Петля анаконды. Самурай

Второй рассказ из серии «Петля анаконды» про уходящую корнями в глубокую древность мораль.

В 1600-м году накануне поворотной для японской истории битвы при Сэкигахаре предводитель восточной коалиции Токугава Иэясу тайно убедит перейти на свою сторону крупного западного полководца Кобаякава Хидэаки. Однако, в критический момент раздираемый противоречиями Кобаякава откажется присоединиться к сражению и будет игнорировать поступающие от обоих командующих сигналы. Терпящий поражение Токугава прикажет открыть огонь по его войскам, чтобы тот не смог избежать битвы.

Такое нестандартное решение войдет в историю и заставит мятежного полководца с 16 тысячами воинов влиться в его армию. Западная коалиция будет разбита, а Токугава станет основателем 300 летней династии сегунов.

XXX

Не храните дома старых вещей, иначе они обретут собственную душу. Не путешествуйте летними ночами, когда граница между миром живых и мертвых тоньше всего. И не принимайте ничего от незнакомцев, которые встретятся на вашем пути.

Мияги мог бы избежать мучительной участи, если бы следовал с детства знакомым каждому японскому мальчишке правилам. Он должен был понять, что что-то не так. Обратить внимание на кем-то помятый бумажный фонарь на соседнем доме. Придать значение уродливым помехам на экране подключенного к камерам монитора. И в других, не менее заметных отклонениях в привычных вещах он мог бы увидеть знамения, предсказывающие скорое появление сверхъестественного ужаса, с которым ему предстояло столкнуться. Мог бы, но не стал.

Слишком не терпелось ему отличиться в важном деле, потому что в тесном помещении полицейского участка»кобан» такая возможность выпадает не часто.

Не то чтобы Мияги удалось избавиться от всех преступников в своем районе. Скорее наоборот. Он упустил момент, когда большинство из них перебрались в офисы международных корпораций и стали слишком комфортно чувствовать себя под покровительством властей. Не удивительно, что, сидя напротив бывшего босса якудза, офицер покрывался потом как стриптизерша, в первый раз выходящая на сцену самого распутного на Окинаве клуба «Private Eyes».

На погонах замаячила блестящая хризантема, а мыслями Мияги уже переехал из этой «песьей конуры» в более комфортный кабинет инспектора. Главное — не выпускать удачи из рук, а поиском виновных пусть занимаются другие.

— Не спорь со мною, Като! Вышел меньше месяца назад и снова оказался у меня в участке. То же мне сюрприз. Ты не участвовал в погроме, но я с огромным удовольствием отправил бы тебя обратно в «Косугу»! — с ехидной улыбкой на лице произнес участковый.

Мамору Като, которому предназначались эти слова, не стал ничего отвечать, но про себя подумал, что лучше броситься вниз головой с моста Кинтай, чем снова оказаться в лапах своего мучителя Танаки. Надзирателя-садиста, который целый день орет: «Раз-два, раз-два», чтоб заключенные быстрее шлепали по коридорам строем. «Раз-два, раз-два. Через страдания к свободе!»

Раздражаясь от воспоминаний, которые опять полезли в голову, Мамору отвернулся в сторону. Там, в противоположном конце комнаты, где располагался дверной проем, его взгляд и зацепился за расползающиеся по полу тени. Тревожно замигала лампа и фразе, которой участковый вынуждал бывшего главу японской мафии господина Андо признаться в преступлении, суждено было стать последней в его жизни:

— Корпорация «Акамацу» никогда не простит вам эту выходку в ее штаб-квартире, они даже могут попытаться вас убить. Я предлагаю вам простое решение. От вас требуется признать свою вину и вот тогда мои коллеги … — договорить он не успел, потому что невидимая когтистая лапа сдавила ему горло и утащила в темноту. Туда, где демоны потустороннего мира проникли в мир живых.

— Андо-сан! Мой господин Яманака, с сожалением узнав о вашей ситуации, разрешил ее так скоро, как только смог. Со своей стороны он надеется, что Вы не станете откладывать приглашение и согласитесь встретиться с ним прямо сейчас.

Мамору оглянулся на голос и замер. Из темноты на него смотрели два звериных, сверкающих желтоватым светом глаза.

— Ха! Я думал старый хрен Ичиро уже давно пугает червяков своим голубиным клювом. Неужели вы все еще позволяете этой выжившей из ума обезьяне командовать вами?

— Господин Яманака находится в добром здравии, а в своей мудрости превзойдет любого известного мне человека.

— Что ж, тогда не будем заставлять Ичиро ждать.

Мамору прекрасно представлял, что вечность в адском пламене не то же самое, что восемь лет в «Косуге».. но кодекс «справедливости и долга » велел ему защищать Андо-сана от всех демонов преисподней. Превозмогая страх, он произнес:

— «Оябун», позвольте следовать за Вами?

— Мамору, деревенский дурачок. Я тысячу раз говорил, что я — не твой «оябун». Перестань называть меня так. Надзиратели отбили тебе все мозги, а ты, балбес, никак не наиграешься в якудза, — господин Андо задумался и почесал подбородок, — Хорошо. Держи свой рот закрытым и тогда ты сможешь повидаться с настоящим «оябуном».

Предоставленный себе Мияги, дрожа всем телом, попытался встать. С его лица давно сползла ухмылка и теперь на нем вообще ничего нельзя было разобрать.

Ничего, кроме страха, сковывающего мышцы, и абсолютной уверенности что злобное существо, которое наблюдало за ним , выжидало момент, вот-вот набросится и разорвет его на куски.

XXX

Задолго до того, как престарелый самурай крушил богатый интерьер генерального офиса корпорации «Акамацу» и за пару лет до того, как Хидеки Като в последний раз спустился в трехметровый колодец, чтобы организовать откачку жидкости из домовой трубы, десятилетнему Мамору предстояло узнать много нового об устройстве канализации в большом городе.

По словам его отца, воде, разбавленной шампунем, мылом, грязью с улицы, остатками еды, а также человеческими отходами предстоит пройти долгий и тернистый путь перед тем, как снова оказаться в синем море. Начинаться этот путь может где угодно, но маршруты и узлы канализационной системы строго ограничены несущими трубами, чтобы дерьмо ненароком не прилипло к потолку какого-нибудь уважаемого «-сана». Поэтому потоки нечистот что бы ни случилось всегда стекаются в бассейны-отстойники на западной окраине города.

Вооруженному этими знаниями Мамору было не трудно догадаться, почему городские отщепенцы всех мастей рано или поздно оказываются в рыбацком поселке Агути, где для них всегда находится подходящее местечко. (Здесь немало пустующих домов, чьи хозяева умерли, так и не оставив наследников. )

Никогда он не удивлялся и тому, что по соседству с ним живут лишь старики, которые остались без работы и молодые бунтари со склонностью к бродяжничеству и лени. В Агути среди вонючего ила, насекомых и половины всех известных миру болезней в равной степени удавалось реализовать себя и тем и другим.

Старики получали долгожданный и заслуженный покой, а молодежь — возможность стать отчаянным безумцем -камикадзе, одним из тех, кто день и ночь гоняет по округе. «Расстанься с страхом, возвышайся над толпой, умчись туда, где можно ухватить удачу..»

Спустя годы после этого важного урока в газете «Акасахи» появилась статья о том, как ранним утром «Императоры» на мотоциклах устроили переполох в торговом центре. Они проехали по галерее второго этажа с включенными фарами и принялись крушить витрины магазина «Буччеллати». Двое забирали ювелирные украшения, а остальные топорами отгоняли охрану и пугали прохожих.

В тот день Мамору превратился в заключенного «Косуги». А когда вышел на свободу, Андо-сан уже устроился в одном из брошенных домов в компании свирепого тигра — хозяина других зверей. Эта приметная татуировка на теле вначале напугала жителей Агути, но после глупый суеверный страх отступил. Не зря все древние легенды говорят, что тигр — наш божественный защитник от сил зла.

Именно господин Андо вступился за деревню, когда американцы решили сравнять здесь все дома с землей для строительства новой военной базы.

— Меньше затрат на оборону, хорошо для экономики, — кивали и низко кланялись тряпичные куклы в префектуре.

— Алчность, гнев и глупость, Мамору. Три этих порока лежат в основе каждого плохого события,- отвечал им Андо-сан.

Мамору видел ситуацию по-своему.

Когда город обнаружил, что вместо счастливого плавания по Тихому океану отходы из дренажной системы начали болтаться по заливу Кинобу, причиняя неудобства людям и портя имидж губернатору, в тот же год был запущен главный канализационный коллектор, очищающий до 95 процентов сливаемых вод. Потому что перспектива со временем захлебнуться нечистотами никого не радовала.

Не менее естественным для губернатора Кано он считал избавление от загнивающей деревни, которая разрасталась и все больше напоминала засор в унитазе, грозящий вот-вот перелиться через край. Тем более, что друзья американцы пообещали губернатору в ближайшее время «зачистить» территорию от всех отбросов.

Поэтому, когда Кейсуке Абэ предупредил, что через два дня все жители деревни будут мертвы, Мамору нисколько не сомневался в его словах.

XXX

Дворец спорта Кокугикан — это настоящий храм самурайского духа. Он священен для всех якудза по двум причинам. Во-первых, он построен вокруг мемориального камня в честь лучших бойцов прошлого. Каждый новичок клана должен помолится здесь об успехе на своем пути воина. Во-вторых, господин Яманака перенес сюда штаб-квартиру «Ямагути-гуми» в знак примирения криминального клана с народом.

Вокруг дворца в тот день сновало множество людей. Ичиро Яманака организовал бой легенды смешанных единоборств — Трэвиса Брауна с одним из местных. Предвкушая отличную драку, у центрального входа толкались рыбаки, лавочники и офисные трудяги. Билеты отдавали почти задаром. С другой стороны съезжались политики и чиновники из префектуры. Получить личное приглашение от господина Яманаки для них — настоящая честь.

Роскошными коридорами Мамору и господин Андо оказались в самом сердце этого святилища — переговорном зале в американском стиле. Здесь не нужно снимать обувь и на ногах лидера клана можно было увидеть знаменитые, сделанные в ручную из редкой кожи и окрашенные красным дорогим вином (если верить слухам из «Косуги») туфли. Специально для изготовления которых на Окинаву прилетал итальянец по прозвищу «обувной маэстро».

— Такеши! Ты ничуть не изменился. Я рад, что ты сумел принять мое приглашение.

— Оставь свою лесть для молодых девок, Ичиро, если они тебя еще интересуют. У нас для встреч не самый лучший повод, но поверь, я тоже рад.

— Да уж. Город гудит о твоих подвигах. Что случилось? Я думал, что ты вышел на покой и оставил глупые разборки на потеху молодым.

— Этим?! — господин Андо издевательски кивнул в сторону Мамору, — Что толку? Я смотрю на них и вижу людей, которые больше не хотят быть японцами. Тупицы. Они ходят в парикмахерские и делают там глупые прически. Вставляют светлые линзы, чтоб увеличить глаза. И все они без ума от чуждого нам распутного образа жизни.

Со временем они станут министрами, послами, главами корпораций, — он еще раз взглянул на Мамору и с сожалением выдохнул, — не все, разумеется, но кто-то непременно станет. Какое будущее они смогут нам тогда предложить? А?!

В то время, как по Окинаве прокатилась волна изнасилований и убийств, мы не можем оставаться в стороне. Не можем позволить этим слюнтяям разбираться вместо нас с проблемой. Я пришел напомнить тебе, Ичиро, что цель «Ямагути-гуми» — защищать японцев от безумных тварей. В этом состоит наш долг!

— Я вижу к чему ты клонишь, но в первую очередь я должен думать о благополучии клана. Здравый смысл подсказывает мне, что новая военная база американцев — это 10 000 новых посетителей борделей и игорных домов. Это сделает нас сильнее. К тому же я не вполне понимаю, каких действий ты ждешь от меня? Неужели я должен начать с ними войну?! Разве в этом ты видишь успех для «Ямагути-гуми»?

— Ты в первую очередь должен остановить Кейсуке Абэ, который исполняет волю чужаков. Он превратит всех нас в рабов по глупости.

При упоминании об Абэ господин Яманака изменился в лице:

— Да что с тобой, Такеши?! Тридцать лет назад ты передал мне руководство кланом, потому что личные пристрастия вынудили тебя уйти. Сейчас из-за эмоций ты рискуешь вовсе распрощаться с жизнью!

— К черту прошлые дела! Тебе, похоже, плохо видно из этого дворца, как в Агути пропадают люди, а рыбаки не возвращаются домой из походов. Эти ублюдки не уговорами хотят забрать себе нашу землю. Им будто мало тысяч сожженных в адском огне людей. Завтра ночью они пошлют в деревню свору бешеных псов и те убьют всех жителей, которые откажутся покидать свои дома. Ты должен помочь нам, Ичиро!

— Послушай и пойми меня правильно. Я не могу начать войну с американцами и «Акамацу» из-за какой-то ерунды.

— Хорошо. Похоже, нам с тобой не договориться. Прощай, Ичиро!

— Постой. Ты во многом прав, но ничего не изменить. Когда все закончится, мы обязательно продолжим этот разговор. Чтобы ты не натворил бед до тех пор, я приставляю Кодзиро присматривать за тобой. Вместе с моими людьми он проследит за тем, чтобы ты не оказался вдруг в Агути. Сейчас это слишком опасно… Если тебе больше нечего мне сказать, тогда до скорой встречи, брат. Береги себя.

Вот такой разговор состоялся у Андо-сана с господином Яманака.

«Абсолютное единство. Возмездие. Тишина», — не похоже, что лидер клана захотел ввести в организации принцип — «помощь голодранцам из деревни». Мамору и не думал осуждать его за это, а вот господин Андо расстроился чуть больше. Настолько, что ему пришлось озаботиться поиском уединенного места для медитации и размышлений:

— Идем в кабак, Мамору, и ты.. как там тебя.. Кодзиро.

XXX

«Питейные дома в районе то появляются, то исчезают и только «Канаэ» продолжает работать в одном и том же месте уже много лет», -так говорит гостеприимный хозяин, встречающий на входе.

Однажды ему пришла в голову идея нумеровать каждого карпа, подаваемого к столу, что принесло известность этому заведению. Не так давно Накамура-сан выпустил в реку помилованную десятитысячную рыбу, прикрепив к ней приглашение на обед на две персоны.

Блюда здесь подают как везде — свежее сырое, жареное на открытом огне , что-то горячее, выделяющее пар. Как будущий самурай, Мамору живет по принципу «любви к смерти» из Буси-до и не стремится продлевать свою жизнь, но он не ел целую вечность.

Очень быстро он нашел себе оправдание: «Сытый воин сможет убить в разы больше наемников «Акамацу», чем до смерти голодный. Я живу, чтобы приносить пользу своему господину.»

Андо-сан к еде не притронулся. Он только понемногу опустошал графинчик с сакэ, углубившись в свои мысли. Ничто вокруг его не интересовало. Мамору отмечал, что после встречи с Ичиро Яманака его полностью поглотили тревожные воспоминания.

Лишь спустя долгое время, господин Андо решился заговорить:

— Посмотри на свою тень, Мамору. Точно такие же запечатлели миг, когда американцы обратили в пепел тысячи мирных жителей. Все что осталось от людей в Хиросиме, сидящих на мосту Айой – это жуткие горстки черных теней. Взрыв разрывал дома как бумагу. Заборы, крыши, животных, людей… Город был в огне и дыму, а деревья обуглились в радиусе 5 километров.

Память о тех событиях живет в каждом японце, хочет он того или нет… Глупый Ичиро упрекает меня в недальновидности, а сам пытается спрятаться от войны за стенами своего дворца. Разве толстые стены спасут его от жара…

— Эй, узкоглазый, неси все, что есть из выпивки в этой дыре. Сам Трэвис Браун оказал тебе честь своим визитом.

«Канаэ» начала наполняться плохо одетыми, как один жующими жвачки людьми. Большинство уже были прилично пьяны. Всем своим видом они демонстрировали свое превосходство над окружающими:

— Трэвис! Трэвис! Трэвис! Пошли вон, япошки, это место для мистера Брауна.

Они распугали всех посетителей на первом этаже и уселись за столом, от которого Мамору отделяли только массивные балконные перила. При сильном желании он мог бы незаметно плюнуть кому-нибудь в тарелку.

— Давай виски, а не смотри. Ты что не понимаешь человеческий язык, обезьяна? Может просто выпендриваешься или ищешь проблем? — вопил белый здоровяк с татуировкой Иисуса на испуганного хозяина. Еще трое бросали в беднягу смятые долларовые бумажки, стараясь попасть ему за шиворот.

В умении красноречия главное — умение молчать и Андо-сан прекрасно обошелся без ненужных разговоров. (сделал все не проронив ни слова.) Он подошел к перилам, приспустил штаны и выплеснул на головы этого вопящего стада столько сакэ, сколько в нем накопилось за последний час. В «Канаэ» повисла мертвая тишина.

И тут же все помещение наполнили вопли, крики и проклятья. Двое чужаков бросились по лестнице к столу старого самурая с намерением разорвать его, но остановились на пол пути. Вмешался Кодзиро, оставивший обоих нападающих без чувств лежать среди обломков мебели.

Призывающий демонов Кодзиро.

Несчастные, оставшиеся стоять на ногах, должны позавидовать своим товарищам, потому что за ними спустился танцующий под барабаны демон — Дайко. Мамору ясно слышал их ритуальный бой в своей голове. Глупцы изо всех сил старались схватить Дайко, но тот исчезал, чтобы возникнуть за их спинами. Он с хрустом забирал конечности одну за одной. Их руки и ноги больше не принадлежали им.

Уже «американский ястреб» Трэвис Браун потерял лапу и оба крыла в демоническом танце. Теперь ему оставалось только яростно хрипеть на своего противника, а Дайко все метался по татами под дьявольский ритм. Он вездесущ и опасен. Агония продлилась до тех пор, пока последний из чужаков не свалился подкошенным под ударами рогатого демона. Ритуал завершился и стало понятно, что не все, бросившие вызов танцующему демону, смогут когда-нибудь ходить.

Такой итог Мамору посчитал закономерным и даже позволил себе понадеяться, что его опасная затея все-таки выгорит. Через пару месяцев он рассчитывал влиться в ряды «Ямагути-гуми» по рекомендации Андо-сана или, громко заявив о себе в разборке с «Акамацу».

— Горите в аду, твари! Стоит вам появится поблизости и вскоре все вокруг превращается в сортир и выжженное поле. Тьфу! — довершил разгром и унижение «гайдзинов» господин Андо.

XXX

Господин Андо лично принимал Широ Хаяси в клан и первым заданием отправил его собирать ежемесячную дань с одного из публичных домов в центре города. В то время от природы худощавый Хаяси совсем не был похож на члена «Ямагути-гуми», поэтому вместо денег получил от хозяйки борделя бутылкой анисовой водки по голове. Крепкая женщина как котенка вышвырнула его на улицу, долго материлась и посыпала громкими проклятьями.

Бесславный эпизод на долгое время стал поводом для насмешек над Хаяси-саном.

Правда вскоре у горе-гангстера обнаружились невероятные способности к владению холодным оружием и насмешки быстро сошли на нет. Мало кто отваживался сказать поперек слово «четырехрукому мяснику» Хаяси и еще меньше людей могли похвастаться целыми конечностями, после встречи с ним. Ножи так навсегда и остались частью его жизни, а многие туристы приходят на рынок Наха специально, чтобы посмотреть как пожилой японец играючи разделывает на лету морских окуней.

По хитрому лицу Хаяси-сана трудно определить насколько он опьянел. Вместе с господином Андо они опустошают стаканы с водкой один за одним, вспоминая эту и многие другие истории:

— Скажи-ка, Широ, а может быть ты слышал новости про наших с тобой друзей? Интересно узнать, чем они занимаются сегодня.

— Да, было бы здорово. Но я ни с кем из них не поддерживал связи. Хотя. Недавно на глаза мне попалось объявление, в котором некий Кенжи Маэда рекламировал свою клинику протезирования конечностей.

— Наш Кенжи?

— Ну а кто же еще?! Мерзавец заштопал бойцов клана больше, чем мы с тобой съели сашими, а теперь вот смекнул, что его бывшие пациенты не слишком-то гордятся своей причастностью к организации. Так и строгает для потрепанных якудза запасные пальцы. Мне бы его мозги.

— Тебе хватает и своих, а вот кому бы мозги не помешали, так это вон тому поколению, которое пришло нам на смену, — Андо-сан бросил в сторону Мамору разгневанный взгляд, — Что скажешь, парень? Разве можно тебе доверить будущее этой страны?!

— Прикажите и с радостью отдам за Вас жизнь, господин! — Мамору выпалил эту фразу, чтобы от него отстали, но очень скоро пожалел, что не придумал ничего получше.

— О, велика честь! Ты с радостью ее отдашь, потому что не ценишь ни свою жизнь ни чужую, а в голове у тебя сплошные девки и машины. За них ты и готов подохнуть.

Думаешь летчики, которые обрушивали свои «Зеро» на американские авианосцы умирали за богатство? А может все они были из якудза? Черта с два! Обычные деревенские парни, похожие на наших с тобой соседей. В то время доблесть самурая любого ребенка превращал в героя, готового погибнуть за страну. Тебе до них еще далеко, сосунок.

Почему Мамору ответил, то что ответил, останется загадкой даже для него. Может быть он слишком вжился в роль бесстрашного защитника деревни, может осознал, что слишком далеко заплыл и вот течение уже само несет его на скалы. (сопротивляться бесполезно):

— Я докажу Вам, Андо-сан. Вы можете упиться тут сакэ до посинения, а я вернусь в Агути, встречу там убийц с американской базы.

— Ха! Храбрый победитель «гайдзинов» — Мамору! Не будь ты таким глупцом, я посоветовал бы тебе заняться чем-нибудь полезным: завести семью, вести хозяйство. Но дело в том, что ты непроходимый тупица. Таким уж ты родился.

Если вдруг спасешь деревню, я обязательно попрошу за тебя перед Ичиро. Обещаю. Теперь иди, куда захочешь, пока ты окончательно не испортил нам настроение.

И Мамору ушел. В тех чувствах, с которыми ему предстояло разбираться всю последующую ночь. Что это было? Больше гнев, чем досада? Или наоборот? А может чистая злоба? По глуповатому выражению его лица можно было уверенно прочитать только одно, что он обиделся.

Как бы то ни было Мамору появился в Агути в ночь массового убийства и благополучно ее пережил. На двадцать с лишним лет. Хотя достоверно это не известно, потому что его посчитают пропавшим без вести в тот злосчастный день. Как и других многочисленных жертв сильнейшего землетрясения. (По данным сейсмологического управления, сила толчков достигнет 8,7 балла по шкале Рихтера.)

До той трагедии его жизненный путь больше ни разу не пересечется с «Ямагути-гуми» или другим кланом якудза, в отличие от демонов, от общения с которыми не застрахован ни один японец, а последним, что Мамору услышит от своего господина будут не обидные насмешки, а еле различимые сквозь закрытую дверь слова:

— Скажи-ка, друг, а ты ведь, наверняка, припрятал где-то в доме пару легендарных клинков Хаяси?

XXX

Никто в командовании 5-й группы войск специального назначении армии США не имел ни малейшего понятия, до какой степени двинулся Чарльз Беннинг, один из офицеров, возглавляющий элитный отряд «Голубой свет».

Большинство психологических тестов, которые выпускники Принстона проводят с военными на базе «Кэмп-Леджен», он проходил по нижней границе нормы. Хотя, будь у специалистов возможность познакомиться с его «боевыми заслугами», они бы сразу же распознали в нем законченного психопата.

Кто знает, если бы гражданский персонал базы допускали до закрытых грифом «Совершенно секретно» папок с личными делами, может Беннинг и не застрелил бы 14-летнюю Мако Исикава, накрыв ее лицо подушкой. (перед этим изнасиловав)

Соседи нашли обгоревший труп Мако в ее доме на прошлой неделе всего в нескольких сотнях метров от того места, где убийца теперь стоял на коленях, похожий на застывший кусок глины. (Или говна) Он не испытывал страха или жалости к себе и уж, конечно, раскаяния. Скорее разочарование от того, что Божественное орудие, к которому он всегда себя причислял вот-вот будет уничтожено каким-то «косоглазым ублюдком».

Кодзиро предстояло нанести очень точные удары — так, чтобы голова казненных удержалась на куске кожи. Слишком сильный удар отбросил бы отрубленную голову в сторону. Крайне непочтительно к окружающим. Слишком слабый — лишь вызвал бы у умирающих агонию, вместо ее прекращения. Никто кроме Кодзиро не справился бы с такой задачей.

Хотя, по мнению одного юноши, укротитель и гроза демонов — Джанкуй мог бы составить ему конкуренцию. Призрак-защитник. Это дьявольское создание поклялось помогать людям в борьбе со своими злобными собратьями и теперь при каждой встрече поражает силы зла магическим мечом.

Клыкастые демоны — «Они» с белой и черной кожей брызгали на него ядовитой слюной, но призрак оставался безучастен. Одна за другой их головы встречались с острым лезвием, а проклятые души уходили догнивать в глубины ада. Не избежал подобной участи и предатель собственного рода Абэ. (Доставить его в Агути было даже сложнее, чем устроить засаду на подготовленных убийц из элитного отряда «Голубой свет»)

Вся деревня и верхушка «Ямагути-гуми» наблюдали за расправой над захватчиками, но один человек при этом испытывал большую тревогу чем другие. Ичиро Яманака был рассеян, потому что живот свело судорогой и он старался не вытошнить суп «Буйабес», который французский повар подавал ему на обед.

Он только что разорвал негласный договор между криминальными кланами Японии и группировкой американских марионеток в правительстве, но, как ни странно, на этот счет господин Яманака был спокоен. Полномасштабной войны с его кланом не выдержал бы ни один губернатор даже при поддержке всего 6-го флота армии США. Волновало его другое.

Около пяти лет назад сестра господина Яманака, с которой в детстве они подолгу играли в «онигокко» на школьном дворе, умерла от странной пневмонии, на тот момент не отзывавшейся ни на какие способы лечения. По словам врачей она могла подхватить инфекцию в метро по дороге на работу.

С тех пор господин Яманака начал замечать, что намного чаще обычного моет руки и обрабатывает их антисептиком. Он начал отделять свои личные вещи от тех, к которым прикасались посторонние и практически прекратил посещение общественных мест. Нет, он не стал носить перчатки, маску или как-то еще выделятся своей навязчивой фобией, но окружил себя такой стерильной чистотой, которую многие стали ошибочно приписывать к его брезгливости.

Стоя среди вонючих, гниющих домов, где все было не так, Яманака вслушивался в частое биение своего сердца и болезненные ощущения в груди. Чтобы отвлечься, он попытался вспомнить слова, которые перед смертью сказал ему самый близкий на свете человек:

«Смертью?! Ну уж нет! Нужно быть честным с собой и называть вещи своими именами, Ичиро. Если бы твой друг умер дома от болезни или несчастного случая, да пусть хоть даже, выпустив себе кишки, раздираемый демонами прошлого, разве стоял бы ты сейчас посреди этого дерьма, защищая людей, от которых тебя в буквальном смысле тошнит? Думаю, нет! Ты здесь, потому что Такеши убили и ничто уже не в силах этого изменить. А ты даже не можешь вспомнить чертовы слова. Соберись .. Что же там было? Два.. нет, три. В три цвета..»

XXX

— .. навсегда окрасится для меня день, когда американцы сбросили атомную бомбу на Хиросиму: черный, красный и коричневый. Черный, потому что взрыв отрезал солнечный свет и погрузил мир в темноту. Красный был цветом крови, текущей из израненных и переломанных людей а также цветом пожаров, сжегших все в городе. Коричневый был цветом сожженной, отваливающейся от тела кожи, — Андо-сан сжал рукоять Катаны.

— Такеши, мой ответ не изменился со вчерашнего дня.

— Я и не рассчитывал на это. В тот страшный день я получил поддержку небес, которые всю последующую жизнь направляли мое путешествие. Важность своего предназначения я осознал спустя немалый срок. У каждого оно есть. В том числе у тебя. Чтобы быть естественными и сильными мы должны твердо следовать предназначению, иначе превратимся в кучку пресмыкающихся слизняков.

— Я не понимаю, что ты..

— Никаких политических игр, Ичиро. Нам объявили войну и уже убивают наших детей. Если ты отказываешься встать на сторону собственного народа, значит заслуживаешь смерти, как предатель.

В нескольких метрах от головы господина Яманаки что-то со свистом разрезало воздух. От неожиданности у лидера клана округлились глаза, рот открылся, как в беззвучном крике. Он принялся вертеть головой, в поисках помощи, но в этом не было необходимости, потому что суета уже скакала с одного телохранителя на другого, как пожар в засушливой степи.

Только Кодзиро оставался спокойным. Он выхватил бы «Глок» из кобуры быстрее, чем обычный человек успел моргнуть. С раннего детства он стрелял в передвижных тирах, которые устанавливали на ежегодных фестивалях Танабата. Выигрывал себе игрушки и прочую ерунду и признавался безоговорочным победителем, проводимых там состязаний в меткости. Каждый год его фотография оказывалась на доске чемпионов того или иного фургона. Если бы их удалось собрать в одном месте, то можно было проследить, как Кодзиро, прищурив один глаз, рос и крепчал, застыв в одной и той же позе.

Для него не составило бы труда обезоружить Андо-сана выстрелом в плечо или остановить его движение, не целясь прострелив колено. Но пистолет так и остался висеть на поясе, скрытый полой пиджака. Атмосфера поклонения традиционным ценностям, в которой Кодзиро пребывал последние 15 лет, открыла в его душе новую грань восприятия. Подсознательно он верил в правильность происходящего, а даже если нет, то все равно не посмел бы помешать господину Андо воплотить задуманное им в жизнь.

Была еще одна причина. В одном из очень похожих на наш миров, где течение истории в какой-то момент выбрало другое русло, (о существовании которых Кодзиро никогда не задумывался, но и не отрицал), Такеши Андо оставался его «оябуном» и величайшим лидером клана «Ямагути-гуми». Достань Кодзиро свой пистолет и неизвестно, против кого в этот миг обернулось бы его смертоносное оружие. Он закрыл глаза, потому что знал, что будет дальше.

— Бах! Бах! Бах! Бах!

 

Неподвижно висит

Тёмная туча в полнеба…

Видно, молнию ждёт.

Мацуо Басё (1644–1694)