Герои спят вечным сном 28

Начало:
http://www.proza.ru/2017/01/26/680
Предыдущее:
http://www.proza.ru/2017/03/01/958

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

БЕЗЫСХОД

Когда сильный с оружием охраняет свой дом, тогда в безопасности его имение; когда же сильнейший его нападёт на него и победит его, тогда возьмёт всё оружие его, на которое он надеялся, и разделит похищенное у него.
Евангелие от Луки, глава 11, стихи 21,22.

Вертикальные зрачки свойственны охотящимся из засады хищникам, активным днём и ночью; горизонтальные - бывают преимущественно у травоядных, глаза которых расположены по бокам головы. Что же до круглых зрачков, то они чаще всего встречаются у тех, кто в поисках еды преодолевает большие расстояния, и у тех, кто гоняется за добычей».

Зрачки Эркенбрехера, изначально квадратные, сжались до размеров кончика иглы, настроенной прицельно воткнуться и достать. - Мы проверим! – сказал он недвусмысленно.

Фогелю же стало не до проверок и проверяющих. Возможность лежать тихо, без комаров показалась вершиной благодати. Пахнущий разогретым сеном тюфяк позвал забыться и уснуть.
Так, вероятно, сделали остальные, каждый в свой час, а когда проснулись, обнаружили томящую до звона пустоту.

Дитер, сначала не придавший значения разнице, оценил преимущества клетчатого узилища и недостатки теперешнего. Там легко обнаруживался ответ на вопрос: «что вокруг?», здесь же – совсем глухо. Строения далеки, - из щелей не разглядеть. Видны чахлые деревья, камыш, пятна песчаных пролысин. Присутствует запах болота. Главное – нет отхожей ямы и воды.

- К чему это? – догадавшись о предположении товарища, спросил Паузеванг.
– Так, мне кажется, содержат смертников. – За Фогеля ответил Бухольц. – Завтрака тоже нет, хоть приближается время обеда. Что будем делать, если, например, запылает с четырёх углов!

- Соплями тушить! – рявкнул Бунге. – Трус раньше страха дохнет. Запрещаю упаднические разговоры. Ещё в топливе огонь, а вы – хвосты поджали!

Ассман, видимо, самый напуганный, вскочил и с разбегу пнул дверь с восточной стороны. Ожидаемого грохота не последовало. Створки, распахнувшись, чуть слышно хрястнули в крайней позиции, вернулись назад.

- Ого! – резюмировал Эркенбрехер, - а ну, Хуго, шарахни оттуда!
- Сам иди, храбрец, - огрызнулся Ассман, - Если это – растяжка и рванёт, я – лучше в уголок.
- Чтоб стеной завалило? – Хихикнул Бунге.

- Ты, Камерадшафтсфюрер, почему не пробуешь?
Вильгельм встал, почёсывая спину, подошёл, с нарочитой небрежностью толкнул западную дверь – с тем же результатом.
- Не заперты! – жалобно пролепетал Бастиан, - куда хочешь, можно идти?

- Полная свобода. – Констатировал Бунге. – Бегать – приказа нет, а есть приказ: держаться парами; планомерно проверять; докладывать.
Пар оказалось – три, потому что начальнику отлучек не положено, у болящих же - ползанье по нулям.

Первая, не сделав пяти шагов, замерла, будто над обрывом. Фогель и Бастиан вышли вторыми. Свет ударил, ослепив, а когда проморгались, впору стало схватиться за что-нибудь: у всех подкосились ноги.

Привычный мир треснул, поплыл, опрокинутый посредством аллюзий, парадоксальных сочетаний, фантасмагорических форм. А надо-то было: разобрав светлицы, снять с хат дощатые перемычки, удалить фронтоны, заменить острия крыш уткнувшимися в небо огрызками стропил, придать вертикальное положение аистиным колёсам, и - готова экспрессия, состоялся сюрреализм, сбылось самовыражение подсознательных пониманий.

Люди здесь не живут давно. Единственная кровля – над их сараем. Ветер, хозяин пустыни, распоряжается бессмысленной ограждённостью пространств.

Бросилось в глаза отсутствие оконных стёкол, рам, дверей, полов, потолков. Солома – повсюду! Пакля клочьями! Тучи пера носятся по ветру! Степень опустошения потрясла. За одну ночь так раздеть жильё! Для чего!

- Это ловушка! – Охнул Детинцев. – Гер зондеркомендант! Прикажите повернуть назад! Нельзя входить! Нельзя! Куда разведка смотрит!-
- Вы пойдёте первым. – Велел Эммембергер. – Если опасность, - расплатитесь за то, что не предупредили.

«Только не бросай меня в колючий куст! - * Мысленно завопил Детинцев. – Откатятся, - нам срубы не ложить; разбегутся, - боеприпасов меньше тратить. Живым отсюда не выйдет никто! Разве – «щенок» Шлюьтер, приставленный ликвидировать меня при попытке к бегству? Да. Шлютера надо сберечь, чтобы Маю не пытали. Наверняка, уцелев, для собственного оправдания обскажет всё дословно и в подробностях».

Колючие кусты понятны до Кружилиной и дальше, а участь Судзиловских лишь теперь озадачила, потому что фрицы поверили в успех и всё выполнили!

Сергей – друг детства, наперсник в занятиях микробиологией. Когда-то мечтали вместе совершить кругосветку, - не сбылось. Мир простейших оказался романтическим увлечением, вроде первой любви, а дружество осталось: породнились детьми, имеют общих внуков.

Они из Питера приехали, утешить последние минуты Маиной сестры. Схоронив, застряли.

Удар хватил кавторанга в начале декабря. Акулина Михайловна время от времени приходила, пользовать, Егор Фёдорович неоднократно предлагал перевести Сергея на Палешь, но Мая плотно увязла в «подпольной» работе, став элементом «цепочки», транспортировавшей в лес беженцев, детей казнённых родителей, прятавшихся по хатам раненых солдат.

Лежачий больной оказался хорошим прикрытием: не вызывали вопросов доброхоты, в повозках и пешком навещающие пожилую чету. Выздоровление шло медленно, будто догадывалось о пользе легенды.

Анфим и Мая, как понимал Детинцев, взаимно не предполагают тайной деятельности друг друга, поскольку принадлежат к разным «ведомствам» одного «министерства». «Департаменты» эти соприкасаются самыми верхами, причём, не всегда миролюбиво.

Спицын почём зря костерит руководителей городского «подполья» за профанацию, неоправданность риска, откровенную браваду. Сведения из городов приходится перепроверять, предупреждения об опасности чаще всего летят в «трубу», а от самопальных листовок, флагов над горсоветом и церковью - тошнит.

Головнин, секретарь обкома, памятуя школьную привычку, считает Генку Спицына снобом, солдафоном и прочь. Переговорщик меж них - Сыня с его изощрёнными ребятами.

Изощряться-то приходится на пупе: провалы у городских «гремят», аки свадьбы, гестапо «не гуляет». Жёлтый дом (первая школа в прошлом) полнится стонами, яма с известью - останками. В штабе соединения бытует грустная поговорка: «мы немцев бьём, подпольщики – расплачиваются».

- Всё правильно, - объяснил Сулимов, - профессионализм – главное дело. Партизанские отряды к лету сорок второго – лишь именем таковы, а совокупность – дивизия, рассредоточенная на большой площади воинская часть (кадровые офицеры во главе) с соответствующей инфраструктурой, дисциплиной, выучкой. Иначе действуешь, – вылетай к праотцам: естественный отбор всегда готов.

Под оккупантом разное осталось, в лес «нырнуло», подробностями обросло. Старосты в деревнях сидят, дело знают. Нищенствующие калеки, бродячие мастера, попы, богомолицы, повитухи - все по местам, все к ряду Спицына. Особь стать – «Архангелы» и железная дорога. Там своя «кухня», свои «кулинары».

Партийные организации, комсомольцы областного центра и районов, самовозникающие группы сопротивления – вот где партизанщина в бранном смысле этого слова.
Манкируя правилами предосторожности, каждый из возражающих «новому порядку» по краю ходит, подогретая романтикой интеллигенция – подавно.

Грамотные! Умом богаты! И опыт – аж с Декабристов, Народников и Союза борьбы за освобождение рабочего класса!!! А треску! А грохоту!
Единственно – Сыне польза: раскрытие агентуры противника (ловля на живца). Людей жаль, так же! Грянул провал, гляди, откуда «ноги растут» и «голова шевелится».

Детинцев разного насмотрелся в Жёлтом доме и наслушался, до идеи с табаком и штанами в лавке не бывал, Анфима не видел, чтоб даже имя из мысли ушло, поэтому, если что, на допросе следует говорить только правду, выдавать ССС: известных и не пойманных - Сыню, Сутейникова, Спицына.

Егор Фёдорович здоров, не стар телом, маскируется мастерски. Помогло давнее развлечение – домашний театр. Вот где пригодилось! Даже опытный психолог Финк (а он считает себя таковым), не распознал в «рухляди» охотника, способного гнать зверя несколько дней подряд.

Только зачем затея! И без Палешанского «барина» всё сделано, вернее – до него. Наплёл три короба, время оттянув? На результатах это не сказалось. Сами немцы выбрали маршрут, сами, якобы, рассчитали нагрузку.

Древние говорят: "Sero molunt deorum molae" - Жернова господни мелют медленно, но неотвратимо. Русская земля под ногами захватчиков расступится в буквальном смысле этого слова, потому что интенсивность подвижки грунтов прямопропорциональна приложенным усилиям, а если вовремя стимульнуть, - то и выйдет.

Для Детинцева главное – на Ясенев попал, значит, видели его, и есть, куда метнуться в подходящую минуту.
Судя по раскладу событий, наверняка не Сусанинов финал у Егория, и колхоз в его честь навряд переименуют. Зато новообразованный гибляк назовут Детинцевским, это точно.

Ещё (вне сомнений) возникнет лишний довод в пользу милиарации. Анфимка – ушлый жук, выкрутится, а Судзиловские – готовая жертва. Сомнительно, чтобы с рук сошёл разгром подобного уровня.
 «Пировавший» сутки назад хутор ободран, как липка! Даже на ликвидаторов со стажем произвёл впечатление.

Первыми двинулись сапёры с приказом: стрелять во всё живое. Взрывчатки не нашли, но обнаружили пленников из автобуса. Благо, молодцы стояли в тени кошары, - сразу опознаны, как гитлерюгенд, и обошлось.

- Хуго Ассман, Ганс Бастиан, - по памяти зачитал список Эммембергер, - Клаус Бухольц, Вильгельм Бунге, Хорст Эркенбрехер, Дитер Фогель, Отто Мильх, Вальтер Паузеванг, Генрих Роге, Рудольф Страсоцки.

«Хорошо досталось за пропажу «малышей», - отметил Детинцев. – Во, как запомнились! То ли будет, дружок? Вывозил бы уже, а!»

- Носилки; автомобиль; самокатчиков; на станцию; первый же поезд остановить; фельдшера; Где фельдшер! – роздал приказы глава карательной экспедиции. – Накормить. Как вы думаете, - спросил он, почему-то Детинцева, - следует теперь или позже?
- Я бы сделал это в поезде, - прозвучал ответ. – Моя рекомендация: быстрей убрать отсюда безоружных и несовершеннолетних.

Пристально, протяжно посмотрел Эммембергер в глаза провожатого, потом обратился к Бунге, угадав в нём вожака.
- Подробно беседовать будем после окончательной победы, сейчас же, Камерадшафтсфюрер, скажите, есть ли важная информация?

- Он, - указал Бунге на Дитера, - знает больше всех, потому что неоднократно умудрялся проникать в дом.
- Похвально! – Выбросил руку вперёд командир. – Достойный поступок достойного воина. Докладывайте, Гер Фогель?

- Цель вылазок, - с дрожью в поджилках и голосе отвечал Дитер, - осмотр местности на предмет побега. Сведения - устарели. Сами видите: что было – изменилось; Кто был – ушёл. Я не знаю их языка. К стыду своему, заснул вчера первым и последним – проснулся. По персоналиям, топографии - готов, но актуальность наблюдений утрачена.

- У тебя утрачена. – Отдал пас Эркенбрехер. – Мне же – есть, что сообщить: Фогель кругом врёт.
Вот это новости! Даже Бунге отшатнулся! А Хорст, овладев инициативой, выпалил, дабы воспользоваться звёздным часом:

- Врёт, и трижды! Первое: зачем лазал в дом; второе: что там рассматривал и с кем общался; Третье: куда ездил на велосипеде, и почему вернулся невредимым!

- Это, - едва удержал раздражение зондеркомендант, - важно. Архи важно! Мы спросим в своё время. Я жду актуальной информации, если таковая имеется. Если нет… Будьте добры… До завтра.

- До сегодня. – Приказным тоном велел Эркенбрехер. – Он останется и расскажет всё, что видел.
- В таком случае, ты останешься тоже, - отпарировал Фогель. – Останешься, чтоб возразить мне и докопаться до истины.
- И я останусь! – петушком пискнул Бастиан, - потому что Хорст ведёт себя, как враг Рейха, - «топит» Дитера.

«Ужас! Вот это глупость! – Обалдело мигнул Детинцев. – Господи, Боже мой! Неужели будет по прихоти сосунков! Да. Собака виляет хвостом. Разумеется, Эммембергер – проходимец ещё тот, и порция шнапса у него цела, но остальное… В неправом деле былинка - горой: отодвинь никчёмных свидетелей, и будешь думать, надо ли было отодвигать!»

«Ни один волос не упадёт без Воли Божией…» - любит говорить Сергей. Вот она – воля! Нет удава, нет кролика, только именно тому случиться должно.

Обтянутый брезентом грузовичок подогнали, красный крест на белом фоне повесили. Фельдшер, Эрни Шмидт из бригады Гэдке, до полудыхания довольный жизнью, плохо прячет восторг по поводу сопровождения раненых. Гестаповский «целитель» Зельде тоже не унывает надеясь удовлетворить потуги гомицидомании * скоро и смело.

Шлютер же обрёл чрезвычайный неуют с тех пор, как увидел Детинцева и услышал приказ: «держать старика на прицеле; стрелять при первом подозрении». Собственно, - почему так мерзко? Беспокойство от мук по поводу роли палача, или боязнь не справиться? Как бы то ни было, - чем дальше, тем отвратнее. При мысли о еде ужин оставляет утробу, а завтрак туда не попал.

Шлютеру изначально нравилось в СС: и форма, и дисциплина, и чувство элитарности! Главное же нравилось, что без особенных усилий по службе смог обойти Гэдке.

Стараниями отца – гауперсоналамтсляйтера, * игнорировав фронтовой набор, Вильгельм оказался там, где оказался, потому что Шлютер старший, опасаясь обвинений в протекционизме, не без оснований предположил отсутствие у сына предрасположенности к убийствам.
До сих пор необходимость в этом как-то миновала, и вот – чтоб им всем!!!

Началась беседа «за плен», мальчики повели речи «ясны и прекрасны»: «рак пятится назад, а щука тянет в воду!» Интереснее всего показалось Детинцеву планирование: бежать Фогель собирался через Утятницу (или Гусятницу), чудовищную трясину, в которой любят гибнуть городские «герои», охотники на водоплавающих. Эммембергер со товарищи ему поверили, походя проинструктировав руководство экспедиционных подразделений на предмет аварийного отхода.

«Бодягу» жевали долго, разбирая правых с виноватыми. Тем часом хуторская площадь, парадный, хозяйственный дворы, огород, сад, пятак выгона, - всё-всё, кроме повитой порослью плотины, на которую почему-то не рискнули ступать, заполнилось техникой разных сортов (от попонок и гужей до огнемётов и ножей), набухло живой силой - подтянувшимися в пункт вынужденного привала карателями.

До чего отвратительна биомасса: похотливая, вязкая, сальная!!! Хорошо же их собирали! Ржут, матерятся, харкают!!! А рожи! Не на чем взгляда остановить, не с кем слова молвить.

Расположились; Кушаем-с, ваша сковородь! Заполнили округу вонью эрзац бекона. Из-под хмельной бравады липким потом сочится  растерянность, раздражение, хлещет страсть, прижатая пятой страха.

Много их, слишком много прибывает в единицу времени! Удивляет пропускная способность Гащилинской гати: там – так себе, кладочка, лошади не ездят, даже дозор – пробежкой из опасения, притопнуть. Неужели, расстелив надувные плоты, прошли правее?

Судя по первоначальным подсчётам – да. Все тут, голуби! Если остался арьергард, то миновал знаковую точку, о которой непосвящённым трудно догадаться.

Сколь понял Детинцев, окружённая мотоэскортом машина с красным крестом теперь выскочила на гать, миновала подгатчину, проехала по (спасшей Витьку и погубившей Леона) подкреплённой понтонами тропе вдоль Лутовни озера и, оставив слева Зотову елань, устремилась к Гащилину.

- Ко-ко-ко-ко! – преобразованный простором донёсся говор оттуда. – Ого! – прозвучал ответ громче и ближе. Первое – должно быть, выстрелы, а второе?

- Радиста! Связь – порядок? – Гаркнул Эммембергер.
- Так точно. – Был ответ. - Отзыв получим… Подождите… Шестой пропал; Третий пропал; Восьмой не отзывается!

- Гер зондеркомендант! Дорога утонула!
- Как утонула! Что это значит, негодяй?!! – Развернулся Эммембергер на Детинцева.
- Это значит, - отвечал «Дикий барин», - начало конца; начало неизбежного конца, о котором я говорил с самого начала, но вы и Финк с Траутштадтом слышать не хотели.

- Вы отдаёте себе отчёт!!!
- Отдаю и вам могу объяснить последний раз.
- Объясните, если не боитесь.

- Чего бояться мёртвому? Смерть – самое страшное, на что у вас хватит времени, но она – неизбежна для всех присутствующих. Отсюда никто не выйдет живым. Мы все – по факту мертвецы, с небольшой разницей: Меня, вне зависимости от того, что вы со мной сделаете, похоронят в гробу, с почестями, а вас – как попало, или вообще не будут хоронить: трясина проглотит. Здешние жители к ней привычны, испокон пользуются.
«А ведь действительно, случилось худшее, и страха нет! – Захолодел сердцем Шлютер. – Старик – самый вменяемый из окружающих».

- Я бессилен, - продолжал Детинцев, - вас – излишне предупреждать, всё равно делаете по указке левой ноги. За примером далеко ходить не надо: зачем оставили подростков, а? Молчите! Нечего сказать?

Вообще удивляюсь, как вы до сих пор терпите мои предупреждения. Если бы смогли взглянуть на стенограммы наших бесед двухмесячной давности, заметили бы: обо всех подвохах говорил, каждое нытьё сбывается, но этот корм не для этого коня.

- Что предлагаете?
- Господа вспомнить; Прощение попросить. Возможно, Отец Небесный сжалится над кем-нибудь.

«А Я ожесточу сердце фараона, и он погонится за ними, и покажу славу Мою на фараоне и на всём войске его, - * вспомнил Фогель, вынырнув из спора с Эркенбрехером. – Так и есть! Никто не верит проводнику! Имя Божие ожесточило слепые сердца! Каждый готов броситься и растерзать человека, покусившегося на общепринятое мнение.

В жажде мести нет равнодушных. А мне! Что делать! Господи, укажи! Ведь пока – не больно, и отсутствует прямая опасность?»

- Рио-Рита! – завопил радист. – Что такое?.. Всюду одна песня!!! Модуляциями по частотам!!! - Ответ не заставил ждать.
- Собрались вокруг! – Засвистел в трубку наблюдатель, Вася Глущенков. – Обступили! Ща убивать будут! Заводи!

В Деменковых сенях с радиолой порядок! Лично Парфён распоряжается. Легла на пластинку игла; полетел сигнал; Состоялся Николкин замысел: на кастаньетах припева сработал радиоуправляемый фугас - Эдисонова «подзрывалка», над которой все смеялись.

Охнуло эхо, распался в прах круглый холмик, тот самый, беженцами созданный погребец. Подобных сооружений оказалось шесть, все дёрном драпированы.
Плотно сидели вокруг зондеры; хорошо получили; взвившаяся облаком глина выплюнула множество гвоздей, обломков проволоки, других железяк, несущих беду плоти в радиусе пятидесяти метров.

Взбесилась толпа единовременно, бросились врассыпную каратели, потеряв голову, И тотчас, будто выпрыгнувшие из мрачных фантазмов средневекового алхимика, из-под ног в разных местах стали вымётываться языки огня.

Вспыхнула трава; загорелись кучи мусора и хвороста; Повёрнутая умной рукой плотина легла вдоль берегов, выпустив укатившийся валом пруд; Обнажилось илистое дно, открыв путь к «спасению», и, когда кинулись в русло, - «Ваше слово, товарищ пулемёт!» началась не обоюдная бойня, а с отделением «овец» от «козлищ», мясников от жертв.

Фогелю повезло: сразу появилось занятие, - с любопытного Бастиана пламя сбивать. – Быстро домой! – Рявкнул некто на ухо, и Дитер подчинился, тем более, что Ганс, освободившись от навязчивого жара, инстинктивно рванул в тень.

- Санитарный поезд! – Обрадовался командир сопровождения. – То, что нужно! Возвращаемся. Вы – тоже.
Шмидт сперва не понял, но, когда объяснили на пальцах, увидел, как небеса скручиваются в свиток, и звёзды осыпаются, хрустя.

Такой ненависти прежде испытывать не доводилось. Интерн, добровольно-принудительно «вызвавшийся» сходить на восток во время вакаций, не ждал от себя столь резких чувств.

Эрнст не боялся трудностей: мог дежурить двое суток подряд, поднимать наперевес носилки, быстро восстанавливался после забора донорской крови.
Единственное, от чего берегли Шмидта сослуживцы в благодарность за безотказную работу – Жёлтый дом. Каждый раз кто-нибудь под любым предлогом норовил подменить мальчишку, но вчера!

- Что за дело до наших списков! – задыхался от возмущения в кабинете Финка главврач. – Клиника у нас или проходной двор! Лечить солдат Рейха мы должны или выполнять ваш распорядок! Мне лучше известно, кто из подчинённых на что способен, кого и куда поставить. Ваше дело – нашими трудами иметь здоровье.

Бесполезно. Хоть лопни! «Через испытание Жёлтым домом должны пройти все». Таков приказ. Иначе – враг лично Фюрера.
Шмидт близко не догадывался, до какой степени повезло на первый раз, а Мюллер знал, что поход «приличней» пыточного стола, и знание это стало последней каплей в ночном разговоре с Гэдке.

Шмидту же и «прелюдии» хватило с лихвой: Подобного контингента он прежде не видел и не догадывался, что цвет нации столь дурно пахнет, представители лучшей страны на присоединённых землях до того гадки, - в пору не лечить, а очередью!

Ладно. В конце концов, может быть он чего-то не понимает; может быть это – особый сорт мужчин, без которых не выжить родному государству в противостоянии государств… Только… О чём говорили! Чего хотят!

Пьяницы! Уголовники! Складывается впечатление, что выпустили их из тюрьмы специально для подобных экспедиций.
«Возвращаемся!» - И как довольны! Спешат к мотоциклам, без зазрения совести смакуя, чем будут заниматься, дорвавшись до полностью населённого пункта! Особенно потрясло предвкушение забавы с мальчиками. Шмидт едва сдержался.

- Ведите машину, я посплю. – Приказывает унтер. Пусть так. По крайней мере, в кабине один, есть время собраться, взять себя в руки. Шмидт закрывает дверцу, включает зажигание, жмёт на газ, пристраивается в хвосте нестройной колонны.

Проехали деревню. Речка ушла вправо. Сейчас рощица, за которой, сколь хватает глаз, кочкарник, неудобье, бросовая земля. Немцы давно засыпали бы, устроили территорию. Вот она расточительность, несправедливость, из которой проистекают всякие войны. Неужели нельзя…

Что такое! Дороги-то нет! Заблудились? Пропала? Почему же! Вот она! Колеи на своём месте, только там и здесь проблёскивает вода. Откуда ей взяться? Дождя не было!
Хмельные эсэсманы прут себе по азимуту, и море по колено. Спешат, – без них не состоится!!!

Смотри ка! Наткнулись: один через голову полетел, другой, третий… Что бы это значило? Ни выстрелов, ни взрывов. Ого! Земля расступается! Падает он и барахтается в своей индивидуальной луже, а мотоцикл – в своей. Значит, с автомобилем тому же быть?

Шмидт сам не заметил, как затормозил, не выключив мотора, стоит и наблюдает странное зрелище. Надо выйти, глянуть внимательнее, что-нибудь предпринять, а что?

Шагнул на траву – зыбкая! И колёса до середины погрузились. Смертный ужас прирастил крылья, поднял фельдшера в воздух и погнал назад, назад, назад к деревне, помощи просить.

1.       Джоэль Харрис, "Сказки дядюшки Римуса".
2.       Гомицидомания - страсть к убийствам.
3.       Гауперсоналамтсляйтер - зам по кадрам гауляйтера (высшая партийная должность областного уровня).
4.       Исход, глава 14, стих 4.
 

 



Продолжение:
http://www.proza.ru/2017/03/08/811