Цветочки

Мне нравится, когда цветы растут, но, сорванные, они теряют для меня прелесть. Я вижу, как они обречены погибели, и мне становится грустно от этого сходства их с жизнью. Я никогда не дарю цветов тем, кого люблю, и не желаю принимать их от того, кто мне дорог.
Шарлотта Бронте, «Городок»

Только прочитав эту мысль, оформленную черными буквами на белой бумаге, я поняла, что она – моя собственная. Никогда не любила даримые срезанные цветы собственно из-за цветов – цвета, аромата, вида, количества. Внимание – да, нравилось. Но всего несколько мгновений. Дальше приходили прагматичные мысли.

Если цветы были подарены вне дома, то я задумывалась, как их лучше отвезти или отнести домой, не сломав и не измяв. Как проехаться в общественном транспорте с метровой розой, например? Особенно в час пик. Если дома, то первая мысль – поставить в вазу. В какую? Обычную комнатную или ледяную налить воду? Подрезать ли стебли и на сколько?

А дальше – несколько ужасных дней наблюдения за медленной и неизбежной смертью. Теряющая чистоту и свежесть вода. Теряющие жизненную силу лепестки. Опадающие. Осыпающаяся на гладко наполированные поверхности пыльца, которая никогда не послужит делу продолжения цветочной жизни. Пожухшие листья. И запах. Запах не жизни и цветения, а увядания и гибели. Что же мне подарили?

Дальше – хуже. Те, кто дарят цветы, никогда не выносят их. Все цветы, которые мне дарили, я выносила в мусорный бак сама. Доставала подсохшие стебли. Переламывала, потому что так удобней уложить их в мусорный пакет. Иногда они ломались очень тяжело, а розы еще и кололись. Часто лепестки осыпались целыми пучками, особенно если это хризантемы. Осыпались на стол, пол, мои руки. Можно и не ломать, а вынести их большой охапкой. В любом случае, это дело совсем не веселое.

Я каждый раз пыталась воззвать в уме к тому событию, которое было поводом для цветов. Мол, сейчас грустно, но тогда же было радостно. И они умерли недаром. Но мне никогда не удавалось себя в этом убедить.

Было время, когда я решила извлечь практическую пользу из срезанных букетов. Я собирала и засушивала лепестки, намереваясь создавать из них картины. Ничего не вышло. Засушенные лепестки были уже словно дважды мертвыми. Картины из них получались настолько неестественными и тоскливыми, что дело далеко не пошло. В самом деле, ни одна идеально скомпонованная «ошибана» не сравнится для меня с самым простым придорожным (но живым!) одуванчиком.

Зачем все это? Ради чего все это? Мне кажется, это слепое следование какому-то издавна заведенному ритуалу. Жестокому и бессмысленному ритуалу, во имя которого срезаются миллионы цветущих головок. Парень, идя к понравившейся девушке на свидание, знает, что принято дарить цветы. Так принято, так принято всеми. Принято передавать на любимые руки умирающих.

Ведя ребенка первого сентября в школу, принято дарить цветы учителю. Так принято. И все подарят. А ты не хуже всех. А то подумает, что ты ее не уважаешь. Знаете, на что похоже жилье учителя через три дня? На кладбище. Зато сколько внимания-то было!

А на свадьбу? Кто же явится на свадьбу без букета? Квартиру-то или ключи от машины не каждый подарит, а вот букет – пожалуйста. Кстати, в букете, пышно оформленном, цветы всегда хуже и ближе к умиранию. Молодые, поздравляю! Радуйтесь! Лепестки уже заворачиваются, да это же не очень видно за бумагой и фольгой. Вот так подарок! Вот так радость!

Зачем приходить на похороны с цветами – это вообще выше всякого понимания. Ему-то, который лежит, какая разница, принес ты гвоздики или нет? И сколько – две или восемь?

Конечно, в нашем мире столько бед и несчастий, что оплакивание цветов может показаться глупой прихотью. Идут войны, дети голодают, или умирают от рака, или вовсе не рождаются. Вот что должно беспокоить. Не потому ли так много горя, что мы очерствели в восприятии его?

Одним словом, я не считаю срезанные цветы подарком. Какое счастье, что я не одинока в этом убеждении, и Шарлотта Бронте тоже так считала.