Румяный альпинист. Глава первая. Ад

                Румяный альпинист.

                Печальная повесть о неразделенной любви к Родине.


     Сюжет произведения полностью вымышлен и все совпадения чисто случайны.

                Глава первая - «  Ад».

В тот год зима не баловала горожан радостью морозной свежестью, хрустом свежевыпавшего снега и другими прелестями русской зимы. С многочисленными оттепелями, ледяными дождями и ураганами.
 Это время года, превратилось в сущий ад для дворников и пешеходов.

Наш герой выбрался из подземки и привычной рысцой потихоньку, прихрамывая, спешил на службу.
 И хотя служат Богу, армии и театру, он по старой армейской привычке, отставника - пенсионера называл место работы- службой.
Приезжал, по привычке пораньше.
 Помянуя - « Кто рано встает –тот за МКАДом живет». Автомобильные пробки в ранний, утренний час, это обычное дело.

 Утренняя, зимняя Москва, как и все большие города, выглядит не сладко в этот  ранний, предрассветный час, для такого типа людей.
 Один вид из окна Мерседеса, с персональным водителем. Другой - когда холодно и зябко. Даже первый, утренний поезд подземки  по цветовой гамме окраски одежды ее пассажиров напоминал черный свежеуложенный асфальт.

 Темные лица, темные рабочие одежды.
 Ехала нынешняя трудовая Москва, дворники, уборщицы, сантехники и прочий рабочий люд.
 С характерным запахом пота, баранины,лука, резким выхлопом дешевого алкоголя. Та часть низа общества, которая обслуживала, мыла, терла, скребла и наводила блеск и помпезность одной из красивейших столиц мира.

 Серая мерзкая пелена тумана окутала столицу, стояла темень, под ногами громко чавкала смесь реагента.
Андрей Владимирович был типичным представителем мелкого  класса чиновников ХХI века, этаким образцом покорности, терпеливости  и образца подражания для юношества.
 Жизнь, словно зубилом скульптор, жестко отбивала его прирожденную гордыню, самолюбие и казачью спесь.
И если бы современный Гоголь писал бы роман, про быт чиновников, то он, как нынешний Башмачников, был бы точной копией бессмертного героя.

 Москва лишь для олигархов, да их рыбок прилипал -  мать родная.
Для всего остального рабочего люда да умственного пролетариата – суровая тетка. Которая просто так, за красивые глазки кормить не будет, и лишний половник супа не нальет.
 От былой выправки и  стати гвардейского офицера не осталось и следа, лишь, что то в его душе, как весенний горный ручей  рвет запруды,так,  иной раз бились светлыми мыслями и чувствами его сердце.

   Проходя мимо знаменитого, итальянского рыбного ресторана, он внезапно  подскользнулся. 
 От  боли и неожиданности,  выматерился и всего размаху упал, ударившись затылком о цоколь здания.
Белой, ледяной пустынью, холодным подвалом смерти дыхнула на него судьба в очередной раз.
 Так он и остался лежать на снежном, студеном асфальте, как убитая галка с распахнутыми, изломанными крыльями.

 Большим черным пятном, с  раскиданными руками и  неподвижными карими глазами, устремленными, куда -  то ввысь.
Черная, кожаная сумка, от удара отлетела в сторону и сверху дополняла это невеселое зрелище, как толстая клякса на листе бумаги. Из разбитого термоса пятном сочился кофе, под шапки,  красным венцом проступал алый  круг крови.

Одинокий, ранний прохожий,  наклонившийся над телом, провел рукой  по лицу, остановился на шее. Дыхания и признаков жизни не было.
 « Отмучился страдалец, не повезло».
 Привычным движением, обшарив карманы, забрал паспорт, пропуск, небольшую сумму денег.
 Угрызений совести он не испытывал.
 Жизнь есть жизнь, да и к чему покойному документы и деньги. В морге санитары все равно вытащат или мусора  при шмоне. Он слишком хорошо знал суровую правду жизни, чтобы верить в сказки.
 А он хоть выпьет за упокой раба божьего, да помянет.  Помявшись,  что то забормотал, кинул на грудь два пятака.
 Потянувшись за шапкой, тут же ее  брезгливо отбросил, мокрую от крови.

Вечером того же дня внезапно, вышедшая из поворота, электричка на безымянном, номерном перегоне Савеловского направления,  сбила одиноко идущего, крепко выпившего мужчину.
 Перед этим, он сдержал свое слово.
 Посетил храм, поставил свечу за упокой и долго молился, как бы выпрашивая прощенье за свою грешную жизнь.
 Было время вечерних сумерек, шел крупный,все поглощающий снег.
 Машинист электропоезда, был  уставшим и не заметил путника, внезапно,  вышедшего из чащи и не услышал  удара о корпус.
 Или сделал вид, что не услышал. От удара тело откинуло далеко  за насыпь.

 Снегопад и ветер ночью завершили дело.
 Утром сугроб не выдавал место трагедии.
 В марте, когда весеннее солнце начало слизывать снег, любопытный обходчик, интереса ради, вышел на полянку на громкое карканье и тявканье.
Рыже – красный, огромный  лисовин, с лаем отгонял от падали  пару черных воронов.
 
 Вместе с сотоварищем,  брезгливо,  привязав веревку за окоченевшие ноги, оттащили труп дальше в лес.  Перекрестившись,  нарубили лапника, накрыли место временного упокоения усопшего.

Поздней весной грибники, пришедшие в лес, за сморчками, нашли полностью разложившийся труп.
 Местный участковый, вызвал из Дубны труповозку, без труда произвел процедуру опознания. Во внутреннем кармане куртки убиенного оказался паспорт на имя Андрея Владимировича Б..
 Анализ ДНК и откатку пальчиков,  как обычно показывают в криминальных сериалах,никто не делал. Да  и самих пальчиков по существу не осталось, растащили лесные звери и птицы.
 Сообщили родным.

 Жена, измотанная и издерганная  долгими поисками родного человека, завыла, запричитала по покойному.
 Взрослые дети утешали мать, хотя все давно свыклись с потерей и продолжали поиск как бы по накатанному пути.  Первоначальная бабья дурь, что ушел к злодейке – полюбовнице, быстро ушла прочь.

 Он всю жизнь рвал жилы на благо семьи. В голодные девяностые,  что бы не околеть с голода,  на такси бомбил и ночам сторожем работал.
 И свою давнишнюю мечту, что бы уехать жить в Ростов, в дом с садом,  переносил каждый год,  помогая детям копеечкой.
 
 Потянулись бесконечные, мучительные сутки ожидания. Где каждый телефонный звонок был как удар дрели по воспаленному  мозгу, как удар раскаленной иглы по живой плоти.
 Отрицательный ответ, с каждым словом - «нет» отдалял и делал невозможным и без того  ничтожно малым вероятность успеха поиска.

Старший сын привез из морга тело в закрытом гробу, сразу на погост.
 Ярко светило солнце, пели птицы.
 С ближайших дубов на гроб падала завязь почек.
  Кладбищенские рабочие быстро опустили домовину. Первые комки глины гулко захлопали по крышке, напугав птиц.
 Похороны были скромные и тихие, как им и положено быть по православным законам. На восьмиугольном, почему то староверческом кресте, четко отпечаталась  одинаковая дата рождения и погребения – 1мая.
 Про, еще прижизненную волю покойного, похоронить его на исторической родине - на Дону,  все как то забыли.
 Да и в свете последних событий и мук переживаний, было как бы и  не до этого.

Мозг Андрея постепенно приходил в себя, как бы фрагментами, урывками.
Все происходящее виделось в не привычно желтом цвете.
 Притворно желтый цвет дома, желтые сугробы и снег, даже подъезжающая  карета «скорой помощи» с сигнальными проблесковыми маячками озаряла окрестности желтым светом.
 Как ветер афганец, иссушающий, огненный, приносящий дыхание близкой смерти, пылью заволакивающий солнце и окрашивающий, всю округу в желтое.
 
  Изображение подавалась как бы сверху, медленно,   дозированными порциями. Голову нестерпимо ломало от страшной боли, невыносимо хотелось пить.

 Чувство жажды и боль откинули  его назад в прошлое, в детство.
 Идет теплый, летний дождь, откуда то сверху с водостока бьет в него струя  воды и он пьет, пьет, жадно пьет эту теплую воду.
 
« Кровопотеря большая, сейчас обработаем рану и в машину, под капельницу». «Сержант, кликни пару дворников, уж больно здоров дед».
Карета скорой помощи, приняв потерпевшего на борт, рванула на базу.
 «Боткинская, принимаем травму, без сознания, мужчина  старше 50» - бубнил огромный, рыжий верзила -  фельдшер.
 « Без документов, не бомж, чистый».
 « Я же ему с трех метров очередь влепил,  в бок, а он живой» - отчетливо вспомнил Андрей.

 Сознание разрядом тока подбросило его тело, он сел, судорожно, как зомби,  вцепился руками в край каталки, сорвал иглу капельницы.
  «В плен суки взяли, везут пытать, сейчас рыжий отыграется »  - кровью билось у него в мозгу.
 «Не дамся живым».
 Ему приходилось видеть на войне обезображенные  тела замученных при пытках людей. Обычно это тварили многочисленные наемники европейских стран, которые кичились своей многовековой историей просвещения и гуманизма.
 Да и братья азиаты с кавказцами - тоже не брезговали этим грехом.

 В далекой молодости, одна из трех,  мин полкового миномета, упала вблизи его, разорвавшись, контузив его.
 Великая Румыния - нищая страна, подстрекаемая и подкормленная подачками западных союзников, всячески поддерживала националистов независимой Великой Молдовы.
Империи, где не заходит солнце.
 Ослепленные близким объединением братских, якобы по духу стран, молдавские господари, при поддержке националистов и интеллигенции, развязали по существу гражданскую войну.
 Все  отбросы старушки Европы, включая  недобитых фашистов, голодранцев  и  профессиональных наемников хлынули в  страну.

 Жители Приднестровья, ополченцы, казаки  добровольцы, формирования украинских националистов,  истекая кровью, грудью стали на пути разношерстной орды.

   Единственная сила,  которая могла остановить распоясанный сброд и поставить разболтанные, никогда не умевшие воевать, воинские части Румынии и Молдовы,  на привычно отведенные им историей место -  была Русская армия.
 
 Именно  Русская армия со славной тысячелетней историей славных побед и кровавых поражений, никогда не склоняющая гордую голову перед врагом.
 В ней служили представители десятков национальностей,  она никогда не делила своих сынов по национальному признаку.
 Непривычное для   русского офицера, обозначения - « Российская армия» и «Россияне» слетевшая с уст, вечно пьяного президента Великой страны,  резало Андрею слух.
 
 Было начало жаркого лета  92 - года. Приднестровье.
 Казачий взвод двигался неширокой цепью по кукурузному полю, вблизи линии боевого соприкосновения.
Ночью, румынский транспортник, кружил в тылу, надрывно воя  двигателями.
 Искали диверсионную группу, но то ли группа была опытной, замаскировалась, то ли ушла еще под утро.
 Никого.
 Казаки шли,  перекликаясь  между собой, обливаясь потом, не злобно поругивая отцов командиров. Откуда то, сверху, с высоты жаркого марева зенита, с устрашающим звуком падающей мины, разрезал звук минометных выстрелов. « Ложись»  -пронеслось по цепи.

 Андрей упал на землю.
 Пронизывающий,  режущий на куски звук, был все ближе и ближе.
 Разрыв.
Звук все увеличивался. Разрыв. Ближе. Его тряхнуло от близкого разрыва. «Мама»  -заорал он, взрослый казак, со страха засучил саперной лопаткой.
 Ему захотелось вскочить и бежать, куда -  то в спасительную даль, но тело, от страха, предательски не слушалось его.
 Звук резал его на мельчайшие кусочки. Мина упала в  десяти шагах, его сильно подбросило  вверх и тут же ударило об землю.

«Живой» - радостно мелькнуло в голове.
 Но в ту же долю секунды, что то тяжелое ударило  в висок, моментально отключив его сознание.
 Ком сухого, твердого молдавского чернозема, от взрыва, с силой стукнул его по  левой стороне каски и рассыпался от удара кусками по полю.

Кто - то отчаянно быстро тащил его к ближайшему гаю, на край  поля.
 «Наши, вытаскивают из под обстрела»
 Но наши швырнули его в кузов 66 - газона и не закрыв борт, стали на скорости уходить на запад.
Он попытался встать, но тут же последовал  сильный удар ноги, отбросивший его на борт машины.
 «Вот эта диверсионная группа. Хорошо гады сработали, это явно не румыны и не молдавские полицейские».
 «Диверсанты» - как в кино, Андрей, попытался засмеяться, но от  боли – получилось кисло.  Левое ухо не слышало и было полно крови.
 Саднила содранная кожа на виске. Подташнивало.
 В глазах плясали и лопались разноцветные звездочки и мыльные пузыри.

 Содрали разгрузку, нашли спрятанный пистолет ПСМ.
Ловко,профессионально  обыскали, выворачивая каждый сантиметр шва хэбышки.
 « Офицер»? с чудовищным акцентом спросил огромная рыжая детина, в масхалате – трехцветке, кивая на пистолет.
 «Но  сэр» - ответил Андрей, явно пытаясь издеваться над старшим группы.

 Тут же получив удар в лицо, так, не сильный, как говорят на Дону – шутейный, знай,  мол,  свое место.
 Но даже несильный удар,  колоколом громыхнул в голове.
«Да попал  ты Ваше благородие, для начала попытают, а потом в Румынию, на органы. В  рукопашную,  бесполезно, лицо  в крови,  да и штормит после сотряса капитально, но ладно, суки, поиграем».
 Прапорщик, старшина 1-ой батареи, еще на срочной службе заметил мою природную изворотливость, патрон у меня  стволе, дослан.
 « А за касочку, что приучили носить – большое спасибо, товарищ старший прапорщик».
 Перед глазами начали кружить сначала пятна, потом желтый фон.
 Даже молчаливый, второй диверсант начал желтеть как китаец, хоть и был поначалу типичным черноволосым закавказцем.
 «Надо играть, а то отключусь, кровопотеря большая». Потянулся за флягой - «Пить»,  незаметно подтянул за ремень автомат.
 Жадно выпив всю флягу с чаем.

 У Лермонтова, кто то из героев носил при себе золотой, в тулье фуражки, а я зашитую сотенную бумажку, американскую.  «Спасибо товарищ президент, нас уже двое, американский президент. А если на ста рублях, портрет Ельцина напечатают, наверно купюру – алкашкой назовут ».

 Рыжий уткнулся лицом в карту, стратег. Андрей надорвал край воротника,  достал зеленую банкноту и удивленно стал ее осматривать «Пули»? - спросил охранник.
 « Клюнул. Да, мани, бабки,  бабулечки, бабосы.  Пули, кстати – деньги по грузински».
 Кинул скомканную  бумажку  ему под ноги.
 Тот мгновенно  нагнулся ее поднять и упал вперед, прошитый длинной очередью, и  следующими пулями  очередь впилась в бок  рыжей детине.
  Короткая,  вошла в кабину в спину водителю,  россыпью пуль, через заднюю стенку кабины.
 Андрей вжался в борт, машина,  потеряв управление, ушла под откос. По пути зацепив тополь, завалилась на правый борт.
 « Живой».
 С трудом затащил в кузов, выпавших диверсантов, сам обшарил их полностью.
 Чисто. Ни документов, ни бумаг.
 Только у одного,  румынские леи, сигареты,зажигалка, рация на передачу, новенький Стечкин.

 Забрал оружие, набил патронами свой магазин.
В  кабине  взял воды, сухой паек. Сложил все в свой сидор.
 «Шишига на боку лежит, аккумулятор не отсоединили, сейчас бензин потечет и загорится и взорвется».
 Машина вспыхнула от первого щелчка зажигалки.
 «Скоростной режим нарушать нельзя» -  нырнул в  лесополосу, вблизи дороги. Вернулся, наклонившись над рыжим, взмахнул ножом.
  Пройдя пару километров, засыпал свои следы смесью трофейного табака из сигарет и перца из сухих пайков и пошел волком в свою сторону.
Зная, что никакой погони не будет. Просто делая все, по отточенным раннее,  привычкам.

 Вечером, практически у села, почистил свой автомат.
 ПСМ и остальное оружие закопал.
 Мимо своего боевого охранения прополз незаметно.
 Казачки в мелких окопчиках, предательски краснели цигарками, благо табака было богато.
В каждой клуне, на горище.

 В хате,  где стояло на постое его отделение,  в дверях столкнулся с взводным командиром.
 Тот удивился, увидя его живым.
Молча, пропустил  в дом.
 На столе стояло два граненных стакана накрытые краюшками черного хлеба.
« Вот так сегодня, двух потеряли, царство небесное» - перекрестился он. 
« Извини,одного и громче говори, слышу плохо».
 
 Взводный каптерщик, хитрющий казак станицы  Ольгинской, с радости хлопнул его по плечу  и опрокинул поминальный, граненый стакан самогона. « А мы тебя уж не чаяли, то видеть, повезло».

 Андрей сел за стол, выпил пару стаканов сливовой настойки, поводил ложкой по миске с борщом, уснул. Уронив голову на стол.
 Сквозь  сон, он затуманено слышал, как ротный крыл местных особистов.
 « Контузило его, упал в бессознайке в балочке, а оклемался, пехом на хату. Его в больничку надо к лепилам, а ты начальник ему  диверсантов шьешь. Их вертухаи твои натасканные не взяли, а тут пацанчик подрезанный» - крыл казак.
  «Бешеный, так звали, за глаза ротного,рожак, Батайской станицы,  и ходок у него к хозяину – пяток, отмажет,  автомат я не зря чистил » - проваливаясь,  в черную яму сна, подумал Андрей.
Даже на Страшном суде, он бы дал отрицательный ответ, по поводу факта его краткосрочного  пленения.
Чтобы товарищи не считали его  предателем и трусом.

И вот в этот момент, когда карета скорой помощи мчалась по улицам Москвы, воспаленный мозг Андрея Владимировича, от удара, как бы автоматически отбросил его сознание в прошедшее время.
« Как же они меня вычислили,  гады,  и  разгрузку уже содрали»?
 Рукой провел по карману, гранаты не было.
 «Точно на органы везут» - зуммером сверлила мысль.
 « Зарежут как барана».

 Кажущаяся  смертельная опасность сыграла с ним злую шутку.
 Адреналин,   бесконтрольно придававший ему звериную силу, пружинной автомата поднял его с каталки.
 «Меня,  зарезать»?
 Зарычав, словно зверь, собирая силы, ринулся на фельдшера.
 Не сильным, хлестким ударом, он стукнул фельдшера и практически  на ходу, рванул из салона машины. Ударившись об капот проезжающей машины,  резко зигзагами, прихрамывая, ушел в ближайший переулок.

Сколько  пролежал без памяти, никто никогда не узнает.
 Его спасло, то, что  пылу погони забежал в тепловой пункт, брошенной, под снос пятиэтажке и там  вновь потерял  сознание.
 
Сверху шумел большой город, мела метель, буйствовал мороз.
 Рядом с ним, откуда то из трубы, периодически падали капли воды. Они и пробудили  его.
 Как зверь,подполз к луже и долго, долго  пил.
 По запаху  нашел, остатки продуктов, которые остались от местных бомжей.

 Несколько суток так и существовал.
 Скудно питался, пил из  лужи. Как дикий зверь.
 Но самое страшное то,что он не помнил. Ничего не помнил, ни кто он?  Где он живет, где работает, кто его семья? Ни помнил названия городов, улиц, ничего не помнил.
 Пытался, что то сказать, но издавал только мычание. Оставались только звериные  инстинкты, за исключением злости и кровожадности.
Через несколько дней голод выгнал его из берлоги.

  И он остался один на один с мегаполисом, ничем и никем не защищенный.
 Целыми днями он ходил без памяти по улицам.
 Хотел есть – знаками, выпрашивая горький хлеб бродяги, что то мычал под ларьками, чистил снег, разгружал за подаяния  машины.
 Кто то,  жалея кормил, кто то, гнал прочь.
 Ночевал, где придется.
Организм,  словно идя навстречу, перестал практически чувствовать чувство холода, голода.
 Он стремительно худел, его лицо не высказывало никаких эмоций. Только какая - то измученная полу - улыбка блуждала по его лицу.
 Такие же скитальцы, как и он, отдали  ему шапку, шарф, валенки.
 Так он и бродил, еле плетя ногами, без перспективы быть найденным и опознанным.

 По ночам во сне, вспыхивали отдельные видения, как бы короткими  файлами шли, ничего ему не говорящие снимки домов, городов, улиц.
 Первое время снимки были черно - белые, потом цветные, проскакивали секундные ролики.
 Но все как в немом кино, без звука и самое главное, без людей.
 Словно человечество за грехи его или свои, решило оградить от лишних контактов. Или природа мозга бережно охраняла его психику, давая хоть ночью обезопасить его от воздействия людей.

 Только одна надпись, с постоянной периодичностью, врезалась ему  в каждое ведение. « Ростов, Ростов, Ростов».
Читать он не мог, поэтому, что это - «Ростов», он не знал и не понимал.
 Только сердце начинало взволнованно  биться.
 Он вскакивал, что то мычал и махал руками.
Не осознанно как бы понимая, что это единственный шанс на его спасение.

 Однажды случайно оказавшись на погрузке багажа на Казанском вокзале. Он из последних сил, подтаскивая тяжеленные тюки к краю борта машины,    устало поднял глаза и увидел знакомую надпись - «Ростов».
 Фирменный поезд Москва – Ростов, отходил  от платформы Казанского вокзала.

 Он рванулся из всех сил за поездом, пытаясь ухватиться за проходяшие вагоны.
 Падал, вставал, снова падал, бежал.
 Сытые люди в вагонах весело смеялись, наблюдая за происходящим, не зная, что происходит на самом деле.
 Вокзальные охранники   молодецки крестили его дубинками, а когда падал, норовили зацепить ногой в лицо.
Поезд уходил, наконец, плавно за поворотом скрылся его последний вагон.

 Старик упал на колени и неожиданно,  хрипло завыл.
 Что - то тоскливо печальное, волчье, леденящее кровь было в этих звуках.
 Толстые охранники продолжили истязание страдальца.
 
 Подбежавший полицейский прекратил избиение старика. Сам с удовольствием съездив дубинкой по жирной морде охранника.
Будучи по природе – кадровым военным, он и в полицию, попал благодаря очередному сокращению армии.
 Хронически не переваривая подобные методы.
 Мучительно больно перенося и эту должность и эту, к сожалению грязную, но необходимую работу.
Приходя с дежурства, он долго, ожесточенно мылся под душем. Словно пытаясь вытравить,  не только запах, но и воспоминание о работе.

  Когда все стихло, скитальцы подняли избитого, положили на дерюжку и понесли, куда - то в подземелье.
 На его измазанном кровью лице, впервые за долгие месяцы текли слезы радости. Он  улыбался полной открытой улыбкой.

 Продолжение следует.

Москва. Станция Щелковская.