Метаморфоз

Всё Святое находится на своём месте,
если ты внутренне еще веришь в него.
Однажды я прочёл:
чтобы открылась истина
не обязательно испить всю бутыль до дна,
но ты обязан выслушивать стоны,
тем самым выражая сожаление,
смешавшееся с любовью
Но возле тебя все круги замкнулись
и Дождь может исполнить
одно твоё пожелание:
я вдруг стану иным.
Тем же – Казалось –
и все же иным.
Войдя в любовь,
как в обетованную землю.
Я готов был принять
её ливни и засухи,
её ненастье и
терпкое безмятежье в мае,
я готов тотчас принять
её снежные лавины
и лавовые потоки.
Я хотел лишь растить свой хлеб
и от одиночества им защищаться,
каждый день раздаривая,
словно перед Пасхой,
душистые ломтики, –
отвергая насилье,
ногой придавив, как гадюку,
колючую проволоку.
Я наполнился светом и, как ива,
склонившись над речною струёй,
в течении реки увидел себя и всё,
что течет сквозь меня,
без меня и со мной.
Всё это – смотрение в пропасть,
повторяю: чтение души –
это смотрение в пропасть.
Положи мне на лоб свою руку,
чтобы я не упал,
бездной ошеломленный,
на огромный букет полевых цветов,
растрёпанный ночной бурей,
в котором ещё не было
знакомых мне красок,
да – только в любви
мы выражаем себя,
и только любовью можем себя оправдать.

Прошу тебя –
платье надень
цвета созревающей ржи,
потому что виденье одно вспоминаю,
а может быть, детский сон,
озаривший мне жизнь
светом женщины,
светом хлеба:
кажется, в сумерках –
утра ли, вечера?
В мглистой и долгой тиши,
в праздник июньских дождинок,
когда рожь приближалась
к рождению таинства хлеба,
застолья, – без звука,
как луч, прекрасная женщина шла,
из пшеничных степей поднимаясь.
Колосья, как пальцы,
ласкали ей груди и губы,
победными каплями крови
сочились дикие маки.
И ничего больше:
голова была ещё пуста,
только этот далёкий,
далёкий вздох.
А может, то среди колосьев
танцевала девочка
из далёкой страны чудес,
она едва касалась земли,
но мартовский кот
приготовил для неё
очередное снадобье.
Всё ещё только шло к созреванью,
коса и любовь отдыхали
в сумерках палеозоя,
в мякоти текстовых клубней и сердца,
и жизнь моя походила
на омут с чертями и трилобитами.
И тогда я тебя представил дороге,
деревьям, ветру,
холмам и долине.

Помнишь?!
Они говорили о постоянстве,
всё время тихо лаская друг друга.
Жизнь они сравнивали
то с камнем на дне, –
то с полётом птиц.
Так пусть они цветут,
пусть они летают,
как сказочные жар-птицы,
землю засевают вьюгой
из всепроникающих перьев любви,
тихой нежностью всех одаряя.
Ведь они говорили главное:
никогда нельзя объяснить бытие
предательством, ложью, смертью.
Вокруг собралась толпа
из сочувствующих и пребывающих —
узнать подробности.
Видишь, что происходит:
Их время, улыбнувшись,
совсем отстранилось от нашего
собственного времени.
Видимо, это служило защитой от эмоций,
неизбежно возникших при таком восприятии.
На всё воля Божья — благодарность?!
Но в какой форме?
Ключ к разгадке!
Он, оставив в стороне все формальности,
взял да и позвонил ночью.
К чему? Вечно ему неймётся!
Вечно что-нибудь выдумает!
Она вышла на балкон и смотрела в ночь
впервые захотелось помечтать…
Лунный свет скользил по её лицу,
по плечам, покрытым тонким
полупрозрачным шёлком.
Лёгкий ветерок послушно
Перебирал распущенные волосы.

А ведь нательную сорочку
не снимают в рассрочку —
Потому: оденься в платье
цвета созревающей ржи,
чтобы любовь и хлеб
неразделимыми стали.
Робкий желтоватый лучик жизни
на твоей половине комнаты
разбудил зеркало, стол, стулья.
Немые картины, подсвечник,
старые снимки, шкаф,
длинную лавку возле стены...
чтобы они слышали стон, –
и потом могли подтвердить
красоту мира,
чтобы наполнялись любовью,
будто раковины жемчужинами –
а после океанским рокотом.
Чтобы вспомнили всё:
фантастически чёрное дно океана,
его буйную жажду
подняться до звёзд, –
его мягкость, усталость,
размеренное дыханье,
бесконечную светотень,
глубины, просторы.
Вот так на глазах и растёт время.
А в нём – вздохи, слова,
руки, созданные для объятий.
И светлый ангел любви
стоит между нами,
требуя одного –
правды во вздохах, речах, жестах.
И тогда радость и боль
потекли волной,
извергаясь одна из другой,
словно отверстия на перфоленте вечности —
мы по нарастающей,
стараясь приударить,
поочерёдно высвечиваясь,
красовались полуобнажённые,
использовали момент,
чтобы запустить правильную программу действий,
на миг выгибая спину,
или бездействий, вытягивая ноги.

Так поговаривают,
что и от счастья помереть можно...
– После некоторой паузы, целуя мочку уха,
улыбнувшись, добавил:
Только ради тебя!
Удалось? Отлично!
Потом от жаркого,
жадного дыханья
затуманился день,
словно зеркало.
И вчерашняя ночь,
пахнущая любовью,
приближается к нам.
Мартовский кот,
где-то под окном
завёл свою серенаду…
Возвращаются в гнёзда лучи –
Звёздочки-ласточки:
можно обнявшись стоять
и в небесном сиянье
тихо читать твою душу.