Без права на счастье. Глава 5

Пару раз он натыкался на туши задранных животных. Но один раз его отогнали крупные птицы с загнутыми клювами, в другой на туше почти не осталось мяса. Пару раз лизнув кости, леопард ушел, тем более туша уж очень неприятно пахла. Он пытался выслеживать добычу, но его замечали. Самок с детенышами не попадалось. Пару раз леопард разорил птичьи гнезда, но молодому растущему организму требовалось мясо. Сырое, свежее, вкусное мясо. Леопард ощущал, что слабеет. Он путешествовал вдоль реки, не отходя от нее дальше, чем на несколько километров, уже неделю. За это время он научился различать метки и запахи взрослых кошек, и теперь благоразумно уходил от помеченных территорий.
На восьмой день он заметил, что взбираться на дерево для пережидания дневного зноя стало тяжелее, лапы словно утратили прежнюю силу, а в животе постоянно кто-то щипался и покусывал. Молодой леопард начал знакомство с голодом. Его уже не интересовали новые пейзажи, он забывал удивиться взлетающим при приближении ярким птичкам и мяукать в ответ на их беззаботное чириканье. Прежде казавшийся интересным, полным веселых приятных сюрпризов мир каждый день кидал в него камни, крупные и мелкие. Его укусил муравей, заставил взобраться на дерево разъяренный буйвол, даже клюнула в ухо птичка, когда он задремал на ветке. Последнее было не больно, но очень обидно. Раз в день он приближался к реке, чтобы напиться.
Налакавшись воды, он несколько воспрянул духом и обнаружил, что на песчаном берегу немало следов. Да и запах добычи витал в воздухе, едва не сводя с ума голодного кота. К воде вел широкий спуск, на склоне росло высокое раскидистое дерево. Леопард взобрался на дерево и приготовился ждать. Однако вечер он провел в одиночестве, зато от воды тянуло прохладой. Ночью он спустился попить и вновь забрался на дерево, хотя обычно пускался в путь в это время суток. Он в самом деле слабел от голода.
Желудок разбушевался не на шутку, и котенок провел остаток ночи в полудреме. Множество крохотных сучков кололо шкуру, ветер шевелил листья, они касались ушей и усов, заставляя постоянно дергаться и менять местоположение. К рассвету леопард нашел самое удобное место в развилке, но там не обрел покой – свешенные лапы затекали, поэтому пришлось собраться в клубок. С появлением серо-золотистого зарева на востоке сон сморил измученного котенка.
Ему приснилось, что мама принесла газель. Очень крупную и свежую, но без единого укуса. Он так обрадовался, что принялся играть на ней, прыгать по упругой желтой шкурке, а мать, как ни странно, присоединилась к играм. Но потом подгребла котенка под себя и легла на него, громадная лапа легла на мягкий животик. Леопард недовольно задергался и проснулся.
Но потягушки – обязательный ритуал после пробуждения – пришлось отложить. К воде подходило стадо газелей Томпсона – легких, грациозных. От обилия черно-белых полос на золотистом фоне их шкур замелькало в глазах, кот сердито прищурился. Двое рослых газелей впереди ступали короткими шажками, крупные уши дергались, подрагивали кожаные носы. На минуту они остановились, изящные головы на длинных шеях покрутились по сторонам. Леопард прижался к ветке и постарался не шевелиться. Не зря вчера он чисто вылизался, да и запахи имеют обыкновение подниматься вверх. Здешняя территория принадлежала гепарду, и газели чаще смотрят по сторонам, чем вверх.
Одна из головных самок фыркнула и стукнула копытом. Стадо пошло к воде. Леопарду очень хотелось кинуться на газелей сейчас, спрыгнув с дерева, но нечто заставило его подождать. Нечто называлось инстинктом, поведением, продиктованных опытом многих предыдущих поколений. Если бы кот напал сейчас, сотня газелей могла если не затоптать, то нанести серьезные травмы острыми копытцами. К тому же напившись, бегать немного сложнее, и скорость леопарда могла приблизиться к скорости отяжелевшей газели.
Спуск образовывал нечто вроде каньона, около пятнадцати газелей умещались у кромки воды в ряд, тесно прижимаясь боками. В воду они не заходили, они знали, как опасны плавающие под водой бревна с огромными челюстями. Головные самки строго следили за порядком, напившиеся особи немедленно отходили, освобождая место. Однако продолжали расхаживать недалеко от воды. Последние особи напились, и главная самка издала чириканье – сигнал к отходу. Вторая, по всей видимости, ее помощница, повторила клич, и стадо двинулось от реки.
Леопард плотно прижался к ветке. Конец хвоста задергался в сложном танце, остальное тело напряглось, но оставалось неподвижным. Желтые глаза внимательно следили за некрупным самцом. Легкая скованность движений указывала на его почтенный возраст, как и седые волоски на хребте. Чуткое ухо вблизи уловило бы слабую затрудненность дыхания, но леопард не утруждал себя подобными исследованиями. Он лишь наметил добычу, повинуясь тому же голосу предков.
Самец шел последним и отстал на пару метров, не сразу преодолев небольшую песчаную ступень, которую молодые газели преодолевали лихим прыжком. И леопард прыгнул с восьми метров, оттолкнувшись так, что с дерева полетели листья. Домашние кошки выживают после падений отчасти за счет маленького веса, крупные же рискуют намного больше. У кота не было времени почувствовать, что его вес превышает вес котенка, каким он был три месяца назад, когда радостно сигал с верхних веток. Леопард рассчитывал прыгнуть прямо на газель, придавив ее весом. Самец был старым, но далеко не дряхлым. Услышав шорох наверху, он рванул вперед, и лапы леопарда скользнули по крупу. Он довольно сильно ударился лапами о землю, и не нашел в себе сил броситься в погоню за газелью, которой страх вернул молодость. Впрочем, царапины сделали свое дело, через несколько дней он стал добычей льва.
А юный леопард остался без добычи. Мать покинула его еще в слишком малом возрасте, чтобы он сумел начать полноценную самостоятельную жизнь. Уроки охоты, которые он получил за восемь дней, были бы полезным жизненным опытом рядом с матерью, приносившей обед, но в условиях одиночества они становились смертельными.
Вода охладила и умерила боль в ушибленных лапах, и кот поплелся дальше. Теперь он не отходил далеко от берега. Через километр он услышал страшные незнакомые звуки. Они напоминали рев льва, но отличались по тембру и тональности. Леопард был уверен, что это не хищник. Хищники ревут на вдохе, это дает возможность оценить объем их легких, а неведомое животное, хоть и очень крупное, ревело на выдохе. Жажда к исследованию на время отодвинула голод, и кот двинулся на источник шума. Через несколько сотен метров он услышал громкий плеск. Сообразив, что странные животные находятся в воде, леопард несколько отошел от реки и продолжил путь, иногда потряхивая лапами. 
Открывшееся на реке зрелище так поразило кота, что он сел и уставился на него, округлив глаза и поставив торчком уши. Огромные, в десять раз больше него, черно-серые звери с красными пастями плескались в воде, на мелководье. Эти пасти с четырьмя клыками размером с его лапу заворожили котенка. Издалека они показались похожими на носорога, но по характеру движений отличались так сильно, что кот и не подумал убегать. Звери двигались неторопливо, на суше казались совсем неповоротливыми. Леопард с презрением смотрел на короткие толстые ноги и крохотный хвостик. Складки жира свисали с боков ужасных животных. На спинах некоторых сидели невзрачные птички, постукивая острыми клювами по широким спинам.
Котенок громко мяукнул, но звери даже не обратили на него внимания. Стадо состояло из самок, детенышей и молодых самцов. Юные особи плескались водой и ныряли, что особенно поразило леопарда. В глубокой воде они оказались весьма ловкими и даже быстрыми. Через некоторое время леопард решился подойти поближе, но звери по-прежнему игнорировали его. Самки прохлаждались у берега, молодежь активно плавала и играла. Через некоторое время кот заскучал. Присоединиться к играм животных он не мог, обедом здесь и не пахло, к тому же жара стала усиливаться. Леопард поднялся и поплелся на поиски дерева для дневного сна. От реки он двинулся вглубь саванны по диагонали, и прошел мимо таблички, на которое значилось «северо-восточный заповедник». И подписано ярко-красным «охраняется законом». Котенок вступил на территорию заповедника.   

Утро ознаменовала смерть телефона. Я проснулась около десяти, глаза открылись так резко, что даже заболели веки. Пять минут я лежала, уставившись в звездный потолок. Мысли блуждали по завиткам туманностей, но вскоре остановились, улеглись клубочком и затихли. С ними уснула и я.
Пробуждение в двенадцать оказалось более приятным. Потягиваясь, я наслаждалась осознанием окончания вуза с красным дипломом. Отец наказал отдыхать до начала осени, и я с радостью согласилась с его решением. В выходные я жила у Сергея, по будням предпочитала ночевать у себя. Иногда вечером мы ходили в театры, пока не закончился сезон или в Дом Музыки. Или просто гуляли по набережной. На первом свидании он пригласил меня на осмотр ювелирного завода, на второе я пригласила покататься на аттракционах в парке Горького. А в третий раз он зашел за мной в фитнес-клуб, неся в подарок пальму-юкку высотой около метра. На мои уверения, что экзотическое растение не выдержит спартанских условий жизни у меня, Сергей твердо сообщил, что будет помогать растению выживать. 
Он в самом деле нередко приезжал ко мне, всякий раз критично осматривая юкку. Однажды я заявила, что растение надо освятить, и мы танцевали кельтские пляски вокруг пальмы, вероятно, находившейся на грани обморока. Чтобы пальма не скучала в мое отсутствие, я купила игрушечных зверушек размером с палец, и разместила мини-зоопарк вокруг толстого ствола. Не знаю, что думало дерево о такой заботе, но послушно росло и зеленело, боясь более серьезных мер. Прошел уже год с начала встреч, но я не поддавалась на уговоры переехать к любовнику. Сначала поводом служило диковатое расписание занятий, сейчас я твердо отложила вопрос до начала осени. Однако наступил август.
Можно сказать, полтора месяца я вела богемную жизнь, позволяя себе ложиться во сколько вздумается, прогуливаться, читать, рисовать, смотреть кино и изредка повторять английский и немецкий, смотря фильмы с субтитрами. Но дважды в неделю проводила занятия по степ-аэробике. Сегодня был день занятий, но проводились они вечером. Времени было достаточно, и я решила принять ванну и прогуляться по магазинам.  Заварила зверобоя с чистотелом, сделала кофе, полила пальму. Ходя по кухне, привычно положила телефон в карман ковбойской рубашки. Он выскользнул в момент, когда я выливала горячий отвар в набранную ванну. Nokia стукнулась о край кастрюли с кипятком и грустно булькнула в глубины. Суд-мед-эксперт в моем лице засвидетельствовал кончину телефона. Она не сильно меня огорчила, но настроила на лирический лад. Сергей обещал заехать в к условленному времени в «Палладу», те, кому я могу срочно потребоваться, знают адрес.
Закрыв глаза и отпивая кофе, я вспоминала последнюю встречу с Олегом. Полноценную встречу. Я сама позвонила после того, как мне подарили пальму.
- Привет.
- Привет.
- Сегодня будет теплая ночь, возможно, последняя… в году.
- Тогда не стоит ее терять.
Мы встретились недалеко от Фрунзенского моста, рядом с Нескучным Садом. набережная неторопливо уплывала под ногами, накопленное за день асфальтом тепло согревало, фонари светили так уютно и по-родному. Олег показал рукой на верхнюю часть моста.
- Ты когда-нибудь ходила там?
- Нет, но давно хотела.
Он пустил меня вперед, и дойдя до высшей точки, мы остановились. Я смотрела вниз, на мутную воду Москвы-реки, терзая себя ощущением слабости в ногах и напряжения внизу живота.
- Этот мост называют мостом самоубийц.
- Здесь до воды всего десять метров… Или пятнадцать?
- Не все так хорошо прыгают в воду, как ты или я. Было бы желание.
- А можно я простою тут вечно?
Я подняла голову и посмотрела в глаза Олегу. Серые днем, сейчас они казались почти черными.
- Только со мной.
Целоваться на высоте, без опоры – незабываемое ощущение. Напряженное тело обостряет восприятие, а, обнявшись, удерживать равновесие сложно. Но мы танцевали вместе, танцевали столько, что чувствовали друг друга на самых глубоких уровнях. Отличное упражнение на доверие партнеру, правда, в том случае, если любишь его. Я вздрогнула так, что Олег чуть отстранил меня.
- Что с тобой?
- Едем ко мне?
Он кивнул, мы спустились с моста. Я не включала свет, не заваривала кофе. Мы раздевали друг друга так медленно, как только могли, компенсировав эту медлительность чуть позже. А потом компенсировали скорость нежностью. А потом нежность чувственной страстью. В последний раз по телу прошла такая волна наслаждения, что я закричала до боли в горле.
Потом мы еще гуляли. И говорили. Он не спрашивал о Сергее, я коротко рассказала сама.
- А ты будешь его любить?
- Посмотрим.
- И тем не менее это надолго?
- Да.
- Гетера сделала выбор, - задумчиво сказал Олег. – Чем же она его делала?
- Головой и телом, - честно сказала я.
- А сердце?
- Ему было приказано молчать.
- А если оно заболит?
- Умрет.
- Может, лучше сходить к доктору?
- Серые глаза моего единственного доктора лишь продлят агонию.
Мы гуляли по старым улочкам Москвы, застроенными новыми домами. Проходили мимо ночных заведений, откуда раздавалась ритмичная музыка. Возможно, было лучше отправиться туда танцевать, чтобы мозг не работал, чтобы через глаза его ослепляли цветные лазеры, а через уши заглушало туц-туц. Но мне нравилось идти и страдать, покуда моя рука в руке Олега. Нравилось идти вместе легким упругим шагом, идти в ногу, идти бесконечно.
Мимо, шатаясь, прошел мужик. Вероятно, он бы упал, если бы женщина одного с ним роста не держала спутника под руку. Оба неплохо одеты, от женщины я уловила запах косметики, а вот от мужчины пахло потом и алкоголем.
- Лида, это все со мной? Со мной, да? – растерянно повторял мужчина.
- Да, с тобой, - раздраженно отвечала женщина, шмыгая носом.
- И я не сплю?
- Пока нет, - отозвалась Лида.
- Лидусь, я же не знал, что так получится, - заныл мужчина. В голосе отчетливо прорезались плаксивые нотки.
- Нострадамуса у тебя в предках в самом деле не замечено.
- Да, я из деревенских, из грязи. Ну разве я в этом виноват? Чем крестьяне хуже графьев?
- Тем, что не знают, когда надо остановиться, - хмуро сказал женщина, предупреждая попытку мужа упасть.
Мы с Олегом шли сбоку и сзади, на расстоянии пяти метров. Улицы пустовали, и мы слышали каждое слово диалога. Я улыбнулась, взглянув на Олега, он усмехнулся в ответ и свободной рукой поправил мне волосы. Нам весело смотреть на эту картину. А вот женщине, возможно, завтра на работу. Судя по возрасту пары, у них есть дети, каково им смотреть на пьяного отца? Я ускорила шаг, и Олег устремился за мной.
- Я же хотел просто с друзьями хорошо посидеть, я не хотел хулиганить, - вновь просительно заговорил мужчина.
- Хорошо, менты сговорчивые попались. А если бы тебя не отпустили? Да не падай, немного осталось.
Мы обогнали парочку и вновь замедлили шаг. Если подумать, Москва не такой большой город. За ночь можно пройти от одного конца до другого. Пока идешь, становится легче. Мысли текут проще, но их тяжесть не давит с силой, способной раздавить сидящего.
- Олег, почему никому нельзя делать то, что желает душа и не противоречить приказам разума. Причем чаще даже общественного разума. Он готов судить днем и ночью, пока работают языки. И в конце концов так подчиняет мозг отдельного человека, что тот не отличает своих желаний от навязанных.
- О тебе никогда не скажешь, что ты живешь по завещанию социума. Ты словно скала над морем. И никакие волны тебя не подточат.
- Морская вода не дает зелени распуститься на моих склонах, совсем не каменных… И ведь чем высшего положения добьется человек в обществе, тем более жесткий каркас так называемых приличий налагает на него общество! Служанка может спать с кем попало, даже если замужем, а измена королевы королю карается казнью! А измена короля это в порядке вещей! Это кстати о ваших мужских привилегиях. Но я на них не претендую, у нас и свои есть.
Я подмигнула Олегу.
- Ваши привилегии в том, что самые важные толком назвать никто не может, а пользуетесь вы ими постоянно. Но тоже не претендую на них.
Мы дали пять друг другу и двинулись дальше. Мы обходили места, где было особенно людно днем, как раз там самая грязь ночью. Зато улочки, по которым днем народ просто спешит, ночью вполне чисты и пусты.
- Королям труднее утаить неповиновение от общественности, поэтому они выставляют его напоказ, но освещают так, что предмет приобретает совсем иной вид, Виан. Один будущий король, назовем его Генрихом, не сошелся во взглядах с Папой Римским по поводу власти духовенства. Король хотел светское государство, но и ссориться с Папой было опасно. К тому же при коронации именно Папа надевал корону на голову короля. Однако подчиниться этому ритуалу означало признать власть церкви, не подчиниться – означало нарушить все традиции и вызвать возмущения вплоть до мятежа. Но Генрих нашел выход. Когда корона находилась в половине пути от его головы, он взял ее из рук Папы и надел на голову самостоятельно.
- Так он не вышел за рамки морали тех времен и подчеркнул свою самостоятельность, - подытожила я.
Мы гуляли еще и еще. Пока не стало светать. Небо посерело, очертания домов и деревьев стали отчетливее. Очарование ночи уходило, взамен опускалась свежесть утра, поднималась суета. Заспанные дворники шаркали метлами, проходили угрюмые мужчины и женщины с красноватыми глазами. На смену душноватой томности ночного воздуха врывались ароматы выпечки, свежих газет, бездумно радующихся солнцу цветов. Я с отвращением смотрела на золотистые полосы на асфальте. Прекрасными бывает либо ночь, либо рассвет.
- Всегда буду ненавидеть рассветы, - сказал Олег при расставании.
- Я тоже.
Рассвет хорошо встречать с тем, кого любишь. Любишь так, что готов разорвать грудь подобно Данко и вытащить сердце. А я не могу себе этого позволить. Больше никогда.
От тоскливых воспоминаний отвлекло бурчание в животе. Я напрягла в воде пресс и погрозила ему пальцем. Живот забурчал вновь, тише, но жалобнее.
- Хорошо, пойдем кушать, - послушно согласилась я.
После завтрака настроение поднялось. Шелковые стринги, песочное длинное платье, черные босоножки. Образ дополнили золотисто-коричневые тени и прозрачный блеск. Четыре часа я ходила по магазинам, пообедала, посидела на скамейке с книжкой, греясь под лучами желтой звезды. В голове я прорабатывала новую программу для моих подопечных и мысленно обкатывала проект строительства клуба ближе к окраине. Отец предлагал убрать дневные часы, так как в области люди в основном имели возможность заниматься по вечерам и в выходные. За шесть лет он постепенно вводил меня в курс дел, не слишком давя, поэтому я имела неплохое представление об общих делах клуба, партерах и директорах.
Я так засиделась за обедом, ожидая свежеприготовленный суп из морепродуктов, что не стала заезжать домой, благо спортивная одежда для занятий ожидала в машине. Субботний день неожиданно «обрадовал» пробками, поэтому переоделась я прямо в форде, на заднем сиденье, где стекла были затонированы. Мимо охранника и гардеробщицы я промчалась резвым галопом, не сбавила скорость при подъеме на лестницу, едва успела затормозить перед залом, пропустила девушку вперед себя, и начала занятие.
Похвалив и похлопав раскрасневшимся женщинам, я промокнула лоб полотенцем. Занятие пролетело на едином дыхании, и усталость ощутилась лишь сейчас. Все же нарушение режима приводит к едва заметным, но все же сбоям в организме. Поднимаясь на лестницу, я отметила странную тишину. Обычно из тренерской доносился гул, ведь сейчас перерыв между занятиями.
Из-под двери тренерской потянуло сквозняком. Меня словно попыталась выдавить из кабинета чудовищно тяжелая атмосфера. Захотелось убежать куда глаза глядят, и подальше. С трудом я взяла себя в руки и толкнула дверь. Лена сидела на подоконнике и курила в открытое окно. На полу, на корточках дымил Андрей. Остальные расселись по уголкам диванов, сжавшись в комочки.
- Лена, Андрей, немедленно выбросить сигареты. Еще раз увижу, оштрафую.
Я говорила не своим голосом. Тренера повиновались, окно захлопнулось.
- Что случилось?
Нет, не спрашивай, Виан, не спрашивай. Тебе лучше не знать. Уходи из тренерской, уезжай подальше, закрой глаза и уши. Беги, Виан, беги. Беги, как Форест Гамп, только быстрее и дальше.
Я не убегала. Продолжала стоять на пороге тренерской. Дима и Антон переглянувшись, подошли, положили руки на плечи. Я позволила усадить себя в кресло. Словно охранники, они расселись на подлокотниках.
- Что случилось? – с нажимом повторила я.
Еще не поздно, Виан, беги…
- Виан…
А вот теперь поздно. Ты уже знаешь, что случилось.
- Виан… Александра Максимовича… больше нет…
- Моего отца?
Кто-то говорил вместо меня. Кто-то выслушал тихое «да» Антона. Кто-то застыл в кресле каменной статуей. А я исчезла. Ушла в никуда, где нет никого и ничего. Там так хорошо и просто. Там никого не было и некого было терять. Кто-то закрыл глаза. Ощутил ладонь Антона на плече.
- Оставьте меня.
Подчинились, вышли, тихо захлопнулась дверь. Я осталась сидеть в кресле, пытаясь вернуть себя. Не получалось. Тело не подчинялось, словно окаменело. Но и душа окаменела – у нее нет другого выхода. Где-то далеко, в космическом пространстве она забилась, закричала в страшном отчаянии, заметалась в ледяном вакууме. Очень хорошо. Она мне сейчас не нужна. Боль потери пока не пришла, возможно, не смогла проникнуть сквозь лед, прочной коркой оковавший сердце. Так деревья получают защиту от лютых морозов, укрываясь снегом и льдом.
Не знаю, сколько я просидела неподвижно, с открытыми глазами, перемещая взгляд с дивана на окно. Закрывать глаза страшно. Страшно увидеть эту темноту, такую честную и заставляющую почувствовать. Осознать. Может, просидеть так вечность? Взгляд переместился к зеркалу. Кто эта неподвижная бледная девушка? И что она тут делает? В тренерской, куда посторонним вход запрещен? Ах да, она дочь владельца… Нет, она сама владелица клуба!
Страх надавил волной, сдавившей грудь. Ведь я наследница спортивной империи, созданной отцом! Теперь мне принадлежит право подписи, счета, бренд. И я должна управлять экипажем!
Встать.
Подойти к зеркалу.
Собрать волосы крабом, оставить прядь справа.
Надо, Виан, надо. Теперь в твоей жизни появилось это слово.
Надо зайти в кабинет отца. 
Сейф открылся с первого раза. Код знали только я, мама и отец… Стоп, не думать!.. Достать бумаги, положить в сумку. Посмотреть на часы. Занятия закончатся через минуту. Объявить по громкой связи:
- По окончании занятий тренерам собраться в конференц-зале.
Тренера заходили тихие, как нашкодившие белые мышки. Занимали места, стараясь лишний раз не скрипнуть стулом. Семеро, восьмой подошла Вика. Она не работала в субботу, но сейчас приехала. Я медленно осмотрела людей. Пока моих людей. Каждый отвечал взглядом в глаза. Впрочем, играть в гляделки не входит в мои планы.
- Долго я вас не задержу. Прежде всего напомню о необходимости по-прежнему исполнять обязанности согласно заключенным контрактам.
Глаза присутствующих вспыхнули, я выставила ладони вперед.
- Подождите. Мне не так легко говорить, поэтому имейте немного терпения. Я ни в коей мере не пытаюсь оскорбить вас как людей и профессионалов. Вы занимаете места и получаете оклад согласно имеющимся навыками, никто не отнимет ваши должности и награды. Но от бури в верхах чаще всего страдают низы. Я постараюсь сделать все возможное, чтобы все осталось по-прежнему. Но в Совете сидят люди умнее и опытнее меня. Я не знаю, что взбредет в их головы. Отец…
Я сделала паузу, глубоко вдохнула, сжала сплетенные пальцы и продолжила:
- Отец имел власть над ними как хозяин идеи, автор проекта. Я всего лишь его дочь. А для членов Совета я девчонка, юная и несмышленая. Мы зависим от их вложений, к сожалению, и с мнением каждого члена приходится считаться. Боюсь, оно не будет в мою пользу. Но я собираюсь биться до конца за место владелицы «Паллады».
Речь получилась не слишком связная, но это к лучшему. Сейчас мне важно узнать их искреннее мнение. Антон вздохнул и заговорил первым, глядя в основном не на меня, а на товарищей.
- Виан, может, это прозвучит несколько по-детски, но я прошу тех, кто за тебя, положить правую руку ладонью на стол.
Восемь ладоней оказались на столе. Девятая легла моя.
- Вот видишь, пусть поддержка не самая сильная, но мы за тебя.
Я улыбнулась уголками губ, обуреваемая желанием обнять каждого. Иногда все проще, чем кажется.
- У меня есть за что и за кого бороться. Без боя я не сдамся, обещаю!
Игорь и Антон предложили довезти меня. Словно два охранника, они шли по бокам. Это помогало держать плечи развернутыми. Сергей стоял на ступеньках.
- Виан…
- Обними меня.
Я застыла, положив голову на пахнущее теплыми древесными духами плечо. Вот бы простоять так вечность.
- Едем домой, тебе надо отдохнуть.
Он посадил меня на переднее сиденье, сам быстро завел машину.
- Расскажи, как это случилось.
- Виан, может, дома…
- Нет, сейчас. Самое страшное я уже узнала, обстоятельства меня не очень волнуют.
- Сердечный приступ. Ты знаешь, он поехал вчера на день рождения Татьяны, жены школьного друга, Валентина, кажется. Праздновали до утра. Алкоголь, шум… Он выпил снотворного, чтобы заснуть, сердце не выдержало. Пока это все, что известно.
Слезы полились двумя тонкими ручейками, без всхлипываний. Просто текли по щекам, капали на сиденье. Я закрыла глаза, но они продолжали срываться на шею. Рубашка намокла, прилипла к ключицам. Я чувствовала, что Сергей поглядывает на меня, но молчит. Он не так плохо меня знал.
Едва зайдя в квартиру, я ушла в ванную. Умылась. Зеркало отразило бледное лицо с слегка покрасневшими глазами и носом.
- Сереж, дай мне две таблетки снотворного. И не буди. И отключи все телефоны.
В глазах Сергея мелькнул ужас, он схватил меня за плечи.
- Что ты собираешься делать?
Глаза в глаза. Карие в темно-зеленые.
- Мне нужно выспаться. Завтра трудный день. У меня таких еще не было. Не буди меня и уходи по своим делам.
- Ты клянешься, что… ну…
- Да. Я хочу бороться за право наследия дела отца.
Сергей обнял меня. Я не ответила и ушла в спальню.