Василий в зиндане

      День жаркий был. Зашкалило за полтинничек. Мы, с дядей Вовой, ползали на
  животах по листам ватмана и корректировали схемы модернизированных нами блоков
  и узлов кабины наведения. Вообще- то, этим должен был, или была, заниматься
  специалист, под названием- корректировщик, весело прозванный у нас в конторе-
  карикатурщик, но так, как из Москвы человек ещё не подъехал, а дивизион воякам
  надо было сдавать срочно (у них всегда было-срочно!), то Евреич и попросил нас
  двоих, заняться этим, достаточно кропотливым делом. Карандаши, тушь, рейсфедер
  и ни в коем разе не дрожащие руки. Да, чуть не забыл- ещё вооружённая охрана
  обязательно! Секретность, всё-таки, была самая, что ни на есть, настоящая.

      Василий отбыл в гости к замполиту в город и не стоял над душой со своим
  вечным скулежом. В смысле- "часы уже полдень пробили, а джентльмен, блин-не
  выпил и не закусил". И то хорошо-хоть не болтался под ногами. Он ещё не летал
  с антенного поста. Полетит через пару дней.

      Когда мы поняли, что дело уже подошло к окончанию, в наш огромный ангар,
  замаскированный под бархан, вползло, буквально на четвереньках, красномордое
  существо, всё в пыли и открыв рот, хриплым голосом прокаркало:

  -Васю замели...

      После этого, оно, завалившись набок, отрубилось. Дядю Вову удивить было
  очень трудно. Он, посмотрев на храпящее тело, изрёк:

  -Когда Васька уходил к нему на квартиру, я ему сказал-не пейте водку с местным
  винищем. В смысле-не смешивайте. Видать-не послушались.

     В это мгновение, вдруг, неожиданно, замполит икнул, захрипел и из его горла
  хлынула на бетонный пол бело-коричневая масса. Как потом мы узнали, закусывала
  эта парочка тем, что нашлось дома у политрудяги, а именно-сгущёнкой. Поэтому
  масса, извергаемая из его нутра и носила коричнево-белый оттенок.

      Мы и ухом не повели. Дождались, когда фонтан утихнет и посадив товарища
  капитана на задницу, влили в него стакан воды. Он дёрганно его выпил и снова
  фонтанул. Поставили тело вертикально.

  -Ну, а теперь рассказывай, -проговорил дядя Вова и щёлкнул пальцами перед носом
  качающегося капитана.

     Тот, открыв глаза, посмотрел на нас поочерёдно и прохрипел:

  -Мы выпили немного, я пошёл Васю провожать на рейсовый ПАЗик, вот тут-то нас
  местные менты и замели. Я отбивался, Васю тоже отбивал, но их было много и ...
 
     Тут он начал вращать глазами, как-будто случилось страшное-престрашное и не
  найдя слов, резко взмахнул руками.

      Кто служил в армии, тот помнит, как во время кроссов или марш-бросков тащат
  отстающего бойца. Двое-за ремень спереди. Вот так мы с замполитом пошли почти
  через полгорода. По послеполуденному Солнцу. В тени, напоминаю, было немного
  выше пятидесяти. Добравшись до штаба "пятёрки", (пятой мотострелковой дивизии)
  мы с дядей Вовой поняли-не дойдёт! И так отмахали километра четыре. Да ещё с
  этим довеском. Посадили тело на скамеечку, в тенёчек и потопали дальше.

      Кто-нибудь из вас бывал в отделении милиции в Средней Азии? Это нечто! На
  вас ровным счётом не обращают никакого внимания. Вы там-пустое место. Между
  собой все разговоры исключительно на местном языке, чтобы вы никоим образом не
  смогли что-то понять. Но!-"Вездеходы"-то у нас были с печатью Совмина СССР! И
  эти книжечки, в мгновение ока превратили нас в категорию- "уважаемый". А что
  надо уважаемым? Кого-то потеряли уважаемые? Сейчас мы покажем! И всё это, с
  "лакированными" улыбками. Даже между собой разговаривая-на русский перешли.
  Чтобы "уважаемые" не обиделись и не дай бог кому-то сказали там, в Москве, что
  их в Солнечной республике, плохо приняли.

      Василий в одних семейных трусах чёрного цвета, сам-закопчёный и от этого
  тоже казавшийся чёрным, стоял извиваясь в обезъяннике и не падал, потому что
  руки его намертво вцепились в решётку. Мы невольно прыснули от смеха. Уж очень
  комичное зрелище! Василий, всё также извиваяс,ь вдруг выпалил заплетающимся и
  время от времени выпадающим языком, следующую фразу:

  -Владимир Николаевич, Георгий Михайлович, передайте высшему командованию- я
  здесь по страшной ошибке, потому как я никаких преступлений не совершал.

     Сказав это он обессилел и сползя по прутьям вниз, на пол, в мгновение ока
  захрапел.

      Позвонили мы в штаб нашего ПВОшного полка и через полчасика приехал ГАЗон-
  66 с дивизиона, где мы базировались. Забрав с собой тело не пришедшего пока в
  сознание Василия и протокол о его "доставлении в дежурную часть ОВД по городу
  Термезу находящегося в пьяном (я бы дописал-мертвецки)виде гражданина...", мы
  забросили нашего коллегу в кузов и кряхтя и чертыхаясь полезли туда же. Старший
  лейтенант, Вова Ртищев спросил:

  -А где замполит?

     Дядя Вова ответил:

  -У штаба пятёрки на лавочке сидит.

      Подъехав к штабу, увидели такую картину. Несколько бойцов ржут, согнувшись
  в три погибели около дерева. Подошли и услышали мощнейший храп! Замполит лежал
  в тенёчке под деревом, подложив одну руку себе под затылок, нога на ногу и
  храпел во всю глотку! Всё бы ничего-под окнами начштаба дивизии. Тот, видимо на
  Санино (замполитово) счастье, отбыл для проведения какой-то проверки, на
  отдалённую точку, что-то вроде Уч-Кызыла (я там бывал. То ещё местечко). Подняв
  не проснувшегося капитана, мы его втроём довели до машины и засунув в кабину-
  быстро испарились. Добрались до нашего хозяйства и отправили эту парочку спать.

      Поздно вечером, над Василием прибывший накануне с проверкой из Москвы один
  из наших руководителей-Борис Ильич Чирков (во попадание имени и фамилии!),
  решил устроить товарищеский суд. Протокол ему отдали. Пришлось. Такие порядки в
  нашей конторе были. Если бы мы его "похерили", то первым получил бы "на орехи"
  как раз именно Борис Ильич. Только он мог не дать ход делу. Чтобы в Москве не
  узнали. А для этого он обязан был связаться с ОВД, для того, чтобы они "забыли"
  про задержание и пребывание нашего сотрудника у них. Вот так, примерно. И он
  попёрся вечером по этой жаре в милицию -улаживать этот "залёт". Так что, Ваське
  повезло-до Москвы дело не дошло.

      Василий сидел на табуретке на проходе длиннющей кабины и всем своим видом
  выказывал полнейшее раскаяние. Согнувшись, положа локти на колени, и с низко
  опущенной головой, которую он время от времени поднимал и окидывал всех нас
  своим тоскливым, "Гафтовским" взглядом (не вру-Гафт внешне вылитый, но в
  миниатюре), он являл собой искренне раскаявшегося грешника на Страшном Суде!
  Речь обвинителя, то бишь-Бориса Ильича, изысками не отличалась. Он был родом из
  далёких, чуть ли не Вологодских лесов (по этой причине сильно "окал")и не
  обладал талантом оратора. Вот, что он, примерно, сказал.

      "В опшэм, это само, Василий! Ты нас всех, в опшэм, это само, сильно подвёл,
  значить. В опшэм, это само, протокол мы сейчас порвём, это само. Ну што ты, в
  опшэм, это само, сидишь тута, это само, как болезный. Короче-открывай бутылку!
  Ых понимашь, это само, расселси! Давай-наливай. В опшэм, это само-не бзди!"

       В опшэм, это само-всё.