Горыныч

Михаил Егорович Топорков был учителем химии, учителем от Бога. Среднего роста, русые волосы, аккуратно зачесываемые назад. Без заметной седины. Всегда в костюме, свежей рубашке и при галстуке, соответствующей и гармонирующей расцветки. На лице Егоровича присутствовала неуловимая печать и тихая скромность сельского интеллигента, ум и ирония, умение выслушать и дать совет.
Прекрасно знал предмет и методику его преподавания, любил детей и знал их психологию, жил школой и, только в ней себя и мыслил. Своих детей с Галиной Федоровной, учителем биологии, они не завели, - бывает такое в жизни, Бог не дал – поэтому вся жизнь их была посвящена школе и школьникам.
Супруга его, Галина Федоровна немного старше Михаила Егоровича и, будучи уже пенсионеркой, в школе появлялась только на подмену – в связи с "временной нетрудоспособностью" основного и молодого учителя биологии, Воропановой Е.Н., связанной с сезонным заболеванием гриппом или декретным отпуском. Остальное время, как было принято тогда, да и сейчас для многих сельских учителей, ухаживала за домашним хозяйством, огородными посадками, кухней. Повседневные заботы сельской интеллигенции…
На уроках химии, при тогдашнем регулярном и стабильном обеспечении учебного процесса химическими реактивами и оборудованием, чудеса и химические фокусы происходили на учительском столе по мановению учительских рук и по законам химии. В ретортах и колбах, в пробирках и на поддонах сверкало, дымилось, пузырилось, меняло цвет, взрывалось без последствий и к вящему восторгу детей, которые с восхищенными глазами внимали учителю, а иные пытались повторить некоторые опыты дома. Кое-что получалось.
Надо ли говорить, что дети любили учителя, уважали его, прощали ему некоторые слабости. А слабости были. Михаил Егорович курил. Тогда это не было столь запретным увлечением, а дети совершенно не подражали взрослым, вообще курили мало и учитель, совершенно обычное тогда явление, не был в этом для них примером. К большинству учащихся прилипали, становились чертами характера, лишь лучшие проявления учителя.
Хотя эта страсть и не поощрялась директором, но Михаилу Егоровичу позволялось курить в лаборантской при кабинете химии. И он курил. Курил каждую перемену, до уроков и после, утром и вечером.
Папиросы "Беломор", едкие и противные своим дымом. Школьники прозвали его между собой Горынычем, метко, как все, что изрекает народ, пусть и мелкий еще. Это прозвище закрепилось не только и не столько от, постоянного и въевшегося в антураж кабинета химии, табачного аромата, сколько от замечательных опытов в этом кабинете, поставленных Егоровичем, и похожести отчества самого Михаила Егоровича на имя героя народной сказки. Впрочем, школьные отроки, как и народная молва, бывают и необъяснимо прямолинейны, и несправедливы.
Что поделаешь, только терпеливость - скромное оружие сельского интеллигента.
Лаборантская кабинета просто пропахла табачным ароматом, как табакерка и человеку некурящему казалась филиалом школьной кочегарки по исходящему амбре, хотя в самом кабинете химии и лаборантской был идеальный порядок, а форточка находилась в постоянно приоткрытом положении даже в зимнюю стужу...
Другой слабостью Егоровича была, иногда и внезапно вспыхивающая любовь к "зеленому змию". Эта слабость, видимо, имела семейные причины, одной из которых была бездетность, ее Михаил Егорович переносил неравнодушно и трудно, вызывая молчаливое сочувствие коллег. Директор, конечно, держал эту, его слабость, под контролем, не давал ей овладеть волею учителя, его профессиональными навыками, человеческими качествами – за что Егорович безмолвно, внутренне был благодарен и коллективу, и директору. Эта человечность  чувствовалось, ощущалась, а Егорович, по мере своих душевных сил, старался не подводить директора и коллектив.
Иногда, правда, не получалось…
О таких случаях, в которых иногда оказывался Михаил Егорович, можно вспоминать много и долго, как будто он их специально генерировал - пиарился, как говорят сейчас, хотя получалось это совершенно непроизвольно, случайно, непреднамеренно, - я уверен в этом.
Расскажу парочку - для примера, для понимания сути того времени и теплоты тогдашних человеческих отношений…
  Помню осенью, в середине октября - когда дорога в райцентр была уже непроезжей, совершенно раскисшей после двухнедельных дождей и добраться до райцентра можно было только пешком - в учительскую зашел директор и предложил Егоровичу сходить до райцентра. На школьный кабинет химии ежеквартально поступал спирт для опытов в объеме трех литров, надо получить в РОНО на складе, в специальной канистре, а заодно и зарплату за октябрь на весь коллектив, по доверенности.
Спирт хороший, питьевой тогда поступал - Михаил Егорович знал ему цену и на опыты покупал - за свой счет, естественно, необходимое количество сухого спирта, в таблетках, не без оснований считая, что жидкий спирт переводить на опыты грешно.
- Какие проблемы? – завтра и пойду, Сергей Александрович – Выписывайте доверенность. Не сомневайтесь - доставлю и деньги, и спирт в лучшем виде!
В то время деньги, в виде наличности, получались в кассе РОНО на всю школу, обычно директором, но иногда и кем-то из коллектива. Ничего криминального или героического в этом не было, хотя суммы были приличные – всей школьной зарплаты легко и с запасом хватило бы на машину "Жигули", последней модели. Коллектив знал - завтра, в пятницу Егорович получит деньги в кассе РОНО, к вечеру принесет – значит в субботу будем с деньгами! Всегда так было.
Уже к обеду Михаил Егорович благополучно получил наши зарплаты, трехлитровую  канистру спирта для опытов, приобрел таблетки сухого спирта, пообедал в столовой Райпотребсоюза и направился домой. Все разместилось в его знаменитом кожаном коричневом портфеле, вошла туда и канистрочка со спиртом.
Путь неблизкий, двадцать два километра грунтовки, благо немного подвезли, до Верхнего Рыстюга, почти восемь километров, осталось четырнадцать, но самых грязных. Резиновые сапоги, портфель на палочке перекинут через плечо, подсыхающая дорога, выглянувшее солнышко. Тепло, светло и настроение веселое. Почему бы не проведать – не разучились ли в госмонополии делать спирт?
Попробовал, закусил прикупленной котлеткой и далее по грунтовочке. Отворотку на Нигино прошел, Гагарин Починок благополучно миновал, еще раз убедился в отменном качестве монопольного спирта. Идет дальше. Вот и Вырыпаево появилось, школа вдалеке видна. Вырыпаево миновал, спустился к живописно расположенному под горкой ключику с питьевой водой. Сел на сухую дощечку, попил водички после спирта, закусил, еще выпил.
Покурил и заснул на сухом пригорочке возле ключика, предусмотрительно подложив свой портфель под отяжелевшую голову.
Поспал немного, часа два. Проснулся и протрезвел – портфеля, вместе со школьной зарплатой, ведомостью на выдачу, спиртом, - сухим и мокрым – нет!
Ох, и испугался Егорович позора и неожиданно свалившихся неприятностей. Добрался до дома не разбирая дороги, позвонил директору, - мол, так и так, деньги пропали, что делать – не знаю!
Директор сочувственно, но настойчиво посоветовал:
- А что хочешь, делай, Михаил Егорович - корову продавай, дом закладывай, деньги занимай, а чтобы завтра зарплату коллективу выдал! Сам я, вместе с женой, несколько дней потерплю, а остальным - надобно завтра выдать!
  Метнулся Егорыч по знакомым. Пару тысяч нашел, корова никому в это время года была не нужна, а - мясом сдавать – до "живых" денег канитель долгая. Надобно еще четыре тысячи найти! То ли, еще куда сходить, - к директору завода, к председателю колхоза, то ли веревку уже пора намыливать.
Про веревку мысли только шутейные, - не такой Михаил Егорович человек, чтобы так легко от решения жизненных проблем уходить – но закручинился крепко!
Жена ругает, по своим подружкам пошла еще полторы тысячи принесла. Уже кое-чего есть, но далеко до благополучного исхода, ой далеко!
Вечером октябрьским, уже впотьмах, стучится мужичок с Вырыпаева, - в гости просится к Егорычу. Неприметный такой мужичок, сторожем на ферме в Вырыпаево, же, и работает. Василием Петровичем зовут. Заходит в дом с коричневым, до боли в глазах Егорыча, знакомым портфелем!
- Не ищешь ли портфельчик, Михаил Егорович? Не твой ли будет?
- Ищу, Василий Петрович, с ног сбился, не знаю, что и подумать! Мой!
- Сладко спал ты, Егорович, возле ключика, да и крепко очень. Жалко, думаю, пропадет добро-то, я, ведь, не один знаю, что ты за зарплатой для школы пошел! Прибрать, думаю, чтоб не пропало, а вечером донести до хозяина. Обеднеет хозяин-то, без портфельчика, по миру пойдет!
Полегчало на душе у Егоровича, еще раз оценил красоту души народа здешнего, простоту его и милосердие!
- Василий Петрович, дорогой ты, мой! Как благодарить тебя, чем привечать-потчевать? Спирту-то пробовал из портфеля?
- Нет, не мое, нельзя! Не по-нашему это будет, Михаил Егорович.
- Садись за стол, Василий Петрович, а я сейчас отзвонюсь директору, успокою!
Сели за стол, как положено, выпили спирту, закусили, чего Бог на стол послал. Обнялись. Егорович даже расплакался, по-мужски!
Тепло попрощались и расстались…

Сколько времени уже прошло, народу в Вырыпаево и окрестностях сменилось, а случишь что-то подобное, - уверен, - точно так же поступит большинство местных жителей! Чужое не присвоят, так воспитаны, так здесь принято!

Еще случай. Был однажды - как всегда, спонтанно, случался с Егорычем.
Подходит неожиданно так, в январе месяце, в пятницу, Михаил Егорович в учительской к директору с просьбой:
- Сергей Александрович, племянница кузнецовская, Катя, замуж выходит, надо сходить! Родня все же, племянников надобно уважать! Позвольте после трех уроков на свадьбу уйти, замени сегодня два последних. Я успею на свадьбу, подарок отнесу, сам поприсутствую, пиво попробую и родственники будут довольны! А в субботу, с утра, буду на уроках. Как штык! Обещаю! Клянусь всеми законами химии, буду!
- Михаил Егорович, не верю, - как Станиславский, говорил Сергей Александрович, - что-то мне не верится, может и зря!
- Гарантирую, буду обязательно. Все субботние уроки проведу, обещаю!
- Не верю, но препятствовать не могу. Не в моих человеческих возможностях, дело святое. Племянница, все же! Иди, Михаил Егорович, но в субботу - уроки за тобой! Школа на тебя надеется.
Егорович, щелкнув своим портфелем с тетрадями и книгами, довольный отправился в Кузнецово. На свадьбу. Как она протекала - мы только догадывались, имели представление, участвовали сами, но не в этой.
Назавтра с утра директор, в крайнем беспокойстве, мается возле доски с расписанием. Все мы тоже ждем учителя химии, Михаила Егоровича.
Без десяти минут, без пяти.
Все нет!
Без трех минут из-за угла школы выворачивает многочисленная процессия – большая и разновозрастная группа школьников тащит примитивные навозные санки, длинные и промороженные - это только от того, что других, подходящих и вольготных, для учителя не нашлось. На санках любезно положен клочок сенца, для тепла - а уж на нем, - в зеленом женском пальто сидит Егорович. Ноги прямые, на ногах коричневый кожаный портфель, удерживаемый руками в красных вязаных рукавицах. Сосредоточенный вид, блуждающие глаза, забота о школе, интеллигентное выражение на лице.
Любимые ученики везут своего любимого учителя на уроки химии.
Они прекрасно знали - буквально все, что он гулял на свадьбе! Они же, сами это видели, они сами принимали в этом действе пусть и скромное, но непосредственное участие!
Но сегодня, с утра, ему надо на работу! Так он решил, так надо, так требует директор и учебный план!
Санки остановились возле школьного заснеженного угла, возле входа в школу! Учитель направился проводить уроки в двери, вежливо придерживаемые детьми.
Шатаясь, Егорович зашел в учительскую. В том же, зеленом женском пальто и с коричневым портфелем - согласитесь, любому трудно разобраться в утренних потемках и чужой избе, где твое собственное пальто, где твои туфли и пиджак.
- Сергей Александрович, как и обещал! Пришел проводить свои уроки!
Михаил Егорович покачнулся, пытаясь рассмотреть расписание на субботу.
- Я не допускаю Вас до уроков, сегодня Вы не работаете, Михаил Егорович!
- В понедельник, поговорим об остальном. Вы свободны сегодня!
Ситуация была непривычная, директору надо сохранить лицо и коллегу, замечательного учителя, совершенно искренне – жалко!
- Спасибо, Сергей Александрович, я так и думал. Внутренне! Вы разрешите мне продолжать участвовать в свадебном представлении. Спасибо. Пойду. Замените уроки мои. Сегодня. Все отработаю, наверстаю.
Михаил Егорович тихо и медленно удалился в направлении за угол школы. Очевидно на свадьбу, в Кузнецово. В зеленом пальто, со своим вечным коричневым портфелем в левой руке.
В понедельник Егорович был на уроках. Как стеклышко трезвый и работоспособный. Свадьба – дело святое и понятное. Простительное.

Но, не для районного начальства!
  Слухи о произошедшем донеслись до руководства РОНО. Заведующий, а не директор(!) в то время мог уволить учителя только с разрешения школьного комитета профсоюза работников народного образования! Зав. РОНО прибыл в школу, инициировал собрание комитета профсоюза, поставил вопрос ребром – Надо увольнять, моральные качества учителя не позволяют ему оставаться в школе!
Заседание пошло совсем не так, как ожидал зав. РОНО. Члены комитета не поддержали его желаний. После обсуждения поступка Егорыча и его поведения, комитет обратил внимание заведующего на заслуги Михаила Егоровича, на знание своего предмета, на успехи детей в изучении химии.
Поставив вопрос на голосование об увольнении Егоровича с работы, заведующий получил нулевую поддержку. Обиделся, переписал в записную книжку всех членов профкома.
 С тем и уехал, как говориться - не солоно хлебавши.
Коллектив защитил своего коллегу, пусть и имеющего человеческие слабости, но учителя по всем остальным качествам. Егорович был рад, хотя он очень старательно это скрывал.
Мы, но не ЗавРОНО, это прекрасно поняли!
Все не без греха…


Март 2017