Короткометражные сценарии. Мистика 1

1.



                Фонарь
 
                Сценарий к\к фильма


Лиза долго не решалась подойти к кому-либо.
Ночь и зима пугали всех в разной степени.
Беспокойство не отпускало Лизу, ей было трудно остаться наедине со своими ощущениями. Лиза перегородила дорогу случайному прохожему и заговорила, стараясь не отпускать его.
- Я не могу понять – этот фонарь ярче других или тот? Когда я стою там, мне кажется – этот. Когда я к нему подхожу, мне кажется, что ярче тот. Но когда я подхожу к тому, мне снова кажется, что этот. И даже больше того, мне кажется другой, третий ярче их обоих, но к нему я подходить не буду. Понятно и так, что вблизи он не покажется мне ярче.
Лиза взглянула на прохожего, тот, похоже, был слегка пьян, но слушал с интересом.
- Мне хотя бы разобраться с этими двумя – какой ярче?  Зачем мне это? Фонарь производит свет, мне важно выбрать – на какой свет ориентироваться. Я хочу ориентироваться на более яркий.
- Нет, они не могут быть одинаковыми. Например, очевидно, что дома разные, одни тут светлее, другие темнее. И даже это делает свет одного фонаря ярче, чем другой. Только мне не понятно – какой из них какой. Я не могу не подходить к фонарю. Например, мне тот покажется ярче, но если я не подойду к нему, это будет только мое мнение, непроверенное. А мне нужна точность. Надо подойти и убедиться.
Прохожий продолжал слушать, иногда он смотрел на фонари, иногда  на Лизу, было видно, что думать он ни о чем не хотел. Но стоял.
- Возможно, каждый из них ярок вдалеке, а вблизи уже не столь. Так я и хожу между двумя фонарями. Мне нужен свет. Впечатление. Но каждый  фонарь, производя  свет, забирает его тем, каков он сам, фонарь. Какой высоты, из какого материала. Даже не это…Просто тем, что и свет есть, и фонарь есть.
Прохожий обрадовался, наверное, он вспомнил что-то свое. Лиза  вдохновилась.
- И когда  фонарь тоже  есть, он есть определеннее, чем  свет. Поэтому  свет  становится  тускнее. Нет, я не учусь на философском. И  это не философская  проблема. Это больше  физика восприятия. Что  нам важнее – впечатление или условия  возникновения  их?
Прохожий изобразил задумчивость, слабая  улыбка не  сходила с его черт.
Лиза продолжила.
- Мне важно и то, и другое. Но когда я рассматриваю условия, я начинаю погружаться в них. И мне тогда не до впечатлений. Если я останавливаюсь на  впечатлениях, мне не рассмотреть их отдельно от условий, или от моего восприятия, от меня самой. Я не хочу, получая  впечатления, довольствоваться собой. У вас же так же?
Прохожий стоял, как столб. Лизе хотелось его дернуть.
- Важен источник впечатления. Я подхожу к этому источнику, и меня поглощает уже не свет, а конструкция фонаря. Не то, как он сделан. А то, что он сделан не из света. Я подхожу к фонарю и погружаюсь во тьму. Не подойти я не могу. Тогда я останусь сама с собой. Это будет не точно. В мире и так мало сущностей. Мне  важна  сущность  яркости. Или мне  важна  сущность  тьмы? Вы как думаете?
Прохожий  посмотрел  на Лизу  удивленно, словно впервые ее заметил. Лиза поняла, что задавать вопросов не стоит.
- Когда я подхожу к фонарю, мне кажется важной становлюсь я сама. Будто я – свет. Но я же не свет. Меня так не видно. Я не прозрачна. Я смотрю на фонарь, который уже не столь ярок и не вижу света, поскольку он рядом. Мне не видно его объема! Вот что мне  важно! Объем  яркости.  А не сама яркость!
Лизе было важно говорить, но она только сейчас  заметила, что говорит сама с собой. Прохожий – да, слушал ее. Но важнее было то, что он не мешал говорить ей, был почти прозрачен. Лиза почувствовала благодарность ему.
- Я  кажусь себе светом потому, что я тоже объем. И когда я  приближаюсь к  фонарю, я сопоставляюсь с ним, начинаю чувствовать  свой объем, напоминаю себе свет. Мне  нужен больший объем яркости. Значит, тот фонарь, который меньше, тоньше, будет производить больший свет. Встаньте тут.
Лиза вязла прохожего за рукав, подтащила его ближе к фонарю, он не сопротивлялся.
- Этот  фонарь  вместе с вами  обладает  очевидно большим объемом. Значит яркость того ярче. Но если вы встанете к тому, этот будет ярче.
Лизу хватила досада, чистота наблюдения становилась сомнительной.
- Зачем вы здесь появились? Вы помешали моему эксперименту. И знаете….Даже если один из фонарей менее ярок, но если он занимает меньше объема, он ярче. Но не останавливаюсь я сейчас на своем впечатлении?
Лиза с надеждой поглядела на прохожего, тот наблюдал за нею. Лизе захотелось перевести его взгляд с нее, на ее мысли.
-  Если он менее ярок, а мне кажется – более, значит, я не точна, значит, мне  важнее  моя  оценка. Надо быть жестче. Просто отойти и увидеть – вот это ярче. Один из двух. Настроиться на него и пойти дальше. Точнее надо подойти к  выбранному, убедиться и только тогда пойти  дальше. Я сейчас.
Лиза решительно пошла к фонарю неподалеку. Прохожий остался ждать его. Решительными шагами Лиза быстро вернулась.
- Этот  ярче. Я стала  жестче. Мне уже не важен материал фонаря. Вы мне помогли. Вы здесь стоите  и мне уже не важно, из чего сделан фонарь. Я уже  не рассматриваю его. Но вы же не будете стоять здесь все время?
Лизу охватили сомнения. Однако, прохожий был готов остаться здесь надолго.
- А завтра? Завтра вас не будет и мне опять будет не выбрать. А может этот кажется мне ярче сегодня потому, что вы здесь стоите? Мне самой не выбрать. А разденьтесь пожалуйста. Я потом скажу  - зачем. Я подержу вашу одежду. 
Прохожий засмеялся. Он будто ждал этого предложения.
С нервным смехом он стал стягивать с себя одежду, передавать ее Лизе, которая не ожидала столь быстрого исполнения ее желаний.
Но надо было продолжать. Прохожий остался без одежды.
Хорошо, что стояла глубокая ночь и январь выдался мягким, а человек смешливым.
- И ботинки снимите. Постойте под тем фонарем. Без одежды
Заметив недоумение на лице мужчины, Лиза подтолкнула его прочь от этого фонаря – к другому. Прохожий перестал смеяться, выражение обиды проступило на его лице. Передав ботинки Лизе, он пошел туда, куда она его толкала. Его, видимо, грело ожидание окончания этой истории. Мужчина встал под другим фонарем.
Без Лизы ему стало заметно холоднее.
Но она быстро подошла, протянула ему одежду. Мужчина не спешил одеться.
Лиза прониклась к нему  уважением. .
- Ну, все просто. Этот светит ярче. Мне только обидно, что без вас я не справилась. И знаете, я вас теперь ненавижу за это. Вы меня сделали несамостоятельной. Я не могу определить какой фонарь ярче, без вас. Люди не могут друг без друга. Без отражений. Это доказывает, что мы не звезды, а планеты. Светим отраженным. А я хотела быть звездой.
Мужчина продолжал стоять голым, вынуждая к чему-то Лизу.
- Смогла ли я обойтись без вас? Давайте я разденусь и встану там, а вы тут. Кто кому покажется ярче? Потом оденетесь.
Лиза стала быстро раздеваться тут же. Она скинула с себя одежду, оставила ее и пошла обратно, к прежнему фонарю.
Мужчина безразлично наблюдал за нею. Скоро Лиза вернулась.
- Кто показался ярче? Я?
Мужчина кивнул. Лизе это понравилось.
- Значит тот фонарь ярче. Может быть фонарь ярче тот, который  - женщина? Но если мы поменяемся местами – ярче будет этот?
Лиза, заметив, что мужчина не понимает ее, стала  отталкивать его от этого фонаря к другому, к прежнему. Мужчина испуганно побежал к фонарю, вернулся.
- Какой ярче? Тот?
Мужчина кивнул.
Лизу захлестнуло откровение, казалось, она не замечала, что стоит без одежды.
- Значит, фонарь ярче тот, который – первая женщина? Ааааааааааа… Фонарь ярче тот, о котором можно помнить. Я не учла функцию памяти, времени. Внутренний свет.         Длительность восприятия. Личностный фактор.
- Чтобы мы помнили больше о том фонаре, этот надо суметь забыть, взять и не сопоставить, не сравнивать. Ярче тот, который нельзя забыть. Чтобы забыть этот, его надо стереть из памяти.
- Как стереть? Сделать, например, смешным. Извините, но вы смешной. Но это сейчас. Потом может оказаться иначе. Ваша отзывчивость, героизм, извините, участие могут показаться яркими и этот фонарь станет ярче.
Лиза плакала и обнимала мужчину, не замечая избытка своих чувств. Мужчина смущенно улыбался, приобнимая Лизу в ответ.
В запале Лиза не замечала, что она и мужчина – стоят голые.
Под фонарем, в снегу.
- Но это уже будет вне сравнений двух фонарей. В итоге, люди не могут сравнивать физические явления  потому, что люди находятся во времени. И чтоб сравнивать эти фонари мне нужно больше времени, а не больше точности.
Они стояли обнявшись. Лиза с тревогой вгляделась в лицо мужчины. Оно не показалось ей чужим.
-  Время омерзительно своей нефизичностью. Но именно оно позволяет оценивать физическое. Время  лжет. Человек человеку – лгун. Я тут болталась без вас, но это было точнее.
Лиза оттолкнула мужчину, тот безропотно отодвинулся.
- Я поняла! Тот фонарь ярче, который доставляет больше боли! И понятно, что доставляет сейчас больше этот потому, что вы под ним. Оценивать можно только внутренние вещи. Их надо таковыми делать.
- Я вас сделала!
Они стояли друг напротив друга, голые и настороженные.
Только сейчас Лиза заметила, что у прохожего отросла  борода.
Она вспомнила, что совсем  недавно он был гладко  выбрит.
Это наблюдение  не увеличило к нему доверия.
Надо было думать, как достать свою одежду, которая лежала под фонарем.




2.


                Река

               
                Сценарий к\к фильма


Даша и Андрей остановились у  дерева, рядом плескается  озеро. Андрей  выглядит  уставшим,   мешковат.  Даша двигается цепко,  таинственно, одета в короткое, обтягивающее платье.
Андрей, - Ты как-то целенаправленно гуляешь.
Даша, - Нам надо было сюда.
Андрей, - Ты бы заранее говорила о своих планах.
Даша, - Я лучше сейчас скажу. Меня надо повесить за ноги,  вот ветка, вот веревка. Надо повесить так, чтобы веревка оборвалась через минут пять.
Из небольшого рюкзака Даша вынимает потертую веревку. Андрей оценивающе глядит на дерево, на Дашу.
Андрей, - А зачем тебе это.
Даш, - Я хочу повесить себя за ноги, чтобы всплыть потом в озере.
Андрей, - А не логичнее ли повесить тебя над водой, если есть желание повисеть, упасть и всплыть?
Даша мучительно улыбается, Андрею неловко от этой улыбки.
Даша, - Логичное это всегда безвыходное.
Андрей понимающе вздыхает, берется за веревку. Даша ложится на землю. Андрей осторожно привязывает Дашу за ноги, пробует веревку на прочность, перекидывает ее через дерево. Он осторожно поднимает Дашу за ноги. Даша висит, ее голова - у самой земли. Андрей смотрит – скоро ли порвется веревка. Веревка тертая, медленно растягивается, рвется. Даша падает на землю, лежит. Андрей склоняется к ней.
Даша, - Тащи меня к воде.
Андрей улыбается, - А это не слишком логично?
Даша молчит и Андрей тащит ее по земле к озеру, затаскивает в воду. Даша ползет в воде, погружается в нее, выныривает. Она повеселела.
Даша, - Видишь? Получилось.
Андрей, - А зачем это было надо все? Теперь скажешь?
Даша, - Таким образом, я увидела тебя в женском платье.
Андрей обескуражен, Даша напряженно наблюдает за ним.
Андрей, - Ничего себе. Это…как?
Даша, - Ты мне увиделся в женском платье. Мне было нужно увидеть мужчину в женском платье.
- А просто попросить надеть меня женское платье?
- Это слишком логично. И мне надо, чтобы ты не знал о моем желании увидеть тебя в женском платье. Абсурд порождает абсурд. Ты делал что-то абсурдное, я увидела другой абсурд.
- И что это тебе дало – вообразить, что ты увидела меня в женском  платье?
- Я увидела себя. Вообразив, что я вижу тебя в женском платье, я увидела свою старость и это позволило мне увидеть себя.
- Женское платье на мне – твоя старость?
Даша не выходит из воды, полулежит в ней. Андрей чувствует себя неловко, ходит по берегу.
Даша, -  Что-то в этом роде.
- И что дальше?
Даша задумывается, оглядывает гладь озера.
Даша, - Давай дальше пускать кораблики.
Андрей  недоверчив.
- А это что значит? Просто кораблики?
- Просто кораблики. Они будут плыть  к тебе, как к моей старости.
- Странно, что я – твоя старость.
- Не совсем ты. Ты – в воображаемом женском платье.
- И все же – почему я – старость?
- Потому что я тебе доверяю.
- О…приятно. Но мне кажется наоборот – ты меня … демонизируешь.
- Это я себя демонизирую, а тебе доверяю.
Андрей озадачен, ему непонятно, что хочет от него Даша.
- Ты как будто меня… хоронишь. Я не понимаю,  зачем пускать кораблики?
Даше удивлена непонятливости Андрея. 
- Вот за этим. Чтобы тебя не хоронить.
- Ты будешь пускать кораблики, чтобы меня не хоронить? А как они меня оживят?
- Просто. Нужно, чтобы они плыли к тебе. Да?
- Да.
- Когда они поплывут  в  сторону, ты поплывешь им навстречу  и  приведешь их  к  себе. Так и оживишься.
-  А не проще подойти к тому месту, куда они приплывут. И там их встретить.
- А ты не принципиален.
Андрей раздосадован, ему надоела загадочность Даши.
- Я даже сделаю  лучше. Ты их запустишь, а я приду утром и те, что останутся – приплывут ко мне.
Даша уязвлена.
- Я что я буду делать всю ночь? Я же не могу их пустить к тебе и уйти, как ты.
- А ты будешь ждать.
Даша смотрит на Андрея с ужасом.
- Аааааа..ты опять в платье!
- Но ты же этого сама хотела.
- Теперь я для этого ничего не делала. И ты не в моем платье!
Даша выходит из воды на берег, она разочарованна, находит на земле брошенную газету.
Даша, -  Смотри. Ты виден сквозь буквы.
- Как я смогу это увидеть?
Даша протягивает газету ему.
- Это же просто. Смотри. Ты увидишь все вокруг сквозь буквы. Видишь?
Андрей осторожно берет газету. Не видит в ней ничего особенного, садится рядом с Дашей.
Андрей, -  Теперь я понимаю тебе – не до корабликов.
-   Теперь нет. Теперь я не доверяю тебе.
-  Жаль. Я уже привык к твоим странностям. Я хочу, чтобы доверяла.
Даша задумывается, как вернуть доверие к Андрею.
Даша, - Давай так. Я поплыву на лодке. А ты под лодкой. На том берегу я снова буду доверять тебе. Хорошо?
Андрей смотрит на Дашу, ищет подвоха.
Андрей, - Хорошо.
- Тебе воздуха хватит?
- Надеюсь.
Андрей и Даша идут вдоль берега. Даша видит лодку, оглядывается, идет к ней. Даша садится в лодку, Андрей входит в воду. Ему неудобно, но доверие Даши дорого ему. Андрей ныряет под лодку. Даша осторожно начинает грести.
Она приплывает к другому берегу, внимательно заглядывает под лодку. Ее окликает с берега Андрей.
Андрей, - Я здесь.
Даша сначала радуется ему, но тут же сердится.
Даша, - Ты шел по берегу?
- Да.
Даша сердито поворачивает лодку обратно, энергично гребет.
Она уже на другом берегу, быстро выходит из лодки, проходит по берегу, садится, начинает целеустремленно копать  землю. Небо начинает темнеть.  Из-под земли появляется лицо Андрея. Даша поражена.
Даша, - Ты что тут делаешь?
Андрей выглядит спокойным, не шевелится.
Андрей, - К тебе пришел.
Даша оглядывается в поисках какой-либо поддержки, снова видит брошенную газету, хватает ее, смотрит через нее на Андрея.
Даша, -  Теперь я снова вижу тебя.
Андрей встает из-под земли, берет газету, смотрит тоже через нее на Дашу.
Андрей, - А я вижу  тебя.
Даша смущена, видит, что Андрей настроен воинственно по отношению к ней. Даша в волнении, ей надо что-то придумать.
Даша, - Давай друг друга потрогаем  ногами. Нам надо избавиться от этой газеты. Ляжем, положим ноги на лицо друг друга.
Андрей бодр.
Андрей, - Вот как? Давай.
- Только брюки сними.
Они ложатся ногами к  друг другу, осторожно гладят стопами свои лица, внимательны.
Даша успокаивается.
Даша,  – Хорошо, что ты не бросил меня.
Андрей задумчив, ему хочется, чтобы Даша перестала придумывать небылицы.
Андрей,  – Можно поцеловать твою ногу?
Даша недолго думает, улыбается.
Даша, -  Можно.
Андрей аккуратно целует ее ногу, поднимается,  натягивает брюки, протягивает Даше руку.
Андрей,  - Пойдем что ли.
Даша не хочет вставать с земли.
Даша, - Мне стыдно, мне кажется, что я голая.
Андрей присаживает к ней, достает откуда-то видеокамеру, включает ее, показывает Даше.
Андрей, - Смотри, у меня есть видео, где ты идешь в платье.
Даша смотрит, видит, что действительно, она идет по дороге в платье, вместе с Андреем. Это снимает ее волнение, она встает. Смеркается сильнее.
Даша, - Я напишу на своих ступнях твое имя и оно будет стираться. Так я тебя буду запоминать. Ладно?
Андрей усмехается.
Андрей. – Ладно.
Даша видит, что в его глазах загораются лампы, но она не может уже не доверять Андрею. Даша протягивает ему руку и они уходят.
Почти ночь.



3.


                Значок
 
                Сценарий к\к фильма


Наташа шла вдоль набережной навстречу с Андреем. Их позвала на новоселье Инна. На Наташе было светлое платье с желтыми цветами.
День был солнечный, будний, людей на набережной было мало. Впереди неподвижно стоял человек в черном  костюме, помятой шляпе. Можно  было предположить, что – сумасшедший.
Их  было  легко отличить среди людей по избыточной напряженности, скользкой агрессии, рассеянной назойливости.
Когда Наташа огибала его, он крикнул ей вслед.
- Знаете, мне кажется, цветы с вашего платья сегодня упадут.
Эта реплика, сказанная с каким-то сценическим акцентом, сильно разозлила Наташу. Она обернулась, увидела нескладное  бледное лицо, различила сумбурную жестикуляцию и не могла сдержать раздражение.
- Идиот!
Она  отвернулась и пошла дальше. Ей несвойственно было кричать, но терпеть докучливого придурка не хотелось. Движения  Наташи стали размашистее, энергичнее. Она украдкой глянула себе на платье и остановилась.
Она не увидела на своем платье желтых цветов!
Наташа наклонилась чуть вперед – возможно яркое солнце ослепило ее или цветы было не разглядеть с какого-то одного ракурса. Но как она не наклонялась, не жмурилась – цветов на платье  не было. Наташа оглянулась – будто цветы могли упасть и лежать позади ее.
Вдалеке мелким бесом маячила фигура сумасшедшего. Словно паук завис перед глазами и его было не стряхнуть. 
Наташа развернулась и резко пошла обратно, навстречу  ненормальному. Ей было тревожно, возможно он обладал какими-то  гипнотическими техниками, возможно был обычным дураком, но так сошлись обстоятельства, что Наташа уже не могла разминуться  с ним.
Идиот улыбался,  неуверенно и извиняющее. Это помешало Наташе выплеснуть на него агрессию сразу.
- Цветов, в самом деле, не стало. Возможно, ткань на солнце так себя повела, я на солнце его еще не носила, возможно, вы на меня влияете гипнозом. Что происходит?
Наташа не знала, чего ей хотелось. Попросить вернуть цветы обратно было  глупо. Сумасшедший хитро глядел на нее.
- Вы назвали меня идиотом.
- Извините.
- Слов мало. Покажите  колени.
Наташа растерялась, идиот смеялся над ней. Наташа огляделась – редкие прохожие не обращали на них  внимание. Наташа пожала плечами и приподняла платье. Ненормальный жадно впился глазами в ее коленки. Наташа опустила платье, мужчина продолжал смотреть туда, де только что были колени.
Наташа склонила голову – цветы появились на платье.
- Цветы появились.
- А? Да, я вижу.
Наташе не хотелось быстро уходить.
- А вы так и стоите тут?
- Так и стою.
- Людей пугаете?
- Чем?
- Пристаете.
- Ну, что я могу?
Сумасшедший опять насмехался. Ей захотелось сделать что-то неприятное этому придурку. Она размахнулась и сбила с него шапку. Сумасшедший потянулся за ней, но шапка уже летела в реку. Наташа поглядела на себя. Ей  стало весело и бесстрашно.
- О! Цветы опять пропали. Но это уже сделала я.
Сумасшедший лукаво наклонил голову, посмотрел на ноги Наташи.
- О, у вас ранка на ноге.
Не успела Наташа возразить, как он припал на колено  и поцеловал ее в ногу, поднялся.
- Я ее вылечил. Теперь нету.
Наташа растерянно глядела на свои ноги, на свое платье,  на  котором опять появились цветы. Бодрость покинула ее. Голос ее стал нудным.
- Цветы опять появились.
- А вы хотите, чтобы они были?
- Хочу.
- Они будут.
Ненормальный держался уверенно, чего нельзя было сказать о Наташе. Она растерянно поглядела на реку, заметила плывущее бревно.
- Смотрите, бревно плывет. Это плохой знак для вас.
Наташе хотелось сделать что-то неприятное  ненормальному. Чудак  заволновался.
- Зато с вашими цветами теперь ничего не случится.
- Идиот.
Наташа резко развернулась и пошла прочь от сумасшедшего.
- Смотрите, еще одно бревно плывет.
Она повернула голову и заметила еще  бревно, плывущее вдогонку первому. Наташа ускорила шаг, но бревно плыло быстрее. Оглядываться ей не хотелось, цветы оставались на платье.
Андрей ждал ее довольно долго. Наташа не глядела на него. Она что-то бормотала, уставившись на значок, приколотый к ее платью. Около Андрея она остановилась. Андрей улыбнулся.
- Что с тобой?
Наташа взглянула на него. Он показался ей блеклым и напрасным.
- Ничего. Просто разговариваю со своим значком.
- Мне кажется, ненормально разговаривать со значком.
Раздражение не покидало Наташу. Андрей казался глупым и ненужным.
- А по-моему ненормально утверждать ненормальность.
Наташа резко развернулась и пошла прочь. Вдогонку ей пронеслось.
- Дура!
Это развеселило Наташу и она  рассмеялась.

               



4.


 
                Видео
            
                Сценарий к\к фильма


Катя и Максим смотрели кино. Фильм не увлекал Катю и она скучала. Максим не знал, что придумать, чтобы ее развлечь. Они сидели  у нее дома,  Максим  стеснялся. Катя от скуки положила голову на плечо Максима, и это  закрепостило  Максима окончательно. Катя чувствовала себя, наоборот, очень  раскованно.
-  Знаешь, когда я смотрю дома  видео одна,  на экране со временем  появляются мои ноги.
Максим удивленно повернулся к Кате.
- Что? Не веришь? Главное – расслабься, сейчас появятся.
- Как?
- Я не знаю, как это получается технологически, но я уверена, что не только я могу их видеть. Смотри внимательнее, не отвлекайся.
Максим повернулся к экрану и напряженно уставился в него. Мысли, что у Кати не в порядке с головой бывали у него. Сейчас они укрепились. На экране продолжалось невнятное действие, Катя все крепче прижималась к  Максиму, но это не грело его. Он прислушался – Катя что-то шептала.
- Сейчас….сейчас. Сейчас. Где вы?
Он вслушивался в ее шепот, и ему было тревожно. Страшно стало позже. На экране действительно появились ноги  Кати. Внутри Максима похолодело, а Катя вскочила и вскрикнула.
- Ты видишь? Видишь? Вот они? А? Каково?
На экране поверх фильма болтались Катины ноги, словно она сидела на видеопанели и болтала ими. Максим приблизил лицо к экрану. Катя подала голос.
- Это не монтаж. Они появляются все время, когда я долго смотрю какое-нибудь кино. Максим с опаской взглянул на Катю.
- Это твои ноги?
- Конечно мои. Я-то их узнаю.
Катя приподняла на себе юбку.
- Видишь, здесь впадинка и там она есть. Смотри, пальцы такие же, здесь и там родинки,  коленки – мои.
- Ничего себе.
- Вот. И я говорю – стремно. Но я уже привыкла.
Максим заерзал, оглядываясь.
- Может, где-то веб-камера, монтаж там,  и ты меня разводишь?
- Ну ты что? Дурак? Зачем мне все это? Кстати, об этом никто не знает. Так что прошу тебя – не распространяйся, если что.
Максим не мог поверить.
- И ты к этому привыкла?
- Не сразу. А потом  мне стало нравиться. В этом что-то есть. Видеопроигрыватель –  самый обыкновенный. Экран тоже. Это не мои настройки. Это – объективно. Факт природы.
Максима это не успокаивало. Он остановил движение фильма, ноги болтались по-прежнему, говорить было трудно.
- А пошевели ими.
Катя хмыкнула,  задвигала ногами на диване. На экране ноги тоже задвигались быстрее. Это не был буквальный синхрон. Было так, словно одна  волна, вызывала другую волну. Максим не мог оторваться.
- А у тебя есть еще экран? Монитор? Чтобы сравнить.
Кате понравилась эта идея. Она принесла из другой комнаты монитор, и они подключили его, запустили видео. Сначала на мониторе тоже шел фильм, но скоро и на нем показались Катины ноги. Максим нервно сравнивал ноги на разных экранах.
 - Смотри, они разные.
Катя вгляделась.
- Но и те, и те - мои. Различается освещение, какие-то детали.
- Мистика. Ты что-нибудь ощущаешь?
- Я ощущаю непонятное вторжение в себя.
- Это из-за меня?
- Нет. Из-за видео.
- Это только у тебя дома происходит?
- Конечно только  у меня.
Максим  опять стал всматриваться.
- А почему там  ты босая? Ты ж в тапках.
- Не знаю.
- А одень туфли.
Катя молча пошла за туфлями, вернулась в них, села на диван.
- Ничего не меняется. А одень брюки.
Катя нравилась увлеченность Максима и она пошла за брюками, вернулась в них. Максим выпрямился перед экраном.
- Тоже не меняется.
Максим  всмотрелся  в меланхоличную Катю.
- Как ты можешь спокойно смотреть на это?
- А что? Это просто какая-то часть меня.
Максима не устраивало это объяснение.
-  А переоденься целиком.
Кате стала надоедать нервность Максима. Она вернулась в другом платье. Максим больше смотрел  не на нее, а на экран.
- Смотри, ты переоделась и ноги стали неподвижнее, меньше болтаются. 
- Тебе кажется.
- А одень платье на платье.
Кате надоела эта игра, она резко поднялась и ушла. Вернулась быстро, поверх ее платья, было натянуто предыдущее.
- Смотри, когда платье на платье – ноги тоньше. И меньше на твои похожи.
Катя с недовольным лицом приблизилась к экрану.
- Вроде.
Она гладила экран, стараясь рассмотреть там свои  ноги. Сомнения Максима подкреплялись. Кате не нравилось, что Максим отнимает у нее ее тайну, жалела, что рассказала ему о ней. Максим думал о другом.
- Ты вроде ноги не бреешь, а здесь – бритые.
- Даааа.
- Побрей.
Катю дернуло, но ей пришлось идти в ванну. Максим терпеливо ждал ее, когда она вошла, он придирчиво посмотрел на ее ноги, потом на экран, запустил видео.
- Видишь, совсем не болтаются. Теперь это -  фотография!
Кате было грустно и досадно. Максим   зачем-то гладил ее ноги.
- Смотри, когда я трогаю твои ноги, там они пропадают.
- Да. Интересно. Ты все поменял.
Катя смотрела на Максима с неприязнью, но он не замечало этого. Он уже не смотрел на экран, тряс своей рукой с часами на них.
- Странно. Эти часы никогда не останавливались.
Катя спохватилась.
- Давай выйдем на улицу. Там наверно пойдут.
 Максим, недоумевая, дал себя вывести. Снова поглядел на часы. Кате было любопытно.
- Не идут?
- Не идут.
Волнение, испытываемое  дома у Кати, покидало Максима. Он рассматривал ее, усмехнулся. Девушка в двух платьях смотрелась нелепо.
- У тебя красивые ноги.
- Спасибо.
- Можно потрогать?
- Зачем?
- Ну, это почти часть экрана.
- Трогай.
Максим осторожно коснулся ног, стал их гладить. Катя заволновалась.
-  Не надо так высоко. Там уже не ноги.
Максим осекся, опустил руки ниже.
- Но тут еще ноги. Можно?
- Да, тут ноги. 
Максим оторвался от ног Кати, посмотрел на свои часы. Его лицо просветлело.
- Смотри, стрелка двинулась. Знаешь, когда она двинулась?
- Догадываюсь.
- Можно тебя еще потрогать?
- Ты же не будешь меня трогать вечно?
- Опять встали.
Кате стало жалко Максима..
- Эти часы тебе дороги?
- Очень.
- Давай так сделаем…
Катя наклонилась, стянула с себя трусы и вложила их в руку Максима.
- Так идут?
- Идут.
- Ну, тогда все хорошо. Я пойду?
- Да, спасибо тебе. До связи.
Максим отвернулся и пошел, сжимая в руке трусы Кати, поглядывая на часы. Далеко он не ушел, Катя распахнула свое окно, окликнула его.
- Погоди.
Она вышла к нему, обхватив руками  видеопаннель.
- Возьми ее себе. Я не могу ее больше смотреть.
Максим растерянно улыбался, но панель принял.
- Я тебе свой монитор принесу.
- Не надо, ведь  нем ничего интересного?
- Ну, да, он обычный.
Они стояли на вечерней, летней улице и не могли расстаться. Максим показал рукой на экран.
- Как ты будешь без него?
- Я буду к тебе иногда ходить.
Максим вспомнил о чем-то.
 - Возьми трусы.
Катя улыбнулась.
- Тогда не буду приходить.
Она взяла трусы, резко повернулась и пошла к себе. Максим остался с видеопанелью, пошел к себе.
      


5.



                Лодка 2

                Сценарий к\к фильма

Даша шла по берегу реки. Здесь уже не было людей, берег был запущен – кусты, камни, мусор. Вдалеке лежала  разбитая  лодка и Даша пошла к ней.
Уже подходя, она заметила шевеленье в лодке. Даша осторожно приблизилась. В ней лежала девушка, почти девочка. Она лежала почему-то голая. Даша  испугалась.
- Что случилось?
- Ничего. У меня купальник отняли.
- А что ты здесь лежишь?
- Ну, не могу я пойти без купальника.
- А кто отнял?
- Какие-то мужчины.
- Какие мужчины?
- Не знаю. Подплыли, когда я купалась и стащили.
- Зачем?
- Не знаю.
Берег был пустынен, девочка лежала, привыкшая к своему положению.  Вопросы ее злили.
- Отняли и …больше ничего?
- Ничего.
- А где они?
- Они не с этого пляжа.
- А ты  с этого?
- С этого.
- А где твое  место?
Девочка высунулась  из лодки, показала рукой.
- Вон там.
- А что там лежит? Я принесу твою одежду.
Девочка недовольно посмотрела  на  Дашу.
- Я не хочу одежду, я хочу купальник.
- Но у тебя его нету.
- Я никуда не пойду без купальника.
- Ты так можешь просидеть весь день.
Девочка пристально посмотрела на Дашу.
- Ну, у вас же есть купальник.
- Он мой.
- А можно у вас его попросить?
Дашу удивила настойчивость девочки.
- Странно, почему ты  не можешь без купальника, а я могу?
- Но,  я тоже могу без купальника. Сейчас же я без него.
- Я не хочу сидеть в лодке.
- Дайте мне ваш купальник.
- Это мой купальник. А тебе я могу принести твою одежду. Странная какая.
- Это вы у меня его стащили!
Девочка кричала,  и Даша стала  сожалеть, что подошла к ней.
- Как я стащила? Ты ж говорила, что мужчины.
- Это мой купальник.
Даша осмотрела себя.
- Может это просто похожие купальники?
- Может. Но теперь понятно, почему мне он нужен.
У Даши кончалось  терпение.
-  Я или ухожу сейчас, или ты говоришь, какая твоя одежда и я ее несу.
Девочка задумалась.
- Несите. Но принесите мне и свой купальник.
Дашу разобрало.
- Что-то ты много требуешь. Лежишь себе, комфортно так, заказываешь. А вот так тебе будет удобнее?
Даша схватила лодку и потащила ее к воде. Девочка привстала, наблюдая с испугом.
Лодка, оказавшись в воде, быстро намокла.
- Вот так! Теперь, надеюсь, тебе будет достаточно твоей одежды?
Девочка вскакивает, что-то быстро  показывает Даше, какую-то фотографию.
- А ты это видела? Вот это! Это твой мужик! Он ни кому не нужен! Урод! Ты спишь с уродом!
В руках девочки оказалось что-то тяжелое, она ударила Дашу по голове.
Даша очнулась, когда уже вечерело. Она лежала на берегу, купальника на ней не было. Лодка так же лежала в воде.  Злоба охватила  Дашу, она  схватилась за лодку, принялась вытаскивать ее из воды.
Девочка вернулась с  кипой вещей и в купальнике Даши. Берег, где она недавно лежала, был пуст. Она осмотрелась в поисках лодки. Ее тоже не было. Девушка крикнула.
- Женщина, я принесла вашу одежду.
Даша  бросилась на нее из кустов, в которых пряталась. Она быстро повалила девочку, отвесила ей несколько затрещин. Девочка  беспомощно  закрывалась  руками. Даша вырвала у нее одежду, стала  рвать свой купальник. Девочка не сопротивлялась.
Даша быстро успокоилась оделась. Девочка приподнялась.
- Вы порвали ваш купальник.
- Он мне не столь важен.
- А почему ты не взяла свою одежду?
- Я несла вашу.
Дашу зашла за кусты, вытащила оттуда лодку. Полуразвалившееся туловище ее поддавалось легко.
 - Вот твоя одежда, ложись. Это твой мужик, как я поняла.
Девочка хмуро смотрела на Дашу.
- Я согласна, чтобы вы принесли мне мою одежду.
Даша критически оглядела прикрывающуюся девочку.
 - Я думаю, ты не с этого пляжа. Я схожу за твоей одеждой.
Даша, не стала раздеваться, как была – в одежде, пошла в воду, поплыла на противоположный  берег.
Девочка в удивлении следила за ней.  Потом она встала, пожала плечами, прошептала.
- Непонятно, почему она решила, что я с того пляжа?
 Сгущались сумерки, девочка не спеша побрела обратно, туда, где лежала ее одежда.   



5.



               
                Колесо

                Сценарий к\к фильма


Игорь ехал по городу на велосипеде. Он серьезно относился к велосипедным прогулкам и выезжал, одетый в пиджак, брюки, с  кепи  на голове.
Игорь крутил педали медленно, держался ровно.
Он крутил педали, в ушах у него торчали наушники, Игорь слушал плеер, музыку.
В  наушниках  потрескивало,  и Игорь подумывал о том, что пора их менять.
Сквозь потрескивания и помехи раздался незнакомый, насмешливый  голос, - Я вижу тебя, что-то ты сильно горбишься.
Игорь остановился, помотал головой, вынул и вложил наушники обратно, голос не утихал, - Выглядишь, как балбес, давай крути педали, что встал?
Игорь огляделся – редкие отдаленные прохожие шли мимо, никто не наблюдал за ним, ничьих глаз на себе он не заметил.
- Ты, наверное, в самом деле, идиот, давай, шевелись.
Игорь осторожно тронулся с места, поехал наугад, стараясь найти обладателя голоса.
- Страшно, да? Не наткнись на меня.
Игорь ехал быстрее.
- А ты вынь наушники – и меня не будет. О, так ты меня и догонишь, пожалуй, покручу-ка педали и я быстрее.
Игорь надавил на педали с силой.
- Ха-ха-ха-ха….дебил…Ты проехал мимо, не расшибись там.
Игорь дернулся, выругался  и остановился, поправил наушники.
- Не слышится тебе, не слышится Я есть и наблюдаю за тобой, за тем, какой ты урод. Смешно.
Игорь развернул велосипед, поехал в другую сторону.
- Таааак…левее теперь, иначе ты не догонишь меня.
Игорь повернул, как советовал ему голос.
- Теперь на 8-ю Советскую. Таааак….вот теперь ты опять близко, крути быстрее.
Игорь прибавил, всматриваясь перед собой.
- Воооот, я почти рядом, притопи.
Игорь неслышно матерился.
- Оп-па…Теперь я за тобой. Догоняю. Не упади, козел!
Игорь на ходу  оглянулся  – за ним вроде никого не было. Игорь поехал медленнее, остановился и огляделся тщательнее.
- Не видишь. Я уже впереди, проморгал, давай залезай обратно.
Игорь снова развернул велосипед, поехал в обратном направлении.
- Ты куда? Мы так не договаривались! Во-первых плетешься еле-еле, во-вторых не догоняешь меня.
Игорь одной рукой прижал наушники крепче.
- Думаешь, снюсь? Я за тобой, посмотри. Давай. Ну?!
Игорь резко остановился, повернулся – никого не было.
- Ну, не совсем за тобой – на Перекупном, за углом. Жду.
Игорь нервно улыбнулся. Поехал дальше.
- Ну, так нечестно. Я не буду плестись за тобой.
Игорь не обращал внимания на голос.
- У тебя брюки порвались, на жопе, посмотри.
Руль велосипеда Игоря заходил ходуном, но Игорь не останавливался.
- Посмотри, посмотри, я же вижу. Остановись, у тебя сейчас лопнет колесо!
Игорь резко нажал на тормоза, перед ним было рассыпано битое стекло, оглянулся, посмотрел на свои брюки.
- Ха-ха-ха…идиот! На жопу смотрит. Дебил! Ха-ха-ха.
Лицо  Игоря  раскраснелось, он сдержал себя, сел на велосипед и поехал дальше.
- Ха-ха-ха-ха…идиот! Чего ты кругами ездишь? Сейчас  ты опять завернешь на 7-ю.
Игорь резко вынул из ушей  наушники, поехал без них. Надолго его не хватило, через какое-то время, он на ходу вынул наушники, приложил их.
- Ты что не видишь меня? Я параллельно еду. Голову подними, орел!
Игорь повернул голову.
- Ха-ха-ха-ха…Ищет. Ха-ха-ха…Душа моя, я прямо за тобой.
Игорь спрятал наушники в карман, поехал.
Игорю было мучительно. Он злился на себя и на неведомого насмешнка. Ему было стыдно и страшно. Он остановился, осторожно потянулся за наушниками. Там  был рев.
- Аааааа. Хрррррр. Я тут! Тут! Блять! Тут я! Хрррррррр….Ха-ха-ха.
Игорь снова убрал наушники, незаметно осмотрелся. На улице не было ничего примечательного, летнее рассеянное движение – пешеходов, машин. Но тут что-то привлекло его внимание, он вздрогнул. Вдалеке стояла девушка, опершись о стену, рядом с ней стоял велосипед, но что-то странное было в велосипеде, что-то на него  было натянуто.
Игорь осторожно сел и поехал ближе к девушке.
Девушка стояла все так же. На велосипед было натянуто ее платье, длинное, синие. Девушка была одета в другое платье, белое. Игорь остановился, попытался улыбнуться.
 - А зачем платье на велосипеде? Извините.
Девушка повернулась в его сторону, замялась.
- Ну там…это…чтобы не видно.
- Что не видно?
Девушка  посмотрела на Игоря  внимательнее.
- А вы сами посмотрите.
Игорь, все так же криво ухмыляясь, слез с велосипеда и неуверенно подошел к платью, попробовал его поднять.
- Что вы? Не надо его поднимать?
- А как посмотреть?
Игорь недоумевал, девушка сердилась.
- Руку суньте, но не смотрите.
Игорь осторожно, оглядываясь по сторону, сунул руку под платье, нащупал что-то скользкое, высунул. На руке была кровь.
- Что это?
Девушка смотрела на Игоря, как на идиота.
- Кровь.
Игорь всмотрелся в девушку.
- Вы ранены? Или что?
Девушка вздохнула, приблизилась к  Игорю.
 - Ладно, все равно вы не поймете. Это кровь птицы. Давайте я по ней вам погадаю.
- А разве гадают на крови птиц?
-  Конечно. Гадали и гадают. Ну, как гаруспики в  Риме.
- Вы деньги берете?
- Что вы? Вы за деньги мне не поверите, дайте сюда руку. Тааак.  Таааак. Вас кто-то преследует. Да?
-  Мдаа….
- Ну вот.. вас преследует, но вы не видите его. И это вас мучает и страшит. Так?
- Ну что-то вроде…
- Ну вот.
- И все?
- А что вы хотите еще?
- Ну, что будет дальше…Это же прошлое. А гадание это – будущее.
Девушка  вздохнула.
- Будущее. Хорошо. Так. Ага. Вы скорее всего можете избавиться от своего преследователя.
Игорь не выдержал.
- Как?
- Я вижу, что он не видим. Это как?
Игорь пожал плечами,  с жаром смотрел на свою   руку, девушка продолжила ее разглядывать.
- Ну, скорее всего, если вы сунете руку с этой кровью в землю, вы его увидите.
 - Что прямо здесь совать?
Девушка вгляделась в Игоря, его волнение было заметно, девушка забеспокоилась.
-  Ну, здесь не надо. Здесь вряд ли получится. Вы попробуйте ощутить, где надо. Мне пора.
Девушка  отошла  и снова  прислонилась  к стене, будто за ее спиной шла неведомая какая-то  работа.
Игорь,  как во сне , подошел к своему велосипеду, сел на него, стараясь не стереть кровь со своей руки, поехал. Он больше не глядел по сторонам,  остановился там, где ему показалось спокойнее  всего,  тенистее, отложил велосипед, пошел к газону.
Игорь выбрал место, где земля казалась мягче, и сильным движением запустил свою руку с кровью в почву, взрыхляя ее. Пальцами он  раздвигал  землю, и рука уходила глубже. Игорю было неловко, ямка вырытая им увеличивалась. Он краснел, вжимал голову в плечи и рыл дальше. Земля подавалась легче,  и неожиданно перед Игорем оказалось улыбающееся лицо.
- Вот мы и встретились.
Голос был тот же,  и Игорь отпрянул,  незнакомец схватил Игоря за руку.
- Не оставляй меня, тащи. Не бросай меня!
Хватка была сильна, Игорь упирался, стараясь вырваться, но его затягивало. Наконец, он уткнулся крепко  ногами и вырвал руку.
Его отбросило назад, ладонь болела. Игорь отполз недалеко, осторожно посмотрел на свою  руку. Крови на ней почти не было. Игорь осторожно  глянул на разрытую землю. Там возвышался небольшой холм. Игорь медленно встал, подошел чуть ближе.
Ямка была засыпана, внутри ничего не было. Руки у Игоря тряслись, он поспешил к велосипеду, нервно сунулся за  наушниками, вдел их в уши. Играла привычная  ему музыка. Игорь выдохнул, нбыло садиться на велосипед, ехать, но что-то мешало.
Ноги дрожали, но не это было главным, хотелось двигаться как-то надежнее, чем на велосипеде – ползти. Игорь попробовал поставить велосипед и взобраться на него, но не получалось. Велосипед падал, Игорь спотыкался и валился тоже.
Вдалеке перед Игорем показался  силуэт уже  девушки. Она ехала на велосипеде в знакомом синем платье. Игорь задышал облегченнее.
Он  захотел пойти навстречу девушке, но не смог – ноги не слушались. Игорь пополз, выбираясь на тротуар. Девушка ехала явно к нему,  улыбалась Игорю, что-то кричала веселое.
- Ложитесь! Ложитесь!
Игорь блаженно растянулся на тротуаре прямо на пути девушки в синем, чему-то улыбаясь тоже. Девушка захохотала, привстала.
- Не двигайся!
Набрав хорошую скорость, она переехала Игоря. Тот  только выпятил грудь, счастливо провожая девушку глазами. Девушка была легка,  Игорь не чувствовал ее тяжести. Отъехав,  девушка развернулась снова к Игорю. Было понятно, что ей понравилось,  и она хочет еще раз его переехать.
Игорь был рад ее встретить, напряг  грудь. Когда девушка подъезжала, он крикнул.
 - Крови нет больше?
- Нету!
Голос девушки был весел, она сама  была сосредоточенна. На этот раз, переехав Игоря, девушка соскочила с велосипеда и подбежала к нему. Она наклонилась и поцеловала его в щеку. Это было приятно, Игорь смутился. Девушка жарко шепнула.
 - Еще раз?
Игорь только радостно кивнул.



6.


                Надпись

                Сценарий  к/ к фильма


Катя вышла из дома в  веселом расположении. Стояло еще лето, день был свободен, хотелось прогуляться.
Двор ее дома был темен, Катя жила  в  центре города. Она подошла к арке, заметила новое граффити. Надпись была  длинная, расстояния между буквами  большое. Катя начала читать, завернула за угол. Надпись продолжалась, расстояния между буквами увеличились.
Катя огляделась, не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел ее любопытство.
Улица лежала пустынна и Катя пошла вдоль надписи, продолжая ее читать. Буквы растягивались все больше, и уже приходилось вертеть головой, чтобы отыскать продолжение надписи.
Катю забавляла эта игра. Неведомый  автор веселил своей затеей.
Катя увлеклась, быстро идя по улицам,  и когда надпись была прочитана, она заметила, что ноги ее мокрые, в ботинках хлюпало.
Для нее было неожиданно, что не только ноги мокрые, но и брюки тоже. Катя оказалась мокра по пояс и даже выше. Когда и где она промочилась, Катя не могла понять.
Она поспешила домой, идти было неудобно. Подходя к дому, Катя заглянула в свой двор - стена,  окаймляющая двор была проломана.
Во  дворе ей показалось, что она  увидела  девушку, похожую на нее, одетую только по- другому.
Девушка разглядывала начало настенной записи. Катя заволновалась,  поспешила во двор, но, войдя в него, никого там не застала.
Девушка могла уйти другим выходом, они, наверное,  разминулись. На девушке было легкое пальто и  Кате вспомнилось, что у нее есть такое же.
Эта мысль  пугала Катю  и она отогнала ее.
Ей надо было раздеваться, сушить свою одежду.
Катя пришла домой и быстро  сняла куртку, блузку, брюки. Нижнее белье тоже было влажное и его надо было снимать.
Когда Катя снимала трусы,  она заметила, что с изнанки их  проступали какие-то  буквы. Буквы проступали и на лифчике. Катя начала ворошить свою одежду, везде проступали слова, иногда их надо было находить.
Катя узнала надпись, прочитанную ей недавно -  сложила ее. Ей стало весело и страшно, остро.
В дверь позвонили и Катя пошла поглядеть, кто там. За  дверь стояла девушка, которую Катя недавно видела во дворе.
Катя испугалась сильнее, затаилась.
Девушка позвонила еще и  стала открывать дверь своими ключами  сама. У Кати от страха перехватило дыханье. Она уперлась в дверь со своей стороны и, когда девушка попыталась ее открыть, Катя надавила на нее, мешая.
Девушка толкнула сильнее, Кате пришлось бороться  с ней, чтобы не дать открыть свою дверь. Ужас мешал ей соображать, впускать незнакомку не хотелось. Это обещало новые неприятности.
Девушка была упорна и сильна, у Кати кончались силы и она решилась резко открыть дверь, рвануть навстречу девушке, оборвать ужас разом.
Катя  распахнула дверь, кто-то проскочил мимо нее, и дверь Катиной квартиры захлопнулась за ней. Катя оказалась на площадке,  без одежды.
Она рванула  свою дверь на себя, та была заперта. Стоять на площадке не было смысла.
Где он был,  было не очень понятно, и Катя  решила  спуститься. Внизу ей показалось, не так страшно.
Когда Катя высунулась наружу из подъезда, стоял уже глубокий  вечер. Прямо перед дверью она заметила свои трусы и поспешила их надеть. Ей пришла в голову мысль, что ее одежда будет разложена дальше, по длине надписи.
Она пошла своим  дневным маршрутом, но искала уже не буквы, а белье. Идти было неловко, стыдно и страшно, но в этом была какая-то логика.  Лифчик нашелся скоро. Катя помнила, куда вела надпись и быстро находила брюки,  ремень, ботинки, носки, блузку.
Куртка лежала   в конце надписи.
Одежда лежала на улице уже сухая. Катя оделась полностью, но идти домой не хотелось. Надо было обдумать происходящее.
Думать мешала вода. Она появилась изо рта Кати  и не могла остановиться. Катя сначала сплевывала, решив, что у нее какой-то внезапный избыток слюны. Потом ее согнуло и вода полилась сильнее.
Надпись была такова  – Перейти реку вброд может перевернутая лодка.




7.


               
                Люк

                Сценарий к\к фильма


Как - то я проснулся, выглянул в окно и увидел в люке женскую голову. Было непонятно – живая она там или нет.  Голова время  от времени шевелилась.  К  ней никто не подходил. Не пытался помочь.  Я  высунулся в окно – люди ходили где-то недалеко, не обращая  внимание на голову. 
Может быть голову видел только я?
Может быть это – только мой морок, послание мне?
Мне стало плохо. Я представил, как женщина окружена люком. За что она держится? За шею? Словно я сам оказался в люке, и меня обступила темнота. Я, будто  сам попал в люк и даже не могу высунуться.
Я еще раз выглянул в окно. Волосы на голове женщины были густыми и пышными, их шевелил  ветер – лица было не разглядеть.
Надо было что-то делать, меня засасывало вслед за женщиной в темноту. Я подошел к зеркалу – мое лицо показалось мне чужим, подмененным – частью люка.
Мне стало плохо.
Я поспешил выйти из дома. Голова женщины торчала  над люком. Подойти к ней было страшно. Что я мог сказать?
И все же – как она туда попала? Мне показалось, что ответ надо было искать во мне, поскольку, похоже, никто не видел эту голову кроме меня. Или она ни для кого ничего не значила?
Мне показалось, что я виноват в этом положении женщины. Что-то во мне было не так.
Возникло быстрое видение, будто я туннель, в который утянуло неизвестную мне  женщину.
Или имею отношение к этому туннелю.
Но если женщину утянуло, почему ее голова осталась снаружи? Это голова виделась мне воронкой, в который могло затянуть и меня.
Черты моего лица повторяли шевеление волос на голове женщины, так же дрожали и дергались.
Я не видел ее лицо, оно представлялось мне  зиянием, из которого несется свет, провалом, в котором  едет поезд.
Я чувствовал, будто моя голова тоже отсечена от шеи. Этот разрез  был сделан асфальтом, готовым резать меня дальше.
Спрятаться мне было негде. Мне стало очень жалко эту неведомую мне женщину. Светило солнце и ей, должно быть,  было очень душно там, в люке.
Я сходил за водой и стал поливать асфальт, стараясь не приближаться к люку. Вдруг асфальт  намокнет и смочит ее, запаянное провалом тело.
Струи воды сверкали на свету, слепили. Подойти к женщине по-прежнему не представлялось возможным.
Высвобождение ее зависело от меня, в этом я убеждался все больше. И освобождение ее необходимо было начинать где-то в стороне от люка. Нужно было пробиться к ней, поскольку асфальт, по которому я ходил, разделял нас, стоял между нами.
Этот асфальт  создал дыру и люк. Для меня это было понятно. Женщину утянула твердость и неприступность этого асфальта.
Банка с водой быстро кончилась,  стало понятно, что делать дальше. Если я не видел ее лица, значит мне надо не чувствовать свое, чтобы мочь подойти к ней. Не подойдя, я не смогу ей помочь. Если я не помогу ей, я стану ее бояться и не понимать.
Я встал быстро на колени и резко стукнул лицо о намоченный мною асфальт. Почувствовав течение крови, я направился к женщине.
- Вам помочь? – Я опустился перед ней.
Женщина мотнула головой, казалось, она не слышала меня. Мои усилия не сделали меня доступнее для нее. Я быстро поднялся и отошел. Кровь, капающая с лица, мешала мне, рассеченная кожа саднила. Но начало освобождения женщины было положено.
Я понял, что мне надо сесть на тот поезд, который был невидимым для меня лицом женщины. Тогда она может меня услышать.
Асфальт вокруг люка был чист. На нем лежали, разбросанные небольшие камни. Их нужно было собрать и набить ими рот. Возможно, так я мог поговорить с женщиной. Я собрал немного камней и положил их себе на язык. Теперь я мог попытаться  снова поговорить с женщиной.
- Что с вами случилось? – Говорить было непросто, я почти мычал. Но женщина меня услышала.
- Там, меня что-то держит, - Ее голос был мягким и тяжелым, и я отошел. Надо было сообразить – что ее держит и как ей помочь, чтобы освободиться  от  нее самому. Женщина говорила с трудом.
Я сообразил – ей тоже мешают камни.
Я еще раз быстро подошел  к ней, наклонился и принялся вынимать камни у нее изо рта. Их было много и они были черные.
Мои были светлыми - свежее.
Оставить ее без камней я не мог и положил ей в рот свои, собранные мною.
Долго находится около женщины я не мог – нас могли заметить. Отходя от нее, я успел мельком увидеть ее лицо. Оно было миловидным и, казалось, она радовалась мне. Я все делал правильно!
Я отошел и то, что у нее во рту были мои камни, мне показалось правильным. Мне становилось понятнее, чем можно помочь несчастной. Я снял с себя ботинки и опять быстро вернулся.
- Вот, оденьте, они вам помогут, - Я пропихнул свою обувь в решетку люка, женщина зашевелилась там, внизу и могло показаться, что она надевает мои ботики. Только тут я заметил, что вокруг шеи женщины решетка люка была обломана. Края сломов загибались вниз, из чего можно было заключить, что женщина попала в люк сверху.
Это было  приятное  наблюдение.
Оставаться долго рядом с женщиной по-прежнему было небезопасно для меня, и я поспешил отойти. Для меня стало очевидно – женщина находится  где-то во мне, что-то во мне стало люком и женщина туда  провалилась.
Но что?
Что было во мне этим провалом? Я вернулся домой. В зеркало мне было уже несложно смотреть. Но мешали какие-то пятна. Я снял зеркало со стены и прошел с  ним в комнату. В комнате стало заметно, что часть зеркального слоя отслоилась,  замылилась.
Мне показались важными эти части. Они что-то значили, скрывали. Я поспешил с зеркалом на улицу – к женщине. Расположив зеркало напротив ее, я снова  взглянул в отражение.
Так я и знал!
В  мутных пятнах я увидел себя. Мое отражение  наслаивалось на отражение лица женщины.
Я почувствовал себя пойманным. Надо было срочно что-то делать дальше.
Я снова сбегал домой и вынес оттуда  фомку, небольшой лом. Ею я стал колоть асфальт недалеко от люка, собираясь пробить  путь к женщине.
Работать было неудобно  и  на руках у меня  быстро появились нарывы. Опять пошла кровь. 
Это было хорошо.
Я приблизился  к  женщине и показал ей свои руки. Женщина молчала и я придвинул ладони ближе к ней.
Женщина высунула язык и стала целовать рану. А куда делись мои камни?
Я не успел ничего почувствовать, как у меня из-под брюк полилась вода. Я был без ботинок и вода лилась мне на ступни, она бралась откуда-то ниже пояса и выше колен. Надо было быстрее идти домой.
Дома я не стал снимать брюки, я боялся. Я подошел в зеркало, пятен там больше не было. Однако, я заметил, что волосы у меня отросли и начали завиваться. Я выглянул в окно – женщина оставалась там же.
Я успел отбить асфальта совсем немного, до женщины было еще далеко. Однако, я заметил, что дорожка разбитого асфальта идет от нее тоже, навстречу той дорожке, которую пробил я.
Я почти знал, что будет дальше. Я открыл дверь в ванной  и увидел, как там с потолка свисает тело женщины, всунутое  в провал сверху. Она была в платье и на ней были мои ботинки.
Что делать дальше было опять ясно. Я снял с женщины ботинки и вышел в них на улицу. В ботинках я подошел к женщине и пошел от нее, стараясь попадать в дорожку разбитого асфальта.
Мне нужно было дойти до того места, где асфальт был разбит мною. Асфальт за мной  ломался легко, словно он был из пластика.
Дойдя до того места, где асфальт был сломан мною ранее, я сел и снял ботинки. Со стороны подошв я увидел зеркало, в котором  разглядел улыбающиеся лицо женщины. Наконец-то я увидел его полностью!
Но меня уже сбивала машина.



8.



                Кровля

                Сценарий к\к фильма


Павел – крупный молодой мужчина стоит у окна, подавлен, не находит себе места, мнется.  Рядом с ним -  Анатолий. Анатолий  субтилен, внимателен.
Павел  говорит  медленно, с трудом.
- Тяжело стало смотреть  на свет. Вот, шторы повесил поплотнее. Есть стал больше. Опускаюсь как-то.
Голос  у Анатолия участливый, заинтересованный.
-  А после нее у тебя что-то осталось?
Павел уходит, приходит с длинным, черным платьем, вышитым золотом.
- Вот  – смотри, какое  платье.
–  Роскошное. А как именно она умерла? Я слышал – в окно выбросилась.
-  Нет, с крыши.
Между мужчинами повисает неловкое молчание, Анатолий находится.
- Из окна тебе бы тяжелей, наверное, было.
Павел настороженно смотрит на Анатолия, успокаивается.
- Ну да…наверное.
– А  чего ты ее в платье не похоронил?
– Я хотел, чтобы  у меня что-то  осталось такое…яркое.
Анатолий пытлив.
-   А от чего  она выбросилась, ты как думаешь?
Павел снова недоверчиво глядит на Анатолия, голос его становится раздраженным.
-   Не знаю. Мне позвонили – сказали, что бросилась с крыши. Я пришел – ее нет, она – в морге. Ни  записки, ничего…. и признаков чего-то такого не было. Голова размозжена.
- А как ты понял, что это -  она?
- Тело ее. Узнал.
- Жаль, ты  ей  это платье не надел.
- Но тогда бы ничего не осталось.
Павел сопит возмущенно. Анатолий дотошно рассматривает  платье.
– Оно ей не было длинным? Она, вроде, была небольшого роста.
– Примерно твоего. Не было.
Павел задумывается, смотрит на Анатолия, предлагает.
- Можно надеть на тебя – посмотреть, как ей было.
Анатолий  встревожен, недоверчиво улыбается, смотрит в окно.
- А я бы в окно бросился.
- Почему?
- Ну, как-то по-домашнему…Да, понимать надо, как можно больше.
С этими словами, вздохнув, Анатолий, надевает платье, осматривает себя.
- Странное ощущение – будто я в гробу.
Павел тоже смотрит тщательно.
-  Ну да, было длинноватым. Наверное, зря  я  его не надел на нее.
Павел отворачивается от Анатолия, продолжает.
 - Может, можно его еще положить ей, прошло немного времени.
Толя в недоумении.
- На кладбище копаться как-то не очень.
- Ну, можно неглубоко.
- Там крест у тебя?
- Не, просто камень с датами пока.
Анатолий беспокоится.
- Может, на камень надеть?
- Ну, это ненадолго...унесут.  Чего застыл? Примерил – снимай.
Анатолий суетится, возится, делает несколько резких движений, замирает, говорит полушепотом.
- Что-то оно с меня не снимается. 
- Ты чего, рехнулся?
- Сам попробуй. Не получается.
Павел, усмехаясь, приближается к Анатолию, пробует снять с него платье, становится серьезнее, дергает несколько раз, тянет, останавливается.
- Оно как прилипло. Может ты толстый? Ты легко его надел?
- Нормально  надел. 
- Может,  ты мешаешь его снять? Оно тебе понравилось?
- Какое мешаю? Зачем оно мне?
Анатолий почти плачет, голос истеричен.
- Давай разрежем его.
Павел с трудом  сдерживает бешенство.
- Ты что? У меня ничего не  останется от Нади.
Анатолий садится в платье на подоконник, чувствует себя глупо. Павел дергает на нем платье, садится на стул рядом. Молчат. Анатолий начинает тягуче, в нос говорить.
- Может надо что-то сделать, чтобы оно снялось? Может твоя  Надя какой-то  знак подает. Оттуда.
Павел по-прежнему раздражен. Анатолий нервничает.
- Какой?
- Это ты у меня спрашиваешь? С крыши кинулась?
- Ну да.
- Ты там  был потом?
- Не там ход тут же заколотили.
- Пошли, попробуем пройти.
- Зачем?
- Ну, что-то делать надо?
Павел смотрит  на  Анатолия подозрительно, дышит шумно, справляясь с собственной агрессией, встает.
- Пошли.

Они - на крыше. Павел старается не глядеть на Анатолия, тот чувствует себя неуютно, спрашивает осторожно.
- Надя  отсюда бросилась?
- Где-то здесь. Ну и что теперь?
Павел поворачивается к Анатолию, тот сжимается от его взгляда, мнется, говорит осторожно, сообщает.
-  Гм….. Мне кажется надо поорать.
Павел перестает сдерживать себя, почти подбегает к Анатолию, орет, трясет его.
- А мне  кажется, ты разводишь меня. Снимай платье, сука!
- Ты чего? Я ж говорю – оно не снимается. Ты сам пробовал. 
- Пробуй еще. 
- Я рвать предлагал. Ты ж не хочешь.
-  Ааааааааааа, черт, связался с тобой, с примеркой этой. Как мудак!
-  Ты меня виноватым  просто  хочешь сделать. Я, кажется, понимаю, почему она бросилась!
Анатолий тоже кричит. Павел останавливается, смотрит на Анатолия с недоумением, качает осуждающе головой, сплевывает.
- Ну, ты и падла….Мммм..Ладно, давай, ори….Идиот….
Толя возмущен, нервничает.
- Сам ты идиот. Это мне надо? Я сейчас порву твое проклятое платье  - и все!
Анатолий хватает платье, но Павел его останавливает.
-  Не трогай, гад! Не трогай. Ори. Пробуй по-своему.
-  Это не по-моему. По-моему – его надо просто снять. Или разрезать.
-  Ладно, ори, если тебе  так кажется. Не придирайся.
Павел отходит  от Анатолия, чтобы не пугать его. Тот пытается успокоиться, вглядывается в Павла, говорит ему.
-  Ты в меня не веришь.
-  Да ты совсем рехнулся. Чего тебе надо? Платье напялил, орать хочешь, веры какой-то.
-  Тогда давай порвем.
Анатолий целеустремлен и Павел уступает. 
-  Хорошо! Я в тебя  верю! Ори давай!
Анатолий доволен, чуть отходит, оглядывается громко кричит, замолкает. Подходит Павел, тревожен.
- Ну что? Снимается? 
- Не знаю.
- Чего не знаешь?
- Снимается ли.
- Так ты попробуй.
- Тут надо тоньше, не сразу.
Павел решается.
-  Слушай, Толик, а ты не педик случаем? Вот и платье надел.
Добродушие покидает Анатолия.
- А тебе не кажется, что сейчас ты оскорбляешь свою Надю?
Павел громко недоумевает.
- Как оскорбляю? Ты -  в ее платье, снимать его не хочешь. И я оскорбляю Надю!? Я тебе сейчас рыло начищу!
Павел двигается к Анатолию, тот напрягается.
- Если ты меня тронешь – я тебя зарежу. Не сейчас, так потом. Я не люблю этого. И я все больше понимаю твою Надю. Ты какое-то животное просто.
Павла останавливает эта тирада, он смотрит на Анатолия, будто впервые видит его.
– А ты прыгни! Слабо?
Анатолий фыркает, оба молчат. Павел успокаивается, говорит примирительно.
- Извини. Не снимается?
- Попробуй  ты. 
- Что я? 
- Снять с меня, мне  как-то боязно.
- Слушай. Давай, его, в самом деле, порвем.
Павлу уже плохо, он обмяк, говорит растерянно. Анатолия это тревожит, он подходит к Павлу.
- Ты же сам не хотел.
- Надоело как-то.
- Ладно, давай порвем потом, после того, как ты попробуешь снять.
Павел  вздыхает обреченно, подходит к Анатолию, пытается снять с него платье. У него ничего не выходит.  Неожиданно он  замирает, приседает, дыхание его прерывается, шипит с силой в ухо Анатолию.
- Смотри…. Видишь?  Глаза… Нади.
- Где? Вон, вверху.
Анатолий всматривается в темнеющее небо, волнуется, но  настроен  скептически.
- Я не знаю ее глаз.
- Ну, ты видишь на нас кто-то смотрит.
- Я же говорил – это все знаки.
Анатолий пытается успокоить Павла. Тот почти хрипит от волнения.
- Знаешь, она на меня смотрит. …Я  не могу двинуться! 
- Да, ладно тебе – вон, движешься спокойно.
- Я шагу не могу шагнуть.
Павел дергается, остается на месте. Анатолий его слегка толкает, тот -  как вкопанный. Анатолий  вздыхает, его пошатывает.
 - Знаешь, я  никаких  глаз не вижу. Пойдем. Чего ты  молчишь? Давай  я  тебе помогу.
Анатолий пытается подтолкнуть Павла, замирает и орет.
- Аааааааааа!
- Чего орёшь?
- У меня в ботинках вода откуда-то.
Павел смотрит под ноги Анатолию, оставаясь неподвижным.
- Из-под тебя течет.
- Вижу. Черт, что это такое?! Связался с тобой. Видимо, ты сильно нагрешил со своей женой. Проклятье какое-то.
Анатолий говорит без умолку. Павлу досадно.
-  Чего ты несешь? Сам виноватых ищешь. Ты же надел платье. Ты не стал его снимать, ты пошел на крышу.
- А Надя у тебя умерла! 
Павел  затихает, поперхнувшись, качает скорбно головой.
- Все же ты какой-то подлый, Толик.
- И ты…подлый.
Оба стоят на крыше, оба боятся пошевелиться. Потемнело. Парни перекликаются.   
- Ты течь перестал?
- Вроде перестал.
- А ты – можешь двигаться?
- Вроде, могу…
- Платье  с меня снимешь?
- А ты глаза видишь?
- При чем здесь глаза? Платье снимаешь?
- Ты – первый! Глаза! Видишь?
Павел орет, Толя тоже. Оба стараются не двигаться, оба ненавидят друг друга. Павел вглядывается в Анатолия и его заполняет крик.
- Аааааааа….!!!!!!
- Чего ты орешь?
Павел хрипит. давится.
- У нее..твои глаза…у тебя…теперь – ее глаза.
Анатолий смотрит на Павла с изумлением, раздражен.
- Хватит! Хватит! Хватит. Ты все придумал.
Анатолий пытается  успокоить Павла, который ему неприятен. Того опять рвет крик.
- Аааааааа!!!
Анатолий устал.
- Чего сейчас?
- Теперь я …теку.
Толик водит плечами, разминает бедра, говорит  спокойно
 - У меня платье снимается.
Это  тревожит  Павла, продолжающего стоять.
- Не снимай!
- Почему?
Павел  думает, решается сказать.
-  Я боюсь умереть.
-  Не понял связи?
- Не умничай, урод. Просто не снимай его.
Анатолий обижается, ему холодно. Он нетерпелив.
- И сколько мы будем  так стоять?
- Подожди. Мне надо хотя бы двинуться.
Анатолий скучает.
- Ну как, получается?
- Не. Рви платье.
- Зачем? Я могу его снять.
Павел решается взглянуть на Анатолия, он бледен, вспотел, его трясет. Анатолию жаль своего недавнего приятеля. Павлу неприятно это сожаление.
- Не умничай, придурок. Рви платье!
- Я тебе не зомби. И не Надя. Зачем? 
- Не  порвешь платье  -  я   тебя столкну с крыши.
- Ты ж не можешь двигаться.
- Это я смогу. Ну?
Толя подходит к Павлу, заглядывает ему в лицо. Павел отворачивается. Анатолий нехорошо улыбается.
-  А ты в глаза мне посмотришь?
-  Зачем?
Анатолий приказывает.
-  В глаза мне смотри!
-  Я…не буду.
Павел жалок, Толя куражится.
-  Почему?
-  Потому, что… боюсь упасть вниз.
Анатолий задумывается.
-  Давай так. Я снимаю платье, ты его хватаешь и у тебя появляется опора.
Павел молча кивает. Анатолий поясняет.
- Только без дураков.
Паша еще раз кивает. Анатолий резко снимает платье и  кидает его с крыши.  Павел  бросается к платью, повисает на нем в воздухе. Они висят над пропастью оба – платье и Павел. Толик ошарашен, смотрит, как висит Паша.
- Вот это да. Ты ж не падаешь!
Паша счастливо кивает головой.
- Да. 
- Почему?
- Потому что я  - Надя.
Павел не уверен, но Толя легко соглашается с ним, любуется.
- Как ты красив.
- Спасибо.
- Ты дальше куда?
Павел улыбается Анатолию.
- А тебе куда хочется?
- Я не знаю.
- Я тогда вверх. Там -  ты.
Анатолий тронут, у него на глаза – слезы, он вдохновлен.
- Спасибо.
Павел стремительно и внезапно летит вниз, слышен звук  удара. Анатолий улыбается, выглядит  довольным.
Толик идет по ночному городу. Он  полураздет, движения его плавны и аккуратны, улыбка не сходит с его лица, будто его щекочут за ушами.


9.



                Ложка

                Сценарий к\к фильма


Вера и Настя стоят у окна, на обеих -   черное нижние  белье. За окном – день.
Вера, -  Знаешь, возможно, где-то  есть смерть. И, значит, ее можно увидеть. Например, отсюда.
Настя, - Что ты? Видишь,  свет за окном – это  жизнь и она  сильнее, постояннее. Я бы сказала, что для смерти нужно больше усилий, чем для жизни. Усилия – это слишком временно и смерть временна.
Вера, - Смерть -   не из-за  усилий или их отсутствия,  она  из-за стекла, из-за его прозрачности.
Настя  тревожится, - Ты  хочешь  сказать, что смерть не  там, а здесь? Она  начинается отсюда, из  этой  комнаты?
Вера, - Нет, смерть начинается в самом  стекле.
Настя,  - Ты так  думаешь  наверное  потому, что считаешь -  стекло ровное. Но у него  есть выпуклости, тоже  усилия.
Вера,  - Мы их не видим.
Настя, - Если мы их не видим, значит, смерть  начинается  в  наших  глазах.
Вера,  - Наши глаза не ровные, а стекло – ровное.
Настя, - Тогда можно сказать, что смерть придет из-за двери.
Вера, - Так можно сказать, если считать, что мы здесь есть.
Настя нервничает, - А разве нас нет? Вот плечи, руки, животы.
Вера,  - Это не главное. Главное то, что на нас - белье. Оно определеннее нас, по сравнению с  ним – нас нет.
Настя, - Давай тогда снимем его и повесим на стекло. Оно наполнит наше белье смертью и ты не будешь тяготиться. Мы разделим смерть и нас. Пусть искусственное будет с искусственным.
Белье висит на стекле. В комнате  -  ночь.
Вера, - Видишь, весь  свет   ушел  в  наше  белье.
Настя,  -  Значит, нам надо быть снаружи. А может быть мы уже – снаружи смерти?
Вера, - Если мы окажемся снаружи, мы разобьемся.
Настя - Потому что тут  высоко?
Вера, - Потому что мы хрупкие
Настя, - Мы не хрупкие, мы - крепкие.
Вера, - Это еще хуже.
Настя, - Ну, тогда представь – я крепкая, а ты – нет.
Вера встревожена, - Ты меня хочешь разбить?
Настя угрюма - Я тебя хочу не знать.
Вера целует Настю, та безучастна.
Вера, - Почему ты мне не отвечаешь?
Настя молчит. В комнате снова день.
- Почему ты мне не отвечаешь?
Вера продолжает целовать  Настю. Вере хорошо. Настя безучастна.
На подоконнике лежит ложка.На окне висит белье.
               
               



10.




                Дыры
            
                Сценарий к\к фильма


В окне  светло и  свет  узок. Аня  упирается  руками  в раму – свет  не раздвигается. С той  стороны   стены    шершавы, тянутся   вширь. Внутри  комнаты  стены  идут   вглубь, кажутся  зыбкими.
Неверным  шагом  Аня   вышла на улицу, уцепилась за камень, лежащий на земле, швырнула его в свое окно и быстро вернулась, пытаясь  обогнать   звон стекла.
Внутри комнаты стало светлее, зябче, камень лежал  на полу  частью стены, ставшей  мощнее с этим камнем  внутри.
Свет  в комнате сжался, словно  часть  его  вышла.
Аня  выглянула  через  разбитое  стекло  - поток  автомобилей, казалось, двигался  в  небе. Каждый автомобиль  виделся  одетым  в платье - машины  делают  город пустым и бесплотным.
Подвижное железо  скрежетало возле  уха, проделывая  невидимый  в воздухе  туннель, в который просачивается  безлюдное  завтра. 
Свет врывается  в расстояния между машинами.
Аня берет трубку, набирает номер.
 - Привет, Настя. Знаешь, что я сейчас делаю? Я набираю пальцем на проезжающих автомобилях твое имя. НАСТЯ. Представляешь?
Палец Ани, в самом деле, что-то рисует  на контурах  двигающихся  мимо автомобилей.
 - Я твое имя пишу, а они уносят. Я пишу – они уносят. Я вот думаю – почему они не несут твоя имя, а уносят?
 - А почему машины должны нести мое имя?
 Голос Насти осторожный и задорный.
 - Я хочу, чтобы ты была.
-  Я не хочу быть именем на автомобилях.
- Это то же самое, что твое имя на мне. Чего замолчала?
-  Зачем тебе   мое имя?
Аня  смеется.
-  Потому что, если я не понесу твое имя, твое имя будет на каждом  автомобиле, когда он будет разбит? Ты этого хочешь?
 - Не пугай меня, Аня.
- Ну, хорошо, мое будет.
- Аня. Хватит, шутить, что тебе?
-  Я сегодня ночью  выкинула свой чемодан со  своими платьями  в Фонтанку.
- Зачем?
 - Чтобы он приплыл к тебе. Я написала на чемодане твой  адрес. Он приплыл?
- Я…я … не знаю. Зачем мне твои платья?
-  Чтобы тебе ничего не мешало.
Настя облегченно вздыхает.
- Я поняла…я попробую их найти.
Настя  поспешно выходит из дома, спешит к реке, смотрит на быструю  воду, снимает туфли, осторожно опускает ногу  в реку, что-то нащупывает там, испуганно одергивает ногу – ей кажется, кто-то ее укусил.
Она внимательно  рассматривает  ступню, снова наклоняется к реке, опускает в нее руку,  тянется все глубже и чуть не  теряет  равновесие, отшатывается обратно, тревожно всматривается  в  течение реки, замечает плывущие по ней фотографии, вылавливает некоторые.
На фотографиях – обнаженные части женского тела. Настя  возмущенно набирает номер.
 - Алло, Аня! Я поймала твои фотографии. Ты ИХ  выкинула?
 - Я думаю, это так к тебе приплыли мои платья. Мне кажется, тебе стоит в это поверить.
- Мне кажется,  что мне стоит уехать, чтобы твои платья не приплывали ко мне, как фотографии.
-  Тогда ко мне приплывут твои фотографии.
-  Ты меня  опять пугаешь?
- Знаешь что, уезжай. Если тебе так тяжело меня слушать, знать обо мне – уезжай. 
Настя идет  вдоль  рельс, вытягивает руки, ноги, шею. Мимо проезжают поезда, Насте кажется, что она никуда не движется. Настя кладет на рельсы ноги, руки, шею, берет трубку.
- Аня, поезда не выходят из города – только прибывают.
-  Потому, что  они   тебя  видят, а ты их – нет.
- И  как  мне  их  увидеть?
-  У меня есть запись – послушай ее.
В трубке слышатся стоны, потом чувственные  крики,  стихают. Настя осторожно спрашивает.
-  Это моё? А к чему это?
-  Не знаю. У меня больше ничего нет.
Настя  - на железнодорожной платформе, сидит на скамейке. Она без одежды и ей зябко. В ее  руке   – телефон. Она говорит одно и то же.
 -  Ты привезешь мне одежду? Ты одежду мне привезешь?
Она опускает телефон,  водит трубкой возле тела, словно ждет от него ответа, словно телефон  -  одежда. Поезда продолжает двигаться только в одну сторону.
Платья плывут по Фонтанке.
 



11.





                Червь

                Сценарий к\к фильма


Сергей вышел из дома, и было уже светло. Раздолье улиц звонко шлепнулось перед ним, рухнуло со своего карусельного вращения. Скользкий ветер бритвенно подступал к горлу - щекотал. Сергей повертел головой и потуже завязал шарф. Нога его уже шагнула было с тротуара -перейти улицу, но взгляд задержался на рыхлой фигуре, восседающей на некрупной площадной плеши, недалеко.
Сергей ухнул вниз с паребрика, будто в трясь, и зубы его кляцнули, зажав язык. Сергей взвыл, прихватив рукой щеку, закачался.
Он качался и всматривался в крепко сплюснутою тело, сидящее на летней темноте асфальта. Он глядел и различал, что в безвестном ему мужичонке, так тянет к себе.
Пока Сергей всматривался в попирающего своим задом площадную плешь человека, он невольно приближался к нему. И уже на половине своего пути Сергей вник в свое тяготение - мужичок сидел слишком неподвижно, и неподвижность это означала не обыденность его восседания, необъяснимую намеренность – тихий незаметный вызов царящему вокруг снованию и шевелению. Человек сидел с ожесточенной прямотой, словно ввинчивался в землю своим цепким беззащитным телом.
Он сидел на голом асфальте и от него исходило ощущение уюта и разумности, извечности. Он словно расшифровывал неведомое послание, начирканное вокруг в беспорядке суетой людей, лязгом транспорта, чехардой дневных забот большого города.
Сергей не мог не восхититься стойкостью и непонятным упорством чужого, неподъемного издалека человека. Он виделся ему памятником, воспевающим невидимые корни земли. Мужичок со свинцовой выпуклостью врезался в городскую рассеяность, словно сплетал все разнообразие городской паутины и не подойти к нему было непросто. Словно какое-то ворсистое эхо, липнущее любопытство влекло Сергея к неизвестному. Мир вокруг Сергея запульсировал загадками, и этот сидящий на ровном месте мужичок требовал разрешения.
Когда Сергей подошел ближе, притяжение пропало. Сергей увидел перед собой неопрятного, неопределенного человека, переворошенного жизнью и размытого ею. Что-то мушино неотвратимое было в его лице, и у Сергея потяжелело в ногах, и стало легко на сердце. Ему захотелось витать и дурачиться, уйти было трудно.
— Вы зачем тут сидите? - напористо и быстро спросил он.
Человек посмотрел куда-то сквозь него, пошевелил губами, словно пробовал на вкус слова Сергея.
- Это ты ко мне подошел? - спросил в свою очередь мужичок, и спросил как-то отрешенно и выжидательно спросил.
Сергей растерялся от неожиданной сути вопроса, чуть стушевался, но ловко и насмешливо выпалил.
- Я подошел к тому, кто сидит, как идиот на ровном месте. Вы, наверное, конца света, как обычно, ждете? Или от ИНН отказываетесь? А, может, компенсируете таким способом крохотность своей пенсии?
Ум Сергея был легок, насмешлив. Мужичок с довольным осуждением покачал головой и неожиданно, неожиданно и смачно плюнул Сергею на ногу. Сергей не успел отскочить, и большая белая слюна змеино обвила ему ногу. Сергей гневно дернул ногой, стряхивая чужую влагу.
 - Ты чего? Ты больной, что ли? Гад какой! Тебе лечиться надо! Козел!
Сергей хотел было поквитаться с обидчиком, но что-то ему мешало, останавливало. Потом Сергей чуть поостыл, неловко смазал о ствол рядом стоящего дерева с ноги плевок и стал допытываться назойливо и развязно.
 - Вот, скажи - зачем ты на меня плюнул? Тебе что, легче стало от этого? Скажи - зачем? Плюнул зачем? Ты для этого сидишь? Ты для этого прожил свои шестьдесят лет, чтобы впасть в маразм - сидеть и плеваться тут, как животное? И это утешительный итог твоей жизни? Или это как-то скрасит твою скорую смерть, мудак оголтелый?
Сергей расходился все больше, он любил распалить свое чувство. Мужичок мечтательно и вдохновенно глядел на беспокойство витиеватого молодого парня и с некоторой капризной важностью высказался.
 - Мой возраст - мое личное дело. Я тут просто червей высиживаю, жду.
Сергей замер, поперхнулся ответом, огляделся, ища какой-то связи во вне словам пожилого человека. Связи во вне, естественно, не было - вокруг ходили люди, ездили машины, струился и мельтешил день. А рядом с ним оседал куда-то под землю и глядел оттуда неведомый человек, необъятный и скользкий, вьющийся околоземно.
Сергея отпустило, страх улетучился, оставив только неудобство истомы, тщетное чувство неопроходимости мира. Сергею захотелось быть внезапным и развязным, он приподнял ворсяную шапочку пожилого, поглядел на низкий купол его лысины и кисло заметил.
 - А червей что-то нету. Не насидел еще?
Ему стало неудержимо весело и он захохотал. Мужичок спокойно отнесся к наглому скепсису Сергея, дождался когда шапочка опустится на место, и смех парня уляжется. Потом он посмотрел стремительно и пристально в Сергея, едко и напористо заметил.
 - А черви в тебе выйдут.
Это вконец взбесило Сергея, он еще раз поднял шапку, открыл отлив гладкой головы и опустил на самую макушку крупный сгусток слюны. Опустил и пошел нежданно бодро, по своим делам, почти побежал. Сергей торопился, испытывая смесь невесомости и отваги, подгоняемый запущенной им неизбежностью судьбы. Он ждал услышать крика себе вслед, проклятий, зла и ругательств, но только привычный шум города бежал за ним. И странно было чувствовать Сергею, насколько вдруг ослаб тот поводок, что связывал его с остальными.
Сергей выходил из дома с неопределенными намерениями, и сейчас эта неопределенность зияла перед ним пустотой улиц, незаполняемыми жизнью домами, вечно несытым питерским небом. Сергей шел и ему казалось, что подошвы его постоянно открывают под собой провал, черноту, и эта чернота гнездится в нем, удлиняясь с каждым его шагом.
Он шел, будто скользил по черному дну, парил над ним. Перед ним кто-то шел, раскачивая колыханием своей одежды землю под ногами Сергея. Чья-то обильная юбка колыхалось перед ним, накатывалось волнами, отступало. Чьи-то оголенные ноги выныривали, белея собой, и снова прятались под ворохами пальто.
Сергея качало, и ему потребовалась точка опоры. Он захватил тревожную юбку снизу и сильно потянул их к себе. Сергею показалось, что юбку надо тянуть вверх и тогда мир вокруг него обретет устойчивость. Девушка, на которой была юбка, завизжала, и побежала от Сергея, натягивая ткань в руках его.
Сергей всегда радовался перемещениям, ему было занятно бежать за девушкой, смотреть, как его ноги независимо от него перебирают ровность асфальта. Он не отпускал ткань девушки, она весело потрескивала, девушка рвалась и уже всхлипывала. Она сильно тянула, и Сергей с трудом удерживал края юбки в своих руках.
А потом Сергею надоело быть ведомым чьим-то страхом, истерикой, он ускорился, с облегчением подбросил вверх чужую одежду и побежал дальше, с удовольствием погружаясь в себя каждым своим шагом. Мир снова щекотал ему окончанья его пальцев, казался в приятной досягаемости, чудился легко отскакивающим от ногтей.
А ночью на Сергея накатило, он вскочил на кровати, ему ощущалось, что воздух, окружавший его, хочет его удушить, влезть в него и стать там твердым. Сергей подпрыгивал и резко отмахивался, боялся, что прокравшийся в него воздух сильно видоизменит его. Даже мебель страшила, казалась проступающей сквозь прозрачность, закалачивающей ее наглухо.
Сергея пугало собственное отражение в темном стекле окна, он извивался от своей неопределенности. Он сбегал в ванную и, набрав там в рот воды, принялся разбрызгивать ее по комнате. После этого ему стало немного легче, прозрачнее.
На следующее утро Сергей чувствовал себя разбитым, поломанным. Ему трудно было собраться, но комната кладбищенски грозила ему, и Сергей поспешил выйти. Он мало видел вокруг себя, и себя ему было деть тоже некуда. Некуда было деть столь неохватный избыток своего присутствия, ровную бескрайность его.
Ветер гнул и шатал Сергея, развеивал, и наполированная гладь города рассыпала взгляд его. Недовольное небо недоуменно вглядывалось в давно немытые волосы на его голове. Сергей осмотрелся и его тут же потянуло к сидевшему здесь уже вчера и ставшему сегодня уже привычным неведомому мужичку.
Он шел к нему, и действительность теряла свою скользкую развернутость - сворачивалась. Стены домов, обступающие их деревья, склизь крыш скручивались подобно подзорной трубе, направляя Сергея к покрывающему собой плешь города человеку.
Сергей подошел к нему и заметил, насколько крупны поры его лица, бугриста кожа, сколь зыбко и въедливо выражение его черт. Сергей нервничал, пальцы его рук гнулись произвольно. Вчерашний плевок, казалось, еще шевелился под шапкой. Мужичок не замечал Сергея, предоставляя удивляться молодому человеку потертостью среды, окружающей их.
Сергею все вокруг себя казалось пропастью, среди которой шевелились люди, и шевеление их не заполняло провала вокруг. Шероховатость неровность кожи неведомого человека казалась ему выкаланной дождем, ветром, выдутой чем-то далеким, несбывшимся. Сергей стоял перед незнакомым вчерашним человеком, словно перед надвигающимся, завтрашним  дном себя.
Он смотрел на мужика и понимал - именно этим человеком кончится сегодня его день, куда б он не направил его. Конец дня его будет неподвижен и необратим, раздавливающ. Обойти этого мужичка уже не представлялось возможным. А раз не получалось обойти - надо было попытаться его приподнять. Сергей недовольно пнул человека.
- Чего ты опять тут расселся? Ты, что, не мог найти себе другое место для червей? Ты смущаешь меня здесь. Понял? Вали отсюда, пень старый, сливайся. Или ты хочешь, чтобы я сегодня насрал на тебя?

Сергей уперся в мужичка и поддавливал его ботинками, надеясь, что тот выдавится как-то, поднимется и уйдет. Но тот сидел, как влитый. Сергей не вытерпел и подхватил его руками под мышками.
 - Давай, давай отсюда, мох невзрачный. Я долго уговаривать не буду.
Сергей напрягся, но поднять человека у него не получалось и Сергей опешил. Страх подступил к нему, захолодил. Мужичок с кроткой и ядовитой усмешкой поглядывал на Сергея, молчал. Лицо сидельца
сморщивалось неровными складками и вновь разглаживалось - пряталось.
Сергей растерялся, завертел головой, замедлился.
 - Ты чего? Закопанный? Чего молчишь?
Мужичок мечтательно глянул куда-то наверх.
 - Я уже не здесь сижу - на небе. Там моя жопа. Видишь полоску - вот ею она и разделяется. А дыра еще глубже, а червь уже вылупился. Он -ты.
И мужичок хитро и мелко рассмеялся. Сергею очень хотелось вонзить ботинок в смешливую голову незнакомца, но он стеснялся - вокруг было слишком много еще незнакомого. К тому же Сергей опасался, что от удара сиделец совсем пропадет, а мир и так становился слишком неуловимым, чтоб его отталкивать.
Сергею сделался невероятно противным этот городской сумасшедший, захотелось как-то стереть его отсюда, уничтожить его, как можно изящнее. Сергей судорожно огляделся, суетливо расстегнул ширинку и стал по-быстрому мочиться на спину пожилому затейнику, быстро оглядываясь. Тот только еще больше сгорбился, чуть подрагивая под струями Сергея, но никак не высказывал своего недовольства. Сергей
излил свое журчащее негодование и стал живо заправляться.
Его продолжал пугать укорененный в асфальте мужичок и Сергей чувствовал, что теперь, куда он не пойдет, этот обоссанный им мужичок будет тянуться сзади, настигать его, выковыривать из улиц,
давить обреченностью, ловить домами.
Но Сергей все равно пошел и идти ему было больно: ломило стопы,
сдавливало бедра, скручивало - словно Сергей вырывался из кремнеющего воздуха. Из рукава его темной рубашки незаметно капала кровь, сочилась красная и из-под брюк, кожа лица с трудом натягивалась на черты, сжевываясь от ходьбы.
-    Молодой человек, у вас кровь, - раздался за его спиной тревожный и настырный девичий голос.
Сергей резко обернулся и увидел перед собой развернутое в удивлении свежее лицо, пискнувшее, - Ой! -    и куда-то посеменившее.
 Тут же перед Сергеем всплыло мужское лицо, окаймляющее небо своим
камнеподобием.
- Ты что, пидор? - спросило оно, привычно потряхивая головой.
- Почему? - Сергей не узнал свой голос, сдавленный и прищемленный. Мужское лицо мотнуло еще раз собой куда-то в сторону.
- Маша, подай зеркало.
Откуда-то из-за спины его просунулась женская рука, и мужчина резко сунул крохотное женское зеркало Сергею.
 - Смотри, урод.
У Сергея все куда-то ухнуло вовнутрь, когда он увидел куски своего лица, раскрашенные женской косметикой - губы в красном, веки, подведенные синим, длинные бархатеющие ресницы и щеки, щеки розовели под тонким слоем пудры. Сергея передернуло, он чувствовал, что рассыпается.
 - А-а-а-а, - растерянно что-то тянуло в нем.
- Ах, ты, сука! – решительно высказался податель зеркала и с уверенной оттяжкой вдавил свои кулаком Сергея вниз.
Потом он еще  долго топтал извивающееся под его ногами тело Сергея, вяло оттягиваемый молчаливой, но настойчивой Машей. Наконец, Маша предприняла резкое усилие и выдернула своего мужчину из распластанного на земле чужого тела. Тот неохотно, порываясь вернуться и оглядываясь отошел, и пара, вернувшая себе потрясенную Сергеем устойчивость, двинулась дальше.
Уже темнело и редкие прохожие быстро проскальзывали мимо развернутого асфальтом Сергея. Тому пришлось понемногу собирать из себя раздавленного. Холодное небо безжалостно разглядывало его поверженность, но Сергей тянулся уже к мякоти воздуха - поднимался. Он хватался пальцами за сдавленную городом пустоту над собой, и пустота сжималась, взрезаемая его щуплыми телодвижениями - уступала, принимая его в себя.
Сергей уже стоял и пошатывался, ему было очевидно, что сам он передвигаться не может - ноги его были глубоко погружены в твердую землю города и продолжали куда-то спускаться дальше. Надо было как-то выбираться, тело не слушалось Сергея, как-то предательски клонилось в стороны, льнула к подступившим сумеркам. Сергей зябко повел острыми плечами и кинулся на мимо проходящего парня. Чужое движение было спасительным для него. Сергей впился своими губами в чужое лицо и стал жадно мять его, размазывая свою помаду.
-    Ты что, что? Что ты? - жалобно лепетал встречный человек, стараясь оттянуть от себя липшего Сергея.
Но Сергей трясся, дрожа, всхлипывал, но не отпускал человека. Парень беспомощно озирался, с трудом удерживая равновесия. Наконец, он принял Сергея, как-то нежно отвернул его от себя, придерживая, жарко шепнул, - Пойдем, - и подхватил изгибающиеся тело, и они куда-то
заперемещались вдвоем.
Подхваченному Сергею стало светлее.               


12.




                Ущелье

                (сценарий короткометражного фильма)


День. Лена и Наташа сидят на заднем сиденье автомобиля. Автомобиль стоит, но девушкам кажется, что едет.Это подтверждается меняющимися время от времени видами города за окнами авто.
Мотор  работает, и это тоже поддерживает их.
Наташа раскинула широко  руки, откинулась назад, перебирает ногами. Лена сидит прямо, тихо.
Наташе неспокойно, она  то подается вперед, то припадает к окну, то разглядывает потолок – перемещается в такт предполагаемому движению автомобиля, хихикает. На ней короткое, выражающие ее нетерпение,  платье с оголенными руками. Кожа рук гладкая, чуть бликующая.
Лена  одета  глуше, сдержаннее. Она туго стянута  черным цветом своего платья и ей неприятно соседство с Наташей. Волосы Лены уложены в высокую прическу.
Лена достает из своей сумочки зеркало и смотрится в него, смотрит по сторонам, глядит ревниво на Наташу.
- А ты меня не обгоняешь?
Наташа внимательно вглядывается в Лену, но смотрит сквозь нее, водит рукой по стеклу, по дверце машины, улыбается.
        - Наоборот. Мне кажется, я настолько позади тебя, настолько… мне так темно, что, кажется, я  в тебе еду.
Лена еще тревожней вглядывается в свое зеркало.
- А мне кажется, тебя во мне нет. Ты вся…снаружи...
Сказанное успокаивает Лену, дыхание ее выравнивается. Теперь очередь волноваться Наташе, она теряется,  пытается улыбаться насмешливо, но выходит плохо.
- Что ты имеешь в виду, говоря  «снаружи»?
Лена небрежна, сосредоточенна. Она прекрасно чувствует каждый свой сантиметр, как он преодолевает время и Наташу.
- Это значит, что ты не двигаешься. Ты - как все. Ты только там, где ты есть. А потом еще где-то, и ещё. Насекомое какое-то.
Наташа обижена, она  скептически  улыбается, надувает щеки, выпускает из себя много воздуха.
- Во мне много воздуха. А в насекомом – мало. И потом – я же на машине…еду, двигаюсь.
- Ты двигаешься потому, что находишь, за что зацепиться. В данном случае ты цепляешься за меня.
Рельеф лица Лены жесткий, отчетливый, режущий. Железо автомобиля быстрое, даже когда стоит. 
Крыша машины запорошена тяжелым снегом. Подошвы  туфель Лены, словно обратная сторона Луны.
Наташе  спокойно, она  обняла Лену.
- Мы движемся снаружи, чтоб внутри было тише…чтобы лучше двигаться дальше. А если ты считаешь, что я тебя опережаю, заслоняю – сядь передо мной, будешь всегда впереди меня. И так я к тебе буду меньше цепляться, если ты  не любишь, чтобы тебя трогали.
Лена охотно перемещается на переднее сиденье. Как только она пересаживается, машина действительно трогается с места. Лене  не уютно от этого, она волнуется, ей не сидится. Лена принимается громко считать что-то.

- Один, два, три, четыре, пять!
На Наташу находит игривое настроение.
- Женщин не может быть так много, Лена!
- ****ей может!
- ****и не накапливаются!
Лена резко оборачивается к Наташе.
- Я знаю, как ты погибнешь – тебе снесёт голову автомобилем. Потому, что ты движешься ему навстречу.
Наташа захахатывается.
- Мне уже снесло, и мы едем в моей голове. Вдвоём. Видишь, как быстро? Иначе бы стояли!
Лена подносит зеркало к лицу Наташи.
- Но твоя голова не отражается.
- Потому,  что мы не останавливаемся!
- Сколько тебе говорить – мы никуда не едем!
Наташа смеётся. Ветер поднимется в салоне автомобиля.
Лена испугана, она  в негодовании толкает зеркалом  лицо Наташе.
Наташа  падает на заднее сиденье. Автомобиль останавливается, ветер стихает и Лена закрывает глаза, чтобы успокоиться.
Но теперь в беспокойство впадает Наташа. Она ерзает, тяжело дышит, с ненавистью глядит на шею Лены.
- Поехали, поехали! Мне душно!
Лена невозмутима. Кажется, она пьёт крики Наташи.
- Я сейчас описаюсь!
Восклицание тревожит Лену,  она кричит тоже.
- Поехали!
На этот раз машина не двигается, но Лена так вертит головой,  как будто пейзаж за окном мелькает. Машина не двигается, но  вид за окном автомобиля  меняется.
Лена тихо воет, извиваясь, она снимает с себя платье и кидает им в Наташу. Наташа  с шипящим восторгом натягивает это платье на себя. Пейзажи за окном продолжают сменять друг друга  реже, останавливаются. Наташа заглядывает под платье  Лены, которое на ней.
- Какая ты быстрая! Ууух!
Наташе  не терпится. Ей хочется  рассмотреть подробней Лену, но перевешиваться через сиденье не удобно. Наташа  выскакивает из машины и бегает вокруг нее, кричит что-то нечленораздельное.
- Аааааааа! Иииии!
Запыхавшись, Наташа  садится в машину, дыхание ее сбито. Наташа  сладко жмурится.
Лена  хмура.
- Сядь передо мной.
- Зачем?
- Ты слишком загородила дорогу. С этим надо что-то делать.
Наташа  с трудом перелезает через сиденье и садится Лене  на колени. Та  тут же сильно обхватывает ее руками и сжимает.
Наташе  больно,  она с испуганным интересом следит за развитием событий, не сопротивляется.  Лена быстро  устает, выпрямляется и молча отпихивает Наташу  на заднее сиденье.
Когда Наташа  перелезает, платье Лены  снова оказывается на Лене. К ней  возвращается  спокойствие.
Наташа недовольна. Лена  смотрит в окно, трёт стекло,  поворачивается к Наташе.
- А ты еще не хочешь побегать?
- Мне не за что зацепиться.
Это заводит Лену, она задирает  ноги я и начинает толкать ими Наташу.
- А теперь тебе есть на что опереться? Есть?
Наташа  увлечённо отталкивается от ног  Лены, глаза ее разгораются. Она кричит с восторгом.
- Я вижу изнанку твоего платья! Вижу изнанку!
Лена  останавливается, настораживается.
- И что?
- Я как будто снова побывала в нем!
У  Лены  от злости сузились глаза.
- А ты в какую сторону едешь?
- А я еду в сторону мерцания.
- Это в какую?
Наташа  старательно закрывает глаза, старательно открывает их, снова закрывает.
- Поняла? 
- Поняла. Значит, ты готова стоять на месте и жмуриться. Снимай туфли.
Наташа с готовностью снимает туфли и протягивает их  Лена.  Та открывает дверцу машины и швыряет туфли далеко вперед. Наташа  поражена.
- Зачем?
- Так мы ускоримся. Надо еще где-то быть, кроме как здесь.
Лена  безапелляционна. У Наташи  на глазах выступают слёзы.
- А почему я должна еще где-то быть?
- Потому, что  ты никуда не движешься.
- А по моему ты не движешься, сидишь, как памятник и все тебе не нравиться. И нашу машину ты тоже делаешь памятником.
- Я могу выйти из машины, не выходя из неё. И тогда ты будешь памятником в машине.
- А как?
Лена напрягается и у неё по ногам течёт влага. Наташа любопытствует, она заглядывает из-за плеча Лены, вертит головой.
- Ну, как? Как ты выйдешь…Черррррт! Ты описалась! Чтобы мы так и стояли дальше!
Наташа  валится на сиденье, затем стремглав выбегает из машины.
Она возвращается с туфлями, садится. Лена  старается не шевелиться. Наташа  сидит тихо. 
- Я с тобой, как в тюрьме.
Лена молчит.
       -     Ты меня уродуешь.
Лена не отзывается. Наташа поднимает перед собой туфлю, сжимает кулак и бьёт по обуви, будто она хочет пробить подошву.  Лена  победоносно  улыбается.
- Вялая мастурбация.
- Обернись!
Наташа внимательно смотрит на спину Лены, та не оборачивается. Наташа  бьёт ее по спине туфлей, Лена  не оборачивается. Наташа  бьет ещё и ещё, Лена  словно не чувствует этих ударов.
Наташа  пугается своей жестокости, она в замешательстве, не уверенно тянется к Лене, целует её в шею, тянет  к ней свой язык. Та неожиданно оборачивается и, выхватив нож, хватает Наташу  за волосы, отрезает прядь. Затем Лена  снова отворачивается от Наташи, срезанную прядь она  крепко сжимает в одной  руке, нож в другой. 
Наташа  испуганно держится за язык, ей неуютно и страшно. Она понимает, что Лена  совсем не дорожит ею.
- Зачем ты это сделала?
- Это лучший способ справиться  с движением, у которого нет лица.
Наташа  смотрит скептически, она тихо возмущена.
- Ты, наверное, хочешь, что кроме тебя никого не было?
- Нет. Я хочу, чтобы каждый занимал свое место. Видишь, как много людей, и не у кого нет места. Поэтому так все бессмысленно.
Наташа  недовольна. Она  несколько раз хлопает в ладоши, смотрит на ладони, будто на них должно что-то появиться, достает видеокамеру, снимает пейзаж за окном, бормочет. За окном уже темно. Машина начинает двигаться
- Видишь, как люди повторяют друг друга, как они похожи. И мы нужны, чтобы замечать это. И когда мы замечаем это, мы делаем их разными. И людей становится меньше, а мы становимся больше. И поэтому люди к нам тянутся, а мы их встречаем. Потому что их много не самих по себе, а в нас.
- У нас погасли  фары!
Наташа отрывается от камеры. Машина останавливается.
- Что?
- У нас погасли фары. Мы разобьемся!
Лена в испуге оборачивается к Наташе. Наташа ярко освещена.
- На, возьми камеру, ты будешь видеть все, что впереди.
Лена берет камеру у Наташи, закрепляет ее над лобовым стеклом,  поворачивает  камеру  на себя, успокаивается. Наташа « темнеет», но ей радостно, она размахивает в темноте руками. Фары снова горят.
- А тебе не кажется, что ты полновата?
Лена  вновь резко оборачивается с ножом в руке. Наташа  испуганно отскакивает. Лена усмехается.
- А если я тебе выколю глаз, ты не будешь считать меня полной?
Наташа говорит через силу.
- Ты думаешь дело во мне? Отсутствие у меня глаза разве сделает тебя стройнее?
- У тебя не один глаз, у тебя их  - сотни. Ты хочешь смотреть везде.
- А где надо?
- Ты меня словно ощупываешь своими глазами. Ты не веришь в человека.
- Наоборот, я слишком верю, я верю, что человек берётся отовсюду.
- Ему не надо браться отовсюду, ему надо браться от себя.
- А у тебя рот не забит моими волосами. Ты как-то странно говоришь, будто грызёшь мою голову.
Лена  задумывается
- Тебе кажется, что ты можешь быть мною, а я тобой. Да?
Наташа задумывается в ответ.
- Не так просто. Что-то может быть и мною, и тобой.
- И что это?
Лена  напориста и небрежна. Наташа  делает таинственное лицо.
- Это наша  скорость.
- Чего??? Опять гадость! Мне противно с тобой сидеть!
- Почему гадость. Смотри, если я разденусь – вот эта камера будет показывать нашу машину. Не веришь?
Лена  смотрит на Наташу с удивлением. Она недоумевает, какая может быть связь между ней и камерой. Затем, она отворачивается и угрюмо смотрит перед собой. Когда, Лена  снова поворачивается к Наташе, та уже сидит без одежды. Лена капризничает, чтобы не глядеть в камеру.
      -   Я тебе совсем не нравлюсь. Ты меня не любишь. Поэтому мне противно рядом с тобой.
Наташа  растерянна от такого признания.
- Ты мне нравишься, не в этом дело. Ты сама говоришь, что вокруг тебя нет движения. А человек без движения мало похож на человека.
- Знаешь, я поверю в то, что ты действительно есть, если вся твоя одежда, вот эта – исчезнет. Ее не будет, а ты будешь, тогда я поверю в естественность твоего оголения, в то, что ты голая была  раньше, чем одетая.
- Но это естественно – я сначала одеваюсь, я сначала голая… одежда, это  что-то временное.
- Ну, до этого ты мне говорила, что твое тело это время, а теперь – одежда. Все у тебя не постоянно.
- Мне кажется, ты меня хочешь вывернуть наизнанку. Но изнанка у нас с тобой общая.
С этими словами Наташа закидывает свои трусы на  лицо Лене, стягивает их. Лена извивается, мычит, сбрасывает руки Наташи с себя, оборачивается к ней.
- Это мерзко! Трусы не суют в лицо!
- Да, ты их обслюнявила!
Наташа брезгливо осматривает свои трусы, морщится. Лена усмехается.
- Мои слюни сделают тебя человечнее.
- Я не готова там к твоей человечности.
Наташа, однако, надевает на себя трусы, прислушивается к себе, продолжает одеваться. Лена смотрит за окно.
- Теперь улицы пахнут тобою. Это мешает.
- А машина – тобою. Ты мне совсем не помогаешь, только пользуешься мной. А мы ведь вместе.
- Мы едем в другую сторону от машины. Мы движемся в одну сторону, а не навстречу друг другу, поэтому нам так трудно.
- Машина – не движение. Сторона не одна, сторон много.
- Машина – бывшее движение, поэтому быстрое. Двигаться можно только в одну сторону.
- У тебя мысли – сплошное насилие. Движемся мы  все время в сторону себя.
- У меня мысли определённее твоих, я разделяю одно от другого. А ты так говоришь, будто эта машина  - ты.
Наташа едва сдерживается, чтобы не наброситься на Лену. Она чиркает зажигалкой и подносит ее к Лене, ожесточенно.
- Если я машина, ты  - моё горючее. Давай разделять изнутри, а не снаружи!
Лена смотрит на огонь с удивлением и оторопью, улыбается.
- Ты вызываешь беса.
- Я вызываю? Да мы уже внутри его. Поэтому и не едем никуда, поэтому все стоит вокруг. А ты  меня мучаешь!
- Бес то, что идёт поперек нас.
 Неожиданно дверь возле Лены открывается и в неё вваливается мужчина, он хватает Лену руками.
- Ах, какая девка! Самый сок!
Лена сидит неподвижно, так же неподвижно держит зажигалку перед ней Наташа. Мужчина теряется, он слегка пьян.
- Что-то девоньки у вас непонятное происходит? Вы чего тут делаете?
- Ты, наверное, не меня хотел, а ее? Так?
- Неееет. Ты интереснее. Я тебя издалека увидел.
- Садись к ней сначала.
- А что? Можно и к ней. У меня двоих ещё не было.
Мужчина преувеличено суетлив, пересаживается к Наташе. Та убирает зажигалку от лица Лены. Лена  непроницаемо обращается к мужчине.
- Раздевайся.
- А почему я первый? Пусть она сначала разденется. Что-то вы странные. Может, вы  - маньячки? Давайте по-другому, по-человечески.
Наташа оживляется.
- Ну, ты сначала заслужи человеческое отношение, сделай что-нибудь. Вот она описалась тут недавно. Давай ты вытащишь из штанов свой и мы макнем его туда…Ну, чтобы принять тебя в свой круг.
Мужчина ошарашен.
- Бляяяядь! Ды вы здесь ****утые. Извините, я…. пойду.
Мужчина пытается выйти, но Лена хватает его за руку.
- Ладно, садись ко мне. Я ж тебе нравилась.
- Я тебе телефончик оставлю. Ты помойся  и звони. Только учти, я  - не экстримал.
Мужчина выходит. Лена тяжело озирается.
- Похоже, мы вернулись туда, откуда начали.
- А по-моему мы приехала туда, куда и собирались.
- Ну, раз ты так хорошо едешь, езжай дальше. А я  - дойду.
Лена выходит из машины, идёт прочь. Автомобиль движется за ней, из окна его высовывается голова Наташи.
- Я не могу без тебя выйти из машины. Залезай обратно.
- А я могу без тебя из неё выйти. И это я тебя, как ты говоришь, использую?
- Для меня, как ты говоришь, все вместе – мы и машина. А ты – разделяешь?
Лена возмущенно останавливается.
- Я не вижу, как ты соединяешь нас с машиной.
- Я согласна с тобою -  мы никуда не уехали.
Лена успокаивается и садится в машину обратно. Она ещё сердита. Внезапно Наташа набрасывается на Лену сзади, обхватывает её, налезает сверху на неё, запускает свои руки ей под одежду, кричит.
- Поехали!
Руки Наташи – где-то перед лицом Лены. Лена вырывается, пытается высвободиться. Наконец, ей это удается. Наташа быстро смотрит в окно.
- Ну, теперь-то мы сдвинулись с места?
- Ты мне порвала лифчик.
- Возьми мой.
- У тебя грудь маленькая.
- Зато соски выраженнее.
- Но ты мне лифчик порвала не сосками, а руками.
- Я хотела тебе сделать приятнее.
- Дай сюда свой лифчик.
Наташа снимает и протягивает Лене её лифчик. Лена оборачивается к Наташе и пристально смотрит на неё сквозь  белье.
- Перестань, мне не удобно. Ну, погоди…
Наташа  напрягается, смотрит куда-то через Лену, кричит.
- Посмотри в камеру!
Лена оборачивается и вскрикивает. В камере несутся ночные улицы. Наташа продолжает кричать.
- Ты слишком ненавидишь время, а его надо любить.
Лена смотрит в камеру сузившимися от ожесточения глазами.
- Я вижу твои кости!
Перед глазами Лены  теперь - какие-то рентгеновские снимки.
Наташа смотрит с ненавистью на Лену и запихивает свои пальцы  себе в горло, заходится в удушливом кашле. Лена судорожно отворачивается от камеры, вытягивает перед собой руки, словно боится натолкнуться на что-то.
- Мне кажется у меня – твоя кожа.
Наташа уже отошла от кашля.
- А мне кажется, у тебя – мои руки.
- А твои где?
Лена резко оборачивается и не видит у Наташи рук. Лена растерянна.
- Ну вот, мы и разъехались.
- Да, теперь мы движемся в разные стороны.
- Как в лифте.
- Вот, это да!



 13.



                Петр

                Сценарий к\к фильма
               

Поначалу было трудно найти что-то, что могло казаться свободным, могло быть бесконечным. Трудно было выбрать то, что можно было бы прервать – вмешаться. Все и так казалось прерывистым. И не к чему было прислонить голову. Петр уже которую неделю жил возле реки. Он ловил руками рыбу и питался ею. Вода в реке холодела с каждым днем. Ноябрь кончался.
Петра мучила острота и извилистость берегов. Он лез в воду только потому, что ему нравилось то, что он убивает рыбу, то, что он потрошит ее. Иногда он убивал рыбу остро заточенной острогой, которую он сделал сам. Мучило то, что подолгу приходилось стоять с острогой над течением реки.
Еще Петр любил скармливать рыбу приблудшим собакам. Сам он ел ее мало. Но вот однажды утром (а снега еще не было) река покрылась льдом, еще тонким и неверным, и рыбу стало добывать еще труднее. Но Петру было от этого только интереснее. Вернее, его больше стала интересовать жизнь рыб. Он подолгу ползал по льду и следил за движениями рыбных косяков. Река несла свой смертоносный груз льда и воды, и ловить рыбу было все сложнее.
Лед делался толще и как-то раз Петр, потянувшись за очередной заспанной рыбой, порезал об лед руку. Он долго сидел на берегу, дрожал и отсасывал льющуюся кровь. Раньше Петра мучила это ровная и невыносимая удлиненность реки, и рыбу он ловил, большей частью для того, чтобы поверить, что река где-то кончается.
Он потом  не знал, что делать с рыбой, доедал то, что оставалось после собак, а потом собак гоняли местные пацаны – кидали в них камнями. Они пробовали гонять и Петра, но тот никуда не убегал, а только сжимался под ударами камней, и пацаны перешли целиком на собак. Теперь у него текла кровь, и он не мог никак ее остановить.
К нему подошел парень в пальто на голое тело и спросил его: «Течешь?». Ему смешно было видеть, как Петр сидел на берегу реки, слизывал кровь и дрожал. Парень сказал ему: «Пошли со мной».
Петру же было все равно, что делать и куда идти, и он поплелся за парнем. Парень привел его в сарай. Здесь раньше был сеновал, и старое слежавшееся сено еще валялось по углам. Парень достал из сена какую-то рванину и молча стал перевязывать рану Петра. Петр заныл от боли, а парень стал смеяться.
Он сказал: «Ну что ты, я тебе еще не так больно делаю». Затем стали подходить еще какие-то люди. Приходили мужчины и женщины и с интересом рассматривали Петра. Люди приносили с собой какую либо еду и почти что каждый что-то отдавал Петру. Петр складывал еду, одежду возле себя и не спешил всем этим воспользоваться.
К нему подошел какой-то мужик в фуфайке и зло сказал ему: «Ты чего не жрешь?» Петр глядел на мужика и не мог сказать, что кусок не лез Петру в горло, и то, что Петр боится всего вокруг и себя в том числе. Мужик пришел в ярость и расценил молчание Петра, как пренебрежение подарками. У него выступила слюна на губах, и он заорал: «Братцы, да он брезгует!».
В этом сарае царили непонятные Петру отношения, и все, кто там был, бросились на мужика. Они его били, а он выл и вырывался. Наконец, все успокоились, но мужик остался лежать на земле и не шевелился. Люди стали есть. Петр почувствовал себя тоже невероятно голодным и потянулся к еде. Когда потемнело, в сарае разожгли костер, а труп мужика, а это был труп, не убирали.
Утром, когда Петр проснулся, в сарае уже никого не было, кроме того парня, который привел сюда Петра. Парень увидел, что Петр проснулся  и сказал: «Надо оттащить этого человека к реке». И он указал на труп, который так и лежал в сарае, но одежды на нем уже не было. Петр принялся тащить труп из сарая. Они тащили мужика вместе с парнем по снегу, и Петр пытался украдкой рассмотреть тело мужика.
Он никак не мог разглядеть его, тело прыгало у него перед глазами. Так и не успел Петр запомнить мужика, когда они спустили того под лед. Парень тут же пошел прочь от этого места и оставил Петра сидеть на льду. Петр заметил, что лед на реке еще больше окреп, воды стало меньше, водоросли смерзлись, сжатые льдом.
Где-то подо льдом текла вода и Петр слышал ее. Он прислонил ухо ко льду, и мир различных звуков открылся ему. Петр стал дышать на него и вообще греть его, чтобы тот не мешал слышать звуки.
Его вытащила из воды на берег, всего мокрого от подтаявшего под ним льда, какая-то сердобольная женщина. Она повела его за собой и стала говорить ему: «Ты чего, утонуть хочешь, замерзнуть? Совсем дурак. А ведь здоровущий, ну куда тебе помирать. Да может, случилось у тебя что? У меня аж сердце сжалось, на тебя глядя».
Петр молча шел за ней, и она не выдержала его молчания. Она повернулась к нему и взмолилась: «Ну зачем тебе помирать? Ты живи, живи! У тебя еще столько может быть…» У нее были мокрые губы, и она часто облизывала их. Она прижалась к Петру всем телом и заплакала, а потом стала искать своими губами его лицо. Петру было непонятно, что это за женщина перед ним, и он стал трогать ее тело руками, но не так, как это делает мужчина – от страсти, а по другому…
Женщина отпрянула от него и закричала: «Ишь ты! Расхватался! Хватай кого-нибудь помягче». Она резко отвернулась от Петра и пошла прочь от него. Петр не стал ее догонять. Он смотрел растерянно на свои руки и понимал, что это они разлучили его с нею.
Его окликнул какой-то прохожий, стоящий в ладном плаще посреди поля: «Эй, пугало, иди сюда!» А когда Петр подошел к нему, человек в плаще сказал: «Что, уплыла баба? Я уже давно смотрю на тебя. Ротозей ты парень. Пойдем, покажу, как делать все надо». У человека было жесткое лицо с насмешливыми и холодными глазами, и Петру показалось, что этот человек близок чем-то ему.
Они пошли на базар, и там этот человек стал показывать Петру, как тащить с прилавков разные продаваемые продукты, как лазить и вынимать деньги из карманов. Он ничего не говорил, а Петр только видел, как парень ненароком обнимал кого-нибудь и вытаскивал что-то у того из кармана; или как он долго спорил продавцом, а потом, когда тот отвлекался, брал что-нибудь у него с прилавка.
Петру показалось, что этот человек напрасно что-то ищет и никак не может найти того, что ему надо, и решил подсказать человеку, что-то, что он ищет – совсем рядом. Петр подошел к лотку, с которого торговал бородатый мужик, и на глазах его взял с лотка кусок  вяленого мяса, и стал его есть, и никуда не уходил.
Мужик сначала оторопел, а потом как-то обрадовался. «Ах ты, ворюга!» - закричал он и бросился к Петру. Его крик всколыхнул рынок, и на Петра бросились несколько человек. Краем глаза Петр успел заметить досаду и растерянность на лице, которое недавно казалось ему близким.
Его били долго, но Петр оказался живуч, хотя и очнулся уже в морге. Одежду с него не сняли, но какой-то рабочий в фартуке уже стоял над ним. Он не удивился воскрешению Петра. «Очнулся, значит», проговорил он. Потом он стал смотреть на Петра внимательней.
Возможно, кто-то рассказал ему, как Петр здесь очутился. Рабочий стал волноваться и говорить: «Что же ты смерти ищешь, мальчик. Вот смотри, скольких она тут сама нашла. Негоже время свое опережать. Что же ты беспокоишься за нее - не знаешь, что с собой делать. А смерть сама знает, что делать с человеком. Надо только ее слышать. А ты ей норовишь себя подсунуть. Ишь, какой выискался. Сволочь ты, парень. Другие живут, и жить стараются, а ты все дорогу перебегаешь людям – посмотрите на меня; живых смущаешь, да и мертвых волнуешь. Думаешь, запомнят тебя?».
Мужик все больше и больше расходился, но голос его был скучен Петру. Петру стало скучно слушать рабочего, и он бросился на того, чтоб задушить его голос. Рабочий не сопротивлялся. Он будто ожидал  Петра и быстро перестал дышать. Так Петр стал работать в морге.
Никто не заметил, что рабочий в морге сменился. Прежний, вероятно, был нелюдим, да и мало кого интересовало, кто там обмывает и сортирует покойников. Но вот как-то утром тем, кто совсем недавно отвез своих покойников морг, обнаружил тех у своих дверей. Это Петр ночью притащил трупы обратно.
Люди кричали, они обратились в морг, но рабочий пропал уже оттуда. Так Петр исчез из города. Все со временем успокоились, и больше эта история не повторялась. Только одна вдова не могла забыть этого происшествия. Она очень тяжело восприняла то утро, когда увидела своего недавно умершего мужа у своих дверей.
Как ей не говорили про ненормального рабочего морга, она считала, что ее муж сам вернулся к себе домой, тр***я свой дом для себя. И эта вдова уже не могла жить в этом доме. Она боялась еще раз рассердить покойника и жить в его доме.
Она стала жить где-то за городом  и только изредка наведывалась в город. Все уже знали ее историю и сопереживали ей. Люди помогали ей, чем могли, но она быстро отработала свой хлеб. Она стала рассказывать о тех домах, где была, про умерших из тих домов, про их желания, про их дальнейшую судьбу. Кто-то не верил ей, смеялся, но иногда выходили такие совпадения, что скоро чуть ли не весь город стал считать ее вестницей мертвых, и люди уже искали ее расположения.
Она говорила, что на самом деле в доме больше живут не живые, а мертвые, а живые им только мешают. Но больше женщина ходила одна по городу и искала кого-то. Когда ее спрашивали, кого она ищет, она не отвечала. Но искала она Петра потому, что того не было среди живых, ни среди мертвых, и это не давало ей покоя. Она себя чувствовала из-за этого беспомощно.
               

14.



                Ледник

            Сценарий полнометражного  мистического комикса
               

На город надвигался ледник. Но горожане не были озабочены ни собственным спасением, ни противостоянием леднику. Наоборот, город был как никогда неухожен. Большинство домов были заброшены и полуразвалены. Те же дома, где еще жили, где были освещены окна, могли обвалиться в любое время.
В этих домах мало кто жил, в основном, женщины, но окна этих домов горели бешеным светом и в них метались быстрые тени. Оттуда всегда исходил невероятный шум и на стенах комнат плясали сполохи.
Мужчины, в основном, находились всегда на улице, они жгли костры и не расходились, несмотря на лежащий вокруг снег и холод. Они стояли группами по перекресткам,  скапливаясь вокруг расставленных по городу артиллерийских орудий, стволы которых были задраны высоко вверх. В городе уже долгое время стояла неожиданная ночь, и люди перестали ожидать солнца. Они ждали  другое.
Время от времени из какого-нибудь одного из домов  в легких ночных рубашках выбегали женщины и спешили к мужским кострам. Они бежали гурьбой и несли что-то в руках. Мужчины, завидя их, быстро оживлялись. Когда женщины добирались до ближайшего орудия,  в их руках можно было увидеть только что родившегося ребенка. Мужчины уже были готовы его принять, некоторые лезли на пушку, свешивали оттуда веревки,  другие подавали им ребенка, который обычно сильно кричал.
Женщины взирали на это с благоговением, словно на священнодействие. Ребенка привязывали к жерлу орудия. Те, что были на пушке, спускались с нее, другие бежали и приносили снаряд, который заправляли в орудийный механизм. Выстрел происходил быстро и люди не смотрели друг на друга ни до него, ни после. Каждый был поглощен собственным делом.
После  выстрела все его участники исчезали, таяли в воздухе. В городе было много орудий, возле которых уже никого не было,  видимо, с людьми, дежурившими там, происходила та же история. Но те, кто еще находился возле какой-нибудь из пушек, или только собирался расположиться вокруг нее, видели, как над тем местом, где только что исчезли люди, поднималось марево яркого света – вспышка, полностью пронизывающая вечноночное небо города. Тогда те мужчины, кто еще оставался у других орудий, мечтательно радовались и с надеждой поглядывали на какой-нибудь стоящий невдалеке от них сильно освещенный изнутри дом, откуда продолжали раздаваться тяжелые крики и где ходили ходуном стены.
Вдалеке от города были другие люди. Они находились все вместе и были поглощены другим занятием – они копали котлован. Они не глядели друг на друга, их занимало одно – не дать друг другу остановиться. Остановка в их случае означала то, что они  поддались холоду. В котловане работали разные люди, в большинстве своем мужчины. Невзирая на холод, они были полуобнажены.
Быстро мелькали кирки, отливавшие металлом под неподвижным лунным светом. Здесь людям тоже не являлось солнце. Они рыли котлован не вглубь, а вдоль поверхности мерзлой земли. Они его невероятным образом расширяли. Иногда кто-нибудь застывал надолго и сильно жмурился, - так ярко светили отраженные светом отточенные кирки. Вот и сейчас кто-то из них остановился, затряс головой, пытаясь восстановить способность зрения видеть в темноте.
Он открыл глаза и увидел рядом с собой такого же как он, человека, жадно колотящего землю. Он словно давно не видел его, так стали интересны для него все его движения, огляделся вокруг и заметил, как широко раскинулся их страшный котлован. Где-то, уже в пройденной части, белели чьи-то тела, павшие там. Это были те, кто оставил все свои силы.
И тут страшная догадка поразила его – не они расширяли котлован, а котлован засасывал их. Ему стало видно, как их осталось совсем немного. Он посмотрел на человека, который продолжал работать рядом,  и страстно заговорил: «Брат, погоди, погоди, посмотри, как ты стареешь, скоро от тебя ничего не останется».
Тот человек, о котором он заботился,  страшно взвыл, оттолкнул его и удвоил напор своей работы. Бросивший работу продолжал размышления уже вслух, - Мы ничем не отличаемся от людей в городе. Наш котлован уже не движется вперед, он все более и более оседает. Вы не сделаете так, чтобы он был похож на вас, но он сделает так, что вы будете похожи на него. Пойдем отсюда, брат, - обратился он еще раз к тому, кто был недавно рядом с ним.
Но тот был уже глубже его и дальше,  так далеко увела его инерция собственных сил, подтверждая правоту говорящего. Остановившийся понял, что здесь он не может быть услышанным, и бросился выбираться из  котлована.
 Он осторожно входил в город, с удивлением находя его пустым. Он натыкался на оставленные орудия и был поражен их величиной. По дороге в город он уже нашел одежду, и был в нее крепко укутан. В некоторых из домов горел свет. К этим домам он и направился. Он немного не дошел до одного из них, как оттуда навстречу ему выбежали женщины в легких ночных рубашках. Перед собой, возбужденно крича, они несли ребенка. Вошедший в город, как только увидел эту пугающую группу, тут же изменился в лице.
Он почувствовал, как продолжает меняться и дальше, не успели женщины еще пробежать мимо него, как он стал похож на одну из них, в такой же рубашке. И он побежал за ними. Они все прибежали к еще теплящемуся костру с мужиками. Мужчины довольно загалдели и сразу приступили к делу. Уже кто-то свешивал сверху веревки, как одна из женщин закричала: «Не надо! Не надо!» Это была женщина, в которую превратился еще недавний копатель котлована. Все были поражены таким непонятным поведением.
Ведь их действия приносили им быстрое облегчение их тяжелой участи и ничего больше. Для них было непонятно что-нибудь иное,  кроме того, что они делали. Один из мужчин недовольно и с раздражением спросил: «Почему не надо? Что, тебе плохо, что ли?»  Но недавно превращенный в женщину не мог успокоиться и только кричал: «Не надо!» Взявши на себя функции переговорщика, мужчина подошел к ней и переспросил: «Почему не надо, дура? Ведь так мы строим наш город, так мы идем дальше, так уже не холодно. Ты что, гадина, что ли?»
Он был сильно изумлен ее отвратительным поведением. Она перестала кричать, почувствовав приближение быстрой расправы, и то, что к ней начали прислушиваться. Она решила поменять тактику, решила увещевать собравшихся, - Послушайте, город уже есть, его надо только вспомнить, он уже был, надо вернуться, вы же его только разрушаете, разве вы не видите? Вам надо его почувствовать заново.
Мужчина ухмыльнулся этой глупой болтовне. Остальные нетерпеливо переминались, пытаясь согреться, и подыскивали способ избавиться от этой встрявшей в общее дело подруги. Однако разговорившийся мужчина был склонен к дальнейшей беседе, - Как же ты вернешься? Что ты можешь вспомнить, смотри, все только начинается, все только там, - и он махнул куда-то неопределенно и вверх.
Говорить уже было нельзя, она на мгновение замерла, а потом с неожиданным движением сказала, Хорошо, тогда замуруйте меня. Просьбу не надо было повторять дважды. Изголодавшие по событиям люди набросились на нее и быстро заложили ее камнями. Камни тут же схватились, будто кто-то неведомый сжал челюсти.
Внутри за камнями он уже перестал быть женщиной, и к нему вернулся тот облик, когда он только рыл котлован. Все, что было связано с городом, тут же исчезло для него, и среди камней ему открылся глубокий тоннель, освещенный где-то вдали мерцающим светом. Он направился в сторону этого света. Туннель дальше сужался и  идти дальше было все труднее и труднее, но свет не прекращал своего сияния.
Он протискивался в узкую щель, ведущую дальше, царапая кожу, оставляя на камнях кровавые следы - то лишнее количество себя, которое уже не могло протискиваться дальше. Он уже висел в воздухе, и как ни извивался, никак не мог приблизиться ни на шаг к свету, казавшемуся рядом. Он не успокаивался до тех пор, пока бессознательная темнота не накрыла его.
Очнулся он внутри просторной комнаты, составляющей собой окружность. В центре ее стояла невероятно бледная девушка с признаками сильного истощения во всем теле. Из одежды только светлая юбка была на ней. Ни он, ни она не удивлялись друг другу. Он слишком устал от всего испытанного им, а она вряд ли умела удивляться вообще. Она посмотрела на него сильно утомленными глазами и попросила его, - Подвигайся, впервые вижу, как двигается человек.
Эта просьба глубоко возмутила его и он возмутился вслух, - Я голоден, я не могу просто так двигаться. Тогда она подошла к нему неторопливыми и мелкими шажками и приподняла к нему свою тощую грудь, - У меня есть молоко, хочешь?
Она держала грудь перед самым его лицом, и он еле сдерживался, чтобы не отвернуться и не обидеть ее. Он попытался избежать необходимости сосать молоко из этой жидкой груди, и попробовал подумать об этой замученной кем-то девушке как о чем-то желанном, - А ты красивая, - осторожно и внимательно пробормотал он. У нее глаза полыхнули  несдержанной радостью, и она оживленно  зашептала, - Если ты будешь думать об этом, то нас затопит. Из стен уже сочилась вода, но он продолжал стремиться к ней, так велика была его жалость. Тут же их обоих накрыло водой.
Котлован, который рыли еще недавно, был весь затоплен водой. У самого его края сидела девушка, в которой было трудно узнать ту, которая томилась внутри стены, - так она похорошела и ожила. Она сидела у самой воды и глядела на воду. Вся ее фигура выражала ожидание, она кого-то звала, - Брат, - говорила она, - братец.
Так она говорила долго, и долго не успокаивалась, пока на поверхности воды не показалась голова запутавшегося и одуревшего того, кто еще недавно с таким энтузиазмом рыл котлован и не обращал внимания на увещевания своего напарника, бывшего и в самом деле ему братом.. Он с изумлением глядел на ту, которая обращалась к нему, и не мог выговорить ни слова.
Начала говорить она, - Что вы там делаете? - ласково спросила она его. Вынырнувший уже отдышался и выбрался на берег. Он сидел, тупо уставившись на воду, и после проговорил непослушными губами, - Мы работаем, мы углубляем котлован. Девушка неожиданно строго посмотрела на него и жарко попросила, - Пойдем в город спасать твоего брата.
Еще мокрый, он с крайним удивлением осмотрел ее и спросил, - А ты кто? - она сурово насупила лицо и продолжала, - Я ваша сестра, то, что вы родились, заперло меня среди нерожденных. Твой брат спас и сам остался там, где я была. Спасти его можешь только ты.
Ему сразу же не хватило воздуха от только что услышанного, но он с этим справился и только спросил, - А что происходит в городе? Девушке понравилась его быстрая покладистость, она поспешила объяснить, - Там растет стена. Она растет не вверх, а вдоль. Это твой брат пытается выбраться наружу. Но он не выберется, пока ты не проделаешь в стене дверь.
Она говорила это, и они  шли уже по направлению к городу. Город  был уже окружен свежепостроенной стеной и они  подошли к ней. Снега  не было видно, и воздух стал как-то светлее с тех пор.
Выплывший  не доверял девушке. Он осторожно дотронулся до стены своей киркой, задумался, а потом повернулся к ней, - Там нет никого, там вода. Она хлынет и все затопит. Девушка чуть не плакала от его недоверия, но справилась со своими слезами и предложила, - Давай выкопаем стену и сделаем большой холм, если ты чего боишься. Ты будешь насыпать холм, а я подкапывать стену. Так мы будем в равном положении освобождать твоего брата.
И еще не закончив своих слов, она принялась копать землю у стены. Человеку, которого она назвала своим братом, не оставалось ничего другого, как сделать так, как она предложила. Вскоре случилось так, что девушка осталась у самого основания стены, а ее названный брат на самой вершине холма. Они уже почти не видели друг друга, а он не видел города за стеной. Пока он насыпал холм, он совсем выбился из сил и полностью ободрался. Высота пугала его, от этого он боялся выпрямиться.
Он еще раз посмотрел за стену, туда, где должен был быть город, и  не увидел там города. Он заметил, как с каждой минутой становилось светлее, ему казалось, что он каменеет, превращается в часть холма. Он собрал последние силы и прыгнул куда-то в сторону.
А девушка лежала внизу у самого основания  холма, где она совсем скрючилась от отсутствия помощи. Ей казалось, что вершина холма нацелена прямо на нее и мучается своей незавершенностью. Она сделала все, что могла сделать, и поэтому закричала, и холм ответил ей. На его конце вспыхнуло пламя и понеслось прямо к ней. Это было последнее, что она видела.
А в городе как будто ничего не случилось за это время – продолжалась заминка возле орудия. Люди стояли возле пушки, ежились от холода, и не знали, что делать с застопорившей их  женщиной.
Они медленно наливались злобной растерянностью. И тут женщина показала рукой на небо, - Глядите, глядите! Вот наш город! Все подняли головы и в самом деле увидели наверху те же улицы и ту же остроконечность крыш. Еще они увидели, как среди того города медленно ходит  человек, который еще недавно прыгал в совершенном отчаянии с насыпанного им холма.
Где-то еще шла подготовка к перерождению. И ее следствием было то, что на поверхности пустой и никому не ведомой планеты из холмов и неровностей ее проступали черты лица того человека, который самым первым перестал рыть злополучный котлован, а потом,  когда превратился в женщину, помешал артиллерийскому орудию разорвать маленькое тело недавно родившегося ребенка.