1. Дальние пределы человеческой психики

КАПЛЯ И ОКЕАН.

СОДЕРЖАНИЕ.

Часть 1 – ДАЛЬНИЕ ПРЕДЕЛЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ.

Часть 2 – ЛИКИ ПРОШЛОГО И СИМВОЛЫ БУДУЩЕГО. 

Часть 3 – ИНФОРМАЦИЯ И ИНФОРМАЦИОННЫЙ МИР.

Часть 4 – КАПЛЯ ПАМЯТИ.

Чассть 5 - РЕАЛЬНОСТЬ  ИЛИ  ИЛЛЮЗИЯ? .

ПОСЛЕСЛОВИЕ.

ПРИЛОЖЕНИЕ – «ДУША В ПОСМЕРТИИ» (ШРИ АУРОБИНДО).

*** 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ - ДАЛЬНИЕ ПРЕДЕЛЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХИКИ.

Сегодня нам предстоит разговор об очень серьезных вещах, имеющих самое непосредственное отношение к каждому из нас - и отдельному человеку, и большим социальным группам, и человечеству в целом. Речь пойдет о нашем будущем, точнее, о путях и направлениях эволюции разумной расы, которой, пусть и с оговорками, мы являемся.

В этом исследовании мы не можем не затронуть проблему пространства и времени, ибо именно в их пределах все и происходит. Нужно не забывать и о том, что мы - и биологические, и социальные, и духовные существа, обладающие богатой историей, культурой, философией, религией, искусством и наукой. Желательно также понять, как, где и почему зарождается действие, куда оно зовет и к чему приводит; единственный ли оно двигатель развития или есть и другие, не менее важные.

Конечно, охватить столь огромный объем информации в небольшой работе практически невозможно, поэтому будем считать ее естественным продолжением темы, начатой в «Реальности психической и духовной» и многих других более ранних работах. Основное же внимание предстоит уделить психологии как целому комплексу знаний о человеке и человечестве. В настоящее время существует несколько исторически сложившихся направлений в изучении феномена человека.

Это классический ортодоксальный психоанализ З. Фрейда, глубинная психология, связанная в первую очередь с именем К.Г. Юнга; психодинамика, изучающая взаимодействие разных частей сознания человека, их способность порождать эмоциональные и мотивационные силы; процесс рождения, разворачивания, роста и затухания, взаимодействия и борьбы разнообразных сил в внутри человеческого существа; объективистская (бихевиористская - поведенческая, механистическая) психология, и, наконец, психология роста и развития - психология гуманистическая.

Многие исследователи считают последнюю переходной формой, готовящей нас к переходу на более высокой уровень - психологии трансперсональной, трансчеловеческой, скорее обращенной к миру вообще, чем к чисто человеческим потребностям и интересам - психологии, выходящей за пределы человеческой природы и самобытности человека, его самоактуализации и т.п.

Главная задача этой работы - ознакомить широкий круг читателей с основными положениями именно гуманистической психологии, т.к. она вследствие ряда причин оказалась мало востребованной в России и знакома лишь специалистам.

Основой же для такого анализа стало научное наследие Абрахама Маслоу - американского психолога, незаурядного мыслителя, исследователя и философа.  Мы внимательно ознакомимся с его последней работой «Дальние пределы человеческой психики» (1970 г.), и здесь автор просит прощения за большие выдержки из этой и других работ Маслоу, а также за необходимость постоянной расшифровки специфических терминов. Сделано это для удобства читателя.

*** 

Прежде всего, давайте задумаемся над, казалось бы, совсем простым вопросом: кто такие люди науки - исследователи, экспериментаторы, теоретики, первопроходцы?  Правда ли то, что «научным» можно считать лишь нечто абсолютно доказанное?

Как зависит избранное  направление исследования от самого человека, его убеждений, представлений,  предпочтений, от его физического, психического и духовного здоровья? Религиозных, политических, этических и культурных ценностей? От уровня развития интеллекта, наконец? Что он станет искать и будет ли зависеть найденное от  ищущего? Вот что пишет об этом Абрахам  Маслоу:

«Поскольку я считаю, что нашей конечной целью должно стать распространение знания гораздо более общего и всеобъемлющего, чем нынешняя психология, то мне лучше говорить только от своего имени. Это мой выбор и моя миссия - размышлять свободно, выстраивать теории, играть с догадками и предположениями - словом, пытаться проникнуть в будущее.

Это скорее пионерская деятельность, работа первопроходца - выдвинуть смелую гипотезу и отправиться на поиск новых, еще неизведанных земель, нежели разработка, посев и уход, ирригационные и мелиорационные мероприятия кропотливого труда экспериментаторов. Разумеется, последние составляют хребет науки, но мне все же кажется, что было бы ошибкой считать, будто задача ученых состоит только в скрупулезной работе с фактами.

Первопроходец, творец, исследователь, как правило, действует в одиночку. Терзаемый страхами и сомнениями, склонный к самооправданиям, он тем не менее бросает вызов людскому невежеству, гордыне, порой даже паранойе. Он обязан быть отважным, должен не бояться выглядеть смешным, должен не бояться ошибок и постоянно помнить о том, что он и есть, как говорил Полани, в своем роде игрок, который при полном отсутствии фактов рискует выдвигать самые смелые предположения, а потом в течение нескольких лет пытается найти им подтверждения.

Если он не безумец, то он не может до конца верить собственным предположениям и должен прекрасно отдавать себе отчет в том, что он ставит на то, в чем не уверен. Вот так же и я представляю здесь свои догадки и предположения. Я полагаю, нам не избежать обсуждения вопроса об оценочной биологии, даже если тем самым мы поставим под сомнение всю историю и философию западной науки.

Я убежден, что безоценочная, нейтральная модель науки, унаследованная биологией из физики, химии и астрономии, где она была не только желательна, но и необходима, чтобы не позволять церкви вмешиваться в научные изыскания - эта модель совершенно непригодна для научного познания живого. И еще более очевидно, что эта нейтральная и не вовлеченная философия науки не годится для изучения такого сложного биологического вида, каким является человек.

Здесь такие понятия, как ценности, стремления, цели, намерения приобретают первостепенное значение: только оперируя ими, можно приблизиться к постижению законов жизнедеятельности человека, а следовательно, и к решению классических задач науки - предсказанию и управлению.

Мне хорошо известно о тех жарких дебатах, которые ведутся в рамках эволюционной теории и в которых муссируются такие понятия, как прогресс, эволюция, векторы движения, цели, телеология, витализм. Дебаты эти, на мой взгляд, запутанны и непродуктивны. Я хочу перенести обсуждение этих проблем в сферу психологии, где их можно представить более выпукло и где можно найти более прямые пути к их решению».

Достаточно смелое высказывание - не просто верное, но и единственно возможное. В чем же истинное, хотя и глубоко скрытое противоречие? Что разделяет и что объединяет упомянутую физику, математику, химию, астрономию и космологию с биологией как первой из «нефизических», «неточных» наук и далее - с медициной, философией, психологией, социологией?  В первую очередь, все эти направления суть знание, однако знание разное и о разном.

Еще с античных времен было замечено, что объективность и доказательность находятся в прямой связи. Одно не существует без другого и обусловливает его. Затем «объект» приобрел статус «феномена» и, наконец, ФАКТА - самого основополагающего кирпичика мироздания. Объект и феномен изначально были философичны и онтологичны, факт - материалистичен и математичен. Однако и на факт можно посмотреть совсем по-другому. 

Есть некие допущения сократовского толка о том, что факты сами указывают нам, как с ними обходиться, или, другими словами, что любой факт есть «вещь в себе», загадка, пленительная тайна, вызов и приглашение в совместное путешествие. 

Эти вечные странники не должны тихо и смирно лежать в шкафах и исследовательских журналах, крепко связанные, исчисленные, измеренные и взвешенные. Факт должен быть свободен и обладать достаточной волей. Его задача - увлекать, завораживать, он не столько дает и служит, сколько вопрошает. Он никогда не есть покой, но вечное движение в мире бесчисленных и таинственных явлений, указывающих ему направление движения.

Человек - тоже факт, участвующий в этом движении, и факт несомненный. Однако участие это может быть самым различным и зависит от степени вовлеченности. Она же может быть самой различной - от бесстрастного и холодного наблюдения до прямого и заинтересованного действия. 

И если в физическом мире некая отстраненность возможна и вполне допустима, то в мире живого - неприемлема и невозможна. И лишь оказавшись в гуще процесса, примерив его на себя и поняв его глубинные движения, человек,
наконец,  получает возможность сформулировать проблему, сделать моральный выбор, решить, так или иначе ему поступить. Короче: чем больше люди узнают о себе, чем больше они осознают себя, чем больше верят себе, тем проще им принимать решения.

Классическая наука тут же предъявит обвинение в недопустимом и ненаучном субъективизме, который может свести на нет ценность любого исследования, неважно, в какой области или сфере. Она заявит: «Наблюдатель (исследователь) может считать себя объективным лишь в том случае, если ему удается отрешиться от собственных желаний, страхов и надежд, равно как и исключить предполагаемое воздействие промысла божьего». Снова прибегнем к цитированию А. Маслоу:
 
«Мы не должны забывать, что подобный взгляд на объективность возможен лишь в том случае, если мы имеем дело с явлениями неживого мира. Здесь подобного рода объективность и беспристрастность срабатывают прекрасно. Они вполне срабатывают и тогда, когда мы имеем дело с низшими организмами, от которых мы достаточно отчуждены, чтобы продолжать оставаться беспристрастными наблюдателями. Ведь нам на самом деле все равно, как и куда движется амеба или чем питается гидра. Но чем выше мы поднимаемся по филогенетической лестнице, тем труднее нам сохранять эту отстраненность.

Когда мы всерьез приступили к изучению человека, мы должны были рассматривать как само собой разумеющееся то обстоятельство, что нам
уже не удастся оставаться холодными, спокойными, отстраненными
наблюдателями. Мы имеем такое количество психологических данных,
подтверждающих этот тезис, что просто немыслимо продолжать отстаивать прежнюю концепцию объективности.

Нам будет достаточно легко в изучении физико-анатомических, морфологических и физиологических составляющих; станет труднее, когда перейдем к нейрофизиологии и энергетическому обеспечению всего целостного организма, еще труднее, когда столкнемся с феноменами жизненности, разумности, социальности. И, наконец, мы окончательно остановимся, когда вступим в святая святых - пространство разума, сознания, души и духа. И в первую очередь потому, что здесь факт имеет не одно, а множество лиц, проявлений, толкований, тонких и тончайших нюансов; здесь все не то, чем оно кажется на первый взгляд.

Остается лишь одно - либо признать, что научный метод в изучении живого и мыслящего для нас ограничен или вовсе непригоден, либо мы должны взять на вооружение какой-то совершенно иной метод, напрямую вытекающий из нашей «человечности», либо самим измениться настолько, чтобы смело и безоговорочно войти в эту непрерывно создающуюся человечность с ее собственным пространством-временем, материей, энергией и прочими фундаментальными свойствами.

Однако это дело будущего; пока же мы поступаем так, как нас учили и как мы привыкли поступать. Любой исследователь, обладающий хоть каким-то опытом, знает, что прежде чем браться за изучение какого-либо значимого гуманитарного явления - личности, социальной либо субкультурной группы, общества с его культурно-историческими и религиозными убеждениями, он должен осознать и подвергнуть тщательнейшему анализу собственные предубеждения и представления о предмете будущего изучения. Ибо сознать свои предубеждения - достаточно надежный способ избежать предвзятости.

Но есть и другой путь к объективности, который побуждает наблюдателей к большей проницательности, к большей точности восприятия реальности, лежащей вне нас. Хочу еще раз подчеркнуть  - это не совсем привычное понимание (вернее, восприятие) объективности; скорее, тонкости, истинности, взаимосвязанности и взаимоопределяемости. Речь идет о так называемом «любящем знании», достаточно хорошо известном  в Восточной духовной традиции. Любовь здесь - глубочайшее понимание, открытость, преданность, любование, восхищение, даже жертвенность.

Любящий человек, например, так тонко чувствует объект своей любви, так полно познает его, как никогда не сможет тот, кто не любит. Самое удивительное в том, что это положение целиком распространяется и на отношения человека и животного, а иногда и гораздо более показательно, чем в области межчеловеческих отношений. Именно здесь положение «Принимаю таким, как есть, потому что люблю», - встречается максимально часто, причем с обеих сторон. Поэтому любое исследование, изучение и т.д. будут более правдивыми, точными и в определенном смысле более объективными,  если в них присутствует любовь.

«Любящее знание» имеет и другие преимущества. Человек, знающий, что он любим, раскрывается, распахивается навстречу другому, он сбрасывает с себя все защитные маски, он позволяет себе обнажиться не обязательно только физически, но также психологически и духовно. Другими словами, вместо того, чтобы прятаться, он разрешает себе стать понятным. В повседневных межличностных отношениях мы в некоторой степени непроницаемы друг для друга. В любовных отношениях мы становимся гораздо более прозрачными.

Поэтому мизантропам либо абсолютно безразличным нечего делать в любой гуманитарной сфере; им  не место и в психологии, и в образовании, и в религии, и в медицине, и в пространстве «тонких миров», о которых у нас разговор еще впереди. А главное же в том, что императив «БРАТЬ» здесь почти полностью заменен другим: «ОТДАВАТЬ». Возможно, это и ненаучно, зато правильно и почти всегда эффективно.

Что же касается классической философии - науки как морально нейтральной, безоценочной системы знаний, то она не только неверна, но и чрезвычайно опасна. Она не просто аморальна, она антиморальна. Она ведет нас навстречу огромной опасности. Ведь науку делают люди, подверженные слабостям и обуреваемые страстями. Именно поэтому наука должна стать этическим кодексом.  Достаточно признать абсолютную ценность истины, достаточно начать служить ей, и все придет само собой. Кроме того, необходимо начать искать эти ценности и обнаруживать их в самой природе человека. Наука уже приступила к этому – но крайне боязливо и неуверенно.

Одна из причин, мешающих ей двигаться вперед - это огромная инерция 
материалистического прошлого,  понимание эволюции исключительно как механического движения, приверженность «научному атеизму» и полная бездуховность. До сих пор бытует мнение, что именно благодаря научному атеизму стал возможен огромный прогресс науки, масса фундаментальных открытий ХХ века, реальное улучшение  жизни большинства человечества.

Научный взгляд как бы специально ориентирован на крайние точки без всякой возможности видения того, что находится между ними, за, над и под ними; есть теизм, значит, должен быть и атеизм; есть религия, значит должна быть и ее противоположность; есть жизнь, значит абсолютно неизбежной будет и смерть. Формально так оно и есть, однако есть только в первом приближении...

Наука (хотя мы говорим, в сущности, о некой своеобразной религии, противопоставившей себя религии официальной) в вопросе постулирования фундаментальных законов мироздания почему-то отказалась от привычной дихотомии, выстроив единую систему законов, базирующихся на исключительно материалистическом прочтении вселенной. В определенной степени она права, но опять-таки лишь до определенного предела. Ибо рано или поздно  в едином мироздании, едином законе и едином смысле существования начинается  процесс деления, подобный цепной реакции».

Точнее, единое бытие начинает ощущать себя чем-то неоднородным, но не чуждым себе и не отчужденным от себя. Появляется сознание и осознание себя как библейского «АЗ ЕСМЬ». Затем в этой Первопричине рождается понимание  Единого  Мироздания, Единого Закона и Единого Смысла Существования. А далее начинается процесс деления, подобный цепной реакции, в ходе которого единое и неделимое дробится, умножается, принимает множество форм, прирастает свойствами, качествами, потребностями и желаниями.

Появляются Жизнь и Смерть, Созидание, Поддержание и Разрушение, причем первая  и вторая выступают и как гаранты, и как основные движители эволюционного процесса. Образуется Космос как физическая, материально-энергетическая  структура; Бытие как пространство не-физического, не-материального, духовного, живого и живущего, разумного и надразумного,  сознательного и надсознательного. И, наконец, образуется удивительный и неповторимый Мир Разумных Форм Жизни, среди которых нынешнее человечество - не первое и не последнее».

Осознание этого уже привело к множеству новых и новейших религиозно-философских и научно-философских концепций, версий и теорий, одной из которых стала концепция Мультиверсума. Так что нет никакой надобности в отмене науки как таковой - для нее найдется еще множество дел, ее еще ждет масса открытий, бесчисленное количество экспериментов и почти бездонный океан знаний.

Что же касается всего «ненаучного», на которое наука привыкла смотреть свысока, понимающе-снисходительно и иногда - с великим подозрением, то и у него впереди немало интересного. Ибо это самое «ненаучное» давно выросло из детских штанишек и вполне готово отстаивать свои права…

*** 

ЗДОРОВЬЕ И ПАТОЛОГИЯ. ПЛОХОЕ И ХОРОШЕЕ.

Теперь нам предстоит перейти к делам, куда более близким и понятным:  «Философия современной социологии должна принять на вооружение теорию хорошего общества, основой которой могло бы стать следующее определение: «Хорошее общество – это общество, которое благоприятствует наиболее полному развитию и раскрытию человеческих возможностей». (А.Маслоу). И далее:

«Самые здоровые в психологическом смысле люди (как и самые творческие, самые сильные, самые умные, самые праведные) должны быть использованы в качестве биологического материала для исследования или, говоря метафорически, их можно и нужно использовать как пионеров-первопроходцев, призванных поведать нам, показать нам и провести нас, менее любознательных, менее чувствительных, менее смелых, на еще непознанные и неосвоенные территории.

Если согласиться с расхожим утверждением, что человек - это животное,
способное выбирать и на основе этого выбора принимать решения, тогда тема выбора и принятия решений неизбежно должна присутствовать во всякой попытке описания человека.

Но хороший выбор и правильное решение напрямую зависят от качеств конкретного человека, от его мудрости, его решительности. И тогда придется отвечать на следующие вопросы: какие люди делают хороший выбор? Откуда берутся такие люди? Как они растут? Как учатся делать это? Что мешает сделать хороший выбор? Что помогает этому?

Разумеется, это просто иной способ подачи старого философского вопроса: «Что есть мудрость? Кто есть мудрец?», а за ним и древних аксиологических вопросов: «Что хорошо? Что желанно? Чего дОлжно желать?»

Нет никаких сомнений в том, что нынешнее  человечество достигло такой точки биологического развития, когда оно ответственно за свою эволюцию. Мы стали самоэволюционерами. А эволюция предполагает отбор, выбор и принятие решений, и, следовательно, раздачу оценок. Я также должен подчеркнуть, что нам предстоит столкнуться с дилеммой логической кругообразности, которая неизбежно возникает при разработке подобного рода теорий и исследований.

Она содержится уже в самом заявлении о том, что хорошие люди или здоровые животные выбирают или предпочитают то-то и то-то. Куда нам деться от факта, что садисты, извращенцы, мазохисты, гомосексуалисты, невротики, психотики,
суицидалы предпочитают и выбирают нечто совершенно другое, чем это
делают «хорошие люди»?

Любой опытный психотерапевт знает, что за невротическими «удовольствиями», или извращениями, как правило, стоят обида, боль и страх. Да и наш субъективный опыт говорит о том же. Мы знаем достаточно людей, которые в своей жизни испытывали как здоровое, так и нездоровое чувство удовольствия. Как правило, они отдают предпочтение первому и научаются подавлять второе.

Колин Уилсон ясно продемонстрировал нам, что люди, совершающие сексуальные преступления, имеют весьма слабые сексуальные реакции. Киркендел также показал, что для человека субъективно более значим секс как проявление любви, чем секс сам по себе.

Сегодняшнему миру необходим такой человек, который был бы ответствен за
себя и свое развитие, досконально знал самого себя, умел осознавать себя и свои поступки, стремился к полной актуализации своего потенциала и т. д. Во всяком случае, совершенно очевидно, что никакие социальные реформы, никакие, даже самые замечательные, конституции, планы и законы не будут работать до тех пор, пока люди не станут достаточно здоровыми, сильными, развитыми, пока они не познают самих себя и не выберут разумный, здоровый способ существования.

Столь же важной и насущной, как и вышеназванная, является проблема создания хорошего общества. Хорошее общество и хороший человек не могут существовать друг без друга. Они необходимы друг другу. Я отбрасываю в сторону вопрос о том, что первично в данном случае - общество или человек. Ясно, что они развиваются одновременно и в тандеме. Невозможно улучшить одно, оставив другое без изменений.

Говоря «хорошее общество», я имею в виду совокупность представителей одного биологического вида. В последнее время появляются утверждения, что решить эту проблему возможно при помощи исключительно социальных, а не психологических, мер.

В этот вопрос необходимо сразу внести ясность. Исходя из предпосылки, что человек как таковой не подлежит переделке, и занявшись исключительно
социальными преобразованиями, мы не можем быть полностью убеждены, на  добрые или на злые дела подтолкнут наши действия этого самого человека.

Не следует преувеличивать значение всевозможного рода социальных и благотворительных программ. Сами по себе они не могут улучшить общее психическое здоровье общества, хотя моральные качества человека в некоторой степени зависят и от социальных институтов, в которые он включен.

Ключевая идея социального синергизма состоит в том, что общество с примитивной культурой, равно как и общество с высокоразвитой индустрией, зиждется на общей социальной тенденции, на тенденции преодоления дихотомии между эгоизмом и бескорыстием у каждого отдельного члена общества.

Так, есть социальные меры, которые неизбежно настраивают людей друг против друга, но есть и такие, при которых человек, желающий блага себе, неизбежно действует во благо окружающим. С другой стороны, человек, движимый альтруистическими побуждениями и помогающий людям, неизбежно получает какие-то преимущества для себя.

Имеющиеся сейчас в нашем распоряжении методики познания вполне позволяют установить, что хорошо для человека, что полезно для него, и, значит, выявить резервы человеческой природы как с целью их сохранения, так и ради их увеличения, для того, чтобы сделать человека более здоровым и мудрым, более эффективным и счастливым, более способным к самоопределению. А это невозможно без учета самых разнообразных потребностей человека - от биологических до духовных.

Невозможность удовлетворить основные психологические потребности, такие, как потребность в безопасности, любви, уважении, самоуважении, идентичности и самоактуализации, приводит к болезням и разного рода расстройствам, которые принято называть неврозами и психозами.

Однако даже люди, в полной мере удовлетворяющие свои базовые психологические потребности, люди, которых с полным основанием можно отнести к разряду самоактуализирующихся личностей, которыми движет стремление к истине, добру, красоте, справедливости, порядку, законности и прочим ценностям, эти люди также могут испытывать депривацию на метамотивационном  уровне.

Неудовлетворение этих высших, метамотивационных, потребностей или утрата человеком ценностных ориентиров приводит к расстройствам, которые я называю общей и частичной метапатологией. Я утверждаю, что эти заболевания продолжают тот же ряд проявлений недостаточности, что и цинга, пеллагра, любовный голод и другие.

Поясню. Человеку пришлось столкнуться с неизвестной болезнью, и он стал искать причину этой болезни - именно таким образом была обнаружена потребность организма, например, в витаминах, минералах и аминокислотах. Значит, потребностью было сочтено то, недостаток чего привел к болезни.

Продолжая эту мысль, я утверждаю, что описанные мною базовые потребности и
метапотребности являются в прямом смысле биологическими потребностями,
и их депривация приводит к разного рода заболеваниям. Я абсолютно убежден, что рано или поздно мы обнаружим генетические, биохимические, неврологические, эндокринные маркеры в человеческом организме, которые объяснят нам  происхождение этих потребностей и этих заболеваний».

ИТАК:

1. Выбор и принятие решения;

2. Какой выбор можно считать хорошим?

3. Что в человеке делает возможным принятие оптимального для данной ситуации выбора?

4. Что такое самоэволюция и чем она обусловлена?

5. Что есть социальные и психологические преобразования и в какой связи они находятся?

6. Что такое социальный синергизм?

7. Потребности и метапотребности, мотивация и метамотивация.

Попробуем очень коротко остановиться на каждом из пунктов.

ВЫБОР. Нет необходимости объяснять, что для осуществления выбора нужно иметь то, из чего предстоит выбирать. И чем больше выбор, тем сложнее становится задача. Ведь в подавляющем большинстве случаев мы не можем поступать по принципу «ни да, ни нет», или «и да, и нет». Думать можем, а вот действовать - почти никогда. Сама природа требует от нас однозначного ответа; (вспомним библейское: «Но да будет слово ваше: «да, да», «нет, нет»; а что сверх этого, то от лукавого».)

Кстати, огромное большинство психологических тестов именно «от лукавого»: здесь условия игры таковы, что от вас категорически требуют именно «да» или «нет» даже в том случае, когда поставленный вопрос  вообще не имеет корректного этического или логического  решения.

ПРИНЯТИЕ РЕШЕНИЯ. Здесь все еще сложней, потому что мы имеем дело с условным действием, инстинктивным либо интуитивным. Нам неведомо, куда ведет каждый из выбираемых нами путей. Здесь царит неопределенность, непредсказуемость. В этом царстве вероятности мы можем ориентироваться только на свои проявленные и скрытые возможности. Посему не удивительно появление такой вот тихой и бесхитростной жалобы:

Кто ошибётся, кто угадает,
Разное счастье нам выпадает,
Часто простое кажется сложным,
Чёрное белым, белое чёрным…

Парадокс - у нас нет выбора, потому что и настоящее, и будущее многовариантны, и точно так же его нет, если все известно и прослежено до мельчайших деталей, поэтому бессмысленно и неинтересно. Прекращается не только развитие и действие, но и течение самого времени…

Так что же, все настоящие выборы и единственно правильные решения совершаются  «на небесах»? И не дано нам решать, какой выбор хорош, какой плох,  что есть «хороший человек» и что есть «хорошее общество»?…

К истинным  «выборам» мы еще только подходим, отсюда и детская дихотомия «плохое- хорошее». Однако принимаемый на интуитивном, детском, доличностном  уровне, этот выбор может быть исключительно точным и единственно правильным. Христианство говорит об этом недвусмысленно:

"Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное" (Матфей 18:3).

"Братия! Не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни" (1 Коринфянам 14:20).

"Я всегда с Тобою; Ты держишь меня за правую руку. Ты руководишь меня советом Твоим, и потом примешь меня в славу" (Псалом 72:23-28)

"Кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него". (Марк 10:15).

Не будем комментировать эти тексты - пусть каждый сам подумает над сказанным, в том числе и уважаемые господа психологи… Теперь о мудрости. Ведь действительно, попробуй-ка ответить на вопрос: «Что есть мудрость? Кто есть мудрец?», а за ним и на древние аксиологические вопросы: «Что хорошо? Что желанно? Чего дОлжно желать?»

Однако отвечаем, вот уже тысячи и тысячи лет. Делаем это, нисколько не задумываясь о том, в каком странном мире живем. Вроде бы все определили, всему дали свои имена и наименования, уловили основные причинно-следственные связи, сформулировали законы и принципы, а истинной мудрости так и не обрели. В чем тут дело?

А оно в том, в чем было и всегда - в многоликости мира и его неопределенности. Основной структурной единицей здесь служит ПОНЯТИЕ, которое является
определённым, если  имеет ясное содержание и резкий объём. 

СОДЕРЖАНИЕ ПОНЯТИЯ – наиболее важные признаки того объекта, который оно выражает, а объём – это количество охватываемых им объектов.

Таким образом, понятие имеет ясное содержание в том случае, если можно точно указать набор существенных признаков выражаемого объекта, а также точно установить границу между теми объектами, которые это понятие охватывает, и теми, которые не принадлежат к его объёму.

Понятие является неопределённым, когда оно имеет неясное содержание и нерезкий объём. Если понятие характеризуется неясным содержанием, то это значит, что невозможно точно указать наиболее важные отличительные признаки того объекта, который оно выражает; а нерезкий объём понятия свидетельствует о невозможности провести точную границу между теми объектами, которые входят в объём этого понятия, и теми, которые не входят в него.

Объём и содержание понятия тесно связаны друг с другом. Однако если в КОЛИЧЕСТВЕННОМ ОТНОШЕНИИ связь между ними обратная: чем больше объём понятия, тем меньше его содержание, и наоборот, то в КАЧЕСТВЕННОМ ОТНОШЕНИИ эта связь прямая: ясное содержание понятия обусловливает его резкий объём, а неясному содержанию обязательно соответствует нерезкий объём, и наоборот.

Конечно, намного удобнее и проще обращаться с определёнными понятиями, чем с неопределёнными, однако последние занимают значительное место и играют важную роль в мышлении и языке. Основные причины появления и существования неопределённых понятий таковы:

1. Многие объекты, свойства и явления окружающего мира многогранны и сложны. Они-то, как правило, и выражаются в мышлении неопределёнными понятиями. Например, понятие «любовь», отличаясь в высшей степени неясным содержанием и, соответственно, нерезким объёмом, – неопределённое, потому что обозначает явление настолько сложное, что за всю историю человечества никто так и не смог окончательно и исчерпывающе ответить на вопрос о том, что же такое любовь.

2. То же самое можно сказать о понятиях «счастье», « потребность», «демократия», «плохие» и «хорошие» парни, «добро», «зло», разум, душа, дух, самость, духовность и множестве других.

Как верно заметили ещё древние греки, всё в мире вечно меняется.
Многообразие и плавность переходов из одного состояния в другое трудно выразить точно и однозначно, в виде определённых понятий.

Неудивительно, что эти переходы обычно обозначаются неопределёнными понятиями. Можем ли мы точно сказать, когда человек является юным, когда молодым, когда зрелым, когда он достигает средних лет и, наконец, когда становится старым? Разумеется, понятия «юный», «молодой», «зрелый», «старый» и многие другие, им подобные, являются неопределёнными.

3. Существование неопределённых понятий во многом связано с тем, что люди зачастую по-разному оценивают одни и те же объекты, свойства, явления и события. Одному человеку некая книга покажется интересной, другому – скучной. Один и тот же поступок может у одного вызвать восхищение, у другого – негодование, третьего оставит равнодушным.

Различия в оценках окружающей нас действительности воплощаются в неопределённости многих понятий, например: хороший фильм, модная одежда, способный ученик, неинтересная книга, трудная задача, недостойное поведение, вкусное блюдо.

Необходимо отметить, что три названные причины появления и  существования неопределённых понятий не изолированы, а тесно связаны между собой. Они действуют всегда сообща, и, скорее всего, в любом неопределённом понятии можно усмотреть одновременное участие этих причин.

Несмотря на неясность содержания и нерезкость объёма неопределённых понятий, мы обычно пользуемся ими без особенных затруднений, как правило, интуитивно понимая, о чём идёт речь, когда говорят о скучной книге, плохом фильме, умном человеке, бессовестной выходке, удобном кресле, высокой зарплате и т. п.

Конечно же, если бы в мышлении и языке функционировали только определённые понятия, то они (мышление и язык) были бы более точными. В этом случае исчезли бы разночтения, двусмысленность, неясность, а в человеческом общении было бы намного меньше трудностей и барьеров в виде взаимного непонимания и разногласий. Однако большая точность языка и мышления сделала бы их более бедными и менее выразительными.

Стремясь сделать мышление и язык более точными, пытаясь изгнать из них неопределённые понятия, мы рискуем остаться вообще без мышления и языка. Натачивая лезвие ножа, пытаясь достичь его максимальной остроты, можно точить его до тех пор, пока от лезвия ничего не останется.

Итак, неопределённые понятия занимают значительное место в нашей интеллектуально-речевой практике. Они представляют собой её неотъемлемый компонент, и избавление от них так же лишено смысла, как и невозможно. Неопределённые понятия являются источником неточности, разногласий и коммуникативных (связанных с общением) помех не сами по себе, а в зависимости от той ситуации, в которой они употребляются. Как же быть в подобном случае? Может, действительно перестать «мудрствовать лукаво» и прислушаться к рекомендациям уважаемого психолога?

«Я предполагаю, что существуют такие явления и такие понятия, которые по своей сути являются одновременно и оценочными, и описательными. Я называю их «двойственными понятиями», имея в виду сплав в объеме понятия как определения явления, так и его оценки, и поэтому все, что я буду излагать дальше, следует понимать как попытку разрешить старое философское противоречие между «существующим» и «желаемым».

Что касается меня, то я занял позицию (и думаю, что смогу убедить в ее уместности всех своих читателей) откровенно нормативную, с самого начала задавая вопросы типа: что есть норма? Что такое хорошо? Что полезно для человека?

Мой старый учитель, профессор философии, который до сих пор по-отечески расположен ко мне и трогательно проявляет свои чувства и к которому я до сих пор отношусь с большим почтением, время от времени присылает мне обеспокоенные письма. В них он мягко журит меня за то, что я так лихо,
по-кавалерийски, обращаюсь с извечными проблемами философии.

Он пишет: «Неужели вы не понимаете, что вы делаете? Человечество билось над этой проблемой две с лишним тысячи лет, а вы вот так просто решили не замечать ее. Вы с беспечностью мальчишки мчитесь на коньках по этому хрупкому льду».

Я помню, как, пытаясь объясниться, однажды писал ему, что именно таким образом и должен поступать исследователь, что это стратегия - со всевозможной быстротой проскальзывать мимо философских проблем.

Еще я писал, помнится, что для решения стратегической задачи распространения знания в отношении вечных философских проблем следует занимать строгую  позицию, которой я и придерживаюсь сейчас. Я считаю это проявлением эвристичности мышления исследователя и потому нисколько не стесняюсь рассуждать о том, что такое хорошо и что такое плохо, и даже выступать при этом в качестве третейского судьи». (А.Маслоу).

*** 

ПОНЯТИЕ САМОЭВОЛЮЦИИ И СОЦИАЛЬНОГО СИНЕРГИЗМА.

САМОЭВОЛЮЦИЯ есть принципиальная возможность практически безграничного развития и совершенствования вне диктата и вне зависимости от социума; глубоко  осознанный и воспринятый внутренний императив, переход из статуса «сотворенного» в статус «творца».

СОЦИАЛЬНЫЙ СИНЕРГИЗМ – учение о необходимости людям для своего
усовершенствования содействовать друг другу, самому помогать себе в достижении цели. Это учение о свободном содействии людей друг другу.

Здесь все понятно, но, как всегда, лишь в теории. На практике гораздо чаще бывает по-другому - конкуренция и борьба за выживание побеждают. Лозунг: «Разделяй и властвуй», - звучит максимально громко, а призыв к объединению похож на «глас вопиющего в пустыне». Однако здесь у ученого есть одно чрезвычайно важное утверждение:

«Есть ли среди условий, создаваемых общественным устройством, такие, которые коррелируют с высокой агрессией, и такие, которые коррелируют с низкой агрессией?

Все наши земные планы успешно служат и тому, и другому в определенной пропорции, определяемой тем, насколько социально приемлемые формы, которыми мы можем прийти к исполнению наших планов, обеспечивают взаимную выгоду и исключают поступки и цели, наносящие ущерб другим членам общества...

Все имеющиеся в нашем распоряжении данные позволяют сделать следующий вывод: общества явно неагрессивные имеют такое социальное устройство, при котором индивидуум одними и теми же действиями и в одно и то же время служит  как своим собственным интересам, так и интересам остальных членов общества.  Агрессия в таких обществах не распространена вовсе не потому, что членам общества неведом эгоизм и они ставят социальные обязательства выше собственных желаний, а потому, что само социальное устройство делает эгоизм и альтруизм идентичными.

Рассуждая логически, всякое производство, будь то выращивание маиса или рыболовство, приносит благо всем членам общества. Каждый жнец и каждый рыболов вносит свою лепту в деревенский запас пищи, и если общественные
институты, созданные этими же жнецами и рыболовами, не извращают это
основное положение, то каждый член общества, становясь хорошим профессионалом, работает на благо общества. Он трудится себе на пользу, но и его товарищи также получают от этого свою выгоду...» (А.Маслоу)

Немедленно возникает вопрос: а может ли вообще существовать «социальное устройство, которое делает эгоизм и альтруизм идентичными»?  Не утопия ли это? И что в этом контексте означает:

«Исходя из предпосылки, что человек как таковой не подлежит переделке и, занявшись исключительно социальными преобразованиями, мы не можем быть полностью убеждены, на добрые или на злые дела подтолкнут наши действия этого самого человека».

Что в человеке не может подлежать переделке в принципе? Тело? Душа? Дух? Личность? Самость?  Сущность? Разумность, нравственность, социальность? Тогда какой смысл в самой психологии развития, самым прямым и непосредственным образом постулирующей эволюцию, развитие, рост, перестройку, трансформацию?

Должны ли мы принять человека таким, как он есть, т.е. таким, каким создал его Творец (или природа, или гипотетические неземные цивилизации, или космическая случайность,  или исторический процесс, или что-либо другое) или поставить своей целью его улучшение и совершенствование? Решение здесь может быть только одно:

ДА, ПРИНЯТЬ, НО ТОЛЬКО КАК ИСХОДНЫЙ, ЧРЕЗВЫЧАЙНО ПЛАСТИЧНЫЙ И БОГАТЫЙ МАТЕРИАЛ ДЛЯ ПРЕДСТОЯЩЕГО СТРОИТЕЛЬСТВА - ТЕЛЕСНО-ФИЗИЧЕСКОГО, ЛИЧНОСТНОГО, СОЦИАЛЬНОГО, ДУХОВНОГО.

Никто не станет оспаривать очевидного - поиски социального совершенства немыслимы и неэффективны без движения к совершенствованию самого человека, и отнюдь не только через «психологическое переустройство».
Автор прекрасно это понимает, поэтому дополняет сказанное следующим:

«Я только что изложил новый подход к феномену человека - я признал его огромные потенции и одновременно выразил глубокое разочарование тем, насколько редко и насколько неполно они реализуются. Этот подход противоположен ныне принятому подходу «де факто», когда выявляемые константы тут же, априори, рассматриваются в качестве нормы, как это, например, делал Кинси и как сейчас делают в своих опросах телевизионные журналисты.

Такой описательный, безоценочный подход к человеку, когда за норму выдают среднее арифметическое, подталкивает нас к выводу, что эта «нормальность» - лучшее, чего мы можем ждать от человека, и потому должны довольствоваться ею. Но я склонен считать такого рода «норму» скорее болезнью, или уродством, или задержкой человеческого развития, которые встречаются сплошь и рядом и которых мы не замечаем.

Извечная философская проблема взаимоотношения факта и его значения, того, что есть, и того, что должно быть, проблема описания и оценки - ужасная проблема, вставшая перед философами сразу с рождением этой науки и до сих пор не решенная ими». (А.Маслоу)

Для более ясного понимания проблемы вспомним, что такое эволюция, рост и развитие - естественно, в отношении личности, так как душой и духом психология не занимается. Итак:

ЭВОЛЮЦИЯ (от лат. evolutio — развёртывание), в широком смысле — синоним развития; процессы изменения (преимущественно необратимого), протекающие в живой и неживой природе, а также в социальных системах.

РАЗВИТИЕ – необратимое, закономерное, направленное, качественное изменение материальных и идеальных объектов. Характеризуется специфическим объектом, механизмом, источником, формами и направленностью.

РОСТ - процесс количественных изменений в ходе совершенствования той или иной психической функции.

А вот как трактуются эти понятия в современной психологии. «Личностный рост» и «развитие личности» истолковываются как аналогичные понятия, хотя это достаточно разные вещи, но на практике их мало кто различает. Даже специалисты их называют, путаясь, и так, и так.

Ростом называют количественные изменения, и если в процессе изменений
чего-то у человека становится больше (уверенности, силы, скорости реакции) при том, что эти изменения происходили изнутри, естественно, в этом случае говорят о процессе личностного роста.

Например, все дети в силу естественного биологического созревания и заботам родителей подрастают по своему психологическому и образовательному уровню до детского сада, потом до школы, школа их растит до института, потом жизнь подталкивает их к последующему взрослению... Это - естественный, или пассивный личностный рост.

Конечно, в процессе роста могут иногда происходить качественные скачки - превращения. Гусеница растет - и вдруг превращается в куколку, а куколка - в порхающую бабочку. Так же и ребенок, растет-растет, и вот уже на месте малыша - подросток, потом - молодой человек, а через какое-то время молодой человек становится взрослым человеком.

Однако эти превращения - не естественный рост в чистом виде. Реальные Маугли остаются только зверенышами, сами по себе в человека дети не превращаются. Ребенок превращается в человека только при условии воспитывающего влияния человеческой культуры. Соответственно, это уже был не только рост, это уже было - развитие человека и личности. Что же такое РАЗВИТИЕ?

Вспомним классическое: РОСТ - это количественные изменения, РАЗВИТИЕ - изменения качественные. Если вы видите книгу: "Развитие личности детей дошкольного возраста", - вы знаете, что встретите там описание того, как качественно меняется личность ребенка год от года, какие когда у ребенка возникают новообразования.

Главные вопросы к теме результатов развития личности, это: "О каких новообразованиях можно говорить как о качественно новых?", "Как можно проверить, что развитие действительно произошло?", "Можно ли говорить об уровне развития той или иной личности и сравнивать людей по уровню личностного развития!" и "Каковы вершины развития личности?"

В отличие от количественного роста, развитием называют качественные изменения. Если в процессе изменений человек становится в чем-то важном уже другим, с ним происходили качественные изменения, говорят о процессе развития личности.

Качественные изменения в нас не сваливаются с неба и не самозарождаются изнутри - они кем-то создаются. Кем-то, кто нами занимался или нами самими, если мы мы сами стали менять себя. Это не самозарождение, это деятельность в отношении нас. Соответственно, можно дать другой, более практичный критерий отличия роста от развития:

РОСТ ПРОИСХОДИТ ИЗНУТРИ, ИЗ СЕБЯ, РАЗВИТИЕ ЖЕ - РЕЗУЛЬТАТ СПЕЦИАЛЬНОГО ВЛИЯНИЯ ИЗВНЕ.

Соответственно, ЛИЧНОСТНЫЙ РОСТ - это увеличение потенциала личности из-за внутренней динамики ядра личности и его взаимодействия с окружением. Можно сказать и так: это преимущественно количественные изменения, понимаемые как происходящие изнутри.

В отличие от этого РАЗВИТИЕ ЛИЧНОСТИ производится кем-то, т.е. самим человеком, его близкими или обществом. Если влияние извне на человека оказалось результативным, привело к качественным изменениям - развитие личности состоялось…

С точки зрения практики, самое важное отличие между "личностным ростом" и "развитием личности" - в психологическом арсенале возможных средств влияния на происходящие процессы. Что есть в нашем арсенале, если мы хотим помочь личностному росту человека? Только три вещи: вера в человека, создание свободной поддерживающей среды и психотерапия, то есть поддержка и лечение в случае проблем. Немного.

Что же в арсенале специалиста-психолога, занимающегося развитием личности воспитанника, клиента, участника тренинга? Тут арсенал существенно богаче: сотрудничество в его саморазвитии, учеба, тренировка, передача знаний, предъявление образцов, отработка умений и навыков. А также награды и наказания, внушение и заражение, вовлечение и другие позитивные манипуляции, все разновидности позитивного и другого подкрепления.

Понятно, что рост и развитие взаимосвязаны и взаимно дополняют друг друга. Рост - естественная база развития, но развивать можно только то, для чего уже есть естественная база. Скорость развития всегда ограничена необходимостью дорастания человека до того, что он приобрел в процессе жизни и учебы.

Новые личностные роли должны прорастать в душе, прирастать к душе, только тогда они становятся не внешними масками, а новой гранью личности. Только "развивать", не глядя на рост, постоянно нельзя: развитие должно поддерживаться естественным ростом. Учеба должна прирастать  жизнью, чтобы новые знания обогащались реальным опытом и  практикой». Перед нами - срвременное понимание проблемы, однако впервые задумались над этим более полувека назад. Вот послушайте:

«Уже в самом понятии развития (или самоактуализации) заключается утверждение, что есть некая «самость», подлежащая актуализации. И в самом деле, человек не tabula rasa, не бесформенная каменная глыба, не ком глины или пластилина. В человеке всегда что-то заключено, в любой момент он уже состоялся, по крайней мере, в своей «тонкой» структуре.

Он уже есть как биологический индивидуум, со своим темпераментом, биохимическими реакциями и т. д., а следовательно, в нем уже есть некая «самость». То, что я называл «способностью чувствовать внутренние сигналы», позволяет постичь ее. Современный человек (особенно это относится к детям, к молодежи) привык прислушиваться не к своим внутренним сигналам, а к голосам других в себе - к голосу матери, отца, к голосу общества, к голосам старших, к голосу власти или традиций.

Говоря о неврозах как об основной проблеме современного общества, следует обязательно иметь в виду такие вещи, как утрата человеком смысла существования, сомнения по поводу целей жизни, горе и отчаяние по поводу неразделенной любви, переосмысление человеком своего жизненного пути, потерю мужества и надежд, неприятие самого себя, осознание того, что жизнь прожита напрасно, неспособность радоваться и любить и т. д.

Это ощущение неполноты вочеловеченности, чувство ущерба, невозможности исполнения своего человеческого  предназначения. Это признание того, что нечто в душе осталось непознанным и неиспользованным.

Лечебная гимнастика и профилактическая терапия, конечно, способны в некоторой степени повлиять на патогенез подобных нарушений, но роль этих методов несравнима с той огромной ролью, которую играют здесь социальные, экономические, политические, религиозные, образовательные, философские, аксиологические и семейные факторы.

Это утрата того, чем мог стать человек, или, вернее, чем он должен был стать по своему  предназначению, - если, конечно, у него не было объективных помех для роста и развития. Это оскудение его человеческих и личностных возможностей, сужение его вселенной и его способности к осознанию ее. Это арест заложенных в человеке возможностей».  (А.Маслоу)

Итак, слово сказано, и это слово – ВОЧЕЛОВЕЧЕННОСТЬ.

Для научного исследования звучит весьма странно, подозрительно напоминая религиозную «воцерковленность» и «воплощенность». К тому же Абрахам Маслоу  был первым, кто рискнул применить этот термин в рамках психологического исследования. Да и другое упоминаемое им  понятие: «самость», - в данном контексте совершенно закономерно читается как «душа». В принципе они не так уж и разнятся между собой, просто исторически были отнесены к разным «царствам». Первое к психологическому, второе к духовному. Напомним:

СА;МОСТЬ (согласно К.Г. Юнгу), собственно личность, — архетип, являющийся глубинным центром и выражением психологической целостности отдельного индивида. Выступает как принцип объединения сознательной и бессознательной
частей психики и одновременно с этим обеспечивает вычленение индивида из окружающего его мира.

Самость есть точка нового равновесия, которая в силу своего положения между
сознанием и бессознательным предопределяет жизнедеятельность человека. Она связана с достижением целостности и единства личности. В этом смысле Самость сродни процессу индивидуации, то есть процессу самостановления,
самоосуществления человека.  Она является цельюжизни.   

Для К.Г. Юнга Самость – это психическая тотальность. Ее можно приравнять
 к древнеиндийскому понятию «атман» или древнекитайскому понятию  «дао».

Самость как психологическое понятие выражает сущность человека. Все
первопроявления его душевной жизни начинаются в этой точке. Все высшие
и последние цели сосредоточиваются в ней. Являясь высшей точкой духовного
развития человека, Самость представляет собой тот общезначимый идеал,
который граничит с понятием «Бог».

В концепции К.Г. Юнга «Самость» и «Бог» выступают как тождественные
понятия. Не случайно, описывая Самость, он замечал, что она в равной
степени может быть названа «Богом внутри нас» или «сосудом для милости
 Божией». Однако  К.Г. Юнг вовсе не имел в виду обожествление человека или
разжалование Бога, у него речь  идет о некоем парадоксе, в ходе которого
человек пытается охарактеризовать то, что превосходит возможности его разума.

Представители трансперсональной психологии полагают, что мир есть параллельное и одномоментное существование множества самых различных реальностей, обладающих равным онтологическим статусом. Границы между этими реальностями — это культурно обусловленная фикция в сознании человека, пребывающего в неведении и страдающего только вследствие этого неведения.

Мир действительности трактуется как арена действия «надмировых» сил, стесняющих себя во времени и пространстве с целью самопознания. Человек в этой концепции не рассматривается как субъект активности, скорее, это временная форма, которую принимает некий «дух» с исследовательскими целями,  предающийся в пространстве и времени самоограничению. Опыт и переживания отдельного человека являются фрагментами опыта этого «духа».

В христианстве душа - бессмертный образ Бога, заключенный в человеке. Это его божественная основа, его жизненное начало, вместилище духовного смысла и способности к нравственному совершенствованию. Душа бессмертна и не умирает вместе с телом. Она и есть сам человек, его самость и личность.

Ради истины следует добавить, что и в современной психологии эти сложные понятия так и не обрели ни единой интерпретации, ни единого понимания. В результате этого сегодняшний человек не в силах ответить, что же он такое - Душа, Личность или Самость. А если все это вместе, то непонятно, в каких взаимоотношениях они находятся и что определяет каждое из них.

И именно поэтому понятия ЧЕЛОВЕЧНОСТИ  и  ВОЧЕЛОВЕЧЕННОСТИ 
по-прежнему остаются наиболее точными и востребованными. Они универсальны и не обусловлены ни религиозным, ни атеистическим мировоззрением.

*** 

МОТИВИЗАЦИЯ И МЕТАМОТИВИЗАЦИЯ.  ПОТРЕБНОСТИ И МЕТАПОТРЕБНОСТИ.

МОТИВАЦИЯ (motivatio) – система стимулов, побуждающих человека к выполнению действий. Является динамическим процессом физиологической природы, управляемым психикой личности и проявляемым на эмоциональном и поведенческом уровнях. Впервые понятие «мотивация» было употреблено в труде А. Шопенгауэра.

МЕТАМОТИВИЗАЦИЯ - поведение, вдохновленное высоким развитием представлений о ценностях и потребностях.

ПОТРЕБНОСТИ – нужда или недостаток в чем-либо, необходимом для поддержания жизнедеятельности организма, человеческой личности, социальной группы, общества в целом; внутренний побудитель активности.

МЕТАПОТРЕБНОСТИ - термин, обозначающий высшие, собственно человеческие потребности или потребности в личностном росте (в отличие от базовых или дефицитарных потребностей, таких, как физиологические, потребность в безопасности, потребность в принадлежности и потребность в любви). Примерами метапотребностей могут служить потребность в справедливости, красоте, смысле жизни, самоуважении, благодарности, самореализации, самотрансценденции, творческой самоактуализации.

Тема отнюдь не новая и пришедшая к нам еще до античности. Так, ВЕДИЧЕСКОЕ ЗНАНИЕ выделяет  (в порядке восхождения) следующие основные потребности человека:

!. Удовольствие (Кама).
2. Материальное  благополучие (Артха).
3. Познание (Веда, Агама, Джняна).
4. Освобождение (Мокша).
5. Дхарма (Единый Высший Закон), регулирующий  индивидуальную,  социальную  и духовную жизнь человека; Правда, Праведность, Нравственность, Красота, Гармония.

Согласно А. Маслоу, реализация высших потребностей (метапотребностей) возможна только после удовлетворения базовых, или первичных. В отличие от приведенного, этот перечень дополнен стремлением к истине, добру, красоте, справедливости, порядку, законности.
Таким образом, выстраивается убедительная и логически обоснованная цепь поступательных и взаимообусловленных процессов – синергизм, личностное и общественное благо, мотивация, потребность, метамотивизация, метапотребность, и, наконец- самоактуализация как полная реализация всех потенциальных возможностей человека.

ОСНОВА ЛИЧНОГО И ОБЩЕСТВЕННОГО ЗДОРОВЬЯ - ВОЧЕЛОВЕЧЕННОСТЬ;  ПАТОЛОГИЯ (БОЛЕЗНЬ) - НЕПОЛНОТА ВОЧЕЛОВЕЧЕННОСТИ, НЕДОЧЕЛОВЕЧНОСТЬ, НЕДОВОПЛОЩЕННОСТЬ, НЕДОСОТВОРЕННОСТЬ.

Достаточно близкой представляется и концепция известнейшего американского социолога и психолога М. Эриксона о восьми стадиях развития человеческой личности. Приведем лишь завершающие.    
               
СТАДИЯ 7. СРЕДНЯЯ ЗРЕЛОСТЬ. (40-60 ЛЕТ)

Седьмая стадия — зрелый возраст, то есть уже тот период, когда дети стали взрослыми, а родители прочно связали себя с определенным родом занятий. На этой стадии появляется новый параметр личности с миропоглощенностью  на одном конце шкалы и самопоглощенностью - на другом.

Формируется также и новое качество, которое Эриксон  называет  Общечеловечностью – т.е. способностью  человека интересоваться судьбами людей за пределами семейного круга, задумываться над жизнью грядущих поколений, формами  устройства будущего мира , общества и человек.

Глубокий  интерес к новым поколениям не обязательно связан с наличием собственных детей — он может существовать у каждого, кто активно заботится о молодежи и о том, чтобы в будущем людям легче жилось и работалось. Таким образом, долг и смысл  выступают как забота более старшего поколения о тех, кто придет им на смену – о том, как помочь им упрочиться в жизни и выбрать верное направление. 

СТАДИЯ 8. ПОЗДНЯЯ ЗРЕЛОСТЬ - (ПОСЛЕ 60 ЛЕТ И ДО ЗАВЕРШЕНИЯ  ЖИЗНЕННОГО ЦИКЛА).

Последняя психосоциальная стадия завершает жизненный путь человека. Это время, когда люди оглядываются назад и пересматривают свои жизненные решения, вспоминают о своих достижениях и неудачах. Резко ограничиваются физические и –в значительной степени –социальные возможности.В это время фокус внимания человека больше сдвигается на свой прошлый опыт, нежели на планирование будущего.

По убеждению Эриксона, для этой последней фазы зрелости характерен не столько новый психосоциальный кризис, сколько суммирование, интеграция и оценка всех прошлых стадий развития личности. Именно на этом этапе появляется либо безразличие, тихая безысходность, смирение, либо наоборот- искренняя, глубокая жизненная заинтересованность  в новых ценностях.и ориентирах. Формируются  потребности высшего уровня, принципиально отличающиеся от всех предыдущих.

Здесь круг замыкается: мудрость и принятие жизни взрослого и младенческое доверие к миру глубоко схожи и называются у Эриксона одним термином - integrity (целостность, полнота, чистота), т.е., чувства завершенности жизненного пути, осуществления планов и целей, полноты и целостности.

Эриксон полагает, что только в старости приходит настоящая зрелость и полезное чувство «Мудрости прожитых лет». И в то же время он отмечает: «Мудрость старости отдает себе отчет в относительности всех знаний, приобретенных человеком на протяжении жизни в одном историческом периоде. Мудрость – это осознание безусловного значения самой жизни перед лицом самой смерти.

ОСНОВНОЙ ВОПРОС: ДОВОЛЕН ЛИ Я ПРОЖИТОЙ ЖИЗНЬЮ? ИМЕЛА ЛИ ЖИЗНЬ СМЫСЛ?    

ПОЗИТИВНЫЙ ПОЛЮС: В кульминации здоровое саморазвитие достигает целостности. Это подразумевает принятие себя и своей роли в жизни на самом глубинном уровне и понимание собственного личностного достоинства, мудрости. Основная работа в жизни закончилась, настало время размышлений и забав с внуками. Здоровое решение выражается в принятии собственной жизни и судьбы, где человек может сказать себе: «Я доволен».

Неотвратимость смерти больше не страшит, поскольку такие люди видят продолжение себя или в потомках, или в творческих достижениях. Остается интерес к жизни, открытость людям, готовность помочь детям в воспитании внуков, участие в  оздоровительных физкультурных программах, политике, искусстве, и т.д., для того, чтобы  сохранить целостность своего «Я».

НЕГАТИВНЫЙ ПОЛЮС: Кому прожитая жизнь представляется цепью упущенных возможностей и досадных промахов, осознает, что начинать все сначала уже поздно и упущенного не вернуть. Такого человека охватывает отчаяние,  ощущение безнадежности, человек чувствует, что его бросили, он никому не нужен, жизнь не удалась, возникает ненависть к миру и людям, полная закрытость, злость, страх смерти.

Отсутствие завершенности и неудовлетворенность прожитой жизнью.выражается также в приписывании другим своих ощущений, эмоций, мыслей, чувств, проблем. Чувство горечи и сожаления могут в конце концов привести пожилого человека к старческому слабоумию, депрессии, ипохондрии, сильной озлобленности и даже паранойе.

Мне думается, что представленные ниже таблицы хорошо иллюстрируют вышесказанное, а также представляют интерес не только для психологов, психотерапевтов и врачей общего профиля, но и для думающего читателя.

ТАБЛИЦА 1.

Мотивации удовлетворения самоактуализированных людей как от работы,
так и по другим поводам.

Радость от достижения справедливости.

Радость от прекращения жестокости и эксплуатации.

Борьба с ложью и неправдой.

Они любят, чтобы добродетель вознаграждалась.

Они счастливы хорошему концу, хорошему завершению.

Они не выносят, когда побеждает зло и порок, и им невыносимо думать,
что другие могут мириться с этим.

Они хороши в наказании зла.

Они стараются починить вещи, исправить плохую ситуацию.

Им доставляет удовольствие хорошо делать свое дело.

Им нравится поддерживать и хвалить хорошее начинание, талант, добродетель.

Они бегут от популярности, славы, почестей, известности или, по крайней мере, не стремятся к ним. Эти вещи не важны для них.

Они не добиваются всеобщей любви.

Они, как правило, разборчивы в мотивах, и этих мотивов немного; их не так легко заставить сделать что-либо при помощи рекламы, за компанию или уговорами.

Им ближе мир, спокойствие, тишина, удобство, им не нравятся беспорядок, борьба, война и т.п. Их нельзя назвать рьяными борцами, они могут заниматься своим делом и получать от него удовольствие, не обращая внимания на бои местного и стратегического значения, разворачивающиеся вокруг них.

Они скорее практичны, трезвы и реалистичны в жизни, нежели непрактичны. Им нравится быть эффективными и не нравится быть неэффективными.

Если они вступают в борьбу, то ими движет не враждебность, не паранойя, не стремление к власти или мания величия. Их борьба обязательно служит порядку, она вызывается какой-то проблемой.

Им каким-то образом удается любить мир таким, какой он есть, и в то же время стремиться улучшить его.

Несмотря ни на что они считают, что люди, природа и общество могут быть улучшены.

Они трезво смотрят как на добро, так и на зло.

Они азартны в работе.

Возможность поправить неудачно сложившуюся ситуацию уже сама по себе
является для них большой наградой. Им доставляет удовольствие исправлять ситуации.

Наблюдения показывают, что им нравится иметь детей и помогать им стать
хорошими взрослыми.

Они не стремятся и почти равнодушны к лести, аплодисментам, популярности, статусу, престижу, деньгам, почестям и т.п.

Они умеют чувствовать благодарность судьбе за удачу, или, по крайней мере, всегда осознают ее.

Им присуща ответственность хозяина. Это обязанность вышестоящего, который знает и понимает больше остальных, быть терпеливым и терпимым; отцовский взгляд на окружающих.

Их привлекают тайны, нерешенные проблемы; неведомое скорее возбуждает
их, нежели пугает.

Им нравится привносить закон и порядок в хаос, в бестолковицу или в ситуацию
утраты моральных ориентиров. Они ненавидят коррупцию, жестокость,
злобу, нечестность, напыщенность, фальшь, мошенничество (и борются с ними).

Они стремятся избавиться от иллюзий, мужественно смотрят фактам в лицо. Их искренне огорчает, когда они видят, что талант пропадает зря.

Они не совершают низких поступков и недовольны, когда другие совершают
их.

Они считают, что каждому человеку нужно предоставить возможность развить свои способности, что все люди должны иметь равное право на самореализацию.

Им нравится хорошо работать, «делать хорошую работу», «делать то, что должно быть сделано». Обычно они говорят об этом, когда рассуждают о «достижении мастерства».

В руководящей должности для них есть лишь одно преимущество - право
распоряжаться деньгами, то есть решать, какое направление требует поддержки.

Им нравится направлять или отдавать деньги на дела, которые они считают важными, хорошими, стоящими.

Им нравится наблюдать, как самоактуализируются  другие люди, особенно
молодые, и помогать им в этом.

Им нравится смотреть на счастливого человека и способствовать его счастью.

Им нравится брать на себя ответственность (за дело, которое они могут
сделать хорошо), они не боятся и не избегают ответственности. Ответственность возбуждает их. Они все, как один, считают свою работу очень важной, стоящей, зачастую даже самой нужной.

Им нравится совершенствоваться, они стремятся к большей эффективности,
к большей точности, компактности, простоте, быстроте, к снижению затрат, к выпуску лучшего продукта, к сокращению числа операций, к изяществу, к меньшей затрате усилий, к большей надежности, безопасности.

ТАБЛИЦА 2 - ОБЩИЕ МЕТАПАТОЛОГИИ.

Отчужденность. Несправедливость. Агедонизм. Утрата вкуса к жизни.
Бессмысленность.

Неспособность радоваться. Безразличие. Скука, тоска.

Утрата ценности и значимости жизни. Экзистенциальный вакуум. Ноогенные
неврозы. философский кризис. Апатия, покорность, фатализм. Тотальное
отсутствие ценностей. Десакрализация жизни. Духовные болезни и кризисы. «Сухость», «бесплодность», банальность.

Аксиологическая депрессия.

Стремление к смерти; отказ от жизни. Смерть незначима. Чувство бесполезности, ненужности, незначительности. Невозможность добиться результата.

Безнадежность, апатия, пораженчество, прекращение сопротивления, капитуляция. Чувство предначертанности и обусловленности. Бессилие. Утрата свободы воли. Генерализованное сомнение. Стоит ли хоть что-нибудь усилий?
Имеет ли хоть что-нибудь значение? Отчаяние, страдание. Безрадостность.

Тщетность. Цинизм; неверие ни во что, утрата веры или редуктивное объяснение всех высших ценностей.

«Бесцельная» деструктивность, протесты, вандализм. Отчуждение от старших, от родителей, власти, от любого общества.

*** 

Таким образом, самоактуализация, согласно гуманистической парадигме, становится основной задачей эволюционного развития; она может поддерживаться и одобряться обществом и государством, а может осуждаться и даже преследоваться.

Это не одномоментный прорыв, а очень долгий и зачастую мучительный путь, имеющий много общего с ведическим пониманием движения к совершенству( сиддхи). Он по определению не может быть ни механическим, ни единообразным, ни раз и навсегда прописанным. Он управляем не только свободной волей и высоким разумом, но и творческой силой и высшими переживаниями. Вот что пишет об этом сам А. Маслоу:

«Во-первых, самоактуализация - это переживание, переживание всепоглощающее, яркое, самозабвенное, с полной концентрацией и
абсолютной погруженностью в него. Это переживание, в котором нет и тени юношеской робости, только в моменты таких переживаний человек воистину становится человеком. Это мгновения самоактуализации, мгновения, когда человек проявляет свое  высшее «Я».

В жизни каждого человека случаются такие моменты. И наша задача - помогать своим клиентам испытывать их как можно чаще. Мы в состоянии подтолкнуть их к полной поглощенности чем-то, и это заставит их забыть о привычных позах, о всех защитных масках, поможет не вспоминать о робости и смущении - словом, поможет «сорваться с якоря».

Мы обнаружим, каким приятным может быть это состояние для людей. На лице «крутого» молодца, только что напускавшего на себя вид циничного равнодушия, мы заметим бесхитростное простодушие, даже некую детскость - лицо его озарится невинностью и внутренним светом, он будет поглощен этим моментом и переживанием его. Ключевое слово здесь – «самозабвенность». Как часто нашей молодежи не достает ее, она слишком поглощена собой, слишком осознает себя единственной и неповторимой.

Во-вторых, можно представить себе жизнь как бесконечную череду
выборов, которые мы должны совершать один за другим. И в каждом случае это выбор между движением вперед и регрессом. Можно выбрать путь в сторону большей защищенности, в направлении полной безопасности, и тягловой силой в этом путешествии будет страх, но можно устремиться к росту и расцвету личности. Если сегодня вы все свои выборы сделали в пользу развития, это значит, что сегодня вы сделали несколько шагов в сторону самоактуализации.

САМОАКТУАЛИЗАЦИЯ - это процесс, который предполагает, что каждый раз, делая выбор, мы выбираем, что достойнее остаться честным, а не лгать, что честнее не красть, чем красть, или, обобщая, каждый из вставших перед нами выборов мы совершаем в пользу личностного развития. Это и есть движение к самоактуализации.

В-третьих, уже в самом понятии «самоактуализация» заключается утверждение, что есть некая «самость», подлежащая актуализации. И в самом деле, человек не tabula rasa, не бесформенная каменная глыба, не ком глины или пластилина. В человеке всегда что-то заключено, в любой момент он уже состоялся, по крайней мере в своей «тонкой» структуре.

Он уже есть по крайней мере как биологический индивидуум, со своим темпераментом, биохимическими реакциями и т. д., а следовательно, в нем уже есть некая «самость». То, что я называл «способностью чувствовать внутренние сигналы», позволяет постичь ее. Современный человек (особенно это относится к детям, к молодежи) привык прислушиваться не к своим внутренним сигналам, а к голосам других в себе - к голосу матери, отца, к голосу общества, к голосам старших, к голосу власти или традиций.

В-шестых, самоактуализация - это не столько конечная станция нашего
путешествия, сколько  само путешествие, и движущая его сила. Это ежеминутная актуализация всех наших чувствуемых и даже лишь предощущаемых возможностей. Например, вы обязательно станете более разумным, когда узнаете, на что способен ваш интеллект.

Самоактуализация непременно задействует интеллектуальные способности человека. Вам не обязательно совершать героические поступки, но нужно быть готовым к ежедневному и кропотливому труду выявления и вскрытия собственных возможностей.

В-седьмых, высшие переживания - лишь мимолетный момент самоактуализации. Это миг удачи, который нельзя купить, который невозможно организовать, которого не стоит ждать.

Человек, по словам Льюиса, должен быть «настигнут радостью». Но человек может стремиться стать таким, чтобы как можно чаще переживать эти мгновения высшего торжества. Освобождаясь от иллюзий, отказываясь от ложных идей, постигая свои возможности и свою ограниченность, он лучше поймет самого себя.

В жизни каждого человека обязательно были мгновения высших откровений, но не каждому было дано понять и прочувствовать их. Бывает так, что люди просто не обращают внимания на эти мимолетные мистические праздники души. Вот еще задача для метаучителей - помогать людям почувствовать мгновения истинного откровения, если уж они случаются.

Однако каким образом душа сможет заглянуть в чужую душу и говорить с нею? Ведь у предметов духовного мира нет очертаний и нет доски, на которой можно было бы нарисовать их для большей ясности.

Нам необходимо выработать новый способ коммуникации. Я предлагаю свой вариант.  Я полагаю, что он  относится скорее к разряду педагогических способов общения, скорее приспособлен для того, чтобы советовать, помогать взрослым людям выявить и развить таланты, нежели к той педагогике, где строгий учитель указует на что-то, начертанное на доске.

Если мне нравится музыка Бетховена, если я слышу в его квартете что-то такое, чего не слышите вы, как мне научить вас моему умению? Для вас это просто набор звуков. Я слышу красоту и гармонию, а вас они не трогают, вы слышите только звуки. Как мне обучить вас слышать красоту?

Это гораздо более серьезная проблема образования, чем простое обучение алфавиту или арифметическим правилам, или рассмотрение внутреннего устройства препарированной лягушки. Для предметов внешнего мира у учителя есть доска, на которой он изобразит понятные очертания, и есть указка, которой он направит на предмет внимание ученика. Такая внешняя, предметная педагогика проста, внутренняя гораздо сложнее, но столь же необходима для духовного наставничества. Это метапедагогика.

В-восьмых. Осознав, кто вы такой и что из себя представляете, что вы
любите и чего не любите, что хорошо для вас и что плохо, к чему вам
нужно стремиться и в чем ваше призвание, - одним словом, вскрыв свою
сущность, - вы обнажите и собственные глубинные болезни. Вы поймете свои защитные механизмы и соберете все свое мужество, чтобы отказаться от них. Это болезненный процесс, потому что эти механизмы помогают нам не замечать того, что нам неприятно. Но ради результата стоит стерпеть боль. Если психоанализ чему-то и научил нас, так это тому, что подавление и вытеснение - не лучшие пути  решения проблемы.

Я хотел бы остановиться на одном из защитных механизмов, препятствующих личностному росту, на который до сих пор почти не обращали внимания .В черновиках я называл этот механизм «боязнью собственного величия»,
«уклонением от своего предназначения», «бегством от своих талантов.

Со всей возможной прямотой и остротой я хотел бы подчеркнуть не фрейдистское происхождение этого термина, подчеркнуть, что в данном случае человек сдерживает как худшие, так и лучшие свои позывы, хотя и по-разному.

Практически каждый из нас мог бы добиться в своей жизни большего, чем достиг. В каждом из нас есть нереализованные или нераскрытые возможности. Ясно, что многие из нас уклоняются от пути, предначертанного нам судьбой. Мы пытаемся избежать ответственности, которую возлагает на нас (или вернее, предлагает нам) наше устройство, наша природа, а иногда и тщетно пытался избежать своей миссии.

Мы боимся своих лучших способностей (как и своих низших побуждений). Мы боимся быть такими, какими представляем себя в краткие, прекрасные минуты прозрения, в самые совершенные моменты своей жизни, собрав все свое мужество в кулак. Мы восхищаемся собой и даже испытываем благоговейный трепет перед божественными возможностями, которые обнаруживаем в себе в эти прекраснейшие мгновения жизни. Но мы одновременно трепещем от ужаса перед ними и чураемся их.

Мы, конечно, любим великих людей, мы восхищаемся теми, кто сумел воплотить  в себе все самое лучшее, что может быть в человеке, - добро, справедливость, красоту, совершенство, успех, - но при этом испытываем неловкое чувство, тревогу, беспокойство, а возможно, даже ревность и зависть. Эти люди как будто напоминают нам о нашей собственной малости, нашей неуклюжести, неловкости. Они лишают нас самоуверенности, самообладания, самоуважения. (Ницше по-прежнему остается лучшим учителем в этом вопросе.)

Здесь-то и спрятан ключ к разгадке. По моему мнению, великие люди уже самим фактом своего существования и теми качествами, которыми они прославились, вольно или невольно принижают нас. Даже если мы не осознаем этого, не понимаем, почему при встрече с таким человеком или при одном упоминании о нем мы чувствуем себя глупыми, или безобразными, или низкими, мы тем не менее отвечаем проекцией, а именно, реагируем так, словно этот человек действительно желает унизить нас, как если бы мы были мишенью для его добродетелей.

Наша враждебность по отношению к нему вполне объяснима. И мне представляется, что только осмысление и понимание способны победить
эту враждебность. То есть, если вы найдете в себе силы осознать и
проанализировать вашу собственную встречную оценку самого себя, понять истоки вашего бессознательного страха и ненависти к настоящим, благородным, красивым людям, тогда вы, наверное, сможете побороть свою неприязнь к ним. Я могу продолжить эту мысль и предположить, что, если вы научитесь любить высочайшие возможности другого человека, то вы не будете бояться обнаружить их в себе.

Отсюда же проистекает страх перед высшим началом.  Если сопоставить наше соображение с мыслями Элиаде о сакрализации и десакрализации, то становится ясна и универсальная причина этого страха. Это – боязнь прямой конфронтации с богом или богоподобным.

В некоторых религиях неизбежным следствием подобной конфронтации считается смерть. В верованиях многих народов с примитивной культурой присутствуют местность или предметы, на которые наложено табу, поскольку они в силу своей сакральности могут быть опасными для человека. Дело в том, что этот душевный трепет не надо воспринимать исключительно в черных красках, от него не нужно прятаться или бежать.

Это чувство может оказаться и полезным, оно может принести человеку
даже радость, даря ему мгновения наивысшего восторга и экстаза. Пусть этот экстаз проявит себя как увлеченность, как концентрация, как поглощенность чем угодно, достаточно любопытным, чтобы полностью приковать к себе внимание человека. Я имею в виду не только великие симфонии или классические трагедии - наше внимание может захватить интрига кинофильма, детектив или работа.

Полезно начать именно с таких универсальных и хорошо знакомых видов опыта, понятных любому человеку, это поможет прочувствовать, понять интуитивно высшее переживание, пусть для начала в умеренной, щадящей дозе. Кроме этого преимущества, такой подход поможет избежать излишней эффектности, высокопарности, метафоричности, невольно  сопровождающих обсуждение проблематики высших переживаний.

Итак, что происходит с человеком в такие моменты? Отказ от прошлого. Для того, чтобы лучше вникнуть в суть любого дела, необходимо полностью отдаться ему, не замечать ничего, кроме него и его сущности, уловить его внутренние связи и движущие силы, найти (а не придумать) способ его исполнения в его внутренней структуре. Таким же образом я советую наслаждаться живописью или вести разговор со своими друзьями.

Но есть и другой подход к делу - тащить за собой свой опыт, привычки,
знания, пытаться обнаружить, чем текущая ситуация похожа на ситуацию в прошлом, классифицировать ее и затем использовать уже готовое решение, которое срабатывало в прошлом в подобной ситуации. Это напоминает мне работу регистратора, и поэтому я назвал ее «рубрификацией», и она неплохо срабатывает в тех случаях, когда настоящее действительно сродни прошлому.

Но совершенно очевидно, что эта тактика не окажется успешной, если
сегодняшняя ситуация отлична от той, что была в прошлом. В этом случае регистраторский подход потерпит крах. Регистратор, глядя на произведение живописи, лихорадочно роется в картотеках своей памяти, в реестре своих познаний, связанных с историей искусства, - он должен знать, как положено реагировать на картину, подобную увиденной им.

Разумеется, на то, чтобы рассмотреть картину, у него просто не остается времени. Ему обязательно нужно знать, кто автор этого произведения, или его название, или течение, к которому принадлежал художник, - что-нибудь, что помогло бы ему произвести учет. Он восхитится картиной только в том случае, если он вспомнит, что такие картины должны вызывать восхищение, и она не понравится ему, если не найдет себе места в его классификации. Для такого человека прошлое инертно, он носит его в себе как ком непереваренной пищи в желудке. Прошлое мешает ему стать самим собой. 

Все, что происходит с нами в такие мгновения, подразумевает, что мы готовы довериться себе и окружающему нас, мы решаемся, пусть лишь на время, отказаться от готовности к бою, от работы воли и от ее диктата, от преодоления себя и от усилий удержать под контролем окружающее.

Мы разрешаем себе слиться с внутренней природой происходящего «здесь и сейчас», а это со всей  очевидностью предполагает доверчивое ожидание и беспрекословное принятие и подчинение. Неизбывно человеческое стремление контролировать, верховенствовать и управлять противно истинному согласию с делом, как и искреннему восприятию его материала (или проблемы, или человека).

В этом же разрезе будет уместно еще одно воспоминание о будущем. Сталкиваясь с будущим, - я имею здесь в виду столкновение с чем-то новым, неведомым, - нам не остается ничего другого, как положиться на свою способность к импровизации, довериться ей.

Сформулировав мысль таким образом, мы должны признать, что доверчивость обозначает и уверенность в себе, и мужество, и бесстрашие во всех аспектах. Бесспорно также, что, обретя уверенность в себе перед лицом туманного грядущего, мы наконец в состоянии безоглядно, с поднятым забралом и открытым сердцем устремиться к настоящему.

Опыт же прошлого может быть задействован только тогда и только в той степени, когда и в какой степени он заново обретен человеком, только в том случае, если этот опыт вновь пережит и переосмыслен. Он не может и не должен быть чем-то посторонним для человека, он не имеет права на самостоятельное существование где-то в закромах активного опыта. Опыт должен быть усвоен человеком, и при этом он не может сохраниться как нечто инородное и существующее само по себе.

Творчество как процесс созидания нового требует от человека всего, на что он способен (как правило), - в такие минуты человек предельно интегрирован, собран и целостен, он полностью посвящает себя служению заворожившему его делу.

Творческая воля, таким образом, выступает как системное свойство, как
объединяющее качество целостной личности. Она не приходит к человеку как слава со слоем позолоты на памятнике, и не охватывает его, как лихорадка от неких микроскопических бактерий высших способностей.

Человек, сконцентрированный на акте творчества, теряет обычную дробность и приобретает цельность. Крайне необходимым элементом личностной интеграции является пробуждение неосознаваемого и предсознательного, того, что и составляет суть первичного восприятия (можно назвать его поэтическим, метафорическим, мистическим, примитивным, архаичным, детским).

Наш рассудок слишком аналитичен и рационален, слишком расчетлив и атомистичен, чересчур концептуален. Рассудочное восприятие слепо к
отдельным сторонам реальности, и особенно к той, что находится внутри
нас.

Конечный продукт абстрагирования - математическое уравнение, химическая формула, карта, диаграмма, проект, карикатура, концепция, схема, модель, теоретическая система - очень далек от живой реальности («карта - не территория»).

Конечная цель эстетического, неабстрагирующего познания - полное постижение объекта, при котором все его грани равно важны, прекрасны, одинаково достойны восхищения, при котором нет места анализу и оценке. Здесь нет стремления упростить и расчленить объект, а наоборот, стремление к более целостному постижению его достоинств. Я исходил из того, что по-настоящему креативные люди, как правило, создают помехи, вносят беспокойство.

Но я утверждаю, что в первой фазе творческого процесса необходимо ощущать себя бездельником, необходимо быть похожим на представителя богемы, необходимо почувствовать привкус сумасшествия на языке. И тогда в мгновение высочайшего эмоционального взрыва, в момент вспышки энтузиазма, они смогут написать гениальное стихотворение, или вывести формулу, или найти математическое решение, или создать теорию, или схему эксперимента. После этого, но только после этого, для них приходит пора стать «вторичными» - более рациональными, более взвешенными, упорядоченными и критичными.

Если вы будете рациональным, взвешенным и упорядоченным на первой стадии творческого процесса, то вы не придумаете ничего нового. Сама идея «мозгового штурма», как мне представляется, заключается именно в этом - отключить внутреннего цензора, позволить себе вольно обращаться с абстрактным, свободно плыть по волнам ассоциаций, позволить идеям захлестнуть себя и письменный стол, и только затем, только после этого, взяться за труд, разделить полученный материал на негодный, бесполезный и пригодный, нужный. Если вас страшит безумие такого рода, то вас никогда не озарит блеск воистину новой идеи».

*** 

ВЫСШИЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ.

Прошу простить меня за столь обширное цитирование, однако все сказанное настолько важно, что ни в коем случае не должно пройти мимо нашего внимания. Не нуждается оно и в дополнительных комментариях. Все изложено предельно четко и понятно. Однако для всей полноты понимания  необходимо остановиться еще на одной серьезной теме, касающейся высших переживаний.

«Я начну с объяснения того, что я называю высшим переживанием, потому что именно на примере этих переживаний наиболее просто и подробно можно продемонстрировать мой тезис.

Понятие «высшее переживание» объединяет в себе лучшие мгновения человеческой жизни, счастливейшие мгновения человеческого бытия, переживания экстаза, увлечения, блаженства, величайшей радости.

Я обнаружил, что эти переживания имеют глубокие эстетические основания, такие, как творческий экстаз, материнская любовь, совершенные сексуальные переживания, родительская любовь, переживания при родах и многие другие. Я использую словосочетание «высшие переживания» как обобщенное и абстрактное понятие, потому что обнаружил, что все эти экстатические переживания имеют общие характеристики.

Можно представить себе обобщенную схему или абстрактную модель, которая описывала бы общие характеристики всех подобных переживаний. Пользуясь этим понятием, мы сможем говорить одновременно обо всех переживаниях подобного рода и о каждом из них в отдельности. Я получил от своих испытуемых множество описаний высших переживаний и их мировосприятия в такие моменты. Эти описания можно подвергнуть схематизации и обобщению.

Если попытаться сделать выжимку из множества слов и описаний мира, каким он представляется людям в мгновения высших переживаний (а я выслушал около сотни человек), то все это многообразие можно свести к следующим основным характеристикам: правда, красота, цельность, гармония, живость, уникальность, совершенство, нужность и необходимость, завершенность, справедливость, порядок, простота, богатство, спокойствие и вольность, игра, самодостаточность.

Эти понятия очень абстрактны. Да и как иначе? Ведь каждое из них объединяет в себе несколько сторон очень разных по происхождению и проявлениям переживаний. Само величие и широта охватываемого явления неизбежно предполагают общий характер и абстрактность обозначающего его слова. Это - нюансы мировосприятия в моменты высших переживаний. Здесь могут быть отличия только в степени выраженности, яркости того или иного впечатления - иногда люди в первую очередь постигают правдивость и истинность мира, а иногда - красоту.

Я хочу подчеркнуть, что этими понятиями обозначены характеристики мира. Это описания мира, отчеты о его восприятии, свидетельства о том, каким он представляется людям в лучшие моменты их жизни, и даже о том, что он представляет из себя на самом деле. По сути, эти описания сродни репортажу журналиста, ставшего свидетелем некого события, или отчету ученого, столкнувшегося с любопытными на его взгляд фактами.

Это не описания идеального мира и не проекции желаний исследователя. Это не иллюзии и не галлюцинации - нельзя сказать, что человек, настигнутый высшим переживанием, испытывает эмоциональный катаклизм, выключающий его когнитивные способности.

Напротив, высшие переживания обычно оцениваются людьми как моменты просветления, мгновения постижения истинных и подлинных характеристик реальности, прежде недоступных пониманию.  Есть одна очень старая проблема - проблема соотношения истины и откровения.
Религия как общественный институт выросла на том, что отказывалась признавать существование этой проблемы, но нас не должна сбивать с толку и завораживать убежденность мистиков в абсолютной истинности их мироощущения, данного им в откровении. Да, это своего рода постижение истины - для них. Но и многим из нас знакомо это чувство искренней убежденности в том, что перед нами открывается истина - когда нас настигают мгновения откровений.

Однако человек три тысячи лет пишет свою историю и за это время уже
успел понять, что одной убежденности в истине недостаточно - необходимо некое внешнее подтверждение этой истины. Должна быть какая-то методика верификации, некий прагматический тест, некая мерка.

Мы должны подходить к этим откровениям с некоторой долей осторожности, хладнокровия и сдержанности. Слишком многие духовидцы, провидцы и пророки чувствовали абсолютную убежденность и заражали ею окружающих, но впоследствии бывали посрамлены.

В известной степени это разочарование - разочарование в личных откровениях - способствовало рождению науки. С тех пор и по сегодняшний день официальная, классическая наука отметает откровение и озарение, как не заслуживающие доверия.

Сейчас мы приступим к подъему на самую вершину - мы примемся за
составление перечня характеристик реальности, светлых черт того мира,
что видится людям в мгновения высших переживаний, и докажем, что они совпадают с тем, что принято называть вечными ценностями или вечными истинами.

Мы увидим царство старого, доброго триединства - правды, красоты и добродетели. То есть, перечень описанных характеристик мира, являющегося взору человека в такие мгновения, одновременно является и перечнем ценностей. Эти характеристики испокон веков высоко ценимы великими религиозными мыслителями и философами, и список этот почти полностью совпадает с теми вещами и явлениями, что у наиболее серьезных мыслителей человечества заслуживало звания главного или высшего смысла жизни.

Это же описание мироощущения одновременно выступает и как оценочное описание. Перед нами предстают ценности, способные воодушевить человека, вещи, за которые человек готов пойти на смерть, терпеть боль, страдания и лишения. Их можно назвать «высшими» ценностями потому, что они, как правило, открываются лучшим людям, в лучшие моменты их жизни, при самых благоприятных условиях.

Мы оказываемся в понятийной среде высшей, более совершенной, более одухотворенной жизни, и хочется сразу добавить, что погружение в эту среду должно стать и главной целью психотерапии, и конечной целью образования - образования в самом широком понимании этого слова. Именно в этой атмосфере зарождаются качества, так восхищающие нас в великих людях, качества, которые были присущи нашим героям, нашим святым, которые приписывают даже нашим богам.

Таким образом, познавательный  процесс становится одновременно и процессом определения ценностей. То, что должно существовать, принимает свойства должного. Факты становятся оценками. Реальный мир, увиденный и понятый, превращается в мир ценимый и желанный. И тогда рождается совершенно особое понимание и себя, и мира.

«Я понимал, что принадлежу универсуму, я видел свое место в нем. Я
ощущал свою значимость, но при этом понимал, как я мал и ничтожен.
Одновременно я испытывал смирение и гордость». Или: «Я отчетливо
ощущал себя необходимой, неотъемлемой частицей Вселенной, я не был
сторонним наблюдателем, я принадлежал ей и был неотделим от нее. Я не
смотрел на нее сквозь черную бездну, наоборот - я был в ее центре,
принадлежал ей как полноправный член семьи, не как приемыш или пасынок, не как прохожий, заглядывающий в окно».

Таков этот тип предельного переживания, способ постижения Бытия, и его обязательно нужно отличать от другого, завороженного восприятия, при котором сознание сужается до особости объекта или даже отдельной его части, например, картины или лица, ребенка или дерева и  при котором остальной мир и собственное «Я» перестают существовать.

Поглощенность и завороженность объектом при этом настолько сильны, весь мир настолько забыт, что здесь недалеко и до со стояний трансценденции. Человек перестает осознавать себя, его «Я», весь окружающий его мир, кроме заворожившего его объекта, уходит в небытие… Объект становится целым космосом.

Человек воспринимает объект как целостный мир. В такие мгновения для него существует только он, и больше ничего. А потому законы познания, выработанные ранее для познания всего мира, в такие мгновения человек
переносит на восприятие этого отдельного, вычлененного из мира объекта, заворожившего его, ставшего для него всем миром.

Таковы два разных типа предельных переживаний. И первое, и второе необходимы и оправданы; они дают ощущение полноты бытия и собственной значимости.

Потеря этих возможностей, утрата способности испытывать радость, наслаждение, экстаз, потеря компетентности,  утрата расслабления, ослабление воли, боязнь ответственности - все это препятствия на пути к вочеловеченности, или недочеловечность.

ЭКСТАЗ бывает, как правило, кратким и мимолетным – мы просто не в силах вынести большего! Экстаз потрясает и отнимает много сил. Мы часто слышим от человека в такие мгновения: «Это слишком!», или: «Я не вынесу этого», или: «Я сейчас умру». И я, сторонний наблюдатель, отчетливо понимаю - да, он действительно может умереть.

Невозможно долго находиться в состоянии исступленного, бредового счастья. Наш организм слишком слаб для собственного величия, так же как не приспособлен он, например, для часового оргазма.

Понятие «экстаз» кажется мне теперь гораздо более подходящим, чем понятие экзальтации. Высшее переживание должно быть экстатичным и кратким, и на смену ему должно прийти спокойное, созерцательное состояние счастья и радость внутреннего постижения высших ценностей. Экстаз не может быть вечным, но познание Бытия – может. И все же, все же…

Мы нашли ответ на множество вопросов, но сколько  их еще ждет впереди? Есть ли мера желанной простоты жизни? Или жизнь должна быть в меру
непростой?

Может ли общество допустить «отдельность» отдельной личности, ребенка, семьи? Нужны ли пределы совместности, общей деятельности, общности и сообщности общественной жизни? Нужны ли пределы приватности, «позволению быть собой», терпимости и суверенитету?

Нужны ли пределы долготерпению общества по отношению к своим членам? Что должно прощать? Чего нельзя простить? Что требует наказания? Насколько терпимым может быть общество по отношению к ограниченности, к лжи, к жестокости, психопатологии, преступности и тому подобным вещам?

Как должно защищаться общество от слабоумия, от интеллектуальной немощи,  невежества,  убожества, насилия  и т. д.? Этот вопрос важен еще и потому, что он поднимает другой вопрос, а именно: вопрос о чрезмерной защите, об ограничении в правах и установлении опеки над теми, кто не нуждается в опеке, что в свою очередь тесно смыкается с проблемой ограничения свободы мысли, дискуссий, экспериментирования, поступка, идиосинкразии на все новое  и т. д.

Как решать проблему стерильного общества, стремящегося любым способом оградить свое творение от опасностей, от зла и его проявлений? Насколько широкий диапазон общественных вкусов должен быть позволен? Насколько терпимо должно быть общество к тому, что им не одобряется? Возможна ли терпимость по отношению к деградации, к разрушению ценностей, к «низким вкусам»? К употреблению наркотиков, алкоголя, ЛСД, к курению? Как относиться к «желтой прессе», к «мыльным операм» и к телевидению вообще?

Ведь если публика принимает нечто, значит, это близко к среднестатистической мечте и среднестатистической истине. Допустимо ли вмешательство общества в желания среднестатистического зрителя? Справедливо ли уравнивать в правах гениев, талантливых, творческих, способных людей с одной стороны и средних, тусклых личностей - с другой?

Как совместить  агрессивную внешнюю политику с  традиционными западными ценностями и демократическими институтами?  Ответственны ли мы за все негативное, темное и античеловеческое, наполняющее мир? Каким должно быть государственное телевидение? Должно ли оно иметь своей целью просвещение и воспитание? Или оно будет ориентироваться на рейтинги популярности передач?

Может быть, есть смысл в трех различных каналах для трех различных типов людей? Или в пяти каналах? Должны ли создатели фильмов, телевизионных шоу быть ответственными за просвещение и воспитание общественных вкусов? Чья это забота? Или это не должно беспокоить никого?

Как относиться, например, к гомосексуалистам, эксгибиционистам, садистам и мазохистам? Может быть, стоит дозволить гомосексуалистам домогаться детей? Должно ли общество вмешиваться в личную жизнь двух гомосексуалистов, удовлетворяющих свою сексуальность в полной приватности? Или если садист и мазохист удовлетворяют друг друга, не привлекая постороннего внимания?

Можно ли позволить таким людям размещать объявления в газетах с целью найти друг друга? Можно ли позволить трансвестисту публичные манифестации его пристрастий? Как поступать с эксгибиционистами - наказывать их, запрещать прилюдные  демонстрации или ограничиться порицанием?

Где же место для «вечных ценностей» и непреложных истин? Все общество
дружно отдает их на откуп церкви или иному догматичному, институализированному, конвенционализированному религиозному
институту. Разве это не отрицание человеческой природы!

Получается так, что молодой человек, взыскующий высшей истины, по общему уговору не найдет этого в себе или в человеческой природе, а должен искать
этого во внечеловеческом, в сверхъестественном, мистическом, в том, во что сегодня не верит большинство образованных молодых людей.

Изобилие таким образом приводит ко все более тотальному господству материальных ценностей. Жажда духовных ценностей остается неутоленной. Развитие цивилизации достигло рубежа, за которым явственно проглядывают очертания грядущей катастрофы». (А.Маслоу)

*** 

Подведем некоторые итоги. Первое, на что я хотел бы обратить внимание - весьма редко встречающийся феномен превышения исследователем-человеком ортодоксального исследователя, ученого, философа. Виной тому в первую очередь язык - крайне далекий от громоздких и малопонятных простому читателю построений, столь любимых современными тружениками «от науки».

А. Маслоу говорит о самых серьезнейших вещах так, как делает это школьный преподаватель, учитывающий наш уровень подготовки и в то же время ни на йоту не упрощающий всю сложность материала. Он как бы «отменил» не только официальный  язык научной публикации, но и сам метод преподавания, сделав его надежным средством вовлечения читателя и слушателя в общую работу. Вполне можно сказать, что он воплотил свою человеческую зрелость в новом способе мышления в области изучения феномена человека.

По словам Маслоу, он уже в начале своей профессиональной деятельности обнаружил, что имеющаяся терминология слабо (или вообще!) не подходит для изложения его мыслей и идей; здесь явно необходимо было нечто иное. А это «иное» рождалось в непрерывном процессе самопознания. Ведь главное из того, что Маслоу обнаружил в области психологии, он обнаружил, изучая самого себя. Он умел это делать, но кроме того, мог быть объективным в отношении самого себя.

«Мы должны помнить, — как-то заметил он, — что знание своей собственной глубинной природы есть одновременно знание человеческой природы вообще». Нельзя не заметить и не оценить особой психологической философичности его произведений, той особой духовной высоты, с которой многие истины выглядят как разные аспекты единого. То, как мыслит, чувствует и поступает человек, нельзя отделить от того, каков он, а вопрос о том, что он думает о себе, зависит от того, кем он является на самом деле. Как писал Маслоу в книге «Психология науки»:

«…вся информация о человеческом познании должна учитываться психологией, даже противоречия и нелогичности, тайны, то, что неясно, двусмысленно, архаично, неосознанно, как и все другие стороны человеческого существования, которые трудно передать кому-либо.

Еще только формирующиеся и неточные по своей природе знания есть, тем не менее, важнейшая часть нашей правде о себе. Знания, обладающие низкой надёжностью, это тоже часть знаний. И здесь надо следовать «правилу разведчика», который смотрит во все стороны и не отвергает никаких возможностей. О знании на его начальных стадиях никогда не следует судить на основе критериев, рассчитанных на  знание окончательное».

На это еще 30 лет назад обратил особое внимание английский парапсихолог и писатель Г. Прайс, подчеркнувший: «На ранних стадиях любого исследования было бы ошибочно проводить жёсткое разграничение между научным изучением фактов и философским размышлением о них. На более поздних этапах такое разграничение оправдано и уместно. Но если оно вводится чересчур рано и осуществляется чересчур жёстко, то эти поздние этапы никогда не наступят».

Поэтому для изучения множества важных вещей необходима серьезнейшая внутренняя работа и непредвзятое свободное мышление. И тогда они становятся открытыми для интуитивной и духовной проверки любым мыслящим человеком. Необходимо и еще одно: редчайшая способность одновременного пребывания в качестве субъекта и объекта исследования, тесно соприкасающаяся с мистическим восприятием мира.

В одном из писем к другу он пишет: «У меня по-прежнему проблемы с моим  идиотским восприятием. Я так долго жил в своём частном мире платоновых сущностей, имел разного рода беседы с Платоном и Сократом, старался убедить в чём-то Спинозу и Бергсона, злился на Локка и Гоббса, что другим только кажется, что я живу в этом мире. Я испытываю много трудностей… потому что только кажется, что я веду себя сознательно и общаюсь с людьми, даже беседую и выгляжу разумным. Но затем наступает абсолютная и полное забывание — и у меня снова куча неприятностей»

А. Маслоу не был ни мистиком, ни глубоко религиозным человеком; его интересовала в первую очередь «Планета людей», а не мифические «небеса». Однако в его последних работах постоянно «проскакивали» некие еще не оформленные, но вполне угадываемые мотивы и мелодии неземного и надмирного, тягу к которым он испытывал всю свою жизнь. Живя в настоящем, он постоянно был погружен в будущее. Отсюда и обозначение его работ - «Дальне йшие рубежи развития человека», «По направлению к психологии Бытия», «Дальние пределы человеческой психики».

Он ушел из жизни, когда ему было всего 62 года… Ушел, сделав очень много, но далеко не полностью реализовав свой научный и человеческий потенциал. Об этом свидетельствуют его слова:

«Я должен признаться, что не могу не думать об этой новой психологии как о революции в самом истинном, изначальном смысле этого слова, в каком можно назвать революциями свершения Галилея, Дарвина, Эйнштейна, Фрейда и Маркса, которые формировали новый образ мышления и восприятия, создавали новое видение человека и общества, разрабатывали новые нравственные концепции, указывали новые направления движения вперед.

В настоящее время эта третья психология, будучи одним из аспектов нового мировоззрения, новой философии жизни, новой концепции человека, открывает непочатый край работы на столетие вперед. Любому человеку здесь найдется работа – полезная, достойная, приносящая удовлетворение,  придающая  глубочайший смысл его жизни и жизни окружающих.

Однако я считаю, что прежде чем мы сможем создать мир добра, мы должны решить еще одну задачу – разработать гуманистическую и трансперсональную психологию зла, написанную на основании сострадания и любви к человеческой природе, а не отвращения к ней или же чувства безнадежности.

Нам предстоит самым тщательным образом исследовать это явление, это недоверие к добру, человечности и величию человека, это незнание того, как стать добродетельным и сильным, эту неспособность использовать свое недовольство  в мирных целях, этот страх перед взрослением и приходящим вместе с ним уподоблением Богу, это нежелание почувствовать себя праведником, достойным любви и уважения, и возлюбить себя.

И прежде всего мы должны научиться тому, как преодолевать нашу глупую склонность превращать наше сострадание к слабым в ненависть к сильным. В настоящее время нам просто недостает достоверных знаний для построения единого доброго мира. Нам не хватает знаний даже для того, чтобы научить людей любить друг друга – по крайней мере, чтобы как следует научить их этому. Я уверен, что лучшим средством является расширение пределов познания.  Остальное рано или поздно приложится».

***

За прошедшие почти полвека многое изменилось. Изменились мы, изменился мир, изменились наши системы представлений и – увы! - отнюдь не в лучшую сторону. Конец 60-х - начало 70-х лет прошлого века отнюдь не были ни легкими, ни безоблачными, ни счастливыми. И все же наблюдался вполне оправданный оптимизм, если не уверенность, то по крайней мере, вера в счастливое будущее человечества, в то, что все трудности, наконец, останутся позади и НЕДОВОЧЕЛОВЕЧЕННОСТЬ трансформируется в реальную ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ.

В начале ХХ века в мир пришла супраментальная йога и теория духовной эволюции индийского мыслителя и философа Шри Ауробиндо, основные положения которой во многом совпадали с основами гуманистической психологии. Затем быстрыми темпами начала развиваться психология трансперсональная, появление которой А. Маслоу предсказал еще в шестидесятые. Напомню, что он писал об этом:

«Я должен также сказать, что считаю гуманистическую третью психологию переходной формой, готовящей нас к более "высокой", четвертой психологии – трансперсональной,  трансчеловеческой, скорее обращенной к миру вообще, чем к человеческим потребностям и интересам, выходящей за пределы человеческой природы и самобытности человека, его самоактуализации и т.п.

Эта будущая психология имеет все шансы превратиться в философию жизни, в заменитель религии, систему ценностей и программу жизни, которых так жаждут  люди. Без трансцендентального и надличностного мы попадаем во власть злобы, насилия и нигилизма или же безнадежной апатии. Нам нужно нечто "большее, чем мы сами", чтобы мы могли преклоняться перед ним и служить ему в новом, естественном, эмпирическом, но не религиозном смысле, как это делали Торо и Уитмэн, Уильям Джемс и Джон Дьюи.»

Здесь следует упомянуть множество имен, наиболее известными из которых являются Дж. Лилли, Станислав и Кристина Гроф, Кен Уилбер, Р. Мецнер, М. Уошберн, Ч. Тарт, М. Дениэлс, Д. Бом, Ф. Капра, К. Прибрам, Дж. Рауэн и другие.
В России трансперсональная психология по вполне понятным причинам  не получила широкого развития и нашла свое применение исключительно в психотерапии.

Однако сегодня, спустя почти 40 лет после появления первых публикаций текстов трансперсональной психологии, ее статус и как научной дисциплины, и как прикладного направления, во многом остается неопределенным и спорным.

Ряд исследователей высказывает мнение, что претензии трансперсональной психологии на статус науки мало оправданы, так как в отличие от классической  психологии, которая не признает за измененными состояниями сознания объективного содержания, трансперсональная активно пропагандирует мистическое мировоззрение.

Критикуется она также  за то, что является формой неомистицизма, паранауки
или квазинауки. Когнитивный психолог Альберт Эллис критиковал трансперсональную психологию, среди прочего, за то, что она основывается на религиозной, авторитарной и антиэмпиричной философии, и что большинство трансперсональных психологов придерживается следующих ненаучных доктрин:

- Абсолютная реальность существует, и когда мы найдем истинную доктрину, которая описывает её, мы постигнем вечную и абсолютную истину.

- Жизнь после смерти, бессмертие души и реинкарнация, несомненно, существуют и были эмпирически доказаны.

- Все живые и неживые существа являются частью одной единой сущности. Посредством понимания и присоединения к этой единой сущности возможно напрямую воссоединиться с Богом, достичь богоподобия и безграничного блаженства.

- Используя  принципы и методы трансперсональной психологии и отвергая научный метод и все достигнутые им результаты, возможно достичь абсолютного знания, единения с вселенной, идеального физического и духовного состояния.

Даже этого короткого перечисления достаточно, чтобы убедиться: критики подобного рода не только не знают и не понимают того, о чем берутся говорить –
ни один из них не имел прямого трансперсонального, духовного или мистического опыта, не переживал пиковых состояний сознания и духовных кризисов. Да и вообще, что можно сказать о человеке, посвятившем 40 лет, например, феномену внутриядерного магнитного резонанса и не имеющему ни малейшего представления о том, что его окружает?

Он сродни хорошему или даже талантливому портному, однако «тачать сапоги» ему никогда не научиться. Он по-прежнему будет пребывать на самых первых уровнях эволюции разума - разума особого, высокоспециализированного, владеющего всей силой техники и технологии в своей области, но не имеющего  возможности продвинуться дальше. 

Кстати, это одна из причин широко распространенного  и непрерывно тиражируемого образа жестокого, беспринципного и почти безумного ученого, извечного ужаса мира, современного Франкенштейн, доктора Менгеле и Фауста.

Такому «доктору» бесполезно объяснять, что Абсолютная Реальность (Атман) не имеет к Истине никакого отношения, что она неописуема в принципе;
что рассуждая о жизни после смерти, он не только не владеет темой, но и ничего не знает толком ни о том, ни о другом; что ни буддизм, ни ведантизм, ни йога  никогда не настаивали на бессмертии личности (как раз наоборот!) и тем более ее реинкарнации; что, говоря о душе как о чем-то определенном, он рассуждает подобно ребенку; что усматривая  в богоподобии возможность бесконечного и вечного всевластия, он искажает один из самых главных принципов  духовного строительства: «Будьте совершенны, как Отец ваш небесный».

И отнюдь не исключено, что войдя в отрицаемую им «жизнь после смерти», подобный ученый немедленно потребует вернуть его в «небытие», так как он
«…отказывается принимать участие в подобном ненаучном, оскорбительном и унизительном балагане».

Другая крайность - уход в экзистенцию, признание смерти абсолютным, неоспоримым и в целом благоприятным  фактором для продолжения всеобщей  жизни; использование  понятия смерти для целей психотерапии. Вот что пишет по этому поводу известный психотерапевт  И.Д. Ялом; говорит от имени Того, кто никогда такого прав ему не давал.

«Честно вообрази себе, насколько менее терпима и более мучительна для человека была бы вечная жизнь, чем такая, какую я дал ему. Не имея возможности умереть, ты беспрестанно проклинал бы меня за то, что я лишил тебя смерти. Я намеренно добавил к ней немного горечи, чтобы ты, увидев удобства смерти, не ухватился за нее слишком рьяно и преждевременно. Дабы ты остался в среднем состоянии, которое мне нужно от тебя — не избегающим жизни и не устремляющимся к ней вновь в бегстве от смерти — я смешал в той и другой сладость с горечью».

Во всяком случае, мы вынуждены признать, что здесь не все так просто и что, видимо, единого и общего для всех решения вопроса просто не существует. Поэтому ни категорическое отрицание, ни столь же категорическое утверждение не могут помешать двум третям человечества жить так, как они привыкли, и верить в то, во что давно уверовали.

Так что по сути и вся эта дискуссия, и это противостояние бессмысленны, бесперспективны и беспредметны. Прежде всего потому, что ортодоксальная наука не обладает (и принципиально не может обладать) доказательствами своей абсолютной правоты. Она столь же относительна, как и все прочее.

Здесь возник тот же конфликт, что и в случае науки и религии, Западной и Восточной духовной традиции, политических доктрин коммунизма и капитализма, дарвиновской теории эволюции и ее оппонентами, безудержным оптимизмом по поводу постиндустриального общества и его явным крахом, теорией относительности Эйнштейна и ее современным прочтением. Не мешает напомнить, что даже сам предмет спора до сих пор не имеет единого понимания и с этой точки зрения является типичным неопределенным понятием.

Чаще всего термин определяется как «наука о закономерностях развития и функционирования психики». Другие определения, предлагаемые некоторыми учеными, отражают их интерпретацию и в зависимости от профессиональной склонности подчеркивают ведущую роль разума или поведения. Отдельные психологи даже полагают, что изучение человеческой психики вообще не может считаться научной дисциплиной в строгом смысле слова.

Тогда что же такое сама ПСИХИКА? Здесь тоже царит неопределенность. Однако большинство исследователей считают ее фундаментальным свойством высокоорганизованной материи, особой формой отражения действительности, результатом специфического взаимодействия живых систем с окружающей средой, особой формой отражения субъектом реальности бытия и мира на уровне эмоций, непосредственной  предпосылкой сознания. А вот что сказано в Оксфордском толковом словаре по психологии:

«Психологии просто невозможно дать определение, ее нелегко хоть как-то охарактеризовать. Даже если кто-то сделает это сегодня, завтра это будет рассматриваться как неадекватное усилие.

ПСИХОЛОГИЯ – это то, что ученые и философы, придерживающиеся различных убеждений, создали, чтобы попробовать понять сознание, сущностный смысл и поведение различных организмов от наиболее примитивных до более сложных. Следовательно, в действительности это вообще не предмет, это о предмете или о многих предметах. Здесь почти нет  границ за исключением жестких канонов науки и общечеловеческих этических норм. Поэтому не должно быть никаких ограничений ни со стороны ее защитников, ни со стороны ее критиков.

Сегодняшняя психология - это попытка понять то, что до сих пор в ускользало от нашего понимания. Любая попытка ограничить это или заключить в какие-то рамки подразумевает, что что-то известно относительно границ нашего знания и его достоверности, а это не верно.

Как отдельная дисциплина, психология возникла только столетие назад или около того на медицинских и философских факультетах. Из медицины она взяла ориентацию на то, что объяснение всего живого должно находиться в биологии и физиологии, из философии получила в наследство ряд глубоких проблем, касающихся сознания, воли и стремления к знанию. С тех пор она определяется по-разному: как "наука о психике", "наука о психической жизни", "наука о поведении" и т.д.

Все такие определения, конечно скорее отражают предубеждения тех, кто их высказывает, чем фактический характер этой области. В ходе написания этого словаря возникла довольно странная метафора, которая, кажется, в некоторой степени отражает существенное качество нашей дисциплины.

Она, как амеба, слабо структурирована, но хорошо воспринимается как отдельное существо с собственным  разумным способом действия. Она способна проецировать на себя некоторые новые методики, новые проблемные области, теоретические модели и даже  отдельные научные области, ассимилируя их и медленно и неуклюже преобразуясь в истинную и прекрасную форму». Самое время вспомнить слова А. Маслоу :

«Остается лишь одно - либо признать, что научный метод в изучении живого и мыслящего для нас ограничен или вовсе непригоден, либо мы должны взять на вооружение какой-то совершенно иной метод, напрямую вытекающий из нашей «человечности», либо самим измениться настолько, чтобы смело и безоговорочно войти в эту непрерывно создающуюся человечность с ее собственным пространством-временем, материей, энергией и прочими фундаментальными свойствами,» - и смело пуститься в путь…

***