Всех невзгод сильней-2. Глава пятьдесят первая

Воскресным утром дачники не торопились возвращаться в город. Дорога была свободна. Машина ехала быстро, но Лизе казалось, что они двигаются, как черепахи.

Как только они выехали из Поселка на прямой участок дороги, сидящая за рулем Юлия Николаевна велела Лизе включить диктофон и начала задавать Михаилу вопросы.
- Ты можешь отвечать?

- Пока могу.

- Что произошло?

- Я пришел к молочнице. Она, как всегда, торговала в своем дворе. Там, как обычно, уже было несколько покупательниц. Через несколько минут явилась Кузнецова. В дупель пьяная и с пистолетом.

Михаил рассказывал обрывистыми фразами. Чувствовалось, что говорить ему трудно.
 
- Каким пистолетом? Какой модели? - спросила полковница.

- Я в этом не разбираюсь. Извините.

- Ладно. Дальше…

- Она растолкала женщин и всадила тете Шуре пулю в лоб. Покупательницы истошно завопили. Кузнецова обернулась, увидела меня и выстрелила еще два раза. Мне удалось немножко опередить ее и увернуться, подставив пулям правую сторону. Она пыталась выстрелить в меня и в третий раз, но пистолет дал осечку. Тогда она вынула из кармана кортик. Угроза пустить его в ход так напугала собравшихся женщин, что Кузнецовой удалось беспрепятственно покинуть участок тети Шуры. Когда она ушла, кто-то вызвал милицию, но это зря – при родственнике-участковом она опять останется безнаказанной.
 
- Теперь не останется.

- Ее родственничек представит дело так, что окажется - тетя Шура либо сама застрелилась, либо я ее застрелил.

 - Не окажется. Как ты ушел от местных ментов?

- Убрался, пока они не приехали. Женщины в суматохе на меня не обратили внимания, и я пошел домой.

- Своими ногами? С пулями в плече и в груди, и сильным кровотечением? Как же ты дошел, парень?

- Через "не могу". Очень хотелось домой.

- Ладно. Отдыхай.



Лизе было страшно - Миша быстро слабел от кровопотери. Сначала он еще мог отвечать, но с каждым словом речь давалась ему все труднее. У него кружилась голова, он был бледен, у него похолодели руки, губы приобрели синеватый оттенок, а на лице выступил холодный пот. Он все время просил пить и тяжело дышал. Докторица нахмурилась и спросила у Лизы:

- Ты не знаешь, какая у него группа крови?

- Четвертая отрицательная. У меня такая же. Я могу быть донором.

- Отлично. Можем считать, что на первый момент две дозы крови у нас уже есть - твоя и моя. На первое время достаточно. Юлия, когда ты нас высадишь и поедешь назад, позвони своим коллегам - пусть поищут подходящих доноров. Группа крови у нас редкая.

- Не пугайте Лизу. - прерывисто попросил Миша.

- Не напрягайся, родной. - ответила Лиза. - Береги силы. Они тебе еще пригодятся.



До МКАД Михаила довезли менее, чем за полчаса. Оставалось самое неприятное - дорога по Московским пробкам, но и тут Берсеневым сопутствовала удача - автомобилей на улицах, даже центральных, было относительно немного. Дорога была почти свободна, и автомобиль Юлии Николаевны и по городу, ехал, по Московским меркам, очень быстро, но Лизе, думающей только о том, что муж истекает кровью, казалось, что машина еле движется.

Несомненной удачей было и то, что Миша все время был в сознании. Это внушало доктору Мартыновой определенный оптимизм и надежду на то, что кровопотеря не окажется фатальной.

Лиза все время поила мужа водой и разговаривала с ним. Она рассказывала ему, по каким улицам они едут, говорила о каких-то пустяках, обещала закатить грандиозную пьянку, когда он выздоровеет, мечтала о том, как они следующим летом вместе пойдут на рыбалку и будут варить уху на костре, и так далее.

Михаил смотрел на жену уже затуманивающимся взглядом, а также часто закрывал глаза, а потом, повинуясь голосу Лизы, зовущей его, с видимым усилием их открывал.

Наконец, они добрались до Садового кольца. На их счастье, движение было свободным и здесь.
 
- Мишенька, мы уже на Садовом. Скоро приедем. Как ты?

- Скорее бы...

Через несколько минут они проехали мимо Курского вокзала.

- Мишенька, мы почти добрались до Красных Ворот. Потерпи, родной. Через пять минут будем на месте.

- Пусть... с тобой... все... время... будет... - прошелестел Миша и закрыл глаза.

- Лариса Александровна! Он потерял сознание!

Серые лучистые глаза, затуманенные болью и слабостью, открылись с явным усилием. Пересохшие губы разомкнулись, и Лиза услышала тихий прерывистый шепот:

- Что бы... ни случилось... ты... пожалуйста...

На сей раз, закрыв глаза, Михаил открыть их снова не смог. Он потерял сознание буквально за минуту до того, как машина Юлии Николаевны въехала на территорию больницы.

И так бледная, Лиза потеряла контроль над своими эмоциями и завопила:
- Миша!!! Мишенька!!!



В Склифе транспорт, на котором привезли Мишу, кроме врачей, встретили вставший ради такого случая с постели не вполне протрезвевший Леонид Николаевич, и Костик. Михаила выгрузили из автомобиля на каталку и сразу повезли в операционную. У Лизы и Ларисы, сразу заявивших о том, что они могут быть донорами, взяли кровь для переливания. Юлия немного передохнула и повезла Анну Михайловну выселять Клавдию и менять замки в квартире, чтобы потом съездить в Поселок за Шапокляк. Суета закончилась – наступило время тревожного ожидания, которое тянулось издевательски медленно.

Докторица позвонила Вадиму и попросила его привезти питание для Лизы.

- Я есть не буду. - предупредила женщина.

- Почему?

- Не смогу.

- Должна. Ты сдала кровь для переливания. После этого полагается хорошо поесть и отдохнуть.

- Не могу.

- Ты обязана это сделать ради Миши. Ему может потребоваться еще доза твоей крови. Если ты не поешь, ее у тебя не возьмут.

- Я попробую.

- Ты чего разоралась в машине?

- Вы не поняли, что Миша попрощался со мной?

- Нет. С чего ты взяла? Нес мужик в бреду какую-то абракадабру...

- Он просто оба раза не закончил фразу. Первая - "Пусть с тобой все время будет свет моей любви.", а вторая - "Что бы ни случилось, ты, пожалуйста, живи, счастливо живи всегда.". Теперь понятно?

- Что-то очень знакомое. - напряглась Лариса.

- "Ноктюрн". Старая песня на стихи Роберта Рождественского. Ее поет Кобзон. Когда-то пел и Миша... Для меня...

- Ничего, девочка, выздоровеет - опять споет.

- Вы считаете, что Миша выживет?

- Будем надеяться. Молись, дорогая. За жизнь мужчины, даже в бреду объясняющегося тебе в любви, молись жарко, истово, не умом, а сердцем... А мы с Вадимом по пути домой заедем в храм и тоже помолимся.



Больше ничего она сказать не успела - приехал Вадим с горячим чаем и горой бутербродов. Им с Ларисой удалось накормить Лизу, а потом Димка увез свою будущую тещу домой, отдохнуть перед дежурством, оставив Елизавету Николаевну на попечение мужчин.

Костик и Леонид Николаевич, стараясь убить время, непрерывно курили на крыльце и о чем-то разговаривали. Лиза, тоже вышедшая покурить, обратила внимание на дрожащие руки Константина. Приглядевшись, она поняла, что его трясет, как в лихорадке.

Через весьма продолжительное время группа ожидающих пополнилась приехавшими Анной Михайловной, Юлией Николаевной и Ниной Константиновной. Юлия несколько раз отходила в сторонку,  кому-то звонила и подолгу разговаривала по телефону. Анна Михайловна, Нина-старшая и Леонид Николаевич о чем-то тихо беседовали.

Елизавета  не прислушивалась к их разговору. Она вообще не реагировала на происходящее вокруг.  Лиза, не знавшая ни одной молитвы, не умевшая молиться и считавшая, что нельзя беспокоить Всевышнего по пустякам, второй раз за один день испытывала потребность помолиться. Эта жажда шла из самого сердца женщины и была так сильна, что Елизавета Николаевна истово молилась своими словами и просила у Всесильного только одного - сохранить жизнь Мише.

Первой на то, как странно притихла Лиза, обратила внимание ее мать. Она о чем-то спросила дочку, но не получила ответ - Лиза даже не повернула головы в ее сторону. Анна Михайловна забеспокоилась и попросила Нину Константиновну обратить внимание на происходящее, но в ответ услышала:

- Оставь девочку в покое. Ты что, не видишь - она молится?

- Она не умеет.

- Когда жареный петух в одно место клюет, таким вещам учишься быстро.

- Лиза не знает ни одной молитвы.

- Печально, но не критично. Молиться можно и своими словами. Уверяю тебя, Всевышний предпочтет откликнуться на искреннюю и жаркую самодеятельную молитву, идущую из сердца человека, быстрее, чем на стандартную, произнесенную формально, не из потребности души, а просто из-за того, что положено в такой-то день, в такой-то час произнести такую-то молитву.

- Ты уверена?

- Нет, но надеюсь на это.

- Давай попробуем отвлечь ее от страшных мыслей.

- С ума сошла? - возмутилась Нина-старшая. - Не мешай девочке делать то единственное, чем она сейчас в состоянии помочь своему мальчику.

- Я беспокоюсь о душевном здоровье Лизы.

В ответ из Нины Константиновны вывалилась великолепная матерная тирада, точно отражающая ее отношение к происходящему и возлагающая значительную часть ответственности за случившееся на кузину.

- А теперь ты забеспокоилась! Не поздновато?

Анна Михайловна предпочла промолчать.


Продолжение следует...