Пустоцвет. Глава 3. Плата

Глава 3. Плата

***
Пройтись по набережной: от Петра I  к самой императрице Елизавете Петровне. Тезке, как мой новый знакомый выразился.
Стоп. Он знает мое имя?
А его? Так и не удосужилась спросить…
Хотя… надо ли?
Что принесет нам эта встреча? И будут ли еще?
И надо ли это "еще"?
Ибо… толк? Вот… смысл? Зачем ему? Поиграться?
Спасибо. Наигрались. Наигрались, сломали – и выбросили. И кто теперь я? Или что?
Как там мой… «знакомый» сказал… «Коварная», «роковая»… хм, и даже не женщина уже. Нелепость. Разочарование. Бессмысленность.
Пустоцвет.
Что я ему дам… если и получу взамен искренность? Что?
Ничего.
А потому – и не надо. И не стоит.
Лучше не начинать – чтоб потом болезненно не заканчивать.

***
И не забралась я в машину, нет: а все по той же набережной неспешно потопала, пошагала, побрела дальше… Хотя до мелкого «маяка» так и не добралась: сигнального огня в форме красного «фонарного столба» в конце пирса. Этот «молодец», как и его брат-близнец, гордо возвышался над своим молом, а именно - его головной частью. Он строго указывал, как входящим в акваторию порта (и внутренний залив) судам, так и выходящим, где именно границы, ворота канала. И заботливо предупреждал, очерчивая свои формы, уточняя координаты, где раскинулся «прирученный», «прикрученный» к береговой линии, но непобедимый, непроходимый волнорез.
Свернула вбок – и вдоль, по побережью… Среди янтаря, ракушек, водорослей и вспенившихся волн – разуться и блуждать, теряясь в мыслях и нахлынувшей печали, полном осознании того, где я, кто/что я… и на что в итоге решилась. Совершила. Что меня ждет по прибытию – куда податься. Домой? Родители? Все будут искать. И «этот» – проходу не давать. Надо остыть – всем остыть, а дальше – дальше… видно будет.
И работу сменю. Пошло оно всё к черту! Надоело…
Исполню свою старую, древнюю мечту. Как там… мой «новый знакомый» говорил: «выполню долг», и вдруг… пусть не тысячи, но пару жизней -  а тоже спасу. Авось… хоть так не буду зря кислород в легких гонять. Хоть какую-то пользу… принесу. Хоть для чего-то, чем-то… будет мое существование оправдано.

***
Не знаю, сколько прошло времени, сколько так нелепо бродила туда-сюда, нарезая «круги», витки вдоль каймы моря, но внезапно (наконец-то) послышались за моей спиной чьи-то резвые, уверенные шаги. Обернулась – Он самый, мой «Герой». Еще миг – и замер рядом:
- Янтарь вывозить запрещено, - вполне серьезно, грозно выдал.
Не сдержалась – захохотала, тотчас залившись краской, я:
- А так хотелось, - чуть слюной не подавилась, запнувшись из-за резкой смены настроения.
Позорно проиграл – не смог больше удерживать лживую маску строгости и тоже заулыбался:
- Не, ну…  - скривился, - если только чуть-чуть…
- Ну, мне так, - пожала  плечами. – Один кусочек… с килограммчик, не больше.
- А-а! - паясничая, завёл. - Так бы сразу! Можно будет, если что, под платье запихнуть – скажем, что беременна.
Обмерла я, пришпиленная шуткой: заледенела в лживой улыбке, не имея, не наскребя сил переиграть, что-либо ответить, и даже просто – разыграть равнодушие.
Учуял. Тотчас попытался исправиться:
- Ну, или мне, - робко заулыбался, рисуя на лице радость. – Я тоже сойду за добротную беременную дамочку, - и так ловко сгримасничал, скривился, сложив губы уточкой и выгнувшись в игривой, похотливой («заезженной», «классической») позе для "селфи", что я не выдержала –  в момент прыснула от смеха и подалась, покатом пошла на своего Клоуна. Подхватил учтиво, сжав в объятиях. Ржу откровенно, не имея сил сдержаться - уже буквально на грани истерики. Слезы, предатели, проступили-потекли, вот только уже не от горечи и боли, а от этой серьезной, солидной такой, немой комедии.
- Че ты ржешь? – попытка состроить обиженку. – Не веришь в меня?
- Ты - дурак, или только прикидываешься? – заикаясь, едва не захлебываясь, невольно плююсь я.
- Ой, всё! – попытка отстраниться, взмахнул высвободившейся рукой. – Не любишь ты меня! Не ценишь! Уеду я к маме!
- Ты, случаем, не актер?
Окаменел. Охрипло, шумно вдохнул. Еще миг – и тотчас прикрыл испуганно рот рукой, жадно выпучил очи. А рожа – и того смешнее, отчего просто уже оседаю, сгорая от приступа ражча, хватаясь за живот.
- Как ты узнала?! – рычит чудным басом. - Только никому! – лживый, испуганный взгляд около. А затем жест – прижал палец к губам: - Т-с-с! Сча фанатки набегут – кабздец нам!
- Нам? – хохочу. – Или только тебе?
- НАМ! – бешено взревел. – Как так? Конечно нам! Ты же – невеста моя! А они, – закачал вдруг головой, - не простят тебе этого! Точно говорю! - строит умный, всезнающий вид. – Зуб твой на отсечение даю!
Гогочу истерически, вновь давясь слезами:
- Зуб… мой… на отсечение?!
- А-ага! – не менее придурковато.
Взвыла я позорно, уже не имея сил сопротивляться.
Дико, идиотически:
- Ну, тогда… - шумный вздох, глотая жадно воздух. – В машину пора… и деру давать надо!
- Пора-а… - осипло, словно какой-то старый дед-маньяк, протянул, – тут ты права-а. – На мгновение обмер, и вдруг искренне подмигнул. Еще миг, еще вдох и сам, подавляя в себе смех, выдал (голос стал, как прежде, нормальным, тихим, спокойным): - Ладно, без шуток… действительно пора.

***
Едва въехали обратно в родной город:
- Ну, что… Невеста. Куда тебя подбросить? – ухмыляется.
- На Павлика Морозова, у библиотеки – если несложно.
Рассмеялся вдруг. Взор на мгновение на меня, оторвавшись от дороги:
- Прямо на Павлика? Там же… у библиотеки? И обязательно Морозова? Или можно на своего?
Опять…я  покатом, заливаясь, задыхаясь от смеха.
- Ты сегодня перестанешь? Или как?
- А надо? – поддается и тоже хохочет (но тихо, сдержанно).
- Ну… обычно, после того, как хорошо и много посмеешься – немало потом и поплачешь.
- Так ты же вроде… уже поплакала… Или нет? Я че… перебил малину?
- Не перебил, - коротко рассмеялась, пристыжено пряча взгляд.
- Успела?
- Успела…
- Ну, вот и славненько, - улыбнулся. Взор в зеркало, на меня, на дорогу… - А то… ишь какая, виноватого нашла.
- Да я не про то… - торопливо пытаюсь оправдаться, сгорая еще больше от смущения.
- Да я знаю, - добро так, нежно прошептал. Усмехнулся. – Так ты из Балтрайона?
Миг – и отчего-то нахожу силы на игру.
Не без язвы:
- Подруга – да.
- А ты к подруге?
Киваю головой, не отвечая вслух. Скривилась, поджав губы.
Нет ни сил, ни желания… объяснять. А вернее, вспоминать… всю горькую правду своей жизни.
Еще миг – и замерли на остановке.
- Ну, - обернулся, взор мне в очи. – Прощай… Невеста. Али, до встречи…
Ухмыльнулась.
Пристыжено прячу взгляд.
А самой – так и скребут кошки на душе. Внутри сердце вопит, требует удержать Его, не отпускать… любой ценой и под любым предлогом. Но идей – ноль… Да и… неправильно всё это.
Живо ныряю руками к волосам и выпутываю из прядей гребень. Еще миг – и протягиваю своему «знакомому»:
- Держи.
- Что это? – улыбается, но мой напор, выжидание – и поддается, берет.
- Заколка.
- Вижу, - ухмыляется. Взор то на бижутерию, то на меня.
- Это - плата: за гостеприимность, за услуги таксиста, экскурсовода… - тихо, мерно, с опаской и особой, какой-то трепетной сладостью, смаком перебираю воспоминания сегодняшнего дня. - Комедианта, - невольно смеюсь, поддаваясь вспышкам чудных картин его гримас, - и за поставщика… спиртного. Я заберу? – кивнула в сторону заднего сидения, где, если мне не изменяет память, хранится мой спасительный сосуд с влагой, дающей силы на сегодняшнее безобразие и безумство. – А то… вдруг у нее там сухо…
Еще одно моргание, взмах ресниц – и вовсе улыбка стерлась с его лица.
Всучил силой в руки обратно трофей:
- Не надо мне ничего, - грубо, обиженно даже.
Криво улыбаюсь, уязвленная, что шутка моя так глупо вышла мне боком.
- Пожалуйста, - сую обратно – не поддается. – Я ее видеть не могу. А этому уроду вернуть – и того обиднее. Пусть лучше удавиться от злости.
- А мне-то она зачем? – криво, горько рассмеялся. – Я замуж пока не собираюсь, - пожал плечами. И пусть улыбка вновь проступила на его устах, все же радости в ней не оказалось.
- В ломбард сдашь – неплохие деньги получишь.
- Сама и сдай.
Закачала головой:
- Совесть не позволит. Как и выбросить.
- Подруге подари.
- Вместе с горем? – резво выстрелила ему в очи. Отвечает тем же. – С тем, что эта цацка мне в итоге принесла? Сколько скандалов, трагедий… Как и вся эта свадьба…
- А мне можно? – криво ухмыльнулся.
- Так ты же ее сдашь – и сотрется всё. А Инка – оставит. Знаю ее: жаба задушит… и оставит. Позолота, жемчуг, фианиты… ручная работа.
- А может, проще тогда владельцу вернуть?
- Я – владелец, - твердо, жестко, гневно.
- Ну, дарителю…
- А мне он моё вернет? – дерзко выпаливаю, отчаянно, с горечью, отчего враз скривился мой собеседник, отвел взгляд в сторону. Нервически сглотнул слюну. Решаюсь продолжить: - То, что у меня отобрал, безжалостно… и бесчеловечно, вернет?
- Что? – выстрелом осмелевшим в очи. Вот только я уже не выдерживаю – и увиливаю взором. Вбок, за спину. В сторону бутылки – нащупываю барышню взглядом.
- Неважно. Так я возьму? – киваю в сторону этилового.
- Бери, что хочешь, - тихо, робко, охрипло.
- Спасибо за все. И не обижайся… если что не так, где или когда сказала, сделала… глупо или резко.
Резвое движение – перелезла, перекинулась через спинку сидения и схватила бутылку. Прижать к груди «трофей» – не решаюсь удостоить  Судью, что, ясен пень, откровенно осуждает сейчас меня за столь низменное поведение, но и плевать. Уверенное, стремительное движение – открыть дверь и  подаюсь, вываливаюсь наружу, не прощаясь, но ловко роняя на пол авто на память, в благодарность… вместо себя… злосчастное украшение.