Спинос

                Lara Nisker

                СПИНОС


                Бог есть любовь
               
               

                Пролог

 

Не находя опоры тело соскальзывало всё ниже…  Склон - пологий, почти горизонтальный, был таким скользким, что встать на ноги, или хотя бы перевернуться со спины на живот не удавалось. Поверхность склона состояла из сплошной жидкой глины. Любое физическое усилие – попытка встать на ноги или просто затормозить движение – ничего не приносило и лишь ускоривало соскольжение вниз. Повинуясь инстинкту Светлана шарила вокруг себя беспомощными руками, надеясь зацепиться за случайный куст, каменный выступ, щель... 
        Неожиданно под левую руку попалась травяная кочка. Девушка вцепилась в неё, ещё не зная, как воспользуется этим счастливым случайным «тормозом». Отдышаться, затем подтянуть к кочке правую руку. Затем перевернуться на живот и попытаться выползти наверх. Удасться ли победить эту скользоту?
         Раздумывать пришлось не долго: кочка, не выдержав тяжести, вывернулась из почвы с корнем и засыпала землёй и кусками глины глаза. 
         Беспомощное тело соскользовало вниз медленно, но   неумолимо. Склон становился всё круче, это стало заметно по навалившейся на плечи тяжести. 
         От непрерывного скольжения Светлану начало рвать. Когда прекратится это мучение?! Склон должен же где-то закончиться!
          Страшная догадка молнией пронеслась по  уставшим нервам: что, если пологий склон уходит в ...провал? Нет, о таком нельзя даже думать!
По непонятным несведущему туристу причинам, в старых горах, в слоях горных пород, возникают громадные пустые пространства. На поверхность они выходят узкими трещинами-провалами. Иногда трещины нет и провал скыт под почвой. Верхний слой почвы в этих местах тонок и не имеет под собой никакой опоры. Внизу – пустота. Судя по легендам, провалы эти уходят вглубь земли на многие километры. Жители гор, этничесие алтайцы, считают их бездонными. Но никто, ни один смельчак не отважился туда спустится.
Нет, провала здесь быть не может! Он знает эти горы как собственные пять пальцев… Он не послал бы её сюда…  Склон, безусловно, скоро закончится. Тогда можно будет встать на ноги и выбраться наверх, на тропу.

Склон не заканчивался. Напротив, он становился всё круче. Собственное тело оказалось беспомощным. Теперь оно стало невероятно тяжёлым. Куда оно, ставшее чужим, её тянет?!   
Девушка напрягла шею и попыталась заглянуть вниз. Прямо под её ногами виднелась чернота. Похоже, склон в самом деле, заканчивался.
Склон заканчивался. Но  заканчивался он не твёрдой почвой, на которую можно было бы поставить налившиеся тяжестью ноги… Чернота, вселившая надежду, не была почвой. Внизу зияла тёмная пасть расщелины. Из её глубины доносились сухие, шелестяще-пощёлкивающие звуки. Слышалось, будто некий гигант там, в глубине, с большим удовольствием, прищёлкивая языком, рассасывает леденец.
В нос ударило отвратительным запахом: снизу всплыло облако тёплой гнили. Там, в темноте, которая становилась всё ближе, копошилась отвратительная живая масса. Шелестящие звуки внушали ужас. Словно током лихорадило нервы. Страх сводил с ума. «Сон...»... «Не может быть…»… «Только...проснуться...»

Склон резко оборвался. Он оборвался в тот самый момент, когда руки девушки намертво вцепились в чудом попавшую под ладони верёвку древесного корня.
Тело дёрнулось, ноги, подброшенные энерцией чуть не выше головы, зависли над пустотой.

Тонкий колючий прут, за секунду предотвративший падение, медленно выворачивался из почвы...

Усталость измучила тело, сломила волю. Что случится вперёд – вырвеся ли корень из почвы, или обессилившие руки, устав бороться за жизнь, сами выпустят колючую верёвку?..

Истратившее силы сознание становилось всё тише, всё согласнее… Всё, включая немыслимый шанс на выживание, стало безразличным. Психика вступала в стадию «запредельного торможения» - фазу, освобождающую нервы от страха. Состояние это – подарок природы, возможность, дарящая обречённому момент спокойствия перед небытиём.
 
«Если бы он знал, если бы только знал...». «Бедный, как бесконечно… будет корить себя... Какие упрёки на себя…» «За что ему эти муки..?!»
Светлана страдала, предвкушая горькие мучения, предстоящие любимому человеку.  В чём его вина? Он взял её с собой в горы, в его святая святых! Жест, который сам по себе - знак беспримерного великодушия. А она..? Как она его отблагодарила..? Что натворила, неблагодарная..? Неуклюжее создание,  поскальзнулась, и вот… Путешествия по горам не расчитаны на неуклюжих. Она подвела его, причинила неприятность. И теперь она ничего не может для него сделать: оборвётся колючая верёвка корня… ослабнут ладони… Она не сможет встать перед судьёй и сказать ему… Заступиться…
Как самозабвенно любила она его. Одна лишь мысль о нём была блаженством. «Бедный, он не мог этого предвидеть… Если бы он мог такое предположить, он бы не…»
«Какое счастье, что не он... встал на эту тропу, а я... Счастье...»
«Только… увидеть бы… В последний раз… Прикоснуться к лицу, рукам... Обнять так, чтобы навсегда сплавиться  вместе…»
В гаснущем сознании никак не восстанавливалось лицо любимого человека. Вместо него перед внутренним взором обречённой предстало другое лицо… Лицо, излучающее свет.
      
Огромные мохнатые пауки жадно вгрызались в бесчувственное тело, которое всё глубже проваливалось сквозь их отвратительное скользкое месиво.
Оно проваливалось куда-то вглубь.
В преисподнюю.

***

С востока потянуло прохладой. Ночное небо стремительно затягивалось тяжёлыми облаками.
Тучи летели быстро, целеустремлённо, будто спешили накрыть свинцовой массой страшное, зияющее внизу отверстие - мерзкое пятно, незаживающую рану на плоскости восхитительного ландшафта.

***

 «Если бы он знал...»..?


                1

                Виктор


         Виктор Холуёв прибирал бумаги. Он уходил из КБ последним. Коллеги давно покинули фирму, разбежались по личным делам. Только Виктор Холуёв, он, единственный единственный во всём огромном здании был ещё здесь. Он выполнял специальное задание, срочную работу, вносил намеченные конструктором изменения в фрагменты чертежа некоего уникального, сверхсложного генератора, генератора времени. «Ха, - усмехался про себя Виктор. - И шеф, серьёзный мужик, потокает этим бредням!». Однако шеф относился к Виктору с уважением - если требовалось произвести подобные работы, он всегда обращался персонально к Виктору. Коллеги подтрунивали над ним, обзывали «любимчиком шефа». Шутникам было доподлинно известно, что дело здесь вовсе не в любви. Всё обстояло гораздо проще - каждый инженер в отделе этого института занимался разработкой собственного уникального проекта. Каждый ...кроме Виктора. Потому что Виктору с собственными идеями как-то не везло. (И что он потерял здесь, в этом странном НИИ?). Отец устроил… Ха, «любимчик»… Кого же и привлекать к технической, не требующей особого таланта работе, как ни его, Виктора?..
 
За окнами расцветал май. Месяц этот прекрасен сам по себе, не важно на какой географической широте вступил он в права. Но в Горном Алтае, с его уникальным микроклиматом... Волшебник-май превращал этот уголок света в удивительную, наполненную эфиром цветущих растений, воистину ожившую сказку.
Ощущение весны было здесь ещё и потому необыкновенно острым, и даже ностальгичным, потому что память ещё не успевала расстаться с образом мучительного, вызванного длительными морозами состояния. Зимой ртутный столбик градусника опускается здесь порой ниже пятидесятиградусной отметки по Цельсию.
Май - избавление от тяжёлых одежд и тёмных депрессий.

Виктор открыл окно. Ровно через неделю - отпуск. И тогда, ни одним днём не медля, пустится он в ежегодное бродяжничество по горам, пещерам и озёрам сказочного Горного Алтая. Среди немногочисленных приятелей Виктор Холуёв слыл большим знатоком и фанатичным поклонником Алтайских гор. Он готов был неделями бродить по старым, поросшим травой горам. Никогда и ни с кем не делил он этого удовольствия, предпочитал наслаждался зачарованным краем в одиночку.

                Контур


Когда Виктор укладывал в сейф последнюю стопку уменьшенных до размера тетрадного листа чертежей, кто-то легко коснулся его плеча. Виктор обернулся. В комнате никого не было. В задумчивости Виктор замкнул сейф.
 За окнами догорал день. От окна к столу протянулся тёплый солнечный луч, несущий в своём теле призрачные, зыбко подрагивающие пылинки.
И вдруг нечто во всём этом обычном, празднично-вечернем, показалось Виктору странным: в самой середине солнечного потока пылинки уплотнялись, образовывали сгусток.
«Ну и...? - подумал Виктор, - Пыль... Придёт техничка, и с пылью - покончено». – Так он себе сказал, но взглянуть в сторону странного пыльного феномена, почему-то, больше не решился.
Коллеги покинули отдел часа полтора назад. Виктор находился здесь, в небольшом закрытом пространстве кабинета, совсем один. Ему стало не по себе. Потому что минуту назад кто-то, действительно, тронул его за плечо...
Виктор заставил себя  оглянуться. Он знал, что на самом деле за его спиной никого нет. Поэтому он и оглянулся. И что..? Там и в самом деле никого не было.
Но через минуту, когда он проверил, заперт ли сейф и повернулся к столу, чтобы взять сумку и выйти наконец наружу, то чуть не вскрикнул от неожиданности: на том месте, где в воздухе образовался было пыльный сгусток, стоял ...человек!
- Ну точно, у Витька крыша поехала, - произнёс он вслух.
Взявшись за дверную ручку, Виктор ощутил, что за его спиной произошло движение. Развернувшись спиной к двери  он попятился, прислонился к двери и, не упуская галлюцинацию из виду, занял оборонительную позицию. Он делал это просто так, на всякий случай... Галлюцинация, она ведь безвредна… Так, показалось… Подукт уставшего мозга... Пройдёт.
Но галлюцинация зашевелилась и прошелестела:
- Крыша у Витька не поехала.
- Что?! Слушайте, что вы такое? – Виктор почувствовал, что ноги его больше не держат, колени сделались словно тряпочные. - Откуда вы здесь взялись?! Сюда нельзя посторонним, здесь КБ!
- Ваши мыслеформы... Каким маршрутом в горы.
- Какие горы?! Ах, мои горы... Н- не знаю. Да что такое?!
- Ждём информации. Каким маршрутом в горы.
- Да не знаю я!.. Не думал ещё. Какая разница...? Да вам- то какое дело? Кто вы такой?!
- Отвечать нет смысла. Не поймёт. Бесполезный расход энергии.
Страх Виктора прорвался наружу потоком агрессии.
- Вот ещё!.. Врывается!.. Вламывается... через окно. Допрашивает. Ещё и оскорблять вздумал! Кто такой, я спрашиваю?! Выметайся! Или сейчас – в окно выброшу!
- Эмоциональный всплеск. Расход астральной энергии. Нам полезно. Внимание. Попытка объяснить. - Незнакомец вышел из солнечного столба и Виктор с ужасом увидел, что это даже не человек, а всего лишь человеческий контур...
- Вы в горы - получить энергетическую подпитку.
- Я?! Ещё чего!.. Просто... подкрепить здоровье, н- на красоту полюбоваться.
- „Н- на красоту полюбоваться" есть энергетическая подпитка существа с Терны*. Мы тоже нуждаюсь в энергоподпитке.
- Послушайте, вы кто? Вы... влезли в окно и теперь навязываетесь мне в компанию, хотите пойти со мной в горы... Если я правильно вас понял? Но это же абсурд! Бред какой- то... С вашим, извините, телосложением... ходить по горам... Вы что, из клиники? Голодали?
- Бред какой-то. Извините. Не надо бредить. В компанию навязываться не пойдём. - Голос „Контура" был шипящим и пресным, лишённым эмоциональных окрасок, и всё время «проваливался», будто говорящий был лишён диафрагмы и голосу не на что было опираться. - Телосложение потерпело аварию. Нет энергии.
- Вы, комик, я отвезу вас назад в клинику. Из какой клиники сбежали-то?
 Виктор с детства был брезглив. И теперь - от отвратительного ли вида живого человеческого контура, от страха ли, его стало подташнивать. Мысли о том, что он действительно должен будет отвезти этого доходягу,  это отвратительное создание в больницу в своей новой Хонде, и особенно то, что он должен будет посадить это чудо, которое так исхудало, что не имеет даже скелета, на замечательные, обтянутые особым зарубежным материалом сидения, доводило его чуть  ни до истерики.
- Ваша Хонда не потребуется.
- Это хорошо. – Услышав, что на его Хонду никто не претендует, Виктор облегчённо вздохнул. - Ну и...? Чего вы от меня-то хотите?
- Хотим. В горы пойдёте моим маршрутом.
-Какие вам горы! Вам скорее в вашу больницу назад надо, в койку! Идите! Я запираю кабинет.
 
Виктор разговаривал со странным человеческим „Контуром", задавал ему вопросы, давал советы, но для себя самого он ещё не опредедил, кто такой перед ним находится: изголодавшийся ли сумасшедший, или его собственная галлюцинация – продукт уставшего подсознания. Происходящее словно плавало в облаке нереальности, будто во сне. Было очевидным, что от переутомления в голове Виктора произошёл «сдвиг по фазе». «Вот, оказывается, что случается с мозгами, когда человек слишком много работает».
И Виктор решил ни нервничать, и ситуацию всерьёз не принимать. «Ничего. С каждым гениальным человеком может случиться... Поговорит человек сам с собой, поговорит, и успокоится. Приятно ведь иногда с умным человеком словом перекинуться. Не всё же с диссертантами - докторантами общаться».
- Ну, и что дальше? Для чего вам понадобилось, чтобы я по вашему маршруту в горы пошёл? Вы хоть понимаете, о чём говорите?
- Трудно объяснить. Вы плохо понимаете. Ментальное восприятие затруднено, ментальные структуры разрушены внешними факторами. Глуп.
-Кто..?
- Вы глуп.
- Что?! Я – глуп?! Я в таком НИИ работаю, куда не каждого даже на порог пускают! Кто здесь глуп? – «Ничего, - успокоил себя Виктор, - я же сам с собой беседую. А сам себя я могу называть как угодно. Во-первых, никто не слышит. А во- вторых, сам дурак никогда себя дураком не назовёт. Значит я умный, самокритичный и психически здоровый мужик».
- ... Ладно. Не жалко. Дурак, так дурак. Но ты, всё же, объясни. Того, кто не умеет толком объяснить, чего ему надо,  тоже умником не назовёшь.
- Пойдёте к провалу «Спинос».
- «Спинос»? Что такое - провал «Спинос»? Где?
- Провал «Спинос», отверстие инферно. Таких отверстий на вашей планете много. В горах. Иногда это  горные озёра. Существа с Терны не владеют информацией.
- Ну и...? Что дальше-то?
- До провала «Спинос» с вашей скоростью шестьдесят четыре часа пути и сто двацать восемь часов отдыха.
- Так- так- так. – Виктор удивился. Каким образом его галлюцинация может просчитывать расстояния и время..? –Всё, значит, расчитал. Значит провал «Спинос»... Только я, любезный, не слыхал о таком провале. И должен тебе сказать, что если я о таком не слыхал, то это значит только одно: такого провала нет. Потому что ландшафт Алтайских гор я знаю как свои пять пальцев. Может, это где-нибудь в Гималаях?
- Что такое «вгималаях»?
- Гималаи. Горы такие. Не слыхал?
- Не информирован. Наша биолокационная система привела нас в это место. Провал «Спинос» здесь.
- Но нет такого провала у нас, миленький, нет! И рады бы, как говорится, да нет.
- Возможно, под другим названием. Не существенно. В карте указано место.
- В карте?
- Карту получите за день до отправки. Провал населён существами, вырабатывающими составной элемент необходимых нашему телосложению энергий. С ним наше телосложение, извините, станет полноценным.
 - Так. Полноценным, значит, хочешь стать. Ну, и дальше?.. Приду я к вашему провалу. Что дальше-то? Целоваться мне с этими существами, кланяться и передавать им от вас привет? Или, может, набрать их для вас полную сумку? А вы поживёте пока в моей уютной квартире, да? Отъедитесь моим балычком, икоркой, припасённой в холодильнике?
- Абсолютно глуп. Вульгарен. Это хорошо. Это удобно. Разумный понимает - существо инферно без телесной оболочки в квартире не нуждается. Остальная информация после. Утомлён. Визит окончен.
 Контур отступил к окну и медленно совместился с угасающим солнечным лучом. Луч, впитав в себя странную галлюцинацию, погас с ней вместе.
Луч погас. И в комнате сразу стало темно.
У Виктора мелко дрожали колени. «Сесть бы что ли ...» - подумал он. Но, оказывается, он и так всё это время сидел на стуле.
Медленно приоткрылась дверь. Виктора бросило в жар.
В дверях прявилась Света. Обыкновенная Светка из соседнего отдела, девушка из бюро переводов.
Она, эта Светка, распределилась в институт в прошлом году, но всё ещё чувствовала себя здесь новенькой. Такие Светки всегда и везде чувствуют себя новенькими и чужими. Только к одному человеку, к Виктору, она относилась с симпатией. И это – несмотря на все его поддёвки и придирки, порой весьма бестактные. И чем больше проявлялась её симпатия к нему, тем жёстче он её изводил. Но она этого будто не замечала, легко прощала любую колкость и лишь  улыбалась светлой улыбкой, как улыбаются детям. «За дурака чтоль принимает?», - спрашивал себя Виктор.
Сейчас Света показалась Виктору такой родной, такой желанной! Он рванулся к ней ...но не смог оторвать себя от стула. Ноги словно отрафировались. Попытавшись что-нибудь произнести он понял, что и это у него не получается. Как в дурном сне.
- Ты что, Витенька, уже сам с собой разговариваешь?
- Даа, - прорезался наконец голос. . Да, это я… - промямлил Витька «серым» голосом и обрадовался, что снова обрёл способноть говорить. – Да, Светик. Приятно поговорить с умным человеком. А что?
- Ну, я пошла. А ты оставайся, беседуй. Я просто подумала - чего это у вас дверь открыта...
- Светонька, не уходи! Не бросай меня. Сейчас вместе пойдём, хорошо?
- Ладно. Я подожду тебя внизу.
- Нет! Не уходи. У меня голова что-то кружится... Наверно, от твоего присутствия. А, небесное создание?
- Э..? Фу, кривляка! - Светка засмеялась, резко хлопнула дверью и упорхнула вниз.
«Язык мой – враг мой», - огорчился Витька.

Напрягшись, Виктор «отклеился» от стула и тяжёлой стариковской походкой, на негнущихся ногах, побрёл к выходу. С трудом заперев дверь на ключ, спустился на улицу и с радостью окунулся в свежесть весеннего воздуха.

 Жил он совсем рядом, в институтской малосемейке - общежитии для молодых специалистов. Туда сейчас не хотелось. Всё равно там никого нет. Одна пустота...
Пресловутая горечь одиночества... Такое парень ощутил в эту минуту впервые.
Виктор добрёл до небольшого сквера и плюхнулся на деревянную скамейку. Здесь просидел он до самой темноты. Он пытался представить себе события прошедшей недели и обдумать события предстоящие – лакомый кусочек жизни – странствование по зелёным, обросшим дикими травами горам. Он попытался представить себе даже лицо отца, которого он несколько месяцев не видел – он избегал встреч с ним, потому что ему надоели извечные родительские наставления. Сидя в темноте, в полном одиночестве – почему-то не было в этот вечер на дорожках парка ни одного гуляющего - он передумал и представил себе многое… Но ощущение реальности бытия так и не вернулось к нему в этот вечер.

                2

                Прожжённый подоконник


Следующим утром Виктор проснулся бодрым и сильным. Как всегда. Вчерашнее происшествие всплывало в памяти как некий бред, как нечто, случившийся давным давно. Как следствие накопившейся за зиму усталости.

Когда Виктор вошёл в отдел, почти все его коллеги были уже на месте.
- Витёк, ну и здоров же ты спать! - Володька был подозрительно ехидным. Таким он был редко. Но он никогда он не предирлся просто так, без причины. Что-то произошло здесь до прихода Виктора.
- А что, начальство спрашивало? - насторожился он.
- Нужен ты начальству. Экая важная птица выискалась. У начальства есть дела и поважнее.
Коллеги недолюбливали Холуёва. Может потому, что каждый коллектив требует своего изгоя  он полходил на роль жертвы как никт другой. А может, по другой причине... Казалось, они не упускают случая, чтобы с садистским удовольствием не «подколоть» парня.
- Не приставайте к нему. Он и так, похоже, всю ночь здесь работал.
Витька, не усмотрев подвоха, с готовностью согласился:
- Ага. У меня даже крыша поехала. Я...
- Ну как же тут крыше не поехать! - вступила в диалог красивая, единственная в отделе представительница дамского пола, тридцатидвухлетняя девушка Евгения. - Как же здесь крыше не поехать, если наш юноша всю ночь развлекал здесь одну конопатенькую особу из бюро переводов!
Виктор возмутился. Неприятно задел тон, которым это было сказано. «Если бы не твой базарный характер, давно бы нашёлся для тебя приличный мужик, дура!» - зло подумал он.
- Жень, - заступились за него парни. - Ты меру-то знай. У Витьки и в самом деле завал работы.
            - Слышишь, Женька, шли бы вы в коридор. Зачем интим на народ выносить? Нам ведь это не интересно, нам работать надо.
 - Вот ещё! - фыркнула вздорная красавица. - Чего мне с ним объясняться? Мне нет разницы, где он, с кем он... Кто я ему, кто он мне? Только зачем же подоконники казённые жечь?! Чем подоконник-то перед вами провинился?
- Ребята, да вы чего?! – Виктор вконец растерялся. - Не жёг я никакого подоконника!
- Вот именно. Могли бы найти себе занятие и по- пиличнее, чем курить. А то прожгли подоконник, и даже не заметили. Надо еще разобраться, что они там покуривали, если так накурились, что ничего вокруг себя не видели.
- Не жёг я никакого подоконника. - В растерянности подошел Викор к окну. Замечательно белая, новенькая эмаль подоконника, действительно, была прожжена. Но не сигаретой, а неким мощным, направленным лучом.
Виктор отошел к своей чертежной доске и больше в этот день ни с кем не разговаривал.
- Ну да. У Холуёва и в самом деле шарики за ролики заехали – работает, - констатировали коллеги и оставили парня в покое.







                3


                Гость из антимира


Контур появился в КБ в последний предотпускной вечер Виктора. Как раз в тот момент, когда тот убирал в сейф только что законченную работу.
Виктор понимал, что Контур рано или поздно объявится, и от этого ему было неспокойно. Случай с прожжёным подоконником говорил о многом… Неважно, галлюцинация это, или нет... Возможно, это что-то другое, непонятное… Рассказывть о проишедшем коллегам он не собирался: засмеют. 
Будь это галлюцинация, как объяснить тогда инцидент с прожженым подоконником? Галлюцинция, это явление. Оно нематериально. Что прожгло подоконник?

Ситуация с появлением Контура в точности повторилась.
Как и тогда, Виктор задержался в КБ, «подчищая» последние недоделки. Когда Виктор закрыл сейф и обернулся, на фоне стены стал медленно проявляться Контур.
           Виктор чувствовал всё это время, что встреча с «галлюцинацией» неизбежна, и что продолжение инсцидента произойдёт со дня на день, с минуты на минуту. Этой встречи он ждал, надеясь, что загадочный случай, наконец, прояснится. Он желал её. Но когда ожидаемое наступило, ему сделалось не по себе. Он даже поперхнулся, пытаясь произнести рефлекторное «Здрассте».
- К провалу Спинос отправитесь через десять часов, - игнорируя положенное по этикету приветствие прошелестел Контур. - Маршрутная карта в вашем походном чемодане.
- В каком чемодане? Зачем же чемодан? – запсиховал Виктор. - В рюкзаке, может?..
- В рюкзаке, может. Дурно не воспитан, - оскорбился Контур. - Перебивает. Разговаривает громко.
- Послушайте, позвольте вопрос... Вы - не галлюцинация... случайно? Случайно, не плод моего уставшего воображения? То есть вы, это не я, то есть м-моя.., - Виктор волновался, путался в словах, - вы, стало быть, не продукт моего уставшего воображения, а... Я имею в виду - не... Вы... Как я понимаю...
- Исключено. Как вы понимаете. Мы не продукт вашего уставшего воображения. Мы - не вы. Невозможно ни в каких вариантах и воображениях. Вы, терняне - существа на светлых энергиях.
- Так. А вы – на каких же? Стало быть, на темных? .. Тогда, получается, вы представитель преисподней, извините на грубом слове...?
Контур не ответил. Его нигде не было. Он исчез. «Галлюцинация…, - обрадовался Виктор. - Ничего, в горах пройдет».

Дома у Виктора возникло непреодолимое желание заглянуть в собранный в дорогу рюкзак. Он поставил рюкзак на стол и начал выкладывать из него всё, что лежало сверху.
Незнакомый предмет попался на глаза почти сразу. Это был планшет из очень легкого, похожего на алюминий, металла. Внутри находилась карта. Виктор развернул её. То, что он увидел, повергло его в ужас. На карте рукой знатока был прочерчен маршрут - линия, ведущая кратчайшим путём к провалу «Кара-Эрлык». В переводе с алтайского «Кара- Эрлык» означает «Черный бес». Это место было запретным как для туристов, так и для местных жителей. Вступать в долину Кара было опасно. Произрастающие там растения выделяли в воздух особые наркотические вещества, которые погружали человеческое сознание в самнамбулическое состояние – сон наяву. Вошедший в долину Кара терял над собой контроль и брёл прямо к провалу. Следуя легенде, провал этот образовался там не так давно, всего около ста лет назад.
Только старые алтайские шаманы брали на себя риск, заходить в легендарную долину, они знали сакрет... Ежегодно устраивали они в километре от Кара-Эрлык диковинные культовые пляски - отгоняли злых духов, которые могли выползти из провала и отравить долину смертельным дыханием. И затем, защищённые особой аурой, шли по окраине долины, собирая в корзины редкие, только там произрастающи травы.

Яркая точка, конечная цель маршрута, стояла в самом центре провала. «Что же, прямо в провал, что ли лезть?!» - с возмущением подумал Виктор.
- Прямо в провал, что ли, лезть, - подтвердил у него за спиной шелестящий голос.
Виктор резко обернулся. Контур медленно проявлялся на фоне стены, к которой были прикноплены всевозможные журнальные красавицы, в одежде и без… В компании с Контуром девицы выглядели особенно эффектно.
- Но... вы понимаете, что это невозможно? Этого нельзя! Возможно вы не в курсе вопроса, но долина Кара-Эрлык, это долина смерти!
- Но... вы пойдёте.
- Так я же там погибну!
- Потеря тела неизбежна.
- Ах, так всё-таки потеря тела!.. Экая мелкая неприятность. И всего-то!..
- Не только.
- Что, «не только»? – Холодные струйки пота промочили рубашку. Страх взорвался агрессией. – Нет, миленький! Если тело отберёте, то всему конец. Потому что человек, между прочим, состоит из тела. Так, с одними только контурами от тела мы жыть не привыкли. И учтите, я живым не дамся. Тело ему, видишь ли, потребовалось. Ишь, губу раскатал!..
- Груб и не воспитан. Губу не раскатал. С потерей тела всему человеку не конец. Конец только персонально вам, потому что персонально вы состоите из тела. Но перед концом будет ещё страх. Сначала страх, затем потеря тела.
Контур был неумолим. Виктор вспотел, липкий саван страха облепил его тело и парализовал волю. Он осознал наконец, что происходящее ему вовсе не мерещится. Похоже, он в самом деле попал в чудовищную беду, из которой не суждено ему выбраться. И впервые он пожалел о том, что нет у него настоящих друзей. Не к кому обратиться, обсудить, вместе поискать выход... Можно было бы позвонить отцу, но тот вместе с матерью находился на одном из болгарских курортов. Как туда звонить, Виктор не знал.
Ему, словно ребёнку, ему захотелось расплакаться.
            - Ну зачем вам это, товарищ Контур, зачем!?. Можно же ваш вопрос решить как-нибудь по-другому.
Странный незнакомец остовался непреклонным.
- «Зачем» было объяснено в первую встречу. Обладаете слабой ментальной структурой. И можете лишиться её совсем, что до известного момента нам не безразлично. Оппелируя вашими понятиями - став обладателем информации, которую запрашиваете, вы «сойдёте с ума». Даже при том неоспоримом факте, что ума у вас нет.
- Между прочим, я МНС. Младший научный сотрудник, - защищался Виктор. – Вы ведь понимаете, что это такое?
- Нет.
- Товарищ Контур, может, прежде чем посылать меня на смерть, вы наконец объясните, кто вы такой и что вообще происходит? – Задавая вопрос Виктор надеялся получить хоть маленькую подсказку, зацепку, указывающую на путь к избавлению. - Только вы, господин Контур, объясняйте по-проще. Учитывая мою ...тупость. – Элемент самоуничижения должен был смягчить опасного незнакомца.
- Мы учитываю тупость. Прошу внимания. Перед тем, как спинос примутся пожирать ваше телосложение, мощная волна вашего страха плюс энергетическая особенность спинос спровоцируют одновременную и полную вытяжку биоэнергетического кода из вашего телосложения. Обычным путём процесс у тернян происходит поступенчато: первая субстанция выходит из корпуса после функциональной гибели организма. Дальнейшее происходит последовательно - на третьи двадцать четыре часа и на девятые двадцать четыре часа планетарного времяисчесления. На сороковые двадцать четыре часа по времени Терны все субстанции, составляющие сущность тернянина, покидают телослжение.
- Тело, не телосложение, граматей.
- Тело, не телосложение. Мы рад, если удолось объяснить. Дальнейшее: когда биоэнергетический код воссоединён вне тела, тогда тернянин освобождён от тела и бестелесным уходит на два или три года по солнечному летоисчислению в ноосферу планеты. Если всё сложится благополучно, тернянин очищен, свободен, и не является больше тернянином.
Нет, вся эта ерунда не имела никакого отношения к действительности. Никакой полезной информации в длинной речи незнакомца Виктор для себя не почерпнул. Речь Контура, однако, навела Виктора на спасительную мысль: обходясь в разговоре «телеграфным стилем» тот  бережёт свою энергию. Что, если попробовать затянуть разговор? А там…
- Так- так, - произнёс Виктор нервным тоном. - Очень, очень интересно. Теперь я кое-что понимаю. Вы очень хоршо объясняете. И что же этот биоэнергетический код делает там, в вашей ноосфере?
 - В вашей ноосфере. В ноосфере сущность залечивает энергетические раны, если они не глубоки. Он восстанавливается, затем переселяется на другую планету в верхних или нижних пределах Космоса, в твёрдом, эфирном или полуэфирном теле – это зависит от духовной накопленности сущности к моменту прекращения организма. Когда возникает космическая потребность, сущность может снова родиться на Терне. Или, соответственно, на другой планете. Не удивляйтесь – эти «другие планеты» - вид Терны, только некоторые из них более лёгкие и жизнь там не требует больше тела со всеми его проблемами и … Ох…
Контур молчал. Догадка Виктора подтвердилась - длинная речь отняла у Контура много сил.
Виктор тоже молчал. Он боялся неверным словом обострить ситуацию. От паники рассеялись все идеи по поводу подходящей темы разговора. Мозг тем не мнее работал в лихорадочном темпе, придумывая некий хитрый вопрос, столь ловкий, который втянул бы незванного гостя в долгий, бесконечно долгий разговор. Хитросплетения слов должны вымотать Контура основательно, так, чтобы тот потерял  остатки инергии и погиб. Истощится, исчезнет, пропадёт, словно его и не было.
- Вот и славненько! – В возбуждении Виктор потёр руки. - То, что вы здесь рассказываете, вселяет надежду на будущее. Я имею в виду... Послушайте, вы так грамотны в этих сложных вопросах! Расскажите мне, пожалуйста, что такое рай? Или - ад? Мы- атеисты не в курсе. Вы, как существо на тёмных энергиях, должно быть принадлежите аду? Там, наверно, и есть ваша вотчина?
- Вотчина?
- Ну, место жительства...
- Квартира?
- Ну, вы меня удивляете. – Виктор расслабился и вдруг осмелел. Он удивился сам себе - эмоциональное состояние его менялось, как высоты и глубины на графике синусоиды. Сейчас ему, до зуда в ладонях, хотелось быть наглым. – Эх вы! Оказывается, глуп здесь не только я. И эти ваши... ментальные структуры, они у вас тоже... прихрмывают.
- «Прихрамывают»...?
- Прихрамывают!
- Наши ментальные структуры - жертва ваших. Моя речь - отражение вашей, хотя - более грамотна. Должны были заметить. Получив энергию станем самостоятельным. Пока - трудно.
- Понятно. Значит, про ад вы мне не скажете. Слабоват.
- Не слабоват. Упоминая ад, тернянин, должно быть, имеет в виду жизнь бестелесного энергитического кода на материальной планете. На такой, как эта. Такие планеты не приспособлены для жизни существ вне твердого тела. И когда вышеупомянутое случается, то протекает мучительно для потерявшего тело. Это для него – ад. Такое случается с теми, кто грубо не соблюдает порядок.
- Какой ещё порядок?
- Порядок, свод правил. Изложен в ваших религиозных книгах.
- А - а. Ну, это неинтересно. Этика-эстетика. Мне ни к чему, у нас Партия этими вопросаи занимается. Вернемся, как говорится, к нашим баранам. Со мной-то всё ещё не ясно. Ну, выгонишь ты меня из моего тела, а дальше?.. Вам-то зачем, что бы я до срока в ноосферу топал?
 - Предупреждал, что не поймете.
 - Вы не всё мне сказали. И не увиливайте. Если уж у меня отнимают жизнь, то я по крайней мере имею право знать – зачем… Ну и... всё остальное.
 - Для разумного - достаточно. Глупому не обьяснить. Ненужная потеря инергии.
- Вот, если ты мне сейчас не объяснишь подробно, что вы там собрались со мной делать, я вот сейчас... Сяду сейчас вот здесь и никуда не пойду. Ни завтра, ни послезавтра. Никогда.
- Поясняем. После того, как спинос проглотят, как бы на десерт – эти слова вам знакомы? Постараемся использовать знакомый вам круг понятий. – Когда спинос как бы на десерт проглотят ваше тело.., - похоже, поганец наслаждался, изводя Виктора ненужно длинными разъяснениями, - так вот, после того когда это произойдёт... существо инферно, то есть мы, станет самостоятельным. Потому что ваш код (и здесь имеется в виду только лично ваш код) не уйдет в ноосферу. Его употребит существо инферно, то есть мы. Но не в настоящем его варианте, когда оно для нас лишь сырьё, а только после того, когда с помощью энергий выброшенного вами страха, спинос переработают его в темные энергии. Теперь, после столь подробного обьяснения, сущность вопроса понял бы даже заново рожденный, не знающий изначальной буквы бытия. Нам важно однако, чтобы вы, став обладателем столь сложной для вашего понимания информации, до срока не потеряли бы рассудок. То есть ту его часть, которая даст вам возможность прочесть карту и доставить ваше тело к нужной точке.
- Так это что же получается - значит и после потери тела вы не оставите меня в покое?!. А если я не испугаюсь?!. Что тогда? А- га!.. Тогда ваша затея провалилась.
 - Так писсимистично? Зачем? Вы испугаетесь. Сомневаться не стоит - лишний расход энергии.
Виктор снова занервничал.
- Ой, кажется, вам со мной не повезло!.. Меня в детстве не били, так что я не из пугливых. Придется вам поискать кого-нибудь другого.
- Нет, зачем же? Вы подходите нам вполне. Во-первых, вы являетесь мощным генератором эмоции страха. Ваши клетки выбрасывают в кровь огромное колочество норадреналина. Даже сейчас и здесь. И это - несмотря на нашу посильную поддержку вашего эмоционального фона. Вы ведь её ощутили, не так ли? Нам не хотелось бы, чтобы ваши капацитеты истощились до известного момента... Но страх ваш полезен нам даже сейчас. Это не вполне благородно, употреблять в пищу сырьё... Но... противостоять соблазну... Ах, мы питаемся... Каждая наша клетка разворачивается заново, становится сочной…
- Ой, да хоть зажритесь! Всё. Я передумал. Ни в какие горы я не иду! Я вообще не пойду в отпуск. У меня работа не доделана. Я обманул начальство. А ты давай-ка отсюда, проваливайся, выметайся! Загостился. А то я вот сейчас полицию вызову. Нет, зачем полицию?!. Я ОМОН вызову, специяльно обученую команду. Знаешь, кто мой отец? Он сына-то в обиду не даст!
- Ай – яй-яй!
- Да! Жыво рученьки-то белые повыкручивают. Сейчас... На вахту... звонить.., - и Виктор попятился к дверям.
В приоткрытую дверь, ласково обтираясь об косяк, вплыла пушистая серая Муська, кошка, которая забрела однажды в малосемейное общежитие, да так здесь и осталась. Зачем же уходить, если здесь любят и балуют. Особенно дамское меньшинство...
- Уберите! – надрываясь, прошелестел Контур. - Немедленно уберите животное! Оно поглощает мою энергию, пожирает последнее... Оно…
«Стоп, - обрадовался Виктор, - что я такое несу... Какой ОМОН!?. Здесь, похоже, драная кошка защитит лучше, чем любая полиция». - Но кошку, почему-то, всё же выставил. Возмжно, подсознание его – регулятор спонтанных действий - поддалось гипнотическому влиянию Контура.
 Непрошенный гость стоял среди пышных, украшающих стены красавиц совсем изможденный, почти прозрачный.
«Смотри, как тебя передёрнуло», - зло подумал Виктор. Однако ссориться с Контуром ему больше не хотелось. Ничего больше не хотелось. Голову окутывала сонная пелена.
- Волевое... поле... подавлено, - шелестя высохшими связками бурчал Контур. - Мягкая коррекция... структур подсознания снимет остатки проблемы.
- Слушай, Контур.. Давай погромче. Я... совсем засыпаю... Мне что, в постельку идти? Бай- бай? Эй, ты здесь не командуй, я ведь ещё не твой, я ещё немного соображаю. Ха, «потеря тела»… Вот глупость то!
- Соображайте. Нам не мешает. Вы бодрствуете сейчас только одной микроскопической частью сознания. Через минуту вы станете беспечным, словно ребёнок.
- Контур, а Контур, - Витькина речь снова стала раскованной, страх больше не беспокоил. Ему стало весело. - Слушай, а если я выберусь из этого твоего провала? Парень я тренированый. Точно, будь уверен, я вернусь назад.
 - Не в человеческих возможностях.
 - Ну, а если бы я вдруг не испугался?
 - Не стоит беспокоиться, такое вам не случится.
 - Ну, а если предположить? Теоретически... Да ты проходи, присаживайся. Чего ты там стоишь, как бледное привидение. Мы ведь с тобой теперь, вроде, одно дело делаем. – Витька хихикнул.
Контур молчал. На любезное приглашение не реагировал.
- Ну, давай, обьясняй. Только по-проще, как для умственно отсталого. Сам понимаешь...
- Не надо так унижать себя. Не стоит ронять себя так низко. Такое предтавление о себе претит даже нам… Вы – хоть и неудачное, а всё-таки творение Высшего существа. Должны сохранять к Творцу и его творению  уважение.
- Да... Мой папаша был существом высшим... Он и сейчас ещё ничего... Стрижёт купоны. Старший Холуёв - существо высшее. Личность! Правильно, я до него не дорос. Но я ещё молодой, кто знает...
- Я не имел в виду вашего родителя, он нас не интересует. Да, теоретически можно предположить иной исход вашей ситуации. Но только в том случае, если эмоцию страха вытеснила бы другая эмоция, более сильная и с положительным знаком. Такой эмоции требуемой концентрации почти ни одно человеческое существо выделить не может. Только единицы. Это даже не эмоция, а совокупностьб положительных эмоций. Совокупное чувство. Энергии, рождённые этим чувством, исходили от Иешуа, убилого в Иерусалиме, в году тытяча двадцать четвёртом. Планетарное время исчесления.
- Вообще-то, как ты знаешь, я атеист. Но даже мне известно, что дата рождения Иисуса Христа названа вами, уважаемый Контур, неверно. В этом вопросе вы провалились, я ставлю вам два. Нет, я ставлю вам единицу!
- Тернянам многое не известно. Мы наблюдали фактор Иешуа с большой тревогой. Фактор Иешуа сделал бы невозможным присутствие на вашей планете трансформаций пришельцев тёмного мира. Терна, как сырьевой источник тёмных энергий, перестала бы существовать. Иешуа состоял из энегии света. Он излучал требуемое для вашего спасения чувство, он был гигантским излучением Света. Но к нашему удовольствию, терняне слишком грубо - телесны. Не дух а материя, «тело» определяет ваши цели. Вы не разгодали высокого феномена Посланца.
- Читал. Знаю. Научный атеизм что-то подобное упоминает.
- Чувство подобной световой мощности могло бы вас спасти. Известно вам что-нибудь о таком чувстве?
- О-о! Кажется я понял, какое чувство ты имеещь в виду. Я понял, я понял! Ты имеешь в виду любовь. Вот он чего знает, наш Контур, а? Да любви-то не существует. Любовь - понятие теоретическое.
 - Поэтому и спасение ваше - понятие теоретическое.
 - Ехидный ты, Контур.
 - Почему - Контур? Скоро я буду в таком же твердом, высокофункциональном органическом теле, как ваше.
 - Ага. Понял. Твой спинос сожрёт меня, а ты напитаешься моими энергиями и станешь толстеньким и румяным?
- Толстеньким и румяным. Вашей речью, как вы слышите, я уже овладел. Мне потребовалось для этого всего несколько дней. Поселюсь среди вас и буду руководить каким-нибудь ненужным НИИ. Таким, как ваш, например, где берутся изучать структуры, не зная основ. Звать меня будут Иван Иваныч. Или Николай Николаевич. Или еще как-нибудь. Наших здесь много.
- Таких же Контуров? То есть, извиняюсь, Иван- Иванычей? А зачем?
- Вскоре наших здесь станет больше, чем тернян. А затем - планета станет нашей.
- Для чего, Иван Иваныч? Для каких надобностей? Было бы вам не проще, хвататься за планеты в вашем собственном регионе? В тёмном?
- Мы расширяем граници нашего мира. Ещё пара тысячилетий, и планета сама по себе «потемнеет» настолько, что «светлым» станет невозможно приблизиться к ней даже на миллиарды световых лет. Терняне, и не без нашей профессиональной помощи, довели её до гиблого состояния. Совсем скоро здесь останется только сырая, населённая бактериями нашего уровня почва, чуждая вашему естеству, но замечательно полезная для поддержания наших жизнеформ. Вы ведь и сами уже не вполне здоровы. Через пару тысяч лет с вами будет покончено.
- Что значит - покончено? Со всем человечеством, что ли? Это как? Апокалипсис...?
- Хм… Собеседник вы недостойный, совсем неразвиты. Но искушение, хоть немного посвятить вас в дело вашего бытия, подталкивает меня, возможно, к ненужным разъяснениям… Создатель ваш всерьёзно обеспокоен бездумным поведением тернян, вашим варварским пользованием, хотелось бы сказать – поруганием - подаренного вам органического аппарата. Вы называете это «организм». И так же он обеспокоен безответственным использованием планеты. Почти с самого вашего начала Создатель ваш, совместно с представителями других светлых цивилизаций, искал способ, восстановить желаемый балланс между вашим микро – и макрокосмосом. Изыскивались возможности, научить вас пользоваться планетарными благами. Последний раз такая попытка провалилась две тысячи лет назад. Тогда, после нескольких безуспешных проб, была рождена на Терне человеческая сущность высокого порядка. Иешуа. Тот, который излучал чувство. Припоминаете? Минуту назад мы говорили об Излучающем свет?.. Процесс его зарождения был невероятно сложным. Сущность была призвана разъяснить вам на доступном для вас уровне законы планетарного и космического существования, причины и условия вашей жизненной энергетики... Но вы, благодаря слабости, скудности вышего...
 - ...ума?
 - Да какой там ум, о чём вы... Образ мышления. Терняне не поняли главного. И это несмотря на то, что семя любви было изначально засеяно в почву вашего тела, в структуру вашего гена. В зачаточном состоянии оно было там всегда, его следовало в течении жизни развивать, утверждать во всех сферах жизни.  Но вы больше заботились о теле, вам страшна была его смерть. (Замечу: вы должны были о физическом заботиться морально, думая при этом душой, а не телом. Телом не думают, оно к этому не приспособлено.) Как близоруко, увы... Нам ваша беда, как вы бы выразились, только «на руку». Мы и другие высокотехнологичные цивилизации наших миров, методично и грамотно помогаем вам в вашем саморазрушении. Помогая вам разрушать вашу человеческую основу - нравственно- гармонический потенциал, который является живой составляющей вашего биоэнергетического кода, мы укрепляем наши позиции в Космосе. Нашими специалистами к вашим услугам разработано всё, что укрепляет власть вульгарного тела над разумом – страсть к разрушающим сущность субстанциям, страсть к алкоголю, табаку, к безмерному межполовому телесному контакту. Эмоциональность подавляет духовность. Существо глупеет. И со временем деградирует. Генофонд теряет своё первозданно здоровое состояние. Тело требует всё больше съестных продуктов, а сознание, задавленное губительными веществами, молчит, не в состоянии помочь и отрегулировать процессы... Казалось бы, что может быть дороже, чем этот, хорошо функтионирующий биологический аппарат?! (Заметьте – говоря об этом аппарате я исключаю понятие «тело». Хотя, казалось бы, что это одно и то же понятие. Тонкая грань в понятиях вам всё равно недоступна). Наша высокотехнологичная наука чего только не предпренимает, чтобы разработать такой или подобный аппарат, который вы, безумные, получаете просто так, при рождении. А вы всю жизнь только и делаете, что разрушаете его. Ну скажите, как не презирать ваш род, тернянин.?!
Виктор задумался. Впервые философские выкладки не вызвали у него зевоты.
- Ну, курить-то я и не курю, не дурак, чтобы собственные лёгкие в сгусток раковых клеток превращать. А что касается выпить... Так что, теперь совсем не пить?
- Нет, что вы! Пейте на нездоровье! И так же всё остальное… Потребляйте! Хочется чего-нибудь новенького..? Мы подкинем идеи. К стати, рюмочки в тонких пальцах красавиц, что населяют любой ваш фильм, любое зрелище, это идея наших учёных аналитиков. Аппетитный, заражающий, призывающий консумировать абсент пример. Ах, и не только красавицы... Ваши положительные киногерои постоянно держат в руке банку с пивом. Для состоятельных, преуспевающих людей: каждый «респектабельный», добившийся социальных высот и благополучия киногерой постоянно обращается к графину с коньяком. Аппетитно? Хочется следовать примеру..?
- Ну как же? – Виктор смутился. - Я вас, конечно понял. Но ведь все немного выпивают. Там день рождения, здесь праздник, там успех надо отметить. Опять же – встречи с друзьями. Здоровье туда или сюда, но белой вороной быть тоже не хочется.
- Восхитительно! И чем вас, таких «празднующих» и не желающих отстать от осталного стада чёрных ворон больше, тем мы ближе к цели. Хотя лично нам трудно понять, зачем радостные события сопровождать добровольным уничтожением собственных, хорошо функционирующих клеток мозга. Зачем?! Варвары, кто вас гонит?! Покушаться на собственные живые нейроны..! Такое непостижимо даже для нашего антигуманного представления. Изначально идея с алкоголем была не от нас, мы воспринемали данный вам для медицинских целей алкоголь как составную часть ваших медикаментов. Но мы приветствуем фактор абсиненции тернянина! Мы приняли этот фактор как выигрыш на нашей стороне, мы поддерживаем его и удачно его развиваем. Замечательный фактор! Необратимо разрушает вашу психику, соматику и биоэнергетику. Мы взираем на ваш недалёкий конец с радостью: сначала пропадут, перестанут функцианировать ментальные струкруры вашего мозга, останется лишь искалеченная эмоциональная структура. Дальше – нездоровое тело возьмёт на себя головную функцию и примется руководит процессами, так как ментальные структуры мозга к этому моменту - импотентны. И тогда вы больше не «homo sapiens» - гордость Создателя, а «sapiens vulgaris». Затем - слабнет и погибает телесная структура – сам аппарат, чудесный аппарат, замечательно разрушенный вами и комплексом транспортированных вам, выше названных действий и средств. И - вашего рода на планете - как и не было. За нас не беспокойтесь - прототип вашего замечательного телесного аппарата нами зафиксирован и бережно убран до срока. Когда мы истратим ещё пригодные ваши, мы станем продуцировать аппараты согласно сбережённым прототипам. Мы будем содержать это в абсолютном порядке. Одни экземпляры будут использоваться для продуцирования эмоций страха – вы понимаете... Другие, повышенного качества - для пользования в качестве собственно телесной оболочки. И мы – будьте уврены - мы будем пользоваться этим аппаратом с должным уважением.
Смысл вполне разборчивой речи Контура был, тем не менее, Виктору не вполне понятен. Но всё, о чём тот говорил, звучало абсолютной угрозой.
- А что, если я теперь, после всей этой псевдонаучной дискуссии, обращусь прямо в государственые органы, в прессу? Те мобилизуют лучшие научные силы и... Уж наша-то передовая советская наука найдёт возможность, прихлопнуть вас, как мышей в мышеловке!
 - Ну что вы, любезнейший! – Контур расхохотался. Смех его был ещё неприятнее, чем голос. – Что вы! Вам же никто не поверит. Представители передовой советской науки объявят вас психически больным и отправят в закрытое медицинское учреждение, где те же представители передовой советской науки, преследуя высшие научные цели, благополуно превратят вас в предмет исследования. Идите вы лучше в горы. Этот вид гибели несколько приятнее, не так ли?
Гибель... Что за ерунда! Нет, в собственную гибель не верилось даже теперь. Потому что постичь известие о собственной близкой гибели  трудно, почти невозможно. «Всё чушь, что он здесь городит», - решил Виктор. Психика цеплялась за жизнь. «Однако с информацией подобного рода общество моё станет интересным даже для девушек «высшей лиги», - утешал себя Виктор. - Стоит попытаться вникнуть в смысл этой галиматьи».
- Так что, человечеству, значит, конец? Должен же быть какой-нибудь выход из ситуации...
- Нет, теперь вас уже ничто не спасет. Возможно, наиболее светлых из вас покровители ваши попытаются вывести с планеты по фатонным каналам. Светлых, не отягощённых тяжёлыми энериями, можно разложить с помощью особо тонкой технологии на микролиптоны и после фатонной транспортировки снова собрать воедино, в изначальную структуру. Практически без потерь. Но лично вас, Виктор Холуёв, это не касается.
Полусонный мозг Виктора почти ничего больше не воспринимал.
- Контур, ты поэт. Или псих. Впрочем, это одно и то же. Извини, Контур, или как там тебя... Степан Степаныч. Ты мешаешь мне спать.
И Виктор заснул. Мгновенно, будто провалился в пропасть. Но странная дискуссия с Контуром продолжалась...
- «А почему именно я? Чем я вам так приглянулся? Потому что трус?»
- «Трусов много. Вы приглянулись по всем параметрам, и доминирует тот, что из-за вашей персоны у нас не возникнет проблем с Космосом. Терна к вам безразлична, ваше присутствие на планете и в Космосе не обязательно. Вы не имеете значения.»
- «Как это?..»
- «Известен ли вам некий фактор, царящий в светлых цивилизациях и имеющий главенствующее значение для здоровой жизни? Этот фактор называется  «мораль».
- «Мораль? Конечно. Такая философская категория».
- «Увы… Абсолютный брак», - признёт Контур, не понятно, к кому обращаясь.
- «Не понял, – произнёс Виктор. – Какое имеет значение мораль, если речь идёт о …»   
- «Имеет. Ваша личность не накапливается и не способствует обогащению других личностей. Не способствует тем самым всеобщему космическому развитию. Ваше поведение так же не гармонизирует среду. Вы не следуете законам Морали».
- «Ну и что? Откуда ва знаете? Вы ничего обо мне не знаете».
- «Никому не нужен».

«Никому не нужен!..» Виктор горько всхлипнул во сне. И проснулся. «Вот глупый сон,- подумал он. - Как это - никому не нужен?»

                5

До сих пор жизнь Виктора протекала спокойно, без осложнений. Наоборот, она была на удивление лёгкой. Его безмерно удивляло, когда кто-нибудь из знакомых жаловался на жизнь. Виктор считал, что они просто нытики. В институте учился он так себе, хотя завалов не допускал. У него была собственная, блистающая замечательной мудростью, философия бытия: «Здоровье – прежде всего» и «Кто «упирается», тот себя не уважает». А Виктор очень себя уважал. И о собственном здоровье пекся иногда даже за счёт чужого. Вот, взять хотя бы случай с прошлогодней путевкой. Виктору стало известно, что на КБ распределили бесплатную путевку на Болгарский курорт "Златы пьясци". Путевка предназначалась одной из старших сотрудниц, ей требовалось подлечить легкие. Но Витька кинулся в бой и отбил-таки путевку, сумел внушить профсоюзному начальству, что ему путевка нужнее. Он-де только начинает жить, ему ещё пахать да пахать на государство, и неплохо бы профкому позаботиться о молодых кадрах. А пожилые, мол, и на собственные сбережения могут купить себе путевку. И так у него ловко всё получилось, что пожилая сотрудница сама от путевки отказалась. Витька очень этим гордился.
На работе он себя не утруждал. Зачем? Старался он только тогда, когда ему за это были обещаны некие привилегии: дополнительные дни к отпуску или премия за сверхурочную работу. Например как сейчас – одна неделя отпуска «сверху». С детства парень впитал в себя мудрейшую философскую концепцию, которой придерживался и позже, став взрослым. В кратце это звучало так: "Работа не волк..." и "Была бы шея, а ярмо найдется". Эти общеизвестные перлы речевых изысков воплощали всю его жизненную позицию, поэтому он носил их с собой и при необходимости цитировал, как свои собственные. Он знал, что если даже его уволят, без работы он не останется. Так как "Социализм - дело святое, безработици не допустит". Опять- таки если что - старики в беде не оставят, "подкинут" чего-нибудь. Отец как-никак бывший депутат горсовета. У него "всё схвачено". И, хотя при посторонних Витька всегда отзывался об отце с легким оттенком презрения, имянуя его не иначе, как «номенклатурой», от номенклатурных отцовских благ никогда не отказывался. Опять же и здесь же мудрый изыск к услугам: «Дают – бери…». И к чему задумываться, голову мучить, если в мире так много мудрости!
        С девченками у Виктора всегда был порядок. «Красивый жеребец, выращенный на хороших продуктах», - в крестьянской простоте отзывалась о нем бабуська-вахтерша студенческого общежытия, куда Виктор ходил в гости к сокурсницам, чтобы поесть общежитского лакомства, классического блюда голодных студентов – жареной картошки. Сам-то он, правда, никогда не был голодным - мама аккуратно следила за его рационом. Но от «экзотического блюда» он, тем не менее, не считал нужным отказываться. Иногда однокурсницы просили его захватить чего-нибудь сладенького к чаю. Но он никогда не захватывал. Забывал. Потому что сначала "к чаю", потом еще чего-нибудь... Аппетит разгорится, губу раскатают...
Да, девчёнок-то у него было много. Если считать всех, кто обращал на него внимание. Настоящих отношений, правда, так ни с кем и не завязалось. Никто, почему-то, не рвался стать Витькиной невестой. Если, конечно, не брать во внимание таких, как Светка, переводчица из соседнего отдела. Да таких никто всерьёз и не воспринимает.
И тут Виктор снова вспомнил о завтрашнем дне. Удивительным было то, что страха больше не было. Даже наоборот - ощущался прилив бодрости и почти навязчивое желание, как можно скорее выступить в поход. Но бодрость была не радостной. Скорее, это была навязчивая потребность, скорее покончить с неприятной обязанностью .
 Виктор взлянул на часы. Завершался третий час новых суток.
Виктор разделся и лёг под одеяло. Завтра он выполнит навязанную ему миссию, и жизнь снова вернётся в привычное русло.
Некая «заноза» кольнула вдруг сердце. Виктор отследил эту «занозу», ей была завязшая в мозгу невероятная фраза: «Потеря тела неизбежна». Эта фраза просочилась в кровь и подкралась в сердцу.
Потеря тела - это ни к чему. Как жить-то без тела? Что Контур имел в виду? Не собирается же он, в самом деле, его убивать? Бред… Планета, видишь ли, безразлична... «Чем это я так уж перед другими провинился? На работу хожу. Родителям не грублю. Не ворую. Никого не убил. Не тем же, что над переводчицей Светкой потешаюсь? Так это дело мелкое, часное, вовсе не планетарного значения. Правда, Контур упоминал о некой всеобщей связи... Так Светка, если что, сама виновата. Нечего бегать за парнями, которые тебе не по ранжиру. Ничего плохого он ей не сделал. А посмеяться любому охота. Для чего и существуют такие вот Светки...?»

Виктор совсем уже засыпал, когда недобрая мыслишка догнала его сон... «Хм... Светка...»

                6

                Светлана

Конец месяца – день зарплаты. Около бухгалтерии толпились коллеги. У Светланы в этот день было дело поважнее: ей срочно требовалась подпись начальника бюро переводов. Просьба об отпуске была неожиданной и в рабочий план бюро никак не вписывалась. Поэтому радости у начальника эта просьба не вызвала. Он совсем не собирался подписывать заявление переводчицы, чья работа стояла в плане публикаций следующего выпуска одного из солидных технических журналов. Нет, он совсем не собирался потакать бессмыслице и подписывать заявление. Но от девушки веяло таким бесконечным счастьем, что начальник не смог ей отказать. Он все понял… Его дочь была в том же возрасте, что эта застенчивая девушка.
Подписывая против всякой логики и здравого смысла  заявление на отпуск «за свой счет», от отцовского замечания он-таки не удержался:
- Эх, Света - Светлана... Светлячок ты неразумный... Ну что вы все, как мухи на мед!.. Тоже... нашла себе кавалера.
- А с чего вы решили, что мой отпуск имеет какое-то отношение к ... (Виктор просил сохранить его приглашение в секрете. «До срока», сказал он.) Да, а собственно, кого имеете вы в виду? Я страшно устала и хочу немного отдохнуть. Совсем одна. От всех этих переводов голова кругом идёт. Хочу побыть в четырёх стенах, выспаться как следует, побездельничать с книгой в руках.
- Эх, будь моя воля...
- Вот и хорошо, что воля- то не ваша! - дерзко ответила Света и, схватив подписанное заявление, убежала в бухгалтерию.

Из здания института Светлана выпорхнула бепечная, как легкокрылый мотылек. Только, в отличии от мотылька, ей было некогда. Завтра утром выходить в поход! Ничего еще не собрано - ни продукты, ни вещи. Да и самого рюкзака ещё нет. Первым делом – купить рюкзак. 
Так хорошо было ей в эту минуту!.. Легко, свободно, так, как ещё никогда не было! Такое состояние Светлана испытывала впервые… Наверно, это должно называться «счастье».
Она не шла, она будто плыла по воздуху. И вся светилась, светилась... Счастье, о котором она так долго мечтала, наконец состоялось! Или, почти - почти... И так тепло от него душе... От одного только предвкушения.
Света бежала по улице и все встречные казались ей знакомыми. Она всем улыбалась и со всеми здоровалась. А прохожие оглядывались в недоумении и Бог весть, что думали.
Конечно, сама она и мечтать о таком не посмела бы. Но раз уж судьба так распорядилась... Какой бесценный дар преподнесла ей судьба!
Света представила себя в прекрасном белом платье. Платье - одни кружева... ОН - красивый, высокий, не может оторвать от неё любящих глаз... Затем берет её на руки и несет в дом. В их собственный, огромный, пахнущий смолой...
Красивый дом выстроен его отцом специально для них двоих. А все вокруг смотрят и завидуют, завидуют… Завидуют не зло, а с восторгом, любя. Раньше, до того как ОН появился в Светиной жизни, никто её не замечал. Поэтому и друзей у неё как-то не случилось. Зато теперь - все полюбят её, все будут искать её общества. Как и не полюбить, если ОН её любит!
 И вдруг, во всей жестокости прозрения осознала она, что этого никогда не будет, потому что этого не будет никогда. (Где-то слышала оно это жестокое своей категоричностью изречение. Когда-то давно…).
 Лицо Светланы судорожно передернулось горестной маской. Девушка неловко споткнулась и упала на жёсткий гравий дорожки. Упасть так неуклюже... Вытерев лицо, она оглянулась - хорошо, что вокруг нет прохожих. В преддверии темноты горожане старались обходить парк стороной, с уходом дня зелёное царство становилось опасным.
 Ха, опасность… Она виделась Светлане искусственно выдуманным понятием, вымыслом изнеженных благополучием людей. Девушка не принимала опасность всерьез. Всё самое страшное в её жизни уже случилось. После гибели отца у неё совершенно «стёрся» инстинкт самосохранения. Теперь, когда ей было особенно трудно и виделось невозможным справиться с собственными нервами, она намеренно искала «опасных мест». Здесь можно было надяться на полное уединение.

 Светлана углубилась в темноту парка. Там она проплакала почти до рассвета. К утру слёзы вымыли из души почти всю боль - горькую безнадёжность неразделёной любви. Стало даже весело, стало смешно над собственными «картонными страданиями».
Парк был добрым товарищем, он всегда мог успокоить, примирить с жизнью. Парк гипнотизировал...
 В конце концов судьба и так дарит ей кусочек счастья - целую неделю жизни наедине с любимым человеком! Нет, о таком она и мечтать не смела.






                7

                В горах


Горам не было ни конца, ни предела. Косматые, зеленые, плотно поросшие лесом, они заманивали волшебным очарованием всё дальше и дальше.

Света утратила ощущение времени. Ей казалось – они с Виктором зашли так далеко, что вернуться назад просто немыслимо. Но это совсем её не заботило. Она была счастлива. С ним она готова была уйти на другой край света и никогда больше не возвращаться. После выпавшего на её долю счастья вернуться к прежним дням..?
Правда, сказать, что Виктор был к ней добр, нельзя. Он не был с ней вежлив... Он был груб. И что? Светлана считала его нечаянную связь с ней мезольянсом, случайной ошибкой судьбы, и поэтому простила Виктору всё наперед.

Вторая неделя путешествия подходила к концу. Но, странное дело, Виктор ни разу не обмолвился о возвращении. Светлане хотелось поверить в то, что попутчик её, попав под влияние магии горных духов, потерял счёт времени. И, пока он не заметил её карманного                календарика и не вспомнил о времени, она при первой же возможности выбросила календарь в одну из бездонных расщелин.

                8

Солнце, высвобождая из-за горных вершин сверкающие лучи, призывало к началу дня. Виктор сощурил глаза. Вылезать из уютного спального мешка не хотелось. Целую ночь пролежал он без сна. И только теперь почувствовал, что готов вздремнуть. Но теперь он не мог себе этого позволить. И так слишком долго оттягивал он этот день... Как долго можно бродить вокруг одного и того же места разными тропками? Даже выспренно-отстранённая от мира сего Светка, и та заметит скоро подвох.
 До провала Кара-Эрлик от нынешнего привала - сутки пути. А сама долина начиналась уже в трёх километрах. Самое время...
«Еще раз свериться с картой», - решил Виктор, хотя отлично помнил всё и без карты. Вытаскивая в очередной раз карту, он подсознательно оттягивал момент...
 На этот раз их ночной привал находится почти на грани дозволенного – три километра удаления от Кара – это предел.... Зона - совсем близко. И, на этот раз, пожалуй, пора...

                9

- Эй, мешок - мешок, что тебе снится? - прозвенел свежий Светкин голосок. - Солнце уже показало из-за Обман - горы свой сверкающий лик. Хватит сны рассматривать! 
Из мешка показалась взлохмаченная Витькина голова. Неужели он спал? Уснул, совсем неожиданно для себя. Буквально минуту назад.
Последние дни Светкино общество стало парню особенно неприятным. Её заботливое отношение и  предупрелительность раздражали... И что бы она ни сказала, что бы ни сделала - всё вызывало у Виктора глухую ненависть. Если бы она хоть шла молча, он постарался бы не злиться. Однако обрывки совести, чудом уцелевшие в пышных кустах его философии, подсказывали ему, что гнев свой он должен сдерживать. "Веду себя с ней, как последняя скотина, - сознался себе Виктор. - Надо прекратить хотя бы орать на неё."
- Привет. Сколько времени?
- Привет, уважаемый. А сколько надо?
- Ой, ты..! - От неприязни у Витьки свело челюсти. Он высвободил из спального мешка руку с часами.
- Витёчек, ну чего ты всё время сердишься? Ну какое может быть время для тех, кто бродит по горам и наслаждается покоем?
- Поэтесса!.. - презрительно фыркнул Витька.
- Правда?! Знаешь, а я и в самом деле стихи пишу. Только я стеснялась. Хочешь? Слушай!
- Что?! Вот только ещё этого не надо! Пожалуйста! Ладно? Пожалуйста!!!
Витька подтянул рюкзак и, вытащив карту, посмотрел на часы. Была половина шестого утра.
- Витечка, ты последнее время только что не спишь с картой. Что, заблудились? Я, между прочим, уже давно это поняла. И не паникую. И даже наоборот, очень и очень рада. Так что обо мне можешь не беспокоиться.
Света накрывала на куске брезента вкусный походный завтрак. Она вообще любила готовить. И делала это довольно искусно. И, поскольку кроме бутербродов ничего не предвиделось, мастерила их с большим искусством. Из дома она захватила специально для этого сваренные овощи и поджарила аппетитные котлетки. Кормить Виктора доставляло ей особенное удовольствие. Правда, он ещё ни разу не похвалил её стараний и воспринимал заботу девушки о себе как должное. И что? Свете это даже нравилось, потому что вселяло надежду: своих - де можно и не благодарить. Между своими взаимные услуги сами собой разумеются... Может, он потому и ведёт себя с ней так фамилиарно, потому что считает её своей... А может, он пригласил её с собой в горы для того, чтобы вдали от суеты, ехидных коллег и насмешек сделать ей предложение? Если нет - это не станет для неё трагедией... Если он найдёт счастье с другой – ей останется радость от того, что любимый человек счастлив. Само лишь обладание этим сильным чувством – счастье.

                10

                Светланино сиротство

Светлане не часто везло в жизни. Скорее наоборот - она не знала даже приблизительно, что такое счастье и как оно выглядит. Так бывает с девочками, выросшими без матери.
Так себе, жила как все. Вернее, старалась жить, как все. А в целом, боролась с жизнью, как могла. Как получалось. Несла свой крест.
Мать умерла, когда Светлане не исполнилось ещё двенадцати. Умерла неожиданно, проболев всего несколько дней. В последствии выяснилось, что у неё был рак печени в запущенной стадии.
Конечно же Светлана и её отец не могли не видеть, как строгая, замкнутая женщина в последние дни уходила в себя ещё глубже, и не переносила общества даже самых близких. Она не хотела огорчать родных собственной болью. Не догадываясь о страшном диагнозе, надеялась, что боль пройдёт так же неожиданно, как и возникла. День ото дня она становилась всё тоньше, будто таяла. За две недели женщина исхудала почти до прозрачности.
Отец ни о чем её не расспрашивал, приписывая переживания жены неурядицам в архитектурном институте, где она руководила кафедрой. В их маленькой семье не было принято совать нос в производственные дела друг друга.
Не спрашивал может быть и потому, что предчувствовал необратимое... И мучительно боялся услышать страшное, подтверждающее догадку...
Светлана тихо жалела мать и тоже ни о чем не спрашивала - боялась обидеть. Она чувствовала, что мать уходит, что находится с ними последние дни. Светлана грустила и старалась быть к маме особенно внимательной.

 После смерти матери девочка не находила себе места. Она задыхалась от горя, ей не хватало воздуха. Дышать было нечем, и жить без мамы было невозможно. Иногда девочке казалось, что кожа чулком слезает с тела.
 А через год не стало отца. После смерти жены он будто съёжился, стал совсем маленьким и незаметным. В школе, где он работал учителем истории, его жалели и, чувствуя исходящий от него запах винного перегара, прощали. Считали, видимо, что это временное. Но вскоре он запил в открытую и уже сам вынужден был уйти с работы. Жили они теперь на то, что зарабатывала тринадцатилетняя Света. Вечерами девочка работала на полставки техничкой всё в той же школе. Официально этого не разрешалось, поэтому по документам на эту работу был оформлен отец.
Каждый из них – отец и дочь - жил своей отдельной жизнью. У Светланы не хватало силёнок держать отца «в узде». А он как бы не замечал её вовсе. И оба они понимали, что это ненормальное состояние должно вот- вот разрешиться, взорваться неким страшным событием.
Однажды соседи нашли Светланиного отца мёртвым на лестничной площадке третьего этажа. У него была проломлена голова.

 Нашедшие его сразу же вызвали девочку из школы. Других родственников у маленькой семьи не было – оба рдителя были воспитанниками детдома. И детство их прошло совсем в другом городе.

Света пришла после звонка соседей сразу. Спокойно, по- взрослому, разобралась с милицией. Разрешила забрать труп в морг. Затем сходила в свою квартиру, принесла ведро с горячей водой и тряпкой и, не обращая внимания на протесты соседей, принялась отмывать лестничную площадку от крови.
Соседи, онемев от ужаса, наблюдали за спокойными, методичными действиями девчонки.
 Покончив с работой и повернувшись, чтобы идти к себе наверх, Света споткнулась о ступеньку и потеряла сознание.

Бывшие подруги матери сами организовали похороны её отца. Светланы на них не было. Она с тяжёлым нервным потрясением лежала в больнице.
Там пролежала она несколько месяцев. В страшных, прозрачных как реальность снах, виделось ей, ночь за ночью, одно и тоже: хмурые, почти лишённые лиц, одетые в чёрное люди и мама – бледная,  неподвижная, на пышно убранной постели гроба. Она лежала в обшитой чёрно-красным материалом коробке беспомощная и страшно чужая. Она пренадлежала теперь этим чёрным людям.
Сны мучили девочку долго, до тех пор, пока воздействие мощных транквилизаторов не стёрло страшные сновидения из её памяти.
Однако и тогда девочку не могли выписать из больницы: обнаружился целый букет функциональных расстройств - поджелудочная железа, печень, сердце - всё вышло из строя.

Выйдя из больницы, Света поселилась в своей квартире одна. Соседки, подруги матери и ещё какие-то добрые женщины приринялись, было, опекать её, но она сразу дала им понять, что вполне справляется со всем сама и посторонней помощи не примет.
Ей было неприятно, что у неё дома хозяйничают чужие люди. Это причиняло боль.

После окончания школы Света решила поступать на факультет иностранного языка в педагогическом институте. Поступила с трудом, но училась на одни пятерки. Хотя - без особой радости. Просто выполняла свой повседневный студенческий труд, и делала это добросовестно и честно. На студенческие развлечения времени не оставалось. Среди студентов Светлана слыла абсолютным "синим чулком". Однокурсницы были убеждены, что Светлана никогда не выйдет замуж.
Да и парней-то в институте совсем не было. А кои появлялись - быстро попадали в очаровательные сети одной из педагогических красавиц и скоро становились семейными людьми.

Виктор не был похож ни на одного из ранее знакомых Светлане парней. Те были тихие, незаметные, хорошо воспитанные, но абсолютно не уверенные в себе мальчики. Такого жизнь легко выбьет из колеи, сломает. Такой не может быть защитником, он сам нуждается в защите. Все они напоминали характером её отца. Виктор напротив, воплощал мужской идеал. От него веяло уверенностью и силой. В жизни он крепко стоял на ногах. И одно только присутствие Виктора в этой жизни, одна только возможность поприветствовать его в НИИ утром, перед началом рабочего дня, или случайно встретить в коредорах института - это одно делало жизнь радостней и ярче. И не имеет ни малейшего значения, что там о нём говорят...
         Нет, на взаимность она не расчитывала. Поэтому её совершенно не обижали его бестактные шуточки в её адрес. Даже наоборот, она считала их неким знаком внимания.
         И вдруг - это фантастическое приглашение в горы!..

                11

         Съев несколько вкусных бутербродов и запив их дымящимся кофе, Виктор успокоился. Паника отступила, вернулась уверенность.
         «В конце концов, всё идет своим чередом, прямо-таки по расписанию. Главное - не психовать».

- Светлана. Ты у нас как? Не истеричка?
- Я у нас... в порядке. Естественно. - От волнения Светлана перестала жевать.
- В общем так. Ты угадала. Мы, в самом деле, заблудились.
- И... и это всё? Больше ничего?
- А что ещё?
- Ты не переживай, Витенька. Я ничего не боюсь.
- Вот и молодец. На тебя, как говорится, вся Европа смотрит.
- А что ей на меня смотреть? Я подвигов не совершаю.
- Значит, ещё совершишь. В общем план такой. Завтра утром мы должны одновременно выйти с этого места в два направления.
- А- а. Как... одновременно - и в два направления? Мы ведь здесь одни. А- а… Ты - отдельно, а я - отдельно. Почему?!
- Разумеется – отдельно! Я пойду вон в том направлении. Видишь, из- за тех гор выглядывает вершина. Вот, прямо на ту вершину я и отправлюсь. Там сложный рельеф, ты можешь поломать ноги. Там пройдет только опытный бродяга, стало быть, я. А ты пойдешь вот в этом направлении. Видишь? Там даже никаких гор не видно, сплошная зелёная лужайка. С цветами. Я тебя завтра прямо на тропинку поставлю. - Виктор указал рукой туда, где между далекими холмами высвечивалась прехорошенькая солнечная долина. Место казалось таким прекрасным-уютным, так и заманивало... Светлана залюбовалась.
- Витенька, а пойдем туда вместе! Какая, наконец, разница - сегодня мы обнаружили, что заблудились, или завтра вдруг обнаружим. Идём!
- Туда?! Ну уж нет! - Виктор невольно передёрнулся как от озноба и замолчал. - Светк... Ты... можешь отказаться, можешь туда не ходить. Я не буду на тебя за это сердиться. Честно. Не скотина же я какая-нибудь, в самом деле. Ну так как? Нет, так нет. И разговоров никаких не было.
Света задумалась.
- А почему ты так говоришь, Вить? Это что, опасно?
- Да нет, что ты! Если бы это было опасно, я бы сам туда пошёл.
- Нет, Витя, зачем же... Если надо, я пойду куда угодно. Куда ты скажешь.
- Ну, значит договорились. Значит, камень с плеч. Сама согласилась.
- Витя, что ты имеешь в виду?.. - Светка подозрительно уставилась Витьке в глаза.
- Что? А что я должен иметь в виду? Почему я обязательно должен иметь что-нибудь в виду?!
 - Витенька, не сердись! Ну что с меня взять, с такой вот... Просто мне очень хотелось с тобой... Для меня каждая минута, проведенная рядом с тобой... Да еще в таком раю!.. Знаешь, после этого и умереть не жалко! Витенька, я... - Свету душили слезы. - Витенька, я не знаю, какие у тебя планы насчет меня. Но... Меня совсем не обязательно брать замуж, если ты не хочешь. Я не претендую. Но сейчас, перед тем, как мы разойдемся в разные стороны, я должна... Я обязательно должна стать твоей.
- Свет, прекрати. Это же истерика. Кто минуту назад уверял меня, что ты не истеричка?
Витька не на шутку струхнул – момент был переполнен доселе незнакомыми ему эмоциями. И когда из Светкиных глаз фантаном брызнули слезы, он растерялся совсем.
- Свет, извини, я хам. Признаю. - Он подошел к Светке и обнял ее. Ему действительно стало жаль это жалкое, попираемое им существо.
- Ну, где у нас носовой платок? Вот. У- у- у. Да здесь целой простыни не хватит!
- Витенька, миленький, я... я...
- Ну - ну, не надо.
- Что не надо? - И она обняла его, затем отстранилась и, оставив всякую застенчивость, принялась раздеваться. - Я всё равно ничьей больше не буду. Никогда.
- Светк, ты о чем? - Виктор в ужасе отстранился. - Свет... Ты что, сдурела?! – Он никогда не рассматривал эту девушку, как представительницу прекрасного пола. Она была просто Светка, безобидный объект неосторожных шуток. – Прекрати! Слышишь?.. Не надо, нельзя. Потом я никогда себе этого не прощу.
- Но почему, почему нельзя-то? – Света не могла себе даже представить, о какой вине толкует капризный, избалованный жизнью, парень.
- А потому что – нельзя. И точка.
- Но почему, почему?! Что же я - не в праве собой распорядиться?
- Свет, пойми... Ну не скотина же я последняя. Ну не до такой же степени, наконец!..
- Нет, Витенька, что ты! Ты, конечно, немного избалован, но это не твоя вина. Это ничего. Ты - самый благородный из всех, кого я только знаю! Да я таких благородных ещё не видела! Прямо старорежимный какой- то. Мы с стобой почти две недели вместе. Совсем одни... И ты ни разу… даже никаких попыток... Ты - рыцарь! Другой бы на твоем месте... Нет- нет- нет! Ты - идеал! Ты...
- Прекрати истерику, Светка. – Виктор грубо высвободился из её объятий, отошел в сторону. – А тебе не приходило в голову, что я, может, по другой причине на тебя не покушаюсь? Может, ты мне не интересна, как женщина.
          - Что? Нет, это неправда. Это вообще неправда. Я понимаю, что уродина. То есть, не совсем... Вообще-то я даже красивая. Только, может, не каждый видит. Ты вот - рассмотрел же?.. Или, может, тебе просто семью завести пора, и ты выбрал меня, потому что я страшненькая и не буду тебе изменять? И ты позвал меня в горы, чтобы поближе познакомиться и выяснить, гожусь ли я тебе в подруги жизни? Я ведь не наивная, конечно, я всё наперёд понимала... Но всё равно надеялась. Знаешь ведь - надежда умирает последней. – Девушка тороторилась, слова наезжали одно на другое, она никак не могла остановиться, будто долго ни с кем не разговаривала и теперь должна была выбросить наружу всё, что там, внутри её словесной копилке  собралось. - Вот и мама моя... Она тоже, до последнего надеялась... Поэтому и молчала, не говорила нам... Вот, как я сейчас...
          Поставив свои чувства и смерть матери на одну плоскость, Света странно успокоилась. Мама была здесь, с ней. Значит, ничего плохого с ней случиться не может. Одновременно ей стало вдруг обидно за маму, острый шип жалости к ней уколол Сетланино сердце. Возникла потребность, защитить её неприкаянного ребёнка - себя...
- Зачем ты позвал меня сюда?! – Злые нотки в Светином голосе звучали странно, превращали девушку в другого, незнакомого Виктору человека. - Для чего?! – Светлана, словно гипнотизируя взглядом противника, сжав руки в побелевшие кулаки, медленно шла на Виктора. Витька струсил. Он встал и... сделал шаг навстречу. Он обнял её.
Словно обезумев, она целовала и целовала его. Она целовала его лицо, его руки, его тело. Она делала это как в забытьи, как в бреду, с голодной, прорвавшейся наружу страстью по близости с любимым человеком. Забывшись, она обнимла его всё крепче, ей стало казаться, что он – часть её собственного тела.
А потом мир превратился в кружащееся марево красок...
В смятении Виктор смотрел на Светлану, которую всё ещё держал в своих обьятиях. Он никак не мог понять, что с ней произошло. Он смотрел в её лицо и не узнавал... Это была она, Света, переводчица из соседнего отдела. Но в то же время и не она. В его объятиях лежала сияющая красотой нимфа.
Ах, мало ли девок у него было...
Виктору стало не по себе. Он не понимал, что с ним произошло... Что произошло с ней? Экспрессия высших чувств была ему загадкой.

                12

День подходил к концу. Это был «день бездельник», как окрестил его Виктор.
Света назвала этот день по-другому...
Виктор достал планшет и некоторое время просидел в задумчивости.
- Свет, я прогуляюсь.
- Я с тобой.
- Нет! Я один. Через десять минут вернусь. Надо кое что уточнить. А ты пока соберись.
- Хорошо, Витенька.
Виктор двинулся к тропинке, на которую завтра спозоранка ступит она, его безропотная попутчица Светлана.
И в неком магическом оцепенении прошел несколько метров. Голова кружилась приятной пустотой. Впервые за весь поход схлынуло с души напряжение. Аромат горных трав здесь был особенно хорош, он одурманивал, погружая путешественника в сладкую дрёму. Он понимал… Однако до Кара ещё далеко… Скоро он повернёт назад.
Виктору казалось, будто он плывет по течению теплой реки. «Не утонуть бы...» - предупредил его чуткий страж интуиции. «Плавать... не умею». Тревожным мыслям никак не удавалось пробиться наверх, в сознание и соединиться в единую смысловую форму – психике было жаль расставаться с блаженно-наркотическим состоянием…
            "Что со мной?" - удивлялся Виктор. Колени, будто тряпочные, мягко прогибались в обе стороны, перед глазами стоял пёстрый туман, подташнивало. Однако останавливаться не хотелось. «Пройду ещё не много, надо продышаться... Интересно, сколько сейчас времени…». Поднимать руку и смотреть на циферблат не хотелось.
 Виктор брёл, погружаясь в ароматный воздух долины всё глубже...
           Неожиданно до сонного сознания парня долетел посторонний звук. В сыром возрухе звуки разносятся, порой, на многие километры… Виктор неприязненно поморщился. Было досадно, что нечто пытается вторгнуться в блаженное спокойствие, пытается его разрушить.
«Кричит кто-то, - скорее почувствовал он, чем услышал. Голос пытался достучаться до его сознания. - Откуда... в этом небытии...»
«Светка! Это же Светкин голос. Но почему так далеко?»
«И почему я сплю... на ходу?»
Виктор принялся растирать себе уши, ладони, шею и постепенно пришел в себя.. Попробовал обернулся. С большим трудом, словно на нём был жёсткий, сдерживающий движения скафандр, Виктор развернулся в ту сторону, откуда слышался голос. Белого тела палатки, светящегося в любой темноте,  нигде не было видно.
Усилием воли Виктор сбросил с себя остатки сна и сделал несколько шагов на Светкин голос. Он всё понял – он шёл по далине Кара…  Как могло такое произойти?!
Отрывая свинцово-тяжёлые подошвы от тропы, Виктор, подгоняемый паникой, побежал. Холодный пот склеил его одежду. «Значит, в карте ошибка. Контур промахнулся ровно на три километра. Тоже мне…». «А может, не промахнулся.?!»

Как каждый серьёзный турист, Виктор всегда информировал себя о местах, которые лучше не навещать. Он слышал о том, что Кара-Эрлык завораживает свои жертвы, затягивает их вглубь долины и тащит прямо к провалу. Причиной гипнотического эффекта служили эфирные масла растущих в долине растений. Попавший в долину Кара уже никогда не вернётся назад.
«Если бы не Светкин голос... Страшно подумать. Ну, проклятый Контур!.. Я с тобой ещё посчитаюсь. Я сверну твою хлипкую шею. Иван Иваныч, твою..! Надо же, чуть не погиб!»
«Всё. Хватит. Пора заканчивать с этим делом и - прочь отсюда ко всем чертям!»
Бежать стало легче. И вдруг, совсем неожиданно, он увидел в темноте Светку. Она стояла под огромным кустом бузины и плакала.
- Ой! - От неожиданности она села. - Ты здесь! Скоро светать начнет, а тебя всё нет и нет. Я так испугалась. Заблудился, да? У тебя такой вид!.. Рысь встретил?!

- Я... – вяло мямлил, будто съел собсвенный язык, Виктор. Он просто не знал, что ей сказать. - Сколько времени я отсутствовал? - Он взглянул на часы, но ничего не смог разобрать. Сознание ещё не прояснилось и перед глазами плавала пелена.
- Свет, собирайся. Надо выходить. Немедленно. Не утром, как мы планировали, а прямо сейчас.
- Туда? Вместе? Ты нашел дорогу?
Витька неожиданно взбесился:
- Какую дорогу, дура?! Какие здесь дороги?! - Витькины глаза разгорались лихорадочным светом, кожа покрылась красно-белыми пятнами. Виктор изнемогал от ненависти. Казалось, ещё мгновение и от Светки останутся одни клочья.
- Витечка! Что с тобой случилось? - Любящее Светино сердце было озабочено только им. - Случилось что-нибудь? Может я смогу тебе чем-нибудь помочь. Я ничего не боюсь. Вдвоем легче. Говори!
"Кретин! - обругал себя Витька. - Возьми себя в руки, кретин! Всё дело погубишь!" - И Витька постарался расслабиться.
- Ничего... Ничего нового. Я за тебя переживаю. Мы здесь и так слишком долго задержались. Больше двух недель уже странствуем. А тут ещё заблудились, черт!.. Твой начальник голову с меня снимет.
- Странно. - Света замолчала и отошла. - Я думала, что ты правда обо мне беспокоишься, а ты о своей голове... Твоя голова, конечно, большую ценность представляет. Особенно для меня. И, надеюсь, для науки?..
            - Не ёрничай. Собирайся, умница.
- Да я уже и так собралась. Времени у меня было достаточно.
Витька кинулся к Светкиному рюкзаку.
- Зачем ты всё это взяла, дура!
- Витенька!? Я всё на двоих разделила. Тебе большую часть продуктов, мне меньшую. Мне много не надо. Да ты чего?!
 - Извини. Но зачем тебе столько продуктов на одни сутки? Мы же всё оставляем здесь. Мы - только на разведку. Ты что, не понимаешь?
- Да ладно. Чего там. Знаешь, мне показалось, что я ухожу совсем. Куда-то очень далеко. – Светлана подняла голову и показала на небо. – Туда. Вон к тем звёздам.
- Что?! Ты чего плетёшь?!
- Ну да, в вечность… И мы с тобой больше никогда не увидимся. Никогда. А продукты я просто разложила по рюкзакам, особенно не задумываясь. Твои – все у тебя. И часть моих. А остальное... Я хотела, чтобы тебе нести было по-легче... Всё. А теперь можешь кричать на меня. Мне всё равно.
По Витькиной спине пробежал озноб.
- Через полчаса в- выходим. – Не хватало только начать заикаться. - Кофе ещё остался?
- Да. Немного растворимого ещё есть.
- Приготовь по кружке.
Света принялась отвинчивать крышку термоса.
- Витя. До рассвета ведь уже недолго осталось…
- Ну и..?
Давай до утра здесь останемся, а?
- Зачем?
- Я, конечно, не боюсь... Но...
- Компас возьмешь.
- Зачем компас? Ты же показал мне, куда идти. Только вот... Темно очень.
- Хорошо, фонарь дам. Что ещё?
- Да нет. Ничего. Не обращай на меня внимания. Ради тебя я пойду куда угодно. Хоть на смерть.
- Что?! Какая смерть?! Что ты несешь!?
- Всё. Я готова. Где эта моя тропа?
- Ты... Кофе-то хоть выпей.
- Не хочу.
- Прости меня, Светка, лаптя сибирского.
- Прощай. - И Света как-то странно усмехнулась. Витьку передернуло. Он проводил её до тропы. До того места, где стоял огромный куст бузины. Он хотел сказать ей что-нибудь на прощанье, но не нашёл, что...
Вернувшись к месту привала он вспомнил, что так и не дал ей ни компаса, ни фонаря.
Виктор поспешно собрал походное имущество, свернул палатку. Укладывая в рюкзак отобранные у девушки продукты, он мысленно попросил у неё прощения: "Прости, Светка. Тебе это всё равно больше не пригодится. А мне ещё идти да идти."
Было ещё темно, но Виктор, по давней привычке туриста, всё равно оглянулся на опустевшее место. И затем быстро зашагал по пути, намеченному для себя ещё две недели назад.

                13

Встав на тропу Светлана шла и шла, не останавливаясь, не делая привалов. В них не было нужды, потому что не было и самой усталости. Странно мягкая тропинка слегка пружинила, будто под ней скрывалось гигантской глубины болото. Света, прогоняя нечаянные страхи, шла в полном спокойствии. Если сам Виктор её сюда послал, значит здесь никакой опасности нет. Тем более, что он только что сам проверил направление. На всякий случай. Специально для её безопасности.
 
Идти было легко и приятно. Только глаза всё время закрывались и держать их открытыми было невозможно.
"Правильно,- подумала Света. - Так и должно быть, когда вокруг такая непроглядная темень. Хоть открой глаза, хоть закрой – никакой разницы."
Несмотря на закрытые глаза, шла Света быстро и ловко, ни на что не натыкаясь - ни на травяные кочки, которых здесь было великое множество, ни на торчащие из земли корни старых деревьев.
«Как две лошади, - придумала Света ногам смешное сравнение. - Сами идут, по собственной воле. И ведь знают, куда идут... И контролировать их не надо."

Шла она уже довольно долго. В привале, по-прежнему, не было никакой нужды: удивительная лёгкость была как в ногах и во всём теле.
«Пора бы и утру наступить», - сонно подумалось Свете. С трудом преодолевая дремоту она расклеила тяжелые веки. Вокруг было светло, как днем.
"Неужели день?!" Но присмотревшись к сонному лугу девушка поняла, что вокруг всё пребывает в глубоком сне. Сейчас, должно быть, самая середина ночи. Огромная бледная луна неподвижно висела в небе. Она напоминала декорацию кукольного театра, и одновременно казалась живым, спокойно дремлющим существом. Сквозь серебристую кисею  призрачного света окрестности выглядели фантастически нереальными. «Светлана в стране чудес», - подумалось девушке. – «Ладно, спи дальше», - сказала она дремлющему ландшафту и глаза её снова закрылись. "Что ж, если во время пешего похода можно ещё и выспаться, так это вообще замечательно. Жаль, никто не поверит... Разве только ОН знает об этом горном феномене."
Светлана скучала по Виктору даже сейчас, во сне.

Неожиданно девушка поскользнулась и мягко села в какую-то грязь. "Правильно. Не ходи с закрытыми глазами," - подумала она и попыталась встать на ноги. Но из этого ничего не вышло. После каждой очередной попытки преобрести горизонтальное положение, она соскальзывала все ниже. В конце концов она оказалась лежащей на спине, в неуклюжей, беспомощной позе. Попытки перевернуться на живот только ускорили соскальзывание вниз.
Девушку затягивало в какой-то огромный черный колодец.
Неожиданно правая рука, которая бороздила склон выше головы, зацепилась за колючую жесткую петлю - корень растущего наверху кустарника. Света судорожно вцепилась в него обеими руками. Ладони обожгло. Движение неожиданно прекратилось. От резкого рывка ноги скользнули вниз и... девушка зависла над пустотой. «Только бы корень не порвался!..» Осторожными движениями она попыталась найти опору для ног. Но оказалось, что ниже бёдер – ничего кроме пустого пространства...
Света висела над бездонной темнотой, сознавая, что долго так висеть не сможет. Нетренированные руки скоро ослабнут, и тогда...
Возникло непреодалимое желание взглянуть наверх, туда, где осталась жизнь. Для этого потребовалось втиснуть затылок в глиняную стену и поднять веки. Это  стоило огромных усилий.

 Край обрыва остался высоко над головой и проглядывал на фоне ночного неба темными клочьями травы.
Кожу головы на втиснутом в глину затылке стало пощипывать. Появилось болезненное ощущение, сопровождаемое навязчивой мыслью: если отнять голову от грязной стены - волосы, как наклееный на куклу парик, отделятся от головы и останутся влипшими в глину.
           Навязчивая мысль не давала покоя, становилась осязаемой,  невыносимой. Света попыталась наклонить голову вперед, чтобы оторвать голову от подозрительной глины. Хрустнули шейные позвонки, заныла шишка, которая с незапамятных лет «украшала» шею девушки.
Наклонив голову Света получила возможность взглянуть вниз. Там, далеко внизу, что-то копошилось. Что-то живое. Некая кишащая темная масса, которая изредка, поймав случайную искру лунного света, отбрасывала матовый блеск.
До Светы доносились еле различимые звуки. Внизу шелестело и чавкало, будто нектото в шелковом платье и болотных сапогах бродил по вязкой трясине.
Девушка попробовала подтянуться, но это лишь отняло последние силы. Слегка повернув затекшую шею она обнаружила, что снизу, прямо к ней, движется некий темный предмет. По правой стене колодца к ней подбирался огромный мохнатый паук. Ниже она заметила ещё нескольких. Они ползли к ней из бездонного, кишащего ими колодца.
           Света обладала слабой нервной системой, которая имела одно преимущество. Эта система не была способна «перегреваться», сохраняя пихику здоровой. Запредельный страх быстро отключал сенсорные механизмы, а с ними и всякую возможность нервного срыва.* Сознание обречённой погрузилась в апатию. Происходящее стало ей безличным. Руки – они тоже больше не болели. Девушка перестала их ощущать - они онемели до такой степени, что превратились в безразличные телу веревки.
           «Почему я не падаю?» - подумала она с отстранённым безразличием.
           «Следует попрощаться...» «Виктор...»
 
«Виктор!..». Эмоциональная сфера ожила, взбунтовалась, словно включилась щелчком электрической кнопки. Чувство радости – удивительное, прекрасное будто распустившийся бутон огромного цветка - появилось невесть откуда. Светлане грезился Виктор, большой, красивый, надежный. Родной.

 *В течении жизни психофизиологические данные человека (как и личность вцелом) способны меняться. Ребёнок с сильным типом психики может стать взрослым со слабой нервной системой и наоборот. (Автор)

Весь прошлый день, проведенный с ним накануне, словно замечательно отснятый фильм, предстал перед закрытыми глазами девушки. Горячая волна нежности наполнила душу, отогрела каждую клетку в теле. Заболели ладони. «А... Живые!»
 Каскад солнечных чувств владел обреченным существом: гордость, любовь, благодарность переполняли сердце. «Благодарю тебя, Господи, Ты дал мне лучшее, что можно дать человеку... Дал счастье, познать любовь.»
Она понимала, что так любить простое человеческое существо невозможно. Она понимала, какого рода чувство согрело её так внезапно. Такое – редкостная, неосознанная любовь к Божеству.
"Как хорошо... Какое счастье, что сюда свалилась я, а не он..." «Он должен жить дальше… Для нас обоих…». Светлана улыбалась. "Схожу с ума". "Может, перед смертью все сходят с ума...Только рассказать об этом невозможно. Некому."
„... Больше никогда тебя не увижу... Не пройду по одним с тобой коредорам, по длинным коредорам нашего НИИ... Как жаль. Нет, не жаль. Живи долго, любимый. Живи всегда."
 Мысли путались, наскакивали одна на другую, сматывались клубком, взрывались фейерверком головной боли. Перед глазами надулся и лопнул огромный пёстрый пузырь. И всё кончилось.
 Она не почувствовала, как омертвевшие ладони выпустили колючую петлю корня...

                14


                Старик алтаец


           Первый день обратного пути был на исходе. Часа через три должен показаться старый охотничий сарай. Там Виктор останется на ночь. И ещё через пару суток - дома.
Почему эти мысли не согревают,  не радуют? Так ловко выпутаться из невозможной ситуации… 
           Пока он ещё не задумывался над тем, что скажет Светкиному начальству, коллегам. В принципе, никто не должен был знать, что Светка ушла с ним в горы. Если только этот факт просочился через какие-нибудь случайные, непрдуманные мелочи… Неосторожно оброненное Светкой слово… Спасибо ещё, что родных у неё нет. А начальство поволнуется, поволнуется, да и спишет... Что у них, своих забот не хватает? «В конце концов - рассказать всё отцу. Тот в беде не оставит... А всем скажу, что не ходила она со мной. Только пообещала."
 
Когда Виктор подходил к сторожке, то увидел, что в ней кто-то поселился. Виктор досадливо сплюнул. Сейчас ему никого не хотелось видеть.
Навстречу вышел невысокий, крепкий словно дерево, старик-алтаец.
- Здравствуй, товарищ! С кем честь поимею?
- Честь-то? Со мной. – У Витьки прорезалось огромная потрабность, разговаривать со стариком в хамском тоне. Такое всегда приносило ему чувство удовлетворения.
- Что с тобой - вижу. А имя-то, отчество ваше как? Или нету имени-то, что ли, у тебя?
- Сидор Сидорыч. Устраивает?
- Да как не устраивает? Устраивает. Я рад человечку. Хоть я здесь не так чтобы давно, а уже по человечку-то заскучал. Пошли, сердитый Сидор, чай с баданом пить. Любишь почаевничать-то? А я тебя давно, ещё с той стороны горы поприметил. И сразу чай поставил.
Молча, вслед за стариком, шагнул Виктор в сторожку. Неожиданно старик обернулся и сунул Виктору свою широкую ладонь. Неожиданный испуг заставил Виктора отшатнуться.
- Иван Сидорыч Кыдрашев. Это мое имя-отчество. Я не столько старый как кажется.
Старик сухо рассмеялся, хотя ничего смешного Виктор в его словах не заметил.
В сторожке было сумрачно. Витьке стало не по себе. «Ненормальный, может... Пырнёт ножом, да сбросит в какую-нибудь глубокую расщелину. Никто никогда и не найдет.»
- Ты, Сидор Сидорыч, не таись, не молчи. Камень на душе несешь. Да преогромный. Надорвёшься. Тогда и тебе плохо, и от тебя плохо.
Витьку взорвало:
            - Не каркай, ты..! Психолог пещерный.
            Старик обиженно поджал губы. Плоское лицо его стало похожим на покрытый морщинами диск.
- Стыдно тебе, парень. Я хоть и не шибко старый, а старый всёж-таки. Можно бы и по-уважительней тебе со мной говорить. Идём-ко, чайком потешимся. Под солнышком, не здесь. Бери самовар, а я остальной припас прихвачу. Не по себе в четырех стенах-то, а? Ай- яй!..
Витька не ответил. "Надо же, - подумал он, - Самовар в горы притащил."
- Вот, где бы ни бродил - ни ходил, а самовар всегда со мной ходит. Он мне как родня. Невестка подарила. Русский невестка, красивый. Внуки красивые.
«Сейчас начнёт ещё всю свою биографию выкладывать», - с раздражением подумал Виктор.   
С внутренней стороны естественно образовавшегося дворика, под пышной черемухой, мостился наскоро излаженный стол и три чурбачка-стульчика. В общем, дворик был очень уютным.
Старик достал из картонного ящика банку с медом, варенье, сухари и аппетитный кусок завернутого в капустный лист розового свиного сала.
- Присаживайся, Сидор Сидорыч!
- Какой я тебе...? А... Ну ладно, спасибо. Я, вообще-то, не голоден. - Витька достал из рюкзака банку тушенки, растворимый кофе и хлеб.
- Нет-нет-нет, Сидорыч. Убери. - Старик по-хозяйски принялся запихивать Витькины припасы обратно в его рюкзак.
- Ты у меня гость. И нравится тебе или нет, а будем мой хлеб-соль кушать.
Старик налил две кружки крепкого коричневого чая.
- Вот, молока-то нет. Забелить нечем. Что за чай без молока? Однако и такой неплох, с баданом-то. Так что, Сидорыч, тоже на красоту потянуло, по горам-то ходишь?
- Да какая там красота, к черту. Пустой звук. - Витька взял розовый ломтик сала. - В красоте, что ль дело? Дело в экономии. Здоровье-то поддерживать надо? Надо. Глупый человек в Крым потащится, или на Северный Кавказ, деньгами сорить. А я вот предпочитаю здесь, по горам побродить. И силенки поднаберёшься, и легкие проветришь, и бесплатно.
- Мудрый ты, Сидорыч, однако.
- Да уж какой есть.
- Девка-то твоя где?
- Что?! - Витька подскочил так стремительно, что доска, служившая столешницей, перевернулась и всё, что на ней было - и самовар, и прочая снедь - оказалось в траве. Перепуганный старик лежал возле своего чудесного самовара.
- Дурак ты, Сидорыч, однако. Что, пчала, что ль, ужалила в одно место?

Виктор уже пришёл в себя и жалел, что всё так глупо вышло.
- А - ну, давай, подымай стол-то. Жаль, чай испортил. Другой теперь нескоро скипит. Да и не стану я для тебя... тьфу... чай варить.
- Простите. Я не ошпарил вас?
- "Ошпарил"... Ты сам как ошпаренный. - Старик встал с четверенек. - Чего дрожишь-то весь, будто замерз.
Виктор взял себя в руки.
- Вы... почему про девушку спросили? - Ожидая ответа Виктор внутренне сжался. - Какая здесь может быть девушка? А? Откуда?
- "Почему", да "откуда". Почему старый человек у молодого может спросить про девку? Так, к разговору. Девка-то у тебя имеется? Или женат уже? Чего испугался-то?
- А - а. Женат. То есть, не женат ещё. В общем ...
- Ты не крути. Мне какое такое моё собачье дело. Не хочешь, так не говори.
Витька схватил свой рюкзак и не прощаясь быстро пошел прочь.
- Эй, парень! А та девка, рыженькая... Куда ты её девал?
Витька резко остановился.
- Какая... рыженькая?
- Два дня тому я около красных пещер марьин корень, однако, копал. Вы мимо проходили. Меня не заметили. Девка смеялась ещё.
- Ну, старик, сам виноват. - Витька сбросил рюкзак и зло шагнул к старику.

***

- Ты, страшный дух Кара, - хрипел старик. - Зачем вылез… Иди обратно!
Защищая жизнь, старик собрал оставшиеся силы, и намертво вцепился крепкими зубами в Витькину шею.

 Витька тупо смотрел на рассыпанные в траве ломтики сала. Их уже облепили маленькие черные муравьи.
 Множество муравьев собрались вместе и пытались сдвинуть с места некий красный кусок. Вскоре они ухватили его и понесли в сторону муравейника, обсыпавшего край лежащей на пригорке коряжины. Виктор присмотрелся и понял, что это такое. Муравьи уносили прочь кусок его собственной плоти. Его вырвало. Из соднящей раны по шее за ворот стекала густая липкая струйка. «Шрам останется… Вот дерьмо...»
"Интересно, - в неком отупении думал он, - интересно, за сколько дней муравьи съедят труп..."

                15

                Замкнутая окружность


             Третьи сутки подходили к концу. Виктор давно понял, что сбился с пути и лишь кружит вокруг одного и того же места, идёт по некой странной, специально для него отведенной окружности.
Наверно, Виктор смог бы легко выйти из этого круга. Он ведь здесь, в этих горах, не новичок. Но не было сил. Не было сил не только идти, недоставало сил пожелать вырваться из надоевшей зелёной западни. Только два ощущения осталось в его опустевшем существе: усталость и страх.
Три дня назад, когда он наконец осознал, что он позади себя оставил, он потерял вдруг энергию: двигаться представлялось ему большим трудом. Ни ноги, ни руки его больше не слушались. Ощутив это он испугался ещё больше. В тот день ему хотелось только одного: спать. Казалось, он в состоянии проспать весь остатк жизни.
Проспал он около двух суток. И когда силы к нему, наконец, вернулись, кинулся бежать. Он бежал и бежал, не щадя ни ног, ни сердца - подальше от окровавленных мест. Ему казалось, что чем дальше он убежит, тем меньше воспоминаний от прошедших дней останется в его жизни.
Когда он снова выбился из сил и пошел медленнее, то в лучах заходящего солнца различил странно знакомые очертания склона... А затем показалась и сама сторожка.
Вот тогда Виктор и почувствовал, как страшно устал. Потому что понял - отсюда ему не выбраться, не выбраться больше никогда: с вершине горы наблюдает за ним старик. Он, старик, не позволит ему выйти за пределы специально очерченной окружности.

Виктор пытался найти в себе силы, уговаривал себя не поддаваться суеверным бредням... Стоит только как следует отдохнуть и взять себя в руки... События последних дней совсем расшатали нервы. И никакого старика там вовсе нет, потому что его просто вообще больше нет. Нигде. Уж он-то, Виктор, знает это доподленно.
И Виктор храбро поднял голову.
На вершине горы стоял старик. Коренастый, крепкий, с полузакрытыми на почерневшем лице глазами.
Щёки Виктора судорожно дёрнулись, ноги свело и обездвижело. Он опустился на сырую траву и сидел так долго, всё время ощущая спиной, как старик спускается с горы и бъёт его сзади обухом топора по затылку.
 
Виктор встал. Надо было идти дальше. Надо было двигаться.
Страшно болела шея, боль не позволяла выпрямить голову, при каждом неловком повороте головы рана, затянувшаяся было засохшей кровью, открывалась и из неё снова хлестала кровь. Можно было бы заклеить рану большим листком подорожника, но не хотелось делать даже этого.
Идти становилось всё труднее. Ноги сделались тяжёлыми, будто к ним привесили гири. Болела спина. Откуда-то появилась одышка.
Медленно брел он по склону, спотыкаясь о мелкие камни... Спешить было некуда. Зачем спешить? Старик не выпустит его за пределы круга, это было ясно. Только вот перестал бы преследовать, встречать за каждой горой! Это было мучительнее всего.
На исходе пятого дня у Виктора в душе стало зреть чувство протеста. Этакая злость на самого себя. Спровоцировал протест тот факт, что продукты питания, некогда с избытком запасённые Светланой на двух путешественников, были почти на исходе. Даже при обсолютном отсутствии аппетита и строжайшей экономии их хватит ещё дня на два. А затем...? Питаться кореньями? Нет, он не ящерица какая-нибудь, он здоровый взрослый мужчина, он должен питаться как следует.
Возмущение ситуацией подтолкнуло парня к невообразимо храброму решению: что, если самому подняться на гору и пойти старику навстречу? И может, даже, попросить у него прощения. И тогда...
Виктор смело взглянул вверх с одной безумной надеждой, что там ... никакого старика нет.
Старик был там.
Тогда Виктор, окрылённый отчаянной храбростью, пошел вверх по косогору. Прямо на старика. Тот приветливо замахал распухшими безжизненными руками, заулыбался. Звал. Витька даже обрадовался этой улыбке. Значит - не сердится, простил. Витьке казалось сейчас, что он даже любит это синее, непомерно раздувшееся лицо.
Когда, борясь с одышкой и тошнотой страха, он взошел наконец, на гору, старика там не оказалось.
Виктор взглянул вниз. Противоположный склон горы был ему не знаком. Это было странным, так как он уже не раз обходил эту гору со всех сторон и хорошо знал её рельеф.
 Склон, почти отвесно уходящий в пропасть, щерился множеством острых камней, затем обрывался и отвесно проваливался вниз. Внизу, в глубине, просматривалось ровное как стол днище.
- О! – глаза Виктора засияли счастливой улыбкой. Сняв с плеча рюкзак, он бросил его вниз. Несколько раз стукнувшись о выступы и провалившись на каменное плато, рюкзак замер в жидковатом тумане неподвижной, еле заметной точкой.
- Теперь - я, - будто отчитываясь перед незримым судьёй, произнёс Виктор. Но встав на то место, с которого было удобнее всего шагнуть в пропасть, передумал. Потому что акция эта - лишь напрасно причинённая себе боль. Бросайся он куда угодно и откуда угодно - покоя ему не найти. Страх - дикий, запредельный - будет преследовать его даже там...

                16

                Осень


Виктор очнулся от дремоты - что-то неприятно-холодное плюхнулось на его небритую щёку.
Он открыл глаза. Ничего опасного вокруг него не было. Порыв свежего горного ветра случайно уронил на его лицо мокрый осенний лист. Неприязненно стряхнув его в траву, Витька снова провалился в сон.

Неожиданно на фоне темной травяной горы появился Контур. Виктор обрадовался ему как родному.
- Контур, миленький!
Контур, словно испугавшись горячего Витькиного порыва, медленно стал таять.
- Контур, миленький, не уходи!
- Странности, - прошелестел Контур. Витька отметил, что Контур стал еще тоньше и прозрачней. И речь его была снова отрывистой и косноязычной, как в первую их встречу.
- Контур, возьми меня отсюда! Возьми на какую угодно планету. На любую черную работу. Туалеты ваши чистить, а? Контур, забери меня отсюда!!
- Невозможно.
 - Как это невозможно?! У меня высшее образование. Я - МНС. Младший научный сотрудник. Без пяти минут руководитель отдела будет вам туалеты чистить! Вам что, этого мало?!
 - Не приглашали. Не нуждаемся. Телосложения нет, туалетов нет. Невозможно.
- Почему невозможно-то? Из- за ваших темных энергий, что ли?! Даже если ваш антимир так вреден для моего здоровья, мне всё равно, я согласен. Года два-то я протяну на вашей планете? Ну и хватит. А?
- Отвратительно глуп. МНС. Нам ваше здоровье безразлично. Уже на подходе к нашим планетарным системам существо с вашим разрядом материи дезинтегрируется на микролиптонном уровне. Это тоньше, чем пыль. Антиматерия, МНС, антиматерия! - И Контур совсем по-земному постучал прозрачным пальцем по виску.
- Эх ты!.. - Витька сник. - Куда же мне деваться-то теперь... Что я вообще-то такое... Ни человек, ни устрица. Постой, а как же вы-то к нам на Землю так запросто?..
- Не так запросто. Сложная транскосмическая процедура. В специальных камерах различных биотехнических уровней обрастаем телом адекватной материи. Если не произойдёт аварии как в нашем случае. В сверхгерметичных капсулах выбрасываемся за пределы галактических систем антимира. При этом теряем...
- Ладно, не объясняй, не надо, у тебя вон и так энергии совсем нет. Сдохнешь тут. Будет на мне ещё один грех.
- Глупость. Сдохнуть не можем, сдохнет лишь остаток материи.
- Слушай, ну а к другим, к тем, которые на светлых энергиях?.. Мог бы ты переправить меня к ним? Они-то возьмут?
 - Они не возьмут. Исключено. Болен. Заразен.
- Что?! Кто это здесь болен? Это ты, Контур, болен. А я здоров как бык.
- Бык здоров. Вы – болен. И заразен. Антигуманные мыслеформы разрушительны для светлых цивилизаций. Психика в онтогенезе сформирована некачественно, с отклонениями на социальном уровне. Здесь, на Терне, тоже никому не нужен.
- Никому не нужен?! – Витька вспомнил эту обидную, некогда застрявшую в подсознании фразу. «Никому не нужен...» Витьке стало так горько, как бывает разве что во сне. Всхлипнув, он проснулся, он понял, что это лишь сон. Но хотя причина обидного осталась там, за границами сна, какое-то время он продолжал всхлипывать. Он  всхлипывал горько, как ребенок, и всё его небритое лицо было мокрым от слез.
Проснувшись окончательно и устыдившись слёз, он стряхнул с себя обрывки сна и остатки обиды. На душе полегчало.
Вокруг стояла темень. Похоже, сон длился не одни сутки. Сильно знобило. «Только воспаления лёгких мне не хватало, - досадовал Виктор. –Для полноты ощущений, так сказать…».
«Куда это меня занесло? Вот ведь в какую тьму-таракань затащило... - с тоской размышлял он. - Ни фонаря, ни компаса... Всё осталось там, в рюкзаке, на дне ущелья».
Плотная предрассветная тьма осенней ночи не оставляла ни малейшей возможности разглядеть хоть какие-нибудь ориентиры. Под чёрным, непроницаемым колпаком ночи Витька ощущал себя пленником, беспомощным и бесправным. Ждать утра? А вдруг оно не наступит? И впрямь, стойкое ощущение длящейся несколько месяцев сырой осенней ночи не проходило.

Неожиданно в промежутке между горами блеснуло яркая искра. Виктор насторожился. «Мираж». Однако, спотыкаясь и падая, он всё же побрёл на призрачные огни. Они то появлялись, то пропадали: этот эффект создавали ветки пропитанной дождём лиственници. Полощась в ветре, они то откравыли вид на источник света, то снова его заслоняли.
Виктор, не сторонясь холодных, стекающих за ворот капель, рвался вперёд.
И вдруг, далеко внизу, прямо под его ногами, засверкало целое море разноцветных огней.
 «Не может быть! ..» Витька закрыл глаза, затем, с колотящимся в душе страхом, снова открыл их. Огни не исчезли. Царственное сияние простиралось внизу ярким разноцветным морем.
Это было как чудо. Бесценный дар. Витька оторопел, он не знал, как этим даром распорядиться. К такому он был не готов... Шок сковал его существо.
Мученик стоял на коленях в промороженной траве, в униженно-постыдной позе, с перекошенным от внутренних рыданий лицом. Подняться с колен ему никак не удавалось - ноги не держали. Ещё бы!..
Внизу был Горно-Алтайск.

                17

Измотанный эмоциями, сидел он на промозглой земле, провалившись в блаженное небытие, в безвременье. Не было ни мыслей, ни эмоций. Был отдых. Странник чувствовал себя в эти минуты свободным, лёгким как в детстве. Будто некто недобрый долго-долго мучил его ...и вдруг отпустил.
Затем пробудились его положительные эмоции, он почувствовал себя снова сильным. Вскочив на ноги, он хохотал и как папуас прыгал вокруг дерева, под которым случайно оказался этой ночью. Деревом была огромная черемуха. И черемуха-то была знакомой – терерь он узнал её. В детстве он часто бывал здесь, он окрестил её тогда ленивым деревом: огромные чёрные ягоды были ни чем иным, как обтянутыми тонкой кожицей косточками. Но сейчас он любил это дерево, оно пренадлежало ему, оно было свиделелем прошлых, счастливых времён.
Затем в душе снова воцарилась тишина. С оттенком недоумения смотрел он вниз, на лежащий в вечерних огнях город и думал: там, далеко внизу, пребывают спокойные, благополучные в большинстве своём люди... Каждый - в собственном гнезде. Все они занимаются обыденными вечерними делами и знать ничего не знают о парне, который целую вечность не был дома, который чудом и только благодаря высшей милости, полумёртвый от голода, выбрел к царственному морю огней и наблюдает теперь этот благословенный город, и все человеческие жилища у него на виду, будто на ладони. И нет для него большего счастья, чем наблюдать сверху эти благополучные, эти светящиеся теплом гнёзда.
А что с его гнездом? С его собственным..? Где гнездо для него, для Виктора...?
В сердце шевельнулась заноза. Руки мелко тряслись. Зловредная расчёска никак не вытаскивалась из нагрудного кармана, слишком долго оставалась она там невостребованной. Оказавшись наконец снаружи, она выскользнула из пальцев и исчезла в месиве тёмных осенних листьев.
 Ни с того ни с сего парень вдруг хихикнул, затем захохотал во всё горло. Смех возник ни от радости, и прекратить его было невозможно.
 Вскоре дикий хохот перешел в безудержные истерические рыдания.
               
                ***

Вахтерша, открывшая Виктору дверь малосемейки, шарахнулась от него в сторону и зажала себе рот, чтобы не закричать.
Витька молча прошел к лестнице на второй этаж.


                18


                Возвращение к жизни

          
          Мелкая букашка настойчиво бороздила Светланин лоб лапками - ниточками. Света подняла руку, чтобы согнать нахальное насекомое, и почувствовала сильную боль в ладони, в лопатке, а затем и во всей руке.
 «Что я здесь делаю?», - удивилась она и попыталась сесть. Всё тело «ныло», как от страшной усталости. «Полежу немного, - решила она. - А там видно будет».
Когда Света немного отдохнула и пришла в себя, то попыталась восстановить в памяти события вчерашнего дня. Первым, что выплыло из подсознания, был скользкий глиняный склон и состояние абсолютной беспомощности... Жгущая боль в ладонях прорисовала в воображении некую колючую петлю...
«Может, это был сон? Нет, сон не оставляет на теле ран. А может, я на том свете?.."
Она приподнялась и стала осматриваться. Луг был всё тот же. Ночью над ним висела сказочно–серебряная луна. Теперь, судя по всему, было раннее утро. Солнце уже показалось золотым краем над озябшими горами и весь луг искрился пёстрыми водяными каплями.
У Светы на душе потеплело. «Что же я лежу здесь, в такой мокроте?»
Света попробовала встать на ноги. Получилось. Усталость постепенно уходила из тела.
Слегка болели лопатки и спина, но боль была словно вчерашняя, прошлая.
Света осмотрела ладони. Они обе представляли собой обширные, однако почти затянувшиеся раны. Это было странно, так как обычно ранки и царапины гноились у нее по-долгу...
Света вынула из нагрудного кармана зеркальце. На неё глянуло грязное настороженное лицо. «Вот ещё чучело», - фыркнула она и, вымочив носовой платок в росе, принялась стирать с лица засохшую грязь. Платок сразу стал грязным, лицо, однако, чище не стало. Что же касается волос, так они оказались склеенными грязью так плотно, что представляли собой единую массу. Одежда, особенно на спине, стояла жёстким коржом. Светлане ничего другого не оставалось, как отправиться на поиски какого-нибудь ручья.
Вскоре сквозь шуршанье и стрёкот цикад послышался свежий звон ручейка. Хрустальное чудо выбегало прямо из-под небольшого лысого валуна. Дно ручья выстилали маленькие, ровные, обточенные водой камушки.
- Извини, старик. Я тебя немного запачкаю. – Жаль было мутить прозрачную чистоту ручья, но другого выхода не было.
           Испытывая радость избавления Светлана сняла с себя всё и на всякий случай огляделась. Воздух был тёплым. И ни одной души вокруг... Да и кто мог здесь быть, в этом травяном царстве, кроме стрекоз, кузнечиков и прочей трогательной мелочи...
Света принялась отмывать волосы. Вода оказалась обжигающе холодной.
- Ага, - беседовала Света с ручьём, - ты ещё и кусаешься, защищяешь свою незапятнанную честь.
Вода от глины запенилась, будто это не глина, а хороший шампунь был. Волосы после мытья в ледяной воде стали шелковисто-мягкими, такими, какими они никогда ещё не были. Подсушенные вытащенным из рюкзака полотенцем, они покрылись золотистыи колечками. Но самое удивительное ждало её впереди...
Отмывая шею девушка почувствовала, что на ней чего-то не достает. Чего-то явно не даставало на Светиной шее. Липома… Огромная шишка желтовтого цвета, которая плотно сидела безобразным бугром на шее ниже левого уха. С шеи исчезла липома! Света схватилась за зеркальце. Шея была абсолютно гладкой, от липомы не осталось даже следа! Ни пятна, ни шрама!
Света смеялась и плакала, и кружилась на мягком росистом лугу, как мифическая вакханка. Еще бы! Сколько горестных переживаний было связано с этим «украшением»! Всю жизнь приходилось прятать безобразную шишку под платками и шарфиками. И никогда Света не осмеливалась купаться, если в компании были парни. А как боялась она, что Виктор, заметив эту гадкую липому, забрезгует ей. С какой тщательностью отбирала она шейные платки в этот поход!..
Света выхватила из кучи одежды платок, хорошенько отстирала его в ручье и, выбрав куст бузины по-раскидистей, повязала платком его ветки.
          - На вечную память! От меня!

Горная местность жила своей обычной летней жизнью. Покой и мир окутывали сказочный луг. Света – единственная гостья человеческого рода - блаженно плыла по нему, по грудь утопая в траве. Шла она, пренебрегая всеми правилами ориентировки, не боясь ничего, даже отвратительных змей-гадюшек, и точно знала, что идет прямо домой. И ничего плохого с ней больше не случится.
 - Спасибо тебе, Боженька, спасибо тебе, мамочка, спасибо тебе ... - Здесь Света хотела прибавить к своей детской приговорке еще одно имя, имя того, благодаря которому она здесь очутилась. Но почему-то не хотелось прибавлять этого имени к цепочке столь благородных имён. Сама мысль о Викторе казалась скучной и неинтересной. Когда она вспомнила тот день... она чуть не задохнулась: её охватило чувство брезгливости к себе, к «вчерашней».
- Неблагодарная, - осудила себя Света. - Он взял тебя сюда, в горы, терпел твое бестолковое общество, он осчастливил тебя.
  Вскоре девушка поняла, самобичевание не искренно и мысли эти ей неприятны и.
- Распутная девка, вешается парням на шею, - вспомнила она чьи- то слова, рассмеялась и перестала думать о Викторе.
Еще никогда не чувствовала Света себя такой независимой и свободной, такой здоровой и сильной. Ей нравилось идти по высокой траве, она ощущала себя феей среди стрекоз и кузнечиов. Счастливая и беззаботная словно ребёнок, она принялась петь. Дивный золотистый загар покрыл её лицо и тело. И веснушки, утонув в нем, перестали существовать. Волосы, притерпевшие столько лишений, из бледно-рыжих превратились в золотистые с солнечной искоркой. «Грязь, должно быть, целебной оказалась. Надо же, какое счастье, угодила случайно в целебную грязь!».

Беспечный праздник души был не полным, почву под ним подтачивал один едкий червь: тот факт, что никак не удавалось разобраться в том, что произошло вчерашней ночью. По поводу ночных событий в голове не было никакой ясности. И не так сами события были важны, как беспокойство о здоровье структур памяти. Память – рабочий инструмент переводчика... Если память повреждена, тогда чем жить?..   
Невероятные усилия поймать, выудить из головы обрывки ночных событий, начали давать результаты. Некоторые эпизоды стали прорисовываться. Перед глазами всплывала неясными контурами то одна, то другая картина. Происходило это медленно, память выдавала информацию неохотно, будто заржавел в голове некий механизм. Стойкой чёткости события так и не обретали. Словно связанные эластичныой верёвкой, едва показавшись, они тут же обрывались и убегали назад, в чёрный ящик, в кладовую подсознания.
            Попытки восстановить события вчерашней ночи измучили, вымотали нервы. Утренняя бодрость грозилась смениться усталостью. Не проще ли, не правильнее ли  забыть всё! Будто не было этой непонятной ночи, будто небыло  поседних дней, «дней Виктора». Их не было, их не было в её жизни никогда.
            Может, теперь и память восстановится?
 После некоторыйх размышлений выработола Светлана для себя одно важное правило: никогда, никогда больше не ходить с закрытыми глазами.
     - Никогда - слышишь Светлана? - никогда не ходи по жизни с закрытыми глазами! – произнесла она вслух. - Такое вредно для здоровья.
           Сказав это она действительно вычеркнула прошлую ночь и две недели, проведённые в обществе Виктора, из своей жизни. Удивительно, но это ей в самом деле удалось.


                19


                Страх


В КБ Виктора встретили сдержанно. Никто не задавал вопросов. Никто не выразил удивления или недовольства по поводу его длительного отсутствия. Никто, ни одна душа не выразила и восторга в связи с его возвращением.
Виктора это не особенно и задело. «Не спрашивают, и не надо, - подумал он. – Может, так даже лучше.»
Ровно без пяти минут до обеденного времени Витька двинул в столовую. По старой привычке. Он всегда так делал. Обычно к этому времени ещё не успевала набежать очередь.
В столовой было двое мужчин и девушка с хорошенькой фигуркой и чудными золотистыми волосами до пояса.
- Девушка, я - за вами, - привычным тоном завзятого лавеласа пропел Витька.
Девушка обернулась.
- А- а- а!! - вырвалось у Витьки. Мышцы его лица свело конвульсией.
            - Пожалуйста, - сказала Света - За мной ещё никто не занимал. У вашего отдела что, тоже перерыв?
Придя в себя Витька кинулся вон из столовой, заметался по пустому фойе. Затем побежал в туалет. Там его долго рвало.
В отделе поинтересовались, почему он такой бледно- зеленый, с ввалившимися глазами. Что такое ядовитле съел он в столовой.
- Отравили парня, - сказал кто-то из коллег.
- А нечего ходить на обед в рабочее время, - вставила ядовитая врагиня Женька. - Там таких обычно позавчерашними объедками кормят.
Витька хотел ответить, но не смог. Челюсти и весь речевой аппарат словно свело судорогой.

                20


                Госпиталь

Просыпался он медленно, будто выпадал из бездонно глубокого, вязкого, не отпускающего сна.
Когда он открыл глаза, его приятно поразила белоснежность строгой больничной палаты. Даже стены, и те были бело-строгими, будто накрахмаленными.

Но потом, когда сон отлетел окончательно, Виктор увидел, что стены вовсе не такие уж белые. Даже наоборот - кое где висит паутина. Виктор почувствовал, что и сам воздух в палате густо напитан застоявшейся пылью. И даже на его одеяле лежал кучками какой-то мелкий мусор. Виктор брезгливо стряхнул мусор на пол, встревожив этим целое облако пыли.
«Ну придут, я им скажу!..»
Но никто не приходил. Виктору стало обидно. «К больным же обычно приходят... Какие-нибудь родные там... Или друзья...»
Никто не приходил. Виктору было очень одиноко. Так пролежал он весь день. За окнами стало темнеть.
«Никому не нужен», - вспомнил Виктор. И глухо, по-волчьи завыл.
«А почему меня до сих пор не арестовали? Почему мной не интересуются, почему полиция не охраняет?»
«Наверно ждут, когда я выйду из больницы...»
«Ладно. Я выйду отсюда.»
«А вот сейчас прямо и выйду! Встану и...»
Виктор встал, надел аккуратно сложенную на стуле одежду, на которой лежал плотный слой пыли, и осторожно приоткрыл дверь. Её неожиданный ржавый скрип заставил Виктора вскрикнуть. «Нервы», - подумал он. Взяв в руки туфли и осторожно сдув с них пыль, он на ципочках вышел из палаты. Затем опрометью бросился бежать вдоль длинного узкого коридора. Коридор поворачивал бесконечное множество раз то влево, то вправо. Иногда он заканчивался тупиком. И тогда Виктор в панике бежал назад и, с замирающим от ужаса сердцем, открывал наугад какую-нибудь из боковых дверей. Найдя там продолжение коридора бежал по нему дальше. Когда парень совсем запыхался и выбился из сил, у него мелькнула истерическая мысль: а что, если коридор этот никогда не кончиться?!
Но вот, наконец, за очередной дверью оказалась улица! Выскочив из духоты здания, Виктор захлебнулся нахлынувшем на него чистым весенним воздухом.
Вечерело.
Виктор медленно побрел в сторону НИИ.


                Предложение


Вахтер смирно подрёмывал в стеклянной четырехугольной будке. Кругом горел неяркий свет и стояла вечерняя тишина покинутого на ночь здания.
Виктор поднялся наверх и направился к своему отделу. Дверь была приоткрыта, но внутри никого не оказалось.

Его, Витькины чертежи, лежали неубранной стопкой на столе. Ключ от сейфа валялся рядом.
«Вот бардак!», - подумал Витька.
Это были чертежи того самого генератора времени, фрагменты которого он вручную копировал. Виктор убрал чертежи в сейф, вставил в скважину ключ.
Из окна струились вечерние лучи заходящего солнца. Витька даже на мгновение задержал в теплом луче руку. Было покойно и радостно.
«Погоди-ко, погоди, а при чем здесь весна?! Какая весна, когда давно глухой октябрь! Я ведь несколько месяцев проплутал в горах...»
Витька закрыл кабинет и, обескураженный, но в хорошем расположении духа, скатился вниз по перилам.
На крылечке стояла рыженькая Светка. Виктор чуть не задохнулся!
- Свет, Светонька! – Виктор ринулся к ней и стал ощупывать её  лицо, руки.
- Эй! Ты чего?!
- Живая... Откуда ты здесь?! Что ты здесь делаешь?!
- Странный вопрос, маэстро. Тебя жду. Сам же сказал, что вместе домой пойдем.
- А... Давно ты здесь ждешь?..
Светлана по-деловому взглянула на часы.
- Шесть с половиной минут.
У Витьки перехватило дыхание.
- Свет, не удивляйся, я малость перетрудился на поприще передовой советской науки и у меня съехала крыша. Сегодня у нас какое число?
- Ну ничего себе!.. Сегодня двенадцатое мая, пятница. И ещё, по всему судя, ровно через неделю кое у кого отпуск.
 - Да. Правильно. Ровно через неделю... Что?! У меня, что ли, отпуск? .. Откуда ты это знаешь?!
 - Точно, Витенька, ты перетрудился. Температуры нет?
 Светка шла чуть впереди. Еле заметная неуклюжесть её походки была неуклюжестью милого пушистого котенка, беззащитного и трогательного. Витька залюбовался. Он поглядывал на неё покровительно и немного с недоумением.
- Свет, Светонька... Была ты когда-нибудь в горах? - и весь напрягся, ожидая ответа.
- В этом твоем раю, что ли? - бесшабашно спросила Светлана.
 - Да-да. В самой сердцевине этого зловещего рая… – Спрашивая, Витька ненавидел самую мысль о горах, а себя ощущал так, как ощущал бы себя некто, прыгающий впервые в ледяную прорубь. Иначе говоря, он переживал состояние шока. В эту минуту он не собирался себя щадить, он намеренно полоскался в зыбком болоте обственного страха. Он хотел знать... От Светкиного ответа зависила теперь вся его дальнейшая жизнь.
- Нет, ещё не была. - Кокетливо сощурившись, Светка искоса взглянула на Виктора. - Но если пригласят...
- Нет- нет- нет! Ни за что... – В волнении Витька  остановился, и в одно мгновение стал похож на встрепанного воробья. - Даже если не я, а кто-нибудь другой пригласит, ты все равно не ходи!
Витька вдруг отчетливо понял, что давно любит эту милую, слегка неказистую, застенчивую и по-детски наивную девушку.
«И ножки-то у неё ровненькие... А косолапит она от того, что так смешно ставит их при ходьбе».
Взяв Светкины руки в свои и развернув её к себе лицом, он, не опасаясь ни себя, ни присутствия случайных прохожих, заглянул ей в глаза.
- Света, Светонька, выходи за меня замуж. Я даю тебе торжественное обещание жалеть и оберегать тебя. Всю жизнь. И пусть только кто-нибудь посмеет!.. Я так его разделаю! Всю жизнь странный ходить будет.
Света остановилась. Глаза её сверкнули обидой.
- Это что, Витечка, твои весенние шуточки?. Развлекаешься?.. - От негодования голос её сорвался,  стал тонким, детским.
            Витька обнял бунтующее существо, крепко-крепко прижал девушку к себе и почувствовал, что никого роднее на этом свете у него нет.
Он сейчас и сам готов был заплакать. Всё существо его  было переполнено нежностью.
Когда он снова взглянул ей в лицо, то увидел, узнал в ней ту зеленоглазую красавицу с солнечными волосами, что так поразила его давеча столовой.
Света подняла к нему доверчивое, залитое слезами лицо.
- Знаешь, мне недавно такой сон страшный привиделся. Много-много огромных скользских пауков...
-Что?! – Виктор покрылся испариной. – Как..?
- Да. И я падаю вниз, прямо в них. И всё падаю, падаю... И зацепиться совершенно не за что. Но я не упала!
- Умница! - похвалил счастливый Витька. – Ты у меня такая умница! - И тут его словно ударили по голове: «Откуда она знает?!»
- Свет, при чем здесь пауки?..
- Не знаю... К счастью, наверно.
Витька задумался.
- Света, ты не знаешь, что может обозначать слово "Спинос"? Ты у нас переводчица...
- Нет, Витечка, не знаю. Что-то по латыни... Возьми словарь иностранных слов.

                21

               
                Расплата


Теплая, почти летняя ночь подходила к концу.
Виктор бродил в тишине ночного парка совсем один, легкий, обалдевший от счастья. Теперь-то он брольше не сомневался в полной нереальности произошедшего. «Странные, неизученные химические реакции в мозгу..», вспомнол он некогда выхваченную из одного научного журнала строку. «Надо будет заняться, почитать что-нибудь их психологии…»
Вокруг было удивительно хорошо. В дальнем углу парка уже занималось волшебное утро. Ночной оркестр, идя на коду, звучал всё громче. Особенно старались кузнечики - их фантастический шелест был нежнее скрипки. Изредка в оркестр вплетался обиженный голос болотного кулика. Самозабвенно мурлыкали весенние лягушки.

Утро было совсем близко, это ощущалось во всем: с тихим звоном, торопясь успеть до рассвета, распускались кукушкины слезки; перешептывались проснувшиеся, набирающие силу травы; потрескивали, расправляясь, уставшие за зиму гигантские корни могучих деревьев.

«Значит, всё бред. И не было никакого Контура. И старика алтайца я не убивал. И Светка... Светка-то живая!
Это всё начальство... Довели человека почти до полного сумасшедствия. Всё здоровье себе на работе испортил. Одни придирки... Всё, хватит. Женюсь, стану солидным. Тогда уж никто не посмеет... Тогда, может, и по отчеству звать станут. А то мужику за тридцать, а с ним всё, как с мальчишкой...»

«Женюсь. Отец с квартирой поможет. Пойдут дети. Нет, какие дети?! Одно, для солидности. Сын, конечно же. Обязательно завести любовницу. Длинноногонькую, молоденькую. Как у всех приличных людей. Светка наивная, не поймет... А если что, так и объяснить можно. Что, порядочный человек не может себе, что ли, красивую женщину завести? Светка ведь в этом смысле не подарок».
           «Ёлки!.. – Неожиданный поворот мысли остановил его почти у дверей общежития. – Ёлки! Да почему Светка-то?! Я что, прокажённый, что ли?! Совсем сдурел, парень».
Виктор расправил плечи и с наслаждением ощутил, как прежняя нагловатая самоуверенность, которой он всегда так гордился, горячим вином растекается по артерияи и капиллярам. Прежний Виктор возвращался домой.
«Я что, обязан..? Обязан я с такой пресной особой как Светка, мою жизнь связывать?! Что я, совсем.?! Ха, Светка... Да кто она такая?!.»
            «Нет, Витёк, ты явно переработал... Ишь, навыдумывал… «Контур»… Что такое Контур?! Будь он на самом деле, следовало бы его разыскать и свернуть ему шею. А я-то… Пустился с ним в рассуждения, распустил слюни… Тфу!»
           «Надо же, такое привиделось..!» 
«Светку – гнать! Посмеялись и хватит. Ишь, губу раскатала… За Виктора Холуёва собралась… Замуж… Ха! Нет, не на того нарвлась!».

На шее гнездися комар. «Комар...?» Виктор насторожился. «Откуда у нас в Горном Алтае комары?!»
           Комар впился в плоть, кожа взорвалась болью.

С размаху хлопнув обнаглевшее насекомое, Виктор обомлел - на шее жёстко прощупывался огромный, совсем ещё свежий, пульсирующий шрам.
Рана всё ещё не зажила… Старик… Мелкие чёрные муравьи…
За воротник стекала тёплая струйка крови...