Глава 2. Смутные предчувствия

— Срочное донесение, Ваше Высочество! — повторил Вестник более настойчиво. Служба гонцов с самого своего создания отличалась особыми привилегиями. Им поручалось доносить сообщения точно в срок и точно адресату, а им был король или особо приближенное к Его Величеству лицо. Для этого они не должны были просить аудиенции. В любое время дня и ночи Вестники имели доступ в королевские покои. Порою, им приходилось даже будить своих правителей, прерывать королевскую трапезу или вот как сейчас отвлекать особу королевских кровей от очень важного мероприятия. Однако нужно отдать должное тому, что по пустякам гонцы правителей не беспокоили.


Янош обернулся и презрительно хмыкнул. Принц был дерзок и горяч, и, стоит признать, боярские склоки все же дурно сказались на нем. Мальчишка стал заносчив, и злость иной раз брала над ним вверх. Вот и теперь горячее словцо готово было вот-вот сорваться с его уст и оскорбить того, кто продолжал служить ему верой и правдой.


Однако отец Яков, все это время стоявший рядом, помешал ему. Священник устало улыбнулся, видимо, последние дни он не часто баловал себя отдыхом, и протянул крючковатые пальцы за свитком.


Отец Яков был духовником королевского рода. Его знали, как честного и порядочного человека, который ни разу не солгал и не предал интересы короны. Он был гладко выбрит и тощ, как отшельник, живущий в дикой глуши на одной воде и хлебе, устремив все помыслы к Богу. Глубокие морщины трещинами избороздившие его лоб, щеки и подбородок. Яркие живые глаза, сверкающие янтарным блеском из-под густых косматых бровей, придавали лицу старика выражение заправского добряка, щедрого на шутки. Даже пучки седых волос вокруг черной шапочки, закрывающей тонзуру , смотрелись на удивление весело и никак не соответствовали высокому сану и возрасту священника.


Вестник вручил старику послание и скрылся в толпе придворных, которые уже начали расходиться. А епископ Лукренций, до этого момента хранивший молчание, давал тихие распоряжения слугам, чтобы те сделали необходимые приготовления для отпевания тела. По традиции церемония должна была состояться на следующий день, ровно перед коронацией принца.


— Нехорошо грубить тем, кто честно несет свою службу, — прошептал отец Яков, смотря в сторону епископа. Но слова эти предназначались принцу.


Янош только хмыкнул. Наставления старика уже давно были ему безразличны.


— Нечего было этому раззяве так бесцеремонно хватать Нас за плечо! — едко ответил принц. — Да и к тому же, Яков, он такой же слуга, как и все прочие. Иногда полезно бывает напоминать таким, как он, кто они и где их место.


Отец Яков лишь укоризненно покачал головой. Его цепкие крючковатые пальцы уже разломили маленькую восковую печать с изображением короны. Такую ставили на сообщения особой важности, чтобы гонцы доставляли их лично королю в руки. Нечасто видели во дворце этот знак. Отец Яков открыл кожаный футляр и на его ладонь упал пожелтевший свиток.


Маленький лист пергамента, сложенный в трубочку, был изрядно потрепан. По краям чернели въевшиеся пятна дорожной пыли, такие темные, что разглядеть, что за символы скрывались за ними, было непросто. Видимо, ни одну версту преодолело это послание, чтобы достичь адресата.


Он повертел в руках пергамент, поднес к глазам и повернулся к свету, проникающему в зал сквозь резные окна. Маленькая буква «З», едва различимая прежде, кривая и неказистая, украшала свиток. Нацарапавший ее, явно не отличался хорошим почерком. Чуть ниже висела вторая печать. Ее неровные края были слегка приплюснуты, а неглубокий оттиск был смещен к нижнему краю, словно печать ставили в спешке.
— Кузен Жан, — удивленно воскликнул Янош, уставившись на две лилии, выстроившиеся по диагонали друг за другом. — Зачем это моему родственничку потребовалось слать мне послания?


Старик был удивлен не меньше и не знал ответа. Герцог Жан Войцик, двоюродный брат принца был слишком независимым и гордым. Он презирал королевский двор и предпочитал ему горделивое одиночество в обществе прекрасных дам и услужливых подданных, благо их было не счесть. Жан Войцик устраивал пиры в своих владениях, охотился на оленей и лосей и очень давно не присылал налогов в казну короля. А так как земли кузена были богатыми и благодатными, Кемцень не досчитывался весьма ощутимых сумм. Неудивительно, что Янош недолюбливал кузена. Впрочем, тот платил принцу той же монетой, и смотрел свысока на наследника трона.


— Как он вообще смеет мне писать? — воскликнул Янош с возмущением, которому не было предела.


Отец Яков пожал плечами. Кузен Жан был непредсказуем. Все знали, что пан Войцик жил ради веселья и кутежа. И фантазии своенравному дворянину было не занимать. Недаром о его развлечениях ходили самые невероятные слухи. А если уж Жан Войцик обратил на Вас свой взор, то добра не жди.


— Интересный оттиск, — произнес старик.


— Согласен, — раздался вдруг рядом грубый голос.


Янош и отец Яков обернулись и встретились лицом к лицу с паном Кржевицем. За спиной у герцога стояла его многочисленная свита, с которой он никогда не расставался. Любопытные взоры придворных устремились к свитку.


— Государственные дела, как я понимаю? — с сарказмом спросил герцог, но в его глазах горел живой интерес.


Старик важно кивнул, не спеша раскрывать послание, а Янош бросил на герцога взгляд, полный нескрываемой злости, но благоразумно сдержался и промолчал, выжидая. Он не был еще королем и отлично понимал, что даже после завтрашней церемонии у него не будет столько влияния, как у хитрого пана.


— Интересно, какие вести принес гонец в столь важный для Кемценя час, — произнес герцог, придвигаясь ближе. Ему явно не терпелось узнать, что содержалось в послании. — Вы ведь прочтете его нам, святой отец? Мы, право, сгораем от любопытства.


Словно в подтверждение слов пана Кржевица, свита герцога согласно закивала в предвкушении чего-то невероятного.


— Если Его сиятельство позволит, — осторожно произнес священник, — дела государственной важности подождут до завтра, до тех пор, пока наследник трона не будет коронован и не сможет по праву считаться нашим государем, пока он не начнет править королевством. Вне всякого сомнения, тогда достойные мужи будут помогать ему в столь ответственном деле добрым советом и наставлением.
Герцог Кржевиц улыбнулся.


— Оставьте нас, — попросил Янош, придя на выручку своему наставнику. Принц выхватил свиток из его рук, развернулся, показывая, что разговор окончен, и бодрым шагом направился к дверям, прочь из зала.


Герцог ничем не показал своей досады. С невозмутимым лицом он поправил застежку на шубе и с иронией в голосе обронил какую-то шутку, потонувшую в задорном хохоте сопровождавших его вассалов. Янош побагровел от ярости, повернулся, сжав кулаки, но пан Кржевиц уже удалялся с поля боя с гордо поднятой головой.


— Я казню его, — с нескрываемой злостью прошептал принц. — Дядюшка слишком хитер, чтобы я мог править, пока он жив!


— И силен настолько, что эта идея, боюсь, изначально обречена на провал, — добавил отец Яков, провожая взглядом удаляющихся придворных, продолжающих хихикать и что-то бурно обсуждать. Что ж, стоило мятежным вельможам покинуть зал с ложем короля, как маски печали спали с их лицемерных лиц, и жизнь вернулась на круги своя. — А еще, друг мой, Вы слишком вспыльчивы, чтобы тягаться с ним силами, — вздохнул священник.


Принц топнул ногой, выплескивая свою обиду на наставнике и прокричал:


— Что? Да как ты смеешь! Ты, жалкий старик! Как можешь ты позорить меня и сомневаться в моих силах?! Это я вспыльчив? Да что ты понимаешь в дворцовых интригах? Что вообще ты можешь знать о власти, когда у тебя ничего нет? Ты не смог защитить своего принца от нападок какого-то герцога. Седина у тебя появилась, а вот разума, кажется, нет. Ты жалок и слаб. Иди прочь, не хочу тебя видеть и слушать твоих глупых советов!


Принц оттолкнул священника и выбежал из зала.


Отец Яков засмеялся тихим, свистящим смехом. Выпад принца одновременно и опечалил, и позабавил его. Наследник престола был слишком юн и, несмотря на все усилия старого священника, двор оказывал на него плохое влияние, превращая доброго мальчика в жестокого и самоуверенного подростка. Ох, зачем только король заболел, покачал головой священник. За что судьба ополчилась на Кемцень?!
Он тяжело вздохнул, отлично понимая, что сейчас лучше оставить принца наедине с самим собой. Наследник трона не желал никого видеть, когда на него накатывало дурное настроение.


Решив, что самым разумным решением будет предоставить мальчику прекрасную возможность метать молнии в одиночестве, старик вышел из зала и направился к выходу из замка. До захода солнца, которое скрывалось за пеленой густых туч где-то там, в небесах, отцу Якову необходимо было решить одно дельце.


Он не был настолько глуп, чтобы не принимать в расчет алчность и зависть многочисленных претендентов на трон. И хотя прямым и первым в очереди наследником был именно Янош, опрометчиво было бы полагаться на клятву, принесенную умершему королю. Король умер, а вот жива ли клятва, оставалось под вопросом.
Зная, что время еще есть, священник, которого смерть Варцлава застала врасплох, заставил работать свою голову быстро и ясно.


В замке верных Яношу людей было так мало, что, если кто-нибудь сказал бы, что их нет вовсе, он оказался бы недалек от истины. Солдаты, несущие службу у ворот и на стенах, во всяком случае их боеспособная часть, были верны герцогу Кржевицу, а их сотник уже давно вынашивал планы стать воеводой. Не трудно было догадаться, за кого будут стоять эти воины.


Поддерживавшие когда-то корону вельможи коротали свои дни у Засечной Черты, лишившись влияния и силы. Священник помнил, как бежал из столицы последний верный советник Варцлава Стефан Бражский. Между ним и герцогом Кржевицем существовала на протяжении долгих лет личная вражда. Она имела глубокие и крепкие корни, что редко встречается в жизни, ведется до конца, без пощады и примирения.


Герцог вообще всегда косо смотрел на мелких дворян и свободных людей, не имеющих за душой ни гроша, а к Стефану, проложившему себе дорогу к высокому положению и богатству мудростью и умением побеждать в сражениях, он испытывал настоящую ненависть.


Кржевицу сильно повезло, что Стефан целиком посвятил себя ратному делу и совершенно не знал толк в придворных интригах. Бароны презирали его за низкое родство, лорды вели себя с ним подчеркнуто холодно. Только король по-настоящему благоволил Стефану и воины, что знали его в бою.


Когда король слег в постель, звезда Стефана закатилась. Его указов никто не слушал и, естественно, не исполнял. Кржевиц же вовсе начал в открытую бороться с выскочкой, посмевшим стать ближе к Варцлаву, чем он, герцог, в котором течет кровь королей. Поначалу Кржевиц считал Стефана возможным препятствием к достижению власти и остерегался прославленного воеводу. В Кемцене одно время даже поговаривали, что Кржевиц подошлет убийц к Стефану и избавиться от ненавистного ему советника. Наверное, так бы и произошло, не вмешайся в это дело случай.
Конечно же, не простой случай, как могли подумать многие, ибо редко что случается просто так, редко, если не сказать почти никогда. Идея принадлежала отцу Якову. Старик понимал, что промедление может стоить воеводе головы, а лишать корону столь важной фигуры — непростительная роскошь. На одном из пиров с подачи священника Стефана напоили вином, лучшим из кладовых замка, а потому самым крепким и коварным. Плохо соображающий воевода, опять же не без содействия отца Якова, вступил в бесконечный спор о том, что в королевстве больше нет героев и некому прославлять его в славных походах. Силы убеждения наставника Яноша вполне хватило на то, чтобы Стефан в порыве бравого умиления обрушил свой кулак на стол и дал обет завтра же отправиться на север и не возвращаться назад, пока язычество не будет повержено.


На следующий день, воевода смутно помнил, что говорил на пиру, но предлог выдворить его из Кемценя был найден. Стоило Стефану, скрепя сердце, уехать, как толпа, подстрекаемая людьми герцога, разграбила не только половину городских лавок, но, по несчастливой случайности и двор Стефана Бражского.
«Эх, где ты теперь, Стефан? — в задумчивости качал головой священник. — Будь ты здесь, в Кемцене, скольких проблем удалось бы избежать». Но воеводы не было здесь, как и его бравых солдат. Поэтому-то отец Яков направлялся, пожалуй, к единственному человеку в городе, который мог развеять все его страхи, - к начальнику городской стражи Мишелю.


Волей случая, городская стража всегда с презрением относилась к замковой и наоборот. Оно и понятно. Пока замковая стража коротала часы за крепким пивом в теплой караулке, играла в азартные игры и пировала остатками королевских трапез, городская мокла под дождем на улицах, гоняла мелких воришек и проходимцев и нередко испытывала задержки жалования, что вносило дополнительную прелесть в их и без того натянутые отношения.


Тяготы жизни, волею судьбы, свалившиеся на городских блюстителей порядка, были основной причиной того, что никто из приближенных герцога Кржевица не желал заниматься грязной работенкой. Бедный старина Мишель исполнял свои обязанности без малого тридцать лет, и никто не собирался его смещать. Столь долгая служба оставила на нем свой отпечаток. Он слыл большим занудой, пьяницей и человеком со сложным характером, впрочем, все эти качества с лихвой компенсировались ненавистью Мишеля к замковой страже и ее честолюбивому сотнику, да и чего тут таить, пану Кржевицу и его окружению. Уж кто-кто, а Мишель не упустил бы случая поквитаться с теми, кого недолюбливал.


План священника был прост до гениальности. Он собирался предложить Мишелю явиться с почетным эскортом во дворец и охранять юного наследника престола до коронации. Поскольку в замке доверять можно было лишь собственной тени, да и то, покуда есть свет, отряд городской стражи, злой и голодной, был лучшей альтернативой вообще ничему.


— Простите за беспокойство, святой отец, — произнес кто-то, отвлекая старика от тяжелых дум.


Священник резко повернулся, ища глазами обладателя этого приглушенного голоса, и увидел перед собой Диего де Ливаро.


Вблизи рыцарь выглядел грязным и уставшим. Его лицо было словно высечено из камня, холодное, источающее надежность, опору и силу. А вот взгляд у Диего был безжизненным и остекленевшим. Бескрайнее море печали, боли и горечи.
Старик невольно отпрянул.


— Как хорошо, что я нашел тебя, святой отец, — продолжил Диего, никак не отреагировав на неловкость наставника Яноша. — Мне сегодня определенно везет.


— Рад видеть тебя! Не ожидал встретить тебя здесь, — воскликнул старик. — Если мне не изменяет память, ты должен был сейчас находиться у Засечной Черты, не так ли?


— Я только что оттуда. Сегодня утром прибыл в Кемцень, скакал без остановок.


— Долгий путь ты проделал, — отец Яков внимательно изучал лицо барона. С последней встречи тот сильно постарел, у него добавилось седины и морщин, а острые скулы еще больше заострились. Но тело барона не утратило былой ловкости и силы. Что не говори, Диего был прирожденным воином, нелегко пришлось бы тому, кто решил встать у него на пути. — Что-то случилось, барон?


Диего кивнул.


Налетевший внезапно порыв ветра каплями дождя обрушился на землю так, что новые потоки воды забарабанили по его намокшим уже волосам, стекая по лбу, щекам и шее.


— Предлагаю перейти под своды ворот, пока мы не промокли окончательно — предложил отец Яков, которого от разыгравшегося не на шутку ненастья спасал лишь капюшон его рясы.


Барон пожал плечами и направился вслед за ним. Было видно, что капли дождя, стекающие по короткой челке на лоб и глаза рыцаря, нисколько ему не досаждают, как и толстый шерстяной плащ, обвисший под тяжестью впитанной влаги.


— Поздняя осень, что и говорить, — вздохнул отец Яков, быстрыми шагами пересекая внутренний двор. — Веришь или нет, но я уже успел соскучиться по лету.


Ноги скользили по булыжникам, которыми был вымощен внутренний двор. За долгие годы камни обтерлись и местами просели, освобождая место для редких пучков зеленого мха. Погода разыгралась не на шутку, и эти островки жизни посреди холодного царства камня превратились в вязкие лужи. Кругом была грязь, размытая земля и глинистая жижа, норовившая затянуть в свои цепкие объятья ботинки.


Если бы здесь ни жили короли, никто ни отличил бы дворец от суровой крепости. Не только двор поражал своей простотой и неопрятностью. Стены, смотревшие на него со всех сторон, не давали ни малейшего намека на роскошь. Сложенные из грубого серого камня, они достигали в высоту не меньше трех десятков локтей. Кладка была старой, но добротной. Казалось, за годы она только прибавила в прочности.


Оставив позади донжон , самую старую и самую грозную постройку замка, священник и Диего спрятались под спасительным сводом ворот. Отсюда четыре башни донжона, превращенные искусством каменщиков в единое оборонительное сооружение, горделиво смотрели в темные небеса, словно смеясь над обезумевшей бурей. В узких стрельчатых окнах донжона мерцали слабые огоньки, крохи тепла среди бездушно холодного камня. Где-то там высоко-высоко были покои принца. Отец Яков вздохнул. «Наверное, не стоило оставлять наследника трона наедине с собой в столь трудное время», — подумал старик.


Здесь можно было укрыть целый отряд. Замковые стены были не только высокими, но и толстыми, способными выдержать даже самый ожесточенный натиск. Замок еще ни разу не брали штурмом, во всем королевстве и за его пределами еще не нашлось смельчака, рискнувшего бы расколоть этот орешек.


Двое ворот, сложенных из липовых и дубовых досок, одни внешние, другие внутренние, разделялись подъёмной решеткой. Сейчас острые зубцы последней хищно оскалились у самого свода. В любую минуту приведенные в действие механизмом, спрятанным наверху в бастионе, они готовы были обрушиться вниз и закрыть проход.


— Здесь будет посуше, — улыбнулся отец Яков, стряхивая с капюшона влагу. — Так что ты хотел рассказать, сын мой?


— Я прибыл с севера, из Верховиц от воеводы Стефана, — начал свой рассказ Диего.

 — чтобы встретиться с королем и передать ему тревожные вести о том, что началась война, и Засечной Черте нужна помощь.


— Война? — нахмурился отец Яков. Как духовник Варцлава и приближенный к королевской семье, он знал о том, что происходит в королевстве, но об этом ничего не слышал.


Барон кивнул, а затем начал свой рассказ:


— В последней битве мы откинули кочевников в степи. Тогда мы радовались победе, хоть король наш был ранен. Мы думали, что навсегда проучили язычников, и набегов на наши северные земли больше не будет. Какое-то время так и было. Кочевники бежали, и надолго покинули Приграничье. Укрепления не чинились, а гарнизоны крепостей сокращались.  Ведь никому не стало дела до нас после болезни короля.
Но потом все начало меняться. Конные разъезды, что отправлялись далеко на север, начали приносить тревожные вести, что в степях вновь стало неспокойно. Вначале к этому относились с недоверием, принимая за неудачную шутку, но затем произошли поистине странные вещи. Одно из кочевий разбило лагерь в нескольких переходах от нашего форпоста, крепости Живск, что держит переправу через реку Десницу, и разделяет наши земли от земель степняков. Давно уже не осмеливались кочевники подходить так близко.


Так вот племя то, бывшее когда-то весьма влиятельным и богатым, в одночасье стало слабым и малочисленным. С ними было подозрительно мало воинов, только женщины, дети, старики и раненые. Так докладывали пану Стефану наши разведчики, пробравшиеся ночью к их лагерю. А на следующий день, стоило солнцу появиться на горизонте, они прислали к нам гонцов с дарами и подарками, и рассказали о том, что всколыхнуло Великую Степь.


Диего гулко закашлял, прочищая горло. Затем достал флягу с водой и сделал пару долгих глотков. Спрятав ее под плащ, рыцарь продолжил рассказ:


— Оказывается, все это время степь бурлила, точно котел на костре. Между племенами шла война, долгая и затяжная. Многие кочевники сложили свои головы в той междоусобице пока, наконец, одному из племен не удалось взять вверх. Их вождь Карабей, по-нашему Черный Князь, прозванный так за черные волосы и бороду , объявил себя каганом  всей Великой Степи. Те, кто не захотел служить ему, бежали, как племя, что откочевало к Засечной Черте.


Отец Яков лишь качал головой. Эти вести были очень плохими. Он не был глупцом и понимал, чем грозит объединение степняков. Новая война совсем не то, что нужно для слабого принца. Для подвигов и сражений сейчас совсем неподходящее время. Королевство слишком ослаблено. Бедность, голод и нищета – вот, с чем должен сражаться юный король.


— Карабей сумел сплотить некогда враждовавшие племена в мощный многотысячный кулак. Он повел свои орды на юг, к нашим землям. День ото дня донесения наших разведчиков становились все тревожней. Пан Стефан отправил почтовых голубей в Кемцень, но ответа не пришло.


Вскоре в Приграничье показались знамена степняков. Казалось, им нет числа. Тогда же воевода отправил первых вестников нагрянувшей беды. Это произошло за неделю до моего отъезда, но, видимо, гонцов перехватили. Мы дали кочевникам несколько сражений в поле, думая, что сможем заставить их отступить. Мы просчитались. В открытом бою мы несли поражение за поражением и теряли солдат. Их стрелы собирали богатый урожай, летя дальше наших. Мы едва успели укрыться за стенами замков Живска и Калитвина. Нам неслыханно повезло, кочевники никогда прежде не сталкивались с городами, ведь в степи у них нет ничего подобного. Они живут в кибитках, а кто победнее спит на земле.


Кочевники осадили крепости, но приступом взять не смогли, не имея ни опыта, ни осадных машин. Заведомо зная, что их во много раз больше, чем нас, они полны решимости либо погибнуть, либо победить и отобрать наши земли под новые кочевья.
Когда я уезжал, крепости держались, но мы оба знаем, святой отец, что вечно осаду невозможно сдерживать. Рано или поздно запасы подойдут к концу, и крепости откроют ворота. Война уже началась. Нам не избежать ее. Пан Стефан говорил со мной и просил передать, что Засечная Черта, как никогда прежде, нуждаются в помощи. Возы с мукой и стрелами и несколько сотен пехотинцев – это то, что нужно в первую очередь.


Священник тяжело вздохнул:


— Плохие новости ты принес, сын мой. Скажу, не кривя душой, добыть припасы и помощь будет непросто. Казна пуста. Но, думаю, выход есть. Завтра коронация принца. Как только бароны присягнут на верность Яношу, и он станет королем, ты должен будешь повторить свой рассказ в священной роще на Холме Королей. Королевский Совет будет не слишком рад отправлять войска на север, но после того, как народ услышит о начале войны, у Совета не останется выбора. Я поговорю с Яношем, и он поддержит тебя.


Диего кивнул.


— Хорошо, что ты нашел меня, — улыбнулся священник.


— Я знал, что ты поможешь, — пожал плечами рыцарь. — Спасибо тебе, святой отец. Я у тебя в долгу. Теперь мне нужно вернуться в город. Я и мои люди остановились в трактире «Старый кракен» у восточных ворот. Если что-то случится, ты сможешь найти меня там. Завтра утром я буду на коронации. Все услышат о начале войны.
Рыцарь поклонился и собрался было уходить, как старик окликнул его.


— Диего, постой. Я тоже иду в город, к начальнику городской стражи. Нам как раз по пути, ты ведь составишь мне компанию? Да и дождь, похоже, уже не льет так сильно.


— С радостью, святой отец.


Накинув капюшон на голову, священник последовал вслед за Диего. Дождь действительно едва накрапывал. Видать, буря собиралась с силами, чтобы обрушится на Кемцень.


За воротами открывалось довольно большое пространство около сотни шагов в длину, расстояние до внешней стены и вторых ворот. Здесь, несмотря на непогоду, кипела работа. В замковой кузне, небольшом одноэтажном здании, сложенном из сосновых бревен, горели огни, и тихо позвякивал молоток. Рядом четверо слуг молчаливо разгружали телегу, сбрасывая с нее мешки на землю. Они падали в лужу с глухим стоном, осыпая телегу и слуг брызгами грязи. Завидев меч рыцаря, незадачливые работники поклонились и продолжили свою работу. Однако в воздухе повисло напряжение. Отец Яков словно чувствовал, как спину ему сверлят недобрые взгляды.


— Неприветливым местом стал Кемцень, — сказал Диего.


— Много времени минуло с тех, пор, как ты последний раз был тут. Многое поменялось.


У вторых ворот были только одни створки, но за ними находился подъемный мост, сейчас опущенный. Во время осады его поднимали, обнажая глубокий ров, опоясавший стены. Священник знал, что он таит в себе дополнительные сюрпризы, и, нужно признать, весьма неприятные. На дне были вбиты острые сваи, периодически обновляемые. Нужно было обладать особой удачей, чтобы остаться в живых, упав в воду.


— А ров-то давно не чистили, — между тем отметил Диего, указывая на зеленую тину.


— Похоже, замковой страже зря платят деньги.


— За состоянием укреплений некому следить. Никто не помнит уже, когда последний раз опасность угрожала Кемценю. Зачем чинить бастионы, когда все спокойно. Во всяком случае, кастелянин  замка барон Ивски, человек герцога, придерживается именно такой точки зрения. Ему нет дела до состояния стен и башен. Впрочем, и средств тоже нет. Барон питает страсть к азартным играм, в которых просаживает все золото, до которого может дотянуться. Казна пустует уже не один год. Тут нечему удивляться.


Повисло молчание. Дождь весело барабанил по водной глади, рисуя круги. Ветер совсем стих, от его порывов защищали нависшие, точно исполины, каменные стены. Барбакан  совсем близко подходил ко вторым воротам, образуя маленький внутренний дворик, пустой и тихий.


Дверь в одну из башен была отперта, и на пороге сидел стражник. На нем была слегка потертая стеганая куртка и начищенный до блеска конусовидный шлем. На поясе у него висел короткий кинжал, а сам он опирался на копье. Обычное оружие дворцовой стражи, дешевое и грозное.


Стражник хмуро поглядывал на небо, морщась каждый раз, когда грохотал гром и выписывала зигзаги молния. Ему явно не хотелось находился тут, пока его друзья допивали очередной бочонок вина.


Увидев направляющиеся к воротам фигуры, стражник не стал скрывать злорадной улыбки. Ведь в такую промозглую погоду ничто так не приносит удовольствие, как осознание того, что кому-то еще хуже.


Дождь с новой силой забарабанил по каменным плитам, устилавшим внутренний двор, заставив старика и рыцаря прибавить шагу.


— Далеко собрались, святой отец? — прокричал стражник, узнав священника. — Сидели бы в замке в такую погоду! А то, не дай Бог, поскользнётесь и убьётесь. Что мы скажем принцу?


— Ты бы лучше поднялся на стену, — ответил отец Яков, перекрикивая вой ветра.
Стражник презрительно скривился и демонстративно отвернулся, не желая продолжать разговор.


Под сводами ворот на деревянной лавке сидело еще двое солдат. Эти были порядком навеселе. Потягивая пиво из пузатого кувшина, они играли в весьма популярную настольную игру, что зовется «Свадьба». Кости бойко стучали, падая на незамысловато вырезанную из сосны доску, и стопка монет на ней с каждым броском все увеличивалась, подогревая азарт бравых вояк.


Появление Диего и отца Якова стало для них неожиданностью. Узнав в Диего рыцаря, стражники подскочили, пряча доску, и заняли свои посты. Монеты, о которых они тут же забыли, попадали в грязь.


— Так-так, — покачал головой священник. — Играем в азартные игры?


— Виноваты, святой отец, — опустив голову, произнес один из них. «Свадьба» была под запретом в Кемцене. Жестокое наказание ждало каждого, кого уличат в этом, а королевские палачи знали, как воплощать наказания в жизнь. Но законы давно не исполнялись, их перестали бояться и нарушали.


Старик заговорщицки улыбнулся им, показывая тем самым, что не солдат их десятнику, хотя, по глубокому убеждению отца Якова, тот делал сейчас то же самое, только в теплом помещении казармы.


Покинув, наконец, замок, рыцарь и священник оказались на безлюдной дороге, ведущей вниз в город. Под чутким руководством королей Кемценя искусные каменщики со всех уголков страны когда-то давным-давно вымостили ее речным булыжником. Даже в разгар ненастья по дороге можно было свободно передвигаться, не опасаясь, что ноги по щиколотку будут вязнуть в размокшей земле и грязевых лужах.


Некоторое время они шли молча. Небо слегка просветлело, и вместо свинцово-темного стало серым и все таким же неприветливым и холодным. Дождь сменился редкими каплями, словно небеса устали извергать из себя потоки воды и теперь недовольно урчали раскатами грома вдалеке, словно растратив свой гнев.


— Святой отец, что вас тревожит? — спросил Диего де Ливаро, повернувшись к старику. — Мы достаточно удалились от замковых стен, чтобы нас не подслушали. В моей же преданности трону вы можете не сомневаться. Я дал клятву.


— А от тебя сложно что-то утаить, сын мой, — ответил отец Яков.


Барон пожал плечами.


— Но я думаю, что ты, как никто иной, должен знать, — продолжил священник. — Чует мое старое сердце, что герцог Кржевиц попытается занять престол.


— Страшные слова, святой отец, — обвинение в измене.


— Да, — просто ответил наставник Яноша, — именно так, именно так... Герцог давно лелеет мечту стать королем. А сейчас у него появилась прекрасная возможность сделать это. Как ты мог уже заметить, половина баронов и лордов поддерживает его, у него самые богатые земли и самая сильная дружина.


Диего кивнул, соглашаясь.


— Но что самое главное, сейчас замок в руках людей герцога. Избавиться от наследника трона, не составит никакого труда для него.


— Но ведь он мог это сделать и раньше, не так ли?


— Конечно, мог! Только не все так просто. Формально старый король оставался на троне, хоть и не правил. Все важные решения принимались герцогом, как канцлером государства. Убийство короля и его сына не смогло бы приумножить его власти, а лишь вызвало бы недовольство народа и лордов. Герцога обозвали бы узурпатором власти, и началась война.


— Звучит убедительно. Гарнизоны Засечной Черты восстали бы первыми, — уверенно заявил барон.


— Вот именно! — голос священника звучал неумолимо, точно приговор. — Поэтому руки пана Кржевица были связаны. Теперь же, короля нет, до коронации Яноша вся власть сосредоточена в руках канцлера, которым является герцог. Если Янош погибнет до коронации, скажем, решит покончить жизнь самоубийством из-за смерти отца и выпрыгнет из окна башни, ближайшим претендентом на престол станет пан Кржевиц. Естественно, при таком стечении обстоятельств никто не будет разбираться, помогли ли юному принцу погибнуть. Если же герцог промедлит, Яноша коронуют. И тогда не видать канцлеру короны. Но герцог не будет медлить. Он слишком хитер и амбициозен.


— Зачем же мы тогда идем в город? — спросил Диего. Впереди как раз показалась окраина Кемценя с приземистыми трехэтажными домами, окруженными яблонями особняками знати. — Разве не стоит сейчас находиться рядом с принцем, если ему угрожает опасность? Он остался совершенно один в замке среди людей, которым не может доверять. Мой меч смог бы ему пригодиться.


— Не стоит беспокоиться. — Голос отца Якова при всей его невозмутимости прозвучал не столь уверенно, как раньше. — Сомневаюсь, что пан Кржевиц пойдет на открытый мятеж средь бела дня. У него много сторонников, но есть и те, кто выступит против него, если откроется, что герцог убил принца. Собственно, все крутится вокруг той же самой причины, по которой герцог не покончил с королем и принцем раньше. Север точно не признает его власть.


— Напротив, — возразил рыцарь, замедляя шаг, — мы упустили из виду главное. Племена варваров, святой отец. Приграничье охвачено войной. Бароны и крестьяне, все кто может держать оружие, сражаются сейчас на стенах крепостей или готовятся остановить кочевников. Если герцог, как вы говорите, восстанет, многие закроют глаза на это в обмен на помощь Кемценя.


— Господь Всемогущий, — прошептал отец Яков. Его лицо побледнело, а на лбу проступил пот. — Вот оно время пана Кржевица. Лучшего шанса расправиться с принцем ему не представится. Бедный мальчик...


Повернувшись к барону, он облизал пересохшие губы и спросил:


— Скажи мне, ты говорил кому-то зачем приехал?


— Нет.


— Точно? — в голосе священника слышался страх. — Может быть, кто-то из твоих солдат?


— В своих людях я уверен, — бездонные глаза Диего не врали. — Только если он не перехватил гонцов.


Отец Яков замер посередине улицы, покусывая губы, и сжал морщинистыми ладонями виски.


— Нет, — сказал он, наконец, — исключено. Я бы узнал от доверенных людей. Однако теперь мы должны поспешить. Знай, сын мой, что я намерен поговорить с капитаном городской стражи. Десятка четыре солдат лучшее средство от любых неприятностей, которые готовят враги Яноша. Ты и твой отряд поможете? — говорил он, пока они шли по длинной пригородной улочке. Дома здесь стояли трехэтажные, добротные, сложенные из песчаника, крытые бурой черепицей. На первом этаже располагались ряды лавок и мастерские ремесленников. За стрельчатыми окнами кипела жизнь. Гул людских голосов, шаги и скрип половиц, удары молотков и приглушенный смех пробивались через моросящий дождь наружу, и с каждым шагом все звуки набирали силу, так что можно было даже разобрать отдельные слова.


— Да, святой отец, — ответил Диего.


— И, хотя цель моего приезда в Кемцень была совсем иной, я вижу, что Господь направляет меня. Я дал клятву королю и исполню ее. Будем молиться, что принц будет достойным сыном отца и сможет разбить варваров.


— Спасибо, — отец Яков сжал плечо барона.


Какое-то время они шли молча. Верхние этажи нависали над первым так, что из окон вполне можно было дотянуться до противоположного дома. Здесь находились жилые помещения, сейчас тихие и спокойные, ведь их хозяева сейчас торговали внизу различными товарами или трудились в поте лица на свою гильдию.


— На городскую стражу можно положиться? — спросил барон, нарушив молчание. — О ней ходят недобрые разговоры.


— Можно, — кивнул отец Яков. — Слухами мир полнится, но я доверяю капитану Мишелю. На первый взгляд он может показаться человеком с очень сложным характером, но в душе он хороший малый.


Диего, похоже, ответ святого отца удовлетворил, он кивнул, и они продолжили идти дальше, мимо все новых и новых зданий, которым, казалось, не было числа. Извилистые улочки то поднимались вверх по холмам, то, петляя, вели вниз. Симметрия, прослеживающаяся вначале пути, уступила место хаотичному нагромождению каменных и деревянных строений.


Вскоре им навстречу начали попадаться прохожие. Темные силуэты, закутанные в плащи с ног до головы, спешили по своим делам, стараясь побыстрее укрыться от начавшего моросить дождя.


— Поберегись! — прорезал воздух хрипловатый женский голос, когда они уже достигли своей цели – большой деревянной казармы городской стражи, расположенной в самом сердце Кемценя. Барон со священником едва успели отскочить на середину мостовой, как из открывшихся где-то наверху ставень на улицу вылились нечистоты, обрызгав нерасторопного горожанина. Тот разразился грубой бранью, грозя кулаком окну.


— Мы почти пришли, — улыбнулся отец Яков, сворачивая на одну из трех главных дорог города. Все они вели к городским воротам: северным, восточным и южным. Еще в старину, когда город только рос, а вместо грозной крепости на горе рядом с Кемценем стоял всего лишь деревянный форт, тут находились казармы ополчения. По мощеным сосновыми досками дорогам ополченцы, выполнявшие в те времена роль стражи, каждый день направлялись на сторожевые посты, на месте которых впоследствии появились угловатые башни Кемценя. Много воды утекло с той поры. Город изменился до неузнаваемости, и дом, точнее сказать двор, где проживало ополчение, был перестроен в продолговатый двухэтажный дом, ставший символом городской стражи.


— «Старый кракен» в той стороне, — показав на восток, священник обхватил руками Диего и сказал. — Заклинаю тебя, как поговорим с Мишелем, сразу же направляйся туда и веди своих людей во дворец.


— Не вызовет ли большое количество солдат подозрение у замковой стражи?


— Предоставь это мне, — улыбнулся старик. Уж он-то знал, как Яношу понравится собственная дружина.


Облезшая и покосившаяся казарма резко выделялась среди чистеньких жилых домов и лавочек, тянувшихся вперед, сколько хватало глаз. Левое крыло здания явно было заброшено. Верхние окна были закрыты ставнями, а нижние заколочены. Там располагался городской архив, который отошел в ведение городской стражи с легкой руки бургомистра, решившего, что надежнее всего, а главное, дешевле, будет хранить важные бумаги под брюхом у блюстителей порядка.


Сейчас казарма казалась темным исполином, неприветливым и холодным. Входная дверь была чуть приоткрыта и поскрипывала на ветру, словно жалуясь на свою незавидную долю. А перед ней валялось битое стекло.


Отец Яков решительным шагом направился к ней и ухватился за железное кольцо. Дверь широко распахнулась, открывая взору темное помещение. Недалеко от входа стоял стол с огарками свеч и пара табуретов, а дальше на полу лежали груды тряпья. Внутри было непривычно тихо, словно никто давным-давно тут не жил. Однако первое впечатление было обманчивым. Стоило им зайти внутрь, а глазам немного привыкнуть к полумраку, как старик понял, что перед ним вовсе не тряпье, а люди. Из темноты на него с укором смотрели остекленевшие глаза. Отец Яков невольно отшатнулся, ударившись о Диего, зашедшего следом. Липкий комок страха подкатил к горлу. Хотелось кричать!