Суламифь

СУЛАМИФЬ

1

Молодой Аполлон, с томным взором очаровательных глаз, всматривался в незнакомое пространство, стоя в нерешительности у открытой двери ведущий в зал архитектурного бюро. Здесь кипела работа, и никто не обратил внимания на очередного посетителя. Их бывало здесь много, к чему уже привыкли. Архитекторы были в цене, а местные особенно. Пройдя к ближайшему столу, Аполлон робко спросил, обращаясь к группе увлечённо о чём-то спорящих:
– Скажите, пожалуйста, где можно найти Суламифь Византи?
Спорящие тотчас повернулись к вопрошающему, после чего наступила короткая пауза. Новое лицо заметно заинтересовало увлечённых работой зодчих.
– Пройдите вот туда, – показал рукой седовласый мужчина, после чего громко произнёс в ту же сторону:
– Суламифь, к тебе клиент!
– Спасибо, спасибо! – извиняющим тоном произнёс будущий клиент и начал пробираться через весь зал к указанному месту. Никто по-прежнему не обращал на него внимания, увлечённые делами и, видимо, рабочей дисциплиной архитектурного бюро.
– Вы ко мне? – остановил его приятный голос.
– Да, Суламифь Львовна, да, – замер Аполлон, безмолвно наслаждаясь красотой и обаянием той, к которой пришёл.
– Вы от Константина Аркадьевича, да? – спросила она.
– Нет, нет, – ожил снова Аполлон, – я направлен к вам на производственную практику, вот…
– А! Припоминаю, был такой разговор на Совете. Так это значит вы? Очень хорошо! Проходите и садитесь. Будем знакомиться. – Суламифь ещё раз внимательно посмотрела на молодого человека. Её взгляд таил любопытство этим существом, в котором была некоторая необычность. Тот, ещё более смутившись от этого безмолвного вопроса, представился:
– Феликс Аквин. Хотелось бы поучаствовать в интересном деле. Хорошо бы в «Иноиде». – Он умолк в ожидании.

– О! Вы и об этом осведомлены? В Совете не дремлют. А почему именно этой теме? – Суламифь ждала ответа.
– Свежесть замысла и красота архитектурной формы, – несколько подумав начал Феликс, – своеобразное решение эстетической доминанты исторического места, – и после паузы, – и вы, чьи работы я внимательно изучал. Они мне нравятся. – Феликс осёкся и посмотрел снова на Суламифь.
– Ну, ну продолжайте, – улыбнулась она. Этот молодой человек ей явно нравился. Красивый, молодой Апполон, – подумала она. И, видимо, знает, чего хочет в профессии.
– Хочу поработать в вашем проекте. Готов делать всё, – и поправившись, – всё, что умею.
– А что вы умеете? – подхватила Суламифь, и в ожидании ответа, заинтересованно посмотрела в глаза Феликса.
Тот слегка смутился. Вопрос был задан прямо и требовал, видимо, такого же прямого ответа.
– Всё, что может уметь дипломник архитектурного факультета, – Феликс сделал паузу, снова посмотрел на Суламифь и добавил, – и чуть больше.
Суламифь показалось, что некоторое волнение мешает её собеседнику, и она неожиданно переменила тему разговора:
– Вы обедали? Хотите, продолжим беседу в нашей столовой? Рекомендую, тем более, что уже настало обеденное время. Идёт?
– Да, с удовольствием! – обрадовано подхватил Феликс.
– Оставьте вашу папку здесь, – Суламифь показала на свой стол. – Потом посмотрим на эскизы. Вы ведь принесли их? Верно?
– Да, да. Оцените, пожалуйста, мои опусы. Я старался.
– Непременно, Феликс, но только после обеда, – и Суламифь решительно направилась к выходу. Феликс поспешно последовал за ней.

В гулком зале столовой царила атмосфера сборища знакомцев, пришедших не только на трапезу, а главное, на приятное общение с коллегами по профессиональному цеху.
– Суламифь! Ау! Я здесь, – подняв руку, приглашала к себе в небольшую очередь экстравагантная дама.
– Изольда, я не одна, прости, – отреагировала Суламифь.
– Прощаю! И жду тебя с этим милым юнцом, – улыбалась Изольда под взглядами соседей по очереди, безмолвно ожидавших продолжение импровизированного спектакля.
– Другой раз, подруга, – продолжила Суламифь, – у нас профессиональная беседа, тебе будет не интересно.
– А! Тогда подробности позже, – не сдавалась Изольда.
Заняли столик в углу зала у витража. Суламифь по-хозяйски распоряжалась сервировкой, и сама пошла за приборами, которые они забыли захватить.
– А что это вы, Феликс, так скромно! У вас диета? Да?
– Нет, нет! Просто не хочется. Я почти сыт.
– Понимаю, понимаю, – улыбнулась Суламифь, – не хотели оставить меня одну в этом обеденном зале?
– Да. И мне разговор с вами важен.
– О чём будем говорить, Феликс?
– Спрашивайте! Буду честен в ответах.
– Почему пришли ко мне? Откуда узнали о «Иноиде»? Да вы кушайте, вопросы подождут, – прервала Суламифь беседу. После недолгой паузы, снова вернулись к интересующим Суламифь вопросам. Феликс отвечал с некоторым волнением в голосе, но, как понимала Суламифь, правдиво.
– Да я смотрю, вы просто всё знаете обо мне. И не только мои работы. Я права?
– Да, вы мне интересны. Я давно знаком с вами, простите. Впервые я увидел вас на архитектурном Совете, в институте, в прошлом году. Вы резко критиковали проект застройки Южной Поймы. Мне понравилось ваше выступление, – Феликс сделал паузу, посмотрел на Суламифь и продолжил, глядя ей прямо в глаза, – и вы!
Суламифь, выдержав взгляд Феликса, сделала паузу. «А этот мальчик не прост!» – подумала она. – «Вот как откровенен, спеша признаться в своих чувствах», – стремительно бежала мысль Суламифи. – «И что тут главное? Как непосредственен, откровенен. А как красив, ну просто молодой Апполон! И я, потерявшая чувство меры, слушая его невольное признание. Да, да! Приятное, но…»

– А что же я? – Суламифь ждала, уже жалея о своей реплике, разрушившей, как ей показалось, всю непосредственность общения.
– Мне кажется, – Феликс говорил медленно, естественное волнение постепенно выходило наружу, щёки порозовели, но глаза продолжали смотреть на Суламифь, – вы и сами всё видите и понимаете. Простите меня за откровенность. Сейчас мне важна только архитектура. Я надеюсь многому научиться у вас.
«Пора было кончать разговор, оказавшийся столь откровенным и совершенно далёким от суетливой обстановки столового зала», – подумала Суламифь.
– Предлагаю вернуться в лоно архитектуры, Феликс. Вы не возражаете?
– О, нет, нет! Я готов.
– Тогда вперёд! – воскликнула Суламифь и направилась к выходу. Феликс последовал за ней.
Эскизы, принесённые Феликсом, понравились Суламифи. Чувствовалось хорошая подготовка, полёт фантазии и вкус. Однако, понимая, что прокрустово ложе практики строительства требует порой необходимой эклектичности предмета, Суламифь прошлась лёгким критическим анализом по каждой из работ.
– Я понимаю, что вы правы, – отреагировал Феликс, – и рад буду поработать с вами.
– Вот и хорошо! Жду вас, Феликс завтра с утром. Вот будет ваше место, – указала Суламифь на крайний у окна стол. Компьютер и плоттер вам знакомы?
– Да, конечно, – быстро ответил Феликс.
– Вот и славно! До завтра! – улыбнулась Суламифь и после паузы продолжила, – Вы мне тоже понравились. Мне импонирует ваша искренность, желание расширить знания в архитектурном ремесле и смелость признания. Весьма откровенного и, как вы понимаете, приятного для слуха любой женщины. Если это не игра, то весьма похвально! Однако, хочу вас огорчить: архитектура очень глубокий предмет с огромными историческими корнями. Будет нелегко! Но интересно. Вот так, Феликс Аквин. У вас есть время подумать.

– Я уже решил, буду подмастерьем у вас, Суламифь Византи, – улыбаясь обезоруживающей улыбкой, воскликнул Феликс.
– До завтра, – попрощалась Суламифь, и Феликс покинул пространство мастерской.
Вторая половина дня не ладилась. Визит молодого человека оставил какое-то смутное волнение, объяснить которое Суламифь не могла. Что-то произошло, но что это было – не понятно. Вроде бы ничего особенного, но мысли не оставляли Суламифь. Что? Ожил мобильник. Суламифь вздрогнула и вернулась в действительность.
– Мамочка! – услышала она голос дочери.
– Да, да, Наташка! Что стряслось?
– А ты, что такая? А?
– Какая, Наташа? Что ты? Говори.
– Ты обещала сегодня прийти рано, мамуля, мы ведь собрались на выставку.
– О, да! Совсем забыла. Приду, приду. Постарайся сделать все уроки. Идёт?
– Постараюсь, мамочка, жду, целую тебя!
– И я, родная! Всё.
Суламифь вспомнила о фотовыставке работ, участвующих в Венецианской Биеннале, которая была развёрнута в доме Архитектора в Гранатном переулке. «Интересно, как выглядит вся экспозиция? Вписалась ли тема «Иноиды» в общую канву экспозиции? И как всё это выглядит?» – Появившийся интерес к конкретному предмету и обещание дочери, вернули уверенность и целеустремленность Суламифь.
– Галина Юрьевна, – обратилась Суламифь к руководителю архитектурной бригады мастерской, – заканчиваете планшет без меня. Завтра обсудим детали, а я побежала в дом Архитектора. Надо посмотреть и оценить окончательный вариант экспозиции биеннале.
– Хорошо, хорошо! Идите, Суламифь Львовна, до завтра!
Суламифь направилась в лифтовый холл.
В доме Архитектора, поднявшись на второй этаж, в экспозиционный зал, Суламифь увидела, что в зале группа серьёзных мужчин, видимо чиновников, с интересом и вниманием слушают Председателя архитектурного Совета. Тот подробно рассказывал об экспозиции, её архитектурном решении, основных задачах и путях их решения. Служители дома деликатно просили посетителей повременить. Идёт совещание с руководителями Строительного Комплекса.

– Мамуля! Да это же папа! – шепотом произнесла Наташа.
–Да, доченька! Папа. Но он сейчас занят. Зайдём в буфет, ты наверно голодна, – и Суламифь увлекла Наташу в буфет. Пили кофе с бутербродами.
– А папа сегодня придёт? – спросила Наташа.
– Не знаю. Видишь, как он занят: то заседание, то выставка, то работа в мастерской…
– А можно я подойду к нему сейчас?
– Сейчас нельзя. Он занят, – нехотя ответила Суламифь.
– Мамуля! Вы что, поссорились?
– Ты это о чём, дитя?
– Я уже не дитя, мамуля. Вижу сама. И нечего меня обманывать.
– Перестань, прошу тебя, – вспылила Суламифь, – лучше допивай свой кофе, и пойдём в зал.
Так и сделали. Подойдя снова к залу, встретили группу чиновников, выходящую из зала и обсуждающую экспозицию. Группу замыкал Председатель архитектурного Совета – Византи Константин Аркадьевич. Увидев Суламифь и Наташу, он отстал от группы и подошёл к ним.
– Рад вас видеть! Вот, обсуждали с руководством экспозицию. Думаю, что всё прошло хорошо. Много лестного было сказано о твоей «Иноиде», Суламифь…
– Папуля! А ты сегодня придёшь домой? – вдруг выпалила Наташа.
– Постараюсь, если дела не задержат, – отвечал Константин Аркадьевич, смотря на Суламифь.
– Так ты постарайся, пожалуйста, папа, – уже с вызовом попросила Наташа.
– Наташа! Как ты разговариваешь с отцом! – вмешалась Суламифь, – марш в зал.
Наташа побежала к экспозиции.
– Костя! Она ещё ребёнок, прости её, – Суламифь смотрела на мужа. – А ты уже большой мальчик, – с иронией продолжала Суламифь. Прими решение. Не смеши публику. Не унижай меня и нашу семью. Надеюсь, ты понял меня? Будь здоров! – и Суламифь поспешила к Наташе.

Молчали, возвращаясь, домой.
«Как объяснить дочери поведение отца? Что чувствует её незащищённая юная душа, уже понимающая, что что-то происходит в семье, происходит что-то необычное, ещё не осознанное ею до конца… А я, – продолжала думать Суламифь, – каково мне? И стыдно, и больно. Разрушен покой благополучной семьи, разрушен окончательно. Боже, боже! Как это случилось? Ведь была любовь, была отличная семья. И вот, всё пропало безвозвратно. Ах, Костя! Что ты сделал со всеми нами. Вот к чему привела твоя необузданная страсть! Это как болезнь, стремительная и всё разрушающая. Как стыдно и больно! Хорошо, что есть любимое занятие, работа, друзья. И, конечно, любимая дочь, мое дорогое существо!» – Суламифь посмотрела на Наташу и взяла её ладошку. Та, поняв порыв матери, припала к её руке, заглядывая ей в глаза.
– Всё будет хорошо, моё дитя! – прошептала Суламифь и улыбнулась.
– Я тебя люблю, мама, – ответила ей Наташа.
Это тёплое признание дочери изменило как-то сразу настроение Суламифи. Она вдруг вспомнила почему-то этого необычного молодого человека, пришедшего к ней на практику, его признания и улыбнулась.
– Вот! Ты совсем другая! Я тебя люблю, когда ты улыбаешься, мамуля! – весело заметила Наташа.
– Всё хорошо, моя родная! – снова промолвила Суламифь и крепче сжала ладонь дочери.

2

Константин Аркадьевич Византи пребывал в блаженном состоянии удачливого победителя. Долгое упорство его очередной аспирантки, с такой независимостью и холодностью к его мужским притязаниям, длившееся уже вот второй месяц было сломлено. Да, время делало своё дело, и скорая защита требовала от соискателя приятия решения. Оно, разумеется, было принято в интересах шефа, обещавшего всё. Что, впрочем, было правдой и подтверждалось не раз. Авторитет академика в архитектурных кругах творческого Союза был высок. Да и вес профессионала внушал уважение. Действительный член Академии, Архитектуры, лауреат, практикующий зодчий, руководитель целого направления, директор института, жесткий руководитель и … любитель молоденьких женщин. Устоять от соблазна сил уже не было. Это, как занятная игра, убеждал себя удачливый охотник до удовольствий. Но его нирвану прервал вопрос, заданный цинично с прямотой налогового инспектора, прозвучавший из этих милых ему уст прелестницы:
– Надеюсь, что я теперь могу не беспокоиться о результате? Долги погашены?
– Ты о чём это? – опомнился академик и посмотрел на обольстительницу внимательным взглядом.
– О защите, Константин Аркадьевич, – откликнулась она в ожидании утвердительного ответа.
– Боже, какая проза! Ты вот только сейчас отдавалась с пламенем в крови, страстно требуя всех моих сил. И я отдавал их, бескорыстно. А как трепетала, а?
– Это потому, что вы классный любовник.
– А почему сопротивлялась столь долго? Нет, вы молоденькие такие неопытные в этом. Конечно, будет тебе степень, пустое. У тебя есть более ценное богатство. Молодость и темперамент. Это не купишь. Поверь, я в этом кое-что понимаю.
– Да, наслышана, – бросила реплику партнёрша.
– О чём? Злые языки, зависть и глупость, не более. – Константин Аркадьевич посмотрел на часы. Было уже около одиннадцати часов. В двенадцать начиналось совещание в строительном министерстве.

– Пара, красавица. Давай собираться. Утро сегодня удалось. Явно удалось!
Молодая стать тотчас упорхнула в ванную, спрятавшись за дверью, шумом воды и заботами о макияже.
– Хороша птичка! – промолвил Константин Аркадьевич и, покинув ложе любви, подошёл к окну. Машина, которую он отпустил ещё с утра, была на месте. «Боже, пора ехать на совещание», – подумал он. – «А как было хорошо. Жаль, что кончается всё так быстро».
Появившаяся из ванной комнаты молодая женщина была элегантна в своём наряде, причёске и с хорошо нарисованными тенями.
– Ты  восхитительна! Какая метаморфоза, – удивленно воскликнул Константин Аркадьевич и, не стесняясь своей наготы, прошёл в ванную комнату.
Мастерская зодчего, затерявшаяся в переулках Арбата, была последнее время интимным местом встречи мастера. Нет, не с Музой, а с жрицами страсти, такой непреодолимой и властной. И уже на широком архитектурном Совете и даже открывая его, Константин Аркадьевич ещё не мог забыть утреннее свидание.
– А что думает наш председатель Совета об этом предмете? – вдруг дошёл до Константина Аркадьевича неожиданный вопрос, обращённый к нему.
– Разумеется, – отреагировал он, вставая, и сделал паузу. Присутствующие заинтересованно притихли. – Вопрос архитектурной доминанты данной площади весьма важен, – продолжал он, уже войдя в канву прений, – конечно, пространственное восприятие целого комплекса совершенно не статично. Здесь важна игра воображения, диктуемая соотношениями объёмов, шагом теней и визуальным решением комплексности архитектурного предмета. Разумеется, приём позволяет наиболее полно раскрыть характер пространства, однако следует ещё поработать над деталями. Архитектура скрывается в деталях, что важно знать всегда.

Заседание архитектурного Совета завершилось через полтора часа обтекаемой формулировкой. Все остались довольны. Проект не был отклонён. Константин Аркадьевич поспешил в приёмную министра строительства, где у него была назначена встреча. Решался важный вопрос расширения географии типового строительства, и мнение председателя архитектурного Совета было определяющим.
Когда, уже вечером, Константин Аркадьевич вернулся к себе в институт, его секретарь доложила ему, что несколько раз звонили из архитектурной мастерской по поводу возникших вопросов.
– Кто звонил? – спросил Константин Аркадьевич.
– Ваш зам. Был очень взволнован чем-то.
– Чем, не знаете?
– Нет, Константин Аркадьевич.
– Хорошо! Соедините меня с ним. – Секретарь оперативно исполнила просьбу шефа.
– Семён Львович, что случилось? – Константин Аркадьевич ждал, – ну не томи, что?
– Константин, беда! – действительно беда, подумал Константин Аркадьевич, если его заместитель по мастерской обратился к нему по имени.
– Конкретно, что?
– Заболел Полиэктов. Увезли на «Скорой», что-то серьёзное.
– А что именно? – спросил Константин Аркадьевич.
– Ну, я же говорю, серьёзное! Биеннале горит! Понял?
– Понял, понял! Да, задача серьёзная. Времени осталось почти пшик, и вот такое.
– Кто теперь возглавит нашу экспозицию? – продолжал взволнованный Семён Львович.
– Ладно, Семён, буду думать. Ты скажи, материалы готовы? Что с «Иноидой»?
– Готовы, готовы! И последние эскизы сегодня пришли. Баннеры, что надо, класс! Будем отправлять.

– Хорошо! До завтра. Будь здоров! – и Константин Аркадьевич положил трубку, углубился в кресло и задумался.
Мысли Константина Аркадьевича были сейчас далеки от случившегося, далеки от его многочисленных профессиональных дел, задач, решений и, вообще, от архитектуры. Почему-то он думал о семье, атмосфере уже давно возникшей в ней, о том, что причиной всего этого является он сам и  о главном – о Суламифи. Конечно, представлять нашу экспозицию на Венецианской биеннале по праву должна была она. Её «Иноида» главное и самое ценное в экспозиции. Но он не решился принять её кандидатуру из-за  понятной причины. Она – его жена. Правда, семейные отношения были уже совсем не радужные, но этого никто не знал. Или догадывались, но молчали, в ожидании, а что будет дальше? «Да, да, – подумал Константин Аркадьевич, именно второе! Сам виноват. Ну, что тут поделаешь, грешен. Но каково Суламифи? А что думает дочка? Боже, боже, стыд-то какой».
Так думал Константин Аркадьевич в минуты трезвого взгляда на обстоятельства. И, более того, говорил себе, что всё, пора заканчивать эту пагубную страсть. Поговорить с женой, просить прощения, каяться и обещать измениться, только бы вернуть прежнюю жизнь.
Теперь, из-за этого случая, в Венецию поедет Суламифь. Так решил Константин Аркадьевич. И это справедливо, подумал он.
Удивление семьи встретил приход Константина Аркадьевича домой.
– Как, ты сегодня не в мастерской? – иронично поинтересовалась Суламифь. Это для нас сюрприз!
– Ну, зачем ты так, Суламифь? Ты же знаешь, много дел было. Тем более, что случилось непредвиденное.
– А, вот она причина твоего появления, – подхватила Суламифь. – Ну, слава богу, хоть это позволит Наташе увидеть редкое явление в доме – отца.
– Ты напрасно, Суламифь, метаешь стрелы. У меня совершенно мирные намерения, – начал, было, Константин Аркадьевич, но его остановил вопрос четырнадцатилетней дочери:
– Папуль! А у тебя другой дом? Да? И семья? Мы тебя видим раз в неделю. Скажи?
– Наташа! Не смей так разговаривать с отцом, – парировала вопрос дочери Суламифь. Иди к себе в комнату сейчас же. – Дочь, надув губки, исчезла.
– Ты же знаешь, как бескомпромиссны дети в этом возрасте. Прости её, – обратилась Суламифь к мужу.
– Не надо! Она права. Мне так стыдно, Суламифь.
– Костя! Не начинай этих лживых признаний. Вот так, походя, в прихожей родного дома. Я им не верю. Всё. Идём ужинать, – решительно произнесла Суламифь и пошла на кухню.

Ужинали уж очень поздним ужином, вдвоём, в основном молчали, каждый думал о своём.
– Я постелю тебе в кабинете, на диване, – промолвила Суламифь.
– Подожди о сне, – задумчиво произнёс Константин Аркадьевич.
– Это ты о чём? А? – удивилась Суламифь.
– У меня к тебе серьёзный разговор, Суламифь.
– Ну, это уже слишком, Костя! Неужели снова объяснения? Избавь меня от этого театра, – возразила Суламифь.
– Нет! Вопрос серьёзен. Впрочем, что это я! Прости. Что может быть серьёзнее наших взаимоотношений, так испорченных мною. Но сейчас я о другом. Тебе придётся возглавить нашу экспозицию в Венеции, на биеннале.
– Ты что? Это шутка?
– Нет, это правда. И прошу тебя согласиться в наших общих интересах архитектурного дела. Полиэктов заболел, твоя тема «Иноида» центральная в экспозиции. Так что это вполне реальный факт.
– Но я совершенно не готова. И к тому же осталось меньше месяца. Я не успею даже подготовиться.
– Брось! Тебе ли готовиться! Возьмёшь помощника и, верю, справишься со всем. Материалы готовы, проверь всё у Семёна Львовича, он педант, ничего не пропустит, паспорт у тебя будет в порядке. Его мои помощники сделают за три дня. Я обещаю тебе, что буду в семье, и Наташа будет под присмотром. И это всего месяц, не более. Соглашайся.
– Весьма убедительно, Костя. Я подумаю.
– Несколько дней, Суламифь. Я ещё должен многое решить в верхах.
– Хорошо. Идём спать.

Суламифь ещё долго не могла заснуть, понимая, что командировка в Венецию решённый факт. Весьма неожиданный, но, что тут скрывать, интересный и, разумеется, ответственный. Вот только бы успеть познакомиться с деталями этого мероприятия. Конечно, главным было – это «Иноида», её комплексный проект, одобренный комиссией. Волнение долго не проходило. Вспомнилось всё: жаркие споры, долгое утверждение, зависть товарищей по цеху, многочисленные замечания, которые игнорировать не стоило. Но и приятные минуты профессионального товарищества. Всё-таки добрых друзей было гораздо больше, и они радовались её успеху. А Константин ходил, как победитель, гордясь этой победой жены. Тем более, что выдержал свой нейтралитет на всех уровнях рассматривания проекта. Жаль вот, – подумала вдруг Суламифь, – что разрушена семья, что ушла та сумасшедшая любовь и что сейчас, в кабинете совершенно чужой человек, так легко и безрассудно разбивший хрустальную вазу их любви. «Что же ты наделал, Константин?» Сон, наконец, сморил страдающую душу Суламифи.
Председатель строительного комитета встретил Константина Аркадьевича дружеским приветствием:
– Рад, рад тебя видеть, Константин. Хорошо, что зашёл. – Они дружески обнялись. – Садись, хочешь выпить?
– О, нет, нет! Я по делу, Володя. Понимаешь, заболел Полиэктов, хочу поручить его роль в Венеции Суламифи.
– Да! А почему ей, Костя? Впрочем, как я знаю, в экспозиции её работы доминируют. Верно?
– Верно, верно, Володя. Помоги с документами. Времени уже почти нет. Подтолкни официальную часть.
– Нет проблем. Готовь материалы, сделаем.
– Спасибо! Я надеюсь на тебя, – Константин Аркадьевич посмотрел в глаза Председателя.
– Не волнуйся. Я думаю, через неделю документы будут. Ты лучше скажи, как там с площадкой под комплекс, о котором мы говорили в прошлый раз, – подошёл к интересующей его теме Председатель. – Инвестор уже вибрирует, понимаешь?
– Вполне. На ближайшем Совете по архитектуре рассмотрим и примем положительное решение, Володя.
– Ты, Костя, не тяни! За этим делом стоят большие люди, огромные инвестиции. Ты меня понимаешь? Да и твой интерес велик. Я надеюсь на тебя.
– Сделаю, дай дней десять с оформлением решения.
– Отлично! Ну, заходи, если что. Прости, спешу в Правительство с докладом.
Константин Аркадьевич поспешил из помпезного кабинета Председателя.

3

В начале следующей недели, в середине дня, когда Суламифь знакомила Феликса с последними планировочными решениями проектируемого комплекса новой застройки и уточняла специфику изменений для работы на плоттере, в мастерской появился директор института. Константин Аркадьевич поприветствовал всех и, широко улыбаясь, подошёл к каждому, пожимая руки и интересуясь делами. Общительность Мастера была хорошо известна, как и его демократичность в коллективе. Обход рабочих мест Константин Аркадьевич завершил у стола, где работала Суламифь.
– Привет! Я надеюсь, ты решила? – начал он с главного вопроса, интересовавшего его.
– Здравствуй Константин, – поздоровалась Суламифь. – Думаю это не главная причина твоего появления в мастерской?
– Напротив! Представь себе – главная! Уже нет времени на оформление документов. Рожай! А домашние заботы я беру, как и обещал, на себя.
В это время к ним подошёл Феликс, у которого возник очередной вопрос.
– Вот, познакомься. Мой практикант, – обратилась Суламифь к Константину Аркадьевичу.
– Византи, – протянул руку Константин Аркадьевич.
– Феликс Аквин, – пожал руку Феликс. – Очень рад знакомству.
– Как осваиваетесь в коллективе? Всё ли понятно? Впрочем, думаю, что излишне спрашивать об этом. Знаю, что люди в мастерской отличные специалисты, а руководитель и подавно.
– Да! Мне очень нравиться здесь. Много интересного и нового, – отвечал Феликс, с интересом взирал на Константина Аркадьевича.
– Константин, – продолжила разговор Суламифь, – если я соглашусь, то мне нужен будет помощник на время командировки, – Суламифь ждала реакции Константина Аркадьевича.

– Нет проблем! Выбирай любого, разумеется, без ущерба для работы мастерской. Сдача вашего проекта в срок очень важна для института. Ты и сама это хорошо понимаешь.
– Тогда разреши предложить вот этого молодого человека, – Суламифь обратилась к Феликсу, – я думаю, вы будете не против?
–  Нет! Конечно, нет! А о чём речь? – удивился Феликс.
– Потом, потом, – поспешила Суламифь, – ну так как же, Константин?
Константин Аркадьевич уже более внимательно посмотрел на Феликса. В его глазах вспыхнул необычный интерес, пауза длилась и длилась.
«Молод, красив, такой вот любимчик дам, видимо, нравится Суламифи, да, брат, ты сам создал эту ситуацию. Вот и получай. А Суламифь-то! Ну и правильно, сам виноват…». Промелькнувшая мысль полностью испортила настроение Константина Аркадьевича.
– Тебе виднее, Суламифь, – отрезал он, – так я жду тебя через час. Не опаздывай! Всё, – и поспешил из мастерской.
Появление в окружении Суламифь этого молодого человека, к которому, как показалось Константину Аркадьевичу, она проявляла интерес, и может быть, и сама выбрала его в практиканты, явно укололо его самолюбие. «А она права! Это я дал ей повод», – нервно думал Константин Аркадьевич. «Но как это всё-таки обидно, однако, спешила следующая мысль. Моя жена и чужой человек, явно симпатичный ей. А может быть, я просто ревную, а? Да, точно. Моя жена! Нет, она не позволит! И тут же: а почему? Боже, что это со мной? Нет, нет! Вот придёт, спрошу прямо», – подумал Константин Аркадьевич.

Однако Суламифь не пришла. Она позвонила поздно вечером:
– Мне было трудно принять решение, Константин. Причин много, но я, понимая важность мероприятия, согласна. Но не более трёх, четырёх недель, на время открытия и первых профессиональных встреч со специалистами. Вот. Но и ты должен сдержать обещание быть с Наташей в это время.
– Хорошо, Суламифь. Спасибо, что выручила. А этого парня тоже оформить? – спросил Константин Аркадьевич.
– Да, одна не справлюсь, нужен помощник.
– Хорошо. Пришли его анкету. Всё. Жду.
На этом разговор закончился. Константин Аркадьевич ещё долго ходил по мастерской, и грустные мысли не покидали его. «Боже, как холодна стала Суламифь», – думал он. И тут же – «сам виноват! Прекратить этот кобеляж, попросить прощения, если нужно валяться в ногах. О нет! Не получиться у тебя, Константин», – горестно улыбнулся он, продолжая мучительное самокопание. И только тяжёлый сон прервал это откровение души.
Состоявшийся утром следующего дня разговор с Феликсом был для Суламифи не из лёгких. Приняв, после мучительных сомнений, решение участвовать в Венецианской биеннале в последние дни перед открытием, она не успела сообщить Феликсу его роль в этом мероприятии.
– Надеюсь, что вы не откажете мне в некоторой необычной просьбе, – обратилась она к Феликсу.
– Разумеется, не откажу, – улыбнулся Феликс в ожидании самой просьбы.
– Погодите, погодите! Я хочу предложить вам поездку на биеннале, в Венецию, в качестве моего помощника, думаю недели на три, возможно на четыре, – Суламифь замолчала, с интересом ожидая реакции Феликса.
– А я смогу? Это для меня несколько неожиданно. Но я буду стараться. Познакомьте меня более подробно с этой проблемой. А когда надо выезжать? – голос Феликса выдавал его волнение, но интерес был выше.

– У нас есть ещё полторы недели. За это время я введу вас в курс дела. Но предупреждаю, что вы можете отказаться, – добавила Суламифь.
– Ни в коем случае! – выпалил Феликс.
– Ваше рвение похвально, Феликс, но я предупреждаю вас: будет очень много организационной работы, рутины экспозиционного плана, импровизаций на месте и неопределённости в поведении публики. Впрочем, всего не предусмотришь.
– Я понимаю вас! Но Венеция! Это всё окупает! Просто подарок! – воскликнул Феликс. – И вы рядом! – добавил он, глядя в глаза Суламифь.
– Вы просто романтик, Феликс! Это, как я догадываюсь, ваше согласие?
– О, да! Я вам так благодарен! – душа Феликса ликовала.
Последние дни перед поездкой прошли в суете, организационных решениях различных вопросов, сбору некоторых дополнительных материалов, отправки их спецрейсом и многочисленными согласованиями в различных инстанциях. Краткая передышка наступила только в салоне Боинга, летевшего в Венецию.
Суламифь продолжала думать о Наташе, о том, как там она справиться одна в школе и дома. О Константине, о случившемся в её семье, о многом, что так волновало её.
Феликс был увлечён видами Альпийских вершин, проплывавшими внизу, и блаженная улыбка не сходила с его лица.
Аэропорт «Марко Поло» привычно принял лайнер. Когда формальности были уже выполнены, Суламифь и Феликс ждали свои чемоданы в багажной секции.
– Поздравляю вас, Феликс! Вы в Венеции, – улыбаясь произнесла Суламифь слегка растерявшемуся спутнику.
– Спасибо! Да, вижу, что это не сон, – ответил Феликс.
У выхода из здания аэропорта их встретила бойкая итальянка.
– Вы из Москвы? Да? Грацио! Я ваш гид на сегодня. Приветствую вас в нашем городе, прекрасной Венеции. Меня зовут Лиана. Лиана Мистелли. Биеннали ждёт вас. Успехов вам!

Лиана не умолкала. Она предложила проделать путь дальше, до гостиницы на катере.
– О! Это будет сказочное зрелище! Вам понравится.
Такси, взятое в аэропорту, довезло их до небольшой пристани. Знакомство с Венецией с воды было ля Феликса фантастическим действом! Широкие просторы лагуны плавно переходили в очаровательные водные улицы, обрамленные великолепными и величественными зданиями, как бы плывущими по волшебной глади. Архитектурное пиршество поражало своей необузданной фантазией, а глаз безуспешно пытался остановиться на деталях архитектурных форм. Красочность фасадов смешивалась с их индивидуальностью и неповторимостью. Эффект декоративности и необычности присутствовал везде. Многочисленные катера, лодки и гондолы властвовали легко и свободно среди всего этого великолепия.
Знакомые по многочисленным печатным изданиям дома, храмы, башни возникали внезапно, раскрывая себя для обозрения, и уплывали вдаль, уступая место ещё более интересным и незнакомым. Толпы гуляющих запрудили набережные каналов, площади и редкие улочки. Лёгкие мосты через многочисленные каналы парили с каким-то вызовом, заполонив собой весь этот великолепный город на воде. Всё радовалось жизни.

4

Молодая итальянка, прилично говорившая по-русски и проявлявшая определённые знания в архитектуре, вот уже в третий раз посещает российский павильон. Феликс встречает её, как хорошую знакомую, интересующуюся архитектурными новинками решений современной застройки. В этот раз она не одна, и с очаровательной улыбкой знакомит его со своим спутником:
– Феликс, а это мой папа! – представляет она его. Он тоже поклонник России. – Папа кивает Феликсу, протягивает руку и, пожимая руку Феликса, улыбается.
– О, это чистая правда, юноша, – произносит он, мило коверкая русские слова. При этом его проницательный взгляд не отрывается от Феликса, как бы изучая его.
– Вас интересует что-то конкретное? – спасается Феликс.
– И да, и нет! – отвечает папа, – но вы правильно поняли причину нашего присутствия у вас. Очень интересна экспозиция и не менее общение со специалистами из России.
– Тогда предлагаю пройти в деловой офис экспозиции, – предложил Феликс и увлёк посетителей за собой.
Задав несколько вопросов Феликсу, не переставая с некоторым любопытством смотреть на него, папа вдруг заторопился, сославшись на деловую встречу.
– Бьянка! Пригласи молодого человека к нам. Мне очень хочется похвастаться своей коллекцией картин, – обратился он к дочери.
– Грацио! Обязательно папа, если Феликс примет наше приглашение.
– Надеюсь видеть вас, Феликс, у нас, – с улыбкой произнёс отец Бьянки, поблагодарил за внимание и, попрощавшись, направился из офиса. На прощанье кивнул и произнёс с улыбкой:
– Рад был нашему знакомству! До встречи! Бьянка объяснит, как найти наш дом, – и он направляется к выходу из зала экспозиции.

Подошли к экспозиции «Иноида». Бьянка задавала вопросы, интересовалась подробностями осуществления проекта, но Феликсу было понятно, что основой интереса молодой женщины был он, и только он. Однако, не подавая вида и какого-либо сомнения, он подробно рассказывал о проекте, его истории и перспективах осуществления в натуре. На многое он уже отвечал ранее, но терпеливо продолжал отвечать и сейчас.
«Интересно, – подумал Феликс – когда же Бьянка прейдет к основной, интересующей её теме разговора. И как это произойдёт? Ну, очень интересно!» Но Бьянка, с упорством заинтересованного эксперта от архитектуры продолжала держаться профессиональной темы, бросая выразительные взгляды на Феликса. Тому стоило большого труда держать архитектурную диспозицию и быть серьёзным.

*

Вернувшись в зал экспозиции после доклада на архитектурной секции Гильдии строителей Венеции, Суламифь застала Феликса в обществе молодой итальянки, на вопросы которой он отвечал у стенда «Иноиды». Итальянка бегло говорила по-русски, изредка переходя на итальянский язык, помогая себе выразительными жестами рук.
– А вот это сам автор проекта! – радостно воскликнул Феликс, обращаясь к Суламифи. – Сейчас вы, Бьянка, получите исчерпывающую информацию из первых уст.
Бонджорно, сеньора! Добрый день! – обрадовалась молодая женщина. – Мне так интересно в вашем павильоне. Столько много новинок, истинно российских, – при этом она продолжала смотреть то на Феликса, то на Суламифь.
Я уверена, что вы уже получили много информации, сеньорита, – не скрывая своей иронии, заметила Суламифь. – Наши специалисты отлично знают своё дело. Но если у вас остались ещё вопросы, рада буду ответить на них.
– О, да! Спасибо! Грацио, сеньора! Смею ли я прийти позже, на этой неделе?
– Всегда, пожалуйста, – ответила Суламифь, – мы открыты для всех. Приходите.
– Грацио! До встречи! – ответила итальянка и поспешила к выходу.

Вечером, подводя итоги дня в техническом офисе павильона, Суламифь заметила:
– Я обратила внимание, Феликс, что у стендов, где вы проводите экскурсии и пояснения, бывает  много молодых женщин. Вот сегодня, некая, Бьянка. Я правильно запомнила её имя? Уже была у нас, я права?
– Я как-то не обращал на это внимание, Суламифь Львовна, – ответил серьёзно Феликс. – Но вы правы, Бьянка здесь уже в третий раз. И вопросы её вполне профессиональны.
– Да, да! – подхватила Суламифь. – Вот это-то меня и удивляет. Её взгляды на вас, Феликс, весьма красноречивы. Я, как женщина хорошо её понимаю. Её интерес к вам совершенно очевиден.
– Возможно, но меня это не волнует. Так же, как и приглашение её отца.
– Очень интересно! – с удивлением воскликнула Суламифь, посмотрев в глаза Феликса. – А от чего же это, а? Ну, не смущайтесь. Надеюсь, я не затронула запрещённое?
– Затронули, – твёрдо произнёс Феликс.
Теперь смутилась Суламифь.
– Простите меня, Феликс! Что-то я сегодня не в себе. Простите, ради бога! Я была не права.
– А вы не хотите узнать причину? – Феликс пристально посмотрел в глаза Суламифь.
– Нет! Нет! Я ведь извинилась за свою несдержанность, Феликс, – оправдывалась Суламифь.
Наступила пауза. Суламифь понимала неловкость ситуации. «А как её разрядить?» – думала она.
– Послушайте Феликс, – обратилась она, скрывая смущение. – Давайте поужинаем в этом весьма экзотическом заведении на Большом канале, здесь недалеко? Вы согласны. Ну не отказывайте мне.
– Согласен! – улыбнулся Феликс.
– Вот и хорошо. Неплохое завершение рабочей недели, – заметила, улыбаясь, Суламифь.

*

Большой канал жил своей особой жизнью. Небольшие катера сновали по его широкому простору с многочисленными группами туристов, совершенно завороженных этим мероприятием. Стаи гондол величественно и изящно скользили в своём отражении, и гондольеры, как повелители магического действа, легко направляли эти скорлупки к далёким берегам широкой венецианской лагуны. Упавший вечер сгустил сумерки, которые родили мириады огней, окруживших воды Большого Канала и растворились в его глади. Огни множились в лёгких волнах, и казалось, что рождаются они в глубине этих вод, радуя глаз и согревая пленительную атмосферу этого прекрасного города на воде. Города сказки, восторга и архитектурного великолепия.
Ресторанчик будто бы плыл по чудесным водам. Иллюзия движения была полной.
– Правда, здесь уютно и необычно? – обратилась Суламифь к Феликсу.
– Да-а-а! – Вышел из задумчивости Феликс. – Здесь просто хорошо. Вообще я вам так благодарен за эту поездку в Венецию. Это была моя мечта! Давно. И вот вы её осуществили.
– Я рада этому, Феликс. Увидеть это в начале своей карьеры, архитектурной карьеры – это действительно здорово. Надеюсь, что Венеция сотворит в вашем профессиональном творчестве блестящие страницы. Я это знаю по собственному опыту.
Помолчали, наслаждаясь окружавшей их действительностью.
«Красивый мальчик», – думает Суламифь, смотря на Феликса. «Но, инертен к вниманию этих молодых итальянок, посещающих так часто нашу экспозицию. Их интерес мне понятен. Но вот его поведение совершенно не стандартно. Очень интересно! И спросить как-то неудобно».

Феликс, перехватив серьёзный и заинтересованный взгляд Суламифи, довольно часто останавливающийся на нём, спросил её:
– Вы хотите о чём-то спросить меня?
– О, нет, нет! Это почти личное, хотя и не безынтересна причина.
– Суламифь Львовна! Ну что это за церемонии? Вы столько для меня сделали! – и, повернувшись к воде, – и это всё ваша заслуга, – указал Феликс широким жестом на праздничную иллюминацию, здания вдоль воды и гулящую, шумную публику, очарованную Венецией, – спрашивайте!
– Вам не нравятся итальянские молодые дамы, посещающие так часто нашу экспозицию? – решилась Суламифь.
– Нравятся. Они очаровательны, – тотчас ответил Феликс, – и, сделав паузу, промолвил:
– Мне очень нравитесь вы! Очень, – добавил он.
– Я? – растерялась Суламифь.
– Разве вы не заметили это? – спросил Феликс.
– Ваше внимание трудно не заметить, – Суламифь искала слова, интонацию, в сердцах ругая себя за неудобное положение, которое сама создала.
– Я люблю вас! Совершенно безнадёжно, – добавил Феликс и умолк.
– Феликс! Голубчик! Ну что это вы себе придумали? Это так несерьёзно.
– Разумеется. Я сам понимаю всю потешность положения. Но это чувство к вам выше моих сил. Вот! Спасибо вам, что помогли мне высказать это признание. – Феликс оживился. – Давайте закажем вина! Оно сейчас в самый раз.
– Давайте, давайте! – воспользовалась ситуацией Суламифь и подумала: «Вот так положение! Давно мне не признавались в любви красивые молодые люди». И необычная волна настроения захлестнула её: «Боже! Как это приятно», – аура прекрасного города пленила и её…

…Среди многочисленных разноцветных мерцающих огней, быстрых катеров и стремительных скорлуп, скользящих гондол по глади Большого Канала, затерялась одна старомодная гондола Джакомо Казановы. Давний властелин венецианского пространства, вечный любовник и чародей, страстный любитель весёлой жизни, авантюрист и безбожный насмешник, в который раз был сражён женскими чарами.
Тёрпкое вино интереса возбуждало властно и стремительно.
– Мадам! Неужели вы не верите в мою любовь? Не молчите, я поражён вами, и уже не в силах сдерживать этот восторг!
Великолепная венецианка, закрывая своё лицо вуалью, смеётся. Ей давно известны все слова, которые щедро рассыпает Казанова, и сам верит в них. Это всё, правда! Обольститель искусен, а слух дамы так податлив к его восторгам. Аура влечёт в неизведанное и тайное. А фантазия безудержна…
Видение не исчезает даже после того, как Суламифь, оторвавшись от водной феерии, обращается снова к Феликсу.
– Моё признание не корректно? – спрашивает он.
Суламифь теряется, не зная, что ответить.
– Вы правы! Да, да. Не буду назойливым. Простите, – спешит сам себе ответить Феликс.
– Напротив! Мне приятно ваше чувство, Феликс. Да это было бы приятно любой женщине. Вы молоды, прекрасны… – Признается Суламифь,- Устоять от чар Казановы у неё уже нет сил. – Поцелуйте меня, – вдруг просит Суламифь.
– Нет, нет! Я не смею, – растерялся Феликс.
– Ну, смелее… – с вызовом ждёт Суламифь.

5

*

– Верочка! А Феликс совсем пропал после этой злополучной поездки в Италию, – обращается Тамара Георгиевна к дочери.
– Ну, что ты, мама, – успокаивает её дочь. Ты же знаешь где он.
– Да! И это меня очень тревожит. Что это за женщина? Как она увлекла Феликса! Боже. Что будет дальше? Он совсем ещё ребёнок.
– Мама, перестань. Какой он ребёнок?
– Ребёнок, ребёнок! Дети всегда остаются ими. А это женщина забрала его.
– Перестань, он увлечён ею, – Вера обнимает мать, смотрит ей в глаза, где только испуг и тоска. – Я позвоню ему.
– Ну, нет! Он должен сам, – встрепенулась Тамара Георгиевна. – Он не посмеет бросить нас. Это должно пройти. Я права?
– Конечно, мама! Всё будет хорошо, вот увидишь.
– Ой, дай бог, дай бог.
Но это не прошло. Любовь полностью завладела сердцем Феликса. Юношеский максимализм и безоглядное влечение к Суламифи изменили привычное течение жизни в родительском доме. Сын не вернулся, и только частые телефонные звонки, да редкие свидания пока ещё связывали его с родным домом.
*

– Мама! А Феликс теперь будет жить у нас? – Наташа ждала ответа. Ждала с детской непосредственностью интересующегося подростка.
– Да, моя дорогая! Видишь, как получилось. Папа совсем ушёл… А я вот… – Суламифь с глубоким волнением подыскивала слова ответа. «Как всё это объяснить дочери, когда я ещё и сама не понимаю всего случившегося. Случившегося так быстро и …» – думала она.
– А он теперь мой новый папа? Да? – настаивала Наташа.
– Ну, что ты говоришь! У тебя есть папа. Он тебя любит и никогда не бросит.
– Но вы, же расстались. Как сейчас будет?
– Будет хорошо, дочка! Я люблю Феликса. Он очень хороший. Ты должна подружиться с ним.
– Очень надо! – надула губки Наташа. Я люблю папу. Вот!
– Я тебе обещаю, что будет всё хорошо, – оправдывалась Суламифь, привлекая к себе дочь и целуя её.
– Ладно, мамуля. Не буду больше возникать. Я тебе верю и очень люблю.
Уход из родительского дома Феликс переживал очень болезненно. На новом месте он чувствовал себя скованно. Но Суламифь, понимая его душевные мучения, делала всё, чтобы он не чувствовал отчуждённости. Её любовь была порукой во всём.
Так оно и получилось. Со временем Наташа привыкла и подружилась с ним. Ей даже нравилось его внимательное отношение к её просьбам, помощь в учёбе, да и просто разговоры, которые они часто вели. Суламифь искренне радовалась всему этому.
Но Константин Аркадьевич был совершенно подавлен случившимся. Его мужское самолюбие было ущемлено. И как! Он умом понимал, что причиной всему явился он сам. Но душа пылала от чувств, боровшихся и не находивших разумного определения поступка Суламифи.

«А она права! Зачем ей я, стареющий сатир, да ещё с такими страстями и проделками», говорил он себе в минуты откровения. «Но всё же? А нашла молодого красавца, да и верно, искренне любит его. По-другому у неё не бывает. Нет, это не глупая интрижка, нет! Это сильное чувство. И будет жаль, если он обманет её. «Что это я?» –подумал он, усмехаясь. – «А всё-таки она моя жена, ещё жена». Развода не дам! Нет! А почему? Вот задача! Боже! Что думает Наташа?» Подобные откровения становились постоянными. Но при этом увлечения молодыми женщинами не прекращались. Его натура брала своё.

*

Через год Суламифь приняла решение о создании творческой мастерской. Решение, требующее резкого изменения в организационной структуре и ухода из института, руководимого Константином Аркадьевичем.
– Пойми, Феликс! Нам нужен самостоятельный творческий путь. Моё и, прости, твоё, наше положение в институте двусмысленно, – доказывала она причины своего решения.
– Понимаю, Суламифь! Но начинать всё с нуля?
– Почему? Не с нуля, есть творческий багаж, есть известность в архитектурном мире. Есть, наконец, друзья, которые помогут.
– А я? – Феликс посмотрел на Суламифь и продолжал, – всего несколько месяцев я работаю с тобой. Только-только начал входить в сердцевину рабочего процесса.
– А ты, мой друг, – перебила его Суламифь, – возьмёшь на себя на начальном периоде организационные проблемы. Будет сложно, но мы справимся.
– Верю. Ты знаешь, что делаешь. Я люблю тебя и верю тебе. И всегда буду с тобой, – Феликс обнимает Суламифь, – с богом! – добавляет он.
Следующие полгода прошли в мучительных боях в многочисленных инстанциях, организационном напряжении и поисках единомышленников.
Но при всём этом творческий потенциал не был растерян, а даже приумножился новыми решениями. Творческая мастерская имела успех, заказчиков и активно участвовала в архитектурном процессе.
Константин Аркадьевич, не веря самому себе, радовался успехам Суламифи. Профессионализм брал своё. «Она талантлива», – повторял он себе. «Наш разрыв не имеет отношения к её таланту. Обидно, конечно, что ушла из института. Но я её понимаю. Положение её не из лёгких. Жаль, случившееся прискорбно… Но. А её мальчик тоже не прост. Оказался неплохим организатором. Да! Вот оно как». И Константин Аркадьевич умолкал в задумчивости.

Суламифь была счастлива. Но иногда обстоятельства, связанные с друзьями и знакомыми, знавшими её семейную историю, возвращали её к ней. «Почему Константин так упорствует и не даёт развод?» – спрашивала она себя. «Что это? Прихоть? Нет, нет. А Феликс? Положение любовника унижает его. А Наташа, с её вопросами: «Когда вы поженитесь?» Вот положение». Однако всё забывалось за делами, работой, возникающими проблемами, требующими своего решения в текучке рабочих дней.
Так всё продолжалось и продолжалось. Суламифь больше не возвращалась к этому вопросу, ожидая, что Константин Аркадьевич сам решит эту проблему. А Феликс был поглощён полностью своей любовью к ней. Что ему эти формальности!

*

Был чудесный осенний день. Один из тех дней, которые бывают в разгар бабьего лета. Сидели на открытой веранде, под кронами старых лип и полыхающей гроздями рябины. Золотые краски осени берёз и клёнов создавали эффект торжественности окружающего мира. Это был день рождения Суламифи. Гостей было немного, несколько близких подруг с мужьями, дочь Наташа и Феликс. – Некоторая неловкость в начале встречи исчезла, и вся компания, объединённая признательностью хозяйке, непринуждённо общалась между собой. Феликс ещё ловил на себе любопытные взгляды подруг Суламифи, но постепенно и он освободился от некоторой неловкости положения.
Застолье было дружеским, весёлым и полным добрых пожеланий имениннице. Спустилась в сад. Разбрелись по дорожкам в кущах ухоженного сада.
– Как тебе мои гости? – спросила Суламифь Феликса, – правда милые люди?
– Правда. Было бы странным, если бы они не проявляли повышенного любопытства ко мне.
– Оставь! Пустое. Это только любопытство. Не более. Они меня хорошо знают и верят мне. Я надеюсь.
– Верю, верю, Суламифь. Ты знаешь, что делаешь. Это редкое чувство стоит людских пересудов. Поверь мне. – Гости снова заполнили веранду.
– А сейчас будем чаёвничать! – объявила Суламифь, – Феликс поставь самовар. Наташа помоги ему.
Феликс с Наташей пошли за самоваром.
– А он у тебя просто красавчик, Суламифь, – неожиданно изрекла подруга, – из-за такого можно  потерять голову.
– Хороший не развращённый ребёнок. Я его люблю.
– Конечно! Как не влюбиться, Суламифь. А тебе не пугает разница в возрасте? А?
– Нет, Соня. Меня пугает только некоторая отчуждённость Наташи. Но надеюсь, что и это пройдёт.
– Ясно! Ведь она любит отца. И вполне понятно её поведение. Но ты титан, Суламифь! А как Константин?
– Сонечка, спроси что-нибудь по легче. Мы давно живём отдельно. Я устала считать его гетер. Он сейчас свободен и, думаю, в своём репертуаре. Прости, потом продолжим.

Подошли остальные гости. Феликс принёс кипящий самовар, все засуетились, рассаживаясь снова за столом. Муж Сони предложил очередной тост за именинницу, его поддержали все. Заискрилось шампанское, зазвенели бокалы, Суламифь благодарно улыбнулась всем, остановившись на Феликсе.
В это время к калитке подъехала иномарка, и на веранду с огромным букетом роз поднялся Константин Аркадьевич. Минутное замешательство сменилось радостными приветствиями.
– Поздравляю тебя! Желаю счастья, – Константин Аркадьевич передал букет Суламифи и галантно поцеловал руку, затем обнял дочь Наташу.
– Хочу чаю! – воскликнул он. – Куда прикажете сесть, хозяйка?
– Костенька, садись рядом со мной! Очень хочу знать, как ты там? Что нового? – поспешила другая подруга Суламифи. – Вероника. – И Паша весь в любопытстве, – продолжила она, локтем толкая мужа.
– Да, да! Константин, как ты? Очень хочется знать.
– Нет, нет, друзья! Позвольте мне присоединиться к молодёжи, вот рядом с молодым человеком, – показал он на Феликса. Наступила пауза.
– Прошу вас! – нашёлся Феликс и показал на место рядом с собой слева.
– Спасибо! – Константин Аркадьевич шумно опустился в кресло. – А, как я понимаю, справа ваша дама? – иронично заметил он.
– Да! Вы понимаете верно, Константин Аркадьевич, – быстро отреагировал Феликс.
– А разве мы знакомы? Впрочем, припоминаю…
– Ну, кто же не знает Византи Константина Аркадьевича, – парировал Феликс.
– А вы, значит тот самый Феликс Аквин, восходящая звезда современной архитектуры, надежда будущих успехов и дерзновенных планов…
– Костя! Не начинай! – оборвала тираду Константина Аркадьевича Суламифь.
– Молчу, молчу! Сегодня твой день, банкуй, Суламифь. Так дадут мне чаю или нет?! – Наташа наполнила чашку из самовара.
– Папуля! Вот, бери.
– Спасибо, Наташ! Если бы не ты, то я погиб бы от жажды.
– Константин, не юродствуй, – попросила снова Суламифь.
– Снова молчу! – и он пригубил чашку.

Вполне понятное любопытство гостей достигло своего апогея, когда после общего чаепития Константин Аркадьевич увлёк Феликса в дальнюю часть большого сада. Их беседа со стороны казалось весьма оживлённой. Суламифь с некоторым волнением и опаской поглядывала в их сторону. Гости понимающе занялись собой. Но общее напряжение моментом явно присутствовало.
– Слежу за вашими успехами, молодой человек. Похвально. И проекты современны, и загрузка мастерской долгосрочна и, как я знаю, построили неплохую квартиру, гнёздышко любви… – Константин Аркадьевич с иронией смотрит на Феликса.
– У вас, мэтр, неплохо поставлена информация, – парирует Феликс.
– Ну, мне не безразлична судьба Суламифи, как вам понятно. Да и Наташка только о вас и говорят. Умеете вы располагать людей, Феликс. Это талант.
– Стараюсь, Константин Аркадьевич, но подозреваю, что это пока прелюдия к главным вашим вопросам? Я прав?
– Да! С вами надо быть правдивым. Поэтому спрошу только об одном: У вас это серьёзно с Суламифью? Вы понимаете о чём я. Мне это очень важно.
– Более чем! Я люблю Суламифь. И никогда не предам её.
 – О, вы намекаете вполне прозрачно Феликс, я понял. Да, достоин вашего определения, понимаю. Но всё- же Суламифь и сейчас мне не безразлична. В конце концов, она мать моей дочери.
– Константин Аркадьевич. Ну, посмотрите сами. Какова сегодняшняя именинница. Её вид, настроение, окружение. А её блеск в глазах?
– О, да вы поэт, Феликс. Молчу. Вы правы. Дружбу не предлагаю, но уважаю вас. Теперь я почти спокоен. И всегда готов к услугам. Мало ли что бывает. Обращайтесь. Вот моя рука, – Константин Аркадьевич подал руку, которую тотчас пожал Феликс.
Этот жест увидала и Суламифь, и её опасения совершенно рассеялись.
– Ты видела? Они пожали руки, – заметила с восторгом её подруга Вероника, – вот это мужчины!

Все снова вернулись на веранду и ещё долго сидели за столом. Разъехались, когда уже наступил вечер.
Наташа ушла к себе в комнату. Суламифь и Феликс сидели на веранде.
– О чём была беседа? – как бы невзначай спросила Суламифь.
– В основном о тебе, как ты сама понимаешь, – ответил Феликс.
– А подробнее? – снова спросила Суламифь.
– Он продолжает тебя любить. Но смирился с обстоятельствами, Суламифь. Наверно ему было трудно говорить со мной, но он не подавал вида. И, по-моему, был искренен. Заключили худой мир. Не ожидал от него этого, – заключил Феликс.
– Ну и хорошо. Я рада этому, – улыбнулась Суламифь, – поцелуй меня, мне так хорошо сейчас! – Феликс обнимает и целует Суламифь.
– Я люблю тебя, – шепчет он.
– И я! Очень, очень, – отвечает ему Суламифь.

6

Прошло пять лет…
В один из воскресных дней, когда дачный сезон был в самом разгаре, Константин Аркадьевич, без предупреждения с утра приехал на дачу.
– Хозяева! Не прогоните? – шутливо спрашивал он Суламифь и Феликса, трудившихся в саду. Дочь Наташа кинулась к нему.
– Конечно, папка! Я так рада! Вот так сюрприз! Работы в саду были брошены, быстро сделали стол, развели мангал и по саду поплыл знакомый, дух готовившегося шашлыка. Весело обменивались новостями, гуляли по саду и любовались цветами.
Константин Аркадьевич изъявил желание побродить по опушке леса видневшегося вдали, вдоль берега реки за оградой сада.
– Феликс! Не составишь мне компанию? – спросил он.
– Разумеется, с удовольствием, – откликнулся на просьбу Феликс.
– А ты, Суламифь? – спросил Константин Аркадьевич.
– Нет, нет! У меня много дел. Надо готовить  стол, – нашлась Суламифь, поняв, что будет лишней в предстающей беседе мужчин. – Только вы недолго, обед и шашлык ждут вас, – добавила она.

Спустились к реке. У деревенского причала, со сходнями в реку увидели две покачивающиеся лодки. Они были закреплены цепями за стойки сходней. Константин Аркадьевич предложил:
– А вот и укромное место. Посидим вот в этой лодке? – показал он на ближнюю. Сели. Лодка покачивалась на лёгкой волне.
– Я специально выбрал это уединённое место, – начал разговор Константин Аркадьевич. – Хочу поговорить о многом.
– О чём именно? – с интересом спросил Феликс.
– О многом, – помолчав, повторил Константин Аркадьевич.
– Многообещающее начало, – Феликс посмотрел на собеседника.
– Понимаю твою иронию. Но, действительно, меня это волнует. Вот скажи мне, пожалуйста, ты ведь разумный человек, поймешь мой вопрос. Суламифь просила меня о разводе. Настойчиво просила. Я понимаю, что это нужно для тебя.
– Напрасно! Это нужно было больше ей, – отреагировал Феликс.
– А зачем? Ведь вы живёте гражданским браком до сего времени? – спросил Константин Аркадьевич.
– Вопрос к Суламифи. Но подозреваю, что и она не ответит. Это ведь Суламифь! Мне штамп в паспорте ни к чему. Он вряд ли удержит. Впрочем, что я говорю это вам. Смешно, – пояснил Феликс.
– Ты прав. Поверь мне, – Константин Аркадьевич в задумчивости посмотрел на движущуюся воду, обозрел противоположный берег и вернулся к разговору, – Мне спокойно, что ты рядом с ней. Признаться, не верил в вашу связь. Думал назло мне, обстоятельствам. Хорошо, что ошибся.
– Что это вы, Константин Аркадьевич, снизошли до душевных признаний? – иронично заметил Феликс.
– Ну, зачем ты так! Да, не принимал тебя серьёзно. Молод, красив. Думал охоч до чужих баб, прости, прости. Ошибся и не боюсь признаться. Да и Наташа, вот в друзьях у тебя. Ну, ты просто ангельское создание…
– Вы же хотели поговорить серьёзно? А? – прервал Феликс Константина Аркадьевича.
– А я и говорю серьёзно. Когда-то надо говорить правду. Вот и говорю, – признался Константин Аркадьевич.
– Я не о том. Вы не говорите о главном. Слишком много слов. Я прав? – Феликс в упор посмотрел в глаза Константина Аркадьевича.
– Правильно говорили мне люди. Умён, сметлив, быстр на дела…

– Я не девушка! Не сыпьте комплименты, – отрезал Феликс, понимая, что Константин Аркадьевичу трудно говорить всё это, что он по-прежнему неравнодушен к Суламифи и, что та, прежняя любовь не прошла. А он испортил всё сам.
– Прости! Не буду более. Буду краток. Но прошу тебя, не обижай Суламифь. Она заслуживает только добра, любви, внимания. Впрочем, ты это всё ей даёшь. Знаю. Вся моя обида на тебя и ревность прошла. Признаюсь, было, было. Но сейчас – нет! Рад, что выговорился. Спасибо!
– Пожалуйста, – улыбнулся Феликс. – Это, делать легко. Я очень люблю Суламифь!
– Вот и поговорили, – в раздумье произнёс Константин Аркадьевич. Поспешим, нас уже заждались. Сейчас будут искать.
– А мы с Наташей уже в волнении! Куда это вы пропали? И чему это улыбаетесь? – встретила их Суламифь.
– Да, папа! Что это за секреты от нас с мамой?
– Ну, какие секреты у нас, Наташка? Просто блуждали вдоль реки. На природе, – поспешил ответить Константин Аркадьевич.
– Ладно, поверим вам! – воскликнула Суламифь, – идите к столу. Пора обедать.
После обеда Константин Аркадьевич засуетился и стал вдруг прощаться.
– Простите меня. Есть кое-какие дела, которые надо ещё решить в городе. Завтра ответственное заседание, делаю доклад.
– Ну, папка! Оставайся, – стала просить отца Наташа.
– Не могу, Наташка. Надо ехать. Надеюсь, что в институте у тебя всё хорошо?
– Вполне, папка, – смеясь, ответила Наташа.
– Вот и прекрасно! – Константин Аркадьевич, прихватив деловой портфель, направился к машине.
– Хорошо здесь, у вас! – произнёс он с грустью, – жаль уезжать. Ну да ладно. Спасибо за компанию! – и, быстро сев в машину, уехал.

– Что-то я не узнаю сегодня Константина, – заметила Суламифь, – тебе не кажется, что он изменился? – спросила она Феликса.
– Не кажется! Он действительно изменился, чему и я удивлён, Суламифь, – ответил Феликс.
– А! Ты знаешь что-то конкретное? Да?
– Да, – Феликс задумался и продолжал, – полный стриптиз чувств, откровение души. Какая-то мягкость и деликатность…
– Это совсем новое в его поведении, ты не находишь? – спросила с интересом Суламифь.
– Ты права. Когда-то надо критически взглянуть на свою жизнь, поступки, случившиеся обстоятельства в своей жизни. Вот с ним это и случилось. Но знаешь что?
– Что? – Суламифь с неподдельным интересом ждёт ответ Феликса.
– Он продолжает любить тебя, Суламифь.
– Я знаю. Но при этом всё продолжает потакать своим привычкам. И ты об этом знаешь не хуже меня.
Феликс в задумчивости молчал.

7

Прошло ещё десять лет…
– Наташа, ты слишком возбуждена. Успокойся. Я понимаю твоё волнение. Признаюсь, сама неспокойна. Но ты помнишь его поведение, разрушившее нашу семью.
– Он мой отец! Пойми это, – почти кричала Наташа.
– А я твоя мать, – не сдержалась Суламифь, – и не говори со мной прокурорским тоном. Он сам выбрал свой путь. И вполне закономерно то, что с ним случилось. Я очень сожалею и сочувствую…
– Так сделай то, что он просит. Ты ведь тоже не святая, – Наташа спохватилась, машинально закрывала рот рукой, – прости, прости! Дура, совсем потеряла голову. Мамуль, прости.
Она обняла Суламифь, и так вот, молча, они сидели обнявшись. Очнулась первой Суламифь.
– Это твоё отношение к Феликсу? Да? Признаться, ты ловко скрывала свою неприязнь. Почти артистично. Да у тебя же талант!
– Ты неправа. Он милый, любит тебя, всегда был моим другом. Я даже скажу больше – родным. Я им восхищалась и тогда, и восхищаюсь и сейчас. Но мой отец в критическом положении и просит о такой малости. Сделай это хотя бы для меня! А, мама?
Волна воспоминаний нахлынула на Суламифь. Мгновенно, но казалось, годы протекли медленно и так реально, вновь воскресив наяву гамму чувств, всех, но наиболее рельефно ту смертную тоску, обиду и главный вопрос: почему? Вопрос, так и не получивший ответа. Да и нужен ли он? Бывают вопросы, не требующие ответа, и так всё ясно. А ясно ли?

– Мамуля! – дошло до сознания Суламифь.
– Хорошо, – пересилила она себя. – Только прошу, не говори Феликсу. Ему это будет неприятно.
– Да, да! – повеселела Наташа, и слёзы благодарности показались в её глазах. – Ты добрая, милая, хорошая моя! Я так люблю тебя!
Суламифь прижала дочь к себе, поцеловала её в мокрую щёку и, чтоб не разрыдаться, быстро ушла в спальню.
В прихожей раздался звонок, и Наташа побежала открывать дверь. На пороге стоял Витя, её муж, и улыбался.
– Привет! А я чётко просчитал тебя. Где ты? У матери. И оказался прав.
– Проходи, закрой дверь, – Наташа взяла сумку у Виктора и поставила её на пол.
– Принёс?
– Да, только не знаю, понравится ли?
– Не до этого, Витя! Едем сейчас к папе в клинику.
– Да…а…а! И Суламифь Львовна, – удивился Виктор. Вот ты даёшь. Ну, просто дипломат высшей школы. Горжусь!
– Не шуми. Мама ждёт.

Кардиологический центр клиники притаился в гуще парковой зоны. Неестественная для шумного города тишина оглушала. Поднялись на пятый этаж. В приёмном покое отделения происходила лёгкая суета, но все говорили почему-то шёпотом. Лечащий врач появился после некоторого ожидания и сразу подошёл к Наташе.
– Отдыхает, – многозначительно и непонятно промолвил он.
– А к нему можно? – спросила умоляюще Наташа.
– Вы что! В реанимацию? Категорически! Ни в коем разе. А вы кто? – обратился он к Суламифь.
– Это моя мама, – определила Суламифь Наташа. Папа просил её прийти. Очень просил. Сообщите ему, что она здесь.
– Нет, нет! Свидание никак нельзя!
– Я прошу, сообщите ему, что мама здесь, – уже более настойчиво попросила Наташа.
– Непременно, непременно! – засуетился врач.
– Мы подождём, сообщите, – продолжала настаивать Наташа.
Врач, молча, повернулся и ушёл. И пропал, вернувшись через час, что вызвало жуткое волнение Наташи и Суламифи.
– Что с ним? Что? – бросилась к врачу Наташа.
Врач посмотрел на Суламифь и произнёс:
– Не более пяти минут! Идите за мной! Только вы.
Константин Аркадьевич лежал в палате реанимации, на высоком столе, обвешанный проводами, приборами, среди аппаратуры, нервно фиксирующей состояние осциллографическими всплесками и цифровыми показателями. Стерильность властвовала жёстко и неумолимо. Врач, приложив палец к губам, делающим поцелуй, предупредил Суламифь о тишине. Затем шёпотом сказал, что можно подойти ближе. Суламифь подошла вплотную к медицинскому ложу. Константин Аркадьевич, лёжа под простынёй, скосил глаза и, увидев Суламифь, жалко улыбнулся. Приборы, окружавшие его, засуетились. Врач тотчас буквально схватил Суламифь за локоть.

– Юрий, голубчик, – прошептал Константин Аркадьевич слабым голосом, – пусть, немного, на пару слов…
– Минуту, не более, – сказал сам себе врач и отпустил Суламифь, попятившись к дверям.
Константин Аркадьевич хотел сказать что-то, но слов не было, только шевелились слабо губы, да приборы ещё больше суетились.
– Костя! Костя! Не волнуйся. Мы все рядом с тобой. Всё будет хорошо! Ты меня слышишь? – быстро-быстро говорила Суламифь, натянув улыбку.
Потому, как Константин Аркадьевич открывал и снова закрывал глаза, Суламифь поняла, что он её услышал.
– Всё, всё, – прошипел врач, – и, уходя, Суламифь заметила лёгкую улыбку на измученном лице больного.
Наташа встречала её в приёмном покое вопросами:
– Ну, как папа? Ты его видела? Разговаривали, да?
– Нет! Правда, он, видимо, услышал меня. Как он изменился, Наташка! Боже! Как. Совсем другой человек. Я старалась успокоить его, и он понял это. Будем надеяться.
– Спасибо тебе! – Наташа обняла Суламифь.

Домой ехали подавленные случившимся. У дома Виктор предложил проводить Суламифь.
– Нет, нет, Витя! Поезжайте, вам ещё с Наташей добираться к себе. Я сама спасибо!
– Созвонимся, мама, – бросила Наташа, и машина уехала.
Вечером, когда Феликс вернулся с работы, он увидел Суламифь в подавленном настроении.
– Что-то случилось? – спросил он её.
– Случилось, – ответила Суламифь и замолчала.
– Что тебя так расстроило? Скажи, – настаивал Феликс. – Что?
Суламифь, задумчиво произнесла:
– Константин в больнице…
– Что-то серьёзное, Суламифь? Да? – ждал Феликс.
– Очень, он в реанимации. Таким я его не видела.
– Так ты была у него? Почему мне не сообщила. Я бы бросил это совещание у заказчика и сопроводил тебя.
– Не надо. Наташа с Виктором привезли к нему. Боже! Что будет? – добавила она.
Наступила пауза. Оба молчали, думая каждый о своём.
После ужина Суламифь позвонила Наташе. Разговор был долгим. Феликс деликатно ушёл в кабинет, но мысли его были заняты случившемся с Константином Аркадьевичем. Вернулась Суламифь.

– Ну, как там. Есть ли улучшение? – спросил он её.
– Ты знаешь, это меня просто, как обухом по голове. Конечно, его образ жизни способствовал всему. Но его положение, его беспомощность вызывают только сострадание. Я должна помочь ему в его положении. Боже, боже!
– Успокойся, Сулмифь. Конечно. Сделаем всё, что необходимо. Я верю, что всё будет хорошо, – успокаивал Суламифь Феликс, сам понимая всю призрачность положения: – А где он?
– В клинике кардиологии.
– Там, как я знаю, хорошие врачи. Они помогут.
– Я тоже верю в них. Остаётся только надежда.
В течение последнего месяца, как ни пытались и Суламифь, и Наташа, врачи не позволяли свиданий с больным. Только скупые данные врачебных усилий и состояния Константина Аркадьевича были доступны семье.
Кризис прошёл только ещё через неделю. Разрешили короткие свидания, и женщины помчались в клинику.
Однако, Константин Аркадьевич ещё был слаб, и общение было односторонним.
– Поймите, – утверждал лечащий врач, это серьёзное заболевание. И чудо, что удалось выйти из критического состояния. Предстоит значительный период лечения и адаптации к привычной жизни. Мы делаем всё, что в наших силах.
– Понимаем, миленький, – улыбалась Суламифь, – спасибо вам. – И снова со страданием смотрела на Константина Аркадьевича.

– Костя! Ты меня слышишь? – всё повторяла и повторяла она. Но больной не реагировал.
Слёзы непроизвольно катились из глаз, но Суламифь не замечала этого.
Домашняя атмосфера стала гнетущей. И как не успокаивал Суламифь Феликс, всё было напрасно.
– Понимаешь! Он совершенно беспомощен. Как он будет жить дальше? Боже, боже!
Ещё через месяц усилиями врачей Константин Аркадьевич стал узнавать дочь и Суламифь, посещавших его. Предстояла долгая реабилитация.
– Я сейчас нужна ему! Понимаешь? – повторяла Суламифь Феликсу. – Он пропадёт. Я хочу ему помочь.
– Конечно, понимаю, – успокаивал её он.
– Спасибо, милый. Я побуду с ним до выздоровления…
После выписки Константина Аркадьевича из клиники, Наташа с мужем увезли его в санаторий. Врачи рекомендовали профессиональный курс реабилитации. А затем длительный уход за ним, без которого он не сможет поправиться.
Суламифь, после мучительных размышлений, взяла длительный отпуск в мастерской.
– Ты справишься сам, – убеждала она Феликса. – Я буду рядом, если возникнет что-то серьёзное.
– Ты хорошо подумала? – спрашивал её Феликс.
– А что? Разве есть альтернатива? Скажи?
– Можно было бы… – начал Феликс.
– Пустое! Я должна быть с ним. Он совершенно беспомощен. Пойми это.
– Мне трудно понять. Я предвзят, и ты об этом знаешь. Ты ведь моя жена?
 -Феликс, милый, это мой крест. Я не смогу спокойно жить, зная, что он заброшен, что среди чужих людей в таком положении, – в сердцах уже почти выкрикнула Суламифь.
– Хорошо! Ну, дай и мне часть забот.
– Нет, нет! Я сама. Прости.

Забрав Константина Аркадьевича из санатория, Суламифь приехала к нему в арбатскую мастерскую. И осталась там.
«Вот это место, наполненное мерзким эхом и тенями его гетер, столько лет забиравших его здоровье и превративших его в беспомощного, больного старика», думала она иногда, оглядывая уютное помещение мастерской. И что бы она ни делала, а приходилось делать многое, о чём и подумать было раньше нельзя, только жалкая улыбка больного была её наградой.
Долг, прежде всего, твердила она. Какой, зачем, почему и за что? – возмущалась вдруг её душа, но тотчас отрекалась от сомнений.
Шли недели, месяцы, лето сменилось осенью. Феликс не терял надежду. Иногда он тайком приходил в этот сквер, где Суламифь гуляла с больным. Подойти он не смел. Сердце его разрывалось от тоски и печали.
Он продолжал любить Суламифь, и надежда не покидала его.
04.04.2014