Малыш и Мама

      Это было в то уже далекое советское время, когда в обществе «не было» «ни сирых», «ни убогих». А если таковые и имелись, то все они были «сыты, одеты, обуты и обеспечены всем". Ибо, Государство решало за своих граждан абсолютно все! И если вдруг в «ячейке общества» рождался не совсем здоровый ребенок, то его изымали, и устраивали в соответствующее учреждение, где он был «пронумерован», «прошнурован», и автоматически становился «госсобственностью». Общество всецело было согласно с Государством. И более того, абсолютно уверено, что это и есть единственно правильный, разумный выход, и с энтузиазмом продолжало строить «Прекрасное Далеко». И только эта странная женщина, которая появлялась везде со своим не совсем обычным ребенком, своим поведением нарушала существующие нормы и правила.

     Когда эта странная пара, неизменно держась за руки, появлялась в общественном транспорте, вечно хмурые лица пассажиров становились еще суровее. Люди молча отводили глаза,как бы не замечая их, и всем становилось как-то… ну не совсем уютно...

     Она уверенной поступью проходила в салон грохочущего трамвая, и, не обращая ни на кого внимания, заботливо усаживала свое чадо у окна. Устроившись поудобнее, малыш начинал тыкать своими короткими пухлыми пальчиками в давно немытые, грязные окна, и лепетал маме что-то невнятное, понятное только им двоим. Глубоко посаженные глазки, вздернутый носик, недетская полнота, - все выдавало его неблагополучие. Женщина не обращая ни на кого внимания, естественно и непринужденно, нисколько не понижая голоса, начинала беседовать со своим малышом. В салоне зависала гнетущая тишина. Пассажиры, молча, таращились в окна и, как один, стойко «держали лица».  А за окнами мелькали серые бетонные дома, в стеклах трамвая отражались люди, одетые в серое, и лица тоже были, все как одно…

     Эти двое - мать и ребенок, вносили с собой в вагон что-то подспудное, непонятное, о чем не только говорить, но и думать-то никому не хотелось. Почему-то всем становилось неуютно от их мирного воркования. И как только пара покидала трамвай, все разом начинали осуждать «эту» женщину. Люди с жаром, громко  судачили, почему она не сдает больного ребенка «куда следует», о том, что она еще достаточно молода, и могла бы еще родить полноценного члена общества. Люди сильно возбуждались, и от возмущения серые лица пассажиров постепенно начинали розоветь. Внезапно кто-то высказывал предположение, что она, видимо, имеет с этого  какую-то личную выгоду, и, вполне удовлетворенные таким озарением, все разом стихали. И опять в вагоне наступало всеобщее молчание.

     Был чудный весенний день. Не обращая ни на кого внимания, я спешила по своим делам. Эти двое, так  бесцеремонно перегородившие мне дорогу,  были так всецело поглощены собой, что мне не сразу удалось обойти праздную пару. Я уж готова была возмутиться, но…

     Это были Малыш и Мама! Не замечая никого вокруг, они стояли в самом центре города, на самой оживленной улице. Малыш  тянул вверх руки, тыкал  к небо своими пухленькими пальчиками. Малыш ликовал, и лепетал, как мне казалось, что-то абсолютно бессвязное. А Мама с бесконечной любовью и нежностью смотрела на свое чадо, и с восторгом вторила ему: «Да, сынок, да! Небо сегодня такое голубое! Солнышко такое прекрасное! Это птички поют так звонко!  Весна пришла, сынок, Весна!». И в целом мире не существовало ни-ко-го кроме Малыша,  Мамы  и  Весны!
 
    А прохожие все так же деловито спешили по своим делам, не замечая вокруг  ни-че-го! Забыв о делах, которые только что казались такими неотложными и важными, я долго стояла на тротуаре, глядя вслед Малышу и Маме. А они, всецело поглощенные друг другом, удалялись все дальше и дальше от меня.Она осторожно и бережно вела его за руку, а он смотрел на нее с нескрываемым обожанием, и восхищением…

    С тех пор утекло много воды. Многое изменилось в нашей жизни. Сменился общественный строй, распался некогда нерушимый Союз. И только эта странная пара, которую я повстречала спустя  уже много лет, не смотря ни на что, была так же неразлучна, и так же крепко держалась за руки.

    … Они молча стояли у обочины дороги.
    Вокруг кипела жизнь большого мегаполиса. По широкой улице, изрыгая грохот и чад, мчались табуны озверевших машин. Куда то торопливо спешили прохожие.
    Она обеспокоенно и нервно поглядывала на светофор. В ней было трудно признать  женщину,с некогда горделивой статью. Малыш с большим недоумением оторопело глядел на дорогу. Было видно, что он очень озадачен таким огромным количеством машин. И все их поведение выдавало, что они уже не так часто появляются на улице.

    Он сильно изменился за эти годы: вырос, раздался, слегка обрюзг и выглядел эдаким кукушонком рядом со своей ссутулившейся мамой. Но это был все тот же Малыш. Он по-прежнему крепко держался за мамину руку, зная, что рядом с мамой с ним ни-че-го не случится. Это, видимо, было самое главное, что он усвоил - что просто надо покрепче держаться за мамину руку, крепко-при крепко, только то и всего...

  А Мама?
 
  А Мама постарела …,  Мама устала …,  МА-МА …
            
.