Судьбы и дубы

               
     Вчера я обещался рассказать о могущественных королях древности, величайшим из которых был Горох, поэтому сегодня, светленькая, поведаю я тебе о многих и многих тайнах, связанных с именем другого небезызвестного царя, более знакомого немногим исследователям историцкой недостоверности как Опонька, мужицкий царь и надежда всего трудового крестьянства, согнанного прихотью судьбы в колхозное строительство разнообразных вещиц и предметов, как - то : трактор новый без колес, гайка с газовой резьбой, а также сияющее царство свободы с водруженными по дощатым крышам сторожевых вышек, установленных во избежание скоропостижного разбегания аборигенов из рукотворного рая, знаменами, флагами и стягами, пропахшими трудовым порохом и нетрудовыми доходами отдельных и нехороших, кое - где порой встречающихся, иногда, точнее, чаще всего, на том самом месте, что некогда занимали Горох, Опонька и Сталин, особенно, если имя занимающего, например, Владимир Владимирович, очень, можно сказать, весьма распространенное имя среди королей древности. Был князь Владимир Владимирич Лобанов - Жосткий, славный уховертками и твердым лбом, на коем по пятницам кололи грецкие орехи все, уплатившие в кассу взаимопомощи пол - копейки в золоте. Добр был и прост, все, бывалоча, выйдет на балкон и воет :
     - Ой, мамо, отчего я такой дурак и просто козел ?
     А мамо, Лизка, с самого с Днепра ответствует гласом велиим и конским :
     - На белом фоне белой скульптуры
    Виднеется плесень культуры - мультуры,
    Товарищ Мединский в очках и говне,
    А также память о кудесном пне.
    Это она о волшебстве. Ходило такое поверие на ее родине, Лизкиной, то есть, что вот если в один прекрасный день найдешь ты пень кудесный, тоже чаще по имени Володя, но иногда и Петро, и Юля, и даже Виктор с Леонидом, ухватишь его зубами вострыми, перевернешься три раза вокруг оси того пня, то будет революция, и чай с баранками, и музыка разная, и бабы голые в глазах. А князь услышит предсказания Лизки да с ума и сойдет. " На х...й, - кричит, - все царство божие, пойду, - кричит, - я в монастырь ". Так и ушел. С концами.
    Был еще царь, не царь, но генерал - аншеф Вольдемар фон Цукехерн, но там по - тяжелой, потому был он никто иной, а самый натуральный еврей. Тут уже вторая предсказательница не стерпела, московская и волосатая. Вышла на балкон и орет :
    - Я триста х...в в сапогах и на рельсах,
    Концалагерным бытом распластаны ловко,
    Память о подбритых стекловатой пейсах,
    А еще : нюх и сноровка.
    Генерал - аншеф глух был, как пень, но не кудесный, а простой, деревянный, словно вчерашний Паша Шугарпов, потому ему доносили все жестами, вот и эти святые слова и передали, так он тут же с ума и сойди. " На х...й, - кричит, - все царство божие, - кричит, - даешь Беломор - канал и кредит под процент и петлю на шею ". Дали ему, сердешному, тут он и вздернулся, но попервоначалу гордился. Эко, грит, засалилась жизня - то, у каждого, грит, по машине и конуре железобетонной, приватизированной и единоличной, а что говно это все без гарантий, независимых судов и профсоюзов, так деды не глупее нашего бывали, все, бывало, выйдут на берег да вниз башкой в омут и бросаются. Потому, грит, духовность. Это он говорил, пока не вздернулся. А уж потом ничего не говорил, только ножонками болтал и думал о чем - то своем, мертвецком.   
    А более таких несуразных имен у правителей Руси не наблюдалось, были Ваньки, Лёньки, говнюки разные, даже матушка Катерина была, ее еще страшнорожая Александрова изображает в армянском сериале, если судить по билбордам, прикрывающим зияющие дыры в пространстве. Вот подумай сама, маленькая : дома, строения всякие, билборды и деревья, люди и кони, все они занимают частицу пространства, тела такие твердые, масса и вес, а кругом - то и нет ни х...я, воздух. Или просто дыры. Вот если их все занять нибудь чем. Выйдешь, а кругом хрень и нету никаких горизонтов. Тут - то и поймешь, как оно цивилизационно.
    В общем, царь Опонька был, но, типа, дыры, о которой я чуть выше говорил. На самом - то деле его не было в виде массы и веса, то есть, чтоб тебя не запутать, скажу, что был он метафизически. Был и был и х...й с ним, как говорится. Но. Народ наш святой не так прост, как кажется, а еще проще. Поэтому он бросал барина, рабство на хер посылал не по божьему, ведь нет хозяина не от бога, потому - духовность, и удалялся в пространство, но не на Дон, не в Туретчину или Канаду, а на Керженец. А там, на Керженце - то, там пиз...ц. Точнее, Прилепин, что, вообще - то, одно и то же. Сидит, книги пишет, политрукастит маленько, детишков делает и не знает он, Прилепин, то есть, что на самом - то деле он - Бабченко. А мужики, пришельцы которые, это махом вкуривают. И посылают таковских на х...й. И в п...ду. И в жопу. И всяко - разно. А потом идут и читают дедушку, но не ихнего козла Лимонова - Савенко - Витухновского, суку рваную, а настоящего, Салтыкова, через дефис, Щедрина.
    Короче, чтоб ты поняла : Опонька - он в голове. Нечесаной, глупой, вшивой, необразованной, но отчего -то имеющей полное право на счастье, что поняли странные людишки, среди которых проживает ныне моя некогда единственная и неповторимая, выбравшая сама своей волей себе в развлекатели подонка Урганта. Вот пущай он ее, пропадлу тупоголовую, таперича и смешит. А я тебя веселить буду, пока ты не обосрешься сама и своей волей, хотя, не думаю, что попрешь ты на нацистское телевижн богом спасаемой страны России, которая не просто так и, если честно, вот прям как на духу, лучше бы ее, страны этой, не было. Вообще. Никогда и нигде. Пусть, как Опонька, будет в головах, но в реальности - на хрен такое счастьице, где живут лишь пять процентов населения, а остальные выживают и умирают, не понимая по уму и разуму, что все зависит только от них.
   Если жив буду, расскажу и о Горохе. Трое их было, великих королей древности, о двух рассказано, остался первый, самый уёб...й, самый стремный и говенный, так что, возможно, я и рассказывать не буду, а лучше покажу шершавую рожу скота Урганта, плюну в портрет теннисистки, обломавшей наше с ней счастье скудоумием, и пойду смотреть порно с Бонни Роттен, клевой теткой в наколках, а самое вуматное в ней : прется она не по - детски на съемках, видно, что в кайф ей, и становится тебе хорошо и весело, ибо ( шикарное словечко, не хуже " паче " для Диты фон Тиз ) духовность.