Строптивая Мавка гл. 1-12

 Ната Асеева
                СТРОПТИВАЯ МАВКА.
               
                (в сокращении)               
 
                /гл.1-12/.
   
   Над лесным озером, подернутым темно-зеленой ряской, узорным шатром развесила ветви старая верба. Летнее утро парило туманом, разнося приторный запах лилий и медовых кувшинок. Уже гомонили зяблики, и летала хитрая кукушка, украдкой заглядывая в чужие гнезда, надеясь пристроить свое очередное яйцо. Она было ткнулась в укромное дупло старой вербы, ее    внезапно оттуда спугнули.

     Из дупла высунулась сморщенная рожица, похожая на печеную картофелину,
и громко чихнула. Кривые пальцы стали скрести внушительную проплешину на вытянутой голове.
 - Ну, опять ты деда, не даешь мне выспаться и шумишь с утра пораньше, - раздался из-за его спины недовольный голос. 

 - Эка ты лежебока, внученька! Гляди, утро ныне недремное! 
 - Тебе всяко утро недремное! - Зевнула в ответ внучка. - Вечно кряхтишь!
Нет от тебя покоя!   
 - А ты дитятко, выберись-ка на свет, поплавай в озере да заплети в косы белы лилии. Смотри, как приглядно кругом! 

 - Все-то ты врешь, надоело! Вокруг нас лишь тина болотная да лягухи зеленые. Угомонись, старый! Солнце только глаза продерло, роса. Может, и поплаваю, когда потеплеет! Знать, в озере вода-то мокрая.
 - Эх, чадо ты мое неразумное! Да разве ж вода, Мавка, где-то сухой бывает?
А как не войдешь в мокру воду, так и красу свою девичью не покажешь. Неужто все лето в дупле проспишь? 

 - Просплю, да и ладно! Уж больно сладок сон, дедуля, в сухом дупле. Сам же говорил, что мои лахудры теперь никакой гребень не возьмет - разве что выстричь их по самые уши? 
 - Не упрямься, красавица! Вода озерная сама их причешет! Только прислушайся, сколько там кукух часов нам уже насчитал? 
 - От, умора! Это кто же нам чего-то насчитывает? Да ты деда, как погляжу, сказочник беспросветный! Тут кукушка кругами летает и чужие гнезда высматривает. Видно, что проныра разбойная, уже и сама со счета сбилась да забыла, куда свои яйца подбросила. От того и кричит, почем зря! И нет им, дедуля, никакого дела до наших дней. Не тревожь меня, спать буду! 

 - Ну, ты девка, даешь! Все тебе спать да спать, а мечтать-то, когда? Только представь себе, Мавка, что где-то тут бродит молодец пригожий, Лукаш! Весь из себя статный, и кудри у него на покатых плечах! - Сморщенная рожица прищурила хитрые глазки: 
 - А вот замани, красавица, его в темный лес и задурмань ему голову сладкой любовью. И как меня, старого лешего, ты этим славно утешишь! Уж больно давно, внученька, мне на присушную любовную тоску поглядеть охота!

 - И чего это тебе деда, на старости лет все Лукаш мерещится? Уже сто лет по твоей воле я из дупла выглядываю, все глаза свои проглядела, а Лукаша энтого, добра молодца, как нигде не было на белом свете, так его и нет!

                Глава 1.   
 
   Одуряющий зной окутывает небольшой городок в Аргентине, облепивший постройками горные террасы, утопающие в буйной зелени южных растений. Среди каменных домов, в стиле времен испанского завоевания, контрастно выделяются цветными крышами новые коттеджи. В них тенисто и тихо. Но в старых дворах шумно, мальчишки играют в футбол, считая хором разы набиваемых ногами мячей. Они громко кричат по-испански:
 - Раз, два, три, четыре!
 - Ха, сбился! Слабо! Теперь я!
 - Раз! Раз! Раз! Раз! - Умело жонглируя мячом, дети не замечают изнурительной жары, от которой их майки насквозь промокают от пота и быстро высыхают от раскаленного воздуха. 

 - Педро! Педро! Выходи к нам! Через час у нас на школьном поле матч с приезжими гринго! Забыл, что вчера из метрового офсайда нам забили позорный гол? Сегодня ты вместо Мигеля в защите!
 - Я скоро! К началу успею! - Кричит им Педро, поерзывая в плетеном кресле на открытой веранде.

    На загорелое лицо мальчишки лет одиннадцати вызывающе спадает светлая русая челка. Его заросшие волосы добела выгорели на палящем солнце. Рядом с ним, покачиваясь в кресле-качалке, сидит захмелевший отец. Он натянул на голову железнодорожную фуражку и пьет горячий мате из тыквенной пиалы, помешивая горький напиток тонкой металлической трубочкой. По узкому лицу катятся капли пота, которые он тоскливо смахивает рукой. Видно, что даже тонизирующий чай не спасает его от одуряющего зноя. Вялый домашний разговор они привычно ведут на суржике двух языков: 
         
 - Видчипысь! Йды вжє до пацанив, Пэтрыку! Хай тоби грэць!
От жэ, прычипывся, як вошь до кожуха! Ну, нэ питыму я бильш! Завтра -
чух-чух-чух! Чи ты нэ розумиєшь? Жєлизка у тоннєлях, як гадюка, пєтляє. Писля пьянки з тєпловозом нэ упораєшься. Зуб даю на холодэць! Счас щє зиграю та пиду дывыця на бокс.

   Высокий гуцул с голубыми глазами встает, покачиваясь, и достает с полки над головой старую волынку. «Ой, лэтилы дыки гусы, ой-ой-єй»! - старательно дует он в разболтанный инструмент.

 - Папа, зачем ты опять взял эту дудку из облезлой шкуры козы? - Нетерпеливо уговаривает его сын по-испански. - Дед Хуан перед смертью говорил, что она давно испортилась. Ты же знаешь, что надо мной во дворе все пацаны смеются. 

 - Так, цэ ж гуцульська волынка, сынок! А вжэ ж! Дид Иван мав рацию, вона трошкы разсохлась. А ты послухай, як я налагодыв. Зараз заграю тоби про чєрвону руту! И чого ты биля мэнэ собачишься! Скильки тоби казать, щоб ты мав у соби в голови думы тилькы на ридни мови? От колы вирушимо до Нэнькы, то мэни перед батьком та моим дидусэм Пэтром буде соромно.

 Сын с сомнением хмыкнул и покачал головой, зная, что отец вряд ли соберется на далекую гуцульщину. Особенно после того, как мать их бросила и уехала в Штаты танцевать в кордебалете.   
 - Папа! Ну, не пой про руту, а то из-за нее опять впадешь в глухой транс и начнешь пить вино. Забыл, как ты мне рассказывал, что такая красная трава нигде не растет? Понимаешь, ее нигде нет! - Педро вскочил, эмоционально жестикулируя. 

 - Та, шо ты мэни вэрзэшь! - Встрепенулся железнодорожник. - Ну, нємає травы, алє ж писня є! То писня про любов и про мрию! 

 - Как же ты меня достал своими мульками! - Подросток стал нетерпеливо стучать кулаком по подлокотнику в такт набиваемым мячам. В его голосе зазвучало раздражение, на грани неприязни:

 - И что ж это за «мечта» про то, чего вообще не существует? Разве ты не понимаешь, что настоящие мачо не должны плакать свои песни? Даже женщины не любят тех, кто плачет!

 - Ух, ты! Якый суворый мачо! Нэ розумиєшь ты моєи души! Вже бачу, що ты в свою мамку вдався. Мабуть, нэ чуєшь, що нэ можу я забуты ридни горы та полоныны. От як побачишь свою родыну, тоди и тэбэ проймэ до серця!
 - Но, ты же сам мне говорил, что не хотел там оставаться! 

 - От, ты бач! - Всплеснул руками отец. - Якый жэ, стэрвэць! Запамятав жє! - Железнодорожник шаткой походкой подошел к электрочайнику и долил себе горячего мате в узорную пиалу. Дрожащая рука нервно помешивала металлической трубкой густой напиток, натыкаясь на выпуклое дно пиалы из тыквы и расплескивая измельченную зеленую траву на брюки. Однако увлеченный своими воспоминаниями, он этого не замечал:

 - Эх, сынку! Ты и нэ уявляєшь соби, який там був лютый сниг! Цила гора зийшла по схыли! Скилькы було с того горя! Скилькы горя! Вин тоди и бабусю, и малу сэстру мою загубыв. А мэнэ з дидом и старшу сэстру добри люди врятували. Алє ж один з них, бидолашный, колы рятував, тєж загынув. Хм, а тут на чужини, бачишь, пэчє мэнэ ця жарюка-падлюка! 

 Педро уныло покачал головой на привычную жалобу отца, забрал волынку и положил подальше на полку. Железнодорожник виновато ему улыбнулся:
 - А знаєшь, мы завтра поидэм на вэрх горы - «В хмары»! Чух-чух! Чух-чух! Там холоднэ билэ нэбо, и дєрєва стоять у хвойнои кожуси! А, поидэмо, Пэтрыку, зи мною! Яки там тоннэли та мосты! Тилькы на станции Бельграно, на высоти бильш за тысячу мэтрив  почуваюсь чоловиком. А тут кысну цилый дэнь у клятого кондыционэра. 

 - Эх, батько! Так ты и маме постоянно ныл, что помираешь от жары! Разве ж ты не знал, что ей хотелось весело жить и танцевать танго и румбу? Разве ж она виновата? - В голубых глазах сына блеснули слезы. 
 - Ни-ни, сынок, вона нэ вынна! Нэхай живэ у Амэрыци, и тебя до себе визьмэ!
Я тоби поганого нэ бажаю! Нэхай я тут зостанусь на самоти. Можэ, скоришэ помру? И тоди на ридному двори, по нашему звычаю, мий батько Мырон поставыть по мэни вэлыкый-прывэлыкый хрэст! 

Мальчишка резко отодвинул кресло и натянул на голову кепку: 
 - Будэ тоби, побалакалы! Иди проспись! Добрэ! Завтра поеду с тобой в Бельграно. Смотри ж, когда приду вечером, чтоб было тихо. Не то утром тебя
не добудишься! 

       Тщательно зашнуровав крепкие новые буцы, которые недавно прислала ему из Америки мама, Педро побежал догонять пацанов, ушедших играть на школьное футбольное поле. По дороге он поздоровался со старой соседкой в темном платье ласково потрепавшей его за волосы и угостившей мятной конфетой. Улыбнувшись на его ответное «грациас», она перекрестила бойкого мальчишку, пожелав ему удачи. И мальчик подумал, что надо будет позвонить матери и рассказать о хандре отца. Вдруг ей удастся этим летом выкроить деньги на его поездку к родственникам? Надо серьезно рассказать ей, как он тут глухо затосковал, если уже придумывает для себя могильный крест в отцовском дворе. Теперь придется за ним присматривать, как бы сдуру не спился. Если бросит работу, то им будет совсем туго.

        Перед мальчишкой снова промелькнула прошлогодняя сцена родительских разборок, которые после похорон деда Хуана, стали привычными. Хотя двоюродный дед оставил отцу в наследство небольшую галерею картин, денег катастрофически не хватало. Ведь мать танцевала, и как артистка требовала деньги на наряды.
В галерею старого художника, осевшего в Аргентине после войны, почти никто не заходил, и доходы едва покрывали необходимые платежи и жалование гида, который был лет на пять старше Педро. Потому их семья жила на зарплату отца. Мама несколько лет не танцевала в кордебалете. Отец считал это позорным. 

    В тот злополучный день, разложив счета, отец угрюмо сидел за круглым столом и записывал в тетрадь обязательные расходы, а мать стояла рядом у стены с деревянными перилами на своих пуантах, в которых обычно проводила домашнюю разминку. В глазах у мальчишки, как в кино, медленно повторялась одна и та же сцена. Сначала длинные черные волосы мамы были туго связаны в высокий хвост над головой. Но вот она бросает отцу одну за другой обидные фразы о деньгах, на что он, не поднимая головы, упрямо скрипит ручкой и подкалывает бумажки к тетрадному листку. После минуты своего отчаянного монолога мама в раздражении  начинает быстро вертеться перед отцом на пуантах. Затем она резко снимает зажим с волос и вертится все быстрее и быстрее. У застывшего возле двери Педро от страха начинает кружиться голова. Он хочет закричать, но боится, что она упадет и сломает себе ногу или спину. Грациозная женская фигурка быстро вертится на одной ноге, и черные волосы мечутся вслед за мелькающим бледным маминым лицом. Дыхание ее становится громким, и ему кажется, что он уже чувствует, как бешено колотится ее сердце. Однако упрямый отец так и не поднял головы от тетради. Наконец, увидев у двери сына, мама подбежала к нему и крепко прижала к себе. Уведя его на кухню, она тихо расплакалась. Через несколько месяцев ей удалось подписать контракт, и она уехала в Америку…             

    Педро спешил на футбол вприпрыжку. Крепкие ноги, привыкшие к игре с мячом, безотчетно отбивали такт. Испанская музыка с детства органично наполнила его сильными чувствами. В конце улицы возле кафе пристроился квартет пожилых мучачос, в белоснежных брюках. Их страстная «Тунтанамейра» гитарным перезвоном зазывала пришедших с работы к ужину в небольшое кафе на жареную говядину, доставленную в город пастухами гуачо. Испанские гитары звучали то ритмично наперебой, то слаженно, искусно аккомпонируя мужским голосам и отзываясь эхом в ближних каменных дворах. Пробегая мимо них, Педро с досадой подумал, что надо будет как-то подстроить, чтобы старая волынка из козы совсем поломалась. Нет сил, терпеть такой позор! Аргентина - родина танго и жгучих песен. Сказать, что кто-то здесь не знает Пласидо Доминго или Хосе Каррерос, так же позорно, как сказать, что кто-то из аргентинцев
не знает об отважном Че Гевара.   

    Потомки конкистадоров редко бывают на своей старой родине. Давно истлели останки свирепых искателей золотого счастья в непроходимых сельвах и диких горах. Однако те, кто пытается найти свое счастье в золоте и богатстве, в этих местах не переводятся. За несколько веков испанцы перемешались с эмигрантами из Европы, Африки и Азии, толерантно воспринимая их культуру. Только остатки племен индейцев еще сохраняют в деревнях обычаи и старый уклад жизни, выращивая овощи, кукурузу и скот. Хотя и они приняли к себе миссионеров от католицизма, сроднившись с остальными в одной вере. Но особой чертой, объединяющей всех аргентинцев стала открытая любовь к детям. Они здесь главные жители. В домах и на улицах взрослые заботливы, считая, что детей чужих не бывает. Порадоваться на детский футбол собирается весь большой район городка. Хотя солнце почти скрылось, и в горячем воздухе зависло млеющее предвечернее безветрие, на небольшом стадионе было празднично шумно. И Педро бодро побежал на футбольное поле, не задумываясь, что сейчас где-то далеко в северном полушарии, откуда когда-то прибыли дед Хуан и его отец, наступает отрадный весенний день.      
 
                Глава 2. 

     Майское утро щедро сыпет на зелень радужную росу, наполняя пространство сияющим светом. Словно полная сил молодая хозяйка встряхивает тонкое покрывало, перевернув его, с ночной на дневную, белую сторону. И сразу дневной свет выключает тишину и включает на полный звук стрекот, свист и жужжание пестрой крылатой мелочи.      
    
  В своем предутреннем сне Олеся летала над майской природой. Широко раскинув руки, она парила над поляной, вялыми жуками и бабочками, которые еще сонно прятались под стеблями цветов, дожидаясь надежного тепла. В зыбком воздухе над озером струился легкий пух влюбленного камыша. Девушка осматривалась в высоте густой синеве, но вдруг со стороны леса послышался хриплый старческий голос: «Эка ты лежебока, Мавка! Вставай, солнце уже подбирается к самому дуплу!» Однако будильник резко прервал необычный сон, и она высунула руку из-под одеяла и выключила настырно пиликающий смартфон. Олеся, не открывая глаз, еще немного полежала на подушке, по которой мягким веером рассыпались ее длинные черные волосы-перья. Дивный сон, окутавший ее юным томлением, на мгновенье задержал ее в мире, который принадлежал только ей одной. Однако сегодня предстоял трудный день, и интересный сон умчался в свой укромный уголок света, оставив девушку наедине с проблемами хлопотного утра.    

    Бодро направляясь в ванную, Олеся по привычке стала бормотать свое утреннее: «Не забыть!» «Весна прохладная, потому в дальнюю дорогу не забыть взять и теплые вещи. Не забыть накормить кота и отдать ключ соседке, чтобы она кормила и его и нескольких проворных гупий, которых пока не съела в аквариуме прожорливая гурами-хамелион. Обязательно не забыть позвонить в офис и сказать Ленке, что у нее в новых белых джинсах вызывающе отвисает задница. Пусть себе купит джинсы с поясом чуть повыше или хотя бы с двумя пуговицами на талии, а еще лучше - с тремя. Ведь ей придется следующую презентацию проводить самостоятельно. И шеф не простит, если из-за ее провинциального вида VIP-клиенты будут пялиться на ее пышную задницу от колен. И самое главное - не забыть напомнить брату, чтобы встретил ее завтра в Москве с поезда и о том, что он пообещал отправить ее потом в Закарпатье на своей машине с водителем». Лесе было даже жутко представить, что после Московской ярмарки ей надо будет тащиться в дальний Ужгород несколько дней в поезде. Старший брат прекрасно знал, что летать самолетом она с детства отказывалась. Ей хватало своих частых полетов во сне.

    Молодая женщина причесалась и умело уложила под красивый гребень свои  черные волосы: «Ослепительно неотразима»! - Привычно бросила она комплимент в зеркало, и в ней зазвучало жгучее танго. Она даже прищурила выразительные синие глаза, воображая себя в шелковом красном платье на океанском побережье, под белой луной. Однако закипевший чайник позвал ее на кухню пить кофе. Олеся была в прекрасном настроении и наставляла себя с утра снисходительно: «Помни, дорогуша, что красота сегодня без лисьей хитрости - ненадежный капитал.
С годами банкротство неминуемо! Красота быстро растает, как и ледяная избушка у глупой лисички весной. Не зря теперь говорят, что быть самодостаточной, значит надо уметь вертеться»! На мгновенье в ней промелькнул утренний сон из другого мира, и она вздохнула - и к чему бы такое приснилось перед поездкой»? 

    Бизнес-леди собиралась в дальнюю дорогу. Ей хотелось быстрее отключиться от круговерти в Торговом доме и переговоров, на которые она уже почти три года сопровождает шефа фирмы по условию ее контракта. Олеся безупречно владеет английским и немецким и прекрасно освоилась в суетливом торговом бизнесе. Именно ей шеф поручил представить их товары на торговой ярмарке в Москве, куда на неделю раньше отправились опытные сотрудники. За чашкой кофе девушка еще раз обдумывала свой дорожный гардероб. Майская погода была переменчива, поэтому пришлось собрать в дорогу вещей больше, чем обычно. Время пробежало незаметно. Наконец, взяв чемодан на колесиках и накинув на плечо ридикюль, из добротной белой кожи, Олеся с легкой грустью оглядела свою квартиру и по бабушкиной привычке присела на дорожку. Затем она отдала ключи старой соседке, которая пообещала, в случае чего, звонить, и наполнилась дорожными мыслями. После Москвы ей еще надо побывать в одном из супермаркетов Ужгорода, который она успешно курировала вот уже два года. Неожиданный карьерный рост со значительным материальным приложением совершенно ее преобразил. Теперь Олеся почти не вспоминала свою прежнюю учительскую работу, хотя иногда еще откликалась на звонки однокурсниц, чтобы высказать им свое веское «ФЕ!» на всю их метушню. Сегодня надо работать там, где вас по достоинству ценят в купюрах, и лучше, если в твердой валюте.

   Служебная машина ждала ее у подъезда. Вышколенный водитель, поставив чемодан в багажник, подал Лесе папку с билетами и документами, которую ей передали из фирмы. Она взяла папку и положила ее в свой ридикюль, поморщившись на аляповатую наклейку, которую Ленка зачем-то прилепила на обложку. В последнее время подружка часто лезла своим острым носом в Лесины дела, упрямо отказываясь принимать ее в новом амплуа успешной бизнес-леди. Даже на работе она вспоминала нелепые случаи из их короткой школьной дружбы, когда ей пришлось пару лет жить в пригороде Киева у своей бабушки. Однако Леся отмахивалась от советов Ленки и держалась на прохладном расстоянии, разоблачив ее в самом низменном лицемерии. Та ловко внедрилась в торговый бизнес с манерностью прожженной офисной мегеры. Ей было достаточно нескольких залетных фраз от Элочки-людоедочки, чтобы при случае вставить их в разговоре и чувствовать себя на высоте, выплеснув в публику чем-то заумно-книжным из обширной культуры. Но в реальности вся ее нахватанная «эрудиция» проживала где-то на стороне от самой хозяйки. Свою же истинную жлобскую сущность Ленка без стеснения проявляла в хамском отношении к «незначительным людям», позволяя себе в разговоре с ними сбросить тормоза даже элементарного «трамвайного» приличия. Теперь Олеся жалела, что порекомендовала случайную подружку в престижный Торговый дом. Женская интуиция подсказывала, что штурмовать карьерную высоту надо осмотрительно, и лучше обходиться без сомнительных знакомых. Безличная субординация - основной принцип бизнеса. На работе - только работа, без эмоций.

      Бросив взгляд на свой старый двор, девушка уселась в машину, радостно вдыхая запах цветущих каштанов. Была самая приятная Киевская пора. После ночного дождя солнце сияло в каждом набиравшем силу сочно-зеленом листке, отражаясь в природных дождевых зеркалах. Олеся жила в старой родительской квартире, которую ей с размахом отремонтировал перед свадьбой родной брат Иван, ставший бизнесменом в русской столице, где он остался еще после окончания вуза, успешно защитив диссертацию. Как младшая сестра Леся не вникала в его дела, тем более что они теперь встречались не чаще раза в год. Поэтому она гордилась, что стала успешной без его помощи. Напористый Иван был всегда самым надежным материальным тылом в их семье. И много лет за его спиной ей было весьма комфортно. По рассказам мамы, он с детства любил с ней «нянькаться», хотя и дразнил лисичкой-сестричкой, смеясь над проявлениями ее капризной хитрости. Но теперь Олеся больше дружила с его дочерью Соней. Племянница была моложе тети лисички почти на десять лет и частенько сбегала к ней в Киев. Их родителей Иван перевез в перестроенный им небольшой домик прадеда. Им хотелось прожить свой преклонный возраст на природе, в «батькивськи хати» у тихой реки Рось, помнящей времена древней старины.

     После неожиданного скандала с загулявшим женихом, Олеся тихонько от всей семьи расторгла предстоящее замужество, решив никого не посвящать в подробности странной ситуацией, в которой она никак не могла заподозрить славного Костика, своего старого школьного друга. За месяц до назначенной свадьбы он вдруг простодушно попросил прощения, признавшись, что у него на стороне уже больше года подрастает замечательный ребенок. С яростью уничтожая роскошный свадебный наряд, брошенная невеста дала себе зарок никогда не доверять всей мужской гамадрилии. И теперь в ответ на комплименты их дикого обожания, в ее необычных синих глазах вспыхивали холодные кристаллы льда беспощадного презрения. Одиночество ее не угнетало, освободив от страха лжи и лицемерия. Томиться ожиданием роковой любви или провожать глазами мужские штаны, было не в ее строптивой натуре.

    Каменный трехэтажный дом, в котором с детства жила Олеся, был расположен недалеко от Ботанического сада. Занимаясь хлопотным бизнесом, она и теперь иногда зависала на балконе, поглядывая в сторону роз и цветущей сирени. И хотя прогулки по укромным аллеям остались в прошлом, лирические переживания, особенно весной, еще возмущали душу запретным ожиданием. Да и от ее учительской работы в ней иногда витали наивные истории, хотя свой дневник с литературными этюдами она давно спрятала в книжный шкаф. Однако непроизвольно вдруг набегали сюжеты из времени ее книжного романтизма. И сейчас мимолетный взгляд на пылающую клумбу заморских тюльпанов, в ней откликнулся образной картинкой из жизни цветов, с грустным привкусом быстротечности.    

"Слабый запах тюльпанов уже беспощадно побежден густым дурманом заморской персидской сирени. Пестрые цветы увядают, и их красные и желтые лепестки разбросал безжалостный ветер. Да и на взрыхленной земле уже появились глубокие борозды от подземных вредителей. Это усердные подслеповатые волчки, похожие на уродливых ракообразных, начали свой брачный сезон. Прячась от дневного света, молодой самец мечется под землей, усердно разбрасывая мощными клещами мягкие комья. Так он устраивает удобное гнездо, вспахивая ходы для своей крупной самки. По ночам волчок призывно свистит тонким голосом, зазывая подругу в гнездо и не замечая, что его брачная пора стала гибельной для цветов, которые молча падают на землю, подкошенные под самый корень острыми, смертельными клещами".

  Что-то не ко времени меня потянуло на унылую лирику, думала Олеся, проезжая по знакомым улицам. В закрытое окно автомобиля почти не доносились звуки города. Опытный водитель быстро проехал широкий Печерский мост и в плотном потоке машин выехал на загруженный бульвар Леси Украинки. Наверно, он решил проехать к железнодорожному вокзалу возле Бессарабского рынка, мимо ее университета и Владимирского собора. Рассеянно глядя в окно, молодая женщина подумала о своем творчестве из прошлой жизни. Окунувшись в воспоминания, она почти не воспринимала реплик водителя, хотя все же с досадой отметила, что тот несколько раз с почтением упомянул ее подругу Ленку. Элен Олеговна, - так она себя величает, представляясь менеджером торговой фирмы, со значительным иностранным капиталом. Но Олесе не хотелось портить праздничность путешествия и слушать болтовню водителя. Снова вспомнился сон о лесной фее Мавке, которую она когда-то сыграла в студенческом спектакле. Девушка достала из сумочки пудреницу с зеркалом и попыталась вспомнить тот свой влюбленный взгляд. Однако подкрасив губы, резко закрыла пудреницу, чтобы болтливый водитель не заподозрил ее в легкомысленном настроении. Она даже строго свела брови, придав лицу подчеркнутое высокомерие. Ведь в столичном экспрессе могут быть клиенты или конкуренты по бизнесу. И красивая женщина самолюбиво улыбнулась, представляя восхищенные взгляды на международной ярмарке, где она будет проводить презентацию в новом белом костюме от известного кутерье. 
      
    Наверно, рассеянные женские мысли совершенно сбили ее с толку, и поэтому только возле вагона Леся, наконец, вникла в ужасную фразу, которую водитель, по-видимому, повторил уже несколько раз:

 - Элен Олеговна просила на нее не злиться, но других билетов на сегодня вообще не было. Вот если бы вы поручили ей на пару дней раньше, то она бы достала билет на забронированное место. По тому, как провожающие поспешно выходили из купейного вагона, Леся поняла, что до отправления остались считанные минуты,
и от бессильного возмущения буквально проглотила язык. Однако холодно кивнув водителю, она все же резко бросила:

 - Все потом! Разберемся, когда возвращусь из командировки! 
К ее дикому ужасу, билет был куплен не в спальный, а в обычный купейный вагон. Когда Леся заглянула в свое купе, то увидела там мужиков. И на вагонном столике уже были выставлен ряд бутылок пива. Молодой женщине стало не по себе, и она поспешила к проводникам. Через несколько минут нервного напряжения им удалось заменить ей место, на верхней полке в другом купе.

                Глава 3.

      В купе с ней вежливо поздоровалось деревенское семейство, ехавшее в Тулу. Старенького деда с бабушкой сопровождал их внук Василий, с виду лет сорока.
Он поставил Лесин чемодан и предложил ей присесть рядом с бабушкой Верой Петровной. Дед Матвей Иванович, разглядывая богатую попутчицу, сказал, что уступил бы ей нижнее место, но после войны нога у него не настоящая. Леся сдержанно ответила, что предпочитает читать на верхней полке, тихо представилась им, взяла дорожные вещи и вышла в коридор.

     Успешную бизнес-woman буквально било током от негодования. Она тут же набрала Ленку и выпустила из себя пар возмущения, указав подружке на ее неспособность решать простейшие деловые вопросы а, заодно, об ее вызывающе отвислой заднице, намекнув, что разговор еще будет продолжен. 

     Поезд тронулся с места, и за окном поползли знакомые дома и улицы, которые почему-то даже среди зеленеющей весны теперь казались Лесе унылыми. Досадные недоразумения запершили слезами в горле, но она пересилила свое настроение, переоделась в свободные брюки и безрукавку и бодро вошла к своим случайным попутчикам. Они были из забытого мира, на космическом расстоянии от ее современной жизни. Однако Леся дала себе слово быть отстраненной и скоротать время за чтением.

     Переодетое в ее отсутствие семейство уже собралось перекусить за дорожным столиком. На салфетках и пластиковых тарелочках были выложены домашние котлеты, курица и молодой картофель с укропом. В купе запахло зеленым луком и ранними огурцами. Василий нарезал тонкими ломтиками белое сало, подкопченное в соломе. Пышный хлеб был с высокой корочкой.   
 - Присаживайся и ты с нами перекусить, дочка, -  приветливо пригласил ее старик, обезоружив Лесю тем, что буквально вложил ей в руки свежий хлеб с котлетой и зеленый огурец. Она присела в уголок и машинально откусила котлету, которая оказалась по-домашнему сочной и вкусной.

 - Огурцы с нашей теплицы, так что не беспокойтесь, все без химикатов, - добродушно сказал Василий, подавая Лесе белый рушник, который она положила себе на колени.
 - Мы вот тут поговорили о вас, - кивнул ей Василий, -  и дед переполошился, будто вы где-то в кино снимались. Может быть, они в сериале вас каком-то запомнили? Мне на работе и по хозяйству телевизор смотреть некогда. Так что, извиняюсь, если сразу вас не признал. 

 - Нет, нет! Я никакая не актриса, раньше преподавала, а теперь работаю менеджером в торговой фирме «Хэпи вэй».
- Ну и расщедрилась же природа для тебя дочка, прямо по-царски,  - заулыбалась Вера Петровна. - Личико, как будто нарисованное, такие яркие синие глаза и густые черные косы! Наверно, счастлива, с такой-то красотой? Замужем, и дети есть?
 - Замужем, - соврала Леся, - но пока без детей живем. - Добавила она суховато. Вопрос о ее личной жизни в дорожном купе был явно уже слишком. 

 - А вот у нашего Василия сын школьник и дочка скоро в школу пойдет, - неторопливо сказал Матвей Иванович, подрезав на салфетку хлеба. Анемичные губы и замедленный говор выдавали его давнюю сердечную болезнь. 
 - Видно, что тебе Олеся, всю жизнь говорят о твоей красоте, так ты и привыкла. - Старушка придвинулась ближе, глядя на нее сквозь толстые стекла очков. - А мне уж давно девятый десяток пошел, а такой красоты вблизи еще не видела. Подруги, небось, завидуют, да и муж ревнует? 
 - Да нет, как-то не замечала. И муж никогда не ревновал, - стараясь подстроиться к домашнему настроению попутчиков, ответила Леся. - Он у меня книжки читает. Может, и не замечает, как я выгляжу.

 Артистически выпутавшись из семейных расспросов, бизнес-леди, наконец, вытянула из себя легкую улыбку. Она выложила на дорожный столик бутерброды, фрукты и бутылки с напитками. Теперь неприятная необходимость выходить с толпой в вагон-ресторан, отпала сама собой. В домашней обстановке дорожного купе Леся постепенно успокоилась. Хотя недоразумение с билетом больно било по ее уязвленному самолюбию. Она подозревала, что Ленка умышленно затягивает ее в какую-то свою грязную игру, подло рассчитывая на прилюдный всплеск ее женской истерики. 

 - Сейчас, бабуня, время такое, что все в товар превращается, - аппетитно хрустя огурцом, с расстановкой хозяйского мужика сказал Василий, подавая Лесе в фаянсовом стакане домашнюю ряженку, топленную по-сельски в печи.
Было заметно, что он привык говорить со своими стариками громко. Леся набрала сладковатую ряженку небольшой ложкой, размешивая в стакане розовую пенку. Было вкусно, но ее мысли упрямо возвращались к коварству подруги-мегеры.
Она подумала, что из-за ее подлости надо будет держать ушки на макушки. Ведь любая опрометчивая фраза или истерика может пошатнуть ее безоблачную карьеру. Надо потерпеть, пока не подвернется удобный случай вообще избавиться от Элен. Что ж, пережить эту унизительную поездку ей поможет учительская сдержанность, которая спасает ее в жизненных перипетиях. Окружающие не должны подозревать об ее эмоциях. И Леся спрятала в себя оскорбление и включилась в разговор.      

 - Вот если кто придумывает красоту рекламировать как товар, тогда она и в цене. В каком-то модном шоу или на конкурсах красоты, - откровенно рассуждал Василий. - А если кто-то в натуре свою красоту носит, то сейчас мало кто ее и замечает. Теперь мы больше под ноги смотрим, как бы лоб не расшибить. 
 - Ну, уж ты и сказанул, внучок, - покачав головой, рассмеялся старик.
 - Как будто и мужики перевелись вовсе! Хотя, по большому счету, ты не врешь. - Он старательно очистил ножом огурцы для себя и бабушки.

 - Знаешь, как мы вот по молодости на войне девчат искали? Даже шеи выворачивали. Хоть грудь у них была в гимнастерке и обуты были в кирзовые сапоги. - Дед добродушно подмигнул Лесе.
 - Не то б и род людской перевелся! Народу то покосило! И нас с Веруней война свела, сам знаешь. После ранения тут жить остался. 

 - Вы Олеся, не обращайте внимания, ешьте, не стесняйтесь. А то бабуня, как только вы заглянули в купе, то сразу заставила меня на вашу красоту достать из сумки очки. Говорит, раньше думала, что таких красивых только в телевизоре показывают. А я вот по простоте даже сказанул, что я в кино у северных собак видел такие синие глаза, как у вас.

 - Да, есть такие северные лайки, хаски называются. Меня как-то в школе один парень так обозвал, когда я отказалась с ним танцевать, - уже весело отозвалась Олеся, заметив, что он все же смутился. 

 - Ну, ты внучок, бундук! Чтоб такое молодой женщине сказануть. - Покачал головой дед Матвей. - Хотя сравнение с собакой,не самое и обидное. Я в жизни подумывал, что собаки бывают умнее людей. Да и подлости в них нет.   

 - Ну, хватит! Красота - это подарок от матери с отцом. Попробуй-ка, Олеся, нашей молочной кухни. Жена Василия у нас мастерица. -

Вера Петровна подала ей брынзу на корочке хлеба, полив сверху густыми сливками. - Мы сегодня еще толком не ели, со светла с района к поезду добирались. Все переживали, как бы ни опоздать. Знаешь, у нашего деда брат родный в Туле помирать собрался. Вот мы едем с ним попрощаться. Как будто и не ждешь своей очереди, да понимаешь, что недолго нам тут осталось побыть.

 - Да, мы теперь уже больше вспоминаем -  была жизнь.
Старик аккуратно вытер рот вафельным полотенцем. 
 - И вот под конец выходит, что для себя все хорошее на потом откладывали.
И вот мы старые да хворые. Наверно, это и есть то самое наше «потом»? У кого как, а у нас с запахом коровьего молока и с правнуками.

 Старушка привычно вздохнула и собрала в плетеную корзинку продукты. Василий сложил тарелки и стаканы. Было видно, что старик заметно устал, поэтому говорил медленно. Но попутчица не мешала ему высказываться, лишь изредка корректно поддакивала. Ничто не могло заглушить в ней визгливый Ленкин голос. И Олеся даже представила, с какой ледяной улыбкой она будет в присутствии сотрудников опускать зарвавшуюся Ленку с ее хамского пьедестала козлиной наглости. Тупая обида связала живые мысли, не давая ни малейшего шанса разуму отбросить дикую затею низменного мщения. Иначе она не поймет, твердила себе бизнес-леди, с ненавистью к высокомерной мегере.    

 - Вот теперь молодые нас упрекают, что не так надо было жить. - Старик говорил с сердечной отдышкой, но в слабом голосе прорывалась давняя обида: 
 - По-вашему, выходит, что у нас все не так было? Упрекаете, что не получилось делить на всех поровну. Да разве ж нас кто в делильщики допускал? А теперь проныры под себя жизнь перекроили. Кричат, что знают, как надо лучше. Говорят, что у них удача на деньги. Врут же, и что главное, они-то сами знают, что все видят, что они врут. Но все равно растопырили локти и загребают свою удачу. - От уверенной правды его голос даже помолодел. 

         «Ого, как грозно! Давно на печи ест калачи, а все поучает». У Леси похолодело в груди - не хватало еще вагонной революции с новыми буржуинами.
«Ну и удружила, Элен, гадюка неблагодарная! Кому сказать - не поверят»!   
 - Совесть им не нужна, хоть по церквям толпами празднуют, - поддержала деда Вера Петровна, доставая из сумки ситцевый платок. - Нас с мальства от бога отучали, но мы посовестней были и переживали, как людям в глаза смотреть. 

 - А о деньгах вообще, ни-ни! Чтоб кто из передовиков что-то себе попросил! - Старик поставил деревянную палицу возле двери.
 - Но теперь для делков нет людского мнения. И стыда нет. Мы думали, что деньги для нас вообще чужие. Как-то большие деньги у народа не приживались! А тут акулы бизнеса и клубы миллионеров прямо в телевизоре. И это от наших горняков и хлеборобов такие капиталы? Что они, на комбайне в страду или в самой доменной печи капиталы свои напекли? Обидно это нам, за не доживших обидно и за трудовую копейку сердце болит.

      Олеся покачала головой, но ничего не возразила. Старик зашелся долгим кашлем. «Лучше умненько перемолчать, - подумала она. - Самое главное, не воспринимать упреки в свой огород и не влезать в споры ни о чем. Спокойствие - надежный бронежилет, а молчание, как скафандр в агрессивной среде». Однако взглянув на его бледное лицо, Леся вспомнила сердитые глаза своего родного деда, который в детстве строго наказал ее за попорченную грядку ранней моркови. И что-то внутри у нее тоскливо сжалось, в презрении к собственному лицемерию. 
      
 - Ну, и что ты развоевался, дедуня! Приляг! С утра ведь на ногах.
Мягко одернул старика Василий. Он умело застелил постели внизу, а затем себе и Лесе на верхних полках. Наверно, он все же робел за их деревенскую простоту. Хотя сам и корил себя. Поэтому, и говорил грубовато, чтобы скрыть смущение:

 - И с чего это ты на женщину оторвался? Ей бы за своим  мужем не пропасть. Знаешь, что от нас, мужиков, всякое бывает.
 - Не надо перебивать, Василий, пусть выговаривают. - Леся достала из ридикюля женский журнал в глянцевой обложке.

 - И правда, не такой уж у нас важный труд, да и за нравы бывает стыдно. А вы Матвей Иванович, свое уже отпереживали. Люди разные живут. Лучше порадуйтесь еще на своих правнуков, - сказала Леся подчеркнуто доброжелательно, чтобы прекратить разговоры. При этом красиво улыбнулась старику, проявив на щеках изящные ямочки. Сложив домашнее полотенце, она подала его Вере Петровне:

 - Спасибо, вы так вкусно меня накормили. Даже детство вспомнилось. Я тоже отдохну. В этой командировке мне предстоят очень хлопотные дни.
 - Ты отдыхай, внучка! Наш дед, бывает, ворчит. Годы наши такие, бурчливые. Видно, тебе в торговле тоже хлопотно. Отовсюду разного товару наперли, попробуй его продай! Не знаю, что такое это «Хэппи вэй»?

 - Это на английском, бабуня. В переводе, что-то вроде нашего счастья в дороге или счастливый путь, - громко пояснил Василий. 
 - Ну, счастливый путь людям не от товаров, а от своего душевного счастья.
Мы бабы, знаем, что счастье никаким товаром к себе не приманишь, - с улыбкой заметила старушка. И Леся еле сдержалась от раздражения. Но она вспомнила о своем аутотренинге и молча снесла насмешку селянки.   

 - А что, у вашего Торгового дома какие-то специфические товары? Вежливо спросил Василий, умостившись на своей верхней полке и раскрывая газету.   

 Наверху было немного душно, и он приоткрыл дверь. Пассажиры угомонились.
 - Все обычно, - корректно ответила Леся, понимая, что он спросил ради поддержания разговора. - Просто товары бытовые более высокого качества, поэтому требуется их в меньшем количестве. Хотя, на первый взгляд, они дороже. У нас и через Интернет-магазин заказывают. В торговле сейчас многое зависит от рекламы.

 - Как это, надо меньше по количеству? - Живо отозвалась снизу бабушка, поправляя старику подушку. 
 - Ну, например, чтобы отстирать пятно от зеленки обычным порошком надо насыпать в миску полстакана, а такого, как мы продаем, достаточно чайную ложку. Хотя наш порошок без хлорки и намного гигиеничнее, - громко пояснила ей Леся, чтобы соблюсти приличие.

 - Да уж, напридумывали! И много ли человеку надо? Лучше по саду ходить и птиц слушать, - засмеялась старушка. 
 - Да кто теперь птиц-то слушает, бабуня? - Хмыкнул Василий.
 - Все больше водку пьют, когда отдых, а то и так просто пьют. Только посчитать, сколько в год для народа одного только пива варят на каждую голову! Скучная жизнь! Или горбатятся или ловчат ради денег, чтобы транжирить их на шмотки и цацки. 

 - Страшно, что смолоду так пьют. - Бабушка Вера, подвязавшись платком, тоже прилегла на подушку. 
 - Хорошая у тебя работа, дочка, среди людей. Главное, чтобы без обмана. - Миролюбиво сказал дед Матвей, переживая, не обиделась ли на него столичная попутчица. Леся, вяло полистав журнал, закрыла глаза, собираясь подремать под стук колес. Теперь она даже была рада верхней полке. 

 - Когда будет граница, вы нам подскажите, Олеся, если чего? - Тихо попросил ее Василий, видя, что она отложила журнал. - Я сам лет пять не был в России. Теперь и не знаю, что они нового на границе для нас придумали. Дедуня беспокоится, что зря он свои военные ордена на пиджак нацепил. Может, теперь запрещено в них через границу ездить?

 - Не беспокойтесь, пока не запрещено. Нельзя везти много продуктов, - сдержанно отозвалась Леся.
 - У нас не много. Только сало и домашняя колбаска. Дед Степан попросил привезти, чтоб еще деревенского попробовать. Сердце у него после инфаркта совсем слабое, вот и едем. Хотя у нашего тоже не лучше, но упертый же!
В Туле с поезда нас брат на «семерке» заберет. Сам я с двумя такими ходоками далеко не добреду.

 - Не переживайте. И на границе люди работают, понимают. Время случилось злое, всем на беду. - Вздохнула Леся. - У меня родной брат давно в Москве живет.
Мы тоже редко видимся. Главное, чтобы документы у вас постоянно были при себе.
 - Ну, документы я в своем кармане держу, - успокоился Василий. 
Слушая стук колес, Леся пыталась думать о своем, но почему-то как обычно не получалось. Важная работа отодвинулась в сторону, и вспомнились умершие дед и бабушка. Мало она с ними говорила. В чужой обстановке о торговой ярмарке думать не хотелось.
         
                Глава 4.

     Сквозь ставню небольшого дачного окна проникал солнечный свет и дымился в узком коридоре, упираясь в старое зеркало, возле которого, проходя мимо, задержался Виктор, размышляя о своей недельной щетине: «Побриться перед дальней дорогой или потерпеть до Женевы»? Так как в зеркало он заглядывал только по крайней надобности, то обычно смотрел на себя недовольно, как бы вопрошая свое отражение: «А ты кто еще тут»? Но сейчас дым света проявил на запыленной зеркальной поверхности очень искусную паутину, которая заинтересовала его безупречно сплетенным кругом. Ученый даже попытался сосчитать сегменты, прикидывая в уме радиус окружности и плотность сплетенных нитей, идеально проведенных к центру.

  «А кто-то еще утверждает о вероятности, которая равна единице, разделенной на бесконечность, то есть фактически есть равная нулю! - Пробубнил он себе под нос, не желая бриться. - Чушь, надо же так испоганить квантовую механику! - Хмыкнул Виктор. - Остается ожидать общую теорию, которая, по выражению Дирака, нас вообще избавит от бесконечности. И куда нам, если даже кроха паучок знает, что в нашем пространстве четыре меры, и кроме длины, ширины и высоты, следует учитывать кривизну, что на практике и происходит».

    Виктор присвистнул, измеряя радиус паутины, однако через секунду набежавшее облако поглотило солнечный луч, и природное чудо на зеркале исчезло. Ученый еще раз хмуро взглянул на свое отражение, упрекая себя, что малодушно согласился на обузу в дальней поездке, не решившись отказать другу Ивану подвезти его младшую сестру до границы с Европой. Он пошарил на полке возле старого щитка, достал фонарик и посветил на паутину, но слабый свет не позволил рассмотреть безупречное творение природного ткача. Недовольно хмыкнув, Виктор бросил в пыльное зеркало: «В дороге и так сойдет»! - и показал небритой роже язык. Хотя сестрице Ивана сейчас как раз будет около тридцати, а такая физиономия может любому испортить аппетит в дороге. Свои густые светло-русые волосы он стриг почти под нулевку, чтобы пореже заглядывать в парикмахерскую. И теперь они светлым пыжиком щетинились над высоким лбом, контрастно подчеркивая его глубокие темно-серые глаза.

       Промелькнули события давних лет, когда они со Стасом были еще студентами второго курса, а Иван успешным аспирантом, подающим весьма большие надежды, и уже женатым. На зеркале была приклеена одна из первых фотографий их дружной компании на соревнованиях по скалолазанию на южном Урале. Стас с Виктором еще со школы тренировались в городском клубе по туризму и мечтали о серьезных походах. С юности Виктор был поджарым и жилистым, а щуплый Стас, будучи небольшого роста, отличался природной гибкостью. Подружившись в институте с коренастым Иваном, бывалым альпинистом, известным среди спортсменов по горному туризму, они побывали в больших горах, пройдя весьма сложные трассы. Сначала на летних  каникулах он потащил их за собой на Урал, а на другой год они уже штурмовали скальные отроги Памира, по высшей категории сложности. Сказать, что они крепко сдружились, значит, ничего не сказать. Опасные походы их кровно сроднили. Это может понять только тот, кто много раз доверял другу свою жизнь на страховке на гладкой скале и над смертельными пропастями. Так было в те годы, так и сейчас, когда Стаса уже нет в живых, а Иван окончательно забросил науку, плотно занявшись серьезным бизнесом.

   Они всегда без слов выручают друг друга. И теперь их редкие встречи стали для обоих особым торжеством и священнодействием. Это словно побег из чуждой реальности в свою настоящую жизнь, без публики, с оголенной душой, в грубом мужском аскетизме и без реверансов. Обычно они выкраивают для себя такой праздник пару раз в год, когда кому-то из них уже невмоготу. Когда подлая жизнь подпирает под самое горло или бьет в дых, перекрывая кислород. Тогда они созваниваются и уезжают вместе куда-то в горы или отшельничают на этой старой даче, с удочками или лыжами, отключив телефоны. Такое уединение дает им новое дыхание для движения дальше. И всегда незримо с ними рядом их Стас, так нелепо погибший в Карпатах во время схода лавины с небольшой горы после землетрясения всего в три балла.

       Думая о предстоящей поездке, Виктор попытался вспомнить сестру Ивана, но не смог. Прошло больше десяти лет, как они проездом в Карпаты неожиданно завалились к ним в гости и на спор переплывали узкую речку под Киевом. Однако лицо высокой девчонки лет пятнадцати, не запомнилось. «Да и какая разница, - уговорил он себя. - Может, завтра в Москве еще побреюсь».
    
     Виктор плотно закрыл дачное окно, возле которого раскричалась наглая кукушка, и присел возле монитора, продолжая составлять таблицу с расчетами.
Но оказалось, резко хлопнувшие створки окна прозвучали в лесной тишине оглушительно. И подлая кукушка, пристроившаяся на чужом гнезде, пугливо взлетела, свалив его наземь в большой ворох старых листьев. Под увесистым деревом тут же шумно засуетились небольшие птицы, пытаясь спасти четыре яйца, одно из которых уже было кукушиное.

   Услышав птичий гвалт, Виктор с досадой поднялся из-за стола и глянул в окно. Быстро оценив ситуацию, он вышел и приставил к старой березе деревянную лестницу. Затем осторожно сложил в сброшенное гнездо крохотные яйца лесных зябликов и на минуту задумался, рассматривая крупное, кукушиное: «Успела-таки подбросить, проныра! Положить его или все же выбросить? Что ж, не нами так задумано. Пусть природа сама разбирается!» Виктор пристроил в разветвлении побегов пострадавшее гнездо и для надежности закрепил его куском веревки. Взъерошенные пернатые родители тут же прилетели, с подозрением осматривая пострадавший дом. «Вот, незадача, - хмыкнул Виктор, - в их гнезде уже затаилась угроза от разбойницы, а они будут винить меня».

  Перед тем как отнести лестницу, он присел на карточки под деревом и осторожно разворошил листья и крупные стружки, которые специально оставил с осени у забора для ежихи. Наверно, она отлучилась на охоту, и на теплой подстилке копошились четверо беспомощных слепых ежат еще без колючек, с прозрачной розоватой кожицей. Бережно прикрыв малышей, Виктор с радостью подумал, что теперь летом во дворе можно будет не опасаться всяких ползучих: «Хозяюшка, моя! Перезимовала благополучно, несмотря на морозы нашей России - матушки. Хорошо вам тут! Да у нас никому и в голову не приходило вас на корм пускать! Как оказалось, что некоторые вас даже едят».

   Поставив лестницу в сарай, он с трудом закрыл разболтанную дверь, буркнув себе, что тетка-покойница ему бы уже прогрызла дыру в голове. «Раз у тебя не доходят руки, так пусть ноги добегут», - усмехнулся он ее привычной поговорке. «Видела бы ты, голуба моя, что теперь творится в нашей Московской квартире!» - легко вздохнул ученый, зная, что сейчас никто его не заставит заниматься такими делами, как ремонт. После короткой последипломной женитьбы, последипломной, так как он познакомился со случайной невестой на обмывании диплома в ресторане, Виктор зарекся бывать в женском обществе. Особенно в обществе женских сущностей не по деловому признаку.

     Спустя полгода странного брачного союза, выяснилось, что молодой ученый совершенно случайно подвернулся в ресторане полногрудой красавице, пребывающей в отчаянном неведении о пропавшем женихе, который больше года мотался в торговых лабиринтах китайского многолюдья, скрываясь не от нее, а от преследования грозных кредиторов. Однако, благополучно возвратившись, свободный предприниматель сразу же предъявил законные права на «свою женщину». Освобождаясь от случайного брака, Виктор с омерзением подписал документы на развод, удивляясь житейскому благоразумию своей тетушки, которая наотрез отказалась прописывать подозрительную красотку в своей квартире, пояснив, что потом заодно пропишет и ее и ребенка.   

   Суровая тетка, воспитавшая его самостоятельно, не признавала авторитетов, однако никогда не подавляла единственного племянника, который с малолетства лазил по чердакам и крышам, а на каникулах устраивал себе гнездо на развесистой яблоне, подолгу читая в летнюю жару. Поэтому, разбежавшись с женой и похоронив любимую тетеньку, с детства заменившую ему отца с матерью, Виктор вел вольный образ жизни, не имея над собой ничьей власти. Хотя грызущий его с детства неутомимый червяк исследователя, вряд ли вообще допустил бы в его душе какую-то конкуренцию. Но этот своенравный червяк был ему кровным родственником, поэтому тоска ученому никак не угрожала.

    Сейчас он как вся коллаборация ученых-физиков проводил анализ данных исследований прошлого года на БАК в Мейрине по частицам, вылетающим в направлениях очень близких к оси столкновений. Эксперименты должны улучшить существующие модели атмосферных ливней, которые порождаются частицами космических лучей сверхвысокой энергии, и расхождением между теоретическими предсказаниями и данными детектора обсерватории им. Пьера Оже. После его успешного выступления в марте на конференции «Морионд»-2017 у Виктора увеличился объем переписки с коллегами из Европы. Внедрение программы Всемирной паутины значительно упростило обмен информацией. Хотя он уже с надеждой подумывал о новом ускорителе, который должны запустить через год в Японии. Ведь там будут проводить столкновения частиц в исключительно чистых условиях, без постороннего фона из сотен посторонних адронов, которые «портят» жизнь на ЛХЦ. И ученые уже смогут заглянуть еще дальше по шкале энергий и попытаться обнаружить Новую физику.

      Виктор подошел к автомобилю и постучал ногой по мощному колесу, решив, что завтра перед дальней дорогой следует заехать на станцию техобслуживания, а заодно накупить разных вкусных гостинцев для семьи гуцулов, к которым по давней традиции Виктор обычно заезжал по пути в Европу. Памятной ранней весной снежная лавина вместе с другом погубила двоих из этой простой хорошей семьи. Там они с Иваном вместе со всеми погибшими и похоронили Стаса. Его мать после трагедии слегла после инфаркта и ненадолго пережила единственного сына. Виктор погрузил в багажнике небольшой камень с барильефом, который по их заказу недавно изготовили в мастерской. Они с Иваном сами подготовили эскиз, изобразив Стаса на вершине покоренной горы. Жаль, что и в этот раз Иван не сможет побывать на могиле друга. Виктор с грустью огляделся во дворе. Придется попрощаться с лесной дачей на месяца два. Хотя, может, и на дольше. Этим летом им с трудягой-червяком предстояло работы в Европе выше крыши.
               
                Глава 5.

        Леся спокойно дремала на верхней полке, и до границы время пробежало незаметно. Как она и предполагала, процедуры с таможенниками прошли спокойно. Только дед все же разволновался и начал рассказывать, за что получил ордена. Было заметно, что у него совсем слабое сердце. Не прошло и часа, как он тихо застонал. Василий уже уснул крепким молодецким сном. Но Вера Петровна привычно поднялась и дала старику лекарство. Леся тоже забеспокоилась, не всегда в поезде можно найти врача. Она присела рядом со старушкой, чтобы подождать, пока пройдет сердечный приступ. Стало тревожно. 

 - Идите спать, девчата, мне полегчало. - Зашептал им дед. - Не то, Василий проснется, шуметь будет. Он же не хотел с нами, хворыми, в такую даль ехать, - виновато пояснил он Лесе.
 - Ты сам усни, Василию мы не скажем. Обещал же, не волноваться на границе, -уговаривала его бабушка Вера.

 - Слабые мы уже. - Обернулась она к Лесе. - Но авось, заради весны еще поживем! Я давно заметила, не помирается как-то весной. Все оживает, и старикам от этого весеннего оживания, видно, еще сил немного перепадает.

 - Вот, Леся, за что я ее так люблю, надежная она у меня, - тихо проговорил старик. - Что бы ни случилось, она всегда отыщет какую-то лазейку для надежи. Талант у нее - все на лучшее перевернуть, чтоб от беды отвернуться. Такое ее качество передать бы нашей правнучке. Для вас, баб, оно наиглавнейшее. И мне рядом с ней не было беды. Знал, что без упреку живу. А если что плохое станется, то она только и скажет: «Перемелется, да мука будет». Такое счастье!

 - Утихни, счастье мое бурчливое! - Покачала головой старушка.   
Она хотела погасить свет, но Леся чуть убавила яркость дорожного ночника.
И в полутьме под стук колес сразу стало уютно. Через несколько минут старик задышал ровно. Но им обеим не спалось. Леся понимала, что старая женщина беспокоится. 

 - Расскажите, как вы поженились, - вдруг попросила она бабушку Веру, зная, что воспоминания обычно успокаивают стариков. После случая с сердечным приступом она решила, что, если еще придется ехать поездом, то будет ехать в купе одна.    
 - Расскажу, доченька, правда давно я об этом не вспоминала, - тихо отозвалась Вера Петровна. - Мои редко спрашивают о нашей молодости, как будто мы всегда старыми были…

   А было это во время войны. Оккупацию мы переживали в деревне под Киевом. Когда началось наступление наших, немец особенно лютовал. Мне тогда семнадцать исполнилось. Бабка нас с сестрой прятала в сарае в яме под яслами у коровы. Боялись, чтобы они не изнасильничали или в Германию не угнали. К сорок четвертому году уже многих на работы вывезли, и в концлагеря эшелонами людей вывозили. Даже землю чернозем и ту, сволочи, вывозили.

    Старушка тихо вспоминала незабываемое. Скорый поезд шел без остановок, и в полутьме за окном уже угадывались силуэты белых берез русских лесов. Леся слушала и смотрела в ночную тьму, с мелькающей бледной луной. Неожиданно к ней прикоснулось прошлое совершенно посторонних людей. Живой голос старой женщины заполнил ее душу, и щеки стали влажными. И в растревоженной Лесе внезапно проявился странный вопрос, какой же ее саму видят другие? Просто сногсшибательно красивой? Она об этом знала. Когда-то Леся уже нашла в себе смелость признаться, что не имеет никакого отношения к своей красоте.

    Почему-то стало обидно, что у нее нет такого живого голоса. Хотя, теперь это не модно. Но разве что-то из ее жизни отзовется так же сильно в ком-то другом? Если теперь странно даже то, что тогда они больше страдали не о своем. Промелькнули стереотипы пустых разговоров в офисе и на отдыхе, банальный обмен информацией из чужой знаменитой жизни, заглядывая в которую нынешние обыватели считают себя знатоками культуры. Однако реальные ее носители чаще остаются белыми воронами, вызывающими лишь подозрение или раздражение.          

       Оживившись, старушка вспомнила, как они с сестрой пожалели какого-то Петрика, которого немцы прихватили в обоз из дальнего района Закарпатья.
Ему еще не было и пятнадцати лет, но мальчишку заставляли выполнять грязную работу по хозяйству и ухаживать за лошадьми. Он прибыл в село поздней осенью и всех боялся, не понимая, кто ему здесь свои, а кто чужие. Зима выдалась метельная, со свирепыми ветрами, и Петрик замерзал в своей ветхой одежонке. Увидев, что он поморозил руки, сестры связали ему теплые рукавицы и шерстяные носки. Вечерами он прибегал к ним и тайком приносил сахар. Сидя втроем у печки, они пили чай и шептались о новостях, услышанных Петриком, мечтая о конце проклятой войны. Потом сестры уговорили его бежать от немцев…

     Вагонные колеса вздрагивали, раскачивая вагоны со спящими пассажирами.
И Леся думала, что случайная беседа со скрежетом беспокоит то понятное, которое она для себя давно выкроила на будущее, по образу и подобию журнала для успешных женщин. Посторонняя жизнь словно вспугнула ее состояние легкого скольжения по поверхности бытия. Она считала себя по-европейски современной, впитав замкнутую условность и не вникая в серую реальность. Все условное с экрана было надуманным. И бизнес-леди виртуозно скользила по зыбкой грани между условностями. Живя благополучно, Леся давно привыкла в многоголосом людском топоте слышать, прежде всего, стук неповторимых каблучков своих изящных туфель. И давно усвоила, что лучше жить хорошо и не создавать себе сложностей.

  Но сейчас притихшая Леся вспомнила свой сон о лесной Мавке и то, что она даже в зеркале не смогла представить взгляд своих прежних глаз. «Неужели я уже старею»? - С ужасом подумала она. Ведь бабушка Вера говорила о любви совсем молодым голосом. И в Лесе закопошились какие-то незнакомые чувства, об ее безликой жизни, без трепета и порыва чувств: «Однако они никак не могли быть такими, как мы! Такие живые лица бывают лишь в горе». - Убеждала она себя. Вера Петровна вспоминала, что увидела раненного бойца в операционном бараке, когда выносила его разрезанные сапоги. Одну ногу спасти не удалось. Даже спустя много лет ее голос дрожал от волнения:          

  «Осень была холодная. Наши тащили тяжелую артиллерию по непролазной грязи. Когда село отбили у немцев, то приказали пацанам по лесам и оврагам собирать раненых на подводы. Мы спрятали у себя Петрика, и он тоже помогал нам в госпитале. Матвею тогда было чуть больше двадцати, но он уже батарей командовал и раненный почти сутки не уходил от орудия. Поздновато тогда госпиталь подоспел, поэтому ему ногу и не спасли. Когда он пришел в себя, то я осмелилась и подошла к нему, успокоила. Знаешь, он мне сразу полюбился. Ведь при немцах мы и думать о своем счастье боялись. Но в госпитале на душе так затишно стало: «Наконец, свои кругом, дождались». И вот я смотрела на его бледное лицо и думала, как полюбит меня, так никому не отдам своего счастья. Раньше-то я только в книжках о любви читала - быстро так глазами пробегала. И в кино, когда целуются, мы с сестрой глаза закрывали. 

  Потом Матвей узнал, что их деревню в России сожгли немцы, и решил остаться с нами. А после войны так радовался, когда брата нашел. Однако больше года не хотел на мне жениться. Переживал, мол, зачем тебе калека. Хотя я по глазам поняла, что сразу полюбил! Ну, как искра по нас прошла. Счастливые мы! Знаешь, мы с ним, как привязанные! Часто у окна стою, выглядываю его. Как увижу, что пес у калитки хвостом крутит, так и мне легко на сердце. Бывало, как прижмет меня к себе, так будто я уже на небе».   

 - Не волнуйтесь. - Порывисто вздохнув, прервала ее Леся.
 - Слышите, он уже спокойно дышит, все будет хорошо.
 - Утомили мы тебя. Ложись спать, дочка. - Улыбнулась старушка.
Леся выключила дорожный ночник. Сквозь чуткий сон и стук колес ей слышался весенний гром. Сначала с досадой подумалось, что в дождь могут намокнуть ее дорогие туфли. Но затем нахлынули какие-то обиженные чувства: «Все-то не о том, не о том». Однако представить, что у нее что-то не так, она не могла даже во сне. Ведь ей многие завидуют! Разве может быть, что-то не так»?   

 - Не так, не так, не так, - будто дразнили ее вагонные колеса. 
 - Нет, так! Так-так, все так, - упрямо передразнивала их девочка Леся, с двумя смешными косичками и острыми коленками, замазанными зеленкой, старательно прыгая в легких сандаликах из одного классика в другой, через криво начерченные линии на асфальте в веселом дворе ее детства. Но это было уже в крепком сне.
 
                *** 

  Когда деревенские попутчики вышли в Туле, попрощавшись с ней по-домашнему, Леся быстро освоилась в одиночестве, уже с открытой досадой поглядывая в окно на зарядивший с ночи дождь, а затем позвонила Ивану и спросила о погоде в Москве. Брат весело успокоил ее и сказал, что обязательно встретит с поезда, добавив, что племянница с нетерпением ждет свою любимую тетю лисичку. Перед прибытием в столицу молодая женщина привела себя в порядок и стала думать о привычном, пересматривая папку с рекламой товаров и тезисами своего выступления. Задерживаться в Москве Леся не хотела. На машине в Ужгород предстояло ехать почти трое суток. Правда, не столь утомительно, с ночевками в комфортных гостиницах. Затем пару дней в Ужгороде, и опять еще сутки поездом обратно в Киев. Как ни считай, а ее весеннее путешествие получалось почти на полных две недели. Так что, в дороге лучше без ненужных знакомств. Время деловых людей не терпит сентиментальных излияний.         
               
                Глава 6.
 
       Своего брата Леся заметила еще из вагонного окна. Он стоял под дождем в добротном длинном плаще и с бесстрастным лицом говорил по мобильному телефону. Рядом с ним держал зонт высокий парень, похоже, водитель. Он первым увидел Олесю на ступеньке вагона и уверенно подошел к ней, взяв чемодан. Моментально заулыбавшись, брат стремительно обнял ее, обращаясь к младшей сестре со своей привычной шуткой:

 - Ну, а племяши мои, где, красавица? Какая ты вся грациозная, как фарфоровая балерина! Здравствуй, сестричка родненькая!
От крепкого братского обнимания у Леси затрещали косточки.
На языке застыла пошлая фраза, что она решила быть child free. Однако она сдержалась, придирчиво осматривая его и с детским капризом отыскивая на его красивом лице морщины или хотя бы залысину на крепкой голове.

   Но Иван выглядел замечательно и был полон молодой энергии. В глубине души Леся немного завидовала его жене, которую он осчастливил еще на своей третьекурсной практике на горном Урале, когда рыжая деревенская девчонка варила геофизикам походную кашу. Лесе было странно, что ее умный и красивый брат выбрал себе такую простушку. Теперь эта холеная дама заказывает себе лучшие номера в гостиницах на побережьях и шикарно бездельничает в просторной столичной квартире. Однако сегодня лисичка-сестричка стряхнула с себя глупые мысли и по дороге весело рассказывала брату о семейных новостях.

      За неделю до поездки она навестила родителей, и брат, всегда скучающий по старикам, был рад, что у отца в запруде подросли караси, а мамины розы благополучно пережили морозную зиму. Открывая дверь в квартиру, Иван насмешливо сказал, что ей сегодня вечером предстоит наедине утешать свою любимую племянницу, которая как обычно весной рьяно сражается со своими веснушками. Потому  что, к ее огромной радости, нелюбимая невестка укатила подлечиться на очередные воды. На что Леся тут же искренне возмутилась:

 - Не смей, дорогой Ванечка, обвинять меня в нелюбви к твоей Светлане. Просто я с раннего детства ревную тебя абсолютно ко всем, как свою единственно любимую няню. Хотя это вряд ли кому-то еще со стороны заметно. А твою Светочку я обожаю за то, что она родила мою любимую рыженькую племянницу. 

 - Я подозреваю, что твоя любимица тайно ненавидит свою мать из-за доставшихся от нее веснушек. Хотя, это не делает чести ее уму. И ты тоже могла бы почаще навещать родного брата, ревнуля капризная! Может быть, все еще тоскуешь за своим Костиком? Даже брату не призналась, какая муха тогда тебя укусила, что ты так решительно отменила свадьбу!   

 - Ну, и кто кого из нас больше ревнует? - Воскликнула Леся, и они рассмеялись. Выбежавшая на смех Соня закружила ее в просторной гостиной. Но Иван на бурную радость дочери суховато заметил, что она любит свою тетю больше всех на свете, потому что сама такая же своенравная гордячка. А весной с ней рядом находиться опасно для жизни - кидается, как дикая кошка. Даже родная мать сбежала.

 - Ты еще гордячек не видел! - Возмутились они хором. И Леся стала доставать подарки. Однако у Ивана зазвонил телефон, и он попрощался с ними до утра, предупредив, чтобы ужинали и засыпали без него. 
 - Ничего не поделаешь - большой бизнес имеет большие хлопоты.
На что они пожелали ему большой мешок удачи и закрыли дверь. Соня сказала, что Леся будет жить в ее апартаментах на втором этаже, сообщив, что сделала полную перестановку.

       В просторной комнате стены теперь были не шоколадного, а непривычного сливочного цвета. Мокрая штукатурка придавала им грязноватую густоту и небрежность, в стиле модерн. В гостиной части комнаты был размещен большой экран домашнего кинотеатра, а на высокой стойке рядом была собрана супертехника с компьютером и полным набором DVD. Перед этим техническим натюрмортом стояла круглая тахта и два кресла-лежанки, броско оформленные в тон светлых стен шелковым золотым руно. Спальную часть комнаты отделили небольшая декорированная ширма и лохматый коврик, стилизованный под шкуру зверя. Кровать была покрыта расшитым покрывалом, с которого тоже свисали длинные пряди каракулей золотого руна. Внушительных размеров очаг под стеклом, с поленьями и углями, устроили глубоко в нише. Рядом с широким окном теперь стоял изящный туалетный столик кораллового цвета, с небольшим овальным зеркалом в золотой раме. Леся похвалила племянницу, шутливо бросив, что ее потянуло в какую-то мифическую пещерность:

 - Потрясающе, словно у воинственной амазонки! - Может, такой интерьер тебе подсказал тайный рыцарь, страдающий от безнадежной любви?
Однако Соня в ответ резко рассмеялась:   
 - Просто меня это немного развлекло, а старая обстановка за три года
«уже просто задрала» своим бархатом.

   Но Леся строго погрозилась на ее открытую грубость, с любопытством оглядывая преобразившуюся племянницу, которая и в свою внешность внесла значительные коррективы. Огненно-рыжие волосы, замечательные в контрасте с синими глазами, своенравная девица перекрасила в песочный цвет. Хотя теперь весенние веснушки на ее белой прозрачной коже выглядели еще ярче.

   Заметив пристальный взгляд Леси, Соня махнула рукой в сторону зеркала и сказала, что оно ее враг номер один. Мол, она больше не засиживается у зеркала и не верит никаким косметическим выводителям этого весеннего безобразия. Племянница тут же продемонстрировала свои надежные средства маскировки от яркого солнца. И распахнув дверцу гардероба, предъявила разноцветные глубокие шляпки, солнцезащитные очки и экстравагантный шарф-сноуд. Вот в таком маскараде, как павлин в перьях, она дефилирует по весеннему городу. И со вздохом добавила, что с содроганием ждет летнюю жару и мечтает скрыться в деревне у бабушки с дедушкой. В солнечные дни ей приходится меньше гулять, и она почти не ходит в молодежные клубы. Да и вообще - «Все надоело»!

Смеясь, тетя потребовала прекратить заунывный скрип, растормошила
«симпампусенькие» пушистые волосы и расцеловала розовые щечки, измученные мерзкой косметикой, сказав первокурснице, что ее весенняя хандра улетучится, как тополиный пух, если она сама полюбит свои веснушки. И вообще, в жизни все проходит, только музыка вечна. Соня скептически промолчала, но включила Вивальди и пообещала больше не ныть.

      Леся приняла теплую ванну, понежившись в ароматной пене, смывая с себя дорожные недоразумения. После купания племянница усадила ее в лохматое кресло и принесла тете на подносе фрукты, острый сыр и чашку кофе. Хотя себе из-за диеты позволила лишь фрукты и зеленый чай.

 - Что-то ты моя лисичка, ничего не рассказываешь о своих Наполеоновских планах в Москве? Наверно, после своей выставки сразу думаешь улизнуть от меня? - С обидой высказалась девушка. 
 - Ну, зачем же ты говоришь, «улизнуть»? Знаешь, манюся, что я вся в работе и мне послезавтра необходимо уехать в Ужгород.

 - Да уж знаю. Слышала, как вчера папочка с кем-то говорил, что надо тебя на джипе довезти в Закарпатье. А я надеялась, что ты побудешь со мной хоть неделю. Ну, что ж, хоть два вечера вместе. 

    Соня вздохнула, и Леся почувствовала, что она чем-то расстроена. Но зная о ее скрытности, решила разговорить ее уже перед сном. Трудный возраст у племянницы еще продолжался и в восемнадцать лет. В ее случае юношеский максимализм выглядел агрессивнее, так как не имел отдушины для откровения.
По собственному Сониному определению, все ее подруги, были не совсем
«другами» и за спиной злорадствовали каждой ее неудаче. Однако Соне еще не хватало сил полностью изолировать себя из ядовито-агрессивной среды. Хотя Леся приметила, что после очередного общения со своими сверстниками Соня мужественно переводит дух, как заправский солдат-новобранец. Она всячески ей сочувствовала, понимая, что молодежные тусовки - это дикий военный полигон, где кипят свои бойцовые страсти соперничества и есть свои стратеги, военные диктаторы, шпионы, маркитантки, интенданты и дезертиры. И сегодня на этом бойцовском ринге, без правил, одновременно принято презирать деньги и небрежно сорить ими.

    При этом малолетние говнюки изворотливо притворяются друг перед другом, что деньги им вообще не интересны. Хотя все они блестящие полиглоты дорогих шмоток и эксклюзивных цацек. И даже запоздавший на год мобильник вызывает у них презрение к его пользователю-лузеру. В столице особенно заметно, что ядовитая американская доктрина успешности хватко вцепилась за подростковые штаны, как колючий техасский кактус, который уже когда-то напитал клейким экзотическим дурманом их родителей, потребителей жвачек, газированного пепси и пива, в банках из радужной фольги. Теперь к подросткам подкралась новая страшилка - получить клеймо неудачника. Позорно быть манглом, у которого нет папиной волшебной палочки, в виде кредиток, абонемента в дорогой клуб и других благ для хомо-фетишизы.   

        Уже в гимназиях малолетки кучкуются и размежевываются  по классу папиных элитных авто, на которых чада «дорогие», в смысле денежного эквивалента, доставляются на занятия в престижные учебки. С раннего детства они уверовали, что осчастливили родителей, появившись для них на свет, и именно ради них хватают информацию и штудируют иностранные языки. И для «неугомонных предков» надо будет еще брать штурмом или осадой европейский или заокеанский вуз. Как-то Соня ей сказала, что худосочная молодежная элита в своем изощрении напоминает обалдевшую старуху, которая истерично вопит старику, требуя закидывать невод в море, не зная, чего уже пожелать. «Ты не представляешь! Дикое кривляние и беспросветный тупизм! До них не доходит, что они деревянные рамы, в которых никогда не будет подлинника истинной картины! Плоские уроды, пускающие слюни на похотливый гламурный Олимп». Леся и на расстоянии сочувствовала комплексующей девочке, которая упрямо искала что-то важное.

     Однако сама Соня с родителями вела себя вызывающе. Она назло одевалась в стиле «дранж», шокируя мать босяцким видом и бешеными ценами на потертое рванье. Поэтому Леся подолгу выслушивала бесконечные плачи и жалобы невестки, отодвинув от себя мобильный телефон, и когда трубка умолкала, участливо спрашивала: «Так, она еще не побрила себе голову? - И удовлетворенно услышав в ответ яростный скрип многодолларовых зубов, с холодным спокойствием отвечала: «Вот видишь, Светочка! Не зря, я сотни раз вам повторяю, что наша Сонечка намного лучше других малолеток!» 

 Они с племянницей давно были единодушны в отношении к образу жизни Светланы, которая, то попадала под гипноз какой-то модной клиники по омоложению, то впадала в неуемный шубный выпендреж. Поэтому Леся нежно подбодрила загрустившую Соню: - Ну, пушистик! Уже май, ты приедешь на каникулы, и мы наверстаем упущенное. Может, закатимся куда-то вместе? Лучше покажи мне наш прошлогодний фильм! Посмотрим, как на реке цветут кувшинки и лилии!   
 - Да, я уже предкам сказала, что как только сдам сессию, сразу же полечу к тебе. Хотя мамуля, как обычно, скривила физиономию.

 Соня перебрала в столе флешки и включила фильм, чуть увеличив громкость музыки. В музыке у них тоже были общие вкусы. Пропадавшая с детства в книжках Соня, не терпела неразборчивости мамочки, которая не удосужилась в столице повысить свое школьное образование какими-то общими курсами по искусству или хотя бы по домоводству. Леся смотрела на экран, любуясь зеркальной водой и густыми вербами. Она думала, что пришла пора что-то посоветовать Соне о ее личной жизни. Вдруг ее уже интересуют разные интимные темы? Возможно, у некоторых подруг даже есть бой-френды. Не зря, сексуальное уродство теперь именуется нравственной свободой. Хотя для многих интимная жизнь потеряла содержание интима. Как и слово «партнерство», которое трансформировалось в метод спаривания, даже в нарушение половых ориентиров, утвержденных природой. Интимным стало лишь сокрытие хищного эгоизма или безграничной подлости для внедрения в пресыщенную богатую элиту. Вряд ли Леся в разговоре на такую тему утвердит в глазах племянницы свой авторитет. Как любящая тетушка она прививала Соне уважение к порядку и умение избежать неприятностей, оставаясь советчицей по житейским вопросам и палочкой-выручалочкой во всех ее подростковых непонятках. Однако сейчас Соня требовала от нее большего и при встречах устраивала полную ревизию ее образа жизни, дотошно выспрашивая об окружении и не одобряя ее работу в фирме.   

 - Ну, и зачем ты себя терзаешь такой гадкой работой? - Откликаясь на ее размышления, продолжила свои упреки Соня. - Ты ведь знаешь несколько языков и прекрасно разбираешься в искусстве. Помнишь, как мы с тобой раньше читали? Ты даже писала неплохие литературные этюды.
 - Не говори ерунды! Я должна работать, чтобы быть независимой! - Резковато отмахнулась Леся. - У меня нет богатого мужа, как у твоей мамы. И что я заработаю на литературных переводах?
 - Не злись! - Грустно сказала Соня. - Я сама не хочу быть злючкой, это противно, моя лисичка. Ты ведь красавица! Просто пока не попала в сказку, где есть отважный принц. Хотя я рада, что ты бросила Костика. Я видела, что он тебе не пара, но боялась тебя обидеть, - племянница крепко обняла ее.

 - Ну, я уже не вспоминаю, - засмеялась Леся. - Оказалось все к лучшему.
У нас в фирме много эрудитов. Некоторые закончили по два вуза. С ними интересно!
 - Не принимаю надутую успешность! - Перебила ее Соня. - Меня тоже хотят отправить грызть камни заграничной науки. И зачем? Чтобы потом хватануть свою золотую жилу и год за годом тянуть из нее жилы? - Сухо бросила она, тоном вчерашнего старика. Лицо ее стало взрослым и голос откровенно грубым:

 - Вникни, что у нас даже богатеют не так, как на Западе! Заявляют, что стараются богатеть ради блага массы. Хотя обиженная масса презрительно плюет на своих благодетелей золотостарателей. Они же, улыбаясь, вытирают свои заплеванные морды и хладнокровно продолжают во имя общего благополучия ковать свои капиталы.

 Соня резко встала и забрала флешку, включив «Полет Валькирий» Рихарда Вагнера, окатив квартиру мощным каскадом звуков симфонического оркестра. Леся внутренне содрогнулась, однако не показала племяннице, что ее покоробило высказывание, в духе революционного нигилизма. Она лишь покачала головой, уменьшила громкость и спросила, не обидел ли ее кто. Так как за убийственным тоном и сарказмом могло быть глухое отчаяние. Помолчав, девушка показала ей фотографии школьного выпускного праздника, давая беспощадные характеристики бывшим одноклассникам и пророча им падение в бездну пороков. Поголовно у всех предел мечтаний - рулить на дорогих байках, в кожаных задницах, и подобный маразм дебильных развлечений.

          Быстро успокоившись, Соня расстелила им постели и достала папку с художественными эскизами, заметив, что рисование - это ее единственная отдушина. Леся вспомнила, что в детстве Соня охотно занималась в художественной школе. Не проявляя открыто своего восторга, она удивилась ее оригинальной живописи, решив посоветовать брату, подобрать ей преподавателя из художников-профессионалов. Девушка, с яркой харизмой, имеет талант, который упрямо не хотят замечать родители, направившие против ее воли изучать иностранные языки. Мягко успокоив племянницу, тетя посоветовала ей серьезно учиться, чтобы потом поехать куда-то в Европу и с головой окунуться в живопись. 

 - Вот, ты мне попрекаешь, что я убегаю от принцев, но в своем нигилизме никому не даешь шанса стать твоим другом, - укоризненно ответила Леся на ее убийственные характеристики.
 - Не будь ежиком и не закрывайся, как анемона! Скажи себе раз и навсегда, что ты прекрасна как солнечный одуванчик! В твоих рисунках, на удивление, такое умиротворение, а сама пыжишься. Может, пора стать терпимее?

 - Пытаюсь, - протянула Соня по детской привычке, скусывая кончик ногтя. Поколебавшись, она со слезами ей призналась:
 - Знаешь, я пару месяцев встречалась с парнем и даже поверила, что он в чем-то настоящий. Но, к счастью, позавчера случайно услышала, как он за моей спиной обозвал меня плосконосой Марфушей, которая сидит возле большой кадки с папаниной зеленой капустой и корчит из себя моралистку.

 - И всего-то горя! - Рассмеялась на ее слезы Леся. - Так это ты его изобразила изворотливым червем, с теннисной ракеткой?
 - Да, этот, - презрительно процедила Соня. - Ага, здорово похож!
Она вытерла слезы, сожалея, что никому из знакомых не покажет этот рисунок. Хотя червоточина в душе жаждет отмщения, и она даже собиралась выложить эти портреты анонимно в соцсетях.
 - И сколько я тебя учила, не быть рабом случайности! - Обняла ее Леся. - Мало ли кто попадается на дороге? Утверждай свое! Ведь ты это умеешь! Вспомни, еще скифы считали, что только мы, летящие, реальны, а остальной мир зыбок и краток.
 - Как с тобой хорошо! - Вздохнув, улыбнулась Соня. - Может, мы лучше будем вместе, лисичка, коротать это зыбкое желе жизни?   

Перед сном племянница попросила, как в детстве, рассказать о чем-то интересном. К слову, Леся вспомнила о скифе Анахарсисе. На его скифское происхождение указал еще Диоген Лаэртский, сообщив, что тот был братом скифского царя Каддида, хотя по матери эллином, и свободно владел двумя языками.
- Заметь, под скульптурой Анахарсиса сохранилась табличка, с назиданием: «Язык, чрево и похоть обуздывай».
 - Это ты мне, с тонким намеком? - Хихикнула Соня.
 - И себе тоже, - улыбнувшись, откликнулась Леся.

 - Так вот, заруби себе на носу!
 - Добавь на конопатом, не стесняйся, тетечка, - простодушно зевнула девушка.
 - Не перебивай, а то не дорасскажу. Да, этот древний человек запомнился весьма острым умом и толерантностью. Он умел обходить острые углы и ладить буквально со всеми.
 - Ну, без дидактики, моя лисичка. Ты тоже частенько истеришь!
Леся оставила ее реплику без внимания, зная, что это до бесконечности. Она заложила руки под голову и прикрыла глаза:

 - Вот, как-то он заявился в дом к важному Солону и велел рабу передать хозяину, что к нему пришел Анахарсис, чтобы его видеть и стать его другом и гостем. Услышав это, высокомерный Солон велел ему передать, что друзей заводят только у себя на родине. На что скиф остроумно ответил, что, Солон ведь у себя на родине, так почему бы ему не завести себе друга. И тот был постыжен. До сих пор вспоминаются его мудрые афоризмы: «Домашний очаг чти. Счастью не доверяй. И знай, что ты гость на земле». Представь, мое сонечко, что это было сказано более двух тысяч лет назад! Так что по основным качествам, человек ничуть не изменился - он такой, каким создаст себя сам.
 - Надеюсь, мой котик Баюн, что твой талант училки не улетучится с мыльной пеной заграничного стирального порошка, - подколола ее Соня, засыпая.
 - Ш-ш-ш, уже спи, моя манюся.               
   
     Когда племянница уснула, Леся бесшумно встала с постели и внимательно пересмотрела ее рисунки. Она поняла, что Соня изображает своих приятелей сугубо по их внутренней сути, разоблачая изъяны натуры, оставляя из особенностей внешности, лишь несколько характерных штрихов для индификации. Работы ей понравились. И она усмехнулась, может быть, со временем и у нее возникнет оригинальная серия, как образы далианской мифологии в серии «Капричос» Гойи? На карандашном автопортрете Соня нарисовала меланхолию, в образе скорбной Мадонны, с мелкими веснушками на курносом лице. Однако Лесю больше обеспокоило, что на полке в прикроватной тумбочке лежала с закладкой книга И. Гончарова «Обрыв». Обычно такой идеализм весьма органично входит в тонкое девичье сознание. И кто бы мог подумать, что ей захочется быть похожей на Веру, которой не было в реальности даже в двадцатом веке? Надо бы посоветоваться с Иваном.         
      
                Глава 7.

     Проснувшись раньше будильника, Леся подошла к окну, глядя на еще притихшую Москву, в которой ранним утром никак нельзя было заподозрить многомиллионное столпотворение. С любовью улыбнувшись на спящую племянницу, она взяла с собой телефон и приняла душ. Вечером они договорились, что Соня завезет ее на машине на торговую ярмарку, а после занятий заедет за ней, и они до вечера проведут время в городе. На кухне послышался тихий шум кофе-машины. По спартанской привычке Иван любил вставать рано, совершая пробежки по скверу. Нежно обняв брата, Леся взяла чашку с кофе и присела у стола напротив него. Ее охватило теплое умиротворение, и она поняла, насколько за ним соскучилась. Чувствуя ее состояние, Иван виновато кашлянул:
 - Да, сестричка, разбросала нас жизнь в разные стороны. Совсем не видимся.
И откуда в тебе такая строптивость? Сколько раз я просил тебя жить рядом!
Ты думаешь, что я не скучаю?

 - Кто знает, как будет дальше, Ванечка. - Вздохнула Леся. - Помнишь, как бабушка говорила: «У житти, як на довги ныви». 
 - Ну, успокоила! - Иван упрямо встряхнул головой. - Значит, ближе к старости съедемся? Ты не думай, сегодня мой вечер только твой! Кстати, я взял билеты в Большой театр.
 - Спасибо за приятный сюрприз! И что нам покажут?
 - Восхитительную Кармен! Хотя я предпочитаю резкие движения, а на опере иногда зеваю. - Засмеялся Иван, подмигнув ей как в детстве.

 - А Соня тоже пойдет? - Спросила Леся, намазав гренки маслом. 
 - Ты у меня спрашиваешь? Неизвестно, что она выбрыкнет до вечера. Своей стервозностью она становится невыносимой!
 
 - Зря ты, - ответила Леся, понимая, что разговор о Гончарове придется перенести на более благодушное настроение брата.
 - Вечера мы с ней чудно провели время. Пойми, обычно в таком возрасте грызет тревога, что дальше.

 - Но поверь, она бывает совершенно без тормозов! - Откровенно возмутился Иван, отказываясь признать капитуляцию в войне со строптивой дочерью. - Ты меня знаешь, я терпелив, несмотря на жалобы Светы. Она уже не раз хваталась за сердце!
 - Оставь, - нетерпеливо перебила его Леся. - Разве она наркоманка, лесбиянка или таскается по ночным барам?
Брат нахмурился, резко поднялся и подошел к открытому балкону. От гнева его глаза приобрели стальной цвет, и вся крепкая фигура напряглась, наклонившись в позе борца-тяжеловеса: 

 - Представь, пару дней назад она случайно услышала мой деловой разговор по телефону и вдруг стала меня воспитывать, что не этично разговаривать свысока и всюду распоряжаться самолично, не доверяя компетентным специалистам. И еще, знаешь, что-то такое заковыристое завернула. Это она умеет. Дерзко так говорит: «А ты не думал, папочка, что будет с твоей империей, если вдруг в какой-то день ляжка у тебя не задрожит»? - И так зыркнула на меня и повторила: «Ты только представь, а вдруг твоя ляжка не задрожит»! 

Не выдержав, Леся поднялась и крепко обняла Ивана за крепкую шею: 
 - Ну, успокойся, не надо. Она тебя любит. У нее это пройдет.
 - Нет, подожди! - Отстранил он ее от себя, лицо его побелело:
 - Не защищай! Скажи, ты же знаешь! Откуда это у нее про ляжку? 
 - Зачем, Ванечка? Далась тебе эта ляжка. - Нехотя ответила Леся, сердечно переживая и за него и за Соню.

 - Как это зачем? Я ведь отец! Представь, что я теперь только и думаю про эту ляжку! Как она такое придумала? - Возмущенно потребовал Иван. И Леся поняла, что племянница должна будет попросить у отца прощения, и сегодня она задаст ей хорошую взбучку за откровенно наглую выходку. От гнева у Ивана даже побелели губы. И она с жалостью сказала ему, погладив по руке: 

 - Это не она придумала, Ванечка, а Толстой. Ну, помнишь, есть такой эпизод, когда Наполеон обозревал войска перед сражением, то поговаривал, что дрожание его ляжки, верный признак победы?
 - Даже так? Наполеон, говоришь, - произнес он протяжно, видно, вспоминая свой разговор по телефону. - Значит, это она меня так ненавидит? И даже открыто презирает?

 - Ну, зачем такие крайности! - Испугалась Леся, зная крутой нрав брата.
 - Это просто литература. Соня у нас девушка с характером, личность неординарная. - Мысли ее заметались, пытаясь найти оправдание малой засранке, чтобы смягчить отцовский гнев. Хотя она знала, что хитрость здесь не прокатит, так как брат просчитывает на пять ходов вперед. И на ее лисий ум, у него жесткий волчий иммунитет. Но она пыталась перевести его личное оскорбление в обтекаемую плоскость ущербного социума.      

 - Не злись, Ванечка! Просто представь, как девочка размышляла. Ну, допустим, есть переработка какой-то руды. Но вдруг у хозяина произойдет какой-то нервный срыв? Он старается, тянет жилы. Однако он ведь, живой человек? А вдруг он сопьется, загуляет или абсолютно все ему надоест? А там люди на работу ходят, у них семьи. Но он на все плюнул, бросил и закрыл завод. В этом смысле, ляжка у него вдруг не задрожала, и пусть все летит в тартарары! И что дальше? 

 - Это ты ее такому научила? - Иван, как рентген-аппарат, насквозь пронзил ее взглядом. По ее спине прошел легкий озноб.   
 - Нет, что ты, наоборот, - голос у Леси дрогнул.
 - Ладно, забыли, - сказал он, шумно вздохнув. - Конечно, я согласен, но только с Толстым! А этой засранке не прощу! Теперь я ей предоставлю такой спокойный досуг, что у нее будет время подумать не только о Наполеоне, а и о своем родном отце. Пусть хорошо подумает, Марфушка психическая.

 - Ну, не считаю, это правильным, - медленно сказала Леся, зная, что у брата наказание может быть страшнее преступления.
 - Во первых, не называй ее Марфушей! Она мне вечером рыдала, что один подонок пару дней назад также ее оскорбил, назвав плосконосой Марфушей-моралисткой, сидящей за большой кадкой с папаниной зеленой капустой. - Печально бросила Леся свой главный козырь, долив брату горячего кофе.   
 - Так-так! А вот тут попрошу подробнее, сестричка, - сказал Иван и плотно закрыл дверь в кухню. - Видишь, какая она скрытная, даже что-то произойдет, не скажет! 

 - Да тут особо нечего рассказывать, Ванечка! - Грустно произнесла она, решив, была - не была, давить на жалость. 
 - Видно, наша бабская доля такая. Особо не пожалуешься. Да и о чем? Как она скажет отцу, что ей понравился парень, а он оказался подкожным подонком? Разве ты не знаешь, как ваш брат может изгиляться, чтобы пустить пыль в глаза? Представь, тот же славный Костик почти три года жил со мной, с диким обожанием. А перед свадьбой выяснилось, что в то же время у него на стороне уже подрастал годовалый сын.

От ее неожиданного признания Иван растерялся. Он подошел и виновато поцеловал ее, крепко прижав к своей груди:
 - Ну, девчонки! Какие вы колючие, как дикие розы! Сказала бы мне, я бы стер его в порошок! Хотя, ты права. Ничего не поможет, если душонка уже падлючит, без угрызения совести. Да, надо бы мне с Соней сойтись поближе. Может, потащу ее летом в горы? Придется нарушить давнее обещание жене. Иначе вряд ли получится познакомиться с взрослой дочкой. Честно тебе говорю, что живу, без продыху. Выходной день и тот редкость. 

  Когда брат уехал, Леся перевела дух и разбудила племянницу. Через час она подвезла ее на ярмарку. Об утреннем разговоре с Иваном она Соне не рассказала, решив перенести разбор полетов на вечер. Теперь появилась надежда, что наказание за ее дикую выходку будет не столь суровым. Хотя племяннице и предстоит покаяние за грубость, ей совсем не обязательно знать, как тете досталось помилование от строгого отца.
                ***

     Торговая ярмарка бытовой косметики от разных фирм известных брендов гудела и шумела в столпотворении, с широтой старого купечества. Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить, как все щедро потратились на рекламные ролики, роботы-автоматы, подарки и буклеты для гостей и клиентов. По всему огромному павильону проходили презентации и дегустации. В шумном водовороте Леся отвлеклась от семейных проблем. Она с удовольствием осматривала новые бренды и проекты, снимая на смартфон что-то оригинальное, мило общалась с партнерами и подписывала контракты по поставке товаров.

   В это раз они выставили товары от партнеров из Австрии и Венгрии, их главных инвесторов. Почти в центре павильона радужно искрились мыльные пузыри, и на больших экранах шла реклама средств гигиены и порошков, с надежной защитой для кожи. Для демонстрации шеф направил из Киева четырех красивых сотрудниц и двух молодых парней. Нарядившись весенними одуванчиками, в нежно-зеленых платьях, девчонки украсили головы желтыми шапочками, с голубым опушком, в цвете национального флага. Они вызвали заметный интерес посетителей.

 Одновременно с Лесей подъехали инвесторы из Венгрии, окружив девушек веселым мужским вниманием. Приезд представителей из Австрии ожидали завтра утром. Лесе сообщили, что ее презентация тоже назначена завтра на десять утра. И она подумала, что после одиннадцати уже сможет отправиться из столицы в дорогу, чтобы переночевать в гостинице ближе к Белорусской границе. Целый день у нее было прекрасное настроение. Она подписала несколько солидных контрактов на оптовую поставку продукции и помогала венгерским партнерам, выступая переводчиком в переговорах, легко пообещав к следующему году подучить и китайский язык. Как обычно, мужчины открыто восхищались ее красотой и обаянием, наперебой приглашая вечером в рестораны. К концу дня в ее ридикюле собралась внушительная пачка визиток на разных языках. Но Леся с сияющей улыбкой просто отвечала, что сегодня вечер занят. Старший брат ведет ее в Большой театр на «Кармен».

    Когда после пяти к ней подошла Соня, она усадила племянницу выпить чашку кофе, представив ее молодым сотрудникам. Они сразу приняли юную студентку в свою дружную компанию, простодушно осыпав комплиментами. Ее изящная внешность сегодня не только подчеркивала индивидуальность, но и тонкий вкус оригинальной художницы. На ней было узкое джинсовое платье и глубокая шляпка. Тщательно выстриженные волосы, цвета песка восточной пустыни, которые косыми прядями спадали из-под голубой шляпки, оттеняла синяя оправа на внушительных очках, почти полностью прикрывших ее лицо, с прозрачной белой кожей. Юная девушка вызывала из памяти загадочную незнакомку, с дымчатой вуалью. Словно она вышла из картины, в голубых тонах, как у Клода Моне, из плеяды французских импрессионистов, которые средствами пленэрной живописи изысканно передавали изменчивость световоздушной среды. 

    Узнав об ее частых приездах в Киев, молодые ребята предложили летом встретиться, и они обменялись телефонами. Покидала Соня выставку в приподнятом настроении, не упрекая Лесю за ее «гадкую» работу. Сообщение о театре, она восприняла спокойно, сказав, что дома тоже удивит ее приятным сюрпризом. Хотя, как оказалось, племянница взяла для них билеты на вечер в «Градский-холл». Улыбнувшись, Леся ответила, что не хочет сегодня слушать рашн-фолк и погружаться в скорбь погребальных песен. Соня не расстроилась, предложив подъехать на часок в музей современного искусства на выставку гиперреалистической живописи. Значит, это у нее железно, подумала Леся.

 - Зачем впадать в крайности? - Покачала она головой, подустав от дневной суеты. - Ты мне предлагаешь, манюся, то погребальные песни, то чьи-то потуги к абстракции, с прозрачным намеком, типа трех внушительных бутылок на холсте, на фоне русских берез!

    Соня молчала, с завидной выдержкой выбираясь из пробки, на своем «жуке», подаренном отцом к совершеннолетию. Почти безнадежным тоном художница припомнила, что сегодня в «Мусейоне» проходит выставка авангарда в кино и медиаискусстве. На что тетя многозначительно промолчала, отказываясь притворяться, что такое ей может быть интересно. Не хватало еще, чтобы племянница заподозрила ее в лицемерии. Девушка не стала уговаривать, а припарковала своего «жука» и перезвонила какому-то Леке, выясняя, где он выставил свои работы. Она пояснила, что пару дней назад он прислал ей СМС-ку с приглашением, но она забыла ему ответить. Художник Лека был ее хорошим приятелем еще по детской художке.

    До молодежной площадки «Старт», где проходила выставка начинающих талантов, они доехали за полчаса. Олеся понимала, что Соне хочется, оказать хоть какое-то гостеприимство своей тете, которая слишком редко к ним приезжает. Сегодня она уже не раз упрекнула ее в поспешном отъезде, сказав, что ей было бы интересно смотаться в усадьбу князей Голицыных, где выставили Рембрандта и малых голландцев или в Царицыно. На что Леся успокоила студентку просто, заметив, что жизнь еще не кончается. Когда-то побываем и там.   

 На высоком крыльце их встретил стройный молодой человек, с длинными темными волосами и пронзительными глазами  печального ворона. Живопись начинается с крыльца, с образа самого живописца, улыбнулась Олеся, войдя за молодыми людьми, оживленными встречей. По их радостному шепоту, тетя поняла, что у них прочные «около живописные» отношения. Хотя мимоходом Лека упрекнул Соню, что она не поступила в Академию художеств и почти не рисует на природе. Он им сказал, что сегодня здесь собрались только все свои, без чужих посетителей. Леся отошла от молодых людей и стала обходить залы, с работами, посвященными современному Мегаполису. Разглядывая картины молодых талантов, она уже без скепсиса воспринимала фрагменты городской жизни из грубой фактуры, вплоть штукатурки, бетона и кусков обшивки зданий.

        В своей неуемной фантазии они с максимализмом футуристов разоблачали иллюзорность множественности горожан в мнимом численном столпотворении.
В реальности же отовсюду прорывался отчаянный крик единиц, отверженных в квартирах-клетках, в характерных типах городского метро и в бесконечном потоке одиноких прохожих. Судя по репликам, экспозицию осматривали не только приятели и родственники, но и их наставники, профессионалы. Однако у Леси после дневного шума на ярмарке не было настроения вникать в замыслы юных дарований, и через несколько минут она заскучала, думая о приятном вечере, который проведет с братом. Но Соня и Лека с пестрой группой ровесников дискутировали у картин, и Леся обрадовалась большому креслу, которое стояло в углу просторного заУютно в нем устроившись, она со стороны умиротворенно радовалась расцветающей Соне, уговаривая себя, не поддаваться скуке.

     Но внезапно подняв глаза, Олеся буквально уткнулась взглядом в небольшой холст, написанный маслом, который выпадал из общего настроения новомодных футуристов. Заинтересовавшись, она подошла ближе к картине, которая чем-то ей импонировала. Причем она отозвалась в унисон не этому ее минутному настроению. Но музыкально, словно тихой струной скрипки, откликнулась на ее давнее душевное состояние, прикрытое от посторонних глаз. Вспоминая свои частые полеты во сне, Леся встревожено, совсем по-детски прошептала: «Зозуля». Это был портрет женщины-птицы, с крыльями кукушки, одиноко летящей в тумане холодного утра. Она удивленно смотрела на тонкое лицо, обрамленное спутанными волосами, погружаясь в скорбный взгляд темных глаз. Состояние трагичности безвозвратной потери художник талантливо передал в широкой палитре оттенков синего, серого и белого цветов. Возникало ощущение, что летящая в скорбном одиночестве женщина уже настолько выбилась из сил, что падение с высоты неминуемо. Казалось, мастер изобразил на картине ее полет в последнее мгновение перед падением на землю.    
 
  Пристальный интерес тети не остался без внимания племянницы. Пошептавшись с Лекой, они вышли из галереи и минут через пять подошли к ней с высоким художником средних лет, неохотно шедшим за Соней, которая буквально тащила его за руку. Они представили ей автора картины - Денис Солин. Леся поблагодарила сонного мастера за радость от его творения. Однако взглянув на нее, художник моментально ожил. Было заметно, что ему с трудом удается справиться со своими эмоциями. Он заявил,  что прямо остолбенел, пораженный ее неземной красотой. Однако Лесю покоробил изменившийся взгляд профессионала женской натуры, и на его умоляющее предложение хотя бы еще раз промелькнуть перед глазами для портретной зарисовки, она  хладнокровно покачала головой, сожалея, что впечатление от картины после знакомства с автором, основательно потускнело.

 - Увидев мастера, я заподозрила его в стилизации чувств. Ощущение таинства испарилось. Таковы все богемные художники.   
Высказалась Олеся по дороге домой. Племянница не стала спорить, считая, что для тети достаточно уметь отличить Рубенса от Дали. Дома они с Соней перекусили и занялись ее прической к театральному вечеру. Девушка открыла свой шкаф и вручила Лесе  обещанный сюрприз. Это было вечернее платье, в фиолетовых тонах, которое они со Светланой подбирали вместе, что уже было приятным сюрпризом.

 - Помнишь, лисичка, как ты меня в марте нарядила в свой плащ, чтобы я не вымокла в своей куцей шубейке? А я забыла его снять в аэропорту, и вот мы с мамой по его меркам подобрали тебе наряд.
 - Шикарно! - Рассмеялась Леся, - Теперь в театре все будут глазеть не на сцену, а на меня! 

       Когда приехал Иван, Леся была уже готова, хотя упрекала себя, что согласилась нанести вечерний макияж. Соня была прекрасной визажисткой, но на Лесином лице любая косметика выглядела лишней. Обычно, подчеркнув помадой губы, она обходилась лишь прикосновением пудры. У запоздавшего брата времени хватило только на душ и переодевание. И он сказал, что они перекусят в буфете или после театра зайдут в ресторан. По его тону, Леся поняла, что брата с утра преследует чувство вины перед младшей сестрой, которую он когда-то нянчил, но не помог стать счастливой в ее взрослой жизни. Она же знала, что это абсурдно.

       Да и что есть счастье? Абстрактная категория бытия, если и не абсолютная выдумка из лирики, бывают и исключения, как признание старушки в поезде, то чаще, в ее реальном воплощении, лишь унылая бытовая проза. Леся была уверена, что Иван считал себя счастливым в браке со Светой. Что ж, категория счастья никем не нормируется. Да и можно ли заставить одно сердце биться в унисон с чьим-то другим? Вряд ли кто-то после подросткового возраста испытывает такое сердцебиение, которое без неутешительного диагноза аритмии способно вознести его в небесную высь, по образному выражению той же престарелой попутчицы. Однако Лесе была приятна озабоченность брата, и она не собиралась разубеждать его, что ей комфортно жить вне счастья. Когда Соня спустилась к ним, она по-детски захлопала в ладоши:

 - Вау! Вы классная пара! Учти, папочка, если тебя кто-то увидит из знакомых, то жди звонка от мамы! Хотя, когда ей скажут, что твоя роскошная дама в фиолетовом, то она все поймет!
 - Добавь, что ее позорный кавалер, без фигурной шляпы и кожаных ботфортов, - прищурившись на сияющую Соню, произнес Иван.
 - Ой, папуля! Прости меня, идиотку! Я тогда ночь не спала, хотела просить прощения! Но приехала лисичка, и я боялась ее расстроить. - Виновато бросилась она к нему на шею.
 - Ты не хотела, так я расстроил. - С укором сказал Иван, отстранив от себя девушку, у которой лицо вспыхнуло до корней волос, проявив все мелкие и крупные веснушки. 

 - И назначил тебе наказание, - строго продолжил он, и племянница опустила глаза, боясь услышать, что ее не пустят летом к Лесе. Наверно, брат это сразу понял и сказал уже весело:
 - В наказание поедешь со мной на пару недель в августе на Алтай, будешь в походе кашеварить и мыть посуду, - скрывая улыбку, погрозил он грубиянке.   
 - Ой, здорово, папочка! А сколько будет людей?
 - Как обычно, человек пять, - посветлев, ответил Иван, видя радость дочери. Хотя и понимал, что жена будет на него злиться.

 - А можно, мы и лисичку с собой возьмем? - Попросила Соня, умоляюще глядя на Лесю. - Посуду я буду мыть сама, ты не думай!
 - Доживем до августа, - уклончиво ответила Леся, оправдывая свою детскую кличку и радуясь, что инцидент исчерпан.            

     Чудесный вечер с братом утвердил Лесю в ее давнем непоколебимом кредо - наслаждаться благосклонностью судьбы, которая не часто огорчала ее жестокостью. И в театре и в ресторане Иван был на высоте и много шутил. Ужиная в небольшом зале дорогого ресторана, он даже пригласил сестру на медленный танец, под музыку живых скрипок. Дома, поблагодарив за сказочный вечер, уже перед сном Леся вспомнила о дальней дороге и спросила его, надежный ли водитель. На что Иван рассеянно ответил:
 - Ну, не беспокойся! Виктор водит лучше меня. Можно сказать, ас! Он часто мотается. Ты же его помнишь. Я скажу своему водителю, чтобы он утром забрал твой чемодан и переложил в его джип внедорожник. Как договорились, Виктор подъедет к выставке после десяти. Так что с утра собери вещи, чтобы потом не задерживаться.

                Глава 8.    

  Нежно простившись с братом и ожидая копошившуюся с утра Соню, Олеся присела перед зеркалом в ее комнате, думая, что после презентации ей придется переодеваться уже где-то в дороге. Как она и представляла, в новом белом костюме она выглядела безупречно. Собранный чемодан она поставила у входной двери. Перед расставанием племянница на нее хмурилась, обвиняя в сумасбродстве. В ее глазах такой поспешный отъезд тети выглядел как тупое самодурство. Конечно, приезжать в такую даль лишь на два дня. Но теперь в бизнесе такое бывает.
 - Не злись, манюся! Я тебя предупреждала, что я на работе. Тебе ведь не приходит в голову обвинять отца, что он летит на пару дней в Лондон или в Берлин? Я тоже дала себе слово, перестроиться и летать на самолете. Знаешь, как бывает нудно в дальней дороге? Ну, не дуйся, мой одуванчик, месяц пробежит быстро, и мы снова будем вместе.

  Перед презентацией к ней подошел Стефан и с улыбкой сообщил, что вечером из Австрии прилетел господин Гюнтер Гоффе и сразу же спросил его о ней. Олеся ничего не ответила на его новость, мило улыбнувшись пожилому венгру, но внутренне содрогнулась досадной неожиданности. Она познакомилась с Гюнтером, младшим сыном австрийского инвестора, полгода назад, когда он зимой прибыл в их фирму вместо отца. Тридцатилетний австриец сразу заявил, что тяготится поручением, так как у него свой банковский бизнес. Хотя из-за болезни отца, они со старшим братом решили по мере возможности уделять внимание и его делам, считая это семейным бизнесом. Удивившись ее отличному немецкому, который банкир не ожидал здесь услышать, он с ухмылкой заявил Олесе, что обычно обходит стороной ослепительно красивых девушек, с детства наученный бабушкой не доверять им ни на пфенниг. Хотя с такой изысканной красавицей он все же не прочь приятно развлечься.

   На его недвусмысленное предложение переспать с ним Олеся презрительно замкнулась, ответив лишь ледяным взглядом своих синих глаз. Пару часов спустя, Гюнтер уже безнадежно пытался перехватить этот взгляд, открыто сожалея о своем диком заявлении. По сути, он сходу сравнил ее с продажной женщиной из дорогого борделя. Несмотря на оскорбление, Олеся не ушла с корпоратива, который устроил шеф, так как больше переводить было некому. Она переводила застольные разговоры, стиснув зубы, но от себя добавляла австрийцу колкие фразы из Гофмана, с тонким намеком на позорное поведение распустившего перья банкира. Даже шеф заметил ее боевое настроение и попросил быть помягче с заметно погрустневшим молодым человеком.

  Потоптавшись на фирме три дня, Гюнтер сообщил о своем отъезде. Однако Олеся расставалась с ним весьма прохладно, возмущенно вскинув брови на его бесцеремонные съемки, которые он на прощание устроил в ее кабинете. Когда он без разрешения нагло фотографировал ее, то своим хозяйским видом напоминал холеного эсэсовца, и она еле сдержалась, чтобы не запустить в него папку с бумагами. Но самое интересное началось после его отъезда. Гюнтер взял у шефа ее номер телефона и стал десятки раз на день названивать, дипломатично начиная разговор с деловых вопросов по фирме и переходя к его душевному состоянию полной безнадежности, вымаливая у нее прощение и открыто признаваясь в сумасшедшей любви. Однако больше двух месяцев банкир в ответ слышал только ледяной тон на своем холодном родном языке, пока слезно не вымолил согласие быть в числе ее добрых друзей. Признавшись в смертельной любовной тоске, Гюнтер умоляюще сказал, что полного отвержения он не снесет. Прилет банкира на ярмарку был неприятным сюрпризом, и Олеся заметно растерялась. Волнуясь, она вспоминала свое выступление, и появление горячего поклонника было весьма некстати.

    Молодой австриец прибыл на ярмарку с солидной свитой и подошел к ней уже в центре демонстрационного зала, где она готовилась к презентации у большого экрана с указкой в руке. На столике были расставлены образцы товаров, и вокруг площадки уже собралась публика, в ожидании ее выступления. Он быстро подошел к ней, как обычно, без всяких правил приличия, с дорогим букетом роз, в которых на белой ленте было красными буквами выведено: «Maine Leibe». Не обращая внимания на людей, Гюнтер нежно поцеловал ей руку и сказал, что сожалеет, что до полудня он  будет занят с финансистами, но приглашает ее на обед в ресторан. Однако Леся, чувствуя на себе любопытные взгляды, в триумфе от долгожданного отмщения, мило ответила, что не может принять его приглашения, так как через час уезжает из Москвы по срочным делам фирмы. Лицо австрийца вмиг изменилось, и светлые глаза, цвета лютиков, потускнели, став похожими на выстиранные джинсы. Отрывисто пролаяв свои извинения, он ушел. Ради своей прихоти такой клятый немчура ни перед чем не остановится, удрученно подумала Олеся, о своем недвусмысленном положении.    

    Многозначительно показав на часы, распорядитель громко объявил презентацию, приглашая ее в центр площадки. Молодой ассистент включил технику, и Леся с очаровательной улыбкой обернулась к экрану, слегка поводя длинной указкой, в желто-голубом цвете. Но как только она уверенно громко произнесла несколько фраз, окружающие весело отозвались на них бурными аплодисментами. И лишь когда ее ассистент испуганно покачал головой, молодая женщина сообразила, что говорит на публику по-немецки. Засмеявшись вместе со всеми, она перешла на русский и прекрасно провела свое выступление, стараясь не обращать внимания на выразительные жесты и возгласы в ее адрес со стороны нескольких типов с фотоаппаратами. Хотя заметила, что их издевательские выпады вызвали слезы у одной из сотрудниц фирмы, которая стояла рядом и держала букет с цветами ушедшего Гюнтера.

  Олеся спокойно ответила на вопросы и с улыбкой попрощалась со слушателями, приняв поздравления от организаторов ярмарки за успешное выступление. Публика рассеялась, и они с ребятами стали собирать папки и реквизиты. Однако в это время несколько вызывающих типов подошли к ней вплотную, перегородив выход с центральной площадки. Наглые репортеры ослепили ее вспышками фотоаппаратов, и один из негодяев, протянув к ней руку со стаканчиком кофе, попытался испачкать ее белоснежный костюм. Но молодой сотрудник фирмы быстро его оттолкнул, прикрыв Лесю собой. Но тот успел выхватить из рук девушки розы, бросив их в Лесю, и вызывающе выкрикнул, хорошо ли теперь  платят немцы своим «кляин либэхэн» за страстную ночь. Пока на шум подбежала охрана от администрации, другой молодчик, с заросшей рожей, сломал ее разноцветную указку, громко угрожая, что здесь никому не позволено тыкать своими указками. Все произошло мгновенно, и Леся зашептала ребятам, которые вырвали ее из лап отморозков, чтобы они не поддавались на провокацию.

      Подойдя к своей экспозиции, она была вся истрепана, но на возмущенные возгласы девчонок глубоко вздохнула и попросила всех успокоиться. Расстроенная Олеся даже отказалась от кофе, сказав сотрудникам, что переоденется и перекусит уже в дороге. Хотя сразу увидела, что во всю длину ее тонкого чулка прошла заметная разорванная полоса. От омерзения в ней все бурлило. Однако, собирая бумаги в ридикюль, Леся ободряюще встряхнула головой. На растерянные возгласы и слезы девчонок она строгим тоном попросила их потерпеть до завтрашнего закрытия ярмарки, не поддаваясь ни на какие оскорбления. К ним подошли венгры, сочувственно качая головой, обвинив репортеров в наглой выходке. Одновременно с ними подошли еще двое солидных мужчин, в дорогих костюмах. Прощаясь с сотрудниками, Олеся поначалу подумала, что это тоже венгерские партнеры.

     Однако как только она направилась в сторону выхода, два типа решительно двинулись за ней, смеясь за ее спиной. Отойдя на значительное расстояние от сотрудников фирмы, они открыто перешли к похабным оскорблениям. Перед самым выходом из павильона подонки вызывающе заржали, грубо обозвав ее проституткой для дальнобойщиков: 
 - Девушка, а девушка! Почем сегодня элитная дорожная Мавка? - брызгая слюной, перегородил ей путь к двери тип с проплешиной.

     Похолодев, Олеся резко остановилась, беспомощно оглянувшись по сторонам. Но тут к ним подскочил полный мужчина пожилого возраста и грубо шикнул, показав на охрану у дверей. Два типа моментально испарились, и он с легким поклоном сунул в руки Лесе свою визитку, со словами: «С нетерпением буду ждать вашего звонка, милочка»! Ничего не соображая, она благодарно ему кивнула, машинально взяв визитку. Спускаясь по ступенькам на высоких тонких каблуках, молодая женщина отчаянно искала глазами у дороги джип-внедорожник. Увидев издали у широкого тротуара внушительную машину, она перевела дыхание и бросила взгляд на визитку, которую зажала в своей руке.

    От прочитанного ее охватил озноб. На обрамленном бланке были указаны номера телефонов и сайты в интернете, а в центре крупно краснела надпись: «Съемка порно. Дорого». Леся порвала визитку и выбросила обрывки в сторону, подбежав к синей машине. У нее закружилась голова, и она в измождении опустилась на переднее сидение автомобиля, дверцу которого открыл высокий водитель в спортивной куртке. На него она уже была смотреть не в силах. Лишь слегка кивнула на вопрос: «Это вы Олеся»? И оцепенела, в полном бессилии. Пока выезжали из города, она сидела молча, не пытаясь сдержать слезы, которые обильно катились по ее щекам.       
                Глава 9. 
         
        Когда Виктор увидел стройную женщину в белом, бегущую по лестнице от павильона, он глянул на часы. Младшая сестрица Ивана заставила его ожидать почти полчаса. Однако взглянув на ее поникшее лицо, он без слов поехал к выезду из города, следуя  навигатору и объезжая пробки на дороге. Обильные слезы попутчицы не вызвали в нем никаких эмоций. Машинально найдя ей дорожные салфетки, Виктор напряженно смотрел на плотный поток автомобилей. Занятый своими мыслями, он даже облегченно вздохнул, что в своих женских обидах ей не до его небритой рожи.

    Вчера Виктор отогнал джип на станцию техобслуживания и больше двух часов не отходил от мастеров, готовя автомобиль в дальнюю дорогу. В этом ученый был скрупулезно обязательным, впрочем, как и в остальных делах. Когда он уже основательно загрузился в супермаркете, то понадеялся, что может свободно отдохнуть и перед дальней дорогой привести себя в порядок. Но внезапно позвонили из НИИ, напросившись на встречу. И ему пришлось потратить еще полдня на нервотрепку с руководителем отдела, который издалека начал ему намекать, что наверху обсуждается вопрос о закрытии его темы в Женеве. На что Виктор резко возразил, что у них с коллегами по плану ЦЕРНа еще несколько испытаний, и до конца августа он будет там занят.      

        Известного ученого покоробило, что тот заявился к нему в квартиру с незнакомым субъектом, представив его новым сотрудником их отдела, который сходу стал уговаривать его не ехать за границу, благодушно сказав, что обязательства перед коллегами уже не обязательства, когда его голова срочно требуется в родном НИИ. Но больше всего ученого возмутило, что шеф, которого все за глаза считают изворотливым умником, не годным ни на что путное, кроме как выступать в соавторстве на престижный научный грант с кем-то из молодых талантов, как китайский болванчик, поддакивал самоуверенному типу и мямлил перед Виктором, пытаясь сбивчиво довести суть нового проекта.

     Ученый снисходительно выслушал их болтовню, в досаде, что принял звонок и согласился на встречу. В течение долгого разговора ни о чем, он несколько раз мысленно вышвырнул их из квартиры. Объяснять вопросы этики, тем более приоритеты своих научных исследований, таким типам ни к чему. Это равносильно напоминанию, что объяснение природы материи остается главной задачей физики элементарных частиц. Разве они знают досконально о трудностях регистрации и измерении процесса квантовой электродинамики - рассеяние света на свете? Такие субъекты никогда не терзались каверзными вопросами, не слепли у приборов и не проводили бессонные ночи, тысячекратно проверяя расчеты. Им комфортно почивать в руководящих креслах, считая себя вершителями судьбы и науки, и чернорабочих ученых. Уходя, новый сотрудник вдруг нагло ему заметил, что это его последний выезд за границу без охраны. На что Виктор мрачно ответил, что тот явно ошибся адресом, так как ученому границы не интересны.
А все вопросы по его исследованиям им следует обсудить с отечественным координатором их участия в проекте ЦЕРН. Его же границы определены строго интересами науки. На что начальник побелел лицом и виновато обнял его, попросив не дурить.

    Не случайно, чтобы ни от кого не зависеть, Виктор выезжает в Европу чаще на своей машине, по пути навещая коллег из Германии и Франции, с которыми поддерживает активную переписку в интернет-режиме. Наверно, амбициозные мэны, узнав о реальной панораме его исследований, впали бы в кому от ужаса. Не зря, Иван постоянно упрекал его, напоминая о более тщательном отношении к публикациям и документированию научной информации. Виктор соглашался с другом, но не успевал. Он бежал вперед, часто откладывая в долгий ящик уже понятное, двигаясь дальше огромными темпами.

      Хотя трудный марафон Виктора не истощал. Он без передышки закончил второй вуз и дважды защитился. Еще несколько лет, и ему уже будет сорок. Надо спешить. Его преследовала тьма новых идей, тянувших за собой метеоритный поток новых вопросов, к исследованию которых он подключал таких же одержимых марафонцев. Совсем не важно, на каком они говорят языке. Язык физики элементарных частиц особо не нуждается в переводе.      

    Сидевшая рядом Леся, наконец, успокоилась и что-то сдавлено ему сказала. Виктор обходил груженный металлом длинномер и не расслышал ее невнятных слов. Они уже оставили позади город и повернули на Брянскую трассу. И ему захотелось как-то ее подбодрить. Обогнав грузовик, он открыто улыбнулся:
 - Знаешь, Олеся, мы с Иваном, когда что-то пойдет не так, иногда друг другу поем: «Стисни зубы, тоску в кулак, и не надо ненужных слез. Просто что-то не так, не так. Что-то не удалось».
 
         Виктор добродушно заглянул в ее припухшие глаза, но в ответ на него неожиданно посыпались осколки льда, как будто он зацепился ледорубом за спрессованную глыбу морены на снежной вершине. Сначала ученый подумал, что в ней еще бушует штормовой ветер утренней обиды. Хотя менторский тон изысканной красавицы сразу вызвал досадное недоумение.
 - Попрошу вас Виктор, соблюдать элементарные правила приличия.
Дрожащим голосом гневно сказала она, срываясь на грубость: 
 - Запомните, что моего брата зовут Иван Максимович, и для вас я Олеся Максимовна. В дороге вы будете выполнять свои обязанности водителя, а я как пассажир не буду вам мешать. Надеюсь, что вы доставите меня в Ужгород без происшествий.

      Леся вздохнула, повернувшись на сидении, пытаясь не смотреть на свой разорванный чулок. «Не хватало мне еще вступать в знакомство с шофером, подумала она. На душе и так тошно, а он нагло лезет со своими «не так».
С утра, ни с того, ни сего, ее окунули в помойку, и вылили целую цистерну оскорблений. На ее воспаленные глаза опять навернулись слезы обиды. 
 - Ну, конечно, я знаю отчество моего близкого друга, - помолчав, спокойно ответил Виктор, решив не реагировать на внезапную агрессию, не зная о серьезности ее неприятностей. Мало ли что там произошло. Хорошо бы ее отвлечь. И он мягко заговорил с ней по-дружески, как с обиженным ребенком: 

 - Я помню, как мы со Стасом называли вас братец Иванушка и сестрица Аленушка, наоборот. Ну, в сказке ведь сестрица была старшей, а братец младший? - В нем грустно промелькнуло давно ушедшее.
 - Вспомни, как мы втроем приезжали к вам лет тринадцать назад и купались в вашей речке Рось. - Миролюбиво попытался успокоить ее ученый, не реагируя на женскую истерику.
 - Не помню. - Нетерпеливо перебила его Олеся. - И не собираюсь участвовать в вечере воспоминаний, - голос ее отчаянно зазвенел:   
 - Мало ли кого брат к нам приводил в дом? Сегодня вы просто водитель, которому он платит зарплату. Надеюсь, приличную. Если в дороге все будет благополучно, то я заплачу вам чаевые. Как принято в Европе.

      Услышав ее сбивчивый лепет, Виктор удивленно покачал головой. До него, наконец, дошло, что рассеянная сестричка Ивана считает, что брат отправил ее на своей служебной машине. Сначала он хотел извиниться за то, что сразу
не представился. Однако его задел ее вызывающий тон и пренебрежительный гонор, с которым она отозвалась о друзьях брата. Откуда это в ней? - с досадой подумал Виктор. Слышал бы сейчас Иван. Хотя они вряд ли с ней часто встречаются. Диаметрально противоположные сущности. Как бы ее ни оскорбили утром, у нее нет права на кого-то перебрасывать свою злость. А вот если позволить хамство, оно может усугубиться подлостью. Даже если рядом простой водитель. Он бросил взгляд на ее надменное лицо и машинально опустил глаза.

     Не увидев на пальце обручального кольца, он упрекнул себя, что ничего не узнал о ней у Ивана. Может быть, она в разводе или не замужем. Выглядит, наверно, сногшибательно, мысленно хмыкнул он, удивляясь ее агрессии. Хотя, теперь бывает, встречаются ярые феминистки, с ненавистью к мужчинам. Что ж, это ее дело. Но вот оскорблять себя он не позволит. Пусть лучше считает его водителем Ивана. Виктор представил, как обычно ведут себя бывалые шофера на службе в солидной фирме, и решил подыграть стервозной девице. Только вот на звонки коллег из Европы придется при ней не отвечать, чтобы она не услышала его свободный немецкий или английский. Он отключил телефон и виновато повернулся к Лесе, вживаясь в роль столичного водителя: 

 - Конечно, я на Максимыча не в обиде, - сказал он протяжно на «а», платит исправно, не скряга. У нас его все уважают. - Но вы, Олеся Максимовна, зря надулись. Ну, поплакали, бывает. Мы шофера и сантехники к личным переживаниям клиента всегда, с вниманием. А то, помните, байку? Намылился мужик дома, и вдруг сломался кран. Он вызвал сантехника и в мыле возле двери топчется. Тот звонит, а голый мужик на цыпочках в глазок выглядывает, а сантехник наклонился, смотрит в замочную скважину и кричит:
 - Ну, что кудрявый, нос повесил? Маму позови. - Виктор усмехнулся и весело посмотрел на Лесю.

      Однако на его пошлую шутку она промолчала, лишь презрительно прищурила воспаленные от слез глаза, которые обожгли холодом Арктики.
«У, суровая северная волчица»! - хмыкнул он.       
 - Думаете, что у меня сердце каменное? - Протяжно продолжил Виктор, как ни в чем не бывало. - Вот, вспомнилось для утешения, что вам тогда лет пятнадцать было, когда мы сдуру в вашем саду объелись зеленых абрикосов. Неужто, забыли, Максимовна, как потом до самой ночи с животом маялись?
Олеся услышала, что тон водителя изменился. Но сдержалась, даже когда он напомнил об ее поносе, хотя внутри у нее все пылало. 

«У, небритая рожа! В столице бы не позволил себе ездить в таком затрапезном виде. Он еще и кольцо у меня обручальное высматривает! А я и не туда, что он ко мне, лебедушке, сизым соколом! Ужас! Может, думает, и поджениться заодно в дальней дороге? Дня на три! Кошмар! Вот, как оно отозвалось! И этого на сладенькое потянуло, к дорожной Мавке! Если не прекратит цепляться, то завтра в Белоруссии пересяду на поезд, твердо решила она. Потом брат сотрет его в порошок»! Леся вспомнила прекрасный вчерашний вечер, и глаза снова наполнились слезами: «Как было хорошо в театре! За что мне сегодня? Но Иван ему быстро выпишет премиальные на дорожку»!   

     Она окинула взглядом крепкую мускулистую фигуру водителя, возмутившись, что брат неисправим в своих запанибратских отношениях со всеми, с кем бродит по горам. «Сразу видно, что один из горных козлов, - презрительно подумала Олеся, глянув на разношенные кроссовки шофера. Совсем стоптанные, хотя из дорогих". Заметив ее пренебрежительный взгляд на его обувь, Виктор поежился -видно, что еще та штучка. В дальней дороге он отдавал предпочтение этим кроссовкам, из-за того, что они были чуть больше по размеру, и ноги в них не уставали. Однако на ее красноречивый взгляд весело пояснил:

 - Эти шкары мне Максимыч дал доносить. Нам с ним приходилось не раз на леднике пережидать ненастье, - в его тоне скрылась усмешка. Но Олеся демонстративно отвернулась к окну, чувствуя озноб после затяжного нервного срыва. На перепалку с водителем у нее не было сил. Ее охватила гадливость, и она решила просто повернуть зеркало на сто восемьдесят градусов к самоуверенной небритой физиономии, позволившей такое хамское поведение со слабой женщиной, которая сейчас не может встать и хлопнуть дверью. Тем более хамского, что он похваляется давней дружбой с самим хозяином фирмы, пользуясь его особым  расположением.

 - Мне, конечно, приятно, Виктор, не знаю, как вас по отчеству, что вы меня утешили воспоминанием о моем пятнадцатилетнем поносе. Очень сердечно, с вашей стороны. - Леся сдержано вздохнула и продолжила, с каменным лицом: - Но я вас просто по-человечески попросила, остановиться где-то в удобном месте, чтобы я могла переодеться и сходить в туалет, простите за прозаичность. Надеюсь, что в этой дороге, вашими молитвами, у меня не случится снова понос. И мы спокойно доберемся без происшествий.

   Да, кажется, она мне что-то пробормотала, насчет остановки, усмехнувшись, припомнил Виктор. И о поносе у нее тоже получилось не слабо. Изворотливая, идеально точно перевела стрелки, на сто восемьдесят градусов в мою сторону. Браво! Что ж, классный гол, но пока в мои ворота. Хотя, не стоило мне затеваться с розыгрышем, поругал он себя, что не подумал о последствиях.
Нет у меня опыта с такими штучками. Да и Иван, вдруг обидится! Иногда у него проскальзывает, что скучает по младшей сестрице. Однако это дела семейные, давно их жизнь разбросала.
 - Простите великодушно, Максимовна! - Серьезно ответил он равнодушным тоном. - Потерпите минут десять. По дороге будет большая заправка, с маркетом и всеми удобствами.

   Олеся ничего не сказала, подумав, что надо вытащить из чемодана еще и куртку. Наверно, водитель привык к прохладе в салоне и включил кондиционер на градусов восемнадцать. Потому и едет в спортивной куртке. Ему виднее, он за рулем. Правильно она его отшила. Может, теперь до него дошло, и он оставит ее в покое? Не совсем же дурак. Когда они вышли у заправки, и Леся переоделась, умывшись и тщательно причесавшись в умывальнике, Виктор позвал ее перекусить и выпить горячего чая или кофе.

 Однако после нервного стресса у нее кусок бы застрял в горле, и Леся купила себе напитки и фрукты. Обойдусь без обеда, а может и без ужина, решила она. Надо претерпеть и такое, уговаривала себя бизнес-леди, вспомнив, как ей пришлось терпеть в поезде. Как же меня сегодня все достало, с горечью подумалось в Сониной манере. Увидев аккуратно сложенный толстый плед, она сказала, что поедет на заднем сидении. Водитель открыл ей вторую дверь. Леся сняла кроссовки, подложила под голову куртку и улеглась, укрывшись пледом. Сейчас ей больше всего на свете хотелось отключиться, и она уснула под шум колес автомобиля, быстро продвигавшегося в сторону Белоруссии.

                Глава 10.

        Пока Леся переодевалось, Виктор постоял на свежем воздухе и спокойно переговорил с Женевой. Исследования зашли втупик, и коллеги были в ступоре, с нетерпением ожидая его приезда. Дома он обмозговал пару вариантов выхода из ситуации, хотя это шло в разрез с некоторыми привычными постулатами. Ну, усмехнулся он, не зря же они шутят, что имеют дело в физике с новым русским Лобачевским, который в свое время  не побоялся бросить вызов своими иррациональными числами даже древним аксиомам математики. Наскоро перекусив, он двинулся в дорогу, приказывая себе за рулем не отвлекаться от загруженной трассы. Однако его свободное мышление мчалось в лабиринте острых научных проблем. Сейчас ЦЕРН проводит новые работы по существенному повышению светимости. И впервые станет доступна для измерения важнейшая характеристика хиггсовского бозона: его взаимодействие с самим собой. Упрямые мечтатели попытаются узнать, как в ранней горячей Вселенной происходил электро слабый фазовый переход, а через него, как возникла асимметрия между веществом и антивеществом. Хотя Виктор ставил под сомнение некоторые скоропалительные выводы коллег, и даже в дороге скрупулезно пересматривал в памяти их выкладки. Но помня об Олесе, доверившей ему свою жизнь, ученый решил держать скорость от восьмидесяти до ста. Здесь далеко не европейский автобан. И рядом ездят не только профессионалы. Особенно опасно, когда мимо мчатся разные эксцентричные дамочки. Ивану Виктор решил позвонить позже, зная, что обычно у друга резиновый рабочий день.
                ***             

    Усталая Леся беспокойно спала на широком сидении почти до самого вечера. Надежный мотор привычно крутил мощные колеса, которые уже ехали по Брянской области. Солнце за окном шло к закату в бегущих по небу сизых облаках, предвещая дождливую погоду. Бурные душевные переживания исчезли из утомленного сознания молодой женщины, но их отголоски создали болезненные сны, вобравшие в себя эмоции трудного дня. Вместо обычно приятных полетов в легком мире мечты, ее захватили мучительные кошмары, на грани ужасных видений. В этих дорожных снах Леся убегала от опасного преследования.

        Сначала она оказалась у старого замка, который представлялся ей родовым поместьем австрийских баронов. Но он выглядел зловеще  заброшенным. Удивленно озираясь в незнакомом месте, она пыталась найти хоть одного живого человека.
Но вокруг не было, ни души. И молодая женщина  решилась войти по высокому крыльцу в открытую дверь, ведущую в широкий холл. Однако там было тоже пустынно. «Ау! Отзовитесь! Есть тут кто-нибудь? - Тихо позвала она, оглядывая мрачное помещение. Но ее голос прозвучал глухо, как в подземном старом склепе. С каменных стен на нее смотрели угрюмые портреты стариков и старух из нескольких поколений австрийских баронов фон Гоффе.

          Однако в этой мрачной галерее, в гримасах чужой роскоши и больного тщеславия, контрастно выделялся портрет красивой женщины, в вечернем фиолетовом платье. Леся стремительно подошла к портрету, в страхе увидев себя на старинной картине немецких живописцев. «О, maine leibehen»! - Внезапно произнес сзади вкрадчивый голос Гюнтера. Он бесшумно подошел к ней и коснулся ее руки. Леся резко обернулась и в ужасе отпрянула от него, увидев в холле отвратительного альрауна из сказки Гофмана. От известного ей худосочного банкира Гюнтера осталась лишь бледная физиономия, с блеклыми голубыми глазами. У щуплого карлика были цепкие руки, которыми он крепко сжал ее за талию, скользя по паркетному полу башмаками в бантах на высоких каблуках. Однако, несмотря на них, уродец в шляпе едва доставал ей до плеча. От неожиданности и омерзения Леся оттолкнула крошку Гюнтера, но со стороны лестницы вдруг услышала громкий окрик по-немецки: «Не сметь! Держи ее крепче»! - Костлявая дама, седыми волосами,  явно была бабушкой банкира. Баронесса фон Гоффе гладила морщинистой рукой белого шпица, с острой мордочкой, прижимая его к высохшей груди.
Она злобно смеялась, резко восклицая, что их роду нужна свежая кровь.

      Крошка Гюнтер еще крепче сжал свои цепкие пальцы на тонкой талии Леси, пытаясь дотянуться до ее лица отвратительными мокрыми губами. От омерзения ей стало дурно, и она с большим трудом вырвалась из его мертвой хватки и выскочила из замка. Увидев у ворот карету, запряженную парой вороных коней, Леся бросилась по аллее к выходу. В ней промелькнула спасительная мысль, что это те самые кони, на которых ее прошлым летом катал по вечерней Вене добродушный старый кучер. Молодая женщина бежала к карете, но злобный альраун не отставал. Пытаясь схватить ее, он топал за ее спиной каблуками и громко орал: «Вернись! Ты моя любовь до могилы»! Лесе с трудом удалось заскочить в карету и закрыть дверь. И тут она поняла, что не сможет уехать, потому что впереди никого нет. Она стучала по стеклу и кричала, зовя кучера на помощь. Но вокруг было пустынно.   

     Альраун Гюнтер, с перекошенной от злости рожей грозно стучался, пытаясь открыть замок в дверце кареты огрызком ее сломанной указки. И тогда Леся отчаянно закричала лошадям: «Пошли! Но, миленькие мои»! Но черные кони стояли, не шелохнувшись. «Где же кучер? - Болезненно бился в ней вопрос. - Не может же он надолго оставить лошадей»! Отвратительно визжащий карлик  совершенно расшатал дверь, которая вот-вот могла сорваться с петель. Джип резко притормозил, и Леся сонно приоткрыла глаза, прервав минутный кошмар.

       Она повернулась на другой бок, подложив руку под щеку, как в детстве, глубоко проваливаясь в новое ужасное видение. Леся все еще продолжала кричать, но находилась уже не в старинной австрийской карете, а в низкой кабине грузовика. По инерции повернув голову, она не увидела за рулем водителя, и стала в страхе осматриваться по сторонам. «Надо отсюда бежать! - продолжала биться в ней мысль из предыдущего сна. Испуганная Леся смотрела в левое окно, видя, чужой осенний пейзаж. По обе стороны дороги, с канавами и непролазной грязью, тянулась хмурая роща, усыпанная опадающей листвой.

  Машинально глянув в окно со своей стороны, она вдруг увидела в метрах пяти от грузовика щуплого водителя, который присел на ящик, наигрывая на губной гармошке. Леся приоткрыла дверь, чтобы позвать его, но в ужасе застыла, разглядев, что водитель был в форме немецкого солдата. По разоренному двору резво бегала его обученная собачонка, которой он бросал одну и ту же фразу по-немецки: «Suchen! - Ищи»! В ответ маленький шпиц вдруг яростно затявкал, подзывая своего хозяина. Шофер взял саперную лопатку и стал откапывать в том месте, где лаял пес. И тут Лесю осенило, что этот случай вспоминала в поезде ее попутчица бабушка Вера. При отступлении фашисты выгребали все дочиста.

Раскопав несколько коробок и узлов, немец похвалил собаку и достал две банки с вареньем, брезгливо отбросив в сторону белье, из которого выпал кусок мыла. Растерянно осмотревшись, Леся хотела выбраться из грузовика и убежать, но не успела. Солдат уже подхватил собачку и направился к машине. Сначала она узнала  белого шпица, с острыми зубками. Именно такого держала в своих руках в старом замке костлявая баронесса. Но когда солдат подошел ближе, то перед ней предстал холеный Гюнтер, с двумя банками чужого варенья. Увидев Лесю в грузовике, наглый банкир радостно воскликнул: «О, майне либехен»! И дернул за ручку. В ужасе от его цепких рук, поросших рыжими волосами, Леся вскрикнула и открыла глаза.

       Джип стоял возле заправки, и Виктор оживленно разговаривал с каким-то парнем, разминая ноги. В руках он держал стаканчик с горячим чаем. Ничего не соображая, усталая женщина горестно вздохнула, взглянув на заходящее солнце, и опустила голову на свою дорожную подушку, снова забываясь в тяжелом сне. Автомобиль загудел, выезжая на трассу, и колеса продолжили свой бег по ровной дороге. Виктор сочувственно покачал головой, понимая, что Леся никак не может прийти в себя после утреннего стресса, и ее крепкий дорожный сон больше напоминает тяжкий похмельный угар. Хотя он даже не мог подозревать, какие ужасы насилия преследуют измученное сознание чудовищно оскорбленной молодой женщины.

      Проваливаясь в очередной раз в бездну кошмара, она снова бежала. Однако ей мешали бежать ее изысканный белый костюм - узкая юбка и высокие тонкие каблуки. Фоторепортеры окружили ее плотной стеной, вручив стопку визиток, приглашая на съемки в свои гламурные журналы. Но тут к ней резво протиснулся толстый тип и крепко схватил за руку, уверенно потащив за собой к выходу. Он высокомерно шикнул, заявив, что она уже подписала с ним контракт на съемку порно. Под воздействием магического слова «контракт», фотографы нехотя расступились. Брызгая слюной, он зашептал Лесе, что совсем рядом, сгорая от страсти, ее ожидает пылкий партнер по сексу Гер Гюнтер фон Гоффе, с которым они поедут в уютную студию. Молодая женщина с болью вырвала свою руку и быстро побежала по ступенькам, боясь упасть на высоких каблуках. У дороги она остановилась в растерянности, увидев несколько совершенно одинаковых машин. Кричащая толпа с толстым типом бежали за ней по пятам. И она торопливо стала открывать двери одного за другим автомобилей, однако в ужасе сразу же их  захлопывала, так как в каждом автомобиле сидел похотливо ухмылявшийся Гюнтер. 

       Фоторепортеры почти ее настигли, когда Леся, наконец, попала в пустой автомобиль. С грохотавшим сердцем она закрыла дверь на замок. Но повернув голову налево, вдруг в страхе поняла, что там тоже нет водителя. Леся отчаянно позвала Виктора и моментально открыла глаза, резко поднявшись на высоком сидении. Внезапно ее взгляд уткнулся в дорожное зеркало над головой водителя. Глубоко вздохнув, она, наконец, вырвалась из страшного сна. 

    Заходящее солнце прощально выглянуло из порозовевших облаков, осветив салон автомобиля. Из дорожного зеркала на нее серьезно смотрели глубокие серые глаза. Леся безотчетно бросилась в их уверенную силу, освобождаясь от долгого кошмара в потоке их живого участия. Хотя от неожиданно проницательного взгляда ей стало не по себе. В узком зеркале была видна лишь часть лица Виктора, но она уловила, что они вдвоем одновременно смотрят друг на друга. Немой взгляд ее боли обжог беззащитностью, и ученый от внезапного смятения отвел глаза.      

   - Ну, как? Чуток отдохнули, Максимовна? - Сдержанно спросил Виктор, вздрогнув от чего-то непонятного в себе. Он продолжал говорить с ней равнодушным тоном бывалого водителя. Хотя, пока Леся спала, решил отбросить этот тон, как дурное мальчишество, и рассказать, что никакой не водитель,
а просто друг ее брата. Так уж совпало, что им случилось ехать в одном направлении. Однако зацепившись с ней взглядом в зеркале, Виктор понял, что струсил. Нет, это вовсе не то, что он вдруг увидел в ней привлекательную женщину, и у него томно перехватило дыхание. Пытался объяснить себе скрупулезный искатель закономерностей всего и во всем. Просто это внезапное воздействие случайного каприза природы, уговаривал себя ярый поборник логики.
У нее действительно редкие глаза, с густым цветом северного льда. Такой яркий синий цвет кажется практически не реальным в живом проявлении. Что ж, достается, бедняжке, от ретивых поклонников всего редкого и изысканного, - мысленно посочувствовал он сестре друга.   

 - Вряд ли я спала. Больше металась в кошмаре. - Откровенно призналась ему Леся, безотчетно пытаясь снова отыскать в зеркале его особенный взгляд. Так на нее посмотрели первый раз в жизни. - Наверно, мне с моим впечатлительным характером не стоит бывать на шумных сборищах с кинокамерами. - Грустно добавила она, виновато улыбнувшись в зеркало. Однако Виктор напряженно смотрел на дорогу. После мучительных переживаний ей стало неудобно за свое высокомерие перед старым другом брата. Да и что бы сказал на это Иван? А Соня? И Лесю обдало жаром от стыда за позорную истерику перед водителем.   

 - Простите, Виктор, я вела себя по-дурацки. - Искренне сказала она. 
 - Ничего, Максимовна, бывает! - Быстро ответил ученый, который уже не мог прекратить маскарад, хотя сознавал вину и перед Иваном и пред Лесей. Но внутри него разрасталось странное состояние, которое называют инстинктом самосохранения. Понятно, что разговоры об инстинктах ерунда, однако внутри него что-то насторожилось, зажимая любое проявление чувств. Словно в нем недовольно шевельнулся занудный пытливый червь, его единственный родственник, потревоженный внезапным импульсом учащенного сокращения сердечной мышцы. Он возмущенно сопротивлялся нарушению привычного распорядка жизни мужа науки, с укором напоминая о давнем обете не нарушать уединения.

    Сорвавшиеся с привычной колеи мысли наперебой обвиняли Виктора в чудовищном кощунстве, вдруг раскрыть рот на такую ослепительную красавицу, на любимую младшую сестру близкого друга. Зачем ему это? «Ты что, сдурел? - мысленно ругал он себя за минутную слабость. За окном мелкий дождь перешел в ливень, и Виктору пришлось сбросить скорость. Шум колес грубо заглушал ропот в его сознании, выталкивая на твердую поверхность реальности из опасной глубины упоительного головокружения, в которую он на мгновенье погрузился. - Не стоит забывать, что глубокой погружение вне реальности, таит угрозу кессонной болезни. Даже думать не смей! - Со злостью укрощал ученый внезапный сбой сердечного ритма. - Мало ли что у нее будет в голове завтра, а ты лишишься единственного друга». О таком Виктору было даже невозможно подумать. И он дал себе слово не смотреть на попутчицу в зеркало.         

     А Леся, глядя на прозрачные потоки воды, заливающие корпус автомобиля, с содроганием вспоминала страшные сновидения, признавшись, что убегая утром из столичного павильона, уже избавилась от восторга о своей успешной торговой карьере. В ее оскорбленной душе внезапно произошел переворот. Вряд ли она сможет благополучно работать в торговой фирме, не подчинившись дикой прихоти главного финансового инвестора. Теперь Гюнтер использует свои рычаги влияния на шефа, вплоть до угрозы об ее увольнении. После грубо подготовленной провокации, с оскорблениями в ее адрес, ей было гадко участвовать в любых интригах. Она подумала, что сама сделает шаг вперед, сообщив шефу, что по семейным обстоятельствам не сможет продолжить свой контракт, который заканчивается в конце июля. Остается чуть-чуть потерпеть. Изворачиваться и лицемерить, как Элен Олеговна, она не будет. Сразу же после приезда предупредит директора, пока барон не раскинул новые сети, чтобы загнать ее в западню, как охотник загоняет свою очередную лесную дичь. 

     Осмыслив важное решение, Леся прикрыла глаза, понимая, что водитель на нее все же обиделся. В таком зверинце вовсе озверею, вздохнула она, вспоминая тот давний приезд Ивана с ребятами к ним на Россь. Тем летом Соне уже готовилась к первому классу, и это она, а не Леся объелась абрикосов, которые нарвала в саду вместе с другим веселым парнем, имя которого теперь она забыла. Им с мамой пришлось ее лечить целый день. Но Виктору она об этом не скажет. Пришло странное время, все полетело вверх тормашками, думала Леся, припомнив, что Иван хвалил этих ребят, как лучших своих студентов, подающих большие надежды в науке. А потом и сам забросил исследования, и талантливых ребят, видно, определил к надежному куску хлеба. Что ж, им уже около сорока. Наверно, семьи. Должно быть, возле Ивана надежнее. А ей теперь придется серьезно поработать, чтобы получить место преподавателя на кафедре по зарубежной литературе. Там она будет в своей стихии. Да и хорошие переводы всегда в радость. Время неумолимо нависает, раскисать некогда.
         
                Глава 11.

      Дорожный вечер стремительно окутал пространство сумрачным покрывалом, и Виктор включил фары. Лесе спать не хотелось, она грызла яблоки и думала, что после кошмарных снов ей вообще не хочется оставаться в какой-то дорожной гостинице. В машине было спокойно. Сегодня ей досталось слишком много ужасов и во сне, и наяву. По ее просьбе, Виктор включил тихую музыку, однако ни на какие разговоры практически не реагировал. Но Леся не обижалась. Только вздыхала, упрекая себя в высокомерии, пусть даже из-за нервного стресса. Мало ли, что у человека случилось дома, думала она по поводу своей стервозности из-за его небритости. Вдруг у него в эти дни кто-то был болен? А может, беспокоил маленький ребенок. Надо было расспросить Ивана, вздыхала Леся, понимая, что в дальней дороге лучше ехать с добрым другом, чем с нервным шофером, оскорбленным высокомерной истеричкой.

   Но рассмотрев, что на пальце у Виктора нет обручального кольца, ей почему-то стало приятно. Хотя и странно, совсем посторонний человек, к чему бы это? Автомобиль обходил небольшой городок, и Виктор вспомнил, что он здесь иногда перекусывает в дороге. У него было правило, не нарушать режим питания. К этому их еще студентами приучил Иван, грубовато заметив, что на еду достаточно потратить минут десять, а вот язву желудка можно лечить и не вылечить и за десять лет. В голодной кислотной среде бактерии размножаются с бешеной скоростью. Однако сейчас ему не хотелось заговаривать с капризной красавицей.
И Виктор решил потерпеть, дождавшись ее благосклонного распоряжения.

    Пристыженная своей грубостью Леся, подумывала, как загладить свою вину перед другом брата, и ничего лучше не придумала, как угостить его вкусным ужином. Это я тут вальяжно почиваю, пожурила она себя. Но вот человек в постоянном напряжении на мокрой загруженной трассе. Хоть бы на часок и ему необходим нормальный отдых. Стараясь говорить просто и непринужденно, Леся спросила Виктора, не пора ли им поесть. За окном мелькали улицы окраин, с огнями у придорожных кафе. Помолчав, он ответил, что здесь рядом по дороге есть ресторан с приличной едой.
 - Я приглашаю вас на хороший ужин, Витя. В дождливый день хорошо бы поесть чего-то горяченького и вкусного. - Весело сказала Леся. - Еще раз прощу извинения за грубость, и давай не будем выкать. Ну, прости меня, дурочку,
не то снова заплачу, - вздохнула она. - Сегодня мои слезы, наверно, к долгой сырой погоде. 

 - Согласен поужинать, но шеф выделил нормально деньжат, чтобы вы в дороге не голодали. - Ответил Виктор, сам понимая, что пора простить женскую истерику. Судя по затяжному беспокойному сну, ей с утра серьезно досталось. Зря он не узнал у Ивана, где работает его сестра. Хотя даже беглого взгляда на подъезды к помпезной выставке, было достаточно, чтобы определить, что там толпится всеядная публика. Чтобы мимоходом оскорбить беззащитную женщину, подонков всегда хватает.

 - Как скажешь, - согласилась Леся, быстро надевая куртку.
 - В этой дороге я буду младшая и во всем послушная, - покладисто добавила она, мило улыбнувшись. Виктор покачал головой, машинально глянув в зеркало, и опять встретился с ее невозможным взглядом, чуть не задев при обгоне мотоциклиста.
«Ну, прямо засада от нее, - упрекнул он себя, медленно подъезжая к ресторану. - В таком особом случае, надо просто привыкнуть к необычной внешности красавицы. За столом буду глазеть на нее и рассматривать кожу, брови и нос. Может, замечу какие-то изъяны или пообвыкнусь, чтобы успокоиться. Обычно люди привыкают друг к другу и потом вообще не замечают внешности».
                ***

   За ужином Леся была в ударе и говорила с Виктором, не умолкая. Она ухаживала за ним за столом и рассказывала, как хитрила с Иваном в детстве, когда не хотела его слушаться или обедать. В семье эти случаи стали забавными историями. Она залилась смехом, вспомнив, как в три года уже научилась включать в комнате утюг, и когда брат терпеливо кормил ее кашей, кричала, что слышит запах от горячего утюга. Пока Иван бежал в комнату выключать утюг, хитрая сестричка тихонько выбрасывала половину каши в мусорное ведро. Виктор ел, молча, но постепенно начал бросать реплики, сознавая, что ему приятно с кем-то говорить о своем близком друге. К концу ужина он немного оттаял, запомнив каждую черту ее красивого лица. Теперь оно преобразилось, излучая быстрый ум и скрытую иронию. Во время смеха ее фиалковые глаза искрились сапфировым светом. Леся была рада, что водитель ест со здоровым аппетитом и уже смотрит на нее спокойным взглядом, без обиды. Человек, который стал близким другом ее суровому брату, обладает особым характером, подумала она. Приглядываясь к его волевому лицу, Леся отметила, что Виктор кардинально отличается от мужчин в ее привычном окружении. Однако она сразу увидела, что водитель ею не очарован. И хотя ей импонировало, что в его взгляде не было обычного интереса к ее внешности, все же задело, что к ней лично Виктор не проявляет никакого интереса.

     Его серьезные глаза оживлялись лишь в разговоре об Иване, с которым, по его выражению, им пришлось съесть не один пуд соли. Что ж, мысленно вздохнула Леся, близких друзей обрести не просто. Как говорится, душа не проходной двор. Всех подряд в нее не пускают, особенно в злое время. И она себе призналась, что все же тяготится одиночеством, впервые признав разлуку со старшим братом злой драмой в ее судьбе. Он необходим как надежный и верный друг. И сейчас ей даже поплакаться некому. Постаревших родителей она оберегала от душевных стрессов.
А в общении с юной Соней пока был значительный возрастной разрыв, который перестанет ощущаться лет через пять.

    Однако Иван упрямо не замечает не только индивидуальность уже повзрослевшей дочери, но и душевную боль разочаровавшейся в жизни младшей сестры, пострадавшей от эгоистичной привычки самолюбования, породившего вспыльчивость и язвящую ущербность, мыслить задним умом. Осознание наступает потом, когда опрометчивые поступки или вспышки гнева оборачиваются ошибками, больно терзающими сердце. Наверно, и для брата внешнее благополучие заслонило ее полную беззащитность. После чая Леся решилась спросить водителя о ночевке.
На что тот пожал плечами, сказав, что оставляет это на ее усмотрение. Хотя пока еще не устал и может ехать до двух-трех часов ночи, чтобы отдохнуть ближе к границе с Белоруссией.

 - Обычно мне в дальней дороге достаточно пяти часов крепкого сна, и после девяти утра мы снова поедем в сторону Украины.
 - Знаешь, мне не хочется здесь ночевать. Давай поедем дальше. Я уже  передремала, но если ты устанешь, бросай руль, останавливай машину и спи, - с улыбкой предложила Леся и пошла в женскую комнату. Он молча согласился и вышел на свежий воздух. 

     Виктор подошел к автомобилю, поглядывая на беззвездное небо. Дождь идти перестал, но явно ненадолго. В затянутом тучами небе не было даже просвета. Ученый вздохнул, что последние две недели погода на даче стояла роскошная, понимая, что по натуре он больше теоретик и его тяготит любое нарушение ритма уединения в решении казусных вопросов физики. Для свободной работы ему так же необходимо отшельничество, как и горькому пьянице в его  длительном запое. Виктор уезжал за границу с мыслями о скорейшем возвращении в свое родное гнездо. Там у него остались семья ежей и лесные птицы. Что ж, пока время бежит быстро. Пользуясь отсутствием Олеси, ученый решил поговорить с Иваном. На телефоне от него уже было пару звонков, оставленных без ответа. Услышав в трубке друга, он сразу шутливо побранился, что тот не представил его шикарной младшей сестре.

 - Если бы знал, что она такая звонкая и удивительная, то заказал бы на дорогу смокинг и посетил бы салон самого модного брадобрея. Засмеялся ученый, на вопрос Ивана, как его восприняла сестра. 
 - Ну, прости, Витек, я совсем в эти дни замотался! Ты не обижайся, она как роза, бывает, что колется. Честно сказать, я виноват. У нее личная драма. Год назад она собиралась замуж за одноклассника, но перед свадьбой он передумал, подлец, признавшись, что на стороне другая девица родила ему ребенка. Представь ее состояние.  И целый год все это сама в себе перемолчала. Только вчера мне сказала. Но ты капризам не потакай, если что, погрози, что я лично задам ей хорошую трепку. Я ей позвоню.

 - Нет, пообещай не звонить, Ваня. Мы уже разобрались. Ты просто учти, что у нее на работе тоже не очень. Мне так показалось. Ты спокойно созвонись с ней в выходной день. Она тебе как брату расскажет. Лучше подскажи мне, как тебя величает персональный водитель? Усе в порядке, шеф? Или можно запросто, Максимыч?
 - Ого! Даже так! - Засмеялся Иван. - Круто ты с ней! Значит, заслужила.
Да, в ее строптивой породе бывает такая упертость!
 - И в кого бы? - улыбнулся в ответ Виктор. - Рад тебя слышать, друзяка. Через пару дней позвоню, уже от Мирона. Береги себя.

  Увидев легко подпрыгивающую Лесю, которая грациозно сбежала по ступенькам высокого крыльца, Виктор вздохнул, запрещая себе воспринимать невыносимую красоту сестры Ивана. Не то, от дури, и в аварию попасть не долго, подумал он. О разговоре с ее братом Виктор ничего не сказал. Лесе захотелось до ночевки ехать на переднем сидении. По стеклам снова заморосил дождь, и они двинулись в дорогу. Ненастной ночью он вел машину осторожно. 

   Набрав племянницу, Леся выслушала ее новости и предала привет Ивану и художнику Леке, с которым Соня собиралась в выходной  поехать на живую природу. Смеясь, она призналась, что художник с глазами ворона, настырно отучает ее от социальных сетей. Но как только Леся закончила разговор, телефон зазвонил, и в трубке послышался заплетающийся голос пьяного Гюнтера. «Нажрался, как свинья, и звонит», - сказала она, отстранив от себя трубку. Включив громкость, Леся положила смартфон на колени, изредка поднося к губам и бросая скупые фразы.

       Сначала Виктора покоробило поведение строптивой красавицы на публику. Пьяный кавалер откровенно называл ее «либехэн и хэрцлихь». Однако ученый вспомнил, что для нее он просто водитель, который вряд ли понимает в совершенстве немецкий. Поэтому спокойно смотрел на дорогу, поневоле выслушивая вместе с ней пьяные слезы ее австрийского обажателя. Высоким голосом тот гордо сообщил об успешных финансовых переговорах. Сегодня ему удалось решить вопрос об открытии в русской столице отделения своего банка. После чего Леся небрежно взяла смартфон и высказала свои поздравления:

 - О! Sehr schon! Gratuliere! - И положила трубку на колени.
 - Ih bin glucklich! - Стараясь придать твердость своему голосу, проговорил австриец, заверяя ее, что заботится об их будущем.
 - Ih bin sehr allein, - со стоном пожаловался банкир об одиночестве. 
На что Леся тихо сказала: «Ну, и надрался же, гад». Как будто услышав ее, австриец стал извиняться, что тут все дела решаются с непомерным количеством водки, и он не совсем в форме. Однако позвонил сказать, что беспокоится о ней и не хочет, чтобы она ездила одна ночью по опасным дорогам.

 - Einen Augenblik! - Вдруг глухо выдавил пьяный банкир, метнувшись в ванную комнату к унитазу. Через пару минут он отдышался и продолжил изливать свои признания в верной любви,  заявляя, что будет с нетерпением ждать ее в Вене и даже сообщил о своих серьезных намерениях бабушке. Баронесса фон Гоффе одобрила его выбор, оставив у себя одну из фотографий Леси.    
 - Наверно, бабушка поставит ее в рамочке рядом с фотографией своей собачки, - тихо прокомментировала Леся. Но в трубку гневно сказала по-немецки, что не собирается никуда ехать.

 - Мне там нечего делать, - решительно отрезала она, скептически вспомнив, как всего неделю назад мечтала посетить в Европе выставки известных дизайнеров фешин-индустрии. Однако австриец нагло засмеялся, сказав, что сам позвонит директору фирмы в Киев, чтобы тот отправил Олесю в Австрию. 
 - Не смей вмешиваться в мою работу, Гюнтер! - Грубо перебила его Леся по-немецки. - Вспомни, ты пообещал, что у нас добрые дружеские отношения. - Наконец, услышав ее резкий тон, австриец пожелал ей спокойной ночи и сказал, что позвонит завтра.
 - Alles Gute! - Бросила она в трубку и отключила телефон. 

  После неприятного разговора Леся откинулась на спинку сидения и извинилась перед Виктором за пьяную болтовню сына инвестора их фирмы, с которым ей приходится общаться, как переводчику.
 - Знаешь, Витя, теперь я считаю дни до окончания своего контракта. Осталось потерпеть два месяца, и я буду вольная птица. Сегодня утром я, наконец, решилась, порвать с торговым бизнесом. Не мое это. Лучше вернусь к преподаванию зарубежной литературы. Там я буду в своей родной стихии.

 - Посоветуйся с братом, - помолчав, добродушно сказал Виктор. - Сейчас, Максимовна, такое время, что можно запросто угодить из огня да в полынью.
Он башковитый, плохого тебе не посоветует.
 - Да, ты прав, вздохнув, ответила она. Слишком далеки мы стали друг другу. Но родители уже в возрасте. И хоть я всегда рядом.
Виктор хотел ей сказать, что брат переживает о них и уже серьезно решил перевезти к себе. Но промолчал, не желая показывать, насколько близкие дружеские отношения, связывают их с Иваном. Пусть думает, что их объединяет любовь к горному спорту, решил ученый, злясь на себя, что его тревожит ее близкое присутствие. Надо будет завтра осмотреться в дороге на других женщин, упрекнул он себя. Одичал на даче. Своей работы не впроворот, и начальник отдела уже скомстролил для него на осень новую тему.

                Глава 12.

    Краем уха Виктор услышал, что Леся попросила рассказать легенду о черном альпинисте. К чему бы это, удивился ученый, впервые подумав, что она на него посмотрела с явным интересом. Потрогав свою недельную щетину, он усмехнулся, сказав, что у черного альпиниста, по рассказам очевидцев, щетина на роже еще более страшная. Такие воспоминания обычно погружали в молодые бесшабашные годы, когда любые горы, просто крутые горки, а тупиковые проблемы физики, кажется, можно запросто расщелкать, как кедровые орешки крепкими зубами. Высоко в горах в тишине  открывается новое дыхание, происходит освобождение от мелочной суеты, и ты воспаряешь к близкому небу. Но Лесе он об этом не сказал. Обойдя двух внушительных иностранцев «IVEKO», которые нагло пристроились друг за другом, Виктор улыбнулся:

 - Знаешь поговорку, что у страха глаза велики? Вот на этом и построены все легенды о роковой встрече с черным альпинистом. У некоторых на горной высоте неожиданно проявляются бурные фантазии и даже красочные сны. Говорят, что встреча с черным альпинистом предвещает беду пред штурмом вершины, где он неприкаянно бродит как призрак. Но я считаю все вымыслом неуверенных в себе туристов. Выносливые спортсмены в такую ерунду не верят. На суровые высоты поднимаются только уверенные в себе, с крепкими нервами и сильным духом.

 - А помнишь, Витя, как вы тогда вечером у реки разожгли костер и взяли нас с Сонькой. И потом после вашего отъезда я даже грустила, вспоминая ваши песни.
Ты так славно играл на нашей заброшенной старой гитаре, которую настроил Иван. Возможно, я даже в тебя влюбилась. Хотя мне еще не было пятнадцати лет, - улыбнулась Леся. - Легко тогда было, да?
 - Да, тогда было еще не совершено много ненужного. - Ответил Виктор, удивившись ее воспоминанию и тому, каким он был тогда дремучим, что не только не заметил такую необычную девочку, но и вообще забыл об ее существовании.

 - Не знаю, плохо это или нет, но Иван никогда не брал меня в горы. А вот вчера сказал Соне, что возьмет ее в конце августе. Ты тоже с ними пойдешь? - Вдруг спросила Леся. - И Виктор чуть не нажал на тормоз, испугавшись ее серьезного тона. В груди снова что-то ревниво шевельнулось, напоминая, что горные высоты теперь особый праздник, который случается с каждым годом все реже.
 - Нет, в авгуте вряд ли получится. Дел по горло, - с сожалением ответил он.

 - А брат тебя часто гоняет в дальнюю дорогу? Он мне сказал, что ты ас за рулем, потому что постоянно мотаешься.
 - Да, это он точно сказал. Совершенно замотался, даже побриться некогда. - Засмеялся Виктор, сообразив из каких беглых фраз замороченного Ивана Леся придумала ему шоферскую профессию. - Наверно, и я начну спортивную жизнь. Так просто, для себя. Как ты думаешь, получится? - Спросила она, в раздумье.
 - Ну, а то ж! - Бодро ответил Виктор тоном старшего брата. - Начни с пробежки в километр. А через месяц по три, и ноги окрепнут, и дыхание станет легче. Сердце привыкнет к нагрузкам. Это хорошо.

 - Расскажи мне, Вить, где вы с Иваном бродили. - Попросила Леся, откинув сидение и устраиваясь полулежа. - Ты будешь говорить, и я побуду там вместе с вами. Только сейчас поняла, какая я всеми заброшенная. Прости, ты был прав. Видно, что-то у меня не так.
   
     Просьба, высказанная девушкой простодушным детским тоном, совершенно его обезоружила. И Виктор, упрекая себя в закорузлой черствости, стал рассказывать о предгорье Тянь-Шаня, куда они с Иваном забрались в прошлом году ранней весной. Эта поездка скорее была путешествием по диким местам, чем спортивным штурмом какой-то вершины. Они пошли в труднодоступную горную котловину Майдантал, за перевалом Чаткальского хребта, в суровые, величественные места.
В походе их сопровождал егерь с ружьем и три сотрудника научно-полевой базы. Там у них еще сохранились ботаническая и зоологическая лаборатории, жилые домики и конюшня. По каменным ущельям и узким тропам, которые местные называют тугай, сквозь заросли дикого желтого шиповника, ежевики и алычи можно путешествовать только верхом на лошадях. По пути встречались редкостные арчовые деревья, которым более двух тысяч лет, с высотой за двадцать метров.

      Виктор говорил увлеченно, уверенно справляясь с автомобилем, изредка бросая взгляд на притихшую Лесю. Его красивое лицо преобразилось, да и голос стал совсем другим. Сильные чувства живого восприятия, на грани обожествления дикой природы, соединившись с гармонией лугов, рек и водопадов, снежных перевалов и скалистых пропастей, кровно срослись с его цельной натурой и уже  звучали внутри него своей личной симфонией. Теперь они выбрались из глубины души, осветив его счастьем воспроизведения незабываемых звуков, красок и запахов. Леся поняла, что воспоминания отражали его реальный внутренний мир, который доступен обычно лишь немногим. И ее неудержимо потянуло в тот его мир, где есть он такой, настоящий. 

      Именно там они с Ваней свободно открыты друг другу, вдали от посторонних, с ревностью подумала Леся. Хотя это состояние не лицемерие. Просто обычно они застегнуты на все пуговицы, а лишь для близких друзей душа нараспашку. Вспомнив, что брат ей никогда не рассказывал о своих походах, она поняла, что в число этих избранных ее не вписали. Но винить брата было глупо, так как сама предпочитала комфорт, став жертвой самовлюбленности. Недавно ей было бы даже страшно представить, как можно обойтись пару дней без теплой ванны, с душистой пеной лучшего бренда. Однако, глядя на счастливое лицо Виктора, она засомневалась, понимая, что пропустила что-то более важное. 

      Возвратившись памятью к впечатлениям бурной весны в Тянь-Шане, Виктор рассказывал, что цвет горных склонов меняется много раз. В белый цвет диких яблонь, алычи, жимолости врываются розовые пятна цветущего миндаля. Моментально  бледные подснежники сменяют красные и желтые тюльпаны.
И среди них в изумрудной зелени разнотравья - нежные ажурные цветы ферулы. Слушая музыку его уверенного голоса, Леся думала, что в диких местах, они скрываются в свой особый мир, в который не пускают даже родных. Иван им с Соней никогда не предлагает посмотреть фильмы, отснятые в своих походах.
Тут на виду они тягловые кони под ярмом, и лишь там у них личная радость свободы, сокровенный праздник души, как детский секрет в песочнице, прикрытый стеклышком от других.

    После разговора с пьяным бароном фон Гоффе она окончательно освободилась от иллюзии наивного амплуа бизнес-леди. Глупо не замечать, что многие хотят видеть в ней предмет удовлетворения своих плотских страстей. Хотя Леся не сомневалась, что Гюнтер действительно может повести ее под венец, наименовав своим родовым титулом. В этом случае ее ожидает участь той же Светланы, с набором светских развлечений среди таких же никчемных дамочек. Однако рядом с ней не будет умного и стойкого Ивана. Как хорошо выразилась Соня, не будет живого и настоящего человека, а будет изворотливый гаденыш, способный на любые подлости ради своей выгоды. Но как жить с тем, у кого нет совести? Как можно прозябать в чужой торговой среде, где оборот и прибыль основное жизненное достижение и сомнительная шумная радость. Тем более в дикой  зависимости от настроения богатого инвестора. Это то рабское существование, которое резко, но точно определила юная Соня: «А что будет, если у него вдруг ляжка не задрожит»? Хотя теперь Леся с горькой иронией может добавить: «Кто милую девушку содержит, тот ее и танцует». Хорошо, что она вовремя осмотрелась, а то бы оступилась, и ее потащило бы смертельный водоворот.

  Виктор вспомнил, как одна из лошадей не удержалась в бурном потоке порожистой реки Серкешсай, и все бросились ее спасать. Он  воспроизводил события настолько реально, что Лесе казалось, что и она вместе с ними вытягивает попавшую в беду вьючную лошадь. Переполненная талыми водами река гудит, перегоняя в мутной глубине даже огромные камни. Повсюду за ними неотступно следуют огромные заснеженные вершины Тянь-шаня. Ей живо представлялось, как она сама на привале бегает за горными курами кекликами, с красным крючковатым носом и желтой полосой вокруг головки. И потом тихо подкрадывается к голубоватому камню, чтобы сфотографировать ядовитого щитомордника, родственника американской гремучей змеи, который выполз погреться на теплом солнце. Услышав, что путешественники забирались в пещеры, где остались петроглифы, датированные археологами двухтысячным годом до нашей эры, с рисунками не только привычных, но и невиданных теперь животных, Леся вздохнула. Наверно, ради таких красот и она бы отказалась от всякого комфорта. Но только Ивану об этом говорить не стоит. Вряд ли он изменит мнение о своей избалованной сестричке.

 - А снежного барса вы не видели? - Спросила Леся, вдруг испытывая острое желание, встретиться с Виктором глазами.
Он бегло взглянул на нее и покачал головой:
 - Нет. Да мы и не рассчитывали. Они большая редкость. Но высоко на перевале все же видели на снегу следы от его лап, над узкой тропой, где проходят горные козлы.

      Неужели его совсем ко мне не тянет, внезапно подумала Леся, испытывая зависть даже к черным дроздам, которые вызывали в нем умиление. «Однако ведь ты же сама несколько часов назад хотела, чтобы он смотрел на тебя как на случайного пассажира, и не смел подумать о тебе как о живой женщине»,- уныло упрекнула она себя, глядя в мокрое окно. Из разорванных туч уже изредка бросала взгляд круглая белая луна. Они выехали из ненастной полосы, и дождь закончился. Впрочем, уже заканчивался и этот необычный день ее жизни. Ей было хорошо и одновременно тревожно. Сердце непривычно ныло от забытого чувства. Хотя сейчас она честно призналась, что никакого трепета ее сердце еще не ощущало. Когда она собиралась замуж за Костика, своего одноклассника и однокурсника по инъязу, то считала, что делает правильный выбор. Казалось, это благополучный брак с хорошим знакомым, в привычном комфорте. Он работает в солидной юридической компании, и их будущее могло быть безоблачным и надежным. Но она горько ошиблась. За маской обожания долго скрывался расчетливый негодяй, цинично предавший ее искреннюю заботу. Странно, но теперь, оказавшись рядом со старым другом Ивана, Леся была благодарна подлому Костику. Могла произойти роковая ошибка в жизни, которую она еще вовсе не узнала, пропустив в ней по-настоящему интересное.

      Она прислушивалась к себе, с удивлением признаваясь, что сегодня с ней произошло что-то необычное. Неужели и на нее внезапно налетела любовь?
Та самая, из юности и книги стихов, в которых это неземное чудо так манит в небесную высь, что даже, кажется, все остальное не стоит и капли этого счастья? Боясь спугнуть свое чувство, ей не хотелось думать, как Виктор отнесется к ней, и сможет ли она вообще когда-то признаться. Замирая от теплого трепета, она ощущала, что неожиданно в ней родилась любовь, пронизывая горячими токами жизни. Все же есть он - волевой, честный и такой близкий ее заброшенной душе. Новое восприятие этого внешне замкнутого человека растревожило ее сиротливое сердце. Необычно, но они встретились. Хотя путь к нему будет не простым, думала Леся, поражаясь сильному всплеску тембра его голоса, который зазвучал с откровенным восторгом:

 - Только представь себе, - обернулся он к ней, до дрожи окутывая ее стремительным взглядом. Виктор взмахнул рукой, вспоминая гнездовье огромных белоголовых орлов на высокой скале:
 - На том перевале даже жарким летом почти не тает снег. Прохладный ветер   днем дует снизу, а ночью сверху. Под ярким солнцем в потоках восходящего воздуха орлы свободно парят, широко раскрыв крылья над скалой-изваянием около ста метров в высоту, потрясающей природной скульптурой. Это изумительно точно ограненный силуэт нежно склоненной девушки. Представляешь, как здорово! Великолепная скульптура, редкое искусство талой воды и ветра.

    Да, подумала Леся, улыбнувшись на его восторженное «представь». Вряд ли мне удастся протиснуться в сердце, заполненное парящими «свободными» орлами и «нежной» девушкой, из гранитного камня. Но сейчас ей было все равно. Пусть, как будет, так и будет. Рядом с ним она не станет строить из себя подобострастную Чеховскую Наденьку и прихорашиваться. Если он примет ее в свою душу, то значит судьба. А если нет, что ж, она уже привыкла к одиночеству. Главное, что рядом с ним она ощутила необъяснимое душевное оживление. Как образно заметила племянница, в ее серой реальности вдруг возник настоящий мужчина, в которого она когда-то влюбилась еще совсем девчонкой. Погрузившись в теплые волны умиротворения, Леся прикрыла глаза и поневоле задремала.

     Она не слышала, как уже после двух часов ночи, Виктор подъехал к отелю.
Он взял ее паспорт и оформил им два номера. Затем отнес вещи и тихо разбудил Лесю, которую в полусне буквально на руках принес в ее комнату. С улыбкой снимая с нее кроссовки, он пробормотал: «Совсем умоталась, бедняжка. Да и сколько той Олеси, всего-то килограмм пятьдесят пять». Уложив ее и прикрыв одеялом, Виктор осторожно захлопнул за собой дверь. Спал он крепко, без сновидений и занудного самобичевания.
Продолжение. Н.