Глава 1
Нас благословляет Сингапур
Восход солнца ударил яркими лучами и разбился о город Сингапур на биллионы ослепительных осколков, бликуя от всего стеклянно-высотного, полированного и шикарного. Тугие, глянцевидные листья пальм подхватили прыгнувших с небоскребов солнечных зайчиков, и в одно мгновение огненная цепочка пробежала по всему побережью куда-то за горизонт. Город вспыхнул сиянием утренней стихии солнца.
Каждый день город Сингапур пускал солнечную пыль в глаза доверчивым и простодушным гостям страны Малайзии, внушая безалаберность и эйфорию, но его хищные азиатские глаза со звериным аппетитом внимательно следили за каждым туристом, угадывая его желания, страсти и привычки, чтобы закинуть наживку и заманить простофиль в непросветную тень адских кущ…
Я пробыл в Сингапуре всего три дня, но узнал его нутро так близко, будто прожил здесь три жизни. За три дня меня девять раз ограбили и за это столько же раз арестовывали. На меня завели восемь уголовных дел и подали пятнадцать гражданских исков. Меня топили в море и выбрасывали из окна отеля. Я породнился с госпиталем и консульством моей родной страны. Чего я в Сингапуре не увидел, так это то, что заказывал увидеть вездесущим гондольерам, таксистам и гидам, у которых расценки оказывались настолько плавающими, что всегда равнялись содержимому моего бумажника и карманов, причем, расчет они требовали почему-то всегда на полпути к месту назначения, – в каком-нибудь очень тихом и очень тенистом месте.
Слава небесам, лучезарное утро четвертых суток пребывания в Сингапуре я встретил на борту трансатлантического лайнера «Санта Клаус-Роза Мария и К°», куда перебрался еще до официальной посадки ночью с помощью родного консула прямо из тюрьмы, где меня хотели приютить на пять лет за, якобы, оскорбление национального достоинства малайцев, выраженного в порче исторического памятника, на котором меня действительно обнаружили подвешенного в бессознательном состоянии и непотребном виде с оторванными карманами брюк и куртки.
В тот ранний и солнечный час я был счастлив, и, казалось, покой впервые пришел ко мне за всю жизнь. Я не стесняясь плакал, глядя, как по сходням поднимаются пассажиры с белой кожей. Некоторые из них тоже плакали, и мне ни к чему было спрашивать, почему они плачут. Мы знакомились, и скоро набралась немалая команда, у которой Сингапур высосал денег и здоровья больше, чем было потрачено на прелести жизни за последние двадцать лет.
Через час Сингапур исчезнет из виду, станет безопасным, и если кто-то возжелает вновь привезти нас сюда, то сможет это сделать только когда все мы будем в гробах.
Мы были счастливы, покидая этот южно-азиатский край, и со своей самой верхней палубы снисходительно наблюдали за утренней возней оживающего порта.
Между выгоревшими пирсами и отелями, ресторанами, кассовыми залами и кокосовыми пальмами зарезвились бесноватые мальчишки с тяжелыми кипами свежих газет в худеньких ручонках. Они сшибались с автомобилями и грузчиками, сновали в толпах туристов и пассажиров, громко вопя и завлекая публику:
– Сенсация! Травма психики! Священник из Телихпура после встречи в Малахском проливе с пиратами получил травму психики! Воспоминания, ночные кошмары доконали священника и искалечили его психику! Не выдержав, он подался к пиратам и быстро добился у них авторитета, а также кличку Билл Черная Душа! Покупайте Черную Душу!..
– Найден корабль-призрак! Совершенный призрак! Ограблен так, что о грузе фанеры и стекловаты на 10 миллионов долларов остались только призрачные воспоминания!
– За полгода пропали без вести сорок пять судов! Сегодня в плавание до Нью-Йорка уходит лайнер «Санта Клаус-Роза Мария и К°»! Ночное предсказания чревовещательницы Барахамы: это судно будет! будет! будет! будет сорок шестым! Ставьте ставки!..
– Фирма «Грезы моря» принимает заказы платежеспособных леди и джентльменов на любой корабль, понравившийся и выбранный прямо из окна отеля! Цены умеренные! Новое название судна по вашему вкусу! «Санта Клаус-Роза Мария и К°» – прекрасное судно! Обращайтесь в фирму!..
Звонкое веселое чириканье и карканье мальчишек-газетчиков, долетая до нашей верхней палубы, вызывали нервный смех и тягучую болтанку в душе, тоску и предчувствия какой-то гадости. Мы проклинали вздор местных газет и искренне желали мальчишкам онеметь или сломать себе шеи, единодушно утверждая, что именно из таких вот газетных бесенят и вырастают колдуны-головорезы, превращающие корабли в призраки.
Ровно в семь тридцать утра наш лайнер взвыл каким-то угрюмым, похоронным басом, и мы освободились от швартовых. Несмотря на увеличивающуюся дистанцию от яркого до пижонства Сингапура, до нас долго еще докатывались его благословения:
– Путь вам обрезан, вы попадете в ад! Пират сидит и чистит автомат! – бодро ревело сингапурское радио.
– Через шесть часов вас будет грабить Зеленый Джон, обязательно передайте ему, что Морда ждет его в семь вечера в таверне «Утопленник»! – попросил некто с неописуемой мордой, промчавшись мимо на прогулочном катере.
– Ко дну, ко дну!.. – истошно кричали даже сингапурские чайки.
Глава 2
Капитан, супермен и супервумен
Имя капитана нашего «Санта Клаус-Роза Марии и К°» было на слуху у всего света – Чарльз Дарвин. Этот русский кэп английского происхождения был истинным вепрем океанских пучин и просторов. Один только вид его коренастой фигуры с косматой гривой на голове говорил о способностях взглядом вбивать гвозди и проспиртованным дыханием растапливать айсберги. Речь держал Дарвин так весомо, что, казалось, каждое его слово весит ровно столько, сколько есть водоизмещения у судна, находящегося под его командованием. О лучшем капитане нам и мечтать было нелепо. Это был прекрасный капитан, каменная скала, если хотите, – китайская стена от всех наших дурных предчувствий. Правда, немного настораживали хвастливые россказни болтливого боцмана об огромаднейшем опыте Чарльза Дарвина, заключающегося в том, что за 25 лет службы в должности капитана он сменил 53 судна, причем, все их до единого сдал в вечную аренду рыбам и крабам. Но этот же факт имел и успокоительное действо, – если старик Чарльз усеял дно океана уже более чем достаточно, то уж наше-то судно он непременно доведет до милых глазу вод Гудзона.
Едва мы вышли из гавани, как капитан, сотрясая корабль многотонной лавиной словосочетаний, поприветствовал нас от имени пароходной компании «1000 лье до конца света», которой принадлежало наше судно; уверил, что путешествие до Нью-Йорка пройдет нескучно и запомнится каждому на всю жизнь, невзирая на долголетие, и пригласил всех желающих на носовую палубу для знакомства с нечто замечательным, что нам, безусловно, понравится.
Когда все желающие собрались на палубе, Чарльз Дарвин вывел на обозрение, как он заявил, самого высокооплачиваемого члена своей команды. Им оказался детина необычайной высоты и ширины, этакая, несколько уменьшенная точная копия водонапорной башни.
Башня, театрально улыбаясь, сбросив матроский костюм, обнажила многопудовое нагромождение мышц, крепко стянутое сухожилиями и кровеносными сосудами диаметром с водопроводную трубу. У женщин вспыхнули щеки и загорелись глаза; у мужчин очи потухли, а на щеках появился известковый налет.
Мужчины отозвали на минутку капитана и сказали, что, хоть этот колосс и очень дорог пароходной компании, но, по их мнению, ничуть не украшает интерьера корабля, и они готовы оплатить билет еще раз, если это громоздкое сооружение окажется за бортом или хотя бы на дне трюма. Однако Чарльз Дарвин все скоренько объяснил:
– Это, господа, супермен! Он суперменит и больше ничего не делает. К музыке он глух, к женщинам он сух, литературой топит камин, так что интересы мужчин никак не пострадают, если только чья-нибудь пассия не сочтет нужным влюбиться в бездушный паровой молот. Но за такое извращение пароходная компания «1000 лье до конца света» ответственности не несет. Зато все, начитавшиеся в газетках о возрождении пиратского промысла и обеспокоенные вероятными, способными огорчить, встречами, могут быть покойными! Супермен – надежная защита! Это наша дубина на головы любых врагов, кроме, разве что, бацилл тропической лихорадки и австралийской чесотки. Ура, господа!
Мужчины несколько успокоились, и вяло промямлили: «Ура!».
Супермен раскланялся на рукоплескания дам, состроил бульдожью морду и начал демонстрировать все, чего добился в жизни к этому дню. На него работало шестеро матросов, поднося бетонные блоки, кладки кирпичей и дубовые доски, которые супермен тут же крошил и ломал мощными ударами, посылая обломки за борт. Вой, скрежет, глухие удары, хруст и уханье возбуждали женщин и нагоняли сон на мужчин. К концу представления потный супермен покрылся толстым слоем пыли, а кончилось шоу как раз в тот момент, когда здоровенный кусок бетонного блока от удара подпрыгнул высоко в воздух, но не улетел в бездну моря, а накрыл супермену голову. Супермен упал, вот шоу и кончилось.
Под жаркие аплодисменты и овации «Бис!» мужчин, дюжина матросов унесла супермена в его каюту, объяснив, что такое с ним случается, и ему нужно отлежаться пару деньков.
Обуянные ужасом и страхом за судьбу супермена, леди устроили целую панику с завываниями и ломкой рук.
Из женского племени аплодировала только одна мадам преклонных лет, одетая, мягко говоря, странно и не по сезону. Она не только аплодировала, а хохотала, сгибаясь пополам, будто кланяясь. Ее рот, смонтированный на черепе, обтянутом морщинистой кожей, издавал трубное гортанное веселье, копна фиолетовых волос болталась из стороны в сторону, короткая зеленая шуба, увешанная амулетами, золотыми цепями, хрустальными шарами и четками, сотрясалась и звенела, как клавесин, а тонкие ноги, обтянутые красными кальсонами с приклеенными к ним золотыми звездами, извивались огненными змеями.
Женщины отпрянули от зелено-красных лохмотьев и брезгливо поджали губки. Чучело же, отсмеявшись, едва шевеля красными ногами, гнездившимися в тяжелых резиновых калошах, из которых шел легкий пар, павой подплыла к капитану и рыкнула внутриутробным гласом:
– Мой капитан, благодарю вас за развлечение. А теперь я ухожу медитировать до самого Нью-Йорка, куда еду на ассамблею жриц огня. Прошу не терять меня и не беспокоить. Через две недели я выйду из медитации сама. Деньги за питание прошу вычесть из стоимости билета и вернуть в Нью-Йорке.
– Конечно, конечно, мадам! – Чарльз Дарвин не имел большого опыта общения с сумасшедшими старухами, а потому немного растерялся. – Вам самое времечко отправиться в тень каютки… Такое солнце, жара, а вы в такой симпатичной шубке…
Сумасшедшая пристально посмотрела на капитана, воздела руки вверх, и пустила из ладоней в небо два длинных всполоха сине-зеленого пламени.
Окружающие ахнули и съежились.
Дева Мария! Эта старая кляча, одетая в комиссионном ларьке для сумасшедших, оказалась настоящей супервумен! Потрясенные, мы расступились перед жрицей огня. Она же вплотную приблизилась к Дарвину и прошипела:
– Это излишняя энергия. Она мне не нужна, как и ваши намеки, мой капитан…
– Пардон, мадам! Право же, не хотел вас обидеть… Простите еще раз, но не будете ли вы так добры дать еще огоньку… только… э… не в таком количестве… – Чарльз Дарвин набил и взял в зубы свою огромную, из черного дерева, трубку.
Жрица усмехнулась и поднесла к трубке зеленый ноготь, на кончике которого трепетало маленькое голубое пламя. Кэп раскурил трубку, еще раз поблагодарил, и оккультная дама гордо, с достоинством удалилась в утробу корабля, мелодично звеня своими шарами и амулетами.
Глава 3
Народный фольклор Малайзии
Наш лайнер вспахивал целину Андаманского моря между Малайзией и островами Индонезии. Сингапур давно пропал из вида, а вместе с ним стали таять и мои обиды на этот пиратский город. Верилось, что никогда меня больше не будут подвешивать на памятниках старины и арестовывать за мой неопрятный после грабежа вид, якобы, оскорбляющий достоинство улиц столицы Малайзии и ее добропорядочных граждан.
Я очень хотел ознакомиться с достопримечательностями, театрами, музеями, фольклором Малайзии и прилагал к этому все усилия. Однако судьба устроила мне экскурсию в грязные, черные, зловонные трущобы; я посетил семь полицейских участков и четыре тюрьмы. Последнее, впрочем, к историческим местам имело некоторое касательство.
Тюрьмы были настолько древними и такими обширными по площади, что, казалось, когда-то, когда Сингапур был поменьше, в этих тюрьмах проживала половина населения столицы, и периодически менялась местом жительства с половиной другой. Исторических документов на этот счет у меня нет, и этот вывод нужно воспринимать исключительно как личностное впечатление.
Конечно, мне не повезло в Сингапуре с культурной частью моего посещения, и я никак не мог ожидать, что судьба даст мне возможность наверстать упущенное здесь, в море.
Но после второго завтрака, в этот чудесный день избавления от сингапурского плена, мы, утонув в тени палубного тента верхней палубы, наслаждаясь свежестью ветра, холодным пивом и прекрасными сигарами, вдруг заметили крохотную точку, на большой скорости догонявшую наш лайнер. Кто-то вынул мощный бинокль и восхищенно воскликнул:
– Какая прелесть! Господи боже! Какая экзотика!
Бинокли моментально пошли нарасхват. Стюарду пришлось даже прикатить тележку, полную разнообразной современной оптики.
Я впился в окуляры своего бинокля, и сердце мое радостно заколыхалось. К нам двигалась моторная красавица-яхта, оборудованная под открытый театр. Вся палуба ее, покрытая белым брезентом, была сплошной сценой, а борта и мачты искрились разноцветными гирляндами, цветами и трепещущими на ветру лентами. На сцене прожженные солнцем, похожие на живые головешки, люди в ярко-красных набедренных повязках играли на своих незамысловатых народных инструментах и исполняли темпераментные, захватывающие дух, танцы. Музыки слышно еще не было, но пластика пляски танцоров вызывала восхищение и головокружительный восторг.
Скоро яхта нагнала наше судно и пошла параллельным курсом. Музыка артистов несколько разочаровала своим визгом бамбуковых дудок, грохотом разноцветных барабанов и монотонным воем самих танцующих, мало сочетающимся с их движениями.
Капитан Дарвин сказал, что это, похоже, туземцы. Что эти дикари хотят получить бакшиш и будут разбиваться всмятку, пока мы не дадим им несколько долларов. Ради этого они готовы кривляться перед нами хоть до самого Нью-Йорка.
Туземцы расширили программу. Появились факиры, пожирающие сабли и изрыгающие снопы пламени, акробаты, летающие между мачтами, и юноши, танцующие брэк. Время от времени пискливые дудки стихали и под нарастающий темп барабанов среди жонглеров, метающих в небо кинжалы и горящие факелы, появлялись стройные, длинноногие туземки и, бешено вращая бюстами и бедрами, приятно удивляли вполне цивилизованным стриптизом.
В эти моменты некоторые жены уводили своих мужей по вдруг неотложным делам в каюты, а тем никак не хотелось покидать палубу.
Концерт аборигенов включил в себя также какие-то экзотические пантомимы с символическим свертыванием голов, обрядные корробори и театрализованное жертвоприношение.
Наконец они приблизились к борту «Санта Клаус-Роза Марии и К°» почти вплотную и с радостным гудением, криком и смехом начали швырять в нас живые цветы, пытаясь добросить до нашей верхней палубы. Ослепительные жемчужные улыбки, счастливые добрые глаза арлекинов умоляли нас допустить их к себе поближе, чтобы в знак благодарности за внимание одарить каждого целыми стогами роз, а может быть даже поцелуями. Фонтаны цветов били все настойчивее, и мы уговорили угрюмого буку Чарльза Дарвина спустить трап-сходни. Едва сходни загрохотали к воде, туземцы поразили нас очередным трюком из своего фольклора – на борт нашего судна полетели крюки и кошки с канатами и веревками, по которым артисты шустро, как дикие обезьянки, полезли к нам в гости.
Мы были на седьмом небе от шутейского абордажа. А обезьянки все лезли и лезли и скоро запрудили собой всю верхнюю палубу, перемешавшись с нами, как изюм с творогом.
Мы приготовили по доллару и целому мешку комплиментов, но никак не могли заговорить с аборигенами, – они не переставали извиваться перед нами под бой гудящих барабанов и осыпать нас цветами. Наконец по трап-сходням поднялся на нашу палубу, судя по европейским покроям лица и костюма, главный режиссер туземного варьете. Он подошел к капитану, улыбнулся и, вынув бутылку шампанского, гулко выстрелил пробкой. В тот же момент в руках артистов засверкали совсем не бутафорские длинные ножи и залязгали затворы самых настоящих пистолетов и автоматов, спрятанных в охапках цветов и набедренных повязках. Алые и белые розы вмиг стали похожи на кляксы крови, залившие наши светлые одежды…
Пассажиры взвыли, сжались в один угол и предлагали заплатить аборигенам за представление сколько угодно, лишь бы эта труппа не наделала из несчастных путешественников, пардон за каламбур, – трупов, но туземцы безмолвствовали, сменив улыбки на жестокие оскалы.
Тем временем главный режиссер, помахивая шампанским, танцующей походкой увел куда-то нашего капитана. В душе мы похоронили Чарльза Дарвина, но к нашему изумлению он быстро вернулся и сказал, что это всего лишь переодетые сингапурские пираты. А узнав о нашем намерении заплатить им, до неприличия громко, при данных обстоятельствах, расхохотался и успокоил нас, заверив, что сингапурцы никакой платы с пассажиров не возьмут, а захватят только корабельный запас золота и контейнер опиума, специально приготовленный на этот случай, ну и убьют не более пяти-шести человек, и то не со зла, а так, – для острастки.
Все именно так и случилось, за исключением «острастки». Когда золото и опиум с любовной аккуратностью были перегружены на пиратскую яхту, один юный корсар взвел курок своего револьвера, чтобы пристрелить пять-шесть пассажиров. Но главный режиссер пиратской команды позеленел от злости и разразился громкой бранью, вольный перевод которой звучит примерно так: «Нешто ты, щенок, покупаешь патроны?! Думаешь, мне легко их доставать втридорога на черном, как твоя рожа, рынке?! Если хочешь пострелять для острастки, то покупай патроны за свой счет, сушеная медуза! Ты меня понял, морской таракан?!..»
Уразумев про свой счет, юнец вмиг подобрел к нам и спрятал оружие. Мы облегченно вздохнули. Но тут юнгу осенило, и он стал просить у своих старших товарищей длинный ножик для потрошения акул. К счастью, никто ему и этого не дал, объяснив, что о наши кости клинок может затупиться, а хорошая заточка тоже стоит недешево. Так благодаря ни с чем не сравнимой – то ли скупости, то ли экономии в хозяйстве сингапурских пиратов, пятеро-шестеро из нас остались при жизнях, а кровожадный мальчишка с носом.
Сингапурские флибустьеры, украсив некоторые головы пассажиров благородной сединой, весело, с песнями и награбленным добром отвалили от борта нашего лайнера.
Кто-то стал вздыхать по лежащему в мирной коме супермену, а я подумал, что морской разбой еще не скоро канет в мертвое море фольклора, а, возможно, что и ни во веки веков.
Мы с грустью наблюдали, как бандитский плавучий театр вновь превращался в крохотную точку, уносящуюся к горизонту, и посочувствовали капитану в связи с утратой золота и опиума.
На что Чарльз Дарвин, ядовито усмехнувшись в свою дымчатую бороду, ответил:
– Пустяки, пустяки, господа. Ради безопасности пассажиров компания «1000 лье до конца света» не пожалеет затрат. Тем более, что и затраты-то пустяшные – золото было фальшивое, а вместо опиума эти клоуны заполучили контейнер стирального порошка, присыпанного сверху дешевой марихуаной. Ха-ха-ха-ха!..
Ветер прозрачными лапами подхватил громоподобный смех капитана и унес в поднебесье, откуда он грохотал еще яростнее.
Лица двухсот пятидесяти одного (исключение составила медитирующая жрица огня) пассажира озарились той лучезарностью и озорством, какие свойственны только ловкачам азартных игр, пройдохам и министрам финансов.
В салоне для танцев до позднего вечера не стихали музыка и смех. Семеро молодых людей, обвязав бедра красными тряпками под гром огромных кастрюль изящно спародировали пляску дикарей и исполнили пантомиму вкушения сингапурцами стирального порошка, пускания и ловли мыльных пузырей. Получилось великолепно, – весело и зло. Затем мы танцевали, играли в подвижные игры и даже спели хором «Храни нас, Посейдон!»
Глава 4
Дуэль корсаров. Прощай, радист!
Первую ночь на «Санта Клаус-Роза Марии и К°» большая часть пассажиров провела в бессоннице. Мы ожесточенно рвали перьями листы своих дневников и писем к родным описывая нападение на нас самых настоящих пиратов. Все, способные отличить запятую от прилагательного, нещадно полосовали свою загнанную до бездыханности фантазию воловьими бичами своего желания выглядеть в глазах потомков этакими Гомерами, правдиво изложившими собственную одиссею, в которой каждый из пишущих оказался предводителем горстки восставших смельчаков против пиратов. Но, поскольку эта горстка уступала ему в храбрости, автору пришлось в одиночку сразиться с двумя сотнями свирепых корсаров и одержать заслуженную победу, обустроив таким образом на дне Андаманского моря внеплановое кладбище из пятисот разбойников.
Подступающий сон путал цифры и эпизоды сражения, вызывал головокружение и провалы в какие-то бездонные пустоты, а потому почти все «писатели-фантасты» уснули прямо за столами.
Снились нам униженные пираты, поедающие свой собственный черный флаг; любовные романы со спасенными красотками, гадания о судьбе по методу шри-ланкинских прачек и целая колонна Зевсов-Громовержцев, марширующих и бьющих в большие барабаны…
Наше судно тряхнуло так, будто оно наткнулось на спящий подводный вулкан и разбудило его извержение. Гром, грохот, свист, вой и оглушающее уханье окружили наш лайнер. Небывалая качка корабля смела все, что лежало на плоскостях, в том числе и пассажиров. В одно мгновение мы проснулись и полезли в самые темные углы и щели, потому что нетрудно было догадаться даже самым отсталым в военных науках, что где-то совсем рядом упражняются в стрельбе из пушек. Еще проще было сообразить, что это сингапурский ансамбль песни и пляски, обнаружив надувательство с золотом и вкусив вместо опиума стирального порошку, обиделся, пустился в погоню, догнал нас и теперь уж экономить боезапас не будет.
Но неутомимый в своей энергии капитан Чарльз Дарвин ходил по каютам и успокаивал пассажиров, утверждая, что это никакие не сингапурцы, но дело опять-таки (ха-ха!) не без пиратства. Совсем близко по нашему курсу действительно торчат две пиратские лохани, но палят из пушек они вовсе не по нам, а друг по другу, оспаривая право завладеть нашим лайнером. И этак, между прочим, капитан интересовался: нет ли среди нас специалистов по выводу из комы или, на худой конец, из медитации? Мы поняли, кого нужно привести в рабочее состояние – супермена или ходячий армейский огнемет мадам жрицу. Специалистов не нашлось, но желающих оказалось столько, что требовался конкурс. Однако, наши попытки оживления двух супер-мумий пошли прахом, если только не продлили их потустороннее состояние. Тогда, забросив наши инструменты реанимации – обломки стульев и другой мебели – под лежбища супермена и супервуменши, мы подались на верхнюю палубу поглазеть на пушечную дуэль пиратских шхун с робкой надеждой, что они пойдут ко дну одновременно.
Древние тихоходные корыта индонезийских и гвинейских корсаров крутились перед нашим носом, ловко увертываясь от снарядов и в свою очередь желая сделать залп на упреждение. Однако, увеличив панораму боя в бинокли, мы с ужасом обнаружили, что пираты и не помышляли об искусстве боевых маневров на море; просто артиллеристы, мотористы, рулевые и прочий бандитский сброд вместе с атаманами были вдрызг пьяны.
Они горланили гневающие море проклятия, ругательства и песни; крутили дулами пушек и рулевыми колесами куда попало, – по ходу своих мотающихся тел. Поэтому некоторые снаряды пришлись вокруг и на долю спорного судна, то есть на нас.
Чтобы не быть отвлекающей помехой буйным джентльменам, мы дали полный задний ход, и как раз угодили под три снаряда. Но лишились только одного якоря и четырех спасательных шлюпок.
Как только наш «Санта Клаус-Роза Мария и К°» потрясли прямые попадания, началась сумасшедшая паника, которая смяла всю логику здравого рассудка и вышвырнула ее в мусорную корзину суматохи. Фонтаны воды и пены вздымались вокруг лайнера с адским громом и шумом, свистели осколки, но кто-то пытался смастерить из палубного тента дельтаплан. Еще не было ни одного убитого и раненого, но кого-то пришлось силой вынимать из петли. Кто-то, желая остаться при своих капиталах и в случае кончины, глотал наличные деньги и драгоценности…
Конец панической суете и неразберихе пришел внезапно и с немалым фейерверком: потомственный главарь индонезийских флибустьеров, махая фамильным стягом, пинал свою, не желающую двигаться, проспиртованную шайку, перекрывая канонаду бранью и кличем на абордаж: «Вперед, за мной, морские коровы!..», и упал мертвым, перерезанный, невесть с какой стороны, пулеметной очередью. Волей-неволей индонезийцам пришлось броситься за своим лидером в ад, потому что в тот же момент снаряд гвинейцев попал аккурат в пороховой погреб и разорвал шхуну в клочья. Взрыв, подняв высоко к небу воду, дым, пламя, в доли секунды перемолол тела флибустьеров в фарш и подал изумленно радостным рыбам.
Гвинейцы же обнажили головы, с потаенной грустью посмотрели на маслянистые круги, обозначившие на волнах место могилы коллег-конкурентов, и на полусогнутых, отяжелевших ногах с величайшим трудом забрались на «Санта Клаус-Роза Марию и К°» по трап-сходням, таким образом взяв его на абордаж. Абордаж не обошелся без жертв. Несколько корсаров, поднимаясь по трапу, излишне круто перегнулись через перила, упали в воду и утонули.
На палубе нашего захваченного судна гвинейцы, качаясь и опираясь на автоматы и скорострельные винтовки, тягуче долго вели переговоры с капитаном Дарвином. Не желая верить, что золото и опиум уже вытряхнули эти проныры-сингапурцы, пираты вечную вечность слонялись по «Санта Клаус-Роза Марии и К°» в поисках нечто чего-то и, не найдя ничего им подходящего, в гневе распалились слезливой обидой:
– Конечно, мы не были с покойными ин… индон… н… нейзицкими товарищами закадычными друзьями… – царапал себе грудь атаман гвинейцев. – Но будь мы прокляты, если не окупим п… п… п… потраченный на них боезапас!..
Боезапас, потраченный на «индонезицких товарищей» пришлось окупать нам. Все пятьсот пассажиров достали бумажники, вывернули все карманы и сняли имеющиеся ювелирные изделия, не дожидаясь, когда бесцеремонные, нетерпеливые налетчики начнут вместе с серьгами вырывать нежные женские мочки ушей, с кольцами выкручивать пальцы, а с ожерельями ломать шеи. Тех, кто глотал в минувшую панику ценности, подвела морская болезнь, вызванная штормовой качкой судна от обстрела пиратских сотоварищей. Стошнить бриллианты в море бедолаги не отчаялись, боясь получить сердечный приступ при виде исчезающих в пропасти океана сокровищ. И горько пожалели об этом. Потому что пираты, заметив, чем занимаются в темных уголках обладатели целых состояний, устроили им обыск с особым пристрастием, с применением рвотного, клизм, всевозможных «кишок» для анализов желудочного сока, и так замучили свои жертвы, что они были готовы на вскрытие желудков, лишь бы их скорее оставили в покое.
Покидая наш лайнер, пираты не для наживы, а исключительно в виде сувенира, прихватили с собой нашу корабельную радиостанцию вместе с радистом. Радист заявил на это, что даже очень рад такому обороту дела, так как всегда тайно недолюбливал капитана и давно хотел ему за это отомстить. Прощаясь, он интимно подмигнул Чарльзу Дарвину и доверительно сказал, что мог бы уговорить артиллериста гвинейцев расстрелять старину Чарльза вместе с судном, но придумал кое-что похлеще.
Этот сукин сын-радиотелеграфист на деле доказал, что говорил чистую правду. Доподлинно известно, – не успел он переметнуться на шхуну новых друзей, как эфир вспороли молнии радиограмм на всех пиратских частотах. Эти подлые радиоволны донесли до десятков разбойничьих судов счастливую весть о том, что по такому-то курсу на Нью-Йорк еле ползет лайнер «Санта Клаус-Роза Мария и К°», у которого от золота, бриллиантов, опиума и прочих пригодных в хозяйстве вещей борта просто ломятся и приходят в полную негодность. Мол, только чистота в трюмах спасет судно от печальной участи развалиться и пойти на дно. Не долг ли, де, порядочных джентльменов удачи протянуть руку помощи несчастному кораблю, которому так не повезло с капитаном – полным кретином, профаном и дилетантом в морском и такелажном деле!..
Нужно ли говорить, с каким рвением бросились нас спасать, чувствительные к такой беде, благородные джентльмены удачи?! Но мы пока об этом не подозревали.
Глава 5
Супермен очнулся
Когда гвинейцы-пьяницы зигзагами увели свое корыто в небытие, наш корабль потрясло праздничное событие – очнулся от комы супермен! Мы обрадовались этому больше, чем, если бы узнали, что с того света вернулся родной дядюшка. Все разом почувствовали себя в безопасности и даже замышляли пуститься в погоню за гвинейцами.
Супермен, гордый таким пышным вниманием к своей персоне, сиял и лучился. Он раскланивался с ликующей толпой пассажиров и выделывал своими мощными ручищами боевые хуки в знак того, что не подведет, конец пиратам!
За время пребывания в вынужденном безделье организм супермена поистратился в запасах энергоресурсов и требовал пищи. Супермен пошел на камбуз и пробыл там четыре часа. Из камбуза супермен отправился обратно в свою каюту на носилках, под тихую ругань дюжины матросов. Он был с закатившимися глазами, без признаков сознания, и с предварительным диагнозом корабельного доктора – чрезмерное потребление пищи.
В каюте врач взмок, обследуя брюшину супермена, так как разобрать, где начинаются кишки и кончаются мышцы, оказалось делом абсолютно безнадежным. Даже портативный переносной рентген отпечатал снимки, показывающие чудовищный переворот в знаниях доктора об анатомическом строении человека.
К вечеру корабельный эскулап, качаясь от изнеможения и отчаянья, вышел к народу и объявил, что точный диагноз установить не представляется возможным, но причина недуга ясна, как божий день, – этот гад-супермен обожрался!
После этого объявления доктор – принципиальный трезвенник, ярый враг алкоголя – спустился в бар и оторвать его от стойки уже не смогла бы никакая сила.
Солнце в наших глазах померкло. Праздник кончился.
Глава 6
Чарльз Дарвин – гробовщик пиратства
С утра третьего дня нашего путешествия стоял полный штиль. Ярко-синее небо, золотистое море, ослепительно-веселое солнце взывали взбодриться, возрадоваться, отрешиться от всего неясного, темного, гадкого, что копошилось в наших душах, и окунуться в наслаждение, даруемое тропической природой. Мы пытались так и сделать, но из этого мало что получилось хорошего. Вглядываясь в размытые от раскаленного воздуха небольшие острова, какой-нибудь олух из нас обязательно вспоминал из чего-то прочитанного о корсарах, где они прячутся. Любуясь игрой стаи дельфинов, мы почти с головой окунались в наслаждение, но кто-то обязательно вытаскивал нас оттуда за волосы: «Глядите, глядите, а вон – акула! Крадется к дельфинам, пиратская морда!..»
Даже от души дивясь стремительным полетам летучих рыб, мы слышали чей-то сдавленный спазмой вой: «Вот так и пираты! Показались, ограбили, и нет их. Ищи-свищи в океане…».
Реплики вызывали справедливый гнев, и их авторов постановили отправить в бессрочную глубинную экспедицию, если они еще раз заикнутся о пиратах. Однако еще раз о пиратах заикнулся сам Чарльз Дарвин. Не отрывая от глаз бинокля, капитан сказал:
– Пираты. Вон они по курсу шестьдесят пять градусов.
– Боже мой! Да у нас брать уже нечего! – голосили дамы.
На это капитан лишь усмехнулся и дал команду:
– Стоп машины! А то второго якоря лишимся…
Корсары вломились на нашу палубу с искрящимися алчностью огненно-малиновыми глазами, в которых явственно отражался факт пропития последнего нажитого в предвкушении богатого куша. Они тут же взломали трюм и, обнаружив гнетуще-унылую пустоту со следами пятисортной марихуаны, немедленно потребовали объяснений. Чарльз Дарвин немедленно и довольно толково объяснил, что, к его наигорчайшему сожалению, «Санта Клаус-Роза Марию и К°» буквально перед их приходом посетили гвинейцы и заграбастали в свои грязные, жадные лапы все, на что надеялись достопочтимые джентльмены. К тому же подлые гвинейцы издевались над прочими пиратами наглыми шуточками, типа: «О, этого хватило бы поделить на всю братву флибустьеров мирового сообщества! Особенно золота и английской обработки бриллиантов, и жить всем в роскоши, невзирая на ежедневные запои! Но не видать счастья этим тихоходным обезьянам!»; «Кто успел, тот и съел!»; «Пусть, пусть мы утонем в богатстве, а наши коллеги – в нищете! Но, если приползут к нам на коленях, мы, разумеется, проявим гуманизм и дадим этим попрошайкам каких-нибудь объедков!..»
Взбешенные дерзостью гвинейцев, наши гости устроили нам скандал за сдачу невиданного богатства не в те руки и пообещали повесить каждого на рее или изжарить на камбузе, если только им не укажут курс, по которому скрылись жалкие хвастуны и трусы, ни на что больше негодные, как только потрошить мирные пассажирские лайнеры. Дарвин честно указал им курс гвинейцев, и оскорбленные разбойники бросились в погоню за «жалкими хвастунами и трусами».
Мы проводили обиженных с пожеланиями как следует разделаться с жадными гвинейцами, и никак не могли предположить, что произошло, так сказать, открытие сезона паломничества к нам со всех сторон розы ветров. Дервиши так не стремились поцеловать святые камни Мекки, как флибустьеры истоптать нашу палубу. Не проходило и полчаса, чтобы к нашему борту не мчалось на всех парах вооруженное от киля до мачты судно бандитов. Они стали привычными, как волны, колыхающиеся день и ночь вокруг «Санта Клаус-Роза Марии и К°», и все они, в злом недоумении разглядывая пустой трюм, слышали от Чарльза Дарвина одно и тоже: только что их опередили те-то и те-то, оскорбили, и точный курс едва отошедшего от нас пиратского суденышка. Опоздавшие бросались в погоню, и скоро в указанной Дарвином стороне слышалось эхо ожесточенной пальбы скорострельных пушек и пулеметные трели. Затем взрыв, полыхнувший зарницей на горизонте, возвещал, что одно из пиратских судов, превратившись в призрак, унеслось в объятия дьявола, битком набитое грешными душами. Изрядно же потрепанных победителей топило, как правило, очередное быстроходное корыто, вдохновенных великолепным Чарльзом корсаров.
Так наш капитан создал в Индийском океане для пиратов похоронное бюро с четкой, работающей без сбоя, схемой: абордаж «Санта Клаус-Роза Марии и К°» – пустой трюм – скандал – курс – погоня – ад.
Мы смотрели на грозных флибустьеров уже жалостливо, как на покойников, и прикинули, что, если бы эти суетящиеся трупы хоть немного оплачивали услуги Дарвина, то тот за короткое время разбогател бы просто неслыханно.
Хоть и слишком медленно, – из-за вышеописанных задержек, мы все же приближались к вожделенно желаемому острову Шри-Ланка. Чтобы в солнечном, пахнущем свежей рыбой Коломбо, минуя таверны и достопримечательности, пересесть на самолет до Нью-Йорка, и более уже не ступать на палубу ни одного парохода, пока пиратство на земном шаре не будет истреблено. А так как у этого благородного мероприятия нет никаких шансов в ближайшую тысячу лет, то значит, – мы на кораблях, будь их трюмы набиты одними суперменами, не поплывем никогда.
Глава 7
Супермен очнулся – II
Супермен очнулся от симптомов обжорства как раз, можно сказать, вовремя – на борту и в трюме рыскали сердитые флибустьеры. Но чувствовала себя «наша дубина на головы любых врагов», видимо, весьма скверно. Она не стала выяснять, что за подозрительно-вооруженные господа оскорбляют палубу лайнера, а, справившись, где находится доктор, поползла в бар.
Доктор, увидев супермена, очень испугался и присосался к горлышку огромной бутылки с неразведенным джином. Супермен, устав ждать, когда джин в бутылке кончится, отнял у доктора сосуд с алкоголем и слезно попросил:
– Док, что-то у меня с животом. Дыхнуть не могу… Как будто туда гвозди вбили, а мне работать надо… Вылечи!..
– Нет, нет, нет!.. – замахал руками док и, свалившись с высокого сиденья, метнулся за угол стойки, откуда заверещал отчаянным фальцетом. – Я не могу! Тебе лучше обратиться к ветеринару, а еще лучше – к антропологу, но самое верное – лечиться самому! Ступай в мою каюту, там найдешь много красивых баночек: красненьких, зелененьких, беленьких и черненьких – с косточками и маленькой головочкой. Пей все таблеточки подряд, тебе ничто не повредит, все пойдет только на здоровьице. Да. Я больше, чем уверен! Начни с черненькой баночки и запей флакончиком водички с такой же этикеточкой. Потом я тобой займусь, потом… Э… анатомический театр – высокое искусство… Вскрытие – дело тонкое, я тебе скажу… Ты не представляешь, как ты дорог для меня… – вдруг признался в любви доктор. – Мы с тобой еще докажем всему миру, что некоторые homo sapiens произошли от змеи… Мы с тобой науку на дыбы…
Супермену было невмоготу слушать доктора о науке, и он отправился лечиться.
Через какое-то время его видели бешено несущимся по коридору и исчезнувшим в служебном туалете-гальюне, а уж после этого слово «супермен» надолго исчезло из корабельного лексикона.
Глава 8
Черная метка острова Сан-Кент-Бридж
Пока Чарльз Дарвин исправно спроваживал страждущих богатств флибустьеров в тартарары, мы, признаться, и не нуждались в услугах супермена. Его покровительство и защита, скорее всего, способствовали бы скорейшему нашему отбытию в тот лучший мир, в который никто не торопится. Потому что корсары и так были очень разочарованы пустотой наших трюмов, а, если бы эту пустоту кто-то вдруг начал оборонять, то уж непременно бы разыгрались ожесточенные бои до полной победы над нами. Да, без супермена мы чувствовали себя в полной безопасности.
Но скоро наш привычный ритм общения с пиратами резко изменился, сказать точнее, вовсе рухнул. После бесконечной карусели судов «паломников», бряцающих крупнокалиберными «молитвенниками», мы вдруг на два дня остались совершенно одинокими, – пираты куда-то провалились. Мы, было, начали подумывать, что с пиратством в мире покончено, но, однако, дело обстояло иначе.
Тут, видимо, причина нашей осиротелости крылась в том, что в аду пиратов набралось такое количество, что для грешников других профессий стало не хватать ни места, ни обслуживающего персонала из чертей-рабочих. Преисподняя оказалась переполнена флибустьерами. Начались недовольства и беспорядки, как в среде грешников, так и среди рабочего коллектива, день и ночь без выходных и отпусков поддерживающих жизнедеятельность гиены огненной. Когда обстановка накалилась до того, что взмыленные черти-кочегары пригрозили объявить забастовку на три дня, и тем самым загасить топки, сатана не на шутку испугался, спустился на землю и, вступив в переговоры со здравствующими пиратами, просветлил им мозги простой статистикой глупого уничтожения на планете пиратства пиратством из-за мнимых сокровищ «Санта Клаус-Роза Марии и К°». Сатана не поскупился и на такие убедительные доводы, как то, что пират пирату друг и брат только в таверне, а в море – волк волком, и без боя, до полного уничтожения кого-либо, не отдаст ни опиума, ни золота, ни пачки сигарет. А потому абсолютно бессмысленно гнаться и требовать выдачи несуществующих ценностей, зная наперед, что будет заваруха, в итоге которой кто-то пойдет на дно, поэтому, пусть даже ценности и есть, их либо не получат, либо они просто-напросто будут не нужны, как и всем прочим покойникам нет нужды до мирских забот и удовольствий.
Пираты сначала не хотели этому поверить, но, когда от многочисленных флотов под флагом с портретом «Веселого Роджера», между двух скрещенных берцовых костей, остались жалкие лохмотья, флибустьеры, воспылав дружбой, решили устроить сходку на необитаемом острове с гордым названием Сан-Кент-Бридж.
Необитаемый остров Сан-Кент-Бридж стал необитаемым искусственным путем. Еще лет десять назад на этом острове, ласкаемом со всех сторон водами Индийского океана, обитало многочисленное племя аборигенов, которое, на славу плодясь и размножаясь, свыше тридцати тысячелетий радовались, лишенной всяческих контактов с цивилизациями, сладкой беззаботной жизни. Аборигены ловили рыбку, наслаждались вкусом фиников, бананов и умерших родственников; рожали родственников новых и не мечтали ни о каких встречах с другими народами, о существовании которых даже не подозревали.
Однако контакт состоялся.
Случилось это лет десять назад, как раз в какую-то юбилейную годовщину ООН, члены которой ломали головы: как бы получше отметить это событие. И додумались до колоссального проекта: построить всеми странами космический звездолет и в юбилейную дату запустить его в космос. Пусть летит звездолет в вечности космоса, неся другим мирам символы объединенного разума планеты Земля!
Одна маленькая страна все недоумевала: «Зачем, да зачем?», надоела и ее выгнали из ООН, как недоразвитую.
Каждая мировая держава внесла в этот грандиозный проект изготовленные у себя комплектующие части для ракеты, обеднив слегка свое население и энергоресурсы. В общем, все внесли что могли. Одна большая страна принесла, например, списанные атомные реакторы для двигателя ракеты, а другая большая страна – суперкомпьютер для управления ею. Дело шло как по маслу, – в темпе и спешке успеть к знаменательной дате..
Когда космический корабль построили, весь мир пришел в восхищение. Никогда еще человечество не видывало столь потрясающе громадного скопления металлолома в одном месте, похожего на перевернутую пальму. Нос ракеты терялся из вида в заоблачной выси, и потому, как он выглядит, никто не знал, кроме ограниченного контингента конструкторов, которые поклялись не разглашать тайны, что носа вообще нет, а на его месте надет чум оленеводов, как вклад народов Севера. Это было обязательным условием северян, иначе они обидятся…
И вот, десять лет назад, в энную дату, мир в волнении сжался и замер перед отсчетом до старта. На острове же Сан-Кент-Бридж жизнь била ключом. На космодроме мощные столбы огня разметали обслуживающие фермы, оплавили фундамент стартового стола, ракета дрогнула и оторвалась от земли. На Сан-Кент-Бридже рвали финики, ощипывали рябчиков, веселились и занимались любовью. Звездолет стремительно рванулся ввысь, и в считанные секунды исчез из вида миллиардов наблюдающих его по TV землян. Но до космоса он почему-то так и не добрался. То ли списанные двигатели чего-то там, то ли сверхчеловеческий компьютер сообразил: «На хрена мне эта скучная глушь космоса, если есть райские уголки на Земле?!..». Так или иначе, – вся планета возликовала бурно и жизнерадостно, радуясь удачному старту мирового достижения дружбы. На Сан-Кент-Бридже мир замер, как растительный, так и животный, моментально испепеленный взбунтовавшимся звездолетом, угодившим как раз в это райское местечко. Остров разметало в лохмотья. Контакт племени аборигенов с мировой цивилизацией состоялся.
На острове Сан-Кент-Бридж пришлось так заострить внимание, потому что он сыграл судьбоносную роль в нашем плавании.
Дело в том, что по прошествии пяти или шести лет растительность на Сан-Кент-Бридже восстала из пепла и огненно-изумрудным пламенем охватила остров. Неистребляемая канувшей на века фауной флора торжествовала свое величие, создав зеленые тенистые дворцы; воздушные неприступные замки; пирамидальные колоннады; поющие на ветру славу земле и солнцу храмы и неприступные, перевитые лианами и колющими растениями, крепостные стены.
Этим шелестящим, благоухающим, освежающим своим великолепием Сан-Кент-Бридж привлек внимание флибустьеров и они обустроили там нечто, вроде международной базы профессионального союза и отдыха, где можно было собираться на деловые сходняки, разнообразные тусовки и просто расслабить вечно туго натянутые нервы, чувствуя себя в полной гарантированной безопасности. Потому что даже самому слабоумному юнге-корсару было известно, что одно упоминание острова Сан-Кент-Бридж вызывает у мирового сообщества противнейшую икоту, а уж чтобы кто-то отправился туда, – узнать, как там на сегодня дела, например, у аборигенов, – не могло быть и речи.
Так вот съехались с помощью цыганской почты на Сан-Кент-Бридж все уцелевшие флибустьеры и подписали меморандум о ненападении, дружбе и сотрудничестве во всех водах обоих полушарий планеты Земля. На радостях устроили праздник мира с танцами и банкетом, гордостью которого стала отобранная у российского сухогруза настоящая русская водка. Трофейная смесь древесного спирта, воды и ацетона, замаскированная этикеткой «Русская водка», подействовала на участников банкета самым непредсказуемым образом. Но те немногие, кому посчастливилось остаться в живых после непонятно из-за чего начавшейся на празднике мира зверской драки, дикой резни и всеуничтожающей перестрелки, а также утреннего похмелья, свято соблюдали и чтили подписанный меморандум.
Увы, мы знать ничего не знали о подлых закулисных играх корсаров, а потому удивлялись долгому – два дня – отсутствию кандидатов в ад и даже успели уверовать, что до тверди земной мы доберемся скоро и без огорчающих наше путешествие осложнений.
Но ровнехонько через два дня мы вкусили наибольшую часть изумления, унижений и бед, приготовленных дьяволом для всего света…
Глава 9
Мы и «Санта Клаус-Роза Мария и К°» голые
Началось все с изумления, – лениво забредшие к нам на палубу первые за два дня пираты, сонно проигнорировали наше предложение гнаться за, якобы, только что обчистившими нас коллегами. Но эти, апатично настроенные стервятники, вдруг принялись чистить нас, причем, в буквальном смысле, – как повара картофель!
Так как мы оплатили уже кое-какие издержки гвинейцев-артиллеристов бумажниками и ювелирными изделиями, и взять с нас, собственно, было нечего, эти флегматики ничуть не огорчились, а, заявив, что с нашего стада паршивых овец можно содрать целую гору шерсти, освободили всех пассажиров и команду от верхней одежды. При этом пираты строго, по больничному, заметили нам, что в этой точке Индийского океана перегрев тела особо смертельно опасен. Нас действительно бросило в нестерпимый жар от нацеленных ружей и пистолетов. Липкий противный пот выступил поверх летних костюмов, и мы чуть ли не с удовольствием скинули одежду. Наше оставшееся имущество уже не могло подлежать страховке, – женщины остались при бикини, а мужчины – в плавках. Для удобства наши вещи пираты упаковали в наши же сумки, баулы и чемоданы.
При своем остались только супермен, так как пираты обошли его обиталище стороной, решив, что гальюн – это плавучий филиал сумасшедшего дома, и разоряются там не менее сотни буйнопомешанных; и медитирующая супер-старуха, которую ограбить ничего не стоило, но, видимо, ее одежды не пришлись по вкусу даже этим морским старьевщикам.
Нашего доблестного капитана, конечно, подмывало дать яростный отпор, когда ему предложили расстаться с казенным кителем и штанами, но Чарльз Дарвин имел строгое предписание не оказывать бандитам сопротивления, чтобы не подвергать жизнь пассажиров опасности. На это имел право только штатный супермен.
Следующая партия пиратов с новым мышлением была похожа на геологов: они искали на нашем корабле никель и уголь. Мы смеялись, но они нашли и выгребли весь запас угля и никелированную посуду с камбуза. Другая братия деловито смотало проволоку с антенн, утащила уцелевший якорь, компас и штурвал. Третья банда морских хозяйственников явилась к нам, грозно сжимая в руках даже не винтовки, а гвоздодеры, фомки и ломы. Они, озабоченно цокая языками, долго шныряли по облегченному нашему судну и, наконец, покинули нас. А вместе с ними «Санта Клаус-Роза Мария и К°» покинули двери от кают, доски с кормовой палубы, розетки, лампочки, матрацы, вешалки для одежды и стекла из рубки капитана, но осталось объяснение бригадира мародеров, что у нас, де, будет еще, а у них – нет…
Наш капитан, наш тигр и слон морских просторов Чарльз Дарвин, только удивленно и растерянно разводил руками на поведение бандитов и, в конце концов, чтобы сберечь от воспаления свои мозги, впал в крутой запой; благо, продукты и спиртное флибустьеры не трогали. Явно памятуя необычайный напиток «Русская водка», они, увидев, к примеру, бутылку с надписью «Мартини», с сомнением качали головой и мычали себе под нос: «Конечно, написано-то «Мартини»… Да… Неплохо бы… Но, кто его знает…»
Однако все эти перипетии были воздушными цветочками черных ягод тяжких испытаний плоти и разума, пришедших к нам, ничего подобного не заслуживающим мирным путешественникам, вместе с вертлявыми толстогубыми корсарами, познавшим самый передовой опыт в грязных, дешевых спекуляциях, что они называли «ловким бизнесом».
Эта мерзкая паучья стая вторглась на наш полунагой корабль, стуча босыми пятками по всем палубам, внимательно изучила обстановку и вдруг ударилась в математику. Выкатив от напряжения глаза, толстогубые стали умножать число 550 на один доллар. Самый умный из них сказал, что мелочей в бизнесе не бывает, и перевел доллар в центы. Математикой занимались мучительно и долго. Наконец, едва не перерезав друг друга в пылу полемики, нашли всех устроившее произведение – им оказалась цифра 55 000 долларов. Очумев от такого замечательного результата своей научной работы, математики заплясали и, напугав всех до смерти стрельбой из крупнокалиберных пулеметов, приказали пятистам пассажирам и пятидесяти членам команды пожертвовать им последние предметы нашей одежды – плавки, бикини и купальные костюмы. Нас ошарашило. И на наш невольный, кричащий отчаяньем, вопрос: «Да зачем вам это-то?!», – пираты, натешившись над нашим скудоумием и абсолютным непониманием современного бизнеса, охотно объяснили, что эти вещи, благодаря их почти свежему виду, запросто пойдут по доллару в любой комиссионный магазин африканского континента. А на вырученные 55 000 долларов каждый из пиратов сможет позволить себе купить яхту стоимостью 40 000 долларов, а еще и останется.
Мы жалко захихикали, думая, что это просто идиотская шутка, но веер свистящих пуль, пущенных низко над нашими головами, дал нам понять, что эти спекулянты, явно, шутят только раз в году, и в этом году уже пошутили.
Тогда оказавшийся среди нас профессор физико-математических наук Кембриджского университета попытался разъяснить, что расчеты молодчиков не совсем точны, сказать вернее, – вовсе абсурдны, и, что никому в мире еще не удавалось и не удастся, даже пусть и на сумму в 55 тысяч долларов, купить 38 яхт стоимостью 40 тысяч каждая… Но профессора грубо оборвали, с важностью объяснив, что каждый из спекулянтов – это гений в математике и даст сто очков вперед даже целому концлагерю, напичканному одними профессорами физико-математических наук!
Даже чернила краснеют и бумага не терпит того испепеляющего стыда и жгучего позора, что мы испытали друг перед другом, и за (как бы об них сказать, ну ладно…) пиратов, а потому описать это невозможно.
В тяжелой мозговой коме мы разошлись в разные концы корабля: женщины – в один, мужчины – в другой, искренне желая только одного – умереть. Мы ждали этого. Нам казалось, что, если гром небесный не покарал охочую до нательного белья толстогубую моль, то он просто обязан прикончить нас, по крайней мере – мужчин. Но грома не было. Вязкая, гнетущая тишина сжала до боли наши сердца и мешала дышать…
Нет сомнения, что мы в конце концов бы задохнулись насмерть от невиданного доселе унижения и бессильного гнева, но через какое-то время бурный шквал оживления пронесся от кормы до носа корабля веселой, звонкой командой: «Мужчины! Получите одежду!»
О, эти женщины! Их светлые головы и умелые руки нашли выход из нашего безжалостно-постыдного положения! Все дамы разбрелись по каютам, сорвали с иллюминаторов чудом уцелевшие занавески и шторы и за три часа скроили себе элегантные туники, а мужчинам — вполне стильные набедренные повязки. Капитану хватило материи даже на некоторое подобие кителя, этакого восхитительного балахона, серебрящегося виноградными лозами на фоне нежно-бежевых цветов с погонами.
Женщины, закатив в поднебесье глазки, ослепляя солнечными бликами улыбок, очаровали нас последней корабельной модой, так дышащей вкусом древних эллинок. А их грациозные движения, вываливающие нам целые горы раскроенного, столь желанного тряпья, затмили классическую пластику балета.
Ликованию нашему не было, казалось, конца. Мы подняли такой веселый шум и гвалт, наперебой восхваляя женский ум и смекалку, что даже не услышали, как к нашему борту пришвартовался очередной пиратский бот с двумя пушками на носу и одной – на корме…
В общем, все одеться так и не успели – как на грех флибустьеры знали толк в портновском деле. Они деловито ощупали дорогой материал наших обновок, нашли его очень качественным, красивым, и поставили нас в известность, что негоже занашивать такую прекрасную материю, а лучше будет, если она пойдет на изготовление комбинированных курток в швейных цехах, абсолютно необлагаемых налогами, построенных на пиратские средства в горах необитаемых островов.
Чтобы мы быстрее согласились с рациональной мыслью тропических вепрей, вся артиллерия корсаров ахнула по нашему лайнеру и снесла корабельную печную трубу.
Глава 10
«Санта Клаус-Роза Мария и К°» – «Канатчикова дача»
Второго, за несколько часов, сюрприза судьбы в нашем путешествии, в виде всеобщего принудительного стриптиза, наши рассудки выдержать, увы, были не в силах. Когда в ушах перестало звенеть от пушечной пальбы, глаза наши были полны слезящегося розового тумана, а в головах поселилась девственная ясность, присущая интеллекту первобытного населения планеты. Инстинкт самосохранения щелкнул потайными механизмами мозга, и сдвинул наше сознание в сторону крутого дегенератства и беспричинной праздности. Все стало хорошо и правильно. Мы были все обнажены, и это было прекрасно! Это говорило о том, что мы, наконец, достигли мечты человечества стать образцом самого уравненного равенства и забратанного братства. Поэтому дальнейшее поведение пассажиров и команды «Санта Клаус-Роза Марии и К°» не может подлежать никакому обсуждению, а тем более – осуждению, если вы, конечно, здравомыслящий.
Когда в сопровождении наших пристальных, сверхъестественно пламенных взоров ботик пушкарей-белошвеек провалился за горизонт, Чарльз Дарвин, пробормотав: «Н-да, господа… Кажется, он утонул… Поверьте, господа, такое бывает, бывает…», повернулся к всхлипнувшему толстому, как гора рыхлого снега, джентльмену и глубокомысленно заметил:
– А знаете, сэр, вы похожи на Сконский камень.
– Что значит, похож? Я и есть Сконский камень, – обидчиво прохныкал трон шотландских королей.
– Я так и знал! – возликовал Дарвин. – Леди и джентльмены! У нас в гостях самый настоящий Сконский камень! Оригинал! Какое счастье! Шампанского!..
Забурлило всеобщее возбуждение. Все забегали, появилось множество столов, а на них – шампанское и тарелки с бобовым супом. Сконский камень водрузили на постамент, сооруженный из двух поставленных друг на друга столов, дабы все его могли обозревать, не принеся истории ущерба.
– А скажите, каков вес задниц шотландских королей? – любопытствовал гордый своим открытием Чарльз Дарвин.
– Десять бушелей, – не думая ни доли секунды, ответил Сконский камень, что вызвало неограниченное доверие к его знаниям быта и образа жизни коронованных особ древней Шотландии.
– А правда, что вас семьсот лет назад свистнул у шотландцев английский король Эдуард I?
– Правда.
– И отплясывал на вас чечетку?..
– Ну, что вы!.. Сплетни…
Еще множество вопросов прозрачными птичками реяли вокруг Сконского камня, и он щедро кормил отборными лакомыми ответами.
Но скоро, по мере возлияния шампанского, о каменном антиквариате забыли, поскольку среди нас набралось столько знатных персон мировой истории, что деваться от них было некуда, но общение с ними доставляло большое удовольствие, чем с каменной табуреткой шотландских и английских королей.
Тут журили Нерона за пепелище Рима, а тот, смущенно улыбаясь, отвечал, что это есть самый дешевый способ сноса устаревших строений, и что вообще он ни в чем не виноват. Наполеона хвалили за внедрение в Париже чудесных забегаловок под названием «Бистро». Китайский генерал Чан Кай-Ши клялся в беззаветной любви к Америке, а Джордж Вашингтон отмахивался, что знать его не знает. Платон вдруг ляпнул: «Имя честной женщины должно быть заперто в стенах дома!», на что пылкий Сократ воскликнул: «Ой, дурак ты, дурак! Пшел из моей республики! Мне истина дороже!» – и получил за это по физиономии тарелкой бобового супа…
Но, несмотря на некоторые трения, типа Сократ–Платон и проклятий Дон Жуана в адрес царственного Феодосия за закрытие публичных домов для замужних женщин, скоро золотые ступеньки исторической лестницы человечества заключили единый Версальский мир, ибо в раю, где, несомненно, они находятся, ругаться и драться строжайше запрещено, и нарушители режима могут очень даже запросто покинуть райские кущи, а разве это стоит каких-то личных убеждений, так или иначе все равно ошибочных.
Наш плавучий сумасшедший дом с безжизненными паровыми машинами дрейфовал на юг, к Антарктиде, вдаль от караванных путей Индийского океана. Даже пираты попадались нам теперь крайне редко. Да и те, печально разглядев наш раздетый до нитки «Санта Клаус-Роза Марию и К°» и таких же бесстыжих его обитателей, резво уносились прочь, чтобы не будить в своих затопленных жестокостью душах подводные течения жалости и милосердия.
Нас чурались даже некие потусторонние силы. Как-то после полуночи послышался дикий вой, и к нашему судну примчался какой-то переломанный древний фрегат с порванными парусами и пробитыми бортами. На его палубе кишел сброд полуистлевших утопленников. Кожа у них кусками отделилась от черепов и скелетов, тлен светился фосфорным огнем. Они тянули к нам свои руки и вопили, как очумелые. Однако, разглядев нас внимательно, они внезапно смолкли.
– О! Это, господа, Летучий голландец! Шампанского им! – возликовал Чарльз Дарвин.
– Какая прелесть! – заворковали дамы. На борт замшелого фрегата полетели бутылки с вином. Но матросы-покойники вдруг взвыли еще оглушительнее, и корабль-призрак что есть духу бросился в открытый океан, брызгая омертвелыми белыми искрами. Нам показалось, что что-то их напугало, но расспросить, что именно, мы просто не успели.
Расстояние до южного полюса Земли сокращалось с каждым днем. И в один прекрасный день мы бы, несомненно, открыли для себя этот ледовый материк. Нам бы там, – и гадать не надо, – настолько понравилось, что украсили бы мы этот континент прекрасными ледяными изваяниями своих тел.
Чтобы нам выжить, – нужен был разум. А где его было взять?..
Но проведение не оставалось безучастным и послало нам избавление от сладких грез сумасшествия настолько эффективное, что все мы вышли из него также мгновенно, как туда и вошли. Это был стресс невиданной силы и случился он однажды после полудня…
Глава 11
Сэр Сэм У. Грэй. Шоковая терапия
Однажды после полудня мы, по вновь заведенному обычаю, собрались на бал. Этот бал был посвящен посвящению Александра Македонского (в миру – Чарльза Дарвина) в монахи. Уговорил господина Македонского на этот богоугодный поступок епископ Пьер Кошон (в миру – старший помощник Чарльза Дарвина Р. Робинсон), который в свое время послал Жанну д`Арк на костер.
Шампанское пенистым прибоем пробегало по бокалам, столы ломились от изысканных яств из последних запасов корабельного камбуза. Хоровая капелла в сто голосов исполняла арию главной героини из оперы «Кармен». Кружились пары, вдохновенно провозглашались тосты. Все одобряли мудрое решение Александра Великого отказаться от похода в Индию и взять курс на русские Соловки, конечно же, по совету Пьера Кошона.
В самом разгаре этого восхитительного бала звуки твиста заглушил воющий от радости голос залезшего на самый верх мачты матроса. Бедняга вообразил себя отрубленной головой пиратского атамана средневековья Черной Бороды и поклялся висеть на рее, пока его не расклюют птицы. И теперь несчастный страстно страдал и мучился от отсутствия в открытом океане птиц. Он кричал нам: «Господа! По правому борту вижу перископ! Это просто поразительно, господа, в нашем средневековье и подводная лодка!..» Мы бросились к правому борту и, действительно, за кормой, разрезая гладь океана, медленно двигался огрызок трубы, со вделанным в него мерцающим на солнце стеклянным глазом. Монах Македонский авторитетно подтвердил, что да, так оно и есть, – за нами идет субмарина.
Буря восторга разыгралась у правого борта. Мы начали прыгать, скакать, махать руками, всей своей резвостью выражая отчаянную радость встречи с покорителями пучин мировых океанов.
О, если бы мы были в своем уме! О, если бы мы могли себе представить, кто смотрит в перископ, то на много ватт умерили пыл счастья от этой встречи…
Подводная атомная субмарина ВМС США «СВ-235» случайно наткнулась на наше судно. Акустик услышал наше разудалое веселье, доложил вахтенному офицеру; подлодка всплыла на перископную глубину; был разбужен страдающий лунатизмом капитан «СВ-235» сэр Сэм У. Грэй; сыграна боевая тревога. Сэр Сэм У. Грэй впился в окуляры перископа, и его мужественные черты лица окаменели. Только злобный скрип зубов и яростное сопение носом выдавало, что капитан жив. Свирепое состояние духа, вызванное созерцанием поверхности воды, имело благородные корни – сэр Сэм У. Грэй люто ненавидел нудистов. На побережье США время от времени самым загадочным образом самовозгорались нудистские пляжи, обильно политые нефтесодержащими продуктами. Тайну этих пожаров знал только сэр Сэм У. Грэй…
Когда капитан Грэй обнаружил, что покореженный лайнер по курсу подлодки кишит нудистами, с присущими им телесными откровениями, то есть нами, его оскорбленное нутро сковала холодная, вязкая спазма, а мозговые центры контузило так, что он долго не мог оторваться от наблюдения за оголтелым пиршеством и вакханальными танцами голых безбожных тварей.
Наконец, когда мы, заметив перископ, стали прыгать и приветствовать субмарину, кэп разом покрылся испариной гнева и зашевелил каменной челюстью, взорвавшись сотней мегатонн разящей морской брани. Он подумал, что взмахами рук мы приглашаем его – сэра Сэма У. Грэя, который с более легким сердцем увидит свою жену на виселице, а себя – в должности простого вахтенного офицера, чем позволит пожать себе руку грязным нудистам, – в гости на «Санта Клаус-Роза Марию и К°» разделить наш поганый шабаш.
Сэр Сэм У. Грэй оторвал от перископа кровавые глаза, вызвал штурмана и спросил: «Должно ли в этом квадрате находиться какое-либо судно?» И еще: «Ответьте мне прямо, – как вы относитесь к нудистам?». Штурман ответил прямо: «Согласно международному расписанию, никакого пассажирского судна в этом районе быть не должно. А на нудистов мне наплевать – что они есть, что их нет, сэр».
Капитан Грей тепло поблагодарил штурмана, заметив, что тот как нельзя лучше ответил на вопросы.
– Кораблей в этом квадрате не должно быть. Блестяще, блестяще! Конечно же, не должно быть! Значит, это судно курсирует нелегально, а если это так, то налицо замаскированные под нудистов пираты, тут и думать нечего! – жарко потер руки Грэй и гаркнул по линии связи обслуге торпедного отсека: – Первая торпеда, товсь! Я лично наведу ее на цель!..
Тут нужно отметить, что в обязанности возглавляемой Грэем подлодки, помимо защиты интересов США, входила и борьба с террором на воде, то есть с пиратами. Но поскольку последние были, как правило, при одежде, то от Сэма Грэя они ни разу еще не пострадали. От Сэма вообще нигде, никогда, ничего не пострадало, да и вряд ли могло пострадать при любом раскладе мировой политической обстановки, поскольку он точно знал, откуда ждать конца света – только от нудистов, этого голого фактора заката цивилизации. И когда в штабе толковали, к примеру, о коммунистической угрозе, Грэй тихо улыбался на наивность адмиралов, будто они всерьез обсуждали, – стоит ли ожидать угрозы нападения от стада овец пастуху и его собаке. Сэм без всякого штаба знал, с чем на самом деле следует бороться, и потому, наводя торпеду на наш «Санта Клаус-Роза Марию и К°» был воистину решителен и беспощаден.
Мы ясно увидели, как от перископа к нашему судну метнулась черная длинная тень, оставляя за собой светлый водяной бурун. Через доли секунды наш корабль потряс оглушительный взрыв. Силы ада зарыли нос лайнера в воду, а корму высоко задрали в небо. Мы кубарем покатились по палубе, да так быстро, что ни один осколок от разорвавшейся кормы никого из нас не зацепил. Зато зацепило в упор атаковавшую нас «СВ-235».
Капитан сэр Сэм У. Грэй в благоговейном экстазе наблюдал, как в мириадах солнечных брызг фонтана взрыва к облакам взметнулись рули, винты, куски обшивки, ошметки палубы, каких-то креплений и деталей, принятые мечтательным Грэем за потроха нудистов. Зрелище радовало глаз своим величием и торжественностью, но к своему, леденящему душу, ужасу, – насладиться до конца так удачно поставленной комедией «Куски нудистов» бедняга Сэм не смог – один из оторвавшихся винтов «Санта Клаус-Роза Марии и К°» угодил точнехонько в линзы перископа. Причем, удар был настолько силен, что не только превратил оптику в пыль, но и погнул телескопическую ось, на которой торчала эта самая оптика, а потому втянуть назад в рубку подлодки негодный уже более прибор для наблюдения было совершенно невозможно.
Позже стало известно, что атомная подводная лодка «СВ-235» ВМС США, возвращаясь на свою базу в надводном положении, насмешила все военно-морские силы мира. Встречные и поперечные корабли интересовались у капитана злосчастной субмарины: что это за новое супер-оружие придумал великолепный Сэм? Не иначе, как этой клюшкой для гольфа Грэй намерен отбивать ракеты противника?! А может быть сэру Сэму У. Грэю не хватает на жизнь, и с помощью этого обломка швабры он решил разбогатеть на помывке кораблей? Если так, то тряпку ему сейчас намотают, воды достаточно, пусть приступает не медля, а в долгу у него не останутся, заплатят, сколько скажет, пусть Сэм не сомневается!..
Вид подлодки в надводном стремительном ходе с многометровой гнутой клюкой над рубкой действительно веселил глаз, но пострадавший от гадов-нудистов боевой капитан Грэй отказывался видеть в этом что-то смешное, тем более, что Сэм с пеленок рос серьезным, солидным и воспринимал юмор только, как жгучую обиду, а потому нет ничего удивительного в том, что сэр Сэм У. Грэй отдал приказ начать третью мировую войну. Только штурман и вахтенный офицер, заткнул храброму Сэму кляпом рот и связав его по рукам и ногам, спасли все мировое сообщество от неминуемой гибели.
Но все это было потом. А в тот момент, когда наш винт выбил единственный глаз подводной лодки, сэр Сэм У. Грэй так расстроился, что выпустил по-нашему, едва живому пароходу, еще три торпеды из особых шахт, на которых стояли яркие маркировки, говорящие о начинке этого оружия атомными зарядами. Выпустил Сэм эти страшные торпеды, трясясь в лихорадке отчаянной озлобленности из-за отсутствия полной информации, гарантирующей гибель нудистов; впопыхах, без всякой, даже акустической наводки, потому что было некогда. Когда штурман и дежурный офицер ворвались в торпедный отсек, разыскивая и беспокоясь, чтобы, внезапно улизнувший невесть куда, капитан не натворил каких дел, было поздно – дела натворены уже были. И капитан атомной субмарины, способной оборвать на всей планете жизнь, позволил себе умиротворенно, сладко улыбнуться…
Торпеды, посланные по нашему пароходу Грэем «на удачу», благополучно миновали нас и умчались далеко на север, но долго в глубинах океана не гуляли. Весь мир онемел от изумления, узнав, что международная мафия в первый раз за все свое существование обратилась в Интерпол с просьбой разыскать три принадлежащих ей судна с ценнейшим грузом на борту, которые исчезли так внезапно, словно испарились. Мафия бросила огромные капиталы на поиск своих судов, но ни на воде, ни на дне, ни на земле, ни на Луне корабли обнаружены не были. Они действительно испарились, по чистой случайности встретившись в необъятных просторах океана с атомными подарками сэра Сэма У. Грэя…
В тот самый день, когда доблестный капитан подлодки «СВ-235» пытался пристроить наши души на небо, а «Санта Клаус-Роза Марию и К°» – на дно, мы – все пятьсот пассажиров и команда – чудесным образом исцелились от падших на наши головы оков сумасшествия. Но не снайпер Сэм У. Грэй, угодивший в наше судно с двух шагов самонаводящейся торпедой, разбудил нас от розового забытья. Нет. На это наш капитан Чарльз Дарвин, он же Александр Македонский, он же монах Гавриил, только-то и сказал: «Зачем нам корма, рули, винты, если угля на пароходе все равно нету, и не предвидится…». Затем, бормоча библейский стих, он монашеской походкой засеменил в свою капитанскую рубку, и с репликой: «… изыди, сатана…», дернул какие-то рычаги. Что-то заскрежетало, заскрипело, засвистело, и кормовой отсек, благодаря оригинальной компоновке нашего корабля, плавно отделившись от корпуса «Санта Клаус-Роза Марии и К°», медленно отвалил к глубоководным рыбам, оставив на поверхности своей могилы бурные водовороты. Мы поаплодировали, возвели за мудрое решение монаха Гавриила в сан первосвященника первой в восточной Азии католической церкви, которую вознамерились пристроить к Великой Китайской стене; и все.
Сэр Сэм У. Грэй привел в чувство не нас, а жрицу небесного огня.
Когда торпеда, разорвав корму судна, смела с места все, что не имело надежных креплений, колдунья вышла из медитации, отбив обо все четыре стенки каюты свои хилые, но очень волшебные мощи.
Жрица темных и светлых сил вместе взятых, лязгая цепями, гремя амулетами и бусами, охая и проклиная капитана за садизм, проявленный при швартовке парохода к пристани Нью-Йоркского порта, выбралась на палубу и… окаменев, еще не веря своим глазам, обозревая, уходящий в розовую бесконечность, океан, ободранный пароход, кучи битых бутылок и блюд, перевернутые столы, и огромную толпу абсолютно голых людей, тихо спросила: «Где Нью-Йорк, похабники?..»
Она спросила едва слышно, но мы почему-то все ее услышали. Услышали, обернулись на ее голос, и наши души покрылись инеем страха и ужаса. Мы не могли оторвать глаз от зеленой, мерцающей блестящим металлом и стеклом, шубы и золотозвездных красных кальсон. В наших мозгах прогремел гром и ударили сто тысяч очищающих молний, – это чудовище, эта обезьяна, пусть даже самым отвратительным образом, но была одета!.. Произошел шок, вызвавший терапию.
Потрясение было так велико, что мы вновь заполучили каждый свое сознание и память, а вместе с ними – совесть и стыд.
Сколько мы были в шоке, – неизвестно, но первым гробовое молчание нарушил, как, впрочем, и полагается, капитан. Чарльз Дарвин поежился, и со словами: «Что-то меня знобит…», натянул на бедра коробку из-под шампанского. Все оглушающий женский визг на десятки миль возвестил о нашем полном выздоровлении. Начались паническая суета, беготня и метания в трюм, каюту, кубрики в поисках хоть какого-нибудь одеяния. На это ушло несколько часов. Все это время жрица-чародейка носилась по кораблю, щедро осыпая проклятиями и пассажиров, и команду, и пиратов, а пуще всего – капитана, не сумевшего, невзирая на все опасности, довести лайнер до Гудзонова залива, на берегу которого ее – колдунью, обладательницу черного пояса, желтой лилии и зеленой шубы – с нетерпением ждут поклонники потусторонних сил и шарлатаны, чтобы открыть филиал школы по обучению врачей-знахарей.
Глава 12
Супервумен по воде
Наконец супервумен, которой в толчее оторвали от кальсон несколько звезд и три амулета, не на шутку на всех обиделась и заявила, что пойдет в Нью-Йорк «по воде ако по суху» и доберется туда пешком быстрее, чем наше полуголое стадо психов попадет в преисподнюю, хотя и не возражала, если мы прибудем к чертям раньше.
После этой прощальной, с титаническим трудом понятой нами, речи мадам супервумен наскоро станцевала корробори и, прихватив свой чемоданчик, спустилась по трап-сходням к воде. Мы были уверены, что пижонству ее пришел конец. Сейчас она попытается выкрутиться из ловушки, в которую сама себя загнала, и тут мы поднимем знахарку на смех. Но к всеобщему изумлению ведьма смело шагнула на воду и по легкой волне пошлепала прочь от судна. Она уверенно удалялась, распуская из калош клубы дыма и запах серы, но вдруг, круто развернувшись, резво побежала обратно к кораблю. Сначала мы были в недоумении, – почему хиромантка изменила свой курс резко на 180 градусов, но вскоре и без оптики стал виден острый треугольный плавник касатки. Заслуженный деятель магии, видимо, вычислив курс хищницы, сообразила, что умертвить кита-убийцу она сможет только одним способом – отравить собственными костями.
Касатка безжалостно сокращала расстояние до улепетывающей колдуньи. Становилось все более очевидней, что в Нью-Йорке никогда не откроется школа врачей-знахарей. Но неожиданно где-то под бортом судна взвыли мощные моторы. Никто не заметил, как капитан Дарвин спустил на воду спасательный шлюп. Шлюп на полной скорости ринулся наперерез касатке, разбрасывая носом морскую пену, как загнанная лошадь. Вся беда острозубой морской хищницы состояла в её способности аналитически мыслить. Пока касатка сосредоточивалась, чтобы проанализировать, что это за трескучая дрянь появилась наверху, жрица ловко шмыгнула в лодку и сложила свои кости под сидением. Касатка, догадавшись, что ее обвили вокруг пальца, бросилась в погоню, но было уже поздно, – капитан и чародейка с завидной ловкостью для их возраста взяли высоту трап-сходней и, борясь с одышкой, принимали поздравления со счастливым спасением.
Касатка в остервенении разметала в щепки шлюп, попыталась проделать то же самое с пароходом, но, кое-что проанализировав еще, нырнула в толщу глубины, явно желая успокоить расшалившиеся нервишки медитацией на морском дне.
Оголенные же нервы людей на борту «Санта Клаус-Роза Марии и К°» после чудовищного испытания сумасшествием стали крепче булата, а чувства к друг другу – нежные, искренние, полные заботы и любви, свойственные только кровной родне. Мы так и поступили: провозгласили себя семьей, и отцом единодушно выбрали, конечно же, капитана Чарльза Дарвина. Мамочкой всем нам стала, вдруг возлюбившая и Дарвина, и всех нас после избавления от знакомства с органами пищеварения касатки, мадам колдунья.
Этому событию мы посвятили митинг, собравшись на верхней палубе. Покрепчавший ветер рвал наши картонные одеяния, трепал волосы, вздымая пенистые волны негодования в оскорбленных душах и жажду подвига в опаленных сердцах. Если бы в это время перед нами вдруг объявился один или даже два безоружных пирата, чрезвычайно трудно представить, что сталось бы с ними, как бы взлохматились их биографии…
Глава 13
Супермен очнулся – III
Когда наш, похожий на девятибалльный шторм, митинг вошел в зенит, стал объят пламенем благородного исступления, подвинув на грань очередного безумия от накала страстей, очередной оратор в очередной раз призывая умереть, но не позволить более пиратам глумиться над нашим человеческим достоинством и прочее, и прочее, о чем никто не спорил и с предыдущими выступающими, вдруг смолк и с разинутым ртом в оцепенении уставился в одну точку, будто внезапно крепко задумался над своими словами. По толпе пробежала волна возмущенного ропота, – не раздумал ли оратор умирать за человеческое достоинство и так далее, и так далее, но, взглянув туда, куда взирал краснобай, все вздрогнули и стыдливо опустили глаза. На палубе обнаружилась медленно ползущая тень, в которой мы с величайшим трудом признали потерянного и забытого родственника – супермена. Лечащее действие массы докторских таблеток кончилось, и супермен смог, наконец, благополучно покинуть обетованное им место – корабельный гальюн.
По внешнему виду бывший атлет напоминал призрак с семисотлетней пропиской в древнем шотландском замке, лишенного в одночасье привычного места жительства. До чего же это было несчастное зрелище! Оно снискало в сердцах наших дам еще больше трепетной любви, сострадания и милосердия.
Две женщины аккуратно подхватили экс-супермена и осторожно, как истлевшую мумию, отнесли в самую мягкую постельку. Они стали кормить его тыквенной кашицей в надежде, что когда-нибудь он заговорит и даже приподнимет голову. Над призраком склонился протрезвевший доктор, пытаясь утешить больного тем, что, если он ликвидировал почти весь арсенал сильноврачующих средств и просто яда, но не самоликвидировался при этом сразу, то будет жить, пусть не вечно, однако очень и очень долго. Правда, и набираться сил придется примерно все свое долголетие.
Однако тут вмешалась мамаша-жрица и, аттестовав доктора как сопляка-недоучку, дала полнейшие гарантии, что через пять часов супермен будет мощен, как прежде, и, вероятнее всего, даже еще мощнее.
Мы, глядя на желеобразные мощи супермена, в знак надежды лишь очень глубоко вздохнули…
Глава 14
Оружие!
Когда суета вокруг супермена мало-помалу увяла, мы обнаружили, что единственный, кто не утешал и не взбодрял супермена, хотя бы прибавкой к жалованию, был папаша Чарльз Дарвин. Его вообще нигде не было видно. Отыскать капитана на полупрозрачном корабле было делом нескольких мгновений – он сидел на дне трюма и возился с какими-то железками. Наконец, когда лязг и щелчки металла о металл стихли, и сияющий кэп вылез на палубу, он произвел такой фурор, что любой солист из мировых театров оперы навеки онемел бы от зависти.
Папаша Чарльз как паутиной был опутан пулеметными лентами и в руках крепко сжимал новенький крупнокалиберный пулемет «Кольт». Оказывается, учитывая, что супермен может, подцепив какую-нибудь тропическую заразу, забросить службу и рвануть гостить к прародителям, оставив тем самым пассажиров без опеки, компания «1000 лье до конца света» подарила Дарвину этот, режущий напополам лошадь, пулемет.
Наше путешествие до Америки как нельзя лучше (хотя супермен и не удрал в лучшие миры) вписывалось в этакий случай. Узрев супермена во всей его плачевной реалии, отец Дарвин вспомнил о пулемете и счел, что, достав его, никоим образом инструкцию компании не нарушит.
Под оглушительные овации, стряхнув прилипшую к промасленному прикладу розовую подарочную ленточку, Чарльз Дарвин потряс грозным оружием над головой, и все решили, что, если бы не картонная коробка, закрепленная на пояснице, то папаша Чарльз как две капли воды был бы схож с голливудским Рэмбо.
Глава 15
Битие флибустьеров
Жизнь на нашем судне пошла по жесткому распорядку. Днем и ночью мы несли вахту, чтобы не дать морским хулиганам застать себя врасплох и захапать то единственное, что у нас осталось, – пусть пугающую, но жизнь.
Сутки напролет мы посвящали ближнему, дальнему и сверхдальнему бою. Наши дамы заметно посвежели и подтянулись до граций израильских девушек-воительниц, отчего стали еще очаровательнее. Штатный супермен, вкусив каких-то сорняков от мамочки-колдуньи, действительно не только поднялся на ноги, но и вернул, казалось на веки утерянную былую мощь. Он вместе с мамашей открыл курсы, довольно противоположные задуманной жрицей в Нью-Йорке школы врачевания. Папа Чарльз обучал плаванию и живучести на воде.
Мы со всей серьезностью готовились к встрече с пиратами, набираясь сил и теряя счет времени. А потому трудно сказать, сколько утекло пота и дней, когда ясным безветренным утром наши сигнальщики просвистали боевую тревогу.
К нашему лайнеру, пыхтя длинной закопченной трубой, с наглой самоуверенностью шел небольшой белый кораблик, на мачте которого трепетала вызывающе размалеванная тряпка. Тут и к мамаше-жрице не стоило ходить, чтобы понять кто это.
Палуба суденышка была усеяна откровенно разглядывающими нас бандитами. У них играла музыка, они пили что-то из жестяных баночек и с явной издевкой помахивали нам руками. Мы вспомнили веселых сингапурцев и злорадно захохотали: «Плясать надо! Плясать! Сейчас вы у нас попляшите!».
Подпустив пиратов поближе, капитан рванул затвор и поднял ствол пулемета. Пулемет, бешено заколотившись в жилистых руках папаши Чарльза, разразился грохочущей руганью. Пристрелочная очередь сбила на воде возле самого корпуса вражеского суденышка цепь фонтанчиков, а с недруга сытую спесь. Пираты, побросав баночки с пивом, повалились на палубу и стали расползаться за укрытия. Чарльз Дарвин взял поправку на прицел, и теперь уже пули стегали корабль противника от носа до кормы. Рассыпались стекла иллюминаторов, печная труба превратилась в решето, и дым повалил со всех дырок. Дверцы, тонкие стенки надстройки в одно мгновение украсились мудреным орнаментом, прочеканенным папашей Чарльзом. В ответ раздалось несколько жалких выстрелов, и флибустьеры, резко развернувшись, ринулись наутек. А капитан все стрелял и стрелял, ему была чужда жалкая мелочность сингапурских шутов, – палить, так палить!
Ах, какая это была виктория!
Глава 16
Досадная ошибка
Еще не развеялся дымок из ствола пулемета, а пиратов уж и след простыл. Мы были счастливы, мы праздновали первую победу, мы ликовали и качали на руках папу Чарльза! Мы обкатывали друг друга шампанским и горланили победные гимны. А на спасательном суденышке «Шнобиль», принадлежащему совместной организации уфологов и Красного креста по поиску аномально исчезнувших кораблей и самолетов, на которое мы израсходовали весь боекомплект пулемета, ученые и врачи долго не могли опомниться от ужаса и страха. Им еще долго чудился свист и вой бесконечного роя пуль, щедро выпущенного на свободу славным Чарльзом Дарвином, у которого, по утверждению многих светил науки и эскулапов, на сине-красной морде было четыре глаза.
Ну, могли ли мы представить в нашем положении, что кроме пиратов могут существовать еще и какие-то мирные и даже очень необходимые для отчаявшихся, терпящих бедствие людей, мореходы?!
К счастью, убитых на «Шнобиле» не было. Были только легко раненные — порезавшиеся о битые стекла и один подавившийся пивом.
В конце концов участники экспедиции на «Шнобиле» пришли в себя от кошмара едва не постигшей их участи, составили депешу, и радист тревожно отстучал ее в Совет безопасности ООН.
Глава 17
Тревожная депеша
Вот точная копия той депеши:
«Председателю Совета безопасности ООН гос-ну Хау Ноу. Совершенно секретно. От членов научно-исследовательской экспедиции «Гринфить» на научно-исследовательском судне «Шнобиль».
В 7 часов 59 минут 37 секунд утра сего дня наше н/и судно «Шнобиль» подверглось варварским ударам со стороны неизвестных террористов, захвативших пассажирский лайнер № 85601 «Санта Клаус-Роза Мария и К°», принадлежащий пароходной компании «1000 лье до конца света» и потерянный этой компанией месяц тому назад. Лайнер № 85601 был обнаружен в водах Индийского океана. Его координаты: 73 градуса 25 минут восточной долготы и 30 градусов 37 минут южной широты. При приближении к вышеназванному кораблю с его борта по нашему н/и судну «Шнобиль» был открыт жесткий пулеметный огонь из более, чем сорока стволов на поражение. 15 членов н/и экспедиции получили ранения и один бытовую травму. Террористы, численностью около 1000 человек, явно имеют принадлежность к неизвестной оккультной секте, которой фанатично преданы и развращены, так как находились в обнаженном виде. Внешний осмотр судна № 85601 показал, что на нем проходил ожесточенный бой. Отсутствуют кормовая часть, дымовая труба, стекла и двери. На надстройке всюду видны следы пуль и пробоины от снарядов. Судьба команды и пассажиров неизвестна. Но, судя по поведению террористов, не желающих вступать в какие-либо переговоры и не требующих за заложников выкупа или других условий, шансы на выживание команды и пассажиров практически равны нулю. Проанализировав ситуацию, ученый совет н/и экспедиции «Гринфить» пришел к выводу, что террористы на борту № 85601 «Санта Клаус-Роза Марии и К°» представляют прямую угрозу для безопасности мирового судоходства и сообщества в целом. А потому наш ученый совет ставит перед Советом безопасности ООН задачу по немедленному захвату террористов…».
Далее «Гринфить» настоятельно требовал захватить террористов живьем, поскольку их появление может быть связано с космосом. Врачи утверждали, что боевики сплошь прокаженные и мутанты, а потому наука прямо заинтересована…
Эти бредни, так же, как и о героическом поведении научной экспедиции перед лицом гибели, лидеры мирового сообщества читать не стали. У них задрожали руки…
Глава 18
Сэр Сэм У. Грэй – нудисты – ООН
… Задрожали руки, потому что эта заслуживающая полного доверия радиограмма ученых совпала с докладом командира атомной подводной лодки ВМС США «СВ-235» сэра Сэма У. Грэя, в котором сообщалось, что именно с борта лайнера «Санта Клаус-Роза Мария и К°», нашпигованного нудистами, субмарина под его командованием подверглась обстрелу из орудий и вышла из строя, потеряв перископ. В ответ капитан сэр Сэм У. Грэй принял решение атаковать судно-агрессор, и одной из торпед разбил ему корму. Другие три торпеды, по докладу честнейшего на всем флоте США Сэма У. Грэя, также попали в цель, но не сработали по вине конструкторов, наладчиков и регулировщиков оружия для ВМС США, в среде которых явно обитают нудисты, и следует в связи с этим произвести блиц-следствие, выявить и повесить виновных нудистов. Возглавить следствие должен, разумеется, он – сэр Сэм У. Грэй.
У членов Совета безопасности дрожь в руках не унималась, и они приняли по стаканчику виски. Дело в том, что капитан ВМС США сэр Сэм У. Грей давно уже достал и опротивел всему ООН своими липкими доводами и океаном писем об, грозящей мировой катастрофой, опасности со стороны нудистов. Его доводы опирались на библейское описание всемирного потопа, вызванного мерзким развратом человечества. Однако сэр Грей, ополчаясь на нудистов, почему-то совсем как бы не замечал всегда одетых растлителей малолетних, насильников, убийц, доносчиков, лжесвидетелей и прочую человеческую нечисть. А его проекты по искоренении этого зла – нудистов – всегда начинались довольно поэтично, примерно так: «Я, сэр Сэм У. Грей, в эту лунную ночь как всегда не спал и, гуляя под мерцающим звездами небосводом, почерпнул из бездны космоса новую рациональную идею о спасении человечества от нудистов. Она отличается от ранее представленных Вам 27453 идей своей дешевизной и простотой реализации. Теперь не требуется рыть могилы шагающими экскаваторами, а нужно просто взять и свалить всех нудистов в кратер действующего вулкана с вертолетов или бомбардировщиков, оборудованных приборами для точного бомбометания. Но, если покрутить мозгами как следует, то нудистами можно топить кочегарки, причем, нет необходимости строить для их предварительного умерщвления газовые камеры, их можно бросать в топки живьем! Да, можно!..»
Все члены Совета безопасности ООН были седыми и не исключено, что в этом немалая заслуга сэра Сэма У. Грэя. Множество раз ему пытались разъяснить, что в мире необходима терпимость к безобидным отклонениям людей, и, что, если у руля государства стоят трезвомыслящие политики, то никогда ни нудисты, ни отъявленные пуритане власть не захватят, что во всем нужна мера, в том числе и пыткам ООН со стороны сэра Сэма У. Грэя. Множество раз Совет безопасности ООН обращался к командованию ВМС США с просьбой отправить Грэя в отставку, на пенсию, на Луну, куда угодно, но лишь бы подальше от такой судьбоносной для мира должности, как командир атомной подлодки. Но все было тщетно, – тесты и скрытые обследования показали, что Сэм У. Грэй психически здоров, а личная неприязнь к нудистам не может служить основанием для отставки боевого офицера, добросовестного служаки.
Тогда Совет безопасности сам завел на Сэма дело. И вот первый жареный факт промаха Грэя (Совет безопасности с радостью решил, что капитан ударил по мирному судну, приняв загорающих женщин в купальниках последней моды за нудистов) рассыпался в руках, как древняя истлевшая рукопись под метлой дворника, и руки у седых мужей задрожали…
Глава 19
Суровый приговор ООН
Но, несмотря на такое горе, как продолжать терпеть в рядах Вооруженных сил мира сэра Сэма У. Грэя, Совет безопасности собрал все силы для работы и вынес решение о необходимости направления международной военно-морской экспедиции в район дрейфа «Санта Клаус-Роза Марии и К°».
Между представителями держав тут возник спор: кто сколько должен послать своих крейсеров, авианосцев и атомных субмарин на святое дело – очищение мирового пространства от терроризма.. Спор перешел в базарный гвалт и едва не перерос в международный мордобой, потому что каждый представитель державы испытывал жгучую ненависть к терроризму от имени всей своей страны. Но компромисс был найден просто: председатель Совета безопасности ООН Хау Ноу заткнул уши затычками, махнул рукой и сказал: «Да посылайте вы хоть все свои флоты, только убирайтесь вон!..»
Все так и сделали, причем, выставили это как личный приказ Хау Ноу.
В единое время на всех флотах морских держав была сыграна боевая тревога и подан сигнал к выступлению на глобальную борьбу с вселенским терроризмом. Азимут похода – квадрат нашего дрейфа.
Глава 20
Битие флибустьеров–II
Время же на нашем судне, которое обрекли всем миром, текло в четко отработанном ритме военного лагеря, дисциплине и собранности которого позавидовали командующие многих армейских частей. И существовал наш лагерь до одной бушующей непогодой ночи, которая доказала, что предрешает чью-то судьбу только Господь Бог, а не какие-то люди, и даже не все мировое сообщество.
В эту черную, пахнущую загробной сыростью, ночь ветер с воем быстро, словно украл, нес рваные низкие облака, и яркие звезды то вспыхивали, то прятались за лохмотья туч, будто страшась какой-то надвигающейся неизвестности. В пустотах надстроек нашего корабля злобно свистели сквозняки, и, казалось, – это от них лайнер кренится то на один, то на другой бок. Но это море мяло нас своими валами огромных волн, желая перевернуть корабль, как кормушку, и подкормить своих голодных обитателей. Даже в эту ночь, граничащую с концом света, наша дежурная вахта стойко несла караул и сыграла тревогу, правда, слишком поздно, потому что атаковавшая нас пиратская шхуна подошла к нам, нарушая все существующие правила навигации, – с потушенными габаритными огнями.
Услышав тревожный звук рынды, мы бросились на палубу и тут же слепли от мощных прожекторов, направленных со шхуны корсаров. Наше судно уже кишело вооруженными людьми, стреляющими трассирующими пулями над головами, сгоняющими нас на носовую палубу. На шхуне раздался неестественный визг радиоаппаратуры, и оглушающий громкоговоритель, перекрывая стенания морской бури, поставил нас в известность, чтобы мы не волновались; что никто убит не будет, потому что пиратам дорога каждая наша жизнь ровно так же, как счет в банке. Далее мегафон пролаял самые интересные сведения относительно нашей судьбы в перспективе: оказывается, все мы оптом проданы богатому и талантливому землевладельцу Хауру Сэт Хаби. Конечно, корсары продешевили, загнав нас оптом, но уже получен крупный задаток, и отступать поздно. И теперь, став частной собственностью могучего и доброго шейха Хаби, мы получили допуск к блаженной жизни на островах Тихого и Индийского океанов, где, обрабатывая участки земли, сдобренные окаменелыми вулканическими породами, и надрываться-то почти не надо. Орудия труда бесплатные, одежды практически не надо, корм подножный…
Долго еще вещал громкоговоритель о свалившемся на наши недостойные головы рае, но слышал это только один человек, тот, кто говорил. Остальные люди и нелюди, добрые и злые, вооруженные и безоружные сошлись в кровавом побоище. В наших руках свистели куски металлических труб и железных полос, калеча обалдевших пиратов. Работорговцы, наслышанные о нашей доброте и послушании, не ожидали такой нехорошей реакции на их заявление. Они робко прикрывались винтовками, и решались стрелять только для устрашения, усвоив от шейха Хаби, что мы живые и доллары за нас – живые, а мертвые мы – увы, и доллары такие же…
Вспышки выстрелов, вопли, глухие удары, пение пуль и шторма – все слилось в монотонную, удушающую гулкой хмарью, залепляющую красно-зелеными кругами глаза, молитву смерти. Мы, выкручивая из рук и поднимая брошенное ранеными бандитами оружие, расстреливали и теснили флибустьеров за борт. Ярость и отчаянье, обида и неисчерпаемое желание остаться Человеком на этой земле, сделали даже из наших нежных, светских дам бесстрашных львиц, готовых разорвать в куски грубого, тупого дрессировщика, принуждающего вольного, взрослого зверя слушаться своей плетки.
Супермен двигался среди самой гущи поработителей, и после него становилось пусто, только что-то кровавое, медузообразное стекало по палубе за борт.
Мы чувствовали свою мощь. А близость скорой победы удесятеряла силы. Искаженные недоуменным кошмаром, безмозглые пиратские рожи таяли на глазах. Но пиратский ретранслятор вдруг разразился проклятиями и приговорил нашу армию к ликвидации: «Эти варвары не хотят работать на досточтимого Хаура Сэт Хаби! Какой ужас! Утопим лодырей в крови!..»
На шхуне в нашу сторону развернулись турели огромных пулеметов и зенитных пушек. Малые остатки пиратов бросились на свою палубу и те, кто не угодил мимо нее, потирали руки в предвкушении кровавого зрелища, не обращая внимания на угадавших в воду и барахтающихся в ней невезучих «братьев», потому что у них существовало поверье: невезучие приносят несчастье.
Освещенные прожекторами, мы были как на ладони. В пылу битвы нам даже не пришло в головы упасть на палубу. Ветер покрывал нас морской пылью, трепал волосы и собакой выл по нашим душам. Мы трезво пронимали, – еще мгновение, и наша полутысячная семья навеки смешает кровь на палубе последнего приюта. Но случилось что-то необъяснимое. Флибустьеры вдруг, побросав оружие и свои рабочие места за турелями пулеметов, пали ниц и громко, нараспев, загнусавили не то песни, не то молитвы. Выпучив раскосые глаза, корсары поднимали головы, гнусавили и оглушительно били лбами о свою металлическую палубу. Трое белых пирата бегали, тормоша одуревших азиатов и что-то толкуя о предрассудках, стреляли поверх наших голов из пистолетов. Но скоро надоели молящимся, и европейскую троицу выбросили за борт.
Мы оглянулись на что так вожделенно взирали наши палачи, и тоже опустились на колени от усталости и радости спасения. На верхней палубе носился огненный смерч – это наша мамаша-колдунья танцевала ритуальное корробори шаманов острова Каргелан, также близкое и обожаемое для свирепых пиратских сердец. Мамаша вытянула из танца весь мистический страх и даже вывернула его наизнанку. Любая гибкая дева давно бы сломала себе скелет от этаких кренделей, исполняемых в бешеном ритме. Особый эффект имели огненные способности мамочки: развивающаяся веером шуба, звездные кальсоны, горообразная пышность прически, руки и лицо – все горело неземным зелено-голубым фосфорным огнем. Время от времени из ее пальцев вырывались в черное небо длинные снопы сине-зеленого пламени, вызывающие особое желание врага разбить лбом палубу.
Флибустьеры впали в бесконечный религиозный экстаз. Расширенные значки их глаз остекленели, на лбах и у ртов появилась кровавая пена. Война была выиграна. Мы без труда разоружили разбойников. Капитан Чарльз Дарвин, стараясь приплясывать в такт колдунье, попросил, чтобы мамаша велела корсарам перебраться на «Санта Клаус-Роза Марию и К°» и раздеться донага. Несколько команд на птичьем языке, и дело сделано. Пираты танцующими с наскоком шагами перенеслись по брошенным трапам на наш лайнер, сбросили одежды, нестройно спели что-то непотребное и застыли как мертвые, воткнув свои головы в палубу нашего корабля.
Забрав одежды корсаров, остатки пресной воды, пищи и бортовой журнал, мы, сбросив в море спасательные шлюпки лайнера, покинули «Санта Клаус-Роза Марию и К°», перебрались на трофейную шхуну, и тронулись прочь от нашего исстрадавшегося и обреченного судна.
Пиратская шхуна едва вместила наше полутысячное население. Сделав перекличку, мы с радостью обнаружили всех пассажиров и команду в целости и здравии, за исключением трех десятков раненых в различной степени, но, к счастью, не опасно.
Шхуна полным ходом шла на самую ближайшую точку цивилизации – австралийский порт Перт. Мы двигались. Это забытое удивительное ощущение долго не давало нам уснуть, лаская сердце счастьем скорого избавления от наших жестоких мытарств. Говорить о только что выигранной баталии, личных подвигах и проклятых пиратах не хотелось. Вообще говорить не хотелось. Все слушали ровный рокот сильных двигателей и наслаждались ощущением движения…
На утро мы были бодры и веселы. Торжественно воздав должное подвигу мамаши-жрицы, мы поделили лоскутья, скроенные из шмутья корсаров, и, наскоро позавтракав, радовались ясной погоде, свежему попутному ветру, помогающему дизелям гнать наше перегруженное суденышко к так долгожданной изумрудной полоске земли. Дыхание свободы и жизни, компенсации за моральные и материальные ущербы увлажняло глаза и слегка кружило голову…
Глава 21
Армада ООН
Утро третьего дня нашей свободы, нашего стремления к суше вновь овеяло нас дыханием тревоги. Впереди по курсу появилось множество военных кораблей самого разного класса. Мы насчитали более ста силуэтов, остальные терялись в дрожащей парящей дали. Стало определенно ясно, – в мире неспокойно, а, попросту сказать, – началась какая-то вселенская заваруха, а, если еще проще, – третья мировая война. Кто с кем воюет, было неизвестно, – радиостанции на шхуне не было, – зато доподлинно было известно, что среди нас найдутся почти все гражданства земного шара, а, если так, то какой бы стране не принадлежала двигающаяся на нас армада, многие из нашей семьи попадут в плен. Мы поклялись, что ни при каких обстоятельствах не бросим друг друга на произвол судьбы.
Над некоторыми кораблями в небо взметнулись крохотные точки, и через несколько мгновений низко над нашими головами с оглушительным ревом пронеслись истребители-бомбардировщики. Они пролетели так низко, что мы разглядели лица пилотов и отличительные государственные знаки реактивных машин. Самолеты принадлежали и Франции, и Германии, и России, и США, и Италии, и Малайзии, и Китаю, и еще многим и многим державам. Это еще больше запутало положение. Мы пожимали плечами, с дурацкими улыбками вертели головами и уверяли друг друга, что ничего не понимаем.
Неожиданно по левому борту забурлили огромные волны и, растолкав тонны воды, на свет божий явилась подводная лодка, рубка которой была украшена белой маркировкой «СВ-235». Не успела она полностью всплыть, как люк рубки отвалился, и из нее вывалился в непогрешимо-белоснежном кителе офицер ВМС США. Это был «любимец» всей ООН сэр Сэм У. Грэй.
– Эй, вы на шхуне! Кто такие?! – грубо зарычал командир подлодки.
– Мы команда и пассажиры с судна «Санта Клаус-Роза Мария и К°», потерпевш… – едва успел открыть рот Чарльз Дарвин.
– Что?! – взревел сэр Сэм У. Грэй и, выхватив тяжелый пистолет, хотел выстрелить в нашу сторону. Благо, выскочившие тут же два офицера скрутили Грэю руки и отобрали оружие.
– Вы нудисты?! – взвыл отважный кэп. – Вы проклятые нудисты?! Скажите правду старику Сэму Грэю!..
– Нет, нет! Мы – жертвы! – закричали мы хором. – На нас напали эти мерзкие пираты-нудисты! Они ограбили нас, пытали, пытались обратить в свою подлую нудистскую веру! Но у них ничего не вышло! Мы бежали! Посмотрите, мы же одеты!..
– Одеты, говорите?.. Да, действительно… А я что-то сразу и не заметил. Вы сказали, они мерзкие? Хо-орошо сказали! Значит, говорите, подлые нудисты совсем голые. А вы не заметили, они танцуют?
– Еще как! – горланили мы. – Так подло танцуют, что аж пристрелить их хочется!..
– Точно они! – свирепо сверкнул очами капитан Грэй. – Кормы у судна нету? Все правильно! Это я оторвал им корму, я им оторву и голову! Что мне эта международная эскадра! Справлюсь один! Это дело чести!
Нам стало ясно, что перед нами никто иной, как хозяин подбитой нашим винтом подлодки, свихнувшийся на нудистах. Стало понятно и за что мы были им атакованы.
– Уничтожьте нудистов, о, славный капитан! – с жаром взмолился Чарльз Дарвин. – Не берите их в плен, не вступайте в переговоры…
– Что вы?! Какой плен, какие переговоры?! Нудистов не перевоспитать ни переговорами, ни каторгой! Эти сволочи и в аду будут ходить голыми. Что вы?! Я-то их знаю! Это эти слюнтяи из ООН хотят взять их живыми, следствие там, знаете… Но уверяю вас, – ни черта у них не выйдет! Прощайте!..
Люк за сэром Сэмом У. Грэем захлопнулся, и субмарина погрузилась в бурлящую пучину.
Едва бушующий Сэм увлек свою подлодку покрыть себя неувядающей славой, как над нами завис маленький вертолет, из которого выбросили веревочную лестницу, и к нам спустился представитель командования объединенной эскадрой международных сил по борьбе с терроризмом полковник Шорн.
Внимательно выслушав всю нашу злосчастную одиссею от начала до конца, полковник посочувствовал нам, воздал должное нашему мужеству и посоветовал нам не разбредаться по кораблям с родными стягами, а на вспомогательном судне ВМС США прибыть в Нью-Йорк, где дать пресс-конференцию и без всяких проволочек получить страховки и прочие полагающиеся компенсации. Полковник Шорн получил от капитана Чарльза Дарвина под расписку бортовой журнал «Санта Клаус-Роза Марии и К°», выписал нам необходимые бумаги с направлением на американский корабль-спасатель «Урания» и вызвал по рации вертолет. Тут Шорн вдруг спохватился:
– А куда провалился этот старый идиот сэр Сэм У. Грэй?! А вы ему говорили, что на «Санта Клаус…», как его, тьфу, черт, голые пираты?! – полковник побледнел и, нарушая всякую субординацию, заорал в рацию команды своему шефу адмиралу Джеймсу Лону. – Адмирал! Немедленно отозвать «СВ-235» из квадрата нахождения «Санта...», о, дьявол, судна № 85601! Запретить подлодке открывать огонь! Иначе мы никогда не узнаем местонахождение пиратских…
В ответ полковник получил несколько коротких фраз. Мы только расслышали что-то о птицеводстве, – что, мол, яйца чего-то там курицу…
Через минуту полковник Шорн, удрученный какой-то глубокой потаенной мыслью, улетел на маленьком, оглушительно-трескучем вертолете. А час спустя 552 члена нашей дружной семьи нашли приют, теплое участие и заботу на огромном спасательном судне вспомогательных сил ВМС США с прекрасным именем «Урания».
Глава 22
Гибель «Санта Клаус-Роза Марии и К°»
Мы с капитаном Чарльзом Дарвином, нарядившись в повседневную форму офицеров ВМС США без знаков отличия, сидели в командной рубке капитана «Урании» Майкла Грога и, потягивая кофе с коньяком, вели оживленную беседу о возможных настоящих методах борьбы с пиратством, бичующих практически весь мир; о капитане сэре Сэме У. Грэе, которого два приближенных офицера за что-то любят, уважают и покрывают его темные делишки таким кромешным мраком, что коалиция Совета безопасности ООН и некоторых высших должностных лиц ВМС США не могут подкопать и полдюйма, чтобы повалить этот высохший от ненависти к нудистам дуб. А ведь эти сильные мира сего в день очередного послания сэра Сэма У. Грэя относительно гуляний под Луной, когда рождаются его светлые мысли о нудистах, доходят до такого накала, что жены бояться прикасаться к ним, дабы не обжечься. Причем, это только от почерка Грэя, – читать его никто даже не осмеливается.
Когда мы пришли к единодушному мнению, что, если бы сэр Грэй относился к пиратам так же, как к нудистам, флибустьеры давно бы стали персонажами для сказок, и все их кошмарные дела канули в мировой фольклор…
Именно на этой мысли наши рассуждения прервал телекс сообщения о судьбе нашего, некогда ласкающего комфортом и пугающего белизной, а теперь – кое-чем иным, лайнера «Санта Клаус-Роза Мария и К°» с бортовым номером № 85601. Как нетрудно догадаться новости поступили не от кого другого, как от сэра Сэма У. Грэя.
Картина, нарисованная подводным художником-абстракционистом Грэем выглядела так: подводная лодка «СВ-235» в связи с неполадками в двигателях (заклинило управление атомным реактором) оказалась не в арьергарде, где ей было предписано находиться, а далеко в авангарде международной морской экспедиции и, волею исключительно провидения первой подошла к захваченному нудистами судну № 85601. Бандитам-нудистам были предложены переговоры. В ответ на это нудисты дали мощный огневой залп и нанесли лодке материальный ущерб: погнули ось перископа, предварительно уничтожив оптику. Тогда сэр Сэм У. Грэй второй раз предложил разбойникам переговоры о сдаче в плен. Но нудисты, доказав свою развращенную непримиримость к нормальной цивилизации, открыли беглый орудийный огонь. Таким образом, взяв весь огонь, предназначенный для кораблей флотов мира, на себя, сэр Сэм У. Грэй, скрепя сердце, был просто вынужден открыть ответный огонь. Из семи выпущенных СВ-235 торпед, все семь попали в цель, однако пять не взорвались по техническим причинам и недостаткам в конструкциях. Двумя же торпедами судно под номером 85601 потоплено. Подводная лодка после погружения лайнера всплыла, чтобы оказать помощь оставшимся на воде и живых нудистам, но те, к личному несказанному огорчению капитана Грэя, отказались от помощи и застрелились.
Мировая пресса долго трубила о победе международных сил ООН над пиратством.
Глава 23
Комментарии Чарльза Дарвина
Чарльз Дарвин ухмыльнулся, потеребил бороду, одним махом допил бокал коньяку и прокомментировал донесение сэра Сэма У. Грэя.
– Значит, дело было так. Грэй подошел на близкую дистанцию, – это чистая правда, потому что этот кретин никогда не научится выбирать нужную для выстрела дистанцию, и сразу без всяких разговоров выпустил по моему лайнеру две торпеды – это он вступил в переговоры в первый раз. Корабль разметало и какой-то штуковиной вновь выбило и погнуло перископ. Сам Грэй, конечно, взбесился и пустил в слепую еще пять торпед, которые прошли мимо цели и рыщут теперь в открытом океане. Когда «Санта Клаус-Роза Мария и К°» пошел ко дну, Грэй приказал всплыть и, явно, обманным путем, заперев где-нибудь своих друзей-офицеров, чтобы не мешались под руками и ногами, собственноручно пристрелил всех оставшихся в живых, тонущих, как он думает, нудистов. Залпы пираты по Грэю действительно давали, только это была канонада мольбы и ругани. Первый раз, когда взорвались торпеды, а второй, – когда Сэм Грэй расстреливал их в море.
Капитан Майкл Грог удивленно повел бровями:
– Вы так думаете?
– А тут и думать нечего. – Чарльз Дарвин набил трубку и пустил фиолетовые клубы дыма, очень напоминающие атомный взрыв. – Вот погодите, услышите еще сообщения об исчезнувших судах…
Действительно, скоро международная мафия обратилась в Интерпол и ко всем ВВС и ВМС мира во второй раз за все свое существование с нижайшей просьбой отыскать испарившиеся ее пять кораблей с еще более ценным грузом.
Нужно ли говорить, что ни на воде, ни на земле, ни на Луне эти пять судов найдены не были. Если бы мафия узнала о своей заочной дружбе с мистером Сэмом У. Грэем, то она не стала бы больше слушать нудную болтовню уфологов о воровских наклонностях пришельцев из космоса. Мафия нашла бы сэра Сэма У. Грэя, зарядила им торпедный аппарат и выстрелила бы бедолагой прямо в пасть голодной акуле, специально пойманной на этот случай.
Так окончились наши отчаянные приключения на долгом пути из Сингапура в Нью-Йорк. Мы – полутысячная семья ныне покойного «Санта Клаус-Роза Марии и К°» – долго переписывались и ездили к друг другу в гости. Но со временем так надоели друг другу своими дружескими визитами и мешками писем, что единогласно решили прервать всяческие отношения, в противном случае времени в ограниченных наших жизнях на обустройство личных судеб практически не осталось бы.
Но огонек теплоты и дружбы в наших сердцах не потух. Он теплится, господа, теплится…
Внебрачные дети Веселого Роджера
© Copyright: Александр Долганов, 2017
Свидетельство о публикации №217030401365
Свидетельство о публикации №217030401365
Рецензии