С. П. Шевырёв. Италиянские театры

С.П. ШЕВЫРЁВ

ИТАЛИЯНСКИЕ ТЕАТРЫ
(Письмо из Рима)

Наконец, после Рождественского Поста, в продолжение которого все зрелища публичные были закрыты, и только одни монотонные Пиферари, по древнему обычаю, в одеждах пастырских бродя по улицам в дождь и в слякоть, играли на волынках и скрипках в честь Богородицы, здесь открылись спектакли, столько ожиданные публикою. Это эпоха в Риме. Искусства, т.е. Живопись и особенно Музыка, составляют главную стихию жизни Римской. О приезде примадонны или нового контральто или тенора здесь говорят, как бы во Франции говорили о приезде Виллеля, Полиньяка, Шатобриана, в Германии о прибытии Гёте, Шеллинга, Гумбольдта. В каждой ресторации, в кухне, в мастерских, судят и рядят о музыкальных талантах. Древние Гвельфы и Гибеллины, прежние виновники всех раздоров Италии, в Риме олицетворяются в двух обществах музыкальных, которые находятся между собою в таком враждебном отношении, что одно из них, второе по происхождению, согласилось, принять двусмысленный титул антифилармонического, будто бы потому, как говорят насмешники, что первое называется филармоническим. Вот правая и левая сторона здешнего музыкального парламента. Всякое из сих обществ, заметив новый талант, вербует его в свою партию. Происхождение оных весьма любопытно и напоминает некоторые черты Римской Истории. Прежде в Риме существовало одно только общество, под названием филармонического, председателем коего был избран на время Маркиз Мути Папаззури, известный знаток музыки. Оно процветало под его управлением; как новый Силла, он в порыве гордости хотел объявить себя бессменным президентом, члены воспротивились; он, в отмщение, отделился от них и, как Ромул, образовал с своею партиею новое антифилармоническое общество.
Театры играют весьма важную ролю в общественной жизни Италиянцев: не лишними будут некоторые об них подробности. Из всех родов драматических представлений важнейшее место занимает здесь Опера. Трагедия скована узами классицизма и правительства. Манзони в Милане облегчил ей первые, но за свой славный Роман: i promessi sposi, провел несколько ночей в темнице, которые, конечно, дали ему много новых материалов, но охладили деятельность. В Риме однажды с успехом явился на сцену молодой Поэт, Стербини, с талантом, но в тесных оковах Аристотеля. Римляне с восторгом рукоплескали его Весталке, и особенно упрекам, произносимым против одного жреца, играющего в ней невыгодную ролю; пиеса и теперь под опалою, а Поэт был наказан временным изгнанием. Комедия оригинальная не процветает, прекрасной талант комического актера, Вестриса, остается праздным без автора. Впрочем, Импрезарии по возможности подбирают с богатого поля Французского мелодрамы, комедийки и проч. Водевиль в Италии, как и в Германии, существовать не может: в первой, потому что щекотливое Италиянское ухо не выносит куплетной музыки; во второй, потому что легкие остроты Французов не ложатся в тяжеловесные формы языка Немецкого. Потому Водевиль, там, как и здесь, превращается в Комедию.
Балет, по смерти знаменитого Вигано, упал. Однако в Милане, к которому тяготить все просвещение Италиянское, до сих пор еще, как говорят, видны остатки роскоши полмертвой. Прометей, Титаны и другие балеты Вигано, о коих у нас вовсе понятия не имеют за страстию к Дидлоизму и вообще к Французскому Балету, суть произведения великие, дающие право сему роду искусства на почетное место в ряду его собратий. Балет Италиянский вообще совершенно отличен от Французского и, как мне кажется, более соответствует своему назначению. Чтобы дать вам об нем точное понятие, сравню его с Оперой Италиянской. В нем так же есть каватины, дуэты, квартеты, хоры и целые morceaux d’ensemble жестов. Весь корпус балета (corps de ballet) принимаешь участие в общем действии, выражая одно чувство согласным телодвижением. Весь Балет есть подвижная панорама пластических групп, которые под волшебные звуки музыки, всегда искусно составленной из лучших Италиянских Опер, беспрестанно сменяются. Если вспомним, что Балет есть музыкой оживленная скульптура, то в Италиянском найдем совершенное олицетворение того идеала, о коем говорят Немецкие теории. Конечно, с Италиянским Балетом сопряжены гораздо большие трудности в исполнении: он требует пластического образования от самого последнего хориста, а для совершенства - гения и знаний Вигано.
Опера Италиянская скована теми же узами, как и Трагедия, с тою только разницею, что влияние правительства заменяется самовластием гордых примадонн. Сия Опера есть собрание каватин, дуэтов, арий, квартетов, morceaux d’ensemble, рондо, не связанное одним духом. Самые Италиянцы смотрят на Оперу, как на концерт. Вот почему на здешних театрах всегда между двумя действиями Оперы (число узаконенное!) включается Комедия или Мелодрама, или Балет, иногда в пяти действиях; или часть Комедии после первого, а другая после второго действия; часто предлагается зрителям одно действие Оперы, или отрежется хвост у второго. Италиянцы (не говорю о знатоках) не понимают целого в произведениях искусства драматического и наслаждаются только частями. Вот почему они так не милосердо кромсают пиесы. Не в характере здешнего народа углубиться пристально во что-нибудь: он любит на лету рвать впечатления. Музыка Вебера, Фауст, были бы в Италии анахронизмом... Я бы все это объяснил влиянием климата, но боюсь залететь из светлых стран юга в темные облака Метафизики.
К предмету. В Опере Италиянской есть известные правила, которые ни за что нарушать не позволено, и за соблюдением которых весьма строго надзирают Импрезарии. В первом действии необходимо должна быть каватина для примадонны, называемая техническим термином cavatina di sortita (каватина выхода); в начале второго ария примадонны, в средине ария тенора и в конце рондо. Примадонна никогда не является с первой сцены, а любит возбудить в слушателях приятное ожидание; потому всегда ей предшествует хор; она является с пышною свитою, запевает каватину после краткого речитатива; все отходят... рулады посыпались... им вторят рукоплескания.
Надобно знать самое политическое устройство театров в Италии, чтобы понять всю невозможность усовершенствования Оперы. Все музыканты, актеры и певцы Италиянские суть народ, кочующий вдоль всей Европы от льдов Севера до оторванной Сицилии. Россини изменил отечеству для щедрого Парижа. Он породил многих подражателей, из коих лучшие: Мернаданти в Вене, Караффа в Париже, Паччини и Донизетти в Неаполе, прочие слабы; но и два последние обирают Россини и друг друга мотивами и, как он сам говорит, вредят и своей и его славе, наскучивая однообразием все одной и той же рассыпной мелодии. Лучшие артисты также рассеяны по белу свету. Лаблаш, удивительный бас, отнят Лондоном на несколько лет: я его слышал в Неаполе. Это громовый голос; с сим достоинством он соединяет искусство игры комической и трагической, Пеззарони, лучшая контральто, Рубини, лучший тенор, в Париже. Давид, также славный тенор, в Неаполе, но потерял голос. Конечно, Италия никогда не оскудеет голосами; здесь груди крепки; здесь часто по улицам слышишь необработанные басы и теноры. То, чему удивляются у нас в Москве и Петербурге, очень обыкновенно в Италии. Доказательством этому служит приключение с бедною Анти, которая в Москве собирала такие богатые рукоплескания. Избалованная снисходительным Севером, она явилась на второстепенном театре Рима. К счастию, здесь на гордость аристократок-примадонн существует судия грозный - публика, за недостатком политических стихий в жизни принимающая живое участие в театральных. Конечно, Анти Болонская похудела, потеряла половину голоса и не похожа на Московскую; но за то и конец ее поприща был самой трагической. Публика приняла ее очень холодно; но на одном из последующих представлений между немногими рукоплесканиями раздалось шиканье: разгневанная примадонна обратилась к публике с неуместным поклоном и ужимкою негодования. Римляне не вытерпели; она была ошикана, освистана, и бедный Импрезарио принужден был сменить ее. Это обида невыносимая! Таким образом закрыт ей путь ко всем театрам Италии - и тяжкой стыд отнял у ней последний остаток ослабевшего сопрано.
Но это кочевое и независимое состояние актеров, мешая прочному установлению хорошей Оперы в одном городе, способствует усовершенствованию талантов посредством соревнования. С этим сопряжены другие невыгоды. Только в Милане и Неаполе правительство берет на себя содержание труппы: в прочих городах предпринимают это частные люди, так называемые Импрезарии, а особенно в Риме, где правительство только что терпит театры, а не позволяет их, т.е. как грехи человеческие. Почему судьба города в этом отношении зависит от кармана Импрезарио, который должен нанять автора слов, музыки, театр, певцов и певиц, оркестр, хористов, написать декорации, приготовить костюмы, словом, снарядить театр как должно. Таковое устройство театров представляет много комических положений и послужило предметом для Оперы Буффы, прекрасной в своем роде: la Prova d’un opera serie, в которой я видел Лаблаша. Здесь выставлены все притязания Примадонн и жалкое состояние Музыканта, а особенно Поэта. Последнему за трехмесячный труд всего выходит на долю trenta scudi, на наши деньги 150 руб. Конечно, сочинитель остроумного libretto по скромности и уменьшил цену, но все уж не более как 20-ю пиастрами, т.е. сотнею рублей. Кроме того что плата поэтам так скудна; il maestro di musica (автор музыки) Импрезарио, Примадонна делают что хотят с поэмой. Например, на первом здешнем театре (Тординоне), Примадонна Фавелли, конечно имеющая право гордиться своим голосом и искусством, захотела, чтобы новая Опера, приготовляемая к карнавалу: Фернанд Кортец, названа была непременно по имени роли, ею занимаемой. Кроме этого, сколько препятствий бедным Либретистам, в особенности Римским, от ценсуры. Один из них написал оперу: Мария Стуарт. Аббат, цензоровавший поэму, никак не хотел допустить по сцене имя Марии и не соглашался ни на какие доводы, ни даже на предложение насмешника-поэта, вместо Маria назвать ее Mariuccia, т.е. Машка, ибо нельзя было совершенно нарушить историческую точность и имя известное, особенно в странах Католических, заменить неизвестным. Вот каково положение бедных Либретистов Италии!
Но самой неприятный обычай, сопряженный с устройством театров и вкорененный в здешних странах, есть следующий: одна и та же Опера, один и тот же Балет, в течение месяца или более, разыгрывается всякой день одними и теми же певцами или мимистами. Для Оперы еще такой обычай простителен, если удачна музыка. Автор награжден сторицею, потому что по улицам, в полночь, раздаются его мотивы; купец насвистывает их в своей лавке, поваренок в кухне; везде слышно одно и то же. Но Балет!.. В этом случае я не понимаю терпения Италиянцев. Иногда на несчастного Импрезарио попадется дурной автор, и абонировавшиеся посетители принуждены не хотя слушать всякой божий день одно и то же монотонное и скучное произведение. За то публика здешняя и взыскательна к Опере. В театре, как и во всех народных зрелищах, Римляне еще верны своему древнему духу, - и надо видеть, как трепещут перед ними бедные актеры! Примадонна, предшествовавшая Анти на театре Валле, по имени Фишер, своим чистым, свежим, звонким голосом пленяла в новой Опере: Женевская сирота; но, возгордясь своим талантом, она в свой бенефис дерзнула явиться в роле Семирамиды, в которой блистали известные таланты, и была жалко освистана. Я был свидетелем, как она, закрыв лицо руками, плакала перед публикой. Певцы, хуже ее исполнявшие прочие роли, но оградившие себя в аффише скромною просьбою о снисхождении, напротив, заслужили рукоплескания. Римская публика строго смотрит за нравственностью актеров: здесь были освистаны Россини, Пеззарони и Каталани! - Как развеселятся Римляне - то или беда дурным или торжество хорошим актерам! Первых дразнят; последних вызывают после всякого отрывка раза по четыре сряду. В нынешнем Балете за одну удачную декорацию, тотчас же при взгляде на нее, вызвали машиниста.
Скажу несколько слов о зданиях театральных. Лучший Европейский театр, в отношении к архитектуре и величине, есть Миланской, по имени Scala. Он, говорят, не многим больше Московского; но я не был в Милане и не могу его сравнивать. Второе место между театрами Италии занимает Неаполитанской Сан-Карло. По наружности его нельзя и сравнивать с Московским; он весь застроен зданиями: открыта одна только фасада, которая совершенно уступает фасаде Московского. Не только наружность, но и самая внутренность, по моему мнению, далеко отстоит от нашего. Величина почти та же. Украшениями он богат; но оне тяжелы, безвкусны, намазаны золотом, которое уже начинает стираться. Главное же преимущество Московского висячие ложи, коих Сан-Карло не имеет, по той, как говорят, причине, что Италиянцы любят в ложе быть, как у себя. Уважаем причину, но не менее того отдадим пальму нашему зданию. Рим и Флоренция не имеют отличных театров. В Риме они принадлежат частным людям, потому что, как сказано выше, правительство не содержит театров. Однако лучший из них, Тординоне, принадлежащий банкиру Торлонию, вместимостью равняется большому Петербургскому.
Заключу сие письмо сравнением состояния нынешней Италиянской Музыки с недавним состоянием Французской Литературы. Может быть, ошибаюсь, но я замечаю в их отношениях большое сходство. Французы, справедливо гордясь своими заслугами и довольствуясь своими произведениями, пренебрегали литературы соседственных им народов. Так Италиянцы чуждаются Немецкой и Французской Музыки и не принимают участия в успехах прочих народов-музыкантов. Не включаю в это число знатоков искусства, которые в Италии, более, нежели где-нибудь, умеют всему достойному отдавать справедливость. Различие одно только: во Франции молодое поколение, наперекор старым предрассудкам, пошло путем совершенно новым, хотя и верное многим прежним формам; Италия же, при всем своем праве на титул покровительницы Искусства Музыкального, вероятно, еще долго не усыновит нового рода Оперы, с такою славою преуспевающего в прочих странах света.

P. S. В добавок вот вам несколько новостей об Римских театрах. У нас две Оперы. Первая с Балетом на Тординоне, большом театре. Играют Ромео и Юлию, оперу Ваккаи; музыка имеет достоинство: это не подражание Россини, но скорее отзывается Спонтинизмом; для нас профанов все это однообразно; выйдешь из театра, и ни один мотив не звучит в памяти. Примадонна Фавели имеет большое достоинство: блистательный, одушевленный голос, прекрасную методу и прелесть женщины. Последнее рондо, которое пришито из Оперы Паччини: Gli Arabi nelle Galli, она поет с удивительным чувством. Контральто, Экерлин из Вены, сильна в первых порывах голоса, но скоро ослабевает. Она слишком дородна для роли Ромео и в последней сцене нестерпимо холодна. Контральты обыкновенно занимают здесь роли мужеские: это возможно только для стройных, или, говоря эпитетом Гомера, благостатных Италиянок. Прочие певцы не стоят внимания. Балет Габриэль де Верти, сравнивать с Московским было бы обидно для последнего. Самой Неаполитанской Балет не может идти в сравнение с нашим. На Вилле, второстепенном театре, где пала Анти, играют прескучную оперу: Сомнамбул. Компания комическая дает мелодрамы и комедии, из числа которых одне комедии Гольдони, отличающиеся живым изображением нравов, исполняются хорошо. Балет будет все один и тот же до конца карнавала. Оперы сменятся раз другими. На Вилле обещают Mathilde de Shabran Россини, а на Тординоне: Fernando Cortez или как угодно Примадонне. Сверх того в Риме множество маленьких театров для простого народа, на которых даются трагические представления, торжественные балеты и проч. и проч. Есть театры, куда впускают за два байокка, т.е. 10 копеек. Особенно замечательна кукольная комедия или burratini, где всегда отличается один герой Кассандро. Куклы Римские славны своим механизмом, и для понимающих все тонкости языка это превесело. Кассандро является то несчастным мужем, то антикварием. Недавно он под колоколом спускался в Тибр и вместо древности вытащил  корку дыни. Над ним смеялись, а он отвечал: «Что за беда? Послать на piazza di Spagna, и как раз эта вещь будет в цене». Надо знать, что на этой площади продаются все антики и обманываются Англичане. Часто эти куклы поют дуэты из опер известных. Комедии сочиняются содержателями театра; в них много простой народной остроты, и часто осмеиваются нравы большого света. Цена за вход 15 копеек. Так для всех классов народа в Риме есть свои увеселения. Здесь образованнейший более в них нуждается, чем простолюдин. Вспомнишь и теперь ту Грецию, ту Италию, где правительство и нищим выдавало деньги на публичные зрелища, без которых они не могли существовать как без насущного хлеба.

(Телескоп. 1831. Ч. 1. С. 133 – 144).