Я тот чудак и есть

Накрапывает дождь. Синица, тенькнув, смолкла.
Опавшая листва мерцает, как слюда.
Янтарная слеза – сосны весенней смолка –
в морщинистой коре мерцает, как слеза.
Накрапывает дождь. Луч солнца бродит в кронах
и медленно ползёт к утёсам гор седым.
Хрипят самцы косуль так пылко, так влюблённо,
что я подкрался вот почти вплотную к ним.
И вмиг, словно обвал, рванулись прямо с места
лишь треск кустов и гул над пропастью повис.
Картавый ворон всё зовёт свою невесту,
над осыпью паря, поглядывая вниз.
Накрапывает дождь. Шуршит в ветвях. Смолкает.
С вершины сполз туман и вдоль ползёт по ней.
Сосна растёт в скале. И камни вниз слетают –
откалывает их живая мощь корней.
Я сам – сосна в скале! В судьбу вцепился крепко.
Бьёт ветер, валит снег. Живу я и пою.
Я солнце норовлю надеть порой, как кепку,
вселенную обнять, как девушку свою.
Я этих мест поэт. Мне большего не надо,
чтоб строки родились и рвались из души,
лишь неба синева да синих гор громада,
да вольный бег зверей по осыпям в тиши.
Я тот чудак и есть, кто ходит за уловом
и тут же раздаёт, хоть сам и гол, и сир.
Все горести мои, все беды снимет Слово,
раз Словом начался весь этот светлый мир…