Исповедь

                Очень сложно объяснить человеку мотивацию своих поступков, особенно, если этот человек  - подросток и твоя дочь. Ливень упреков, слез и злобы огнем распекают  мое сердце. Никто  не знает и не может понять душу другого человека,  примерять на него, что морально, что аморально, не зная обстоятельств его жизни – это жестоко и несправедливо!


                Дочь упрекала меня, что мы живем с Лаурой, как муж и жена, что мы - лесбиянки, что мы - извращенки, и нам нет места  среди нормальных людей. Что ее подруги  смотрят на нее искоса и не хотят с ней общаться.  Я слушаю ее молча, вряд ли можно, что-то объяснить человеку, когда он в гневе и его  мозг не способен воспринимать, а только излагать информацию. Но вот она устала .Я принесла ей стакан воды с апельсиновым соком, чтобы она немного успокоилась. И предложила ей выслушать меня. Она надменно сложив руки на груди, лежала на диване и смотрела в потолок, а я начала свой рассказ.


               « Мне было столько же, сколько сейчас  тебе, Наташа -  шестнадцать лет. Я  была красивой, стройной девочкой, хорошо училась, у меня были хорошие родители. Но пришла в мое сердце весна! Я влюбилась! Влюбилась в первый раз и , как мне тогда казалось, навсегда. Он приехал  к родственнику его отца, который жил у нас в городе. Его звал Тимур и родом он был из Таджикистана. Красивый, высокий,  кареглазый.  Он старше меня был на четыре года. Его горячая кровь и моя неопытность в любви, стали началом твоей жизни. Нас поженили, родилась ты.


              Оставив тебя моей маме мы с мужем уехали  в Шурабатский район, к его родителям, в небольшой поселок на границе с  Афганистаном. Родители Тимура не приезжали к нам на свадьбу, они  были против русской невестки. Но Тимур мне сказал, что жить мы будем на его родине. Устроимся и заберем малышку к себе. Наивная! Я ничего не замечала вокруг кроме своего Тимура! Ни злобных взглядов свекрови, ни полной моей изоляции от остальных членов семьи.


              Прошло чуть больше месяца и мой Тимур уехал по делам. Только спустя год я узнала, что он занимается контрабандой и распространением наркотиков. Перевозит их из Афгана, а потом,  доставляет партии наркоты,  крупным покупателям.


              Через пару дней после отъезда Тимура ко мне пришла свекровь и  ее сестра, что-то говорили по-своему, мне не понять было. Я их языка не знала. Вытолкали меня в небольшую комнату, где сидели на коврах трое мужчин. Покрутили меня перед ними. Один вышел  со свекровью, потом опять вернулся. Глаза его сверкали. Он стал срывать с меня платье. Я сопротивлялась изо всех сил и тогда на помощь  пришли те - двое, что сидели на ковре. Один - держал меня за ноги, второй -  за руки, а третий, сорвал с меня шаровары, вошел в мой анус. От дикой боли я потеряла сознание. Очнулась от того, что свекровь поливала мое лицо водой из кувшина. Мужчины  давали доллары тетке - довольно толстую пачку.

 
               Все тело мое болело. Свекровь подняла меня и , как сломанную куклу, поволокла по полу в мою комнату. Я подползла к постели и провалилась в  тревожный сон.


               Наступило утро. Я проснулась с сильной головной болью, подошла к зеркалу и увидела в отражении женщину со спутанными волосами, черным от побоев лицом и разорванным уголком рта. Все тело было избито и искусано, с синяками от садистских щипков на ягодицах и животе, ноги были в крови, которая сочилась  и из ануса и влагалища. Я закричала от страха так, что тетка Тимура, которая, немного говорила по- русски, прибежала ко мне сию же минуту.


              Я бросилась на нее с кулаками,  теряя последние силы. Она ударила меня и я упала на пол. Слезы текли ручьем от боли, страха, унижения и беспомощности. Я сказала ей, что пожалуюсь Тимуру за то, что они сделали со мной. Она похлопала руками, по своим толстым ляшкам и расхохоталась. Когда ее  жирный живот перестал колыхаться от смеха, она заявила, что я - не первая дура, которую Тимур привез  из России на продажу извращенцам . Это у нас , там - любовь, а у них здесь – бизнес. На таких, как я они хорошо  зарабатывают. Вот чуть «оклимаюсь» и приедет покупатель. Он у них постоянный  – американец.  Каждых три месяца или полгода покупает новую игрушку. Ему не важно, красивая женщина или нет. Для него, она - только мясо.


                Я не могла поверить, что Тимур мог со мной так поступить. Нет, он любил меня! Он был так нежен со мной в постели. Его ласки были так сладки! Каждую ночь он показывал мне какую-то новую ласку, потом просил меня ее исполнить и, не один раз. Я выполняла все с любовью и сама получала удовольствие от того, когда он был на вершине блаженства. Нет, нет! Тимур, ничего не знает, он их не простит!


                Прошла неделя. Мои раны и синяки, смазанные, какой-то мазью, заживали очень быстро. Ночью, я услышала, как к дому подъехала машина. Я решила, что это Тимур. Вскочила с постели и рванула ручку двери,  но она была на запоре. Послышались шаги. Дверь открылась. В дверном проеме стоял американец в  военной форме. Он был невысок,  худощав. Лицо было длинное,  с таким же, длинным, узким носом, узкие губы, высокий лоб с редкими седыми волосами, и широко расставленными,  белесыми, без всякого выражения глазами. Длинные руки, кривые ноги.  Меня охватила дрожь! Во всем этом человеке, чувствовалось, нечто ужасное, от чего кровь застывала в венах!      

      
                Он  прошел в комнату. Подошел ко мне, по-хозяйски, шлепнул рукой по груди и  ягодице. Ухмыльнулся и вышел. Я рухнула на пол, чтобы чуть отдышаться. Но, как я ошиблась! В комнату вошел солдат-негр. Связал мне руки и ноги, заклеил скотчем рот, надел на голову мешок и, как бревно, закинув на плечо, унес меня из комнаты. Я поняла, что это была машина и меня куда-то, везли. Ехали долго. Так я оказалась в Афганистане.  Потом я почувствовала укол в вену руки и отключилась.


                Было ли это утро или день, или вечер - я не знаю. Я очнулась, в ярко освещенной комнате, на надувном  матраце. Еще три матраца были рядом, на которых, сидели  женщины, возраст их было трудно определить из-за многочисленных ссадин, синяков, порезов.  С потолка свисала толстая, как будто якорная  цепь на которой висел в рост человека,  деревянный крест, с горизонтальной  перекладиной, вверху и внизу,  что  крепился кольцом, из толстого метала  к скобе цементного пола. У стены стоял металлический сейф. Это было все.


                Я попыталась спросить у подруг по несчастью, что это за место и почему  мы здесь. Они не ответили. Зашел солдат-негр, принес еду и воду. Это была каша из сорго и напиток,  из апельсиновой кожуры  горький - горький и теплый.

 
                Через час появился он, Вилли, американец  немецкого происхождения. Женщины  побледнели и замерли, наклонив головы и опустив глаза. Противным, высоким голосом, Вилли, сказал, что-то по- английски, солдат подлетел ко мне и  подняв меня с матраса, ударил в лицо. Я оглушенная стояла, как пьяная ничего не понимая. Он привязал меня на крест, растянув на перекладинах  руки и  ноги. Вилли открыл сейф, там оказался столик на колесиках на поверхности, которого лежали разного вида плетки , стеки, баскетбольная бита, шило и ножи с короткими лезвиями в зазубринах, не более  трех сантиметров. Солдат подошел к девушкам, пристегнул ногу каждой цепью к кольцу и ушел.


                Я висела распростертая, как лягушка, на препараторской доске  на уроке биологии. Женщины сбились в стайку, прижавшись друг к другу.
Вилли разделся  наголо. Его тщедушное тело вызвало у меня непроизвольный смех, особенно, его мужское достоинство, если это можно было так назвать. Если бы я знала, как горько я буду плакать!


                Вилли, подошел ко мне. Его левая рука была в перчатке, он был левша и с размаху  ударил меня в переносицу. В глазах вспыхнула молния и, горячая кровь потекла мне на грудь. Вилли заржал, пнул  меня ногой в живот и заржал еще заливистей. Он бил меня плетью и опять ржал. Потом потянув за рычаг,  перевернул крест горизонтально, вниз лицом и ручкой биты  стал входить, попеременно, в мой еще не заживший анус и вагину.  Когда, появилась первая кровь на ручке биты  и его «огрызок,» показался на свет среди жидкой  «поросли», он отбросил биту и вошел в меня, «трепыхнулся» пару раз и разразился диким хрипом, страсти.  Немного отдышавшись, опустив крест со мной на пол, он стал облизывать, выступившую кровь и остатки спермы, запивая  это удовольствие, темным пивом.  Мои глаза видели это все, а тела я своего не чувствовала. Женщины так и просидели все время моей экзекуции , прижавшись друг другу, не издавая ни звука. Вилли нравилось издеваться над своими жертвами на глазах других женщин.


                Чтобы мы не корчились  и не кричали от боли, нам подмешивали в еду наркотики . Через неделю появлялась зависимость и  женщины сами, ползая перед этим гномом на коленях, умоляли дать им дозу и делать с ними все, что он хочет. И он делал. Он ездил на нас верхом, как на лошадях, тушил сигареты о наши тела, сшивал большие и малые губы,  а потом разрезал скальпелем, прокалывал соски груди,  вставляя гвоздики, резал ножами узоры на спине, поэтому лезвия  его инструментов, были не более трех сантиметров. Ранее, он увлекся и всадил  скальпель в сердце женщины. Потом думал куда спрятать труп, ведь его квартира и бункер под ней, находились на территории воинской части, где он служил.


                Здесь-то мы и познакомились с Лаурой. Она была высокой и сильной женщиной. Ее  жизнь сложилась также непросто, как и моя. Но у меня -  было детство и любящие родители, а  у нее - детский дом, приемная семья, в которой, она оказалась в девять лет и, в которой ее  приемный отец и два великовозрастных  брата, без выходных и праздников и, не единожды в день, забавлялись ребенком. Когда, она пожаловалась приемной матери, та -  наорала на мужа, но за сыновей , ничего не сказала. Пусть, лучше дома сексом занимаются, чем СПИД , где-то подхватят. Сил больше не было терпеть и, в свои четырнадцать лет, она стащила в школе приманку для крыс, которых  санстанция травила в подвале и высыпала все в острое харчо,  любимое блюдо, удочерившего ее семейство. Доза была солидной. Скорая не  успела приехать.  Похоронили всех. Ее – на зону,  квартиру - родне.

                Здесь, она оказалась тоже не случайно. После тюрьмы приехала к своей подруге по зоне. Она жила с турком, который тоже имел криминальное прошлое. У них было трудно с деньгами и, напоив, Лауру снотворным с вином, они продали ее Вилли.

 
              Лаура просто так не сдавалась и прежде чем она впервые оказалась на кресте  у Вилли, ее с неделю «обрабатывал» негр, едва не сломав ногу и выбив, несколько зубов. Когда Вилли уходил, женщины жалели друг друга, гладили и ласкали. Именно эта ласка помогала им  выстоять здесь и  растила  вселенскую ненависть, к мужскому естеству.


             Прошло три месяца. Добил, Вилли, Галю с Украины, когда-то полненькую женщину, на  скелете которой мешком свисала кожа. Итальянка Мария, умерла от  заражения крови. Остались только Лаура, я , китаянка Ли Сянь, которую мы называли , по созвучию-Лиса.


             В тот день, Вилли пришел страшно пьяный, еле держался на ногах. Из его борматания мы поняли, что-то у него неприятности, его переводят, а куда девать женщин, он не знает.  Пришел негр, выхватил и привязал Лису, а меня и Лауру посадил на цепь. Лаура шепнула, чтобы я ногу посильнее напрягла, перед тем  как замок защелкнут. Я  так и сделала. И когда, на уже мертвую Лису,  Вилли вскочив в экстазе, Лаура смогла освободиться, накинулась на него сзади и свернула ему шею. Голый, мерзкий гном, лежал поверженный, перед нашими глазами. Но был еще негр, с ключами от входа. Лаура освободила меня, мы положили мертвого, Вилли, на Лису. Я села на матрац, а  Лаура  с битой стала у входа. Негр  зашел в дверь, удивляясь , что хозяин долго сегодня развлекается. Согласно, задуманного плана, я закричала, негр повернулся и Лаура с размаху ударила битой ему в висок. Он упал, как скошенный серпом колос.


                Когда мы вышли  из подвала - светило солнце. На плацу, маршировали солдаты. Ужас прочитали мы  в их глазах, когда они увидели нас. Потом, расследование. Еще год мы просидели в тюрьме на американской базе, пока не появились представители нашего посольства и нас экстрадировали на родину.


                Роднее Лауры у меня не было никого, Наташа! О мужчинах ни она , ни я  не могли думать без страха и омерзения. Но природа так устроена, что лучшее успокоение и расслабления тела, всей нервной системы дает секс. Вот так мы и стали парой. Нежность, с которой мы дарим друг другу  ласку, несравнима с той, что  дает мужчина, в ней нет боли! Я с ужасом думаю о том, что  мужская рука или губы  могут еще раз коснуться  моего тела. У меня сразу встает перед глазами Вилли! И я, и Лаура еще два года работали на пластических хирургов, чтобы убрать шрамы с лица. Ты когда-нибудь видела меня или Лауру без одежды? Наши тела все в шрамах и рубцах от ожогов. Ни я, ни Лаура больше не можем иметь детей. Но мне повезло - у меня есть ты. У Лауры - нет. Поэтому, она любит меня и тебя, и заботиться о нас, как глава семьи. И единственное счастье мое женское - это Лаура, а у нее – я!  И я не откажусь от нее, а она от меня не смотря ни какие пересуды и угрозы.


               Еще немного и ты станешь совсем взрослой, встретишь своего принца. И как я хочу, чтобы он любил и берег тебя, чтобы тебе никогда не пришлось пережить того ужаса и позора, растоптанной,  уничтоженной любви и предательства, как нам с Лаурой»


                Я замолчала. Молчала и Наташа. Еще год - и она закончит медицинский колледж. Она плакала, тихо, беззвучно. Потом обняла меня.
«Прости, мама, прости! Давай, возьмем Лауру, и уедем из этого города. Я переведусь в другой колледж. И мы начнем все сначала!»


                Нежно я вытерла слезки с глаз дочери. Ах, малышка!  Мы с Лаурой, как сломанные стебельки цветка, при дороге! Дай, Бог, цвести тебе садовой розой!"