2. Александра

Саша забежала к Вере в мастерскую.

— Что у тебя телефон не работает?

— Ой, да, зарядка видимо села.

— Я с утра тебе звоню, звоню… Ты не знаешь, когда у нас на секции выставкомы будут?

— Откуда я знаю, я же не график. Знаю, что пленарный выставком двадцать седьмого.

— Может сразу на пленарный совет работы принести?

— А что тебе – конечно принеси на пленарный совет и каталожную карточку там заполнишь – что тебе в этой очереди стоять.

— Двадцать седьмого значит.

— Двадцать седьмого.

— Ладно, хорошо - Саша поставила сумку на край стола - Я тебе ещё краски какие-то принесла – они у нас валяются. Вот, смотри – Саша достала потёрную коробочку из сумки - Тут всё не по-русски написано. Я думаю они по стеклу – видишь тут какие-то слова напечатаны – на английское слово glass похоже. Наверное, по стеклу. Тебе пригодится – ты же с детьми работаешь.

— Дай в руки посмотреть - Вера взяла упаковку из рук Саши - Ну, тут этикетка совсем затёрлась, ели буквы видны.

— Эти краски ещё с советских времён от отца остались – им там через Союз Художников распределяли.

— Оставляй, разберусь. А ты куда сейчас? Может чаю попьём? У меня сейчас Анечка в гостях. Внучка нашей Анны Лукьяновны.

— Правнучка! – послышался голос из кухни.

— Вот, слышишь, кричит, что правнучка – значит с бабушкой поссорилась. Когда они не ссорятся – они внучка и бабушка, а когда ссорятся – они правнучка и прабабушка. Я правильно говорю? - крикнула Вера в сторону кухни.

— Правильно! Она сама виновата. Здравствуйте тётя Саша - Аня выглянула из кухни.

— Здравствуй, Анечка – Саша обернулась к ней – Что, действительно поругались с Анной Лукьяновной?

— Я выдерживаю характер.

— Выдерживай.

Подталкивая Сашу Вера вошла на кухню следом.

— Как там Анна Лукьяновна?

— Ничего. Болеет. Дома безвылазно сидит.

— Что ни будь делает?

— Заказ получила на создание музея КГБ.

— Что? - хором ахнули бывшие ученицы Анны Лукьяновны - Ну старая гвардия и даёт! А сколько Анне Лукьяновне то сейчас лет?

— Восемьдесят четыре.

— Что?! Вера, ты слышишь, что она говорит?! Нам бы в восемьдесят четыре так работать!

— Да, были люди в их время, не то, что нынешнее племя…

— Богатыри.

— Не мы.

— Ну всего хорошего передавай своей бабушке от нас. Слышишь - бабушке передай привет, а не прабабушке. Скажи, что мы её помним и любим.

— Передам.

— Передай-передай, правнучка наша. Школу заканчиваешь?

— Да.

— Поступать куда собираешься?

— В Муху.

— Да? Не в Академию художеств?

— В Муху на текстиль буду.

— Вот оно как - Саша пододвинула табуретку к столу - Не на стекло значит? А то смотри – красочки то у нас уже есть по стеклу.

Вера повертела перед лицом Анечке коробочкой с красками.

— На текстиль.

— Вера, хватит мучить ребёнка - Саша села на табуретку за стол.

— Отец как у тебя?

— Сидит в мастерской, пьёт.

— Ой Вовка-Вовка – хороший же художник. Один пьёт?

— Нет, с друзьями. К нему из Владивостока друзья прилетели.

— Ну, тогда ещё ничего.

— Вера! - одёрнула Веру Саша.

— А мама как? - отмахнулась рукой от Саши Вера.

— Так я с ней не живу.

— Понятно-понятно всё про твою маму – променяла талантливого пьющего мужа-художника на двойню с молодым мужем.

— Вера! - Саша толкнула Веру локтем.

— Ну что – Вера-Вера? А у тебя как дела с твоим графическим циклом?

— Работаю!

— Тётя Вера, я пойду - Аня поднялась из-за стола.

— Да-да, иди. Ты к Сергею Константиновичу заскочи как ни будь и покажи свои рисунки – он хороший рисовальщик – совет тебе даст правильный.

— Мне неудобно – он такой взрослый дядечка.

— Он с Олегом Владимировичем дружит. Ты с ним поговори.

— Хорошо, я поговорю. Я пошла, до свидания.

— Анне Лукьяновне привет от нас передавай.

— Хорошо, передам.

Вера закрыла за Аней дверь.

— Хорошая девочка.

— Да.

— Много работает.

— Хорошая, хорошая девочка.

Они уселись пить чай.

— У тебя мелованная бумага есть?

— Да, на шкафу где-то была.

— Дашь мне?

— Дам.

— Мне не много надо.

— Тогда тем более дам.

— Вера, я тебя обожаю.

— Сашка, у тебя неприятности?

— Нет, я просто устала и невроз какой-то в теле. А что?

— Знаешь, я не заметила, а моя Павушка сказала, что там в мастерской у Сергея Константиновича ты грустная была и с серым комком в груди.

— Твоя Павушка так про меня сказала? - удивилась Саша.

— Да.

— У тебя необыкновенная девочка.

— Да.

Они молча посидели над чашками с чаем.

— Давай не будем - тихо прервала их мысли Саша.

— Она ещё сказала, что, если тебе нужна её помощь – она поможет. Я обязательно хотела передать тебе эти слова. Такие удивительные слова она говорит.

— Удивительная у тебя девочка. У неё есть какое-то особое виденье. Я попрошу у неё помощи.

— Сашка!

— Что Сашка? Что Саша? Попрошу. Всё. Не приставай ко мне. Мне трудно. Это моя тема и я одна с ней справлюсь.


В четверг они опять встретились в мастерской Сергея Константиновича.

Сергей Константинович к старому детскому натюрморту стоящему напротив окна прибавил ещё один керамический горшок и положил перед ним склеенное пластилином расколотое парафиновое яблоко.

— У вас тетерев не так висит, как в прошлый раз – Саша остановилась перед большим натюрмортом.

— Он у меня постоянно срывается вниз и разбрасывает, и расклёвывает все мои фрукты на столе.

— Ха-ха-ха - рассмеялась на эти слова Саша - У вас не скучно.

— Дядя Серёжа, а вы Юру знаете? – дочка Верочки Павушка встала перед Сергеем Константиновичем.

— Это который космос рисует?

— Да.

— Знаю.

— Он будет хорошим художником?

— Хорошим будет художником , даже очень хорошим художником – Сергей Константинович повернулся к гостям — Девочки, а вам не холодно с открытой форточкой? Может её закрыть? – и он подошел к окну.

Большой ржавый Марс часто махая стальными крыльями пролетел мимо окна и скрылся в небе.

— Вот планеты тут разлетались – погода видимо меняется – Сергей Константинович закрыл форточку.

Саша присела около Павушке на корточки и заглянула ей в глаза.

— Ты можешь мне помочь?

— Вам нужно сходить в Выборгский Дворец Культуры – там есть изостудия.

— Там есть детская изостудия?

— Нет, там студия куда все ходят.

— И мне нужно туда сходить?

— Во вторник.

— Во вторник?

— Да.

— Хорошо, я сделаю как ты говоришь. Мне нужна помощь. Я знаю, что мне делать, но не знаю, как это сделать.

— Пойдите во вторник в Выборгский Дворец Культуры.

— Пойду, моя золотая, обязательно пойду - Саша погладила маленькую девочку по голове.

Вера стояла у стола к ним спиной и расставляла чайные чашки.

Она не смотрела на них.

Деликатный человек.

Есть тонкий мир.

Нереальный.

Без жестокости и понятности.

Он есть, и он гармоничен.

Нужно уметь его чувствовать.

Павушка – это маленькая девочка говорила с ней сейчас ничего в сущности не называя, но Александра чувствовала, или хотела чувствовать, что эта удивительная девочка знает даже больше, чем говорит и она невольно коснулась вдруг самого больного, о чём болела столько лет сердце.

Серый ком в груди…

Саша опустила глаза – Павушка рисовала заклеенное парафиновое яблоко прорисовывая трещину с видневшемся в нем пластилином.

Была пятница.

Значит впереди суббота, воскресенье, понедельник и половина вторника.

Она больше никуда не пойдет и ничего искать больше не будет.

Саша тронула рукой нить Ариадны – нить была сильно натянута как струна.

Она провела по ней пальцами.

— Слышишь, кто-то на гитаре играет – Вера обернулась и вопросительно посмотрела на Сашу.

— Слышу – Саша опустила голову.

Нарисованное на ватмане парафиновое яблоко от звука струны развалилось на две половинки рассыпая семечки.

Чучело тетерева повернуло голову к малому натюрморту и посмотрел на просыпанные на нём зёрна.

Эти три дня прошли для Александры никакие.

Она позвонила из своей мастерской домой и сказала матери, что у неё срочная работа и она эти дни ночевать не приедет.

Хотелось побыть одной.

Серый ком на сердце нещадно давил.

Или ей это всё только кажется?

Она сумасшедшая?

Сумасшедшая?

Ведь все её считают сумасшедшей.

Ну и нечего с ней разговаривать, с сумасшедшей.

Она имеет право ни с кем не разговаривать.

Думать не хотелось…

Во вторник днём она вышла из мастерской и неспешно пошла по улице пешком заходя во все встречающиеся магазины.

В обувном она перемерила несколько пар сапог и ничего не купила.

На почте была небольшая очередь у окошка с почтовыми безвкусными открытками и конвертами.

В аптеке витамины в упаковке по сто штук стоили дороже, чем в упаковке по тридцать штук, но при пересчете на количество получалось, что покупать по сто выходило выгоднее, чем по тридцать.

В булочной у столиков вкусно пахло кофе и выпечкой и было тепло.

В магазине, где продавали трикотаж и свитера на кассе в коробочке лежали недорогие стеклянные брошки – Саша купила одну из них – голубые перламутровые цветочки в небольшой корзиночке.

Когда совсем стемнело она подошла к Выборгскому Дворцу Культуры.


Женщина, видимо заведующая, внимательно её выслушала.

— Я из Союза Художников. Я слышала, что у вас есть изостудия при Дворце Культуры. Я могу познакомится с руководителем студии?

— Это вам нужен Борис Григорьевич. Он сейчас на месте. Пройдите вперёд по коридору дальше и у окна будет дверь направо – там и будет изостудия. Он там.

— Спасибо.

Борис Григорьевич оказался невысокий и немолодой мужчина с большим носом и коротко стриженными черными волосами.

Одного взгляда Саши хватило, чтобы понять, что этот Борис Григорьевич не профессиональный художник.

Любитель.

Воображает из себя что-то.

Где-то там учился, наверное.

— Здравствуйте, я из Союза Художников.

Борис Григорьевич понимающе кивнул головой.

— Я график. Сейчас я работаю над циклом графических портретов подростков, занимающихся творчеством. Мне интересны талантливые, одаренные дети. Я слышала, что у вас занимаются в изостудии и ребятишки тоже.

— Да, у нас и взрослые и подростки ходят сюда.

— А тихонечко посмотреть на них можно? Мне нужен определённый типаж что ли.

— Пройдите. У нас вот девочка на городском конкурсе третье место заняла.

— Нет-нет, мне не победители нужны, мне душевное состояние подростка нужно. Я тихонечко пройду, ладно?

— Да-да – Борис Григорьевич открыл дверь и отодвинул холщовую занавеску.

Изостудия была небольшая, метров шестьдесят – слева на небольшом подиуме в кресле сидела женщина – она видимо в свою очередь позировала остальным – так и в Сашиной юности было.

Несколько человек плотным кружком сидели около позирующей и рисовали её.

Справа у стены на высоком столе был поставлен большой тёмный натюрморт – кумачово-красные, синие, зелёные драпировки…

… кто так натюрморт ставит?

Россыпью огурцы, опрокинутая корзина…

Две старушки и мужчина сидели у окна и держа карандаши в руках не сводили глаз с гипсовой Нефертити.

— Карандаш, акварель и пастель…

— Да-да – акварель и пастель…

Саша остановилась в дверях.

Мужчина средних лет сидя у двери ближе всех к ней и заканчивал писать этот безумный большой натюрморт.

Рядом белобрысый подросток сосредоточенно раскрашивал на своём натюрморте облезлой кисточкой красную драпировку.

Саша остановила свой взгляд на его белёсых волосах.

Дальше уже глаза не пошли никого смотреть.

Он.

Он даже может не оборачиваться – она сразу поняла, что это он.

Нашла.

Спокойно.

Теперь – главное – спокойно.

Держать себя.

Мальчик почувствовал взгляд, устремлённый на нем и обернулся.

Серые глаза встретились с серыми глазами.

Саша тихо ему улыбнулась и подошла к мужчине сидевшим рядом с мальчиком.

Большой тяжело написанный дилетантский натюрморт.

Саша постояла за спиной мужчины и по разглядывала его работу, а уже потом, улыбнувшись шире подошла к мальчику.

— Можно посмотреть твою работу?

— Да – мальчик смотрел на неё снизу в верх сидя на стуле.

— Хорошо нарисовал натюрморт.

Мальчик замер.

Саша облокотилась о спинку его стула.

— Только знаешь, что – вот ты написал драпировку и огурец на ней.

Мальчик кивнул.

— Ты писал так, чтобы драпировка была точь-в-точь как настоящая, глазами прямо так и всматривался в неё – вон даже синий цвет увидел на красной драпировке, и огурец написал точь-в-точь как в жизни. Так не надо.

Мужчина сидевший рядом повернул к ним голову.

— Ты смотри как огурец и драпировка под ним относятся друг к другу. Видишь – Саша показала рукой – огурец освещен с этой стороны – он здесь светлее, а драпировка около его края кажется поэтому темнее, чем она есть на самом деле – ты и напиши огурец с этой стороны светлее, чем он есть на самом деле, а драпировку рядом – темнее, чем там. Мы всё в жизни сравниваем друг с другом. Ты на эти сравнения обращай внимания. Огурец сразу и выскочит. А с другой стороны огурец темнее, а драпировка рядом с ним с этой стороны кажется светлее. Верно?

— Да.

— А посмотри внимательно – и с одной стороны огурца и с другой стороны драпировка одного цвета. И ты её и так и написал.

— Надо было по-разному?

— Молодец. Правильно. Надо писать отношения, а не портрет огурца.

Мальчик засмеялся.

— Живопись – это отношение цветов и отношение тонов. Что такое тон ты знаешь?

Мальчик пожал плечами.

— Ну – это светло-темно. Что светлее, а что темнее. Что в этом натюрморте самое светлое?

— Яблоко?

— Яблоко. А что следующее после него самое светлое?

— Наверное корзина?

— Верно. Корзина. Ты хорошо видишь. Ты, наверное, хочешь стать художником?

— Да.

— Будешь.

Мальчик серьёзными взрослыми глазами смотрел на Сашу.

— А как тебя зовут?

— Юра.

— А сколько тебе лет?

— Одиннадцать. Одиннадцать с половиной.

— А какие художники тебе нравятся?

— Мне Суриков нравится. Особенно «Взятие снежного городка» нравится.

— Да?

— Левитан ещё нравится… Серов, Врубель нравится.

— Ну с тобой очень даже поговорить можно.

— А ещё мы ходили в Манеж на выставку художника Беркутова.

- Вы были на выставке Беркутова? - удивилась Саша.

- Да. Всей студией ходили.

— Тебе понравилась выставка?

— Да.

— А какие работы Беркутова тебе понравились?

— Мне девочка в кресле в саду понравилась. С птицами, которые наверху летают – тоже понравилась.

— Художник Беркутов о котором ты сейчас говоришь — мой муж.

— Да? – испугался мальчик.

Мужчина сидящий рядом удивлённо поднял на неё глаза.

Саша поняла – она враз стала для них небожительницей, сошедшей с небес к ним в студию.

— Юра, я тоже художник. Занимаюсь графикой. Сейчас делаю графический цикл из портретов увлекающихся искусством подростков. У меня есть портреты девочек-скрипачек, есть портрет мальчика, занимающегося керамикой. Вот я тебя увидела и хочу тебя попросить мне попозировать на портрет. У тебя такое удивительное лицо. Как ты на это смотришь?

— Можно.

— Ой, как я рада. А родители тебе разрешат?

— Да, разрешат. Папа у меня сейчас в командировке.

— Папа у тебя есть?

— Да.

— А кто он у тебя?

— Он директор картины – он на Ленфильме работает.

— Он режиссер?

— Нет, он директор картины, администратор. Он сейчас уехал, где кино снимают.

— Как интересно…

— А раньше он был геологом, но он со скалы упал и ударился спиной сильно.

— А мама тебе разрешит?

— А ей что – она с Маринкой сидит.

— А Маринка у нас кто?

— Сестра.

— У тебя сестра есть?

— Да.

— А сколько ей лет?

— Семь – она на фигурное катание ходит.

— Ну вот я о тебе все и узнала. Уже можно начать нам с тобой дружить. Давай телефонами для начала обменяемся.

— Давайте.

Саша достала из сумки свой телефон.

— Только ты сам набери, а то я плохо в нем разбираюсь.

Саша достала из кошелька бумажку.

— Вот тут у меня мой телефон записан.

Юра склонился над телефонами.

Саши смотрела на его волосы и загривок и ей так хотелось дотронутся до этой заросшей белокурой головки рукой и потеребить эти волосы.

Но нельзя было…

Она дотронулась до плеча Юры и легонько провела рукой по спине.

Он почувствовал это прикосновение обернулся и посмотрел удивлённо на Сашу.

— Что это у тебя такая никудышная кисточка – вижу лезет вся?

— Она давно у меня. В магазине только щетина была.

— Ладно, принесу тебе хорошую кисть. Художник художнику должен помогать. У нас братство художников существует. Ты по вторникам в изостудию ходишь?

— Нет, ещё в четверг к Михаилу Ильичу.

— А фамилия у Михаила Ильича какая?

— Шлонов – подсказал стоящий рядом Борис Григорьевич.

— Шлонов? Мишка Шлонов здесь преподает? Ну мир и тесен.

— Вы с ним знакомы?

— Ещё как. Юра, мне нужно будет здесь подъехать как раз в четверг – я и занесу тебе нормальные кисти, а ты отпросишься дома попозировать мне. Хорошо?

— Да.

— А у тебя дома работы какие-нибудь есть посмотреть?

— Дома есть. В папке они.

— Пусть не все, но ты можешь их принести посмотреть? Те, что тебе самому нравятся.

— Могу.

— Не мальчик, а золото - похвалила Юру Саша - Юра, но у меня мастерская на Петроградке. Мне там нужно попозировать.

— Можно и на Петроградке.

— Золото, а не мальчик - Саша не сводила глаз с мальчика - Значит так – я в четверг приношу тебе кисточки, и мы договариваемся с тобой о дальнейшей нашей работе. Так?

— Так.

— Ну я пошла.

— До свиданья.

— Золотко ты мое ненаглядное.

Саша с Борисом Григорьевичем вышли в коридор.

— Спасибо вам большое, что дали мне возможность посмотреть ваших учеников. Вы даже представить не можете, так не зря я сюда пришла.

— Да, ну, что вы, приходите к нам ещё.

Саша спускалась с лестницы.

Осторожно…

Осторожно…

Ничего не произошло…

Всё нормально…

Ничего не произошло…

Она пошла пешком в мастерскую.

На улице было холодно – щёки горели.

Всё хорошо…

Всё спокойно…

Ни о чём не думать…

Просто идти и смотреть…

Из мастерской она позвонила матери.

Да, у неё всё в порядке.

Оля как?

Хорошо?

У неё в четверг решающий день – она вечером в четверг приедет домой.

Дмитрий звонил?

- Ладно, позвоню к нему.

- Лак фисташковый привести ему, если поеду?

- Хорошо, привезу…

Что-то надо было делать в мастерской…

Думать нельзя…

Занять себя какой-либо физической работой.

Что-то делать руками.

Делать руками и ни о чём не думать.

Кухня.

Прибраться на кухне.

Точно – это выход.

С чего начать?

Вот с окна она и начнет уборку.

Что нам на подоконнике?

Банки, чахлый цветок в горшке, сетка с шелухой от лука.

Сетку с луковой шелухой в мусорный мешок.

Так, на подоконнике трещина — лупится по всей длине подоконника.

Вот и работа нашлась.

Что делать нужно?

Шпаклёвка нужна, краска…

Сколько сейчас времени?

Ага, половина…

Пол часа до закрытия магазина.

Надо успеть добежать до закрытия строительного магазина.

И она побежала.

Ну вот и успела.

В мастерской аккуратно сняла со всех подоконников горшки с цветами и поставила всё снятое на пол в центр комнаты.

Протёрла все подоконники тряпкой, ножом отскоблила шелушащуюся краску у трещин, смахнула всё, что отлетело на пол.

Открыла банку со шпаклёвкой и затёрла все щели на всех подоконниках.

Потом открыла банку с водоэмульсионной краской, обратным концом большой колонковой кистью тщательно перемешала краску и вытерев тряпкой испачканный конец кисти принялась красить ею подоконники.

Отлично получилось.

Ну, как новые стали подоконники.

Потом принялась за цветы.

Саша уселась на большую подушку в центре комнаты и высыпав на расстеленную газету землю из-под высохших цветов и принялась разбирать по одному оставшиеся цветы – вынимала их из горшков, подрезала разросшиеся корни, удаляла подсохшие листья и веточки и потом ставила подготовленные так цветы в таз с водой.

В горшки добавила новую землю с газеты, пролила её водой, потом стала сажать цветы обратно по горшкам, добавила землю по бокам, примяла землю пальцами, ещё раз пролила водой, ещё раз добавила землю…

Перемыла все тарелочки, на которых цветы стояли и расставила все цветы по тарелочкам.

Часы показали второй час ночи.

Саша оставила цветы стоять на полу и пошла в маленькую комнату спать.

Диван был старый, скрипучий и весь в пружинах.

Хотелось плакать.

С утра Саша принялась за уборку кухни, потом маленькой комнаты, коридора и большой мастерской – расставила цветы по подоконникам, подмела и вымыла все полы, протёрла даже люстры – к середине дня всё было кончено.

Что делать дальше?

Ничего…

Для Юры она нашла в столе мужа набор кистей, привезённый Дмитрием из Италии.

Одной кисточки в середине картонки набора не хватало – видимо Дмитрий вытащил её, но это было не столь важно…

В четверг вечером Саша была уже в Выборгском Дворце Культуры.

Дверь в изостудию была приоткрыта.

Саша зашла, отодвинув холщовую ткань зашторивающую дверь изостудии изнутри и столкнулась с Михаилом Шлоновым.

— О! Привет. Рада тебя видеть.

— Ну, здравствуй и ты. А как ты здесь?

— Да вот мальчика у тебя присмотрела – Саша подняла руку и пошевелила пальцами улыбающемуся Юре.

— Хочу, чтобы он мне попозировал.

— А, ясно. Как у тебя дела?

— Да, вот книжку Гофмана закончила.

— Ну, молодец.

— А ты тут?

— А куда деться – тут хоть копейки и платят, да за мастерскую есть чем заплатить и на хлеб с чаем остается – мне больше не надо.

— Да ну…

— Димка как?

— На Академической даче.

— Молодец – выставку отгрохал – теперь можно и творчеством заняться.

— Натюрморты кто у вас тут ставит?

— Сашенька, поверь – не я. Здесь Борис такое о себе мнит. Меня задвигает.

— Я его видела.

— Представляешь, рекомендацию у меня требует на вступление в Союз Художников.

— Да?

— Не смотри на меня так. Я ещё не сумасшедший ему её давать.

— С тобой всё ясно. Я поговорю с мальчиком?

— Да-да, конечно.

Саша подошла к Юре.

— Здравствуй, голубок. Я тебе кисточки принесла, как и обещала – Саша достала картонку из сумки – Пиши нормальными кистями. Одной правда здесь не хватает – муж вытащил, но и остальных я думаю будет достаточно.

Юра осторожно взял набор кистей в свои руки.

— Спасибо… Это колонок?

— Ой, я даже не посмотрела – Саша потрогала ворс кистей — колонок, колонок, натуральный колонок.

— Они дорогие?

— Это подарок.

Юра разглядывал дорогие и красивые кисти.

Его сосед перегнулся посмотреть на диковинные кисти.

— Это с царского плеча подарок. Юрка, такими кисточками работать можно.

Юра повернулся к Саше.

— Я принес свои рисунки из дома.

— Хорошо-хорошо, я их посмотрю обязательно. Тебе разрешили дома мне попозировать?

— Да.

Саша поняла, что ни у кого он не спрашивал разрешения.

Это даже к лучшему.

— А когда ты сможешь ко мне приехать? Ты же ещё и в школе учишься?

— Да я всегда свободен. Хоть сейчас.

— Сейчас?

— Да.

— Отлично – поехали сейчас.

Юра радостно засобирался.

— Миша, я краду у тебя ребёнка.

— Я думаю ребёнку от этого будет значительно лучше.

— Не сомневайся.

— Димке привет.

— Обязательно.

Они спешно спустились по лестнице.

— Ты не бойся – я тебя покормлю в мастерской – голодным не будешь. У меня суп есть, котлеты с картошечкой, помидорчики. Ты мёд любишь?

— Люблю.

— И я люблю. У меня мед в сотах есть.

На улице сообразить на чём можно в мастерскую доехать от Дворца Культуры Саша не могла и поэтому подойдя к обочине и подняла руку.

Проезжающая машина остановилась.

— Мне на Петроградку.

— Сто пятьдесят.

— Хоть двести пятьдесят – Саша открыла дверь машины -Юра, садись.

Через двадцать минут они были уже в мастерской.

— Ты, наверное, никогда не был в настоящей мастерской художника?

— Нет, не был - Юра робко прошел во внутрь.

— Проходи-проходи, раздевайся.

Юра с интересом крутил головой осматривая всё кругом.

— Какой-то здесь запах интересный.

— Красками пахнет.

— А эти картины...

— ...Дмитрия Сергеевича. Он расставил по стеллажам свои картины, а эти большие работы – он их потом поставит куда надо, а пока здесь у мольберта оставил. Хочешь их посмотреть?

— Да.

— Ну встань туда.

Александра развернула первую работу.

— Я эту картину помню – Юра присел на корточки перед картиной.

— Они все с выставки.

— А как он здесь красками сделал?

— Он тебя научит.

Юра внимательно посмотрел на Сашу, потом пододвинулся поближе к картине и стал её внимательно рассматривать вблизи.

— Смотри как здесь интересно в цвете.

— Я даже не понимаю, как это можно сделать. Поверхность какая. А можно потрогать?

— Можно.

Юра осторожно потрогал пальцами поверхность холста.

Саша смотрела на него сверху.

Тебе здесь всё можно…

— Нравится?

— Здорово.

Саша поставила картину с другой стороны мольберта и выставила следующую перед Юрой.

— А об этой ты мне говорил – это дочка наша Оленька в саду.

Юра остановился перед портретом так понравившемуся ему на выставки и молча стал рассматривать его, потом вопросительно перевёл взгляд на Сашу.

Саша быстро отвлекла его.

— Это у нас на даче он писал её. А вот смотри – она поставила перед ним следующую работу – это тоже на нашей даче. Вид из окна. Яблоки на ветках прямо в окно заглядывают. А отражение видишь в стекле?

— Да.

— Это он себя написал.

Они улыбнулись друг другу.

Саша переставила картину, стоящюу у мольберта.

— Тебе интересно?

— Да, они настоящие.

— А свои работы ты покажешь?

— Да, сейчас.

Юра суетливо достал черную папку для нот и развязав тесёмочки стал раскладывать на полу перед Сашей свои работы.

— О-о-о – тут ты войну нарисовал… А это — космос? Луна какая красивая… Яблоки хорошо нарисованы. А этот натюрморт ты где писал?

— В школе.

Саша стояла за картинами мужа и облокотившись о них локтями рассматривала разложенные перед ней детские работы мальчика.

Юра сидя на корточках около своих работ и ждал её слово.

Сбитые носки сапог и обтрёпанный низ его брючек бросился ей в глаза.

— Юра, у тебя всё в порядке. По твоим работам видно, что ты будешь хорошим художником. Ты будешь учиться в СХШ. Ты знаешь, что такое СХШ?

— Нет.

— Это специальная Средняя Художественная Школа при Академии Художеств для одарённых детей. Там живопись и рисунок преподают те же педагоги, что и в самой Академии. Ты закончишь СХШ, потом Академию Художеств, поступишь в Союз Художников и будешь участвовать в больших и интересных выставках в стране и за рубежом.

Юра с побелевшим лицом слушал хозяйку мастерской сидя на полу у своих рисунков.

Куда он попал из нормальной, обыденной жизни?

Как люди здесь говорят?

Что делают?

— Ты есть хочешь?

— Нет, спасибо.

— Хочешь! Суп овощной с фрикадельками будешь?

— Буду.

— Котлеты с картошечкой и помидорами будешь?

— Да. Хорошо. Буду.

— Сок персиковый будешь?

— Да.

— Мёд?

— Буду.

— Тогда руки мой.

Они вместе сели за маленький столик у окна.

— Понимаешь почему я попросила у тебя принести твои работы? Ты же художник. Я хочу на фоне твоих работ сделать твой портрет. Я вот девочек-скрипачек сделала со скрипочками в руках. Я потом покажу тебе эти работы. У меня знакомый есть мальчик. Он керамикой занимается. Я его за гончарным кругом нарисовала. Девочек-балерин буду в пачках рисовать. Пачки – это платья такие у балерин. Я уже придумала как их нарисую. А тебя я хочу на фоне твоих детских работ сделать. Это очень интересно в ребёнке, в подростке разглядеть будущего сильного творческого человека. Мне даже интересно посмотреть твои совсем маленькие фотографии, где тебе год, полтора. Я подумала, может твои рисунки на фоне нарисовать и фотографию прикрепить, где ты совсем маленький.

Саша даже ужаснулась, что такое сказала, так вплела вроде незаметно такую важную для себя вещь в разговор.

— Ты ешь-ешь, хлеб бери.

— Я ем.

— Я сейчас прикину для тебя фон – ты же оставишь свои работы у меня на несколько дней?

— Оставлю-оставлю, их можно оставить. А этот натюрморт для кого у вас поставлен?

Так и хотелось сказать, что специально для него сегодня утром натюрморт ставила – не эту же жуть из их изостудии писать.

— Натюрморт? Этот натюрморт? Для дочери, для ребят поставила. У нас договорённость среди художников Союза Художников есть бесплатно вести занятия для детей своих художников. Кто роспись по стеклу ведёт, кто керамику, кто живопись.

— А вы что ведёте?

— Ничего. Я дочку к хорошему живописцу вожу – и она и другие дети, когда у нас, когда там что-то интересное всегда пишут.

— К хорошему живописцу - эхом переспросил Юра.

— И ты если захочешь – можешь присоединится к ним.

— Я не сын художника.

— Это я возьму на себя, а сейчас, если тебе хочется, ты можешь написать этот натюрморт.

— Этот?

— Ты завтра сможешь ко мне приехать? Завтра у нас что? Среда?

— Смогу.

— Вот приходи пораньше – пока будет светло – будешь писать этот натюрморт – красками нужно писать только при дневном свете – электрический свет съедает, искажает цвет. А когда стемнеет – попозируешь мне.

— Хорошо, я приду.

— А я сегодня определю композицию, фон намечу, набросок легкий сделаю.

Саша собрала грязную посуду со стола и пододвинула к Юре вазочку с кусочками меда в сотах.

— Попробуй – это очень вкусно.

Она налила в высокий стакан стоящий на кругленьком подносе персиковый сок.

— Не люблю апельсиновый сок – покупаю какой угодно, только не апельсиновый.

Юра взял в руки полоску меда в сотах и покосился на не любительницу апельсинового сока.

— Ты соком, соком мед запивай.

— У меня только маленькие листы бумаги есть с собой.

— Работать нужно на половине большого листа.

— У меня нет такого.

— Сейчас найду тебе. Где-то у меня были листы ватмана – Саша подошла к соседнему столу и порылась в листах бумаги -…Ага, вот лист хороший – отрешь его пополам – вон ножницы лежат.

Юра взял лист ватмана в руки.

— Шершавый какой лист.

Ещё бы – французский, на валюту купленный.

— Он специально сделан для акварели.

Саша собрала Юрины рисунки с пола и заново разложила их вдоль стены в два ряда.

Портновскими булавками она приколола рисунки к обоям, поглядела на них, перевесила по-другому и позвала Юру встать перед ними у стены в полуобороте.

— Я сейчас намечу на листе место, которое ты займёшь. Это не долго будет. Я потом фон потрогаю.

Саша с разных сторон поискала место для себя.

— Вот здесь хорошо.

Она быстро наметила на листе положение мальчика и разметила рисунки за его спиной.

— Ну, всё. Так и оставим. Юра, ты свободен – можешь своим натюрмортом заниматься. Нарисуй его сегодня в карандаше, а завтра днём при свете начнешь его писать красками.

Саша легкими карандашными штрихами предварительно прорисовала рисунки, прикреплённые к стене.

Оторвав маленький клочок от лежащей на столе бумажной салфетки она поискала место куда его прикрепить среди рисунков.

— Если получится – здесь будет маленькая фотография.

Жуть, что она говорит…

Они с полчаса поработали молча и засобирались домой.

Ехать в общественном транспорте?

Толкаться там?

Слышать какие-то разговоры…

Она конечно железная, но…

— Юра, ты где живёшь?

— У Выборгского Дворца Культуры.

— Так ты туда ходишь потому, что близко?

— Да, у нас дом за Дворцом Культуры.

— Я машину возьму – тебя с начало завезу домой, а потом уже и к себе поеду.

— Это, наверное, крюк?

— Для хорошего человека поездка не по прямой – не крюк. Адрес мой записал?

— Я его запомнил.

На следующее утро Александра приехала в мастерскую рано.

Её удивило, как спокойно она была весь вчерашний вечер дома и как успокоено она была утром.

Саша подошла ещё раз к Юриному рисунку натюрморта – хорошо все скомпоновал на листе, прорисовал все детали грамотно…

Гены…

Потом она взяла маленький полиэтиленовый мешочек и одев его на руку осторожно взяла высокий стакан из которого пил сок Юра.

Она вывернула мешочек отогнув края и стакан оказался внутри мешка.

Стакан в мешке она отнесла на кухню и перебрав несколько картонных коробочек из-под мелких покупок подобрала одну и осторожно положила стакан во внутрь.

Она выпила холодный сок персика.

Пришел Юра.

Они вдвоём за столиком попили чай с мёдом и с вкусными булочками, по удивлялись, что так похолодало вдруг на улице и стало скользко ходить по тротуару.

Юра рассказал, что приехал его отец из командировки весь простуженный, шмыгающий носом и сильно кашляющий.

— Сейчас начнется грипп.

Юра затем стал как они и договаривались писать свой натюрморт новенькой кисточкой, Саша подсунула ему и свою коробку с акварельными красками, а сама села за свой рисунок у стола.

Она в рисунке передала потёртости листов Юриных работ, обошла стороной маленький клочок бумажной салфетки, заменяющий несуществующую фотографию.

— Юра, подойди, посмотри – хорошо ли я твои рисунки передала?

Юра подошел и встал за стулом.

— Ой, я забыл, я же свои фотокарточки из дома принес.

Сработало!

— Ну ка, ну ка, покажи. Как интересно.

Юра принес свою сумку и из кармашка вынул фотографии.

— Так-так – Саша разложила их на столике.

— Здесь мне годик.

— Ой, какой ты тут хорошенький!

— Здесь наверное – полтора.

— А женщина это кто? – хотя и поняв спросила Саша.

— Это я со своей мамой сфотографирован.

Саша повертела в руках фотокарточку.

На обратной стороне этой фотографии была поставлена дата.

С ума сойти!

Ровно через неделю сфотографировалась с сыном?

Ну и нервы у этой…

— Какой ты тут серьёзный и на себя сегодняшнего похож! Я с неё тебя срисую к себе на лист.

— А тут мне три года.

— Ну, совсем взрослый мужчина! Морячок! - Саша дальше рассматривала фотографии.

— А здесь я на утреннике в детском саду выступаю.

— Замечательно. Я возьму вторую или может первую фотографию. Хорошо? Я подержу их несколько дней у себя? Можно?

— Можно.

— А ты разрешение дома спрашивал, чтобы фотографии сюда принести?

— Нет – я же обратно потом их положу.

— Да, конечно.

Саша отложила первые две фотографии в сторону.

— Мне интересно, где ты совсем маленький – так больше разница в возрасте. Я с них нарисую.

Юра отошел к своему натюрморту.

— С фона лучше начинай.

— А с какого фона?

— Пишут обычно с самого тёмного.

— Ага, понял.

Саша осталась сидеть за столом разглядывать фотографии.

Как будто этих годов не было…

Спокойно…

Ещё вчера её что-то успокоило…

Так, сейчас она рисовать не будет.

Саша встала и подошла к Юре, постояла за его спиной, посмотрела на его работу.

— Так, что у тебя тут? Хорошо. И драпировки эти правильно написал. Сразу видно – понял, что я тебе говорила.

— Да, я сразу по-другому всё вижу.

— А ты по-мокрому пробовал писать?

— Как?

— По мокрой бумаге?

— Нет, не писал.

— Следующий натюрморт попробуем написать по-мокрому. Я тебе покажу как. А что это волосы у тебя такие длинные? Они же в глаза тебе лезут, мешают?

— Да, нет – я привык.

— А здесь, что у тебя вихор выбивается? Сейчас отстригу его.

Саша взяла ножницы со стола и отрезала выбившиеся пряди волос.

— Вот так вот лучше – и она погладила Юру по голове.

Юра написал фон, попозировал Александре перед своими работами и засобирался домой.

— Папа более, дома лежит – я завтра дома посижу, дома порисую.

— Да-да и у меня на завтра дела есть. Тогда до вторника?

— Хорошо, до вторника.

Юра ушел.

Саша посидела какое-то время одна за столом в мастерской, подумала, собралась и вышла на улицу.

До Садовой улицы она доехала на трамвае – отделение полиции было там же, где десять лет назад было так знакомое ей отделение милиции.

Дежурный остановил её.

— Мне нужен Соболев Александр Васильевич.

— А он у нас уже два года, как не работает.

— А как же мне быть? - растерялась от таких слов Саша - Он вел когда-то мое дело.

— Даже не знаю.

Саша постояла в растерянности.

По коридору из-за угла вышел мужчина.

Саша вопросительно посмотрела на дежурного.

— Олег Иванович – дежурный кивнул на Сашу – Вот, женщина спрашивает Соболева Александра Васильевича.

— Так его перевели от нас два года назад.

Саша сделала шаг вперед.

— Он вёл моё дело. Я не знаю к кому мне тогда обратится.

— А что у вас за дело было?

— Десять лет назад. Новые обстоятельства открылись по-нему. Пожалуйста, помогите мне. Я не знаю, что мне делать.

Саша вдруг поняла, что должна говорить не останавливаясь, чтобы её не выгнали, не отправили куда ни будь по инстанции.

 Пусть из сострадания, из жалости, но помогли ей.

— Соболев вел мое дело. Я здесь тогда жила не далеко. Александр Васильевич так близко к сердцу принял всё. Сказал к нему обращаться если что… Помогите мне пожалуйста… Я не знаю больше к кому мне нужно обратится.

— Ладно, пройдите со мной. Александр Васильевич действительно хороший человек.

В кабинете мужчина не раздеваясь сел за стол показывая, что не на долго он в её распоряжении.

Молча показал на стул.

Саша села.

— Я вас слушаю.

У Саши спазм свел горло.

— Я сейчас…

Она закрыла щеки руками.

— Я сейчас…

Надо собраться с силами и произнести это страшное слово.

— Я сейчас…

Какая она несчастная…

— Десять лет назад – Саша медленно выговаривала слова борясь со спазмом горла - Примерно десять лет назад – семнадцатого апреля… я никак год сейчас вспомнить не могу… вспомнить не могу - Саша схала виски ладонями -Здесь на Садовой улице у магазина «Галантерея» у меня… У меня... украли… украли ребёнка… мальчика украли из коляски.Ему тогда был год и три месяца.

— Помню. Это громкое дело было. Помню.

— Через пять месяца, когда исправляли аварию там на площади… там, где трамваи заворачивают… как она называется эта площадь… там трубы с начало поменяли, а через пять месяца они рванули – под трубами нашли маленького мертвого мальчика.

— Я помню.

— Моя мама ходила опознавать его. Я не могла. Я не могу вам объяснить – я не могла. Муж тоже не мог. Психологически не мог.

Саша вдруг поняла, что нужно объяснить, кто у неё муж.

— Мы с мужем художники. Муж заслуженный художник России, член-корреспондент Академии Художеств. Ранимый он человек. Я, наверное, тоже не нормальная. Опознавать ходила моя мама. Мальчик был нашего возраста, беленький, лица уже не понять, вся одежда на нем была наша, нашего сына. Маме сказали, что это он. Мама подписала бумаги, что это он. Один мальчик пропал и одного нашли – возраст совпадает, беленькие волосы, одежда наша, недалеко нашли от места похищения. Мама сказала потом, что по одежде только опознала, да и других вариантов не было. Я не верю, что это был мой сын. Тогда не поверила и сейчас не верю.
Сердце говорит, что он жив. Я думала над этим – нельзя по одной одежде определять личность погибшего ребёнка.

— А что, генетическую экспертизу не делали?

— Так ведь мама подписала, что это наш ребёнок. На неё надавили, наверное, чтобы быстрее закрыть дело — она и подписала. Подождите, я сейчас самое главное скажу – я нашла своего сына!

— Как нашли?

— Понимаете… Только вы меня не перебивайте пожалуйста. Мы художники. Я хорошо рисую, у меня мама с отцом рисовали всегда, бабушка – мама моей мамы тоже рисует хорошо, у мужа дядя был художником. У нас дочка потом родилась – она тоже хорошо рисует. Это наследственность. Очень большая вероятность, что и мой сын унаследовал эту особенность. Я тогда ещё в секунды придумала, как я найду моего сына. Маленького его никак не найти, а лет с одиннадцати – можно. Понимаете, как рыба, как лосось идёт из океана только в свою реку, так и талантливый ребёнок пойдет по уже проторенному до него пути – кружок рисования, изостудия, художественная школа. В одиннадцать лет он уже самостоятельно один будет ходить туда. Даже наперекор родителям. Мир талантливых детей не такой большой, как вы думаете. Когда ему исполнилось одиннадцать лет я стала ходить по изостудиям, говорила, чтобы не спугнуть никого, что я из Союза Художников, что рисую талантливых подростков. Я нашла своего сына. Понимаете, я со спины его увидела и сразу поняла, что это мой сын. Я прошу сделать экспертизу. Наверное — есть какие-то коммерческие лаборатории, но я не могу сейчас сообразить куда мне с этим обратится. Я не понимаю сейчас, что делать. Смотрите! Вот, что у меня есть. Фотографии. Вот, смотрите.

Саша порывисто встала и подошла к столу.

— Вот Юра принес фотографии.

Саша разложила фотографии на столе.

— Юра – это мальчик которого я нашла. Посмотрите внимательно – Саша показала на первую фотографию – здесь ребёнку около года, а здесь на второй фотографии с матерью —  полтора года ему. Оба мальчика беленькие и даже одежда на них одинаковая, но это совершенно разные дети! А это вот фотография моего сына в годик. Здесь с женщиной и мой сын в годик – это же один и тот же ребёнок! Посмотрите-посмотрите внимательно – это фотография моей дочери в годик. Посмотрите, как она похожа на моего сына и на этого мальчика у неё на руках! А здесь ещё дата поставлена на фотографии – это же через неделю после похищения моего сына фотография сделана! Этой женщине надо было доказать, что это её ребёнок – и рубашечка на нем надела прошлую и дату поставила! Там под трубой был её ребёнок, а не мой! Она видимо потеряла по какой-то причине ребёнка, а может и сама виновата была и побоялась ответственности – вот и украла похожего на её ребёнка мальчика! Своего переодела в одежду моего сына и выкинула в яму, где трубы разрыли! Подождите-подождите – это ещё не всё! Вот в этом конверте волосы – я конверты подписала – эти волосы я остригла у Юры – это мальчик, которого я нашла! А в этом конверте волосы моего сына! Понимаете – он родился тёмненьким мальчиком – шатеном, а волосы у него стали отрастать беленькие-беленькие, как у одуванчика. Было похоже, как бывает у старушек, которые свои седые волосы покрасят и долго потом не подкрашивают. Детский врач даже смеялась – говорила, что такое первый раз видит! Я волосы у сына состригла. Я сентиментальная мать – я его первые состриженные волосы сохранила. Вот — можно же сделать генетическую экспертизу по ним? Я ещё вот открытка – когда сыну было около годика – он уже ходил – он в нашей мастерской руки зелёной масленой краской испачкал – с палитры видимо, до палитры, наверное, дотронулся рукой – она же яркая. Зелёная такая краска, ФЦ называется. Мы не сразу заметили, что у него руки в краске. Сын бумажки трогал испачканными руками, открытки там лежали. Мы потом одну открытку – эту открытку – свекрови послали на восьмое марта. Все на открытке подписались, а внучек, значит, пальчик приложил – ну как в картине сделали про Петра Первого – «царевич Алёша пальчик приложил». Мы потом ездили к свекрови – я эту открытку у неё нашла и забрала – отпечаток же пальца моего сына на ней! А Юру я мёдом в сотах угостила и в стерильный стакан сок налила. Весь стакан в его отпечатках! Можно же сравнить?

— Вам у нас в полиции работать нужно.

— Да ваши детективы по телевизору насмотришься – всему научишься.

— Ну, материалов здесь достаточно. По фотографиям я не знаю – я не вижу большой разницы в этих первых двух фотографиях – похоже, что это один и тот же ребёнок, но на этой фотографии с женщиной и фотографии вашего сына в годик – это точно один и тот же мальчик. И девочка ваша так на них похожа.

— Пожалуйста…

— Ладно, я отдам на экспертизу – это ведь наше дело было.

— Ой, как хорошо…

— Сегодня отдам.

— А когда?

— В понедельник я не могу, вторник,а лучше в среду вы ко мне придите.

— А можно во вторник?

— Во вторник?

— В первой половине дня? Я понимаю, что я нахалка, но Юра у меня будет после обеда во вторник…

— Хорошо, я попробую во вторник.

— Спасибо вам!

— Пока еще не за что. Я ничего не обещаю.

— Спасибо вам! – Саша прижала руки к груди.

Она встала.

— А вы знаете – если экспертиза покажет, что он не мой сын – я экспертизе не поверю. Я знаю точно уже, что он мой сын. Он пахнет, как мой сын. Я нагнулась над ним, а он пожнет, как мой сын.

— Установим.

— Я приду к вам во вторник?

— Да.

— А я не знаю, как вас зовут.

— А-а-а – мужчина поискал у себя в столе –где-то здесь пачка была с визитками. Вот визитка.

— Ага, значит вы Васильев Олег Иванович.

— С утра им был.

— Спасибо вам большое, до свиданья.

— До свиданья.

Проходя мимо дежурного Саша поблагодарила и его.

На улице она спохватилась, что не назвала своего имени.

Ну не возвращаться же.

А вдруг это плохая примета.

Конечно – она нахалка, но ей в первой половине вторника так нужна будет эта экспертиза.

А ведь быстро они эту экспертизу делают.

Правильно она все сказала – раньше найти сына было невозможно.

И мама не виновата – ну не опознала бы она в этом мёртвом мальчике Серёжу – всё равно не нашли бы они его тогда.

А она сейчас сходила в полицию…

Правильно сделала…

Большое дело сделала…

Теперь только ждать…

Саша поехала после полиции домой.

Весь вечер она провалялась на диване перед телевизором закутавшись с дочерью пледом и смеясь, и отмахиваясь от разговоров с матерью.

В воскресенье с Оленькой съездили на занятия в мастерскую к Сергею Константиновичу, а потом в лавке художника купили две бутылочки фисташкового лака для мужа.

В понедельник по просьбе матери Саша сходила в магазин и съездила на рынок.

Вторник настал неотвратимо.

Саша всё утро просидела в мастерской, раскачиваясь на диване.

К двенадцати она поехала в полицию.

Кабинет Олега Ивановича был закрыт.

Саша села на стул в коридоре и стала ждать.

В двенадцать тридцать его не было.

В час дня – тоже.

В час тридцать она всё ещё одиноко сидела на стуле в холодном коридоре.

По ногам дуло.

Без двадцати двух два он вошел в коридор с улицы.

Саша встала.

Олег Иванович удивлённо поднял брови увидев Сашу, проходя мимо кивнул ей и рукой пригласил войти с ним в его кабинет.

Саша вошла и без приглашения села на стул у окна.

Олег Иванович разделся и сел за стол.

Он похлопал ладонью по лежащей на столе папке и открыв, заглянул в неё.

— Александра Алексеевна.

Саша удивилась, что он назвал её по имени и отчеству – она хорошо помнила, что забыла себя назвать.

— Александра Алексеевна. Вы оказались правы – мальчик ваш.

Саша кивнула.

Она напряженно ждала, что он скажет про экспертизу, он же сказал, что во вторник она будет готова.

— Александра Алексеевна – это удивительно, но это ваш сын.

Саша опять кивнула.

Она вопросительно смотрела на Олега Ивановича и ждала, ждала, когда он наконец-то скажет ей про экспертизу — она же просила его об этом.

Олег Иванович какое-то время молча смотрел на Сашу.

Саша была растеряна и напряжена, она не отводила от него глаза и ждала, что он наконец-то скажет ей по её делу.

— Александра Алексеевна, мы сделали экспертизу.

— Да.

— Она точно установила, что волосы и вашего сына, и волосы этого мальчика что вы нашли принадлежат одному и том же человеку, одному и тому же мальчику, и отпечатки пальцев также совпали — мальчик, которого вы нашли сейчас – это бесспорно ваш родной сын. Даже не понимаю, как вы нашли его.

— Мой родной сын?

— Он ваш сын.

— Сын?

— Сын.

Саша сидела перед этим следователем и не понимала о чём они сейчас разговаривают.

— Юра, которого я нашла мой сын?

— Да.

— Это его у меня украли у «Галантереи»?

— Да.

— И он жив?

— Жив.

— Он всё время был живой?

— Да.

— И я его нашла?

— Да.

— Как страшно… Олег Иванович, как это страшно…

Саша закрыла лицо руками.

— Александра Алексеевна, Александра Алексеевна…

— Сейчас, сейчас – Саша зажала рот руками.

— Александра Алексеевна — вам воды?

— Мне нельзя… нет, нет… нет! Нет! Нет! Сейчас, сейчас всё пройдёт.

— Александра Алексеевна?

— Мне нельзя, сейчас Юра придёт ко мне в мастерскую… мне с ним говорить нужно. Сейчас, сейчас...

Саша отняла руки от лица – Олег Иванович увидел её страшное лицо.

— Мне надо с Юрой говорить. Мне нужна экспертиза на руки. Ксерокс. Вы можете мне дать ксерокс?

— Да, мы сейчас сделаем.

— А фотографии? Вы можете мне их отдать на время?

— Фотографии?

— Мне же надо с ним разговаривать. Вы же понимаете?

— Вы сегодня будете с ним разговаривать?

— Да.

— Хорошо, я вам отдам их, но с возвратом.

— Я верну, я верну. А вы что – будете её допрашивать?

— Ну это же преступление украсть ребёнка. И потом – тот ребёнок мертв. Причину выяснить нужно. Где он похоронен вы знаете?

— Конечно, ведь мы его хоронили. Я знаю, где он похоронен – у меня даже документ с номером его могилы сохранился. Но я не навещала её – я знала, что это не могила моего сына.

— Адрес этих людей вы знаете?

— Нет, знаю, что они живут где-то за Выборгским Дворцом Культуры, мужчина работает на Ленфильме директором картины.

— Режиссёром?

— Нет, директором картины. Он администратор. У меня есть его домашний номер телефона.

— Откуда?

— Мир тесен. Художественный мир тесен – на Ленфильме работает моя однокурсница – я к ней съездила специально на работу – она мне и её подруга рассказали о нём, что знают.

— Что?

— Что геологом работал – он по профессии геолог. Упал там с горы пьяный,
повредил сильно спину. Шестой год после этого работает на Ленфильме в качестве
директора картины. Сказали, что второй раз женат. С первой женой – она скульптор – видите какой мир тесный – развёлся давно. Там сын у него остался. Сын сейчас на Ленфильме работает оператором – он отца и пристроил на Ленфильм работать. С женой долго уже после развода выяснял отношения. Потом с девчонкой какой-то перекрутился. У девчонки — беременность, а ей семнадцать лет. Ну её родственники на него нажали, он и женился. Когда работал геологом, то по три, по четыре месяца отсутствовал в командировках – так, что, я думаю, мой сын был похищен, когда его не было дома. Я думаю – он не знает, что ребёнка подменили и что это не его сын. Он очень любит ребёнка, о нём всё время рассказывает на работе, да и Юра об отце хорошо отзывается.

— Думаете – мать одна всё сделала?

— Она не любит мальчика – я по мелочам это вижу.

— Ладно, мы это всё выясним.

— Я пойду, спасибо вам – Саша забрала фотографии и копии экспертиз. — Если в полицию позвонят и скажут, что у них украли ребёнка – это я, пусть меня не ищут.

— Да, хорошо, я всё понял.

— Спасибо вам большое. Спасибо.

Саша тяжело поднялась со стула и вышла из кабинета.


Юра сидел на лестничной площадке на карточках у двери прислонившись спиной к стене.

— Ты давно меня ждёшь? – Саша остановилась у двери.

— Нет, я не долго здесь – Юра встал.

— Меня задержал разговор.

— Вы плакали?

— У меня такое лицо?

— Да.

— У меня был тяжёлый разговор. Я тебе всё сейчас расскажу. Проходи – Саша открыла дверь.

Она не раздеваясь подошла к маленькому столу у стены рядом с которым на обоях были прикреплены рисунки сына и села на стул.

— Что-то серьёзное? – Юра последовал за матерью.

— Да.

— Я могу вам помочь?

— Да.

— Я помогу.

— Выслушай меня – и Саша замолчала.

Юра сел рядом за стол и посмотрел на неё.

— У вас слёзы текут.

— Пусть.

— Не надо плакать – на вас смотреть страшно.

— Я не могу. Я сейчас соберусь с силами и всё тебе расскажу.

Саша похлопала ладошками перед своим лицом и перевела взгляд на Юру.

— Ты знаешь – у меня есть семья, есть муж знаменитый на весь город художник, дочка – умница, которая хорошо рисует, потому, что она дочь своих родителей. У меня есть мама – она живёт вместе с нами – она никогда не представляла своей жизни без меня, и я всегда хотела жить вместе с ней. Она бабушка. Это такое счастье жить всем вместе. Это роскошь, когда в доме есть бабушка и все дома. У меня раньше ещё был, и маленький сын… был маленький сын…

— Он умер?

— Нет, его украли у меня на улице из коляски, когда ему было год и три месяца.

— Как украли?

— Как всё на свете крадут. Я зашла в магазин на минуту – и заходить то мне не нужно было, так, из любопытства зашла – сына оставила на солнышке у витрины – из магазина коляску хорошо было видно, а когда вышла через минуту – в коляске сына уже не было.

— Так в полицию нужно было обратиться.

— Я сразу позвонила. Весь город сразу перекрыли, везде искали…

— Нашли?

— Нет. А через пять месяцев трубы лопнули не далеко на площади – их весной перекладывали, а через пять месяцев напор воды дали посильнее для проверки к отопительному сезону – ну и фонтан воды выбился наружу. Землю раскопали, а там в земле труп мальчика в одежде моего сына нашли. Лицо уже не узнать было, а волосики у него беленькие были, как у моего сыночка.

— Это был не ваш сын?

— Я не поверила, что мой. И мама моя чем больше проходило времени с обнаружения того мальчика, тем чаще говорила, что опознала его только по одежде.

— А генетическую экспертизу сделать?

— Я её сделала.

— Ну и как?

— Я тебе всё сейчас объясню. Я не поверила, что это мой сын. Зачем нужно было украсть, убить и затем выбросить ребёнка? Детей крадут, когда своего ребёнка нет, а хочется, чтобы он был, или нужно своего ребёнка, предположим умершего заменить другим на него похожего. Я тогда ещё придумала, как я буду своего сына искать.

Юра вздохнул.

— Я сейчас из полиции приехала.

— Из полиции?

— Да. Извини меня – я была с тобой не до конца честной. Я действительно создаю сейчас серию портретов талантливых ребят, но моя главная цель найти моего сына. Ты, надеюсь понимаешь – какая у меня ситуация? Меня ведь я думаю можно понять и простить?

Юра молчал.

— Я ходила по изостудиям, чтобы найти своего сына. Ему сейчас одиннадцать с половиной лет. Когда я тебя увидела – я очень удивилась твоему внешнему сходству с моей дочерью. Ты очень похож на мою Оленьку, и я подумала – а вдруг ты мой сын, которого у меня тогда украли.

Саша перевела свой взгляд со стола на Юру.

Юра сидел с каменным лицом и молчал.

— Прости меня, но я имею основания так подумать. Вот смотри – и Саша достала из сумки фотографии.

— Эти фотографии ты принёс, и здесь ребёнку годик, а здесь полтора. Посмотри повнимательнее – это же два разных мальчика. А вот фотография моего сына – Саша положила ещё одну фотографию — ему здесь годик. Видишь – на фотографии моего сына в годик и на твоей фотографии в полтора года с этой женщиной один и тот же ребёнок сфотографирован. Это отчётливо видно, а тот, первый ребёнок совсем другой. Он похож, он беленький, глазки серенькие, но это другой мальчик. Разрез глаз другой, расстояние между глазами другое.

Юра не сводил глаз с положенными перед ним фотографий.

— А это фотография моей дочери – ей тут чуть больше годика.

Саша положила перед Юрой фотографию Оленьки.

— Смотри, как она похожа на моего сына и на тебя на этой фотографии. Ведь похожи?

Юра молчал.

— Экспертиза установила, что эти три фотографии сделаны с одного и того же ребёнка – что дочка и мой сын и ты тут на этой фотографии – это одно и тоже лицо, а этот первый мальчик совсем другой ребёнок. Помнишь, я тебе волосы обрезала?

Юра кивнул.

— У меня сохранились первые остриженные волосы моего сына. Я отдала и его и твои волосы на экспертизу. Эксперты дали заключение, что это волосы одного и того же человека. Вот это заключение, смотри. Мне его в полиции дали.

Саша положила на стол листы с экспертными заключениями.

— Это ксерокопии с подлинных документов – мне их следователь сделал с оригиналов. Вот здесь ещё экспертиза есть – Саша переложила листки – Ты тогда мёд в сотах у меня в мастерской ел и из стакана сок пил. Прости, но я не хотела тебя травмировать – я отпечатки твои на стакане отдала тоже в экспертизу – у меня сын в годик ручки испачкал в масленой краски и на почтовой открытке остались его отпечатки пальцев. Не обижайся на меня – я, наверное, слегка больная женщина, но мне нужно было проверить, не травмируя тебя. Вот эта экспертиза по отпечаткам пальцев – вот тут написано, что эти отпечатки на стакане и на почтовой открытки принадлежат одному и тому же человеку, а именно – тебе. Юра, экспертиза установила, что ты мой сын. Все три экспертизы независимо друг от друга установили, что ты мой сын. Вот так. Мне и в полиции так сказали.

Юра молча глядел на Сашу.

— Женщина, которую ты считал своей мамой украла тебя тогда из детской коляски потеряв своего ребёнка – ведь там в яме был её ребёнок, одетый в твою одежду. Юра?

— Я всё понял.

— Ты понял?

— Я понял – я понимаю, что вы говорите правду.

— Я твоя мама.

— Да.

— Ты согласен?

— Да.

— У неё видимо погиб ребёнок и она решила тобой его заменить.

— Я понял.

— Она не была твоей родной матерью, и она тебя не любила, она помнила, что ты не её сын.

Саша положила руку к Юре на плечо.

Юра рукой вытер скатывающуюся слезу с её щеки.

— Мальчик мой – слёзы опять побежали у Саши из глаз.

— А папа как?

Саша не поняла о каком папе он спрашивает.

Уточнять было нельзя.

— Ты любишь его? – наугад спросила она.

— Да.

— Вы с ним дружите?

— Да.

— Я никогда не была против дружбы. Вы были и останетесь друзьями.

— А он узнает?

— Это не моя и не твоя вина.

— Он будет переживать.

— Мы ничего такого не сделали, чтобы ему было плохо. Нашей вины в этом нет.

Саша погладила Юру по голове, поворошила его волосы, прижала к себе, поцеловала в волосы и заплакала, кусая губы.

Юра заплакал следом, уткнувшись в грудь матери.

— Я люблю тебя. Ты самый дорогой мой человек. Ты лучший мальчик на свете.

— Да.

— Ландышек мой.

— Да.

— Золотко мое ненаглядное. Теперь всё будет хорошо.

— Да.

— Ты теперь веришь мне, что ты будешь художником? – Саша заглянула ему в глаза и улыбнулась.

— Верю.

— А раньше не верил мне?

— Странно было.

— Ты сын заслуженного художника России Дмитрия Беркутова. Твой отец член-корреспондент Академии Художеств. Та выставка в Манеже на которой ты был – это была выставка твоего отца, и зовут тебя Серёжей.

— Серёжей?

— Да, Серёжей. Ты сейчас у нас будешь учиться в СХШ.

— А меня туда примут?

— Ха-ха-ха – рассмеялась Саша, вытирая ладонью слёзы.

— Пусть попробуют не принять. Ты что? Ты сын Дмитрия Беркутова. Это имя. Ты сын очень известного художника.

— А вы?

— Матери говорят «ты».

— А?

— Я вне критики. Я график, Гофмана иллюстрировала недавно. Ты знаешь, кто такой Гофман?

Юра улыбался в ответ.

— Поехали домой.

— Я боюсь – опешил Юра.

— Серёжа, солнышко моё, ты что? Тебя там все любят. Ты такой драгоценный человек для нас для всех. Это такое горе было, когда она тебя украла. К бабушке врачей, скорую помощь вызывали - так с сердцем плохо было. На Димку, на отца твоего смотреть было страшно. Поехали, голубок мой.

— Хорошо.

— Только знаешь – я не рассказывала никому, что я тебя ищу и что я тебя нашла.

— Они не знают?

— Нет, ничего не знают – мы как снег на голову к ним сейчас приедем. Отца у нас сейчас дома нет – он на творческой даче. Дома только моя мама – твоя бабушка и Оленька – твоя маленькая сестричка, которая, как и ты у меня хорошо рисует. Вы вместе будите учится рисовать. Хорошо?

— Хорошо.

- Едим?

— Едим, только мне страшно.

— А к отцу мы завтра, на следующий день поедим все втроём с Оленькой и ему его драгоценный фисташковый лак для живописи привезём, а потом будем все вместе на пленэр ходить, в мастерской натюрморты писать, его работы хором критиковать.

— Мы будем его работы критиковать?

— Конечно. Гранить бриллиант нужно, чтобы он не потускнел. Кто же, как не мы его критиковать будет?

— Ха-ха-ха! - рассмеялся Юра.

— Как я тебя люблю.

Саша обняла сына и поцеловала его в макушку.

— Какой ты хороший. А они меня сумасшедшей считали, а тебя нашла. Сумасшедшие же тоже люди, правда?

— Вы не сумасшедшая.

— В искусстве без куковатости нельзя, в искусстве надо уметь подпрыгнуть и зависнуть в воздухе и по земле не ходить.

— Я знаю о чём вы.

— И я знаю. Родство душ?

— Родство.

У Саши в сумке зазвонил телефон.

— Да, мама… да… мы едим. Мы едим. Дима звонил? Нет, у меня телефон не отключен. Мы едим.

— Мама звонила, бабушка твоя звонила – пояснила Саша, кончив разговор. – Мы едим?

Сын кивнул.

На улице Саша остановила машину.

— Нам на Седого нужно – и она вместе с сыном села на заднее сидение и обняла его за плечи.

У дома шофёр остановился.

— Ну вот Серёжа – мы и приехали.

Они поднялись на второй этаж.

Саша ключом открыла дверь.

— Проходи.

Из комнаты на звук открывшейся двери вышла девочка с косичками и остановилась перед вошедшими.

— А вот это Оленька наша, это твоя сестрёнка Серёжа.

Саша улыбнулась дочери.

— Оленька – это Серёжа. Это твой брат. Я его нашла. Он живой. Это твой старший брат. Я его нашла. Ты же знаешь, что у нас случилось с Сережей?

— Да.

— Это он. Это тот самый мальчик, которого у нас тогда украли. Я его нашла. Посмотри – какой он хороший и как на тебя похож.

Саша обняла сына.

– Вы оба мои кровиночки, вы оба мои дети. Иди ко мне моя дорогая.

Саша обняла и дочку и тоже прижала её к себе.

— Золотые вы мои, ненаглядные — как я счастлива, что мы теперь все вместе.

— Мама, бабушка в комнате, у неё голова болит.

— Позови.

Оля крикнула в комнату.

— Бабушка! Иди сюда скорее, мама пришла с Серёжей.

— Да-да, я слышу, я слышу – кто к нам там пришел?

Елена Сергеевна вышла в коридор с перевязанной головой.

Оля высвободилась и отошла в сторону.

— Мама! Я Серёжу нашла! Мама – это Серёжа!

Елена Сергеевна кивнула, перевела взгляд на мальчика и удивлённо подняла глаза на дочь.

— Это Серёжа. Это наш Серёжа. Я его нашла. Это его у нас украли десять лет назад. Я его нашла. Мне в полиции генетическую экспертизу сделали – это наш мальчик.

— Серёжа?

Елена Сергеевна растерянно стояла, опустив руки.

— Да. Да-да! Мама! Это твой родной внук! Это твои родные внуки! Их у тебя теперь двое!

Елена Сергеевна пристально смотрела на Серёжу.

— Он похож на нас. Он на Оленьку очень похож.

Саша наклонилась над сыном.

— Она ничего не понимает – ей нужно время.

— А как же тот мальчик?

— Это был не наш Серёжа.

— А одежда на нём?

— Это специально так сделали, чтобы мы его за Серёжу приняли.

Елена Сергеевна подошла поближе.

— У него мои глаза.

— У меня результаты генетической экспертизы с собой.

— Это наш Серёжа? Серёжа – ты наш Серёжа?

Серёжа посмотрел на мать и утвердительно кивнул головой.

— И он знает, что его украли тогда и он наш Серёжа?

— Да, знает.

— Это значит наш Серёжа – Елена Сергеевна повернулась к внучке —  Оля, ты понимаешь, что это наш Серёжа?

Оля пожала плечами.

— Я ничего не понимаю. Как ты его нашла?

— Мама, это наш Сережа! Мама! Да пойми ты наконец – это наш пропавший Серёжа.

Елена Сергеевна подошла к внуку поближе, внимательно долго смотрела на его лицо, а затем что-то видимо поняв потеребила за волосы и обняла.

— Внучок! Серёжа, золотой мой, как хорошо, что ты нашелся… Какое это было несчастье для нас всех тогда… Ты точно мой внучек?

— Да.

— Я ничего не понимаю…

— Мама, мне тоже нужно было время, чтобы всё это до конца понять. Давайте сядем за стол, поговорим и поужинаем? Хорошо? Раздевайся, Серёжа.

— А тапочки?

— Милый мой – у тебя сумасшедшая мама – она все тебе купила на десять лет вперёд.

— Саша?!

— Ну вы же все меня сумасшедшей считали за то, что я ему одежду покупала все эти годы. Считали?

— Ну, а как же было не считать?

— А вот одежда теперь пригодилась – Серёжа теперь её носить будет.

Саша, проходя мимо дочери обняла её.

— Золотко ты моё ненаглядное, как я тебя люблю, как я счастлива, что вы у меня теперь все вместе. Как там в мультике про Простоквашино у Матроскина – я теперь в два раза счастливее стала…

— … у меня теперь две коровы.

— Ха-ха-ха! Два золотых моих телёночка вместе!

Они потом все сели за обеденный стол в большой комнате.

Саша изо всех сил старалась, чтобы разговор был общим, гладила по голове то одного своего ребёнка, то другого.

Елена Сергеевна всё не сводила глаз с Серёжи всё более и более понимая, что это их мальчик.

— Серёжа хорошо рисует.

— Да?

— Они теперь будут оба ходить к Сергею Константиновичу на уроки живописи. Оленька, мы возьмём Серёжу с собой?

— Да.

— Ты ему покажешь свои работы?

— Ну там не все хорошие.

— А ты покажи хорошие, чтобы он гордился, какая у него талантливая сестрёнка.

— Ха-ха-ха!

— Оленька хорошо рисует.

— И Серёжа рисует?

— Он очень хорошо рисует. Вот папа позвонит дяде Виталику и Серёжу возьмут учится в СХШ.

— А папа знает, что Серёжа нашелся?

— А вот он звонит - Саша кивнула на зазвонивший телефон.

Саша сняла трубку в руки.

— Да… да… привет – Саша закрыла рукой трубку телефона – Отец звонит – лёгок на помине.

Все переглянулись.

— Да… я не знаю почему ты не мог дозвонится до меня. Купила. У вас, что, фисташкового лака нет? Пенен только? Мы завтра к тебе приедем… с утра…

Юра напряженно слушал разговор по телефону.

— Да, всё хорошо… от Мишки Шлонова тебе привет. Да, встретила его случайно. У вас что – холодно? Ну лед у нас есть, а снега нет… нет снега. А у вас что – снег есть? Ватники вам выдали? Ну я могу представить, как импозантно ты выглядишь в этом ватнике… Оля здорова… Да, ходит на уроки к Сергею Константиновичу.

Саша опять закрыла ладонью трубку телефона.

— Тебе привет от зятя – Саша повернулась к матери.

— И тебе большой привет от неё. Всё, жди, жди, на два-три дня приедем к тебе. Всё, целую тебя. Не болей.

И Саша положила трубку.

— А почему про Серёжу ты ему ничего не сказала?

— Такие вещи по телефону не говорят. Он же не нормальный – ему скажешь – он впереди электрички по шпалам побежит сюда. Зачем это нужно? Серёжа, я всё правильно сделала, всё будет хорошо. Завтра с утра поедим к нему и пусть он там на месте с ума сходит от счастья. Договорились? Оля?

— Да.

— Серёжа?

— Да.

Они ещё потом пили чай с вишнёвым пирогом и обсуждали предстоящую поездку.

Неловкость за столом всё ещё висела.

Надо было ещё привить этот жестоко оторванный росток к их семейному дереву.

И дочери было неловко и непонятно – Саша это видела.

Бабушка понимала и не понимала до конца всё случившееся.

— Оленька, покажи Серёже свои работы, поговори с ним, займи его – ему же непривычно здесь. Ладно?

— Да, хорошо.

— Мне к соседке, к Наташе нужно зайти на минутку – она меня просила.

Саша махнула рукой матери, чтобы та вышла.

— Я ненадолго к Наташе зайду – ты их одних не оставляй. Для Серёжи всё непривычно, и Оленька растеряна. Ты их займи чем ни будь, поговори, но не расспрашивай его ни о чём, не надо. Так, найди, чем их занять, чтобы неловкости не было.

— Хорошо, я поняла. Саша – Серёжа так одет…

— У меня всё для него куплено. Переоденем.

Саша вышла из квартиры и позвонила в соседнюю дверь к соседке.

— Наташа – это я, открой.

Соседка открыла дверь.

— Наташенька, мне нужно позвонить по телефону, а из квартиры я это сделать не могу. Дай мне позвонить от тебя.

Наташа рассмеялась, пропуская Сашу в квартиру.

— Что, муж в Тверь, жена в дверь?

— А как же без этого? Только так.

— Телефон на кухне.

Наташа прошла вместе с Сашей на кухню.

— Здравствуй, Стас.

— Стас допей свой кофе в комнате – дай Саши поговорить по телефону.

— Хорошо, говорите сколько хотите.

Наташа ушла в комнату следом за мужем.

Саша поплотнее закрыла дверь и села за маленький кухонный столик, достала из кармана бумажку и набрала номер телефона.

На том конце провода женский голос сказал.

– Да, я слушаю.

— Мне нужно поговорить с Глебом Эдуардовичем – жёстко сказала Саша.

Трубку бросили на что-то твёрдое и прокричали в глубине.

—  Тебя!

— Да, я у телефона – низкий мужской голос сменил шум в телефонной трубке.

— Вы Глеб Эдуардович?

— Да.

— Мы с вами не знакомы – моё имя вам ничего не скажет. Я звоню на счёт Юры.

— Что с ним?

— Его сейчас нет дома. Он сейчас у меня. Он больше никогда не придёт в ваш дом.

— Что это за шутка? Почему не придёт? Кто это со мной говорит?

— Вам всё объяснит ваша жена. Полиция возбудила против вашей жены уголовное дело – десять лет назад она украла у меня ребёнка. Это было на Садовой улице у магазина «Галантерея».

— Какая галантерея?

— Ребёнок, которого вы считали своим сыном не ваш сын.

— Как это не мой?

— Вам всё объяснит ваша жена, а если не объяснит – то объяснят в полиции, в которой я сегодня утром была, и которая сделала генетическую экспертизу.

— Что вы такое говорите? Кто вы?

— Я родная мать Юры, у которой ваша жена десять лет назад украла ребёнка.

— Как украла? Вы кто?

— Я к вам позвонила, что бы вы не волновались в связи с пропажей сына и знали, что с ним всё в порядке.

— Вы кто такая?

— Из разговора с Юрой я поняла, что вы ничего не знаете.

— Вы кто?

— Мне трудно с вами разговаривать – вам всё объяснит ваша жена.

— Какая жена?

— Ваша! Всё – я больше не могу с вами разговаривать.

И Саша положила трубку.

Стеклянная дверь кухни распахнулась – на пороге стояла Наташа.

— Саша… я всё слышала. Саша, ты так кричала… Всё было слышно… Извини… Саша, твой сын жив? Ты его нашла?

— Да.

— Как это так?

Следом за Наташей на кухню вышел Стас.

— Саша…

— Ребята, я его нашла – он сейчас у меня в квартире. В полиции генетическую экспертизу сделали – он наш сын.

— Саша…

— Я потом всё расскажу… Попозже… Ладно?

— Саша, какая ты молодец.

— Я пойду, спасибо вам. Я потом всё расскажу.

— Да-да, мы понимаем.

В квартире из комнаты Оли слышался смех.

— Что тут весёлого?

— Оля портреты ваши показывает.

— Сергей Константинович дал задание нарисовать нам портреты наших мам и пап.

— И нарисовала?

— Да, а они смеются.

— А бабушку нарисовал?

— Да, вот она.

Саша рассмеялась.

— Серёжа, теперь придётся тебе Олю нарисовать, а мне твой портрет закончить и устроить выставку портретов нашей семьи. Почему только у бабушки такой чепец на голове?

— Это как у бабушки из Красной Шапочке.

— А это значит наш отец-дровосек?

— Он охотник!

— Серёжа, портрет похож на оригинал. Твой отец такой же длинный, худой и неуклюжий.

— Ничего подобного! Он красивый! - не согласилась с матерью Оля.

— Ну конечно красивый – кто спорит. Наш папа всем папам папа.

— Саша - мама Саши повернулась к дочери - А где мы Серёжу разместим?

— Мы комнату Димы ему отдадим. Сереженка – эта комната маленькая, но тихая – окна выходят во двор.

— А так можно?

— Сереженка, солнышко – это твой дом. Пойдём, посмотрим, как там тебе будет.

— Саша - мам Саши за теребила рукав дочери - А у тебя рубашка для Серёжи найдётся?

— Рубашка? Конечно найдётся. Сереженка, сейчас помереет рубашку и джинсы – меня длину нужно посмотреть, а то завтра ехать, а вдруг что-то не подойдёт.

Саша из шкафа достала чемодан.

— Вот.

В чемодане в магазинных упаковках лежали новые рубашки и джинсы.

- Ты какую рубашку хочешь одеть?

Серёжа пожал плечами удивлённо разглядывая содержимое чемодана.

— Оленька, выбирай Серёже рубашку.

— Я бы эту одела.

— Всё, Серёжа, не спорь – богиня выбрала для тебя рубашку.

Все опять рассмеялись.

Саша порвала упаковку и вынула рубашку.

— Померь.

Серёжа снял свою старенькую рубашку и одел новую.

— Ну, чуть-чуть великовата. Тебе нравится?

— Да.

— Ты можешь любую выбрать – они все твои.

— Я эту одену.

Саша достала несколько брюк со дна чемодана.

— Какие джинсы ты выберешь?

— Я не знаю.

— Оленька, богиня наша — какие джинсы мы нашему богу завтра оденем?

— Вот эти.

— Со львом?

— Да.

Саша расправила джинсы.

— Да они будут Серёжи малы. Ну ка подойди, прикинь их… Малы… Оля – тебе с царского плеча джинсы не нужны?

Все опять засмеялись.

— Они ей велики ещё будут.

— Оля, забирай джинсы себе, смотрим следующие.

Саша развернула следующие.

— Эти длинные.

— Длинные не короткие. Серёжа померь, нам длину нужно посмотреть.

Серёжа ушел в ванную комнату и вернулся в новых джинсах.

— Длинные.

— А талия как?

— В талии нормально.

— Тогда подогнём сейчас и я на машинке их подошью. Они тебе нравятся?

— Да.

— Они очень нарядные и тебе очень идут. Так, шапок там несколько. Куртки зимние меряем.

— Куртка есть зимняя?

— Мама – у сумасшедшей матери всё загодя куплено.

— Саша!

— Мама!

— Саша!

— Брек!

Саша из коридора принесла две новые куртки.

— Серёжа – какую выберешь?

— Мне эта синяя нравится.

— Меряем.

Серёжа померил.

— Великовата.

— Ничего не великовата – рукава подвернём и будет что надо. Вторую куртку мерять будешь?

— Я потом по меряю – мне эта больше нравится.

— Совсем другой мальчик – бабушка не сводила глаз с внука.

— Так, теперь обувь. Ты какой размер носишь?

— Я не знаю.

— Ну, тогда где у тебя старые ботинки? Будем сравнивать.

Саша принесла несколько обувных коробок.

— Серёжа, принеси свои ботинки.

Саша достала из первой коробки кроссовки и приложила их подошвами к ботинкам Серёжи.

— Это же кроссовки, а сейчас зима.

— Это зимние кроссовки.

— Ребёнок в них простудится.

В следующей коробки оказались замшевые не высокие сапожки на меху.

— Подошвы подходят – Серёжа – померь сапоги… Они тебе не жмут?

— Нет.

— Точно не жмут?

— Нет, даже для пальцев ещё есть место.

В третьей коробке были черные зимние ботинки.

— Будешь их мерить?

Серёжа пожал плечами.

— Мерь – не мерь, как хочешь – они всё равно твои.

Серёжа их мерять не стал.

— Вот, на завтра одежда есть, а остальное мы после разберём.

— Свитер бы ему надо.

— Свитер я только свой могу дать.

— Или папину серую безрукавку – она короткая у папы.

— Или папину серую безрукавку.

Вечером бабушка принялась им готовить бутерброды в дорогу.

Оля с Серёжей сели за компьютер что-то там интересное для себя смотреть.

Саша, оставшись одна вышла в коридор, достала большой черный полиэтиленовый мешок из обувного ящика и сложила в него старую Серёжину куртку, предварительно обыскав карманы в поисках сокровищ и найдя там проездной билет и двенадцать рублей денег, переложила их
в карман новой синей куртке сына, висевшей тут же на вешалке.

В мешок так же Саша бросила его ношенные брюки, рубашку, битые грубые ботинки, черную синтетическую заношенную шапочку с маленьким козырьком и зелёный скатавшийся лохматый шарф.

Саша завязала мешок вверху узлом и одевшись отнесла его на помойку.


Утром была электричка.

— Лес то, лес то какой!

Они с платформы шли по просёлочной дороге – белые берёзовые стволы стояли в лесу в замороженных лужах.

— Смотрите – и снег здесь есть.

— Ну, это первый снег, он ещё может растаять к Новому Году.

— А воздух, воздух какой здесь!

— Белочка, смотрите – белочка на дереве.

— Где?

— Вон, вон она прыгает с дерева на дерево.

Лес весь далеко просматривался и зверьку было трудно спрятаться от любопытных людей.

Тонкий лед луж хрустел и скользил под ногами.

Оля остановилась и молча показала рукой в сторону белки.

Между деревьями по лесу к дороге шел высокий мужчина в ватнике, в высоких резиновых сапогах с заправленными в них штанами и в разорванном треухе на голове.

Его что-то заинтересовало внизу у дерева, он остановился и согнувшись стал разглядывал ствол дерева трогая его рукой.

Оля подняла плечи и засмеялась.

— Ну, беги к нему.

Оля по хрустящему скользкому льду побежала, размахивая привязанными на тесёмочки варежками.

— Это твой отец – Саша обняла за плечи сына, и они остались стоять на дороге.

Отец заметил подбегающую дочь и взмахнул от радости руками.

Они обнялись и закружились.

Оля сразу что-то быстро стала ему говорить.

Нагнувшись отец её внимательно слушал.

Оля всё говорила и говорила.

Отец слушал.

Потом они повернулись лицом к дороге.

Оля показала на мать и Серёжу.

Она продолжала говорить и говорить.

Дмитрий слушал её, смотрел то на дорогу, то на неё, то опять на дорогу.

Он наконец-то что-то понял, выпрямился, перевёл взгляд с жены на сына и замер поняв всё.

Оля продолжала ему что-то объяснять, но Дмитрий пошел к дороге уже не слушая её и не отрывая своего взгляда от сына и не глядя под ноги.

На дороге стояли Вера с Серёжей и ждали его приближения.

Дмитрий перевёл взгляд на жену.

— Оля тут сказала…

— Это Серёжа – это наш сын.

Дмитрий встал, опять опустил глаза на сына.

— Как это…

Саша пожала плечами.

Лёд под Дмитрием треснул и надломился и он, поскользнувшись и теряя равновесие упал на одно колено.

— Серёжа?

— Да.

— Сыночек мой?

— Да.

— Сынок! – Дмитрий потянулся рукой к Сергею.

Слёзы навернулись у него в глазах.

— Серёжа! – он обнял сына.

Дрож била его руки.

— Серёжа! – Дмитрию не хватало воздуха.

Серёжа не удержал равновесие на скользком льду и упал рядом с отцом на дорогу.

— Вы что, мальчики? — Вера отошла в сторону.

Дмитрий плакал и смеялся хватая сына.

— Как это получилось?

Подбежала Оля.

— Мама!

Дмитрий обхватил руками и дочь.

— Саша, как это? Как это получилось? Саша, как это?

- Я сама не знаю, как.