Альфонс Мари Ратисбон

Бенедикт Штольц
Перевод будет очень вольный. Простите, по другому не умею
Альфонс Мари Ратисбон (1814-1884 гг).
В письме от 12 апреля 1842г., которое было опубликовано только после смерти Ратисбона, он писал одному из парижских священников:"Если бы я должен был описать историю моего перехода в христианство, достаточно было бы всего одного имени-Мария, но люди как правило требуют подробностей. Они хотят знать, Кто он этот сын Авраама, который нашел под покровом Рима свой путь в жизни и свое счастье. Итак, я хочу рассказать мою историю при поддержке моей небесной Матери, к которой я неустанно обращаю свои молитвы.
Моя семья довольно знаменита. Члены моей семьи богаты и щедры и во многих отношениях уже на протяжении ряда лет моя семья считается первой в Эльзасе. Мои предки, как говорят, были довольно набожными людьми. И христиане и евреи вспоминают моего деда с большим уважением. Он был единственным евреем, который при Людовике 16 не только получил право приобретать собственность в Страсбурге, но и удостоился дворянского титула.
Мое обучение началось в Королевской гимназии Страсбурга, где я, к великому моему сожалению, больше продвинулся в порче моего сердца, чем в изучении точных наук. В 1825 г.( а родился я 1 мая 1814г) мою семью постиг страшный удар. Мой брат Теодор, на которого возлагались большие надежды, перешел в христианство, стал священником и даже исполнял должность священника в своем родном городе и все это прямо на глазах моей безутешной семьи. И как бы молод я не был, меня до глубины души возмутил этот поступок моего брата. У меня вызывали злость и его священническое одеяние и его характер.
Мой дядя сделал себе имя в финансовых кругах благодаря своей добродетельности и необычайной старательности. Он хотел заполучить меня в банковский дом, директором которого сам являлся. Вначале я изучал право в Париже и после того, как получил диплом адвоката мой дядя отозвал меня в Страсбург.
Тут он мобилизовал все чтобы привязать меня к своей фирме. Его щедрость по отношению ко мне не знала границ. Лошади, экипажи, поездки-он все готов был мне предложить, ни в чем мне не отказывал.
У меня была племянница дочь моего старшего брата, которая с ранних лет была посвящена мне в супруги. На моих глазах расцветала она полная очарования. Я видел в ней воплощение своего счастья.
После церемонии помолвки вся моя семья была очень счастлива. Только один член моей семьи был мне ненавистен-мой брат Теодор. Несмотря на это он продолжал нас любить. Его мантия была мне противна, его присутствие невыносимо, серьезный тон его речей вызывал во мне гнев. Позже я больше не думал о нем, я забыл его в то время, как он продолжал обо мне молиться.
Поскольку моя невеста была еще очень юной, мне казалось разумным отложить нашу свадьбу на некоторое время. Ей было только 16 лет.
Я задумал совершить увеселительную поездку и решил направиться в Неаполь. Зиму, из-за ухудшившегося состояния моего здоровья, я хотел провести на Мальте, а потом продолжить свое путешествие по землям Востока. Я уехал в конце января 1841 г. и должен был вернуться к началу следующего лета. Перед своей поездкой мне было необходимо подписать некоторое количество чеков для Общества помощи бедным евреям. Я поставил на них дату 15 января. От бесконечной писанины я вымотался. Я сказал себе держа перо в руке: "Бог знает, где я буду 15 января. Может этот день станет днем моей смерти".
В этих числах я находился в Риме. Для меня эти дни стали зарей новой жизни.
Рим в начале произвел на меня не то впечатление, которого я ожидал. Т.к. я планировал провести в этом городе всего несколько дней, я спешил поглотить все увиденные достопримечательности города как старые так и новые с жадностью туриста.
8 января меня окликнули на улице. Это был друг моей юности Густав де Бюсьер . Эта встреча сделала меня особенно счастливым, т.к. одиночество меня угнетало. В полдень мы отобедали у отца моего друга и я ощущал ту особую радость, которую мы испытываем встречая наших земляков на чужбине. Когда я вошел в гостиную, в комнату зашел Теодор де Бюсьер старший сын в этой семье. С бароном Теодором я лично знаком не был, но знал, что он был другом моего брата Теодора. Я так-же знал, что он перешел из протестантизма в католицизм. Этого было достаточно, чтобы я испытывал к нему некоторую долю антипатии. Мне казалось, что и я ему тоже не симпатичен. Поскольку Теодор де Бюсьер был известным путешественником по Востоку и Сицилии, я надеялся, прежде чем отправиться в путь по этим-же местам, получить от него некие указания или советы. Из этих ли соображений или просто из вежливости я выразил желание нанести ему визит.
Все эти дни я продолжал осматривать достопримечательности Рима, не считая тех двух часов, которые я провел утром в обществе Густава и того времени вечернего отдыха, когда я посещал театры или вечеринки.
Обещание нанести визит господину де Бюсьеру, все это время невольно всплывало в моей памяти, как некая отвратительная обязанность, которую я сам на себя возложил. Его дом располагался недалеко от отделения экспресс почты, где я в те дни бронировал билет на Неаполь.
Барон де Бюсьер был религиозным фанатиком в том негативном смысле, который люди вкладывают в это понятие и я был рад возможности пожаловаться ему на манеры римских евреев. Этот разговор доставил мне удовольствие. Следом за тем беседа перешла в область религии. Господин де Бюсьер превозносил католицизм. Мои ответы ему носили характер либо насмешек, либо обвинений, которые мне довелось где-либо читать или слышать. Из уважения к присутствовавшим в комнате баронессе и ее детям я попытался обуздать свой пыл.
"Итак," сказал мне господин де Бюсьер "если Вам настолько ненавистны суеверия и Вы придерживаетесь либеральных взглядов, Вы сильный и посвященный дух, может у Вас хватит мужества пройти через одну ни к чему не обязывающую проверку? Вы будете носить с собой предмет, который я Вам дам. Посмотрите сюда! Вот медальон с изображением святой Девы Марии. Вам это кажется забавным, не так ли? Для меня же этот медальон имеет большую ценность".
Эта готовность признать мои взгляды повергла меня в силу своей абсолютной необычности в удивление. Чего-то подобного я не ожидал услышать. В начале у меня возникло желание громко рассмеяться в ответ, но потом я подумал, что эта история станет веселой главой в моем дневнике о путешествии. Я согласился взять медальон, как документальное подтверждение всего описанного, которое я хотел позже предъявить моей невесте.
Сказано, сделано. Медальон был закреплен на моей груди, правда не без некоторых усилий, т.к. цепочка оказалась для меня слишком короткой. Я не смог себя сдержать и громко рассмеялся: "Итак, теперь я христианин католик". Господин де Бюсьер по детский радовался своей победе и пытался извлечь из своего успеха все, что было возможно. "Теперь, для того, чтобы проверка была полной, Вы каждое утро и каждый вечер должны произносить молитву Memorare. Это очень короткая и действенная молитва с которой обращался к деве Марии св. Бернард". "Что еще за Ваша Memorare"? -закричал я. " Оставьте меня с Вашими глупостями в покое"! В этот момент я почувствовал, что моя злость вновь пробудилась. Имя св. Бернарда напомнило мне о моем брате, который написал книгу о его жизни. Эту книгу я в жизни был не в состоянии прочесть. При этом воспоминании у меня в душе вновь вспыхнула злость, которую я испытывал по отношению к прозелитам и иезуитам, а так-же к тем, кого я обычно называл лицемерами и отступниками. Поэтому я попросил господина де Бюсьера не требовать ничего более от меня, и со своей стороны выразил сожаление, что у меня при себе нет какого-либо текста с молитвой на иврите, который я бы мог вручить ему взамен. И все таки барон продолжал настаивать на своих первоначальных требованиях. Если бы я отказался произнести эту короткую молитву, то проверка бы свелась к нулю и это бы послужило еще одним подтверждением тому добровольному ожесточению, в котором обвиняют евреев. Я не хотел придавать этому делу особо большое значение и потому произнес следующее: "Ну, хорошо, я обещаю Вам произносить эту молитву. Пользы это не принесет, но и вреда от нее для меня не будет". При этом господин де Бюсьер поставил мне условие, что он заберет себе переписанный мною текст, а оригинал останется у меня. Я же планировал обогатить свой дневник и этим документом. Таким образом мы оба остались довольны сделкой. Наш диалог казался мне с одной стороны очень странным, с другой стороны он доставил мне немалое удовольствие. Я попрощался с бароном. Вечер я провел в театре, где вскорости забыл и о медальоне и о тексте молитвы Memorare.
Когда я вернулся на свою квартиру, я обнаружил записку от господина де Бюсьера, который нанес мне ответный визит и приглашал посетить его снова. Поскольку, я должен был вернуть ему текст молитвы Memorare, то после приготовления к отъезду я сел за переписывание. Вот эти слова:
"Вспомни, о всемилостивая Дева Мария, что испокон веков никто не слышал о том, чтобы кто-нибудь из прибегающих к Тебе, просящих о Твоей помощи, ищущих Твоего заступничества, был Тобою оставлен. Исполненный такого упования, к Тебе, Дева Дев и Матерь, прибегаю, к Тебе прихожу, пред Тобою стою я, сокрушенный грешник. Не презри моих слов, о Матерь Слова, но благосклонно внемли им и выслушай".
На следующее утро 16 января я должен был поставить визу в свой паспорт, а затем побывать в некоторых, до того не посещенных мной местах. По дороге я непроизвольно повторял про себя текст молитвы Memorare. Как же так случилось Господи, что эти слова так глубоко запали мне в душу? Я не мог найти спасения от этих слов и все время повторял их как навязчивую мелодию, которая никак не хочет нас отпускать.
В понедельник 19 я вновь встретился с господином де Бюсьер, но нашел его в печальном и подавленном настроении. Поэтому, я очень быстро распрощался с ним даже не спрашивая о причинах его печали. Я узнал о них несколько дней спустя в церкви Сант Андреа делла Фрате.
Во вторник 20 января я пошел навестить моего друга Густава пиетиста, который провел несколько предыдущих дней на охоте. Часам к 11 мы распрощались друг с другом. Я отправился в кафе на площади Испании, для того, чтобы пролистать сегодняшние газеты. После того, как я вышел из кафе, я увидел карету господина Теодора де Бюсьера. Карета притормозила и барон предложил мне войти вовнутрь и составить ему компанию во время прогулки. Погода была чудесной и я с удовольствием принял его приглашение. Возле церкви Сант Андреа делла Фрате господин де Бюсьер попросил у меня прощения, что придется здесь на несколько минут остановиться, т.к. ему необходимо выполнить одно поручение. Он предложил мне подождать его в карете, но я решил осмотреть церковь. Там шли приготовления к отпеванию. Я спросил о имени покойного. Господин де Бюсьер ответил мне: "Это был мой друг граф де ла Ferronays. Его внезапная смерть стала причиной моей печали в которой вы застали меня несколько дней назад".
Я не был знаком с покойным и даже никогда не встречался с ним, но меня вдруг охватило чувство какой-то неопределенной печали, которое мы испытываем, когда нам сообщают о чьей то неожиданной смерти.
Господин де Бюсьер покинул меня, потому что вспомнил о дополнительной ритуальной услуге для семьи покойного. "Подождите две минуты" сказал он, входя в монастырь "я скоро вернусь".
Церковь Сант Андреа была очень маленькой, скромной и малопосещаемой. Не думаю, что кто-то находился в этот момент в Храме кроме меня.Предметов искусства внутри тоже не было. Мой взгляд блуждал ни на чем конкретно не останавливаясь. Я помню только, что передо мной пробежала большая черная собака. Но, очень скоро собака исчезла из моего поля зрения, а вместе с ней и вся церковь. Я больше ничего не видел или видел намного больше. О Господи! Я видел только один образ. Возможно ли описать это видение словами? Нет, в человеческом языке нет слов, чтобы выразить уведенное мной. Любое описание каким бы оно не было осквернило бы эту невыразимую действительность. Я лежал там поверженный купаясь в слезах, пока господин де Бюсьер своим окликом не вернул меня к жизни.
На его вопросы, обрушившиеся на меня, я не мог дать никакого ответа, только лишь сжал медальон, висевший у меня на груди и от всего сердца поцеловал изображение девы Марии. Да, это была она сама.
Я не знал, где я теперь нахожусь, не знал являюсь ли я Альфонсом или кем-то другим. Я чувствовал, что переменился настолько, что совсем не узнавал себя. Я пытался обрести себя заново и не находил того прежнего человека. Вся моя душа была как будто сожжена пылающей радостью.
(продолжение следует)