Всех невзгод сильней-2. Глава тридцать девятая

После этого разговора Анна Михайловна больше детям не звонила. Они тоже не торопились выходить с ней на связь, но очень интересовались тем, что происходило в ее жизни. За неимением других источников информации им приходилось довольствоваться тем, что рассказывала Нина Константиновна.

Из-за чего у генеральши вдруг случился гипертонический криз, Шапокляк не знала. Сначала Берсеневы не верили в то, что приступ действительно имел место, но Нина Константиновна, в свойственной ей манере все преувеличивать, рассказала, что страшнейший гипертонический криз у Веры Егоровны действительно был и что ей несказанно повезло, поскольку на вызов приехала бригада доктора Лазарева.

  Леонид Николаевич хотел госпитализировать старуху в предынсультном состоянии, но она отказалась, заявив, что в больнице ей будет намного хуже, чем дома. Поскольку Анна Михайловна больше к нему не обращалась, а сам доктор Лазарев инициативы лечить "душечку-стервушечку" не проявлял, то в дальнейшем лечении старой ведьмы он участия не принимал и ничего о ее теперешнем состоянии сказать не мог.

Берсеневы были разочарованы скудостью и обрывочностью получаемой от Нины Константиновны информации. Они задавали Шапокляк множество вопросов, но ни на один из них не получили сколько-нибудь вразумительный ответ, поскольку выяснилось, что Анна Михайловна под влиянием матери свела общение с подругой к минимуму, а с Юлией Николаевной не общалась вообще.

Чем три женщины занимались целыми днями, Шапокляк не знала, но рассказывала, что Анна Михайловна очень устает от того, что все домашние дела лежат на ее плечах. Клава ей совершенно не помогает, а Вера Егоровна оказалась на редкость неряшливой особой, постоянно разбрасывающей свои вещи, но требующей в доме стерильной чистоты и порядка. Чтобы удовлетворить требования матери, Анне приходится все время ходить за ней по пятам, как за малым ребенком, подбирая мусор и собирая разбросанные по квартире тряпки.

Кроме того, подруга жаловалась ей, что Вера Егоровна пьет слишком много для своего возраста, причем требует только мартини, которого постепенно, по рюмочке, выпивает за день целую бутылку, а иногда и полторы. Ее сестра предпочитает водку, причем только дорогую, причем много для женщины - около двух бутылок за день - но при этом никогда не пьянеет, и в магазин за спиртным сама ходить не желает.

Когда Анна заводит разговор о том, что неплохо бы им сократить количество выпиваемого спиртного, а также перейти на менее дорогостоящий алкоголь, старая ведьма устраивает истерику, обвиняет Анну Михайловну в том, что она жалеет старухе-матери хороших, качественных напитков, и угрожает дочери, что потом, когда самой Веры Егоровны не будет в живых, той будет очень стыдно за свою жадность.

В гости Анечка Ниночку больше не приглашала, но в телефонном разговоре перед майскими праздниками начала жаловаться на то, что у них с Верой Егоровной начались какие-то крупные неприятности, из-за которых с генеральшей и случился злополучный приступ. Что именно произошло, сама Анна не рассказывала, а на вопросы Шапокляк не отвечала, сославшись на то, что об этом не следует говорить по телефону. Нину Константиновну слова подруги встревожили, и она сама пригласила ее в гости.

Анна Михайловна смогла улизнуть от матери и приехать к Ниночке только девятнадцатого мая. Выглядела она нездоровой и измученной, а на вопросы отвечала уклончиво.

 Совершенно не задумываясь о том, что Нина может знать подробности событий, произошедших в их семье, Анна Михайловна со слезами в голосе рассказывала душещипательные истории о том, как обидели ее Лиза и Миша,  не пожелав смириться с тем, что в их семью вошла бабушка, не захотев жить с ней под одной крышей и сбежав на дачу потихоньку, по-воровски, поставив мать в известность об этом только тогда, когда дело было уже сделано, словно она им - человек посторонний.

 Она плакала, рассказывая о том, как они в экстраординарной ситуации отказались вернуться домой, чтобы помочь ей привести дом в порядок, и, тем самым, бросили ее на произвол судьбы с грозной, но бестолковой и совершенно не ориентирующейся в теперешней жизни старухой-матерью на руках.

Она ужасалась, вспоминая, как они глумились над случившимися с ней неприятностями и теми издевательствами, которые ей пришлось перенести. Особенно возмущало ее то обстоятельство, что Лиза сменила номер мобильного телефона и наотрез отказалась сообщить его матери, принуждая ее общаться с дочерью либо по служебному телефону, либо по телефону зятя, которого теща с некоторых пор люто возненавидела, но обвиняла в том, что это он ее ненавидит. Об истинных причинах Мишиной  неприязни она, разумеется, предпочла умолчать.

Она опять расплакалась, когда рассказывала о том, как предпринимала отчаянные попытки вернуть детей домой, как уговаривала, просила и убеждала упрямых самодуров принять в их дружную семью новых членов, но получила отказ, а потом рыдала, рассказывая о том, как они ей хамили, оскорбляли бабушку, выдвигали совершенно неразумные требования и предъявляли разнообразные ультиматумы. Особые претензии она имела к Мише, по ее мнению, настраивавшему Лизу против нее.

Знающей все подробности ее "общения" с Берсеневыми, Нине Константиновне было противно.

Тем не менее, она понимала, что Анна приехала к ней не просто пожаловаться на судьбину свою горькую, а в поисках примирения с детьми, и стала выяснять, какой интерес движет подругой на сей раз.

Причин было несколько, и главная из них оказалась банальной - деньги. За более, чем два месяца, необходимость удовлетворения неразумных запросов Веры Егоровны заставила ее дочь начать тратить свои многолетние сбережения, а тратиться Анна Михайловна не любила.

Вторая причина заключалась в том, что измученной домашними делами женщине очень хотелось переложить свои заботы на плечи взрослой дочери, и жить в таком же комфорте и праздности, как ее мать и тетка. Сможет ли не слишком крепкая здоровьем Лиза выдерживать такие нагрузки, матери было безразлично.

Нина Константиновна выслушала все, что рассказала ей Анна, и наотрез отказалась посредничать при примирении на условиях Анны Михайловны. Просьбы, уговоры и слезы великовозрастной эгоистке не помогли. Как только она поняла, что Ниночка помогать ей не собирается, ее тон изменился.

- Нина, за что ты со мной так жестока? Я ведь считала тебя своей лучшей подругой.

- Я и есть твоя подруга.

- Что-то незаметно.

- Ты думаешь, что друзья нужны только для того, чтобы гладить по шерстке? - поинтересовалась Шапокляк. - Если да, то ты ошибаешься. Друзья существуют и для того, чтобы говорить тебе правду, какой бы горькой она ни была.

- Горького я уже наслушалась от детей. -  отрезала Анна Михайловна. - Сейчас мне необходимы понимание и помощь.

- Ту помощь, которую я готова тебе оказать, ты принимать не желаешь, а ломать Лизу и Мишу через колено я тебе помогать не намерена. Не нравится - дверь открыта. Я тебя не держу.

Дважды повторять свои слова Нине Константиновне не пришлось - разгневанная Анна ушла, хлопнув дверью.


Продолжение следует...