Муза и нож

   Долгие годы я была служанкой Себастьяна Кватроченто – странного человека, одержимого приступами безумия. Поговаривали, что он продал душу дьяволу. Хозяин любил уединяться в кабинете и ненавидел, если его отвлекали. Иногда он брал меня с собой на прогулки по окрестностям – собирал какие-то травы в полотняные мешочки, которые я должна была нести. Дома он готовил из всего собранного отвары, чьё действие обычно испытывал на мне.

   Себастьян Кватроченто интересовался редкими ядами. Поэтому держал в своей лаборатории опасных змей. Никому, кроме меня, он не позволял входить в его совмещённый со спальней кабинет. Однажды одна из змей уползла из незапертого ящика. Я убиралась в комнате и невольно наступила на гадину. Она тут же вцепилась мне в ногу. От неожиданности я громко вскрикнула. На крик прибежал хозяин. Каким-то чудом ему удалось спасти мне жизнь, но моя левая нога была непоправимо искалечена. С тех пор я сильно хромала при ходьбе.
   В другой раз я случайно разбила склянку с какой-то дьявольской жидкостью. Услышав звон, в кабинет ворвался хозяин. Увидев, что я натворила, он схватил меня за горло. Я начала терять сознание. Только тогда он опомнился и выпустил меня. Несколько раз я обжигала руки едкими кислотами. С тех пор у меня на руках некрасивые бурые пятна.

   За малейшие провинности хозяин наказывал меня. Запирал в подвале, лишал сна и еды, унижал. За годы жизни с ним я усвоила, что лучше его не злить. Остальные слуги были уверены, что я на особом счету у хозяина, и завидовали. При любой возможности они старались досадить мне. Как-то подсыпали в башмаки битое стекло. Я сильно порезала ноги и долго не могла ходить.
   В подвале нашего дома водилось много крыс и мышей. Себастьян Кватроченто приказывал слугам ловить их и приносить к нему для опытов. Много раз я слышала, как кричали бедные зверьки, а потом хозяин приказывал мне убирать их мёртвые тела. Я уносила трупики на задний двор и сжигала там.
   Когда я забеременела, хозяин спровоцировал выкидыш. Я плакала и просила отпустить меня в монастырь для покаяния. Но хозяин не позволил. Пришлось смириться – как и с тем, что я никогда не выйду замуж.

   Не выдержав такой жизни, я сбежала. Ушла в холодную ночь в старом платье и дырявых башмаках. К утру выбившись из сил, прилегла отдохнуть на обочине. Там-то и нашёл меня Себастьян Кватроченто, который верхом рыскал по окрестностям. Положил меня на седло и привёз домой. Целую неделю я провела в погребе на хлебе и воде. Когда хозяин выпустил меня, я упала в обморок от яркого света. Придя в себя, увидела, что хозяин сидит рядом. Я невольно напряглась, ожидая, что он по привычке станет бранить меня. Но он произнёс:
– Прости, Вэнна. Я был жесток к тебе. Забывал, что ты тоже человек.

   Я не знала, что и сказать. С этого дня, как ни странно, хозяин стал относиться ко мне лучше. Я гадала, что было тому причиной. Но ответа так и не нашла. Возможно, он просто не желал терять служанку, которая знала все его тайны. Другую девушку пришлось бы долго обучать, а ему не хотелось отвлекаться от занятий наукой и алхимией. Или он был привязан ко мне крепче, чем показывал?

   Однажды Себастьян Кватроченто поведал мне историю своей юности. Его другом был художник по прозвищу Боттичелли. Вот что рассказал хозяин:
– В восемнадцать лет я отправился путешествовать. Объехав пол-Италии, застрял во Флоренции. Там началась моя разгульная жизнь. Мне было весело. Я словно потерял рассудок. Ни один день не обходился без очередной дерзкой выходки. Вскоре я пристрастился к картам и стал мошенничать, поскольку ненавидел проигрывать. Рано или поздно меня бы убили за жульничество или бросили в каменный мешок. Но у судьбы были другие планы.

   Однажды после крупного проигрыша меня представили художнику по прозвищу Бочонок. Он искал натурщика, а мне позарез нужны были деньги. Поэтому договорились мы быстро. Кроме того, художник показался мне человеком незаурядным, и я хотел познакомиться с ним поближе. Вскоре мы оказались у него дома на улице Порцеллана.
– И кого же мне предстоит изображать? – спросил я с любопытством.
– Святого Себастьяна.
– Нет уж, – заявил я. – Какой из меня святой? Я ведь игрок.
– Это мне даже нравится. Многие святые прежде были разбойниками. К тому же, ты смутился. Значит, совесть у тебя есть. Твоё лицо просто создано, чтобы запечатлеть его на холсте!
– Но зачем?
– Я чувствую в тебе борьбу противоречий. Это придаёт личности глубину. Не интересно писать самодовольных красавцев. Мне нужен человек вроде тебя – сложный, сомневающийся. Именно таким я вижу Себастьяна – эмоциональным, дерзким – и в то же время отрешённым. Ну что, будешь позировать или нет?
– Ладно, я согласен.
– Ну, парень, теперь для тебя обратной дороги нет. Наберись терпения. А пока ступай, выспись хорошенько. Начнём рано. Утренний свет – самый чистый. Его надо использовать максимально.

   Тогда я не чувствовал ответственности принятого решения. А ведь натурщик – в каком-то смысле раб художника. Лишь позднее я узнал, что некоторые мастера брали на работу бродяг и мучили их за самую ничтожную плату, а то и вовсе за кусок хлеба. Так что мне повезло. Боттичелли хорошо ко мне относился. И всё-таки между нами была пропасть. Художник – это творец. Натурщик для него – всего лишь послушная глина.

   На следующее утро мастер велел мне раздеться и придирчиво осмотрел моё тело. Я почувствовал себя продажной женщиной и слегка смутился. Заметив это, художник насмешливо произнёс:
– Сейчас ты похож на невинную девицу в первую брачную ночь. При твоей репутации это довольно странно. Может, ты подумал, что я сплю с мужчинами? Успокойся. Лучше расскажи о себе.
– Я из состоятельной семьи, но по натуре бродяга. Проигрался в карты. И попал к тебе.
– А ты, оказывается, скрытный парень. Но я постараюсь вытянуть из тебя душу. А пока прими самую естественную позу, на которую способно тело.
   Мою осанку никогда нельзя было назвать идеальной. Поэтому мне невольно пришлось склонить голову к плечу и согнуть ногу в колене. Подойдя ко мне, художник заломил мне руки за спину. Я всегда гордился способностью легко переносить физическую боль и даже не изменился в лице.
– Молодец! – похвалил меня Боттичелли. – А теперь представь себе, какую боль испытывал святой Себастьян, когда его пронзили стрелами.
– Думаю, что смог бы перенести и такое.
– Не обольщайся! К сильной боли привыкнуть невозможно.

   Боттичелли оказался прав. Как-то вечером на тёмной улице на меня напали грабители и основательно избили. Пока я болел, мы с художником подружились. Однажды он рассказал мне историю своей трагической любви и необычного преступления…

   В красавицу Симонетту Боттичелли влюбился с первого взгляда и стал изображать на всех своих картинах. Но её сердце принадлежало Джулиано Медичи. Его брат Лоренцо был всесильным правителем города. Флоренция жила мифом о неземной любви Джулиано и Симонетты. Поэты слагали о них стихи. А на задворках сверкающего великолепия двое мужчин проделывали с юной женщиной всё, что подсказывало им воображение. Художник верил красивым легендам, пока однажды Симонетта не поведала ему страшную тайну. В гневе он схватил кинжал. Но его остановил голос его музы:
– Только от отчаяния я призналась тебе в своём позоре, Сандро. Не совершай убийства, не бери грех на душу!

   Боттичелли не находил себе места. Однажды ему в голову пришла безумная мысль. Художник помчался в мастерскую. Несколько дней подряд он писал без перерывов на сон и еду. Наконец портрет был готов. На нём был изображён Джулиано Медичи со зловещей улыбкой и кинжалом, торчащим из груди. Усталый мастер удовлетворённо вздохнул и забылся тяжёлым сном.
   Вскоре Симонетта умерла. Причины её смерти остались невыясненными. А ровно через два года на Джулиано Медичи было совершено покушение. Его зарезали. Удар был нанесён в то самое место, куда нарисовал Боттичелли.
   Художник спрятал зловещую картину и никому её не показывал. Когда власть над городом перешла к яростному проповеднику Джироламо Савонароле, Сандро Боттичелли неожиданно стал публично каяться. И даже сжёг некоторые свои картины на площади под возбуждённые крики толпы.
   Последние годы жизни Боттичелли провёл затворником – наедине со своими мыслями и совестью. Его муза Симонетта приходила к нему только во сне. Чаще других художник вспоминал монаха Савонаролу, которому однажды покаялся в мысленном убийстве Джулиано Медичи…

   Я слушала рассказ хозяина – и не верила своим ушам. Передо мной сидел не мрачный отшельник, а страстный любитель искусства и неравнодушный к чужой беде человек.
– Пойдём, Вэнна! В награду за преданность я покажу тебе кое-что.

   Живопись была главной страстью Себастьяна Кватроченто – наравне с алхимией. В своём доме он собрал огромную коллекцию картин. Иногда, в награду за хорошую работу хозяин показывал мне свои сокровища. Но одна из его комнат всегда была заперта. Это возбуждало любопытство слуг – да и моё тоже. И вот наконец-то хозяин повёл меня в секретную комнату. Отпер дверь, и мы вошли. Никогда в жизни я не видела столько зеркал! В дальнем конце виднелась ещё одна дверь.
– Зачем так много зеркал?
– Для создания многомерного пространства. Отсюда можно попасть куда угодно – в прошлое, в будущее, и даже в иное измерение.
– Ну и… как там – в других мирах?
– Везде по-разному.
– Вы были в раю?
– Так высоко я ещё не забирался.
– А в аду?
– Там отвратительно пахнет.
– А где ещё вы были?
– В будущем.
– Интересно! Возьмёте меня как-нибудь? Хочется посмотреть – хоть одним глазком, как будут жить люди!
– Не возьму. Ты слишком впечатлительна, Вэнна. Чтобы путешествовать во времени, необходимо самообладание.

– А что скрывается за той дверью?
– Там хранятся самые опасные творения. Картины-убийцы, собранные со всего света. Например, портрет Джулиано Медичи, о котором я тебе рассказывал. Боттичелли взял с меня слово, что после его смерти я заберу его и спрячу от людских глаз.
– Но есть ведь и другие картины?
– Да, я привёз их из разных времён и собрал в этой комнате. Даже мне становится скверно, если я долго в ней нахожусь.
– Хотя бы расскажите о них!
– Есть пара картин Рембрандта, «Сатурн, пожирающий своего сына» Франсиско Гойя, «Иван Грозный убивает своего сына» Ильи Репина, «Крик» Питера Мунка, «Плачущий мальчик» Джованни Браголина, «Руки противятся ему» Билла Стоунхема. Что ни картина, то трагедия – и не одна. Мне удалось раздобыть подлинники – в них самая разрушительная сила.
– И вы не боитесь?
– Кто-то всё равно должен этим заниматься. Ты думаешь, я алхимик, Вэнна? Многие люди так думают. А на самом деле, я – нож судьбы. Моя миссия добровольная. Я беру на себя зло мира и смог преодолеть страх.