Отвяжись, плохая жизнь

   
   Нюра проснулась с петушиными криками, босиком прошла на кухню. Не включая свет, потянулась и застыла в полузевке: стены, потолок были в чём-то кроваво-грязном.
- Кровь! – ужаснулась Нюра.  Холодок пробежал меж лопаток и остановился в области сердца. Нюра перестала дышать. Держась за стену, на ватных ногах, которые липли к полу, едва дошла до комнаты постояльца. Кровать не расправлена.
   Как же она не слышала, что произошло ночью? Это всё Васильевна виновата. Нюра как-то посетовала, что бессонница-подруга стала её частенько навещать.  Васильевна, бывшая медсестра, посоветовала на ночь принимать по две ложки самогона, настоянного на берёзовых почках, даже одолжила поллитровку первача. Действительно, помогло. Стала Нюра спать, как убитая, бессонница ушла…
   Немного успокоив бешеный ритм  сердца, женщина тихонько позвала квартиранта:
- Ваня… Иван Васильевич… Слышно было только тиканье ходиков.
Пулей вылетев из дома, обгоняя деревенское стадо, Нюра почти бежала к колхозной гостинице, где жила фельдшерица. Движения Нюры были настолько целеустремлёнными, что она никак не отреагировала на Ивана Кузьмича, местного балагура:
- И куда это ты, Нюрка, сосранья лыжи навострила спортивным шагом вперёд и с песней?
   Нюра в обычное время не пропустила бы такое замечание, а тут, махнув рукой, мол, отвяжись, плохая жизнь, промаршировала к гостинице.  Едва Виктория Александровна, фельдшер, открыла дверь, Нюра заголосила:
- Убили! Кровищи-и-и-и…
- Живой?
- Не знаю. Не видела его… Всё в кровищи-и-и-и-и … как от поросёнка…
   Вика, которая накануне вечером получила признание в любви от Ивана, Нюриного постояльца, бросилась в комнатных тапочках на улицу, вернулась, схватила сумку с медикаментами. Видя спешащих женщин, председатель колхоза Пётр Сергеевич остановил свой УАЗ:
- Куда торопитесь,  сударыни? Подвезти?
- Убийство у нас, Сергеич! Квантиранта моего убили! Кровищи-и-и-и, - запричитала Нюра
- Кто? Как? Где? – у председателя округлились глаза.
- У меня дома… Кровищи-и-и-и…
Пётр Сергеевич ударил по газам. Подъехали к дому. Нюра подталкивает председателя:
- Иди ты первый, Сергеич, я боюсь…
Нюра осталась на улице. Через две-три минуты из дома с красным лицом, вытирая слёзы, придерживаясь за стены, вышел председатель, за ним – фельдшерица.
 
***

   Накануне, ближе к полуночи, подходя к калитке приземистого домика, Иван, улыбаясь, взглянул на мерцающую меж туч  луну, подмигивающую ему игривым светом. Душа пела! Пребывая в благостном восторженном состоянии, которое обычно испытывают влюблённые, он тихонько открыл входную дверь, стараясь бесшумно, на носочках, проскользнуть в спальню.
   Вдруг  раздался резкий хлопок. Иван вздрогнул и замер, чувствуя, как холодком обдало с головы до пят. Мысли, словно в панике, появлялись и, не сформировавшись в логическую цепочку, исчезали. В ноздри Ивану ударил запах винной вишни, и он услышал едва различимые звуки капели.
- Ах, ты, божий одуванчик, - успокаиваясь, проговорил про себя молодой человек, припоминая, как его хозяйка тётя Нюра несколько дней назад сетовала, что забродило варенье. Бодрым шагом он направился на кухню. Но тут его ждало новое потрясение...
   Подняв рычажок включателя, Ваня зажмурился от ярко вспыхнувшей лампочки, висящей на длинном скрученном спиралью проводе. С потолка звонко падали в ночной тишине тяжёлые капли домашней настойки тёти Нюры. Белёные стены с кровавыми разводами представляли незаконченную картину художника-импрессиониста. А на холодильнике сбоку висел клочок резиновой перчатки. Эту перчатку квартирная хозяйка утром старательно привязала на горлышко 20-литровой бутыли, в которой когда-то в колхозе хранили яды.
  Под табуретом, покрашенном тёмно-зеленой немаркой краской, сидел испуганный белый с серыми пятнами и с вишнёвым отливом кот. Бедное животное, пытаясь покинуть своё "убежище", хотело перепрыгнуть опасное озерцо с плавающими ягодами, но тут раздался резкий стук в окно.

 ***

   Второй раз за вечер у Ивана захолодело всё внутри. Вглядевшись через стекло в темень, узнал соседа тёти Нюры, тракториста Виктора Петровича. Иван, приложив палец к губам, показал Петровичу на дверь, мол, выхожу. Едва откинув крючок на входной двери, Иван увидел вытаращенные глаза соседа, который, пахнув свежаком,  громким шёпотом сказал, как отрезал:
- Бери права. Жена рожает. Мне нельзя за руль, я с кумом  ружьё обмывал.
   Беспокойство соседа передалось Ивану, который, в мгновение ока перемахнув через забор, оказался в «девятке» Петровича. Тут же, охая, втиснулась на заднее сидение Люська, жена Петровича.
   Включив дальний свет, Иван мчался по шоссе, вдруг Петрович, схватив его за руку, закричал:
- Тормози!
Ваня уже и сам нажал на тормоз, потому что дорогу перебегал заяц. Как только машина остановилась, Петрович (откуда только прыть взялась!) выскочил, открыв заднюю дверь, схватил ружьё. Люська прошептала сквозь зубы:
- Витя, быстрее в больницу, а то прямо в машине рожу.
- Вот навязалась! Подожди рожать. Заяц тут, а ты…
 И растворился в темноте. Несколько секунд, показавшихся Ване вечностью, прошло, и тут Люська издала такой душераздирающий вопль, что Петрович с испуганными вытаращенными глазами выпрыгнул из тьмы:
- Дура, зайца спугнула.
- Гони! – бросил Ивану, который рванул с места. До райцентра оставалось километров пять…
   Сдали Люську дежурному врачу и с чувством исполненного долга возвратились в деревню. Иван уже предвкушал, как опустит голову на подушку, и очередной день, полный событий,(и ночь тоже!) канет в лету. Но у Петровича были другие планы. Ожидая прибавления семейства, сосед тёти Нюры позаботился о стратегических запасах, которые были неприкосновенными до времени «Х». Хотя, справедливости ради, надо сказать, что несколько раз эти неприкосновенные запасы использовались, но непременно пополнялись.  И вот это время наступило. Домашний коньяк двойной очистки на мяте, чабреце, ореховой скорлупе 60-80 градусов был предложен Ивану в знак благодарности за оказанную услугу. Услышав отказ Вани, мол, не пью, не увлекаюсь, Петрович, пережив за вечер целых три стресса, вдруг рассвирепев, хрипло сказал:
- Не уважаешь, значит? Гребуешь?
   Ваня не понял значения последнего слова, но уловил в нём угрозу.
- Ладно, наливай! – махнув рукой, сказал Иван.
  Пили за роженицу, за купленное ружьё, за неубитого зайца (пусть пока живёт!), за удачный день, за луну, которая ярко светит, за хорошую погоду, за любовь, конечно…
***
   А спустя два месяца, когда закончилась уборка, сыграли весёлую свадьбу. Иван и Виктория вначале решили поселиться в общежитии, пока достроят дом для молодых специалистов, но тётя Нюра так их упрашивала пожить у неё, что молодые согласились.  И это справедливо. Если бы не то тревожное утро, может, Иван до сих пор  ходил бы  в женихах…