошу ее не наседать на меня, ведь столько всего могу выбрать. Листать жизнь, как каталог.
Я подслушала разговор с Леонидом Аркадьевичем, когда он вызвал ее после моего заявления об уходе, утром следующего дня. Было примерно так:
- Ольга Евгеньевна, но вы же отдаете себе отчет, что ваша дочь в нашей труппе ведущая солистка?! Вы должны повлиять на нее! Она может многого достичь, но из-за вашей легкомысленности, будет жалеть, и обвинять вас же!
- Обвинения уже обрушились на мою голову за лишенное детство. Давайте не будем. Я прекрасно понимаю, что ей будет потом трудно примириться со своим положением, но каждый из нас имеет право на ошибки. Когда моя дочь это осознает, я подставлю свое плечо, но она будет отдавать себе отчет, что это ее «грабли».
- То есть, вы вот так просто снимаете с себя ответственность? Умываете руки? – он даже повысил голос на нее, представляешь, как он взбесился?
- Следите за тем, что вы говорите! Моей дочери шестнадцать лет, она уже ответственна, даже более чем.
- Олимпия могла хотя бы окончить лицей, прибывая тут каких-то пару месяцев! Безусловно, она бы уже не танцевала в качестве солистки, но в кордебалете ей не было бы трудно, если учитывать то, как она танцует сейчас! – он посмотрел моей матери в лицо и заключил, – впрочем, вы для себя уже все решили. Простите, но вы относитесь к судьбе вашей дочери более чем пренебрежительно.
- На этом мы и закончим, - она совсем выглядела измотанной.
Мне было ее жаль. Он отчитал ее, как ребенка.
Дальше она спросила, когда будет присутствовать в лицеи директор, чтобы забрать документы, на что Леонид А. ответил отказом:
- Вы в своем уме? Не рассчитывайте, я не позволю вам их забрать. Думаю, в ваших же интересах поспособствовать мне в том, чтобы до директора не дошла информация, об уходе Олимпии из стен нашего учреждения! Может ваша дочь позже, в отличие от вас сейчас, образумится и вернется в лицей, чтоб сдать выпускные экзамены хотя бы.
- Это моя дочь! – у мамы лопнуло терпение. - И я попрошу Вас предоставить мне распоряжаться ее судьбой! Но в данной ситуации я разделяю вашу позицию и благодарна вам за то, что вы готовы подождать и, в случае чего, допустить ее на экзамены. Я сама прекрасно понимаю, что она рушит все, чего так добивалась, но я не могу заставлять ее заниматься тем, что ей не по душе.
Как она не понимает, что я не рушу? Я только начинаю строить свою жизнь. Дальше она закончила:
 - Простите, нам уже пора, к тому же, Олимпия уже заждалась в коридоре. До свидания.
Как-то так все и прошло. Ты спросишь «каково это – жизнь без балета?»
О, мой друг, это просто невероятно: я ем все, что захочу и сколько захочу. За три дня, мои ноги чувствуют себя гораздо лучше, чего не сказать об их виде, но это тоже пройдет. Я все это время ни разу не занималась и не садилась на шпагат. Все награды аккуратно утрамбовала в коробку и убрала глубоко в шкаф, вместе с пачками и пуантами, и всем прочим. Ничего мне не напоминает о балете. Я спрятала все фотографии и оборвала какие-либо связи. Друзей у меня там и не было, только конкуренты. Теперь очень много гуляю и общаюсь с подругами. Будто заново родилась и дышу. Дышу так глубоко, что, кажется, вот-вот умру от перенасыщения! …»
Отрывок из письма от 6.03.
«… Сегодня ровно прошла неделя, и мне первый раз приснилось, что я танцую абсолютно одна на сцене театра. По обстановке там было, как в Воронеже. На спектакле присутствовало много народу, они аплодировали. Заиграл оркестр, и я начала танцевать вариацию Маши из балета «Щелкунчик». Я буквально порхала, этому не сопротивлялась ни одна мышца моего тела. Когда закончила, все с первых рядов встали и громко аплодировали. А сколько было цветов… Я видела за кулисами свою маму, так сильно улыбающеюся, что казалось, будто у нее порвется рот, и громко хлопающего Леонида А. Он был мной так доволен, как никогда. Ты спросил меня в последнем письме «Не начала еще жалеть?», нет. Потому что в жизни это не так просто, и ты не будешь порхать на сцене, не испытывая жгучей боли, ни грамма не вспотев. Но признаюсь, сегодня я изрядно разминалась. Но не прекращаю думать, Сереж, это были не мои мечты, а моей мамы. Расскажи мне про Нью-Йорк, мне так хочется навестить тебя. Теперь летом это точно получится сделать…»
 Отрывок из письма от 7.03.
«… Сегодня начала думать о будущем. Совершенно не понимаю, что именно мне по душе. Я пытаюсь вдохновляться, наблюдать за людьми, но все их профессии скучные, отчего они вечно грустные. Я смотрю разные сериалы, между подходами забрасывания в себя еды, и там тоже ничего нет интересного. Надеюсь, вдохновение не заставит себя слишком долго ждать…»
Отрывок из письма от 9.03.
«Сережа, я даже без привета пишу тебе, нашла! Нашла то, чем я действительно хочу заниматься! Решила – буду волонтером! Получу образование и буду работать непосредственно в таких организациях, а сейчас я отправляюсь к Надежде Васильевне. Она пенсионерка и нужно ей помочь: сходить за продуктами, прибраться дома. В общем, нет времени объяснять, все потом. Письмо это отправлю послезавтра, буду проходить мимо почты. Надеюсь, не сильно рассердишься. Ты в балете, а отвечаешь чаще меня. Не хорошо…»
Отрывок из письма от 11.03.
«Ты скажешь, что Липа сошла с ума, но мне нравится то, что я делаю. Все эти годы жила не реальностью, а мечтами о будущем. Я жила, как героиня какой-то книги, мечтавшая заглянуть на последнюю страницу романа из своей жизни. А сейчас я чувствую, что освободилась от оков бумаги и начала дышать самостоятельно. Да, мои дни довольно однообразны, и нет тех красочных мечтаний, но мне нравится. Я просыпаюсь, завтракаю и иду на остановку. Приезжаю, мне дают адрес, затем я отправляюсь туда. Зачастую приходится у них прибираться дома и ходить в магазин, реже: выгуливать животных, мыть аквариумы и кошачьи туалеты. К одному дедушке хожу просто, чтоб поиграть с ним в шахматы. Ему скучно быть одному. Мне нравится то, что происходит в моей жизни…»
Отрывок из письма от 11.03.
«…Сереж, сегодня прошу тебя по эсэмэс позвонить, как будет время, но у тебя очень серьезные подготовки и я знаю это, и понимаю. Поэтому, на тот случай, если не удастся тебе мне позвонить, напишу и в письме это, чтоб потом не забыть.
Меня мучает кое-что, я не уверена, но все чаще снится балет: то я смотрю со стороны на свою труппу и на то, как Катя (которой меня заменили) получает аплодисменты; то я танцую сама, и все мечты мои осуществляются. Все чаще стала просыпаться с тоской. А сегодня вечером, разговаривая с мамой, я разрыдалась и закрылась в комнате, когда она сказала, что труппа через неделю уезжает на гастроли в С-П. Сейчас я сижу в комнате, где горит только ночник, а передо мной коробка с моим «прошлым». Пуанты кажутся такими родными…»
Отрывок из письма от 12.03.
«… Как хорошо, что я не успела отправить это письмо. Вчера вечером… Впрочем, я не знаю, что это было, но у меня все хорошо! Я проснулась и поняла, что просто начинаю забывать, какой мукой это было. Хорошо, что мы не созвонились».
Отрывок из письма от 13.03.
«… ТЫ ПРИЕЗЖАЕШЬ В С-П НА ГАСТРОЛИ?! С ума сойти! Я очень-очень постараюсь приехать, думаю, мама меня отпустит!»
Отрывок из письма от 13.03.
«… Ты сейчас репетируешь, я в этом уверена. Но у меня такие новости, что мне хочется все выложить прямо сейчас. Ты не поверишь, что произошло. Катя потянула ногу, конечно, ты же помнишь, какой она была неряшливой? И как часто из-за этого у нее не получалось меня подставить. Так вот, сегодня мне позвонил Леонид А. и попросил заменить ее. Я в тот момент была на работе, и мыла пол у Надежды В.. Твердо начала отказывать, на что он сказал: «Я понимаю, ты девочка принципиальная, но и я гордый. И не будь это настолько важно, как на самом деле, не стал бы унижаться. Мне некем ее заменить. Я рассчитываю на твою совесть и хоть какую-то благодарность, очень буду рад увидеть тебя завтра на репетиции в 8:30 утра», - выбор остается за мной. Не хочу снова в это ввязываться…
Рассказала об этом маме. Она начала ругаться и кричать о воспитание, точнее, которого нет. «Стой, так твой спектакль и Сережи пройдут в разницу одного дня? Сначала он, потом ваша труппа? Вот и отлично. Ты поедешь в С-П и выступишь, или не поедешь, но и на спектакль Сережи – тоже», - пришлось согласиться»
Эсэмэс переписка от 16.03.
- Липочка, как будешь в Питере, сообщи –  во сколько освободишься. Репетиция будет до трех. (11:01).
- Сереж, мы будем в театре сразу после вашей репетиции. Думаю, там не получится пересечься. Я танцую скорее, как курица, чем лебедь. Сама не понимаю, почему так расстраиваюсь и злюсь. Все будет до 18:30, но я задержусь до 19:00. Давай в 20:00, возле наших фонтанов? (14:52)
- Окей. Не будь в миноре! (14:53)
Уже смеркалось, отчего небо было окрашено в оранжевый цвет. Молодые влюбленные бродили за руки и ворковали. Кто-то прогуливался с колясками. Некоторые выгуливали животных, на специально отведенных лужайках. Люди здесь казались умиротворенными, в отличие от тех, что были за калиткой этого парка. Там все серьезные и бегущие по своим делам.
Сергей ждал на скамейке, возле их фонтана. Когда им было по четырнадцать-пятнадцать лет, и он еще был в одной труппе с Олимпией, они начали встречаться. Приехав сюда на гастроли, гуляли по этому парку и именно здесь зародились их отношения. Здесь же они сошли на нет, после того, как через полтора года Сергей сообщил о переезде в Нью-Йорк. Они договорились оставаться друзьями и стараться писать друг другу каждый день. Он много думал о своей любимой подруге, особенно в последнее время: новость о том, что она покинула балет, взбудоражила надежду – она действительно не любит балет и отдаст всю себя ему. Он узнал ее издалека: собранные волосы в пучок, горделивая походка, стройно сложенного тела. Под конец она не смогла сдерживать себя, и, подбежав, бросилась ему на шею, начала проливать слезы на его рубашку.
- У меня ничего не выходит! Я не понимаю, почему так на это обращаю внимание.
Он поглаживал ее по голове, и она чувствовала, как разочарование в самой себе и страх отступают.
- Прекрати. Ты сама прекрасно знаешь, что все получится, – внимательно посмотрел в ее глаза, отчего она стала уверенней в себе. Это всегда работало.
- Я не хочу выступать. Боюсь.
- Чего?.. – ведь знал, что может услышать то, чего вовсе не хотелось.
- Я не знаю… Давай просто погуляем, как раньше? – она прекрасно знала, чего боится.
Этот вечер закончился хорошо. Намного лучше, чем они могли себе представить.
Через пятнадцать минут начнется спектакль. Не ее – его. Она сидела со всей труппой на шестом ряду и ждала. Липочка совсем не знала, кто будет выступать солисткой. Занавес поднялся, и она буквально онемела. Сначала не поверила: «Как он мог столько работать с Ней и словом не обмолвится об этом со мной! Может быть, мне кажется?», - затем реальность сокрушилась на нее. «Негодник! Это точно она!». Весь спектакль Липа была напряжена, та самая Полина Семионова – московская балерина, которая вдохновляла Олимпию все ее годы. Когда она только пошла в балет, Полина уже присоединилась к труппе Берлинского государственного балета. Липа знала, что Семионова в Нью-Йорке, но даже не могла подумать, что Сергей в одной труппе с ней. Ну, конечно, как она могла не заметить афишу в С-П?!
Весь спектакль Липа сидела, как завороженная: он казался воплощением в реальность искусства и мечты – они были навсегда объединены в ее рассудке. Она плакала оттого, что осознавала свою глупость. Когда она убрала из жизни искусство, ей пришлось навсегда вычеркнуть мечты, которые вот-вот могли воплотиться в жизнь. Но она до сих пор боролось за свое сознание, ругая себя за то, что вновь впускает в него мечты своей матери. Полина Семионова – ее кумир, двигалась так легко и пластично, как она сама делала это в своем сне, но ни разу в жизни: казалось, что не испытывает никакой боли. У нее все сжалось в груди, когда она представила, как саднят ноги Полины пуантах. Внизу живота завязался узел от напряжения, а руки сжались в кулаки. Все, что происходило на сцене – было идеально. Был виден профессионализм абсолютно каждого: легкие, как частички, они летали по сцене, и казалось, что, если захотеть, то все равно не получится их остановить. Всей своей энергетикой и хореографией труппа смогла донести абсолютно до каждого помыслы своих героев. Когда занавес опустился, Олимпия еще долго не могла придти в себя. Будучи маленькой девочкой, она мечтала выйти на международный уровень. Она мечтала выглядеть со сцены именно так. И сейчас Липа была настолько вдохновлена Полиной, что ей хотелось выйти и начать парить, пусть ее будет мучить боль во всем теле, но для зрителя она будет выглядеть именно так – непринужденно.
Оставалось пятнадцать минут до начала. Леонид А. очень волновался, что Липа подведет труппу, ведь, как может выкладываться на все сто процентов балерина, не заинтересованная в этом? Он не выказывал волнения, лишь наблюдал, как она, улыбающаяся краешками губ, надевала балетные туфли. «Ну что ж, как удастся», - подумал он и постарался откинуть все мысли прочь.
Олимпия еще никогда так не танцевала, все ее тело было натянуто, как струна, и в то же время, податливо для мягких переходов. С легкостью балерина раскрывала все грани своей героини: комические и трагические. Она смогла раскрыть всю ее судьбу, ни разу не позволил зрителю отвести от себя взор: пластика и энергия не позволяли этого сделать. Был виден ее энтузиазм и желание не останавливаться. Она чувствовала, что снова на своем месте и показывала это всем остальным, вложив всю свою душу в такую родную постановку. Играя роль, она будто вернулась в свою шкуру, показывая свою уникальность и значимость. Боль не покидала ее, но жажда танцевать просила не останавливаться, тем самым притупив все другие чувства.
На одном из антрактов за кулисами она бросилась Сергею на шею:
- Ты чудесна, и не скажешь, что так боялась!
- Я боялась своих желаний! Понимаешь? Я действительно осознала, что это были мои мечты! Там, наблюдая за Полиной, поняла, как сильно люблю балет! Я готова отдать всю свою жизнь ему, ты же понимаешь меня? – она сияла. Казалось, что она в один миг повзрослела: – Меня так вдохновила Полина, что я сразу поняла – не нужно бояться желания вернуться. Если оно окажется так велико, значит это моя судьба! Так оно и случилось. Я побегу, уже пора.
Липа поцеловала друга в щеку и побежала ближе к выходу на сцену, чтобы станцевать в последнем антракте. Сергей понимал, что шансов нет. То чего он боялся, оказалось правдой - Липочка никогда не будет любить его больше, чем балет. Он покинул здание театра и отправился в аэропорт, передав подруге через Ольгу записку: «Прости, но это выше моих сил. Прощай…», - что означало конец их перепискам и каким-либо отношениям. Потом только через двадцать три года в театре на премьера спектакля в Мюнхене их сведет судьба. Но будучи взрослыми и обременившими себя семьями (он – из-за желания иметь детей, она - из-за требований окружающих) они не решаться поднять эту тему. И только их взгляды скажут все за них: то, как сильно он любит ее, и то, как сильно она любит балет.
По завершению спектакля было подарено столько цветов, что было тяжело стоять. Липа увидела, как стройная женщина аплодирует – это была Полина, обескураженная такой профессиональностью молодой девушки. Олимпии только предстоит узнать, что Полина позовет ее в свою труппу, а та сможет ей отказать из-за более выгодных и желанных предложений. Девушка повернула голову в сторону кулис, там, как и во сне, стояла ее мама и Леонид А., они улыбались и аплодировали.
- Как отреагировала Катя на то, что вы убрали ее из спектакля? – тихонько спросила Ольга у Леонида А., хотя это не обязательно – много шуму было.
- Очень эмоционально. Но я не жалею, и благодарен вам, что вы сообщили о тоске вашей дочери по балету.
- Это я должна Вас благодарить. Спасибо! Вам пришлось солгать…
- Это не ложь, а наш маленький секрет. Как думаете, она больше не захочет уйти?
- О нет, кажется, Липочка наконец-то поняла, что это все – ее мечта. Я видела это, когда она танцевала. Она счастлива.
- Олимпия. И уж поверьте мне, это имя узнает весь мир!