18. Шерсть

@ Я опять начал лезть.

   На полу вдоль плинтусов "наметены" черные сугробики, и, на первый взгляд может показаться, что в доме давно не мыли полов. Концентрация шерсти в постелях и кастрюлях (т.е. там, где, по Маминому разумению, её, в принципе, быть не должно) существенно возросла. При моем появлении (да что? просто пришел! я у себя дома!), она злобно косится и, кажется, вот-вот превратится в ту, вторую, бабу ("завели в доме грязь").

   Швабры-лентяйки расставлены по квартире, как будто мне в назидание. Тазы с плавающей в воде шерстью мешают всем ходить и, специально, не убираются, демонстрируя домочадцам: "а зачем? все равно лучше не будет. Никогда!"

   Мама молчит, сжав зубы. Хозяин делает вид, что все нормально, но, иногда, я слышу его обиженный шёпот: "Это наша собака! Ничего не хочу больше слышать!" Детям всё равно, если не заставлять их мыть полы. По моему, им не мешали бы ни консервные банки, ни разбросанная туалетная бумага под ногами. В ящиках их письменных столов и не такое навалено! Но любимым деткам многое прощается, а мне - нет. Сверлит взглядом сквозь стены...

   А ведь, если призадуматься, то кто здесь - лишнее звено? Кто высасывает из пальца проблему? Кто нагнетает напряжение в наших семейных отношениях? Кто, в конце концов, вечно всем и всеми недоволен?

   Но и она, как оказалось, не совсем конченая.

   Сегодня после обеда недоеденными остались два отличных говяжьих мосла. С хрящами, жилами, мясом и, даже, салом (чудаки (!), похлебали щи с капусткой, отпилили ножичком то, что можно съесть незапачкавшись (!), и думают, что с обедом справились!). Так вот, всем понятно, что если отдать мне мосол на растерзание, то через три минуты пол в кухне и коридоре будет равномерно покрыт слоем говяжьего жира и слюны. А отмывать холодный жир с кафеля - это не то же самое, что собирать шваброй-лентяйкой надоевшую шерсть! Хозяин и говорит:
- Отдадим?
- С ума сошел? Я уже четыре раза сегодня полы вытирала! Да я лучше выброшу.

   Хозяин (крыть-то нечем!) ретировался по своим делам. А она, оставшись одна, говорит: "На уж, жри. А то век потом не простишь..."

   И вот, лежу я на своем топчане, размышляю перед послеобеденным сном, а она, горемычная, с губкой по полу ползает, заодно и свежую шерсть соберет...