215. Хуторская чертовщина. Два деда

                С самого утра во дворе Ефима Игнатова стоял гвалт, сюда собралась добрая половина хуторской молодёжи всех возрастных категорий.
      
      Одни пришли просто посмотреть и быть в самом зачатке начинающего праздника, чтобы ничегошеньки не пропустить, другие же решили принять самое активное участие, суетливо бегали, появляясь то тут - то там, помогая подготавливать чучело Масленицы к вывозу вдоль всей улицы на пустырь.

            Вынос чучела из хаты сопровождался смехом, выкриками, свистом собравшийся во дворе и за воротами развесёлой толпы молодёжи.               
        Оставалось укрепить вертикально шест с чучелом на деревянное основание, ничего проще не придумали, как сляпать в темпе подобие крестовины. 
          Чтобы потом всю конструкцию водрузить на коляску, подобие малой арбы с не большими железными колёсами, деревянным ящиком и одним дышлом, для перемещения различных грузов в одну или несколько человеческих сил.

           Отсутствие снега потребовало некоторых изменений, а так бы смастерили подобие саней, установили на них чучело и свезли бы к месту сожжения, коляску - то кто одолжит для сожжения, таких дураков нет, дорогая вещица  для сельского труженика, не в каждом дворе имелась.

           Так что коляска понадобиться для доставки чучела Масленицы до места, ну и для молодецкого дурачества, прокатить в ней желающих.
         Когда разогнав коляску с пассажирами до максимума возможностей человеческих сил, конец дышла резко  втыкали в землю, придавливая для эффекта подошвами ног, а далее срабатывала сила инерции, выбрасывая сидящих из ящика вон, или на полной скорости делался  крутой поворот, отчего коляска заваливалась на бок, рассыпая пассажиров по полю.
       
          Да много ещё имелось способов освободить ящик коляски от желающих прокатиться.

         Для устойчивости крестовину чучела расположили по углам ящика коляски, отчего сама Масленица оказалась слегка повёрнута в сторону, это даже и лучше, что так получилось, когда коляску покатят вдоль по улице, она будет приветливо смотреть во дворы жителей,  которые глядя на её, кто поклонами, кто, прощально помахивая  руками, иные крестя и крестясь, но одно верно, как сама правда, люди непременно верили в окончательный приход весны, отчего с радостью провожали её на сожжение.

    Масленица установлена для выезда из двора, оставалось дождаться ряженых, выход которых  ожидали с интересом. 

           Первым вышел Ефим в своём любимом образе попа, помахивая старым башмаком – кадилом, он строго осмотрел присутствующих, махнул туда – сюда кадилом и громословно произнёс:
                - Аллилуйя! 

             И тут же проследовал во двор, позади его сопровождала уже нам знакомая компания и несколько размалёванных девок.

         По указанию перста ряженого батюшки отворили простенькие из жердей ворота, важная процессия начала свой выход.
        Впереди в рясе важно шёл Ефим, за ним ряженые катили коляску, когда ряженый поп вышел на улицу, поприветствовал всех собравшихся:
                -Аллилуйя!
                -Аллилуйя!

        Ему ответили весёлым смехом, выкриками и свистом.

         Ефим увидел своего пожилого соседа через двор Мальцевых, стоящего с сердитым видом за своими воротами, обратился к нему:
                -Уж извиняй нас дед Михай!
                -Прости нас иродов!
                -Не оправдавших твоих надежд!

         Дед Михаил стоял с каменным лицом, смотрел на эту шумную толпу и думал о своей обиде:
                -Вот она новая молодёжь.
                - Без стыда и совести!
                -И надо же было мне, дураку старому, связаться с ними.
                -Им как с гуся вода.
                -Драпали с кулачек, только пятки сверкали.
                -Продули -  то кому?
                -Этим хохлам!
                -Да я в их годы ого - го каким был.
                -Лёг бы пластом, а ни за чтобы не уступил.
         - А эти рады радёшеньки, уже и позабыли, как по мордам – то получили.
            - Да ладно бы получили, но ведь не сдержались и побежали.
             - Побежали, поджавши хвост, как те сучки.
                -Тьфу, смотреть на них противно.
                -Да в моё время за такую выходку людям стыдно в глаза было посмотреть, сраму бы не обобрался.
           - На улицу выйти совести бы не хватило.
                -А на этих посмотри, ни в одном глазу стыда, смеются, веселятся.
                -Прощения просят.
                -Да разве за такое прощают?
                - Опозорили и главное перед кем?
                -Перед первейшим врагом!
                - Этот Мукасей, такая коварная гадина, без подтасовок и дня не проживёт.
           -Теперь на каждом углу треплет, как его отважные хлопцы,  нашенских до самых калиток гнали.
            -А здоровяка Панкрата  возвёл в Самсоны, который любого одной левой легко уложит.
                -Врёт же гад!
                - Врёт и не краснеет!
                -Уж чего - чего, а Мукосея мёдом не корми, дай только похвастать.
            - Натура вот такая, поганая.

            Дед Михаил продолжал стоять в раздумьях, а весёлая толпа с шумом, с перестуком палок, досок и всякими выкриками, плотной толпой направилась на другой край.
         У вышедшего поглазеть из хаты на происходящее по соседству деда Семёна, для поднятия и так весёлого настроения, решили узнать точное время:
                -Дед Сёма, сколько на твоих золотых натикало?

             Дед стоял и делал вид, что не слышит обращения к себе, словно и не было шумной толпы у его двора.

       Тогда обратились к нему более уважительно:
                -Семён Тимофеевич!
                -Не скажите сколько сейчас времени?

         Дед Семён одобрительно кивнул головой, важно достал из карманчика свои часы луковицы, держа их в правой руке, большим пальцем нажал на кнопку, приподнялась крышка часов.

          Дед посмотрел на циферблат, бросил косой взгляд на притихшую толпу, затем снова на циферблат и оповестил всех стоящих:
                -Одиннадцать часов, семь с половиной минут!

          Толпа одобрительно зашумела, зашевелилась и под знакомое «аллилуйя» двинулась далее вдоль дворов, где ещё хуторяне не успели основательно размесить грязь, которая липла кусками к обуви и колёсам коляски.

        Дед Семён поглядывая на тронувшуюся и проходящую у его двора весёлую молодёжь, защёлкнул крышку часов, а сами часы положил в карманчик, предался воспоминаниям его далёкой молодости:
             -Разве тогда была такая разухабистая и непринуждённая жизнь?
                -Да ни за что на свете, тогда только и знал, что с утра и до ночи гнул спину.
                -А что имел?
                -Да ничего!
                -Поесть обычной каши от пуза, считал за счастье.
                -Сколько бы не горбатил, а из нищеты не выбраться.
                -Если бы...

        В дверях сенцев показалась Евдокия Павловна, жена деда Семёна, прозванная хуторянами, Евдохой:
                - Семён Тимофеевич идёмте полдничать!

           - А не рано ли?
                Ответил дед Семён.

              -Чего уж раннего?
                -Будет вам потом холодное кушать!

                -  Ладно уж, идём!

06 март 2017 г.


Рецензии