Удивительная история странного коня

- Разрыв сердца, - констатировал ветеринар, отряхивая прибрежный песок с официальных черных брюк. – Без сомнения, он умер еще в полете.
Парень в сапогах для верховой езды опустился на колени рядом с трупом вороного коня. Рука словно сама по себе гладила в последний раз черную шерсть, пальцы перебирали влажную гриву.
- Прости меня, прости… Наверное, сам дьявол единственный, кто годится тебе во всадники Будь счастлив с ним.

Роды длились второй час, и Аким вздохнул с облегчением, когда на свет появились копытца и ноздри. Но ветеринару некогда было радоваться. Еще несколько мучительных для кобылы минут, и мокрый жеребенок лежал на полу, отныне став отдельной частичкой сурового мира. Пошатывающийся Виктор кивнул счастливому Акиму:
- Поздравляю с пополнением.
Измотанные, хотя и значительно повеселевшие мужчины посмотрели на жеребенка.
- На вид крепкий, красавчиком будет, - подмигнул старику ветеринар. – Ну, Таверна, ты как? Давай, девочка, молодец, поднимайся, тебя жеребенок ждет, кормить уже надо…
Конюх тем временем склонился над жеребенком, внимательно вглядываясь в глаза, столь же черные, как шерстка. Маленький конь собрал силы и старательно дернулся к пятну, нависшему над ним.
- Ай, сатана! – вскрикнул Аким, хватаясь за лицо. – Ты ж мне чуть нос не сломал!
- Бойкий, - с улыбкой отметил Виктор. – Кстати, как называть будем этого сатаненка?
- Отец Солист, мать Таверна. Да пусть так и будет – Сатана.
Высиков вымыл руки в ведре с остатками теплой воды.
- Помни о небе, Сатана. И не теряй себя.
Жеребенок встал и подошел к матери. Он твердо знал, что сейчас главное – поесть.

Первым воспоминанием стал луг с позолоченной смелым летним солнцем травой, в которой так приятно поваляться. Солнце уж слишком сильно напекало вороную шерсть без единого светлого волоска. Мать щипала траву, переходя с места на место. А жеребенок изучал все доступное глазам, ушам и носу. Цветок. Его можно видеть, можно чуять или даже слышать трепыхание лепестков при сильном ветре. А если стукнуть копытом, изменится и запах, и вид, и шелестеть он больше не будет. Значит, он может воздействовать на окружающий мир, но совсем немножко. Ведь чтобы изменить целый луг, сколько надо раз стукнуть ногами?!
Бабочки маленькие, если они садятся на тебя, сразу и не почувствуешь. Интересно, цветы ощущают, что на них садятся? Наверное, вон как стебельки гнутся… А ему нипочем! От прилива сил маленький Сатана взбрыкивал, дико носился по лугу, отчаянно козлил, даже толкал с разбегу мать, но гнедая кобыла считала себя в слишком преклонном возрасте, чтобы носиться за жеребенком.
Очень раздражали мухи. От укусов оставались маленькие шишечки, и Сатану бесило, что вид красивой вороной шкурки меняется без его согласия. Аким смазывал укусы не слишком приятно пахнущей мазью, но Сатана перестал противиться, когда понял, что смазанные места не так болят и проходят гораздо быстрее. И вообще со старым конюхом общаться очень приятно. Он чистил от репьев и мелких соринок гриву и хвост, охотно играл с Сатаной, часто говорил, и жеребенок внимательно слушал.
Они жили на конюшне втроем. Аким часто рассказывал Сатане, почему так получилось.
- Знаешь, какая была у Тавы хозяйка? Добрая, красивая, со мной, стариком, находила, о чем поболтать. С матерью твоей возилась, гулять они в поле ходили, даже купались вместе. Ах, да ты не знаешь, что такое речка… Ладно, подрастешь, сходим… Слушай дальше! Грех в такую женщину не влюбиться, вот и повезло одному… Владелец кинокомпании какой-то, ух сколько зарабатывает! Уж на то, чтобы купить конюшню старую да конюха нанять для одной лошади хватает. Они в коттедже жили недалеко, а сейчас Самуренко в город переехал, как жены лишился. В автомобильной катастрофе погибла вскоре после твоего зачатия. Мудрая женщина была, в завещании написала, чтобы о любимице гнедой позаботились. Вот на эти деньги и живу, причем неплохо. Да и вы с матерью не грустите, верно?
Мне, старику, за вами ухаживать не трудно, а без вас не могу. Всю жизнь на конюшне проработал. А тут, в сельской местности и воздух чистый, и магазин не так далеко. Даже слушатель благодарный есть, да, Сатана? Ну иди, побегай, вижу, что заскучал.
Сатана радостно выхватывал у Акима газету и бодал в живот. Разумеется, с риском получить щелчок по носу, но вскоре наловчился уворачиваться. Порой на конюшню заходил еще один человек – Аким звал его Виктор. Он смотрел в глаза жеребенку, заглядывал в уши, трогал ноздри, а иногда проделывал очень неприятные процедуры под названием уколы. Сначала Сатана не противился, так как видел, что человек все равно совладает с ним, а когда подрос, стал осознавать связь между ветеринаром и ощущениями. Человек определенно желал добра, раз так быстро вылечил жеребенка от противного насморка. Он совершенно не понимал действий матери, на которой вдвоем висели Аким с Виктором, чтобы заставить проглотить лекарство.
За луговыми развлечениями Сатана не сразу заметил, что шерстку уже напекает не так сильно. Желтое слепящее пятно стало чаще прятаться за облаками. Но если раньше вороной радовался исчезновению, то теперь с нетерпением ждал, когда шерстку вновь позолотит теплый свет. Аким стал оставлять их на поле одних, приходя, чтобы повести Таву на конюшню. Обследованный луг не представлял юному коню полугодовалому коню интереса, и Сатана начал следить за солнцем. Летом посмотреть на него не представлялось возможным, в глазах сразу плясали зеленые пятна и красные круги, приходилось опускать голову и ждать, пока пройдет эта неприятная вещь. Тучи же позволяли наблюдать за бледно-желтым пятном, в которое превращалось солнце. Сатане нравились такие быстрые перемены, они занимали его на целый день.
Стоя в деннике, Сатана обдумывал увиденное, когда не ел или не спал. Первым выводом жеребенка стало то, что именно солнце дарит тепло. Наверное, оно намного больше и теплее, чем бок матери. Ясно, почему оно такое маленькое – Аким вдалеке тоже уменьшается настолько, что не наклоняясь прошел бы под животом Сатаны.
Жеребенок подрастал, покрываясь к зиме густой шерстью. Окрепшее тело позволяло не мерзнуть на лугу и подолгу держать голову задранной к небу. Его отселили от матери, но Аким по-прежнему выпускал их вместе и часто разговаривал с Сатаной, говоря, что тот уже большой и вдвоем в одном деннике им будет тесно. Впрочем, вороной и не огорчался такому решению. Его занимала новое событие – солнце проходило над лугом ниже и ниже, но грело слабее! Жеребенок сердился такому несоответствию, пока не заметил, что солнце проходит путь не над макушкой, а словно вдалеке. Тогда все ясно! Солнце не видит луга и значит, не может его хорошо согреть. Сатана понял, насколько высоко находится солнце, когда в попытке приблизиться к теплу побежал на дальний конец луга. Как ни страшно было отдаляться от конюшни, он промчался лежащее за лугом поле, но солнце не стало ближе. Испуганный конь стрелой кинулся обратно. Вдали от родного дома он не чувствовал себя в безопасности, хотя не видел на дальнем поле ничего страшного. Рассердившись на себя, он каждый день стал отходить от луга, и вскоре поле перестало пугать. Там точно так же жухла трава, дул совершенно такой же ветер, и верещащие птицы ничем не отличались.
Сатана завидовал птицам – они могли подлетать хоть немного ближе к солнцу. Но не пользовались этой возможностью, что крайне возмущало вороного. Часто он пугал птиц, но они не хотели лететь выше, чем обычно. Аким сначала отчитывал коня за дальние прогулки, но Сатана игнорировал эти монологи и старый конюх перестал переживать, так как конь возвращался обратно в положенный час. Ночевать не в теплом деннике еще жеребенку не хотелось.
Однажды Сатана галопом возвращался с дальнего поля, задумавшись о том, что трава вянет от холода, а он наоборот, становится здоровее и крепче. На пути возникло бревно. Менять траекторию бега жеребенок не успевал, поэтому прыгнул. Это был первый прыжок Сатаны. Он навечно запомнил эйфорию полета. Сначала отталкивание, напряжение мышц, надо вытянуть шею, затем словно подвисание в воздухе и сладкий миг полета. Приземлившись, Сатана ощутил себя счастливым. С тех пор конь часто искал препятствия, чтобы просто попрыгать и еще больше стал завидовать птицам – они могли летать так долго, что даже прыжок через поваленное дерево не шел ни в какое сравнение.

Ударили холода. В крови Сатаны текла толика крови чистокровных верховых, он стал мерзнуть. Солнце совсем удалилось, и согревали на лугу только бег и прыжки. А потом выпал снег. Ошарашенный конь надолго застыл с округленными глазами, когда стали падать белые холодные кусочки. Но на шкуре матери они таяли, что помогло коню понять – вода замерзла. Он продолжал бегать галопом по снегу, невольно делая крепкими задние ноги.
Он очень старался прыгнуть как можно выше, но до солнца было очень далеко. Конь осваивался с окружающей местностью, но солнце на пути видело несомненно намного больше. Зимой он познакомился с рассветами и закатами. Солнце уходило все дальше и там опускалось на землю. Конь страшно обижался, что оно не опускается рядом с ним. Несколько раз Сатана делал отчаянные попытки догнать солнце у места, где оно касается земли, но оно оказалось быстрее его ног. 

Аким вышел из конюшни – пришло время запускать коней в денники, где ждал овес и свеженасыпленные опилки. После полутемноты помещения февральское солнце ударило в глаза, что заставило старика сощуриться. Проморгавшись, он застыл, невольно открыв рот, в тулупе сразу став похожим на пингвина, увидевшего медведя. Пританцовывающий Сатана дружески толкнул конюха мордой, намекая, что неплохо бы открыть дверь в конюшню. Аким рассеянно похлопал коня по шее и внимательно осмотрел забор. Одну сторону заменяла стена конюшни, зато остальные Аким обошел со всей тщательностью, едва не облизывая и не обнюхивая каждую доску. Вороной шел по пятам, с интересом наблюдая за конюхом.
 - Дырок нет, - сделал глубокомысленный вывод Аким, забыв о сердито мерзнущем коне.
 - Ворота закрыты на ключ изнутри, значит, никто посторонний тебя не впустил. Какие еще предположения? Во маразм… Ну-ка…
Аким подошел к забору и прислонился плечом.
- Такс, высота около полутора метров, может, чуть меньше. Сатана, подойди сюда! Как же ты вымахал, счастье мое вороное… В холке ты примерное вровень с забором. Нет, такое невозможно… Я не верю… Сатана, признавайся, ты прыгнул?!
Конь помалкивал, и конюх повел его в денник. Идя за Таверной в поле, он вспоминал, куда запропастился раскладной стул и теплый тулуп.

Приходу весны искренне радовались все трое. Таверна просто тихо блаженствовала под лучами, Аким чаще улыбался и болтал что-то Сатане, который превратился в статного жеребца с великолепным экстерьером.
- Жаль, хозяйка не видит, какой сын у ее любимой Таверны красавец, - вздыхал иногда Аким.
Весна принесла в жизнь коня нового человека – коваля. Сатана отчаянно не понимал, зачем он придалбливает на копыта непонятные железки. Матери он прикрепил такие же, и она совсем не сопротивлялась. Аким осторожно уговаривал жеребенка, давал понюхать все инструменты, прежде чем работник приступил к ковке. Слабостью Сатаны надолго осталось новое и неизведанное, поэтому, убедившись, что боли процедура не принесет, конь стоял послушно, к тому же Аким догадался смягчить звон железа для юного коня, аккуратно вложив поролон в ухо. Вороной презрительно подергал ушами, но смирился, признав выгоду для себя.
Железки несколько утяжеляли ноги, но через несколько дней стал тяжестью привычной. Зато при приземлении на прыжках земля не так сильно била по ногам, да и стирались копыта значительно меньше, от чего прежде страдал часто бегающий по жесткой земле протоптанных дорог жеребец.
Солнце манило вороного коня, звало к теплу и свету, но оставалось столь же недосягаемым, как и два года назад, в день, когда жеребенок впервые увидел свет. Сатана давно понимал, почему солнце греет хуже, когда удаляется. Ему просто не видно мест, на которые надо обрушить лучи. Если проскакать на дальний луг, можно увидеть лесок вдалеке, а рядом с конюшней лес исчезает. Вот если бы солнце опустилось к нему, он бы запрыгнул и смог летать высоко-высоко, видя все на свете, ощущая на коже дуновение встречного ветра, нестись вверх, падать вниз, не боясь разбиться.
Ощущение земного полета при прыжках было таким кратковременным, к тому же конь уставал. А солнце никогда не уставало, чему часто поражался и восхищался Сатана.
Аким видел не только внешние, но и внутренние перемены в жеребце. Будь Сатана человеком, конюх назвал бы коня дикарем-философом. Приходящий на проверку Виктор соглашался со старым конюхом, они вместе любовались вороным. Тот не уворачивался от ласки, но принимал с тем же спокойствием, что и прививки. Перестал играть с Акимом в «укради газету», нередко стоял словно статуя, не обращая внимание на происходящее вокруг. Мать интересовала его в меньшей мере, чем Аким, конюх продолжал рассказывать Сатане вещи, прочитанные в книгах. Если старик говорил увлеченно, вороной слушал, уши и ноздри подергивались, иногда тихо всхрапывал. А мог и просто стоять рядом, казалось, конь размышляет, уйдя в себя.
Гнедой Таве исполнилось девятнадцать лет. Кобыла старалась не совершать лишних движений, Виктор заносил мази специально для нее.
 
Сатана решил заявиться на прохладную конюшню пораньше из-за слепней, мучивших жеребца несмотря на позднее лето.
 - Пойду Таву приведу, - сообщил жеребцу Аким, - если ты пришел, наверняка и Таверне не очень под солнцем жариться.
Над полем стелились тяжелые запахи цветущих трав, от дурмана кружилась голова. Жесткие от солнца стебли неприятно царапали ноги, спрятавшаяся зеленая трава приятно охлаждала. Звенело в ушах от стрекотания кузнечиков, иногда с гудением проносились перетрудившиеся пчелы. Аким неторопливо брел по полю по направлению к стоящей неподвижно Таве. Еще прежде, чем конюх приблизился, сердце болезненно кольнуло. Не раздумывая, Аким набрал номер ветеринара.
 - У нее колики, - быстро определил Виктор. – Я ввел обезболивающее, но надо разобраться. Отведи Сатану в дальний денник на всякий случай.
Аким немедленно послушался и встал рядом с Виктором, от волнения сильно сплетя пальцы. Про себя он молил Виктора сделать хоть что-нибудь, переживал за кобылу, испытывая некоторое облегчение от того, что боли в глазах Тавы уже не наблюдалось.
Сатана смотрел в окно. Садилось солнце. Летний вечер опустил на землю полупрозрачную дымку, в которой все предметы становились такими расплывчатыми и с нежными очертаниями. Прозрачные, словно темная акварель, тучи набухали на западе. Неведомый художник нанес краски фиолетовые и синие краски, сделав переходы от оттенка к оттенку незаметными.
Пальцы Виктора задрожали. Он погладил Таверну по гладко вычищенной шерсти, о чем всегда заботился Аким.
- Прости, я ничем не смогу помочь. Сыграл роль возраст, организм не справляется с нагрузкой. К тому же она почти чистокровная… Прости.
Он достал пистолет.
- Тава, Тава… Недолго ты пожила без хозяйки. Люди не всесильны, девочка. Они оберегают любимцев лишь по мере сил, но не способны избавить от страданий и даровать бессмертие. Мы берем на себя столько обязательств, часто выполняем их, но этого мало. В обмен на ваше доверие мы заботимся о вас, но не можем дать даже того, о чем мечтаем сами.
Аким отвернулся.
 - Стреляй, Виктор, не тяни.
Солнце продолжало опускаться. Тяжелые тучи сжимали его, и оно послушно распухало, становясь багровым. Дымка увеливала его очертания, но даже она не могла скрыть насыщенно-вишневый оттенок. Сатана неотрывно смотрел в окно. От громадного слитка текли ручейки темной крови, солнце становилось ближе и ближе, словно зовя жеребца. Наконец оно коснулось земли, разросшись до невероятных размеров, став слитком раскаленного металла. Сатана понял, что солнце спустилось ради него. И отчаянно закричал, умоляя подождать хоть немного. Он придет, обязательно придет! Жеребец рванулся к двери денника.
Прозвучал выстрел. Мощные копыта грохнули об дерево. И снова, и снова. Вороной конь в ярости бился в тесном деннике, от дерева отлетали щепы. Удар мордой о решетку оставил кровавый след на морде, но Сатана в бешенстве не замечал ни боли, ни перепуганных Акима и Виктора. Он кидался на дверь и стены, хрипя от злости. Сильные ноги сыпали удары, жеребец продолжал бороться.
Виктор с похожими на блюдца глазами потянулся к пистолету. Аким просто молча стоял с прикушенной насмерть губой, глядя на бьющегося словно в агонии жеребца.
Солнце уменьшилось и исчезло. Оно ушло без него. Сатана опустил голову и с трудом лег на холодный пол. В сильном коне не осталось ничего. Пустота.
Ветеринар и конюх синхронно опустились на пол. Над конюшней повисла тишина.

- Даже любящие люди эгоисты, Сатана, причем получается, в большей степени, чем равнодушные. Не со зла, конечно, по разным причинам. Судьба, случай, простое непонимание, да мало ли… Твоя хозяйка любила Таву, потому и написала про нее в завещание. А тебя просто не успела. Хотя… С чего бы жеребенок Тавы стал бы ее любимцем? Она женщина добрая, очень ласковая, часто улыбалась. Я бы ее романтичной назвал. А ты? Вечно хмурый, нелюдимый – люди вон как часто по лугу проходят, а ты ноль внимания. Даже глаза черного не скосишь… Если и есть и коней душа, то у тебя она словно темное облако, красавец мой ненаглядный!
Аким отступил в сторону, любуясь работой. Шрам на морде коня исчез под под щеточкой и краской, которыми владели умелые руки. Он ощущал себя предателем, готовя жеребца на продажу по приказу хозяина. Но раз так получилось, непонятная злость и отчаяние от потери сыграли все роли в том, что Аким намеревался продать коня подороже. Гордость за красоту Сатаны распрямляла старику плечи и вселяла задор, какой вселяется в людей перед казнью. Конюх сел на стул и принялся гримировать ногу жеребца – на верней части передней ноги сияла ссадина.
- Но если подумать, применив философию, то каждый человек абсолютный эгоист. Мы любим кого-то, потому что это приятно. Безответная и сложная любовь тоже приносит наслаждение, как и многие вещи, свершаемые через боль. Дружим, так как нужны люди и связи, элементарная психическая разгрузка и реальная поддержка. Альтруисты тоже эгоисты, они помогают другим, потому что испытывают удовольствие от этого. В общем, Сатана, мир таков, что люди удерживаются на высоте и ползут вверх более или менее кучно лишь потому, что связаны невероятно сложной паутиной. Готово!
Жеребец посмотрел на Акима сверху вниз. Вороной мало изменился за месяц, лишь стал равнодушнее к окружающему миру и чаще стал будто уходить в себя. Единственной отрадой оставались прыжки и бег, чему по-прежнему с упоениением отдавался Сатана.
- Пойдем на поле, чудо вороное. Надо было тебя Ницше назвать или Кантом. Знаешь, что плохо? Ты еще не объезжен, хотя больше двух лет за спиной оставил. Будем играть на красоте и природных способностях.
Загодя Аким соорудил в поле несколько препятствий из подручных средств, хотя прежде доски находились под чужими руками. Но Аким рассудил, что на забор точно хватит, к тому честно собирался вернуть. Сатана без истерик носил уздечку, при условии толстых удил, несильно затянутых ремней и Акима, развлекающего разговором. В задумчивости конь пожевывал трензель, и Аким сделал вывод, что Сатане так проще сосредоточиться, пусть и неизвестно о чем.
В поле Аким бережно достал из футляра шикарный фотоаппарат, полученный с наказом сделать как можно больше снимков. Лично хозяин в дело продажи не вмешивался, как хороший бизнесмен признавая в данном деле абсолютную некомпетентность и оставив за собой роль финансиста.
Бабье лето располагало к светлой грусти и легкой лирике. Трава потеряла свежесть, но шелестела так тихо и спокойно, что хотелось опуститься на колени и обнять шумящий желто-зеленый покров. Солнце улыбалось по-матерински светло, не ослепляя яростной силой юности. Далекое небо звало бесконечно глубокой синевой, кроны деревьев шептали с мудростью, достойной расстающегося с жизнью. Аким посмотрел вдаль с безнадежной тоской. Обуревавшее чувство не выражалось словами, и конь со стариком молчали, стоя рядом.
Аким решительно стиснул зубы, художник пробудился в старике. Он отошел на несколько шагов, ловя наиболее выгодный ракурс. Впрочем, в жеребце не осталось изъянов. Сатана удивленно смотрел на ходящего вокруг конюха, щелкающего непонятной штукой. Конь отлично понимал, когда им восхищаются, и в детстве быстро сообразил, как надо повернуться перед Виктором и Акимом, чтобы те восторженно погладили жеребенка и наговорили много слов таким приятным тоном. Сейчас шестое чувство сказало коню, что надо делать как в детстве. Он изогнул шею, скосил глаз и даже поднял ногу, чтобы ударить копытом. Аким фотографировал, хваля одновременно и коня, и технику.
- Хватит, иди побегай.
Аким сел на траву, махнув рукой коню. Сатана постоял немного. Хорошая погода располагала к движению, к тому вороной помнил, скоро появится замерзшая вода, прыгать станет тяжелее и скользко. Хитрый Аким пару дней не выпускал жеребца из денника, поэтому мышцы запросили нагрузки. Шаг, переход в галоп, и вот уже вороная стрела несется по полю, пролетает мимо Акима, едва успевшего вовремя нажать на кнопку. Новые препятствия понравились коню, и фотографии получились отменными.
Уже на конюшне, проглядывая снимки, Аким стирал слезы восторга, разглядывая умную морду, гордую стать, силу, которую олицетворял Сатана в прыжке.
Вечером пришел Виктор, чтобы провести осмотр. Объявление уже висело в Интернете, и Аким понимал, что через несколько дней покупатели наверняка начнут звонить.
- Жаль коня? Ты же с ним с детства.
- Да даже не во времени, проведенном вместе, дело, Виктор.
Ветеринар и конюх пили чай после осмотра. Один бурно восхищался фотографиями и с удовольствием поглощал бутерброды, а сгорбившийся старик только тыкал ложкой в дно кружки и тихо говорил.
- Ты же знаешь, я был очень привязан к хозяйке, Таверну оберегал и заботился о ней… Потом остался только вороной, существованием он напоминает мне о ней… А что будет, когда я расстанусь с Сатаной? С одной стороны, я скорее забуду хозяйку, исчезнет боль от утраты, но я не хочу, чтобы боль уходила! Она тоже доставляет счастье, пусть и так извращенно. Страдаем, значит живем, Виктор…
- Ты философом стал, как я посмотрю, - понимающе улыбнулся Виктор.
- Два года с Сатаной изменят кого угодно…
Аким несколько ошибся в прогнозах – звонок раздался на следующий день. Аким не стерпел и засмеялся в трубку, когда покупатель сказал, что планирует взять коня для развлечения некой богатой дамочки. Зато со следующим звонившим конюх говорил долго и серьезно, извинившись и пояснив, что не хочет закапывать прыжковый талант коня. К тому же в выездке важен не столько внешний вид и пластика движений, а абсолютное послушание и подчинение всаднику. Зная характер коня, Аким твердо сказал, что выездка не для вороного.
К полудню на подгибающихся ногах Аким почти вполз в денник Сатаны. Войдя, старый конюх ухватился за дверь и снова застонал. Смеяться в голос он уже не мог.
- Нет, Сатана, ты даже представить себе не можешь, что несла эта ненормальная!  Ох, теперь живот болеть долго будет… Мол, такой красивый конь нужен для эстетического развития мальчика, ведь потомственному будущему великому литератора не подойдет кляча… А дальше!.. Говорит, должен вникнуть в то, что происходит на страницах романов классиков – как они ездили по лесам на прекрасных лошадях, искренне общались с ними. Давно я так не смеялся, даже телефон выронил! Да их так называемые скакуны по сравнению с тобой ишаки под седлами!
Аким посерьезнел, отстраненно похлопал круп жеребца.
- А вот как с тобой справляться будут, не знаю. Тебе ведь два с половиной года, а ни седла, ни всадника не знаешь. Но обещаю найти людей, которые будут уважать твой характер и быть готовыми к терпению. Знаешь, Сатана, я тоже в молодости прыгал. Полжизни бы тогда отдал за такого коня, как ты. Да что там, на Таверну еще иногда садился, если хозяйка болела. Но тебе нужен мастер. Который сохранит талант и силу, гордость и волю в характере, не сломит, а научит. С которым вы будете партнерами, с честью делящими победу. А поражений ты знать не будешь.
Конюх вывел жеребца в проход – теперь он чистил коня по три раза в день, не пренебрегая ни протиранием морды влажной тряпкой, ни брызганием на вороную шерсть бальзама, придающего лоск и шелковистость. И, сам того не замечая, порой тенью бродил за жеребцом, любуясь и пытаясь не думать о близком расставании.
Через несколько дней, утром Аким вошел в денник Сатаны, который отрешенно смотрел в угол. Конь впадал в такую задумчивость чаще всего вечером, но порой находился в ней целый день.
- Да конечно, приезжайте сегодня вечером. Как будет удобно, - тихо проговорил старый конюх.
Выпустив Сатану в поле, он вернулся к еще дышащему теплом коня деннику и прижался лбом к каменной стене. Что-то внутри певуче и тоскливо шептало, что это конец. Что он больше не будет выпускать коня в поле, щетка в руках больше не будет скользить по вороной шерсти, никто больше не толкнет мордой в плечо, ведро с водой не опрокинется на ноги и не округлятся при этом совершенно невинные глаза. Аким знал, что порвет оставшиеся фотографии, не будет искать дьявольское имя в списках соревнований, не приедет взглянуть самого красивого коня в мире. Боль с силой разрывало сердце, он опустился на колени.
Раньше он гордился успехами питомцев, а в руки владельцев передавал спокойно. Только улыбки вызывали воспоминания смешных проказ жеребят, истории, заканчивающиеся по-разному – и забавно, и печально. Но Сатана врос в душу конюха.
- Встретить такого коня на старости лет… За что, судьба? – воскликнул он. – Самый дорогой и самый бесполезный подарок от тебя.
Аким тяжело встал и побрел в каморку.

- Здравствуйте, рад видеть! – с улыбкой сказал Аким, открывая ворота для парня среднего роста с прямыми каштановыми волосами.
Приветливый юноша произвел на конюха приятное впечатление. Он вежливо ответил, что доехал быстро, вместе порадовались погоде. Но вскоре нетерпение молодости побудила Артема, как он по-простому представился, спросить:
- Где же конь?
Аким взглянул на часы и усмехнулся.
- Скоро увидите. Отойдите лучше от ворот.
Артем недоуменно изогнул брови, но послушно сделал несколько шагов к конюшне.
- Сейчас, сейчас.
Аким успокаивающе покивал. К чести Артема, он смолчал и не сдвинулся с места, когда перед ним с грохотом приземлился Сатана. Только размер глаз резко превысил обычный для парня. Вороной фыркнул. Аким стоял спокойно, и конь подошел поближе к новому человеку. Конюх с радостью и болью отметил, что всегда нелюдимый Сатана поступил так впервые, раньше он по-своему здоровался только с ним и Виктором.
- Небеса… - только и произнес Артем.
Полтора метра, крутилось в голове парня, а глаза смотрели на жеребца. Рослый, идеально сложенный конь словно сошел с небес. Вороная шерсть блистала на солнце, тонко вырезанные ноздри трепетали, уши стояли торчком. Яркие черные глаза смотрели внимательно и ясно. Длинные, но без признаков хрупкости ноги, сильная шея с низким выходом словно предназначались для прыжков. Хвост не выглядел тяжелым, грива лежала, аккуратно подстриженная. Сухие мышцы отчетливо переливались на крупе, задние ноги выглядели сильными.
- Вороной Пегас, только без крыльев, - прошептал Артем.
- А зачем такому крылья, - довольно улыбнулся Аким.
Сатана как-то вздрогнул, тряхнул головой.

- Вот тебя и увозят, - сказал Аким коню.
Коневозка стояла во дворе, двое людей суетились, обустраивая место коня. По просьбе Акима они собрали все щетки Сатаны, недоуздок, амуницию. Артем прогуливался по двору, оставив конюха и жеребца наедине. Кандидат в мастера спорта, к двадцати одному году, он много времени провел рядом с лошадьми и людьми, которые искренне привязывались к любимцам. Артем никогда не считал лошадь машиной, и в Сатане увидел мечту, хотя и подозревал, что предстоит много работы по воплощению ее в реальность.
Сатана стоял притихший, позволив Акиму обнять себя. Вороной конь тревожился, ибо привык определять происходящее по поведению конюха. Он нервничал, когда жеребенок болел, говорил, что все хорошо и гладил, когда предстояла неприятная, но нужная прививка, вздыхал, заходя с утра в денник, когда на улице лил дождь. Но сейчас Аким не произносил ни слова, только гладил коня, прочесывал пальцами гриву, трогал уши, что Сатана позволял делать особенно редко.
- Хватит, - сказал он сам себе. – Я тебя очень люблю, Сатана.
Медленно надев недоуздок, он вывел коня. Артем осторожно взял в руки поводок.
- Это особенный конь, - произнес Аким. – У него словно тонкая струна внутри туго натянута. Тронешь – зазвенит.
Артем кивнул. Напряженный конь стоял неподвижно, но вдруг отчаянно дернулся и выхватил из кармана конюха торчащий блокнот, с торжеством в глазах отбросил в сторону и игриво изогнув шею, посмотрел на Акима.
- Все-таки помнишь, - засмеялся тот, кладя руку на лоб Сатаны.
Артем, скрывая внезапно появившиеся слезы, потянул жеребца по трапу в коневозку. Тот не упирался, только оглядывался на Акима, который успокаивающе кивнул. Больше они не виделись.

Глухая ярость билась в Сатане, словно тигр в бетонной клетке, оставляя следы крови от сломанных когтей и зубов. Конь не знал, куда деться в просторном деннике. Он перенес езду в гремящем фургоне спокойно, понимая, что это временно, к тому же рядом с ним стоял человек, к которому стоило присмотреться. Когда Сатану повели по проходу конюшни, он в ужасе вертел головой, впервые видя столько лошадей – и все они двигались, фыркали, постукивали копытами, всхрапывали, непрестанно издавали звуки. Вороной привык к тишине, но осознавал, что этих глупых созданий не утихомирить. Также по проходу сновали люди, некоторые подходили ближе и смотрели на него, тогда Сатана просто отворачивался в угол. Конь не знал, что ему повезло – денник располагался в самой глубине конюшни, соседей отделяло минимум два денника, и контактировать с ним никто из лошадей не решался
Жеребца привезли около полудня, и приближался вечер. Сено оставалось нетронутым, на попытку конюха войти взбешенный вороной отреагировал диким оскалом и ударом копыта в стену. Хмыкнув, девушка ушла. Любой другой конь получил бы нагоняй за подобное поведение, но на двери денника вороного висела предупреждающая табличка с подписью Артема, запрещающая любые воздействия на коня, исключая экстренные ситуации.
Вечером хозяин пришел. Артему вороной позволил войти в денник, провести теплой рукой по шее. Рядом с ним Сатана чувствовал себя спокойнее, и даже в какой-то мере защищенным. На деле так и было. Артем говорил с жеребцом ласково, но серьезно, чтобы сосредоточить внимание не себе. Дал понюхать недоуздок, щетки. Сатана выходил из денника медленно, задерживаясь и дрожа всем телом после каждого шага. На развязке конь стоял спокойно. Рядом с Артемом он стал похож на аквалангиста в надежной клетке в окружении акул.
Местные лошади в самом деле интереса не представляли. Их ржание представляло в основном бессвязный набор звуков, погремывали угрожающие, но пустые храпы жеребцов, звенели заигрывающие взвизги кобыл, некоторые просто пофыркивали от нечего делать. Выяснив про окружение, Сатана задумался о хозяине. Человек совершенно точно не желал зла, поведение характеризовалось как спокойно-дружелюбное. И чистку проводил четко – конь ощущал, как шерсть избавлялась от дорожной пыли. Влажной тряпкой Артем осторожно протер коню морду, бережно почистив ноздри и область вокруг глаз. Сатане понравилась процедура, и между ним и человеком протянулась еще одна ниточка. 
Артем с протянул вороному клок сена, и тот взял, чтобы сделать приятное этому определенно хорошему человеку. Когда тот ушел, Сатана еще раз обдумал ситуацию. Шум по-прежнему бесил коня, зато условия жизни оказались очень даже хорошими, а в просторном деннике можно покрутиться и даже подпрыгнуть без риска удариться головой об потолок. У него появился друг, зла коню никто не причинял, еды не лишал, во еще и овес в кормушке появился. И даже соляной кирпич, который можно облизывать. Впрочем, Сатана осознавал, что список нововведений в жизни на этом не закончится. Впечатления все же утомили жеребца, доев сено и овес, он потихоньку уснул, благо остальные лошади стали вести себя значительно тише. 
Утром, когда Сатана покончил с утренней порцией овса, явился Артем. На чистку конь вышел уже спокойно, только напрягался с ног до головы, когда видел проходящего по делам конюха.
- Хватит тебе прохлаждаться, - заявил Артем. – Наверное, с королевой так не обращаются, как я с тобой. Запомни, я твой друг и учитель. Знаю, ученик ты особенный, хотя и безумно талантливый, поэтому обучение пойдет медленно. Давить на тебя нельзя, силу применять тоже. Я очень хочу сохранить твой ум и гордый характер, думаю, конкурист из тебя выйдет великолепный. Пожалуй, начнем уроки?
За ночь Сатана обрел былое ледяное спокойствие, поэтому вслед за Артемом шел спокойно, пожевывая по привычке трензель. Они прошли по конюшне, конь презрительно не обращал внимания на заинтересованное ржание лошадей. Понедельник на конюшне – выходной, поэтому манежи пустовали. Артем с конем совершил обход всех доступных помещений, разговаривая с конем, но стараясь не отвлекать от осмотра. Сатана косился по сторонам, но разве что помахивания хвостом выдавали нервозное состояние коня.
- Смотри, тут манеж для выездки, видишь, буквы? По ним всадник ориентируется на фигурах. Но нам это не понадобится. Это манеж специально для выгула коней, завтра тут погуляешь самостоятельно. Здесь проходи обычная ежедневная езда или разминка, если остальные манежи плотно заняты. А это то, где ты будешь царем, дорогой мой!
Сатана удивленно и радостно смотрел на конкурный просторный манеж. Множество разнообразных препятствий выстроились в причудливом порядке. Они отличались по высоте и ширине, даже раскрашены в разные цвета. Конь шагнул в манежу, натягивая уздечку.
- Тебе сюда рано, - засмеялся Артем. – Только завтра погулять выпущу.
Сатана рванул сильнее. Парень прекрасно понимал, что если конь выйдет из-под контроля, он не справится с такой силищей. Настоящий спортсмен, даже в такой ситуации он взял себя в руки.
- Ладно, дьявол мой, сделаем так.
Артем покрепче взял поводья и сам повел жеребца на манеж. Силой он бы не остановил коня, навязать свою волю словами так быстро невозможно, а дать коню видеть, что ты слабее его, хуже всего. Поэтому парень убыстрил шаг, будто ведя за собой Сатану. У самого входа тот остановился и равнодушно отвернулся, показывая, что ему безразлично. «Моя очередь», - решил спортсмен и потянул жеребца за собой, говоря что-то твердо и убедительно.
Сатана, сделав презрительную морду, зашел в манеж, но и там стоял спокойно, словно спрашивая у Артема «И зачем меня сюда притащили?». Так же спокойно и он прошествовал в денник, не обращая внимания на окружающее.
- Ноль-ноль, - сказал Артем. – На сегодня все.
Потянулись дни, когда хозяину Сатаны, взявшего роль учителя, приходилось просчитывать каждый шаг. Не раз он тихо благодарил Акима, который все же приучил вороного терпеть седло и уздечку. Он даже гадать не пытался, какими методами старик добился терпимости ношения этих вещей.
Сатана привык к окружающей обстановке, не смирился, вовсе нет, просто научился игнорировать раздражители. Но на чистку по-прежнему позволял выводить только Артему, зато ел овес и сено, приносимое по расписанию конюхами наравне с остальными лошадьми. Но конюхи чаще видели коня стоявшим без движения, и говорили, что их пугает истинно человеческая задумчивость в глазах вороного. Осмотр ветеринара жеребец принимал как вещь необходимую, чем заслужил уважение и услышал фразу: «Интеллекта этому коню не занимать».
На манеже для выгула лошадей Сатана получал возможность размяться, побегать, хотя и с тоской вспоминал поле, где так сладко было мчаться по нескончаемой прямой, слыша лишь свист ветра в ушах, грохот сердца и стук копыт. Жеребец радовался приходу Артема, зная, что предстоит нечто новое. Артем же приходил словно на труднейший экзамен, зато по любимому предмету. Теперь больше всего на свете он боялся потерять то, что уже сумел написать на экзаменационном листе – доверие и дружбу Сатаны, поэтому конь получал немало поблажек, и обучение растягивалось.
Корда стала первой крупной неудачей. Спортсмен поручил держать конец корды одному из конюхов, а сам взял поводья, ведя коня по кругу. Сначала жеребец охотно двинулся за Артемом и они прошли пару кругов. Затем развернулись и пошли в другую сторону. Парень уже хотел от души похвалить жеребца, но тот остановился и в упор посмотрел на хозяина.
«Ну и зачем эта белиберда?» - вопросил взгляд черных глаз.
- Сатана, так надо! Тебе всегда надо двигаться, а вдруг я не буду не в форме или еще что случится. Ходить на корде должна каждая лошадь, а уж конкурная тем более. Ты же будешь лучше всех, и к тебе самые высокие требования!
Артем попытался сдвинуть коня с места, но тут же прекратил движение. Жеребец спокойно закусил трензеля, и невозмутимо двинулся на конюха, буквально таща за собой парня, словно волокуши. Конь не скалил зубы, не прижимал уши, просто шел на человека. Конюх с таким же абсолютным спокойствием положил корду на песок и неторопливо удалился с манежа. Впоследствии он утверждал, что такое решение продиктовал инстинкт самосохранения. Обалдевший Артем посмотрел на Сатану.
- Признавайся, ты его заколдовал? С каждым днем мне становится интереснее, как я на тебе сидеть буду…

Иногда Артем устанавливал на прогулочный манеж препятствия, следя за тем, чтобы конь успел размяться перед прыжками. А Сатана каждый день думал.
Все происходящее делилось на три части – лучше, также, хуже. Безусловно, человек стал отличным компаньоном, общение с ним приносило новые впечатления и и пищу для раздумий. Условия жизни в целом не изменились, еда, чистка, приходы ветеринара. Зато даже привычка не перебарывала ненависти к другим лошадям, он тосковал без простора и ,конечно, светила. Сатана понимал, что солнце осталось на месте, но он-то живет под крышей, и, возможно, глаза больше не ослепит яркий свет. Артем замечал, что кон смягчался, когда из незастекленных окон летнего манежа попадал игривый, пусть и слабый осенний луч. Сатана не собирался расставаться с мечтой взлететь на солнце, и упорно прыгал, не теряя форму. Но недостаток естественного света удручающе действовал на жеребца, и состояние болезненной задумчивости стало для него обычным. Иногда во сне приходили воспоминания о детстве, беззаботных днях юности, играх с Акимом, но лицо старого конюха постепенно стиралось из памяти.
В знаменательный день Артем нервно причесал волосы зубной щеткой, полили дома цветы спрайтом, попытался позвонить, но безуспешно искал кнопки на бутерброде. Впрочем, сегодня ничего не имело значение, кроме одного факта – он впервые сядет на Сатану. Он даже сделал попытку выкурить карандаш, но в конце концов плюнул на это дело и отравился к коню. У спортсмена отлегло от сердца, когда конь дружески толкнул мордой в плечо – так Сатана делал лишь в хорошем настроении.
Артем подгадал время так, чтобы манеж был свободен. Ощущая себя камикадзе, он подошел к препятствию и с него, подавив желание перекреститься, осторожно и медленно опустился в седло, также тихонько нащупав стремена.
Сатана стоял. Затем вывернул голову и посмотрел на всадника. Артем улыбнулся,  причем губы перестали выделяться на общем фоне лица, протянул руку к морде жеребца. Тот понюхал, признавая хозяина. И вновь застыл. Что делать, он не знал. Впрочем, Артем водил его около манежа, там люди сидели на лошадях, и те двигались по манежу в разных направлениях и с разными скоростями, и некоторые даже прыгали. Но определенно, не так хорошо, как он! Подумав, конь сделал шаг. Всадник сидел неподвижно и никоим образом не препятствовал действиям Сатаны. Новая игра пришлась коню по душе, и он двинулся по манежу. Тяжесть на спине ощущалась, но движения ничто не сковывало.
- Сатана, вольт!
Услышав голос хозяина, жеребец сообразил, что сделать. Артем часто водил его по манежу в руках, и часто делал фигуры, называя их при этом, так что Сатана запомнил соответствия слов и движений. К Артему возвратилось нормальное дыхание, когда он понял, что непокорный жеребец пока не собирается устраивать родео.
- Умница, умница! На первый день хватит!
В восторге от умного ученика Артем похлопал коня по шее и получил дружеский тычок мордой в плечо, едва не снесший его с ног.

Сатана прислушивался к новым ощущениям долго и обстоятельно. Артем твердо сидел в седле, не причиняя коню неудобств болтающимся шенкелем или дергание повода. Конь быстро понял, о чем просит всадник, когда чуть прижимает ногу и укорачивает повод, наклоняет корпус или прижимает одну ногу за подпругой. Вороной чувствовал настроение хозяина, следил за каждым движением, отвечая действиями даже на поворот головы. Артем слезал с коня вымотанным больше психически, ибо езда требовала огромного сосредоточения и внимательности. Отвлекаться означало потерять контроль.
Сатана радовал отличными аллюрами, плавностью движений, старательностью и чутким отношением. В свою очередь Артем иногда уступал вороному – порой тот стоял в деннике головой в угол, и тогда спортсмен оставлял коня в покое на несколько часов, не пытаясь даже погладить. Пока они занимались одни, даже прыгать Артем начал в разминочном манеже, строго следя за отсутствием зрителей. Конь прыгал очень легко, тяжесть всадника не изменила привычку поджимать ноги, вытягивать шею и никак не сказалась на поставленном природой балансе.
Прошло два месяца. Сатана радовался приходу хозяина и оставался одиночкой. Редкие лучи солнца реже и реже проникали сквозь верхние окна, к тому же наступили заморозки. Конь преображался на время общения с хозяином и словно становился больным, стоя в деннике без движения. Он знал, что солнце вернется, и не собирался сдаваться. Но боль пригибала гордую шею к земле, и жеребец съеживался в углу, пытаясь отгородиться от всех.
- Браво, Сатана, - воскликнул Артем. – Ты мой черный бриллиант самой чистой воды!
Вороной легко перемахивал полтора метра, делая изящные повороты между препятствиями и уже спокойно относился к любопытным глазам конюхов.
Изогнув шею, конь протанцевал, показывая, что полон сил и попрыгали они сегодня мало. Артем потрепал его по шее, но направил к выходу. Конь подчинился, уловив в голосе хозяина таинственные нотки.
- И сегодня твой блеск увидят многие! Пора блистать при свете, вороной! Ибо во тьме тебя вижу лишь я.
Артем направил жеребца к конкурному манежу, где они не были с первого дня. Сатана вспомнил направление, но шага не прибавил и вида не показал. 
На манеже шагали, галопировали и прыгали лошади из конюшни. Подчиняясь умелым всадникам, они выполняли команды четко, не отвлекаясь друг на друга. Строго упорядоченное движение царило на огромном манеже, где хватало места и прыгающим, и разминающимся. Сатана узрел великолепную картину разом. Одинаковые лошади и одинаковые всадники сливались в единое целое. Каждый занимался личным делом, но все были похожи, словно близнецы, долго росшие вместе, вовсе не утрачивающие сходства от того, что одеты в разную одежду и занимаются разными делами.
Конь застыл, не трогаясь с места. Голос хозяина не звучал для него. Он просто стоял и смотрел на манеж. Все они занимались на самом деле одним и тем же, повторяя движения, копируя повадки. Каждый день, без изменений, одно и тоже, всегда, повтор, движение по кругу, та корда… Одинаковы, просто двигающиеся марионетки, куклы, послушные в руках хозяев, каждый день для всех всегда, без изменений.
И Сатана умер. В один момент. Артем сидел на просто рослом вороном жеребце с великолепными данными и природным талантом к прыжкам. Отлично вышколенный конь послушно двинулся на манеж, безукоризненно выполняя команды, прыжки давались без усилий. На вороного падали восхищенные взгляды, но двое ничего не видели. После езды на Артема обрушились поздравления, похвалы и вопросы, многие старались подойти поближе к красивому жеребцу, но спортсмен оглох, не слыша ничего, кроме внутренней ярости и тоски. Вороной не отзывался на кличку, выполняя команды словно машина. В деннике после расседлывания не толкнул мордой в плечо, сразу уткнулся в сено.
Артем ушел в раздевалку. Там, уткнув лицо в ладони, сел на пол. Смерть Сатаны произошла в один миг, и виноват в ней он. Напрасно позже парень говорил себе, что при характере жеребца такое случилось бы рано или поздно. Напрасно он пытался возродить коня разговорами, в глазах не стало прежней осмысленности и живости.
- Я убил Сатану… - прошептал юноша сам себе.
И истерично засмеялся, ударил в стену кулаком.
- А может, я сходил с ума эти два месяца? Разговаривал с конем, оберегал, как ребенка. Нельзя приписывать животным человеческие чувства, говорил мне тренер, говорил… А что теперь? Ведь он не потерял способностей, наоборот стал вышколенным, идеально послушным конем. Мечта конкуриста!
- Ладно, не уговаривай себя, - Артем досадливо махнул рукой. – Ты ведь привязался к Сатане не только из-за внешности и способностей. Да, меня поразил и характер, и воля, и ум в глазах. За что мы любим? За красоту и умения? Впрочем, красота для каждого своя. Но бездушных кукол никто не любит, это факт. Разве что безумцы. Интересно, я от безумия приписывал коню свойства души? Вряд ли… По старому конюху еще видел, что это не просто конь… Черт, я схожу с ума. Разговариваю сам с собой да еще и не очень связно.

- Первые соревнования и на природе? Ты уверен, что поведение жеребца не выйдет из-под контроля? – спросил Дмитрий, главный тренер конюшни. – Конечно, рейтинг неплохой, но не лучше ли выбрать для дебюта закрытое помещение, ведь конь привык именно к таким манежам.
- Я совершенно уверен в выборе, - терпеливо сказал Артем. – Заодно проверю движения на естественном покрытии.
- Дело твое.
- Какая к черту привычка, - пробормотал Артем вслед удаляющемуся Дмитрию. – Неужели я не знаю своего главного коня.
С того дня Сатана никак не проявил себя. На качестве прыжков происшествие не отобразилось, обычный всадник молился бы на коня, не реагировавшего на внешние раздражители, спокойствию вороного позавидовал бы буддийский монах. Чуткость к командам не исчезла, Артем ни разу не прибегнул к помощи хлыста или шпор, трензеля по-прежнему оставались толстыми, конь не проявлял непослушания ни в каком виде, не противясь и действиям ветеринара. От прежнего Сатаны сохранилось и абсолютное нежелание идти на контакт с другими лошадьми, и конь остался жил в дальнем деннике. Артем попробовал посадить на коня знакомого, очень неплохо державшегося в седле, и конь также послушно ходил и под ним, но плохо улавливал оттенки команд. Привычка к всаднику сказывалась, память ощущений Сатаны в некоторой мере передалась коню. Он легко перемахивал полтора метра, но для первых соревнований Артем выбрал высоту метр двадцать, к тому же коню исполнилось всего три с половиной года.
Переезд, новый денник. Ноль эмоций, с грустью отметил Артем. Через пару часов он вывел поседланного жеребца из конюшни, прокручивая в голове изученный маршрут. Вороной даже не поглядывал по сторонам, хотя всадник с упоением вдыхал запахи позднего лета и наслаждался видами гордо стареющей природы. Конь спокойным шагом нес всадника к разминочному полю, не обращая внимания на окружающую обстановку. Артем повел коня рысью, затем галопом. Пара разминочных прыжков. Все хорошо. Теперь можно шагать и ждать своей очереди, тем более осталось не более получаса.
Артем  опасался, что на статного коня будут глазеть без меры, но тут каждый смотрел только на своего воспитанника. Традиционно здешние соревнования предназначались для молодых лошадей, спортсмены и тренера могли увидеть достоинства и недостатки скрываясь от основной публики, ведь не каждый даже очень заинтересованный человек поедет в пригород, чтобы увидеть коня или во всей красе. Так что здесь никто не старался выделиться и особо не нервничал – просто аккуратно и старательно работали. Таким образом, место для первого выступления Артем выбрал правильно. Еще раз посмотрев маршрут и прикинув время выхода, спортсмен отъехал на дальнее поле, сделав поблажку сторонившемуся общества лошадей жеребцу. Оттуда он мог видеть происходящее на конкурном поле, а вороной неторопливо шагал.
Конский топот вороной, возможно, уловил первым, но отреагировал Артем. Охота, черт бы их побрал! Он и забыл, что порой на местных полях осуществляется бессмысленное развлечение под названием «шугани зайца». И по всей видимости несчастный косой улепетывал вдоль поля, по которому они шагали. Даже для страдающего пофигизмом амебы жеребца такое могло стать стимулом изменить стиль поведения, и Артем взял покороче повод, а колени саами собой прилипли к крыльям седла.
Борзая вылетела из леса ровно напротив вороного, держа курс на зайца, траектория бега которого улавливалась по колышущейся траве. Следом неслись лошади, в руках у переднего всадника блеснуло ружье. Жеребец словно врылся в траву, уши прижались, а каждая жилка тонко зазвенела. Несчастный заяц несся изо всех сил, но в чистом поле шансов намного больше имели длинноногие скакуны, вооруженные всадниками-руженосцами.
Артем едва не перекрестился, когда заяц в отчаянии сменил направление на девяносто градусов, увидев перед собой страшного человекоконя. Борзая не менее лихо вписалась в поворот. Однако заяц поворотом на прямой угол невольно сократил расстояние между собой и преследователями. Несущаяся впереди гнедая кобыла остановилась мгновенно, и всадник выхватил ружье в нескольких десятках метров от Артема. Парень только крепче прижался к седлу.
Грохот выстрела прокатился по полю. С ним слилось яростное ржание вороного без единого светлого пятна коня, взвившегося на дыбы.
Сатана возродился. В один миг, как и умер. Словно в обмен на жизнь зайца ему вернули сущность. Тяжело грохнули о землю копыта. Холеная шея изогнулась, на Артема сверкнул черный глаз. Движения обрели упругость и наполнились энергией. Не понимая, командует он конем, или они просто действуют настолько слаженно, Артем подъехал к охотникам. Один спешился и осматривал тушку зайца, гладя собаку.
- Уезжайте немедленно, здесь проходят соревнования, - ледяным голосом приказал Артем. Именно приказал.
Ему ничего не ответили. Просто посмотрели но вороного жеребца и молча уехали. Двое смотрели им вслед. Потом Артем спешился и осторожно потрепал Сатану по морде.
- Ты вспомнил меня! Ты все-все вспомнил! Я так тебе рад! Идем, покажешь этим недотепам, на что способен Сатана.
Жеребец круче изогнул шею и неуверенно толкнул спортсмена мордой. Тот засмеялся и оказался в седле.
- На конкурное поле приглашается всадник Артем Вереев на коне по кличке Сатана, - прозвучало из динамиков. – Всадник имеет звание кандидата в мастера спорта, конь смешанных англоголштинских кровей.
Артем отсалютовал судьям. Сатана чуть тряхнул гривой. Держусь, держусь, мысленно ответил спортсмен коню. И вороной двинулся галопом. Собранным пружинистым, постепенно наращивая темп. Артем в ужасе понял, что на первое препятствие они просто несутся. У черного демона выросли крылья, и он прыгнул. Идеально. Год тренировок помог жеребцу рассчитать подход и силу, а всадник просто не мешал. Природный талант проснулся во всей силе. Артем в ужасе вцепился в седло, корпусом, ногами и немного поводом показывая направление Сатане. Он понял, что просто не сдержит жеребца, и положился на судьбу, едва успевая указывать направление в темпе Сатаны.
Конь закладывал повороты, ложась едва не параллельно земле, из-под жестко бьющих копыт вылетали клочки травы. Взлет, прыжок, падение, удар копыт, галоп. Сатана прыгал без усилий с веселой яростью бойца. Восхищенные зрители замерли, глядя на мчащегося и взлетающего черного демона, судорожно сжимали судьи секундомеры, молчал, закусив палец, комментатор, сдерживали слезы откровенной зависти спортсмены. А Сатана прыгал, упиваясь силой и возможностью, закладывал виражи, балансируя на тонкой грани равновесия и падения. Последний прыжок. Артем осторожно потянул повод, и конь вполне мирно перешел на шаг. Все препятствия преодолены без ошибок.
Всадник остановился перед судейской трибуной. Успел поднести руку к шлему, и зрители взорвались аплодисментами. Жеребец гордо изогнул шею и с достоинством унес всадника с манежа. Артем перевел дыхание. До него дошло, что сумел сделать Сатана, когда комментатор ошалелым голосом произнес время. И вновь шквал аплодисментов. Но Сатана не стал бы самим собой, если бы не проигнорировал выкрики с прежним презрением и холодом. Ему было о чем подумать. Артему хотелось заверещать от дикого восторга и обнять коня, но только изредка трогал гриву, пока отшагивал. Впрочем, вороной даже не сбил дыхания.
На ленточку на уздечке Сатана покосился с интересом, даже попытался понюхать. Судьи старались не столько пожать руку победителю, сколько дотронуться до рослого жеребца. Сатана стерпел первых двух человек, потом культурно отступал в сторону, и попытки прекратились. Зато Артем выслушал столько похвал, что буквально растекался от счастья. Но чуткости к настроению коня не потерял, и отправился на конюшню.
- Кто же ты такой? – спрашивал Артем вечером, гладя коня. – Демон, что отчаянно учится летать. Демон, ненавидящий людей… Тогда почему ты со мной? По какому принципу выбираешь людей? Говорят, у животных нет души. Тогда что такое рождение и смерть животного? Начало и конец функционирования биологических процессов, знаю. Но ты… Мне стало страшно, когда ты умер и страшно, когда возродился. Вот и сейчас говорю с тобой, словно с инопланетянином. Не стану гадать, кто ты такой. Для меня ты просто Сатана, и я готов принять тебя именно таким. Не хочу копаться в тебе, пробовать изменить. Кажется, так ведут себя с друзьями?
- Уедем послезавтра, пусть наши подушут свежим воздухом, - объявил тренер.
Никто ничего против не имел.

Едва проснувшись и с максимальной скоростью проделав умывательно-одевательные процедуры, Артем помчался из комнаты летнего домика в денник к Сатане. Он бы и ночью прибежал проверить, но побоялся вызвать некоторые опасения за психику победителя соревнований у сторожа.
- Сатана! Я скучал по тебе…
Живость и блеск не ушли за ночь из глаз вороного, зато вернулась обычная сдержанность и холодность. Но болтовню и теребление гривы от хозяина выносил спокойно, как приставания любимого ребенка. Затем конь осторожно потеснил человека и толкнул носом дверь. Раздул ноздри, шея вытянулась, он жадно выдыхал потоки воздуха с полей и лесов.
- Ладно, я понял, - сказал Артем. – Ближе к вечеру пойдем, ладно? А то меня пообщаться пригласили, поговорить о твоей карьере, слышишь? Ты очень перспективный конь, да я и не сомневался. Отдыхай.
Сатана проводил человека задумчивым взглядом и уткнулся в угол денника. Прозвучал грохот, совсем как когда-то давно, и грохот стал первым, что он начал осознавать после сна… или смерти. Сознание пришло разом, он вспомнил хозяина, понимал, чего он хочет. Увидев солнце, едва пробудившись, рванул к нему. Но оно не стало ближе. Снова вокруг крутились лошади, и хозяину они не нравились. Конь не видел прежде ни такого поля, ни леска, но чувствовал, как они тянут и зовут его непонятной забытой песней. Но вспоминание отдавалось болью, и он с радостью переключился на поле с препятствиями. Сил в теле даже прибавилось, и он позволил всаднику управлять собой, лишь бы взлетать, тратя на отталкивание и сумасшедший галоп все силы, а мысли на расчет траектории.
Но после награждения вернулись мучительные змейки воспоминаний, скользящие по шкуре, но не дающиеся в зубы. Память о солнце единственная вернулась полностью. А поле тянуло, и он попросил человека. Похоже, тот понял.
Вечером Артем пришел, едва не распевая боевые песни.
- Ты точно будешь прыгать на международных соревнованиях! – объявил он коню.

- Эй, ты чего творишь, чемпион?
В дверях нарисовался тренер.
- Конь вчера маршрут отпрыгал, а ты его седлаешь!
- Владимир Николаевич, вы сами говорили, надо дать свежим воздухом подышать, а в пыльный манеж выпускать – только глотку песком забивать.
- Ну в руках своди погулять!
- Вы же видели, как он шагает, если я у него на поводе виснуть буду, мучение, а не прогулка для коня выйдет. Я шагом по ближним полям проведу, вокруг леса, до реки. Вы же знаете, у меня зрительная память хорошая, не заблудимся. Да вы посмотрите, у этого коня сил хватит три таких маршрута отпрыгать.
В подтверждение Сатана сделал нечто вроде пиаффе и дернул Артема за край куртки.
- Ладно, гуляйте, чемпионы… - тренер поморщился. – Только не долго, закат скоро. И с рекой поаккуратнее – там красиво, но есть обрыв высокий.
Освобожденный от давящей атмосферы соревнований, Артем расслабился, позволяя коню самому выбирать темп, крутить головой, принюхиваться к растениям и даже срывать высокие травинки. Сатана шагал вольно и легко, так уже когда-то было, только никто не сидел на спине. Будоражащий запах трав знаком, солнечный свет заставлял привычно щуриться. Синее небо наполняло невнятной, сладкой тоской. Тишину нарушал лишь стук копыт, да иногда верещала вечерняя пташка. Справа мелькнула голубизна реки, скрытая высоким пригорком.
Солнце било по глазам слабее. Конь шел вдоль пригорка спокойно. Солнце пока не достать. Оно слишком далеко. Сможет ли он прыгнуть так высоко.
- Эй, Сатана, смотри! – воскликнул Артем.
Блистающий расплавленным золотом шар влез на пригорок, скрывался за ним медленно и торжественно. Верхний видимый край распух и увеличился, темнел, становясь золотисто-оранжевым.
Сатана вздрогнул. Солнце вновь спустилось к нему! Оно зовет, и долго ждать не станет. Да, оно уже приближалось, но тогда что-то помешало! Но теперь он не позволит ничему помешать взлететь на небо.
Артема откинуло назад, когда жеребец рванулся с места. Комья земли легким градом посыпали куртку. Сатана несся вверх по пригорку с закушенными удилами, не намереваясь даже немного притормаживать. В ужасе Артем вспомнил из сегодняшних рассказов местных, что край пригорка нависает над рекой, и высота его примерно как у пятиэтажного дома. Жеребец мчался выше, словно обезумевший, но сбросить всадника даже не пытался, словно забыв о его существовании. Великолепные мышцы и легкие работали идеально, и они уже оказались на плоской верхушке пригорка.
Солнце оставалось таким же огромным, вися так близко. Дыхание Сатаны срывалось от быстрого подъема, но он увеличил скорость. Его ждало небо, тепло и свет! Он не заметил, как ушел вес со спины – Артем сделал единственное, что мог – сгруппировался и покинул седло. Сатана приблизился максимально к краю и прыгнул, как не прыгал никогда. Отдав прыжку все силы, весь разум и дух, он потянулся к пылающему кругу.
… И понял, что не летит к нему, а падает вниз. Тонкая струна, натянувшись до предела, лопнула.