Где кончается радуга

Артем был замечательным мальчиком. И у него были замечательные папа и мама. Они ехали в край с музыкальным названием Серебряный Лес - прекрасный край, где папина бригада получила выгодную работу. По всей стране развернулось строительство, нужно было сырье в огромных масштабах.  Артем видел, как довольны родители, как счастливо улыбается мама и понимал, что все идет хорошо, даже не смотря на то, что им пришлось уехать из Златограда, где он провел всю свою жизнь.
 
Папа сказал, что эта работа позволит им отдать Артема в школу, о которой он мечтал. Конечно, это будет школа при Академии Магических Искусств в Златограде, после которой он, конечно, поступит в Академию Магических Искусств и станет настоящим рунистом или алхимиком. Может быть, лекарем. Но нет, это для девчонок. Больнички, бинты, целительство... Он будет точно рунистом или алхимиком. И у него будет свой собственный пегас. Именно так, и никак иначе.

Как он мечтал об этом! И он знал, что родители тоже этого очень бы хотели.

В этом году они всей семьей ждали еще одно радостное событие. Мама сказала, что у него будет братик или сестренка, и что аист принесет его уже очень скоро. Мама заметно округлилась, пополнела, часто гладила налившийся живот и даже разговаривала с ним, как будто там было что-то живое. Перемены в маме нравились Артему. Как будто она стала еще красивее. И как будто в ней появилась какая-то хорошая тайна.

Они летели на дирижабле. Пол и стены в общей кабине были стеклянные, и вокруг открывался потрясающий вид. Во все стороны разливалась пронзительная синева. Внизу вились ниточки дорог, далеко впереди блестели серебряными монетами озерца Приозерья. Уже почти скрылись на горизонте купола Златограда, светившиеся в лучах веселого летнего солнца. На востоке шел грибной дождь, превращаясь в огромные радужные ворота, края которых уходили вниз и терялись в голубой дымке.

- Мама, а что в конце радуги?

Мама улыбнулась и посмотрела вдаль. Ее щеки и волосы стали золотистыми от света.

- Если ты заберешься на радугу и пробежишь по ней до самого конца, то там тебя ждет исполнение любого желания.

- Тогда я обязательно заберусь и загадаю стать самым знаменитым алхимиком. И еще пегаса, - серьезно добавил он.

Мама весело посмотрела на папу, а он довольно крякнул себе в усы, продолжая читать газету. Артем приник лбом к холодной стеклянной стене, дыша на нее теплом и тщетно пытаясь рассмотреть, где же все-таки кончается радуга.

- Что пишут, милый? - спросила мама папу.

- Пишут, что строительство по всей стране идет полным ходом. Что Шахты работают сверхурочно, а лесозаготовка по стране идет с опережением. Что очень нужно сырье. Что восстановление школ в Златограде уже почти закончено, и большинство уже функционирует.

- Слава богам, - ответила мама, - тяжелые времена позади.

Миновали Приозерье. Внизу извивалась серебряной лентой речка, блестя на солнце. Артем водил пальцем по стеклу, пытаясь повторить ее изгибы. Дирижабль начал снижаться. Из зеленого массива леса начали выделяться кроны деревьев. Их можно было уже различить. Здесь природа цвела в полную силу, как будто невзгоды почти не коснулись этого края. Кончилась тяжелая долгая зима, и война давно отгремела.  Но все равно страшные раны по всей стране продолжали напоминать о трудных временах. Артем всего этого не понимал, скорее, чувствовал и иногда видел, как грустят и вздыхают родители о тех, кого уже не вернуть.

Вдруг Артем ясно различил, как далеко внизу крона дерева стала двигаться.

- Папа, папа, смотри, что это? - он и еще несколько таких же любопытных детей сплющили носы, рассматривая странное движение.

- Это древень, сынок. Дерево, которое может ходить.

- Оооооохххххх, - выдохнул Артем, - а оно разговаривает?

- Да, у них свой язык. Они не говорят по-нашему.

- А почему я раньше их никогда не видел?

- Их осталось очень мало. Они почти все погибли в пожарах войны, а большинство из тех, кто остались, не пережили зиму. Они, пожалуй, теперь водятся только здесь.

- Папа, папа, их там кажется двое!

- Более чем вероятно, сынок. Взрослые древни живут парами. Они выбирают себе пару на всю жизнь и живут неразлучно.

- Как вы с мамой?

- А что, - засмеялась мама, - вот приедем, поселимся почти в лесу. Чем не древни?


Они прибыли в поселок лесорубов и поселились в отдельном домике. Домик был небольшой, деревянный, в два этажа и кое-где требовал ремонта. Мама изо всех сил старалась сделать его уютным, превратить его в Настоящий Дом. Солнечная сторона была скрыта под сухостоем белоцвета. Это вьющийся цветок, который поднялся до самой крыши. Вообще, мама сказала, что цветок очень красивый, он цветет большими белыми цветами все лето и чудесно пахнет. Но этот белоцвет не пережил зимы и промерз. Теперь он торчал из земли как огромный скелет, возвышающийся до самой крыши. Мама сказала, что его надо обязательно выкопать, но потом, когда устроимся в доме. Артему досталась комната на втором этаже с балконом. Он был счастлив.

Два дня родители красили, чистили, мыли дом, расчехляли мебель, вешали занавески. Папа даже успел соорудить лавочки во дворе с местом для костра в середине. Артем, конечно, помогал и так уставал за день, что засыпал без задних ног, едва начинало темнеть.

***

Потихоньку прибывали члены бригады. Они тоже обустраивали свои жилища и заходили к папе поздороваться. Лесорубы были сплошь крепкие, плечистые и бородатые. Артем думал, что именно так должны выглядеть настоящие алхимики или рунисты. Он твердо решил, что тоже отрастит себе бороду, когда вырастет.

Накануне начала рубки отец собрал свою бригаду, чтобы дружно посидеть вместе и отметить начало работ. Артему тоже разрешили присутствовать. Огромный рыжий дровосек в одиночку принес и поставил еще несколько лавок, чтобы все желающие смогли погреться у костра. Он легко брал тяжелые скамьи одной рукой, играючи ставил их на место. Наверное, если бы не размер этих лавок, он смог бы ими легко жонглировать.  Артему он казался могучей горой, великаном из Серебряного Леса. Лесорубы оказались веселыми, они дружно расселись в круг, улыбались в бороды, шутки и прибаутки звучали повсюду. Кто-то из них, как оказалось, вместе служил на фронте. Всем не терпелось взяться за работу, хотелось строить, жить, восстанавливать то, что разрушила война. Начать нормальную жизнь. Мама вынесла чугунок картошки, которую надлежало запечь прямо в кожуре, а так же раздала всем шампуры с двумя толстыми розовыми сосисками, чтобы каждый поджарил их на огне и съел. Артем любил эти сосиски - если их поджарить на огне, то они покрывались тонкой румяной корочкой, а если потом откусить, то брызгали мясным соком. Все потирали руки. Осталось развести костер.

Папа хлопнул себя по лбу.

- Спички забыл! Сейчас пойду в дом, принесу.

- Не надо, - остановил его тот самый огромный рыжий бородач, что в одиночку принес скамейки, - я сейчас фокус покажу. На фронте выучился. У нас в отряде алхимик был один, прямо из Академии, только выпустился. Сын какого-то важного министра, но парень хороший. Отец хотел его пристроить получше - в штаб там какой-нибудь. Чтобы тепленькое местечко, все дела. А он, представляете, сбежал и сам завербовался в пехоту! "Я, говорит, отсиживаться не буду. Буду, говорит, свою родину по-настоящему защищать". И такая была светлая голова у него! Бывало, всю ночь не спит, все опыты ставит, чего-то там свое придумывает, бормочет, банки-склянки, руны чертит, черте-что. Как он в рунах понимал хорошо... Видели, как я скамейки нес? Видели, сила какая? Так я одной рукой каждого из вас поборю. Он нам всем в отряде руны поставил, сам их придумал, - и с этими словами бородач расстегнул огромными руками рубашку и все увидели на его груди светящийся затейливый знак, - вот это меня делает сильнее, и никто меня из вас с ног свалить не сможет, даже если впятером сразу накинетесь. Мне эта руна не раз жизнь на фронте спасала.

Все удивленно молчали, разглядывая мерцающий знак на его коже. Как будто на грудь нанесли рисунок химической краской, и кожа вспучилась под линиями, пошла рубцами. От линий руны, словно вены, вглубь тела, под кожу, убегали светящиеся извилистые дорожки.

Рыжий бородач выдержал эффектную паузу, наслаждаясь произведенным впечатлением.

- Вот он меня и научил. Придумал для нас простую руну, чтобы мы, кто магией не одарен, могли себе огонь разводить в окопах и согреваться.

Все удивились еще больше. Ведь известно, чтобы укротить магию, нужно обладать врожденным талантом, это что-то вроде гена, который передается по наследству и то далеко не всегда. Другими словами, даже если выучить наизусть весь рунический учебник, толку не будет, если ты к магии не способен. Все прямо подались вперед. Все ждали чуда и хотели чуда. Бородач показал на своей ладони еще один замысловатый узор. Артем даже привстал на цыпочки, чтобы все лучше увидеть. Узор был похож на круг с кривыми рогами и завитушками внутри, но он был тусклый и как будто безжизненный. Артем не отрывал глаз и словно забыл как дышать. Бородач поднес ладонь к груди и крепко надавил ею на светящийся знак. В сумерках было видно, как между ладонью и сердцем рыжего бородача вспыхнула и запульсировала руна, оставленная неизвестным магом. Мертвый рисунок на ладони ожил, и через секунду прямо поверх него стал появляться из воздуха тонкий язычок рыжего пламени.

Мама закрыла рукой удивленный рот. Папа восхищенно мотнул головой. Кто-то зааплодировал. Кто-то хлопнул себя по колену. Бородач бережно пересадил пламя на горку подготовленных веток, и оно с веселым треском принялось их есть. Вскоре занялись и поленья. Костер окреп, запылал, выбрасывая искры к ночному небу.

Все придвинулись ближе, вытянули свои шампуры с сосисками, в воздухе поплыл мясной аромат. Ночь была волшебной. Небо мигало звездами и только что, здесь, прямо под летними звездами, случилось маленькое чудо у всех на глазах.

Когда все наелись, папа достал гитару, тронул струны и посмотрел на маму.

- Нет, нет, ну что ты, - отмахивалась она. Но все стали просить, и ей пришлось согласиться.

Мама пела мягким грудным голосом. Пела грустную песню про юношу, которого застала война и который потерял свой дом и так не смог его потом найти. Многие знали эту песню, начали подпевать. Хор креп, раскладывался на голоса. И тут вступил папа. У него был высокий голос. Он зазвенел над басами, выводя длинную, тонкую ноту. Эта нота получилась красивой и очень одинокой. От нее Артему стало грустно, захотелось плакать. Он представил почему-то себя. Будто это он сам ходит по полю и не может найти свой дом. И ему показалось, что он совсем один на этом свете. А вокруг только ночь и звездное небо. И что дома как будто уже нет и никогда не будет. Никогда не будет папы и мамы. И к ним никогда не прилетит аист. В носу защипало. Плакать при всех было стыдно, поэтому он сполз в темноту, подальше от теплого желтого круга, освещенного волшебным огнем. Но даже в темноте он на всякий случай отвернулся, чтобы никто не заметил его слез. Особенно тот рыжий бородач с волшебной руной на груди.

И тут он увидел лес... Там, где должен быть черный, страшный массив деревьев, разливалось холодное серебряное сияние. Такое же волшебное, как руна на груди лесоруба. Артем, как завороженный, смотрел на серебряные стволы и кроны. Лес был совсем не страшный, наоборот, сказочный. Изумительный. Артем пошел к нему. Чем ближе он подходил, тем отчетливее слышался серебряный звон. Он был очень тихий, приятный, как музыка, но с какой-то странной, едва уловимой мелодией. Он убаюкивал. Улыбался. Успокаивал. Будто чей-то любящий, заботливый голос пел колыбельную. Артема окликнула мама, пришлось возвращаться. Уходя, он несколько раз оглянулся, вслушиваясь в ночную колыбельную. И, прежде чем вернуться к взрослым, он помахал лесу рукой.

Когда Артем вернулся, половина лесорубов уже разошлась - завтра предстоял напряженный день. Остались в основном фронтовики, которые вспоминали былое и травили военные байки.

- Я тоже на войне алхимика встречал, - рассказывал лесоруб с жилистыми руками, покрытыми густым черным волосом, - конечно, магия - это сила... Уж без него не знаю, как бы мы и выстояли. Мы, значит, укрепились в Берестянке. Село такое в Черноземье. Нас окружили со всех сторон. Блокада, значит. Носа нельзя было показать. Высунешься - тут же пулю получишь. Того и гляди перебьют. Ну, голубчик, думаем, хана нам. Уж не знаем, что делать, - все равно похоже что помирать. А голодно... Вот веришь - нет, ремни жевали. Крыс съели всех. И тут прямо в хижине, где мы сидим, портал, значит. Алхимик выходит. Звали его Александром, помню как сейчас. И говорит, не сдавайтесь, мол, я из штаба, знаю, что делать. Нужно проникнуть к ним в лагерь и распылить мой порошок. Он всех врагов обезвредит. А как же мы, говорим, господин алхимик, проникнем, ежели пытались уж по-всякому. Пусть, говорит, доброволец идет, белый флаг возьмет, как будто на переговоры. У него с собой граната будет, где внутри мой порошок. И слово секретное надо сказать. Как скажешь, граната сама поймет и разорвется.
Ну вроде как на смерть кто-то должен пойти, потому что и так и так убьют. Мы стали жребий тянуть. Дошла очередь до меня. Я руку тяну, а сам молюсь. Господи, шепчу, пожалей, дай пожить еще немножко.
И я вытянул. Смерть свою вытянул! Помню, я аж весь с лице изменился, прямо похолодело все внутри. Хоть и понимаю, что надо идти, а внутри все сжимается, жить то как охота... Ой, ребятки... Ну и наш капитан посмотрел на меня и говорит: "Я пойду. Добровольцем. Мне терять нечего. Тебе, говорит, Илюха, еще помирать рано. Ты молодой. А вот я уж свое отгулял и навоевался".

И вот наутро он за пазуху эту гранату сунул, из моей рубахи скрутили белый флаг, и он пошел. И прощаться не стал.

Сдаемся, им кричит, переговоры давайте! И руки поднимает с флагом этим.
Мы все смотрим. Затаились. Эти из кустов повыскакивали, схватили его, увели. И вскоре взрыв, и как будто розовая дымка взметнулась. Как в воздухе что-то такое рассеялось. Алхимик говорит: пойдем, как порошок осядет, раньше нельзя. Мы ждали еще часа два. А там все тихо... Ни стрельбы, ничего. Алхимик посмотрел и говорит: пора. Сказал нам всем носы, рты завязать, чтобы не надышаться. Мы обмотали головы, пошли. А там... Они все в овец превратились. Кто-то, видать, убежал, а остальные кучу сбились, значит, и стоят. На земле - одежда, оружие валяется. И наш капитан лежит. Разорвало его напополам почти. Но он живой был еще почему-то. Ему ноги оторвало, лицо покорежило... И вот что, знаешь, забыть не могу. Он увидел нас и на руках поползти к нам пытается, но не выходит у него. Брюхо пробито, кишки вывалились, он их руками загребает и хрипит: "Убейте, братцы! Пожалейте!" А мы, понимаешь, остолбенели. Стоим и смотрим. А он кричит: "Сжальтесь! Убейте меня!" Ползет и так тооооненько кричит. А мы смотрим и молчим. И как будто все виноваты. И я как будто тоже виноват.

Повисла тишина. Лесоруб склонил голову и замотал головой.
- И что потом? - спросил рыжий бородач.
- Убили его. Алхимик его... Это... Увидел, что никто из нас не смог. И сам его...
- А с овцами что?
- Да съели. Прямо тут и устроили из тех, кого гранатой задело.
- А алхимик?
- Он оставаться не стал. И овец есть тоже не стал. Оставил нам инструкции от штаба. Открыл портал, да ушел. А мы дальше воевать пошли.
- Я знаю эту историю, - сказал папа, - читал во фронтовой газете. Но там по-другому писали - красиво... Герои... Героически погиб... Передовое изобретение боевых магов...
- Да, писали красиво, - отозвался лесоруб, - а вон оно как вышло-то... Некрасиво...

***

Со следующего дня отец стал уходить рано, возвращался затемно. Работа кипела, шли на перевыполнение, отец рассчитывал на премию, которую мама уже рассчитала и мысленно потратила. Заказала коляску и новую ткань, чтобы сшить Артемке новую одежду, потому что из старой он совсем вырос. Из-под всех брючин, несколько раз надставленных, уже торчали худые лодыжки. Вообще-то, он не любил примерять одежду, ведь это по-девчачьи, но мама обещала ему вышить руну, такую же, как у рыжего бородача. Это совершенно меняло дело, и он с нетерпением ждал обновки.

И вот радостный день настал, он одел заветную рубашку, рукава оказались длинны - мама шила с запасом, надо их закатать. И на груди - заветная руна, аккуратно вышитая блестящими нитками. День был еще вдвойне счастливым потому, что папа обещал его взять с собой на просеку, показать, как работают лесорубы, как одной рукой валит огромные деревья могучий рыжий бородач.

- Это потрясающе, говорил папа, - Я такого в жизни никогда не видел. Он сильнее лесного великана!

Папа вез его на велоплане. Это такой велосипед, соединеный с воздушным шаром. Когда крутишь педали, он летит, только медленно, не как дирижабль. И ездить на нем можно только в ясную тихую погоду, потому что велоплан очень легкий и при сильном ветре шар сдувает. Папе его прислали по службе, и он говорил, что велопланы делаются при помощи рунической магии, как и большинство человеческих механизмов.

- Папа, а помнишь вечер, когда вы пели песни? Я тогда видел лес. И он светился. И звенел. Почему он такой?

- Это потому что там живут древесные феи. Это их пыльца светится в темноте. В этом лесу много лесных фей, они живут на деревьях, поэтому и деревья тоже  светятся от их пыльцы. А звон - это от их крыльев. У них такой язык.

- Ух ты! Прямо настоящие феи? А какие они?

- Они маленькие. Вот примерно с мою ладонь. И у них серебряные крылья как у бабочек.

- А ты их видел?

- Конечно.

- А можно я поймаю одну и возьму себе?

- Нет, Артем. Держать лесную фею очень опасно. Она может усыпить тебя навсегда. И ты больше никогда не проснешься. Если вдруг увидишь фею, не подходи к ней, лучше сразу беги ко мне. А лучше вообще держись подальше от деревьев. Те, что будем рубить сегодня, мы уже очистили от фей, но мало ли. Это очень опасно. Понял? Если мама узнает, она больше никогда тебя не отпустит.

Артем кивнул. Что же тут не понятного. Приблизишься к фее - больше никогда не проснешься. Это все равно, что умереть. Ну и если мама узнает, то тоже плохо. Хотя уже все равно, если умрешь.

***

Просека была светлой. Пахло древесными опилками, травой, парной землей. Лесорубы отдыхали. Кто-то молча курил, кто-то балагурил... Был длинный обеденный перерыв. Рыжий бородач через всю просеку нес огромное дерево на плече, придерживая его одной рукой. Ствол был такой толстый, что он даже не мог обхватить его полностью своей огромной ручищей и просто поддерживал снизу. При этом он легко шагал и легко уложил ствол в пирамиду к остальным. Его провожали одобрительными взглядами.

- Ну все, - сказал он,- я сегодня закрыл месячную норму. Хотел бы взять выходной по случаю. 
- Не возражаю, - ответил отец, - может, подкинешь Артема на обратном пути? Я тогда здесь останусь.
- Не вопрос. Эй, Артем! - крикнул ему бородач с другого конца просеки, - собирайся! Домой вместе поедем!

Это был настоящий сюрприз! Ехать ним! От радости Артем запрыгал на месте. Счастье требовало выхода, и он решил пропрыгать просеку к бородачу по огромным пням, не ступая на землю. Это как будто не упасть в лаву. Если наступишь в лаву - проиграл. Две трети расстояния Артем преодолел без помех - деревья в серебряном лесу росли густо. Но вот на его пути встало непреодолимое препятствие. Очень большое расстояние между пнями, которое просто не под силу мальчику его возраста.

- Была не была! - мелькнула мысль в голове, пока его нога благополучно устремлялась в пустоту.

Ээээээххх! Он размашисто шлепнулся в пахучую траву прямо у огромного пня, заработав ссадину и порвав новые штаны.

- Мама меня убьет! - сказал он вслух сам себе, все еще лежа на спине и ощупывая ногу. Лоскута ткани не хватало. Начинала проступать кровь. - Мама меня убьет, - обреченно приговорил он сам себя.

Артем ловко перекатился на четвереньки, чтобы подняться, но тут заметил в траве слабый серебряный отблеск. Это же... лесная фея! Она лежала на боку, без движения - маленькая полупрозрачная девочка величиной с ладошку. С серебряными крыльями. Одно было переломано пополам и жалко висело на серебряных прожилках. Ее глаза были закрыты. Сначала Артем испугался - а вдруг она его усыпит. Но потом понял, что она мертва, и уже никому не причинит вреда. Надо же! Настоящая фея! Он решил взять ее и рассмотреть дома получше. Она же ничего ему уже не сделает. А потом он ее похоронит, и, чрезвычайно довольный своей находкой, сунул ее за пазуху и поспешил к рыжему лесорубу.

***

Дома от мамы ох как попало... Она велела ему пойти в свою комнату и сидеть там, раз уж на улице он все время ищет себе приключений. Артем был этому очень рад, потому что только так он смог бы рассмотреть свою фею.

Он спрятал ее в коробку, которую подарил ему папа. Эта коробка была очень красивая, из-под ручных подарочных часов. Часами папу поздравил начальник на папин юбилей. Часы папа носил с гордостью, а коробку потом выпросил Артем.

Артем подумал, что нужно выстелить коробку чем-то мягким. Он один раз был на похоронах и видел, что покойника кладут в мягкий гроб. Лесная фея что, хуже? Пусть и у нее будет мягкий гробик. Артем решил, что когда рассмотрит ее хорошенько, то похоронит ее в этой красивой коробке в саду. Постелить было нечего, он вышел на балкон и нарвал сухих листов с белоцвета, который дорос до самой крыши, а в этом году умер от жестокой зимы, оставив только худые бурые костлявые стебли. Артем положил лесную фею на листы. Взял лупу, которую стянул с рабочего стола отца, и принялся рассматривать лесное создание.

Она была как человек. Девочка. Только очень маленькая и прозрачная. А может, она - взрослая фея? Но он не знал, как определяют возраст фей.  У нее была даже одежда. Что-то вроде платьица. Но из чего оно было сделано, Артем не понял.  У нее было худое, очень легкое тело, длинные цепкие ручки и ножки, пушок на голове напоминал короткостриженные человеческие волосы, только очень легкие, почти невесомые. Из темени росли короткие мохнатые усики, как у ночного мотылька. У нее были длинные пушистые ресницы. Глаза были закрыты. Маленький рот плотно сжат. Она была как человек и в то же время не как человек. Как будто из другого мира. Чудесного мира, который закрыт для Артема. А может быть, вообще для всех людей.

Интересно, почему она умерла? Остальных там не было... Они улетели? Неудачно упала и разбилась? У нее сломанное крыло... Она не смогла взлететь, когда падала?  Все эти вопросы так раззадорили любопытство Артема, что он забыв про то, что наказан, побежал к маме.

- Мама, расскажи мне про лесных фей. Пожалуйста! Пожалуйста!

Мама еще и сердилась, но все равно ответила ему:
- Лесные феи живут в нашем мире с незапамятных времен. Говорят, что они появились еще раньше людей. Когда-то на суше не было людей, дорог, городов, был только лес, в котором водились разные феи. И лес тоже был другой - он был больше, почти все деревья в нем могли ходить и разговаривать. Мы называем такие деревья древнями. Боги наградили их долголетием и огромной силой. Один древень может прожить сотни человеческих жизней. Большинство древней, которые живут сейчас, видели еще появление людей. Сейчас их осталось мало, но кое-где встречаются.

- Например, в нашем лесу?

- Да, в нашем лесу они живут. Но они уходят далеко в чащу, потому что не любят людей и шум. А те, что не уходят - врастают в землю и засыпают. Они спят так крепко, что ничего не слышат. Иногда просыпаются и начинают бродить. Но почему они засыпают и почему просыпаются - никто не знает. Древни очень дикие, их сложно изучать. Известно, что бодрствующие древни несут караул. Они охраняют свой лес, а феи им помогают и заботятся о спящих деревьях. У каждой феи есть свое дерево, на котором она живет всю жизнь и ухаживает за ним. А еще говорят, когда феи общаются, то звенят крыльями, такой у них язык. А еще они поют своим деревьям колыбельные песни. Так и нянчатся с ними всю жизнь. Древни им как дети. И говорят, что они никогда не расстаются. И что дерево может услышать звон крыльев своей феи даже с очень большого расстояния. И фея тоже может услышать свое дерево за много километров.

- А если дерево срубить?

- Тогда фея умирает. Деревья серебряного леса и феи не живут друг без друга. У каждого дерева есть своя фея, а у каждой феи есть свое дерево.

У Артема в груди шевельнулось что-то нехорошее.

- Но ведь тогда рубить лес - плохо? - спросил он каким-то тонким голосом.

- Артем, это не совсем так, - мягко ответила мама, - из чего же мы будем строить дома, отапливаться зимой? Благодаря папиной работе сейчас восстанавливается школа, в которую ты пойдешь на будущий год. А в серебряном лесу очень ценная древесина, из которой мы построим много домов, школ, кораблей... Много людей согреются холодной зимой, благодаря папиной работе! Например, наш дом тоже сделан из дерева, как видишь. Нам есть, где жить! Не грусти, сейчас я затоплю печь и начну готовить ужин.

Мама ободряюще ему улыбнулась.

- Папа говорил, что феи усыпляют людей навечно.

- Так они защищают свое дерево. Но специально они никогда не нападают... К счастью, из нашей бригады пока еще никто не пострадал. Но были случаи, когда феи усыпляли людей так, что их потом не смогли разбудить. Поэтому будь осторожен, сынок. С лесными феями шутки плохи.

Любопытство Артема было удовлетворено. Когда пришел в комнату, сел и горько заплакал. Его разрывало, но он сам не понимал, почему... Как будто было жалко всех. И как будто выхода не было.

Он придвинул к себе коробочку, но фея... пропала!

Артем подскочил. Он истерично заметался по комнате, представляя, что может случиться, если она очнулась.

- Что я наделал! Что я наделал! - проносилось в его голове.

Лесной феи нигде не было. Артем схватился за голову, отчаянно завертелся и увидел легкий серебряный отблеск на балконе. Фея доползла до открытого балкона и теперь пыталась взлететь, но сломанное крыло не давало ей это сделать. Более того, оно не давало ей встать на ноги, безобразно кренясь в сторону и нарушая баланс ее легкого тельца. Поэтому она просто каталась на досках в пыли, судорожно махая одним крылом. Второе волочилось за ней повсюду, как мятая серая тряпка. Артем не решился подойти. А она отползла в угол балкона и затихла.

Весь день он просидел в противоположном углу балкона, наблюдая за ней. Подойти боялся, но и уйти не мог. Она изредка пыталась взлететь, эпилептически дергая крылом, но большую часть времени почти не двигалась, лежа на боку спиной к нему.

Ночью он не смог уснуть. Он очень устал, поскольку весь день провел в страшном напряжении. К тому же он боялся, что зайдет мама или папа, и что случится что-то очень плохое. Но в то же время не знал, как все исправить. Он твердо решил с утра рассказать все отцу.

Сон все не шел. Тогда он на цыпочках прокрался к балкону. Фея лежала там же, скрючившись на полу. Одно крыло легко трепетало, оно немного светилось в темноте, другое, безобразно изломанное, тусклое, как серая тряпка, лежало на полу. Он попробовал подойти ближе, но она, услышав его, забилась снова. Крыло издавало странный звук. Иногда мелодичный, как звон серебряного колокольчика, иногда сухой и низкий, как крыло шершня. Ее хватило ненадолго. Она выбилась из сил и снова затихла на досках, иногда позванивая серебристым крылом. Звук получался одинокий, тоскливый, обреченный.

***

Собиралось светать. На востоке наметилась розовая полоска, медленно расползаясь по небу. Артем понял, что не спал всю ночь. Голова была тяжелая. Внутри было тоже тяжело. И в то же время пусто.

На окраине поселка лесорубов забрехали собаки. Что-то было странное в их лае. Иногда собаки лаяли на тьму, на ночные и хищные звуки леса, но в этот раз они надрывались до визга. И в этот странный, истеричный собачий лай добавился новый незнакомый звук - низкий рокот, злой и затравленный. Артем выбежал на балкон, забыв о своей лесной гостье. И он увидел... огромное дерево, шагавшее прямо по улице по направлению к их дому. Оно с трудом переставляло ноги, если это можно было назвать ногами, пытаясь стряхивать и давить собак, которые хватали его зубами. Одна собака попала под тяжелый шаг, взвизгнула и больше не встала. На улицу выбегали люди. Кто в чем был. Поднялся крик. Кто-то начал палить из дробовика по толстому стволу. Древень взревел, кинулся к обидчику, поднял его в воздух и отшвырнул с размаху. Женщины визжали. Собаки захлебывались. Выбежал отец, на ходу застегивая рубаху.

- Прекратите стрелять! Прекратите!!! Он не нападет, если не провоцировать!

Но было уже поздно. Его никто не слушал. К древню подлетел лесоруб с топором наперевес и саданул его со всей силы. Топор вошел глубоко, по самую рукоять. Древень завизжал и заплакал, почти как ребенок, но продолжал идти. Второй удар топора вошел в могучий ствол чуть выше.

- ААЩЩЩ - заскрипел древень, и это было почти похоже на то, как кричит человек, которого медленно, удар за ударом, перерубают пополам. Вся его крона затряслась как в судороге, он выгнулся дугой, насколько позволяло жесткое, негибкое тело. Потом он с удивительной скоростью ловко схватил обидчика тем, что напоминало человеческие руки, и разорвал его пополам. Толпа ахнула, качнулась, и пошла на древня.

- Прекратите!!!! Прекратите!!! - никто не слушал. В таком хаосе отца было даже не слышно.

Древень продолжал идти, как мог. Было видно, что покалеченный ствол делает его движения еще более медленными, неуклюжими и болезненными. Он был уже почти у балкона, на котором в ужасе стоял Артем. Он видел, что древень идет прямо на него. Что у него есть подобие лица с маленькими красными глазами и сухим сжатым ртом.  И тут через оцепенение до Артема долетел тихий серебряный звук, который раздавался в дальнем углу балкона. Ну конечно! Раз жива фея, значит, живо и ее дерево, и оно ищет ее! И еще в голове пронеслось - он один, без пары, ведь взрослые древни живут парами - так говорил папа, значит, не взрослый еще! Неужели ребенок? Артем бросился к фее, поднял ее в ладонях и высоко поднял ее над головой:

- Вот она, вот она! Забирай ее и уходи! Пожалуйста!

Артем увидел, что древень услышал его, и что он заметил серебристое крыло в его ладонях. Выражение деревянного лица почти не изменилось, только рот чуть приоткрылся, и дерево заторопилось еще больше. Фея приподнялась на тонких ручках и вытянулась по направлению к нему, позванивая здоровым крылом.

Но тут Артем увидел, что к древню наперерез бежал рыжий бородач. Он что-то кричал Артему, потом с силой хлопнул себя по груди, и на его ладони возник прямо из воздуха рыжий язычок волшебного пламени и бородач кинул им прямо в сухое и суровое лицо. Огонь жадно взялся за ствол и ветки, быстро распространяясь вниз и вверх. Древень прекратил движение. Секунду он размахивал руками, пытаясь стряхнуть с себя волшебный огонь, но безуспешно. А еще через секунду он закричал так отчаянно, что все застыли в оцепенении. Это был нечеловеческий звук - и не крик, и не плач. Но в нем было что-то очень знакомое, человеческое, как будто страдает от страшной, несправедливой боли ребенок. Древень продолжал тянуть горящие ветки к балкону, уже по инерции переступая ногами, а через пламя иногда проглядывало его лицо - суровое и строгое, с открытым кричащим ртом.

Фея билась в ладонях Артема, силясь взлететь, но не могла. И тогда поднялась из последних сил, взяла в ручки сломанное крыло и принялась слегка ударять им о воздух, здоровое крыло совершало такие же движения.   И полился серебряный звон - странная, волшебная музыка, без мелодии, сотканная из невидимых серебряных колокольчиков, которые сочетались друг с другом в непостижимой гармонии, которую никогда не сможет повторить человек. Музыка была тихая, но ее услышал каждый. Она говорила о тишине, покое, материнской любви. О мире. С крыльев сыпалась серебряная пыльца, ее подхватывал ветер и разносил над озверевшей толпой, над страдающим деревом, горящим заживо, над визжащими собаками, над всем миром, который вдруг сжался до двух испуганных детских глаз на неподвижном деревянном лице. Серебристая музыка звучала. Как будто лесная фея убаюкивала свое плачущее, безнадежно больное дитя, которое мечется в последней агонии у нее на руках. Древень продолжал плакать и стонать, но уже затихал, изредка дергаясь и всхлипывая, проваливаясь в забытье. Люди тоже затихали, кто-то крестился, кто-то непонимающе озирался, пытаясь понять, что происходит.

Древень застыл. Он почернел, обуглился, но на стволе отчетливо сохранилось строгое подобие лица, обращенное к балкону. Артем понял, что держит на вытянутых руках одну серебряную пыль, которая продолжала литься блестящими кристаллами по ветру. Феи не стало. Древня тоже.

Солнце взошло окончательно. Оно раскидало свои лучи по небу и осветило землю. В воздухе таяли последние звуки волшебной серебряной колыбельной. Артем смотрел в суровое и мертвое лицо и слезы душили его. Теперь, неживое, оно напоминало лик какого-то святого с иконы, из тех, что он видел в храме Златограда. Пошел грибной дождь. Капли падали на тлеющее дерево, усмиряли огонь. Высоко в небе протянулась радуга. Артем щурил заплаканные глаза. И тут, сквозь слезы, он увидел, что серебряная пыльца, сыпавшаяся из его ладоней, образовала радужный спектр в лучах солнца. Радуга заканчивалась прямо здесь. Но сейчас он не хотел пегаса. И он больше не был ребенком. Он поднял глаза на строгий обожженный лик и тихо сказал: "Господи, дай нам всем любви".