Глава 1. Разгром

Глава 1. Разгром.

Тело десантника, облаченное в мгновенно ставший белым скафандр, с высоты крыши танка больше походило на расплывающееся пятно белой краски. Руки и ноги были неестественно согнуты и распластаны в стороны. По одной его позе было можно понять, что десантник мертв. О чем, к тому же, свидетельствовал и цвет его скафандра - войсковые защитные скафандры автоматически окрашивались в белый цвет только в одном случае – когда жизнь внутри них окончательно погибала. Таким образом задача спасения жизни и сохранения здоровья человеческой единицы обнулялась и через 60 минут – время обработки физиологических параметров в 3-D режиме, создание точной голографической копии и сверка ее с копией центрального архива, а также выдачи заключения причин смерти - переходила в фазу самоуничтожения. Автоматически запускалась функция «кремирование» и остаточный энергетический резерв всеиспепеляющей энергией быстрых нейтрино нацелено уничтожал останки, оставляя неповрежденным скафандр с идентификационным номером, до полного завершения автоматической трансляции этим же потоком в центр всей информации.

Владим лежал на самом краю покатой танковой брони и глядел на распростертое внизу «тело» рядового.

- Чтоб тебе, «каток квадратный!» – зло выругался лейтенант. – Вместо него я бы мог лежать у самых ног машины. Можно сказать, повезло…
Не особо-то переживая из-за нелепой смерти подчиненного, Владим еще некоторое время не мог оторвать глаз от лежащего визу скафандра. Нет, его не мучили угрызения совести от того, что именно его приказ стал причиной смерти солдата. Лейтенанта не посетили и чувства жалости к погибшему, и радости за свое счастливое спасение. Нет, просто офицеры Геокоалиции никогда за все время «Столетней бойни», не склонялись над телами павших солдат в благодарном поклоне и не разу не отдали последних почестей – они просто не считали их за людей.
В то же время страх за собственную жизнь, или радость после спасения им так же не был присущ. Не убило сейчас – убьет завтра или послезавтра. А если удастся дожить до ветеранской пенсии, то будешь влачить убогое существование «умственного инвалида».
2. За время войны, а армия за годы бойни была принудительно-профессиональной, прогресс уходил так далеко, и цивилизация так быстро менялась, что вернувшийся с войны ветеран походил на глупого младенца. То есть новобранцев-призывников, взятых на службу, подвергали тщательной обработке мозга. У них обнулялась вся информация, касающаяся той, далекой довоенной жизни и поверх записывалась другая, касающаяся новых военных обязанностей и знаний, способствующих уничтожению противника. Обнулялся страх и сомнения, обнулялись и другие человеческие чувства, так мешающие в бою, при помощи которых инстинкт самосохранения помогал выжить.
Что касается командного состава – тут дело обстояло иначе. В них были заложены и чувства ответственности за боевые единицы, как физиологические и биоактивные, так и механические; за собственную безопасность как командира, до самого конца несшего всю ответственность за исход военной операции, за экстренное принятие решений, позволяющее жертвовать этими же единицами, да и своей жизнью на благо победы в бою.
Как и положено истинному офицеру, Владим примеривший лейтенантский шеврон всего лишь пару месяцев назад, сейчас смотрел вниз на погибшего, и думал о том ущербе, который понесла армия, дивизия, батальон и конкретно его танк.
 - Один ствол, две пары глаз и кулаки… - словно читая опись потерянных вещей, в уме перечислял он. - Конечно немного, но ведь и бой пока не начался…
В этот момент стальная махина танка вздрогнула. Машина прониклась металлической дрожью, и Владим услышал, как оглушительно засвистели турбины и натужно загудела гидравлика. Крыша качнулась сначала в одну, потом сильно - в другую сторону, и еще сильнее – в обратную. Будь сейчас Владим на ногах, он бы непременно полетел бы вслед за погибшим. Как раз под начавшие двигаться ноги бронемашины.
 - Рубка! Рубка! Алло! – прокричал Вадим, едва удержавшись от срыва в пропасть. Его пальцы нащупали щель между корпусом и бронешторкой амбразуры прицела, и теперь держали на себе все тело, скафандр и перегрузки от рывков перешедшей на «рысь» машины.
Положение лейтенанта мгновенно стало крайне опасным. И дело не в том, что он в любой момент мог полететь вниз, сорвавшись с качающейся крыши, а в том, что он теперь висел в облаке пара, поднимающегося из ниши теплообменников. Теперь время, а не выдержка и мускульная сила влияли на быстроту его гибели. Пар испаряющегося теплоносителя, конденсируясь на поверхности скафандра взаимодействовал с дождевой влагой и превращался в такую гадость, которая разъедала не только серебряные панели радиаторов, но и бронированные борта танка. А что уж там говорит о материале скафандра.
Владим же до последнего не замечал, точнее говоря, не сознавал этой угрозы, продолжая висеть на кончиках пальцев. Но вот первый тревожный сигнал, в виде противного писка и сигнального мигания смотрового стекла» красным цветом оповестил Владима о несанкционированном падении внутреннего давления.
«Давление? Я что пробил скафандр?» - на мгновение прекратив всякие попытки вскарабкаться на саму платформу, Владим оглянулся сначала вниз, а затем назад, словно силясь оценить состояние своего скафандра. Но поняв всю бесперспективность этого, он с еще большей энергией принялся бороться за свое спасение. Годы тренировок в военной школе для него не прошли даром. Казалось, что его организм черпает энергию и силу из воздуха, или точнее сказать атмосферы. Там, где хорошо подготовленный спортсмен давно бы устал, и выдохнувшись бесполезным грузом повис на еще не разжавшихся пальцах, обычный лейтенант Гегемонии не только продолжал бороться, но и наращивал тот напор с каким он штурмовал преграду.
Вот он, несмотря на непрекращающуюся качку подтянулся, оперся одним локтем в створку амбразуры, а другой рукой ухватился за штырь выползшей из-под брони антенны и медленно, подобно дождевому червю, буквально вполз на крышу, успев заметить: «Ого, антенна? Они привели машину в повышенное боевое состояние. Значит, они видят противника и надо поскорее убираться. Поскорее, пока не начали стрелять. Быстрее занять свое место», - подумал Владим о своем боевом назначении, а уж затем, вспомнил и о себе самом - «…Спешить, пока еще не «сдулся» скафандр».

Борьба за жизнь

Меж тем пятьдесят танков сбившись в одну стаю в бешеном порыве неслись навстречу с неизвестным, сотрясая железную землю поступью сотни закованных в броню ног, оглашая округу громоподобным боем многотонных ступней машины, чем-то напоминая табун, несущихся в испуге, диких животных. Но в этом случае боевые единицы не спасались бегством, а наоборот спешили столкнуться с противником.
Доказательством этого стала головная машина, она озарилась всполохом света, и рукотворный росчерк молнии из ее корпуса ударил куда-то в район скрытого мраком ночи горизонта.  Вслед за флагманскими «стволами», заговорило оружие и других танков. Не прошло и несколько секунд, как кромешная тьма превратилась в ясный день. Падающие с неба струи превратились в облака тумана, и в этой-то озаренной смертоносным огнем ночи Владим увидел то, отчего волосы на его голове зашевелились.
 Взобравшись на крышу танка и уцепившись за поручни парадно-выходного мостика Владим уже набирал код беспомощно тыкая личной картой замок, пытаясь попасть ею в тонкую прорезь. В то время как сверкнувшая по левому борту вспышка первого выстрела заставила оторвать взгляд от попыток входа в танк, он быстро устремил свой взгляд на траекторию удара молнии и принялся настраивать оптику скафандра, чтоб разглядеть, по кому открыт огонь. Когда же резкость с фокусом пришли в норму, и включилась стабилизация картинки в сторону противника неслись уже десятки «молний».
Враг, как ему и было положено, находился на линии огня, меж волнами взрывов пламени и смерти. Но сколько его было… Целая армия? Весь горизонт впереди машин был заполнен Вармонами, которые не то что бы бежали с поля боя, но и сами неслись навстречу землянам, поднимая своими копытами тучи «водяной» пыли, которые вместе с взрывами, порой полностью скрывали их ряды от глаз лейтенанта и перекрестий прицелов.
Но не их огромное число испугало Владима – что могла сделать тысяча Вармонов против одного танка? А сколько их нужно против пятидесяти? Нет, враги ему были не страшны, а вот железное болото, что лежало меж двух армий, и на поверхности которого рябью отмечались   дождевые разряды и к которому с огромной скоростью приближались машины, могло изменить баланс сил, отняв преимущества одних, и сгладив недостатки вторых.
- Алло! Флагман! Штаб! – Любой, кто меня слышит! Впереди преграда! Болото, - не дожидаясь пока отзовутся вызываемые им лица, зарычал в микрофон Владим, (надрывая связки), предупреждая об опасности.

Дальнейшие события завертелись бушующим водоворотом событий. Проносясь перед глазами, кадрами старой подпорченной кинопленки, то замедляясь, вплоть до полной остановки, с разрывом целлулоида, и последующей ярчайшей вспышкой молнии, вновь разгоняющей видеоряд боя.
Дальнейшие события завертелись подобно бушующему водовороту, меняясь кадрами в старом киноаппарате, вовлекая в свою сферу все новых и новых участников. Вадим оказался первым в числе тех, кто попал в эту переделку, и, пожалуй, единственный, кто понимал причину произошедшего столпотворения. Точнее сказать, единственный, кто понимал это до того момента, как был оторван от окуляров перископа и брошен туда, где броня тягалась с броней.
«Сорок метров…» - только и успел подумать Владим в последний раз, глядя в окуляры на болото, уже в свободном полете, - «Болото… Не успеем?!»
Серия толчков и глухих ударов стала следствием группового столкновения. Шедшие клином танки, двигавшиеся в его центре, хоть и таким жутким образом все же тормозили фланговых соседей. Боковые танки, даже не пытаясь остановиться, с ходу влетели в распростертые объятия лежащего перед ними болота. Из-под их ног взметнулись волны и тучи брызг, чуть ли не по самую крышу залив машины.
Вслед за ними, сотрясаясь от непрекращающихся столкновений, в болотную жижу вступили ноги флагмана, буквально вытолкнутого туда соседями.