"Антихрист", на мой взгляд, одно из самых слабых произведений Ницше, который в целом является одним из любимых моих авторов. Я решил дать конспект этой книги со своими комментариями к идеям Ницше. Мои комментарии даются в двойных скобках (( ))
НИЦШЕ. Сочинения в 2х т. М., Мысль, 1990).
АНТИХРИСТ. Проклятие христианству. Пер. В. А. Флёровой.
ПРЕДИСЛОВИЕ.
1.. О СВОЕЙ ФИЛОСОФИИ И СЕБЕ:
"Только послезавтра принадлежит мне".
2. УМ-МОРАЛЬ:
2а. . Надо быть интеллектуально честным - до жестокости. Жить на горах. Быть выше социального эгоизма и политики. Равнодушие к "Слишком человеческому" Не спрашивать о пользе истины или становится ли она роком для личности. "Мужество к запретному; предназначение к лабиринту." Опыт одиночества. "Новые глаза для самого дальнего." Восприятие новых истин. Сила, уважение к себе, любовь к себе и свобода личности. Стать выше человечества (обывателей), силой, высотой души - презрением. (№1. с.633). = Гипербореи. (Там же).
3. МОРАЛЬ.
3а. ((Высота как презрение и презрение как высота.)) (Предисловие, с.632).
3б. Добродетельная нечистоплотность. Терпимость сердца, которая всё "извиняет", потому что всё "понимает". (№1, с.633).
((Такое случается часто. Конечно, не всё, что понимаем можно извенить. Но в самом деле - всякое понимание чего-то враждебного очень часто является примирением с ним или поиском компромисса. Понимая, можно не только осудить, но и найти благие, полезные стороны явления, что-то хорошее в нём. Н. ошибается, если полностью отбрасывает понимание как чистый негатив, хотя сам стремится понять всё и вся. Понимание нужно и как осуждение и как оправдание - насколько это будет правильно зависит от конкретного случая, ситуации. Подчас и правильное ведёт к трагическому и служит нам во вред.))
3в. "Мы жаждали молнии и дел, мы оставались вдали от счастья немощных, от смирения". Без правильного пути - "мрак внутри нас". "Наше счастье - одно "да", одно Нет; одна прямая линия, одна цель." (Там же.)
(( Ницше многие явления толкует неоднозначно, есть смысл говорить о нём как о диалектике. Вместе с тем его философия в своих магистральных, главных пунктах довольна цельная и неротиворечивая почти система со своими "Да" и идеалами. Поэтому неоднозначность в итоге всё же побеждается однозначность главных выводов, их выбором в качестве личной истины, должного, как бы сам Н. не отрицал эти понятия. Нигилизм Н. в отношении старого мира - это желание утвердить мир новый. Понятно, что для этого нужны мужество, оригинальность, отрисание компромиссов и нетерпимость к чуждому, к тому, что полагается вредным для человечества и свободной личности.))
3г.
"Что хорошо? - Всё, что повышает в человеке чувство власти, самую власть. Что дурно? - Всё, что происходит из слабости". Счастье - "Чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия".
Война, не добродетель, а полнота способностей", добродетель без моралина.
"Слабые и неудачники должны погибнуть". и это наше должное выражение любви к людям. (№2, с. 633.)
((Уже этот отрывок можно истолковать двояко, противоположно в отношении к иной позиции, с преобладанием морального или аморального начала. Особенность стиля Н.: он использует одни слова в разных своих текстах, но с разным смыслом, в зависимости от главной идеи отрывка и чаще всего без прояснения и пояснения того смысла, который здесь выражается. Смыслы термина проясняются и развиваются в других отрывках текста. В одном отрывке утверждается именно одна, определённая сторона явление или используется самое общее его понимание. Плюс то, что лично я считаю ошибками у Н.
Здесь "власть" прежде всего свобода и мощь ума и действия индивида, личности. Разумеется, это не власть президента, богача и т.п. Политики и олигархи именно слабые люди, которые лишь через формальную власть и деньги становятся сильными мира сего. Власть - то, что противоположно слабости, обывательскому отношению к жизни, рабскому смирению перед людьми и идолами идеологий. Другой смысл "власти" - способность преодолевать противодействие. Сама по себе она не зло и не добро, она может использоваться личностью во зло или во благо другим, причём интересы личности на первом месте. Это особый эгоизм, ведь имеется в виду личность со свободным и оригинальным умом, лишённая узкого эгоизма обывателя. Дела такой личности должны быть высшими делами эпохи и сама она представитель сверхчеловечества, сверхчеловек или максимум от сверхчеловека. И противодействие, которое надлежит преодолевать такое, которое вредит свободной жизни. Что человек может и делает формально и есть его счастье. Увеличение собственных возможностей - его мощь. Но одно условие: человек должен быть сильным, а слабые должны погибнуть. Счастье и власть слабых - совсем другое - пляска уродства на сцене жизни. И Н. ошибается, полагая, что сильные в делах могут обойтись без морали. Впрочем, здесь можно заметить противопоставление старой морали слабых, иронично названную морализмом, новой морали "сильных". Отвергается не добродетель, а рабская зависимость от ложных моральных догм. Личность должна исходить не из моральной идеологии, а из полноты своих способностей - творческое отношение к жизни, - которая может приводить и к хорошим, к моральным, как нем крути, делам. И война здесь конечно не война стран , не война всех против всех, не самоистребление наций, а война с чуждым, что закабаляет, т.е. ослабляет личность и жизнь, война против власти идеологий и пигмеев, против рабской зависимости индивида от общества и религии.
Н. не отрицает тут любовь к людям и лишь говорит о должной форме этой любви - борьбы с слабыми, которые обессиливают жизнь и делают её притоном рабов мыслей и чувства. И Н. пока что не задумывается, что истребление "слабых" может оказаться прямым поводом к бойне, к истреблением неугодного народа, к закабалению его "высшей расой", как это имело дело у фашистов. Но любой общий принцип может принять конкретную форму чистой негативности. Надо учесть, что многие слабые, богатые и политики, мнят себя "сильными", а Н. говорит об истинной силе личности.
Здесь не совсем правильно Н. отождествляет слабых и неудачником Таким образом, слабые мыслятся им не только как формальные "сильные мира сего", но и неудачники вообще, люди с слабой силой воли, слабым мышлением, не способные противостоять напору и противоречиям жизни, те, кого эксплуатируют, несчастные, которые ничего не делают, чтобы стать счастливыми и только жалуются на судьбу. Понятно, что не все неудачники есть слабые. И мудрецы мира, духовно сильные и творческие личности часто кончают свой жизненный путь трагически. Был ли слабым Лев Шестов умерший в концлагере с голоду или сам Н., непризнанный при жизни и сошедший с ума?))
4.. АНТРОПОЛОГИЯ,
4а. Должный ум и психология. - см. УМ-Мораль. 2а..
4б. Человек это конец ((эволюции животного мира)). Суть же в том, какой тип человека следует взрастить, более желательный, ценный, достойный жизни и будущего. Этот тип существовал как исключение из правил, - "его боялись" и взращивали поэтому тип прямо противоположный. (Животное домашнее,стадное, больное и это христианин. (№3, с.634).
((Здесь Н. понимает, что нового человека можно взрастить лишь через старого и борьбу с старым. И только изменение общества в целом сделает такой тип сверхчеловека не изгоем, а доминирующим в обществе. Если большинство людей "домашние животные", то понятно, что к противоположному типу он будет относится со страхом и неприязнью. Но Н. не замечает, что такие особые типы могут быть как сильными, так и лжесильными, - изгоями могут быть как святые и мудрецы, так и бандиты с большой дороги. Не всё, что общество отвергает является положительным явлением и душой. По Н. же всякий изгой - герой, истинно сильный.
Н. считает христианство классическим, высшим выражением рабского сознания, которое фактически создало тип обывателя в жизни. Поэтому стадное животное и христианин одно. В реальности же общество породило христианство точно также, как христианство общество с новым менталитетом. Н. не видит благотворного влияния христианства на общество, поскольку считает "душу" фантомом, а именно значение и ценность души, духа и внесло христианство в общество. Н. видит только плохое влияние христианства на общество и оно тоже имело место. Многие современные люди , напротив, видят в христианстве лишь благотворное влияние, а верующие отождествляют свою религию с моралью. Почему бы и Н. не быть столь же однобоким критиком христианства, как нынешним обывателям его догматичными защитниками? Но обывателем, рабским сознанием может быть не только христианин, а и атеист, а многие христиане - свободно (в пределах религиозного сознания) мыслящие люди.))
5. ВРЕМЕНА.
5а. ((Жить сегодня - ради будущего.)) См. 2.
6б. Современность как болезнь. (№1, с. 633.)
7. ЗНАНИЕ:
7а. "Мы знаем путь, нашли выход из целых тысячелетий лабиринта". (№1, с. 633.)
8. СОЦИО:
8а. "Прогресс" фальшивая идея. Человечество не развивается к лучшему, к сильнейшему, к высшему. Поступательное развитие не приводит нас к необходимости повышения, усиления.
Отдельные случайности появление сверхлюдей. "Такими удачами могут бытьцелые поколения, племена, народы. (№4, с.634).
(( На мой взгляд, Н. ошибается, полагая что менталитет человечества и общества не развивается вообще, не развивается к лучшему и высшему. Это развитие происходит, но очень медленно и экономо-техническое развитие опережеает, а порой подавляет развитие духовное и моральное. Не всё в старом хорошо и не всё в новом плохо.
Но можно рассматривать прогресс как смену форм явлений, но не их сущности и в этом смысле прогресс ложная идея. И Н. правильно отличает тогда "поступательное движение" и "прогрессивное). Меняются формы рабства, но само рабское сознание и поведение в общем остаётся. Для Н. истинный прогресс - всёцелое усиление качества общества. Но по логике накопление количества должно неизбежно вести и к изменению качества. Н. констатирует нынешнее состояние современного ему общества
Его идея, что "удачными" могут быть народы - опасная идея, разделяющая нации на высшие и низшие, оправдывающая подчинение вторых первыми. Известно, что и фашисты считали себя сверхлюдьми, к тому же истинными представителями немецкой нации. Но Н. имеет в виду не внешнюю силу, а силу именно в смысле свободы личностей, творческого ума и действия.Формальную мощь могут иметь и слабые духовно общества.
Надо также отличить "Удачное" поколение и "удачное" племя от "удачных народов". Таковое племя как раз способное к прогрессированию, которое Н. отрицает. И в этом смысле "дикарь" может оказаться раскрепощённее, лучше современного человека, когда дикарю и не нужен прогресс, а его первобытное состояние мыслится счастливым и свободным, как выражение силы, а не слабости (Отсюда культ превобытного сознания у модернистов). Я лично не согласен с такой трактовкой. Цивилизация во многих отношениях лучше первобытности - при всех её недостатках. Между прочим, дикарь тяготеет к однозначности, к сохранению привычного уклада жизни и психологии, а это по Н. выражение "слабости". "Удачные" поколения как раз результат определённого прогресса данного общества. К тому же нет "абсолютно удачного" или "неудачного": одни эпохи, поколения, общества удачнее лишь в сравнении с другими. Но зависит ли такое состояние от чистой удачи и случайности? Мы видим в историю некую прогрессивную смену эпох, поэтому именно после федализма наступает Возрождение, а не наоборот. Масса причин приводит к такой необходимости. Но нельзя считать одну эпоху абсолютно лучше или хуже другой. Эпохи несут в новое все свои недостатки и все свои достоинства и многое из этого проникает в менталитет и жизнь нового поколения.))
9. РЕЛИГИЯ, ХРИСТИАНСТВО.
9а. Христианство враждебно высшему типу человека и его инстинктам. Оно создало фикцию "злого человека", в которого превращает того, кого отвергает. Оно на стороне слабых, униженных, неудачников. Оно испортило "разум духовно-сильных натур" и сделало высшие духовные ценности греховными, ведущими к заблуждению, искушениями.
Пример: Паскаль. Верил, что первородный грех причина гибели его разума. (№5, см. 634-635).
((Н. прав в такой критике христианства и вместе с тем однобок - он берёт из христианства лишь самое плохое и делает его главным источником всякого зла на земле. Но был ли, например, верующий Паскаль таковым? И не был ли его характер и настрой, а не совпадение их с религиозной догмой его истинной причины отхода от разума? И не он ли считал высшим достоинством человека именно разум, способность мышления? Христианство создаёт свои высшие типы, правда в пределах религиозного менталитета и сеет на земле не только зло - и добро. Не все её изгои не достойны этого не все высшие натуры были испорченны именно под влиянием религиозных идей. Религия не создаёт злого или доброго человека, таковой изначально приходит в религию и она лишь развивает, усиливает его природные, психологические, нравственные или аморальные качества. На религию влияет общество, современность, также как она влияет на них. И не все "слабые, униженные, неудачники" слабы в чисто негативном смысле, внутренне. Без сочувствия несчастным общество стало бы не обществом сверхлюдей, а обществом палачей и не было бы лучше того христианства, которое Н. критикует. Уже то, что христианство с её авторитетом на общественность, делает главным своим идеалом любовь очень много значит для общества с его тяготениями к ненависти и вражде. Эта категория может использоваться ханжески, примитивно, порочно, ложно; под маской любви может скрываться ненависть с её нетерпимостью к инакомыслию и фанатизмом. Но тем не менее эту идею можно использовать и по настоящему позитивно, сделать её истиной нравственности и духа. Н., отвергающий дух как фикцию, здесь становится на его защиту и судит религию с моральных позиций.
Более существенна идея Н., что религия делает из высших ценностей греховные. Религиозное сознание и теология и в самом деле вносят сюда много ложного. Порою нужна специальная расшифровка религиозных идей, чтобы с ними согласиться. Ложно и объявление религий своих истин высшими и абсолютными, божьими, их навязывание и т.п. Причём многие явления можно ложно понять и с атеистической точки зрения. Религия влияет на мораль, изменяет её, но не создаёт, напротив, истинная религия необходимо исходит из истинной морали, создаётся второй, зависит от неё. Аморальный Бог уже не Бог, а Дьявол, как бы не разводили некоторые мыслители нравственное и религиозное начала. Недаром Кант учил о религии в пределах разума: религия несёт в себе и разумное. Но помимо этого в ней, как и в атеизме, много неразумного и аморального по существу. Одно и то же можно причём истолковать очень по разному и вынести для себя именно то, что ближе тебе душевно и духовно.
Надо отметить, что и сам язык может иметь разные формы выражения одного и того же - мирское и религиозное. Превращаться в негатив (на религиозном языке "грех") может нечто и чисто мирским сознанием. К тому же понятию "грех" соответствует в мирском сознании понятию "порок". Порок можно принять за добродетель, добродетель за порок, но сами понятия ещё не делаются от этого фикциями. От развития и духовности личности зависит как оно поймёт и разовьёт идеи и чувства, познанные и собственные.))
Н.: Учёным и философам не достаёт страсти в вещах, не страдают ими и их свободомыслие ложное. Теологи и философы противоположность автора. У теологов и идеалистов инстинкт высокомерия и они смотрят на действительность свысока, гордясь своим происхождением. Идеалист похож на жреца, играет со всеми великими понятиями с "Благосклонным презрением к "разуму", "чувству", "честью", "благоденствию", "Науке". Это для него "вредные и соблазнительные силы", над которыми парит чистый дух. Но "чистый дух - чистая ложь".
Жизнь вредила себе целомудрием, бедностью - святостью - более, чем "всякими ужасами и пороками".
Пока жреца считают существом высшей породы, истину не найти, он её извращает. Жрец - "отрицатель, клеветник, отравитель жизни по призванию". (№8, с.636.)
(( Н. очень хорошо критикует обычно одну сторону крупного явления, а именно его недостатки, но не видит положительные возможности тех же форм. Он правильно критикует идеализм, но не всякий, а абстрактный, теологическую и философскую схоластику, делая часть целым. Интересно его наблюдения, что в деле истины недостаточно холодных идей и полного отстранения от жизни, нужно и участие сердца, жар и искренность вдохновения, личная заинтересованность в познании высшего и важного.
Когда сами явления лишь понятия, изменяемые по прихоти познающего, то он больше искажает познанное, чем познаёт. Нарисованное деревце он принимает за настоящее. Сами святыни он делает тайными пороками. Здесь действительно в основе высокомерие и в самом деле много общего у такого философа-идеалиста и теолога-жреца. Жрец справляет привычный ритуал и благоговеет по традиции, а также для примера другим, пастве. Он мнит себя "знающим", пастырем, собственные "истины" он навязывает другим. Н. скептик, отрицатель, возмутитель спокойствия, но он искренний мыслитель, он не только мыслит, но и переживает, испытывает на себе свои "истины", как яды, мужественно противостоит самым общезначимым и привычным взглядам. Отрицатель истины, он рвётся к ней как к последнему рубежу измученной души. Любопытно, что в этом и ему подобном отрывках Н. уже не отрицает ни истину, ни разум, а напротив - обвиняет теологов в их фальсификации. Кстати, он использует слово "клеветник", а это уже этическое понятие. К тому же оно предполагает наличие незыблемой правды, которую лишь извращают клеветой.
Можно согласиться с Н. и в том, что излишняя святость и аскетизм обедняют жизнь и часто порочным представляют то, что таковым не является. И именно за этот образ мыслей и поведения и несут ответственность теологи, аскеты и ханжи всех мастей. Было время когда кое-где они даже запрещали людям смеяться. Н. ставит в вину теологам именно сокрытие истины. Но сокрыть истину можно лишь выявив её, познав. То есть истина в принципе познаваема. Этот вывод, однако, входит в противоречие с познавательным скепсисом автора. Он вынужден предлагать вместо истин новую мифологию. Но в борьбе с врагами именно их мифы он и ставит им в вину. То Что даже не важно что есть истина в себе, сколько важно как именно она влияет на человека, общество, жизнь, - это,впрочем, ницшеанский мотив.)
Н. - Теолог не может относиться к вещам прямо и честно. Он лишь развивает пафос, который называется верой. Он закрывает глаза на ложь. Из оптического обмана он создаёт себе мораль, добродетель, святость. Он фальшив, освящает собственное мировоззрение терминами "Бог", "спасение" , "вечность". Он ощущает ложное как истинное. Рани самосохранения ему необходимо скрывать и искажать реальность. Искажается оценка. "Истинным" оказывается то, что вредит жизни, "ложное" - всё, что её "возвышает, поднимает, оправдывает и доставляет ей торжество" И даже воля г власти здесь проявление нигилизма, воля к концу. (№9, с. 638).
(( Сама теология, её идеи и чувства допускают множество форм и интерпретаций, когда возможно и всё плохое и всё среднее и всё хорошее. Для Н. же верующий и особенно человек церкви, пастырь, равен клеветнику, лжецу по природе. Но таким образом можно лишь исследовать пороки явления, а не его достоинства. Тем не менее существует нечто общее у теологов, что и даёт Н. повод говорить об общей лжи - это теологическая метафизика и большая часть догматики, что утверждается как истина без всяких на то оснований - и называется это верой. Собственно, трудно установить, как раз из-за недоказуемости веры насколько она не соответствует истине, но это не те истины, с которыми Н. мог бы согласиться. Тем не менее у теологов есть общая психология, свойства, традиции, ценности и отношение к жизни, которое они просто обязаны проводить в жизнь. Лучший мир на земле для теолога часто подобен монастырю или, в лучшем случае храму. Религия силится подчинить своему влиянию весь остальной мир, не только верит, но и считает грешниками тех, кто не верит или верит в иное. Теолог стремится авторитетом бога оправдать все свои пристрастия и измышления. Но правильно ли то, что теолог обязательно клеветник? Ведь клевета предполагает сознательный обман, а если теолог сам верит в свои святыни и даже не сознаёт что своё выдаёт за Божье и частное мнение за истину? Н. здесь судит в общем, по результату. Он указывает на противостояние веры, теоретической морали, абстрактного знания жизни, в которой инстинкт и чувство могут открывать собственные ценности и истины. Теология мыслится ему крепостью с решёткой, об которую разбиваются волны жизни. Засилье абстракций и догм, повсеместность указующих перстов, подавление политическими и прочими институтами жизни и индивидуальности, закрепощение того, что должно быть свободным - вот прочив чего восстаёт Н. и видит опасность прежде всего в самом авторитетном влиянии на общество - теологии и философии, которая её обслуживает. Идеализм здесь мыслится именно как оторванность от жизни, зависимость от абстракций и мифов, то, что превращает сознание человека в тюрьму и создаёт в жизни те ужасы её, какие могли бы и не быть.Эта излишняя формальная активность разума равна его сну, а сон разума, как известно, порождает чудовищ.
Н. призывает относится к вещам прямо и честно - это как раз этическое отношение к вещам, которое отвергает сам же Н. в других местах своих сочинений. Ему не удаётся стать по ту сторону морали, быть имморалистом. И поэтому аморализм для него оказывается главным грехом теологии.))
Н. - "Кровь теологов испортила философию". У основания философии протестантизм. Тюбингская школа пример того, что немецкая философия это коварная теология. Лгать невинно. Ликование немцев по поводу прихода Канта - "открылась лазейка к старому идеалу: понятие "истинный мир", понятие о морали как сущности мира". Это два злостных заблуждения. Хитроумный скептицизм. "Разум, право разума сюда не достигает... Из реальности сделали видимость... Успех Канта есть успех теолога..." (№10,с.638.)
((Н. говорит не вообще о философии, а именно о немецкой классической философии, которая действительно была развитием теологии, особенно у Гегеля. Кант был достаточно свободомыслящим, настоящим еретиком с точки зрения религиозной ортодоксии. Н. негодует прежде всего на морализм Канта, который представляется ему переложением теологии на философию. Но у Канта были иные основания. Мораль поддерживает социум в относительной гармонии, регулирует отношения, стимулирует благородные и учёные занятия на благо общества. Но моральные истины не есть истины абсолютные, так как истинный мир это вовсе не моральный мир людей, а вещь-в-себе. Вспомним и Фейербаха, которого теология подтолкнула к его блистательной критике её. И здесь не важно, что началом такой философии был протестантизм, который , кстати, более свободен, чем ортодоксальное католичество. Изыскания Фихте и Шопенгауэра также мало походили на теологию. Но поскольку Кант наиболее основательно обосновал необходимость морали в обществе, то он и оказался для Н. философским противником № 1. То, что кант вместо засилья внешних объектов возвысил человеческую субъективность, которая помогает, в частности, Н. выступать против теологии, как-то из виду опускается. И всё же мировоззрение этих двух философов в гносеологии и этике прямо противоположны и Кант более сближен с моральной позицией теологов, чем отстоит от них в этом вопросе.))
Н. - Слово против Канта-моралиста: "Добродетель должна быть нашим изобретением, нашей глубоко личной защитой и потребностью", в ином смысле она только опасность. "Что не обусловливает нашу жизнь, то вредит ей". Кантианская добродетелей лишь "из чувства уважения к понятию "добродетель" вредна. "Добродетель", долг", "добро само по себе", доброе-безличное- всеобщее - "это всё химеры., упадок и обессиливание жизни.
Законы сохранения и роста повелевают... "чтобы каждый находил свою добродетель, свой категорический императив. Народ идёт к гибели, если он смешивает свой долг с понятием долга вообще". Безличный долг разрушает, требует жерту "молоху" абстракции. Императив Канта опасен для жизни.
Инстинкт жизни вызывает удовольствие, тем самым доказывая правильность его, долг без удовольствия иное. Это всё равно, что заставить человека "работать, думать, чувствовать без внутренней необходимости, без глубоко личного выбора, без удовольствия", "как автомат долга".
Кант идиот и "роковой паук"). "Противоприродное как инстинкт".
"Моральное настроение человечества"... (№11, с.638-639).
((Замечательное место у Н., не взирая на промахи. Интересно, что здесь Н. забывает отрицать мораль, даже утверждает мораль истинную - исходящую из жизни и потребностей индивида, а не из абстракции, рецептов и предписаний теологической и философской схоластики. Совершенно правильно: на одном уважении к морали мораль не строится, кроме плохой. Мораль не должна быть головной, она должна соединяться с сердцем индивида, с его чаяньями и грёзами, с его жизнью и индивидуальностью. Тирания долга над личностью - гнусная тирания.
Но так ли повинен Кант в том, в чём его обвиняет Н.? Ведь Кант предполагал соединение абстрактного долга с личным хотеньем. Во всяком случае именно это и требуется. Мораль, нравственность увечны, когда в них начинает превалировать или абстракция или личное начало. Должны быть общезначимые этические понятия, которые каждый мог бы использовать индивидуально, по уму и сердцу его. Нравственность не спокойное болото и не соседство противоположного, она - поток, она борьба и гармония индивидуального и общественного ума и чувств. Ничто не мешает индивиду отбирать и развивать свои истины, но создавать их из пустоты он не может. Его нравственное отношения к миру рождается из контактов с этим миром, с социумом. Этические абстракции зло, если начинают повелевать жизнью, безличное третирует личное. Но в соединении этих начал личное питается абстрактным и питает его, всё здесь оказывается обоснованием жизни, всё нужно в каком-то смысле и одно дополняет, корректирует другое. Чувство без понятий слепо, но если понятия главенствуют, они иссушают чувства. Из одного уважения к морали возникает лишь лжемораль, но разве не необходимо такое уважение как элемент целого? Неужели Кант мыслил "автоматов" долга? Но действительно, у Канта есть мотивы, когда долгу нукжно подчиняться, даже если чувство и личный интерес против. Но бывают ситуации когда это просто необходимо сделать. Если бы солдат не подчинялся своему долгу, он бы вообще не мог нормально воевать. Бывают случаи, когда нужно выбирать личное, а не долг и это уже понимали даже античные драматурги ("Антигона"). Бывают ситуации полного совпадения долга и личных симпатий, чувств, желаний. Нужно ли вообще выкидывать понятие и требование долга и предоставлять всё совершенно спонтанной и импульсивной жизни, когда желания эгоистической личности сразу становятся её моралью и действием? Если каждый будет находить свой императив и он будет противоречить императиву других людей, то меньшее, что мы получим - хаос и борьбу воль. Таким образом, нужны объединения, общественные институты, только не нужно становиться их рабами. Свобода - это способность не только расширения возможностей, но и способность к разумному самоограничению, - быть субъектами своего ума и сердца, а не их марионетками и слугами. Точно также и в отношении других людей, они не имеют право третировать нас, как и мы их и это именно этическое отношение. Понятия необходимы, как и чувства. Но они всего лишь инструменты, которыми можно оперировать хорошо или плохо и результаты будут разные.
Инстинкт жизни порождает многие удовольствия, но разве удовольствие наркомана, пьяницы, садиста удостоверяет его истинность? Разве их действия становятся истинными только от того, что сопровождаются удовольствием? И даже схоластика, чистые абстракции могут приносить кому-то удовольствие. Не всё нужное в жизни и для жизни, развивающее личность сопрягается с удовольствием. Но там где можно и должно удовольствие должно присутствовать, помогать нам делать наши дела,спасать от формализма, освобождать нас от ига суровой необходимости.
Личный выбор важен, но важен и субъект выбора - глупец ли это или преступник? Или это душевно и духовно развитый человек, способный сделать самостоятельно глубокий и правильный выбор?..
"Н. говорит о моральном состоянии человечества". Если мораль фикция, то моральное состояние человечества его окончательная деградация и упадок. При этом не учитывается то, что мораль не есть единая монолитная и неизменяемая система, а множество, порой враждебных друг другу, систем, мнений, чувств, действий, выборов и состояний, обусловленных исторически, социально и индивидуально. Мораль приносит и пользу и вред, имеет "приливы" и "отливы", то третирует жизнь, то третируется с нею. то пребывает в гармонии с душами, то порождает противоречия, парадоксы, антинонимии, то сталкивает с собою долг и удовольствие, абстракцию и чувство, то мирит их, то озаряется открытиями, то принимает формы разного рода лжеморалей, то считает себя единой с религией и наукой, то противостоит им, питает искусство или способствует его упадку, фантазирует и находит настоящие истины, отражается в целом и его частях. Моральное состояние человечества может быть как взлётом, так и деградацией, но какой линейкой можно измерить это? И разве не возможны после взлёта деградация, а после деградации взлёт?)).
Н. - В философии почти всё неудовлетворительно, лишено интеллектуальной честности. Великие мечтатели и чудаки. Принимают "прекрасные чувства" за аргументы, убеждения за критерий истины.
Таково понятие "практический разум" у Канта. Этот практический разум как раз неразумен, так как это приоритет морали с её "ты должен". У всех народов "философ" - развитие типа "жреца". Жульничает и перед самим собой. "Если имеешь священные задачи вроде исправления, спасения, искупления человечества, если носишь в груди божество, считаешь себя рупором потустороннего императива, то, облечённый в такую миссию, ставишь себя уже вне чисто рациональных оценок". Отход от науки, жрец определяет что истина, что нет. (Гл. 12, с. 639. )
(( Философия и должна решать глобальные вопросы, связанные с судьбою человечества, искать пути прогресса и критиковать регресс. При этом, разумеется, легко впасть в манию величия и начать навязывать миру свои истины. Но философия это и отход от религии, или её рационализация, так что с точки зрения религии и религиозная философия почти что ересь. В философии важное значение приобретает сомнение, а жажда доказательности и обоснованности аргументов роднит её с наукой. И разве сам Н. в качестве философа не ведёт себя как жрец? Разве его сверхчеловек не рецепт спасения? Разве его мнение о морали и религии не почитается им за абсолютную истину? Разве эмоции иной раз не становятся настоящими авторами его идей? Разве не является ли для него божеством сама индивидуальность или Жизнь как таковая?
Но Н. прав, что если жрец берётся судить об истине, ничего хорошего из этого не получается. И он приводит сильный аргумент именно против христианства с его абсолютами. Но то, что философия вышла из религии вовсе не является её недостатком, как считает Н., недостатком, определяющим всё её дальнейшее качество. И люди произошли от обезьяны. Даже сверхчеловек вынужден был бы произойти из человека.
Наконец, культура очень разнообразна, чтобы века в ней господствовал один и тот же тип жреца.))
Н.: "Мы, свободные умы, уже есть переоценка всех ценностей" в аспекте истины.
"Самое ценное в интеллектуальном отношении отыскивается позднее всего". Это методы, предпосылки нашей научности. Эти методы презирались тысячелетиями. Сторонникам новых идей отказывали в честности, считали их "врагами бога" и "одержимыми", презирающими истину. Что есть истина и служение ей? - Этот вопрос решался "против нас". Всякое "ты должен" было против свободных умов. Всё, что они делают "казалось совершенно недостойным". "Не эстетический ли вкус удерживал человечество в этой слепоте?" От истины требовали живописного эффекта, а от познающего - сильного действия на чувство. (Гл.13. С. 640):
(( Хотя такой монолитности в отвержении одного подхода к истине в пользу другого исторически не было и не всякое вольномыслие несло свет, но Н. прав, подмечая трудности победы нового сознания над сознанием старым. Новшества и особенно духовного типа должны были преодолевать массу препятствий и испытывать большую вражду со стороны инакомыслящих, особенно если последние обладали большой властью или авторитетом. Но не все изгои люди света и не все новые истины правильны. Такое огульное отрицание старого было основанием для отвержения всего старого искусства модернизмом. Что от истины требовали живописности и влияния на чувства - это мысль интересная и правильная. Даже в философии чувство действительно долгое время было аргументом истины. Так и должно было развиваться сознание - от образа к понятию. Понятно, что как недееспособна истина, в качестве совершенно холодной, враждебной чувству абстракции, так и искажает истину избыток чувства, когда главным оказывается не то, что находится за видимостью, а форма и "красивость", или жизненная привычка.
Н. правильно замечает недостаточность "сладких" истин, необходимость и истин горьких. Любопытно, что здесь Н. доказывает истинность своего подхода именно "научностью", тогда как в других сочинениях всячески критикует и отрицает науку.))
Н. - "Нам пришлось переучиваться". Мы уже не выводим человека из "духа", из "божества", "мы отодвинули его в ряды животных". Это сильнейшее животное - хитрее всех. Его духовность - следствие этого. Человек также не есть "великая скрытая цель развития животного мира. Он совсем не венец творения" и стоит на равной ступени совершенства со всеми другими животными. Человек относительно взятый "есть самое неудачное животное, самое болезненное". Он опасно для себя уклонился от своих инстинктов. Он и интереснейшее животное.
Вся наша физиология старается доказать положение Декарта - "животное это машина". Механическое направление развития понятий о человеке. Теперь мы отняли у человека и "свободную волю" - нельзя уже думать, что это "сила". Старое понятие "воли" означает лишь результанту, род индивидуальной реакции за определённым количеством противоречащих или согласующихся раздражений. Воля уже не "действует", не двигает
Прежде в духе человека видели его высшее происхождение, божественность. Идеал человека был - его оторванность от земного, стать "чистым духом" Но именно сознание, дух - симптом относительного несовершенства организма - попытка, прощупыванье, промах... бесполезная трата нервной силы. Сознательное лишено совершенства. "Чистый дух" есть чистая глупость. Важность "смертной оболочки" . (Гл.14. С.640-641. )
((Эта позиция эмпиризма, особенно в преддверии позитивизма, была прогрессивна во времена Н., так как критиковало излишне спиритическое представление о человеке. Правильно отмечен и интерес познающего человечества к реальному человеку из плоти и крови. Вместе с тем нельзя признать правильной чисто механистическую трактовку человека. Будь человек лишь животным, то не был бы и нужен свободный ум, о котором так печётся Н., не нужны были перевороты сознания и даже человек - для чего животному нечто сверх его? Именно то, что Н. признаёт человека животным и стимулирует его желание поставить человека выше животного, сделать из него сверхчеловека. Наверняка и сам Н. понимал, что иначе сверхчеловеку неоткуда взяться. Те исключения из правил, о которых пишет он были люди и жили средь людей. Вместе с тем именно животность человека противопоставляет его идеалу человека - сверхчеловеку. Ум Н. говорит ему, что человек всего лишь животное, а сердце жаждет сверхчеловеческого. Н. неправильно пишет о ряде вопросов как окончательно решённых. Теперь мы понимаем, что вопрос о свободе воли, о том ничтожен или велик род человеческий и пр. - эти вопросы совершенно не решены и по сей день. Даже спирититическая антропология жива до сих пор. Вопросов всегда больше, чем ответов. Если говорить о развитии человека в сравнении с остальным живым миром Земли, то человек всё же венец творения, если иметь в виду эволюцию живого именно на нашей планете. В моральном смысле - совсем не венец. Каждое живое существо совершенно -в-себе-и-на данный момент. Это не значит, что оно не может развиваться далее. Тогда данное совершенство существа не будет таковым с точки зрения нового совершенства. Но в то же время живые существа могут сравниваться друг с другом по шкале относительного совершенства и человек здесь оказывается совершеннее других животных. Разнообразнее и возможная реализация потенциала человека в мире. Но если мы примем, что разум человека - выражение болезни вида и несовершенство, человек окажется последним уродом земли, а амёба высшим существом на планете. Приоритет инстинкта над разумом столь же нежелателен, как и разума над инстинктом. Понимание человека как автомата или биоробота тоже на сегодняшний день кажется нам довольно однобоким. Но данная антропология хорошо служит именно целям философии Н. Животность человека объясняет засилье в мире обывателей и жрецов, разного рода пороков и противоречий человеческого бытия. Переоценка ценностей в мире лжеценностей оказывается необходимой...
(Далее я повторяю то, что написал Вам в письме:)
Ницше прав, говоря, что чистый дух - глупость и несовершенство. Ницше не прав, когда недооценивает дух и превращает его в придаток телесного, да ещё во что-то негативное. Дух без тела и тело без духа несовершенны, тогда как во взаимодействии они и составляют совершенство человеческой природы: чем богаче и эффективней такое взаимодействие, тем более проявляется это совершенство. Н. культивирует жизнь, инстинкт, иррациональный момент, поэтому дух, разум, мораль и пр. для него имеют меньшее значение. Хотя, критикуя дух, он судит часто именно с духовной точки зрения. Вся книга Н. написана посредством его сознания, как же тогда сознание может быть пустой тратой сил? Но в данном случае Н. имеет в виду не любой дух человека, а именно чистый, а такой дух только абстракция, если не говорить о "самости" и т.п. Нервная система и чувства очень важны, как правильно и отмечает Н. Но они не есть главное в человеке и здесь Н. ошибается.
С позиции Н. дух как нечто божественное и чистое - негативность, фактически фикция. Стало быть, принижается и вся деятельность этого духа, идеальная сфера человечества. В эту идеальную деятельность входит и мораль, тоже нечто негативное. В комментарии я говорю, что если сам же Н. считает, что моральное состояние общества стало чем-то высшим, главным, как бы главнейшей ценностью человечества, то это указание на деградацию человека, упадок. Т.е. Н. признаёт современное общество моральным, но именно в этом он и видит недостаток, а не достоинство. Это не противоречит вышеизложенным идеям Н. о сознании и духе, а исходит из них. Получается, что и развитие Разума, как и морали, тоже недостаток общества. В то же время вся философия Н. исходит не столько из чувств, но и из разума его. Таким образом, одно из его противоречий это невозможность обойтись без разума и в то же время отрицание его (= мораль, знание, сознание).))
Н.-
Мораль и религия в христианстве иллюзорны. "Бог", "душа", "я", " Дух", "воля"- воображаемые причины.
"Грех", "искупление", "милость", "наказание", "прощение греха"- воображаемые действия. Общение с воображаемыми существами Лженаука о природе, антропоцентризм, без естественных причин.Воображаемая психология - непонимание себя, толкование общих всем чувств, приятных и нет. Фантазии "близости Бога", "искушение дьявола" и пр. Лжетелеология ("Страшный суд", "Вечная жизнь" - мир чистых фикций., извращение реальности - обесценивает, отрицает, ненависть к естественному, отвращение, клевета на мир. Хуже мира грёз, который отражает действительность. Страдание от действительности тех, кто сам есть неудачная действительность. Перевес неудовольствия над удовольствием. Фиктивные мораль и религия порождают декаданс.
Противостояние понятий "Природа" и "Бог" привело к тому, что понятия "природный", "естественный" получили смысл "недостойный". (№15, с. 641-6420.
((Если мораль в религии иллюзорна, то вне религии она может быть и истинной, но всё дело в том, , что Н. ошибочно считает:мораль вообще порождена религией (именно христианством) и есть скрытая религия, обслуживает интересы последней. Отрыв от реальности и порождает, по Н., мир призраков, фантазий, который желает господствовать над реальностью, поскольку являются результатом ненависти к естественному.
Поскольку Н. относит к миру религии и понятие "душа", то отрицает и её, т.е. не разделяет религиозный и психологический смысл слова. Но вряд ли здесь имеет место полное разделение религиозного и реального мира, как мыслит Н. Многие реалии лишь извращаются в системе религиозных идей и чувств. Поэтому, можно сказать, что христианское понимание греха ложное, но фикция ли сам грех? Нет. Если перевести этот религиозный термин на мирской язык, мы получим слово "порок", а ему соответствует своя реальность, хотя и здесь возможны разные толкования. Но вот Н. объявляет грех, сливая его с пороком, фикцией. Это означает, что в реальности вообще нет пороков-грехов, что кажется таковым - это всего лишь самовыражение "свободного ума", индивида. В итоге мы получаем аморализм в его неприкрытом виде. Но чем тогда такой аморализм был хуже аморализма христианского? Плохое естественное не лучше плохих фантазий. Но сам же Н. не хотел быть аморалистом. Он защищал имморализм - пребывание по ту сторону добра-зла. Его система не есть плоский аморализм нацистского пошиба.
Можно поддержать стремление Н. повысить ценность "естественного", если бы не его недооценка "духовного, идеального", которое он то и дело смешивает с "религиозным".
Действительность многолика. Имеются и разные формы страдания от неё. И не все страдающие - неудачная действительность. И религиозное видение может быть далеко от ненависти к реальному и естественному. Религиозная психология тоже очень разная, хотя религиозные подходы имеют общие черты и в целом религия есть довольно специфичное сознание и поведение. Не лишённое недостатков, способное исходить и из ненависти к здешнему, религиозное сознание может иметь и опыт радости, благоговения перед природою, миром, которые создал Бог. Не только злое может делаться в этой сфере, но и доброе. Вместе с тем Н. очень прав, если говорить скажем о средневековом католицизме с его инквизицией и прочими ужасами. Просто часть Н. распространяет на целое, определив, что христианство это ненависть, он уже не видит возможности христианству быть и иным. Но некоторые недостатки религии вообще, религиозного сознания, христианства имеют место быть всегда - там или тут, в той или иной форме. Это то, что называют фанатизмом, догматизмом, понимание мира как суеты сует и юдоли греха, воля к распространению своего учения на всю вселенную, возможность ханжества и религиозных войн, священническое сребролюбие, нагнетение ужасов и желание осилить грех через страх наказания и т.п. Как и всё земное, религия двояка и тьма и свет. Ницше оказывается прав там, где религия начинает угнетать, подавлять, извращать жизнь, обманывать, грабить...
Интересно, что Н. выводит здесь декаденс (совр. - "модернизм") из лжерелигии и лжеморали, из ненависти к живому и естественному.))
Н. -
Народ, верящий в себя, имеет и своего Бога. В нём он чтит свои добродетели,условия развития. Его чувство власти требует существа, которое можно благодарить. Богатый хочет давать. Потребность жертвы. Религия как выражение благодарности за народное существование. Божество должно иметь силу как в добре, так и в зле. И в злом Боге нуждаются. И существование человека не есть дар снисходительности и дружбы Бога. "Какой смысл в божестве, которое не знает ни гнева, ни мести, ни зависти, ни насмешки, ни хитрости, ни насилия?" Бог должен уметь побеждать и уничтожать. Иначе божество было бы непонятно, к чему тогда оно?
Это Бог общественного расцвета. Оно представляет мощь народа, всё агрессивное и жаждущее власти в душе его. Национальный бог воли к власти.
Иной бог у народа погибающего, без веры в будущее и надежды на свободу., мыслящий покорность как полезность. Здесь Бог уже пронырливый, боязливый, скромный, советует "душевный мир", воздержание от ненависти, осторожность и любовь к другу и врагу, постоянно морализует, вползает в частную добродетель, становится божеством индивида, частным лицом, космополитом... Таково благое божество. Выражение бессилия народа. Добрый бог лишь по необходимости. (16. С. 642-643.)
Н. тут же выводит понятие положительной религии. Уже религиозные фикции не идут вразрез с естественными наклонностями людей. Хотя понятие "Бог" фикция, но он оказывается необходим народу даже (или только?) в могуществе этого народа. Н. не против "полезной мифологии". Благодарность народа за свои успехи почему-то должно выливаться не на своих героев и правителей, тех кто помог народу стать богатым и могучим, а на некое незримое Божество, которое к тому же может запросто ответить на благодарность человека чёрной неблагодарностью и злобой, из Бога стать Дьяволом. Религия здесь - обожествление самого человека и поэтому Бог должен быть человекоподобен, как и человек, способен на зло и добро. Но если бог способен на зло, то зла он будет делать больше\, тем более, что зло лучше всего символизирует мощь как божества, так и народа. Ядро "естественного" - "воля к власти" - оказывается практикой очень злого культа напыщенных от гордости за свои удачи горожан. Эти горожане не сверхлюди и их бог не сверхсущество. Религия оказывается здесь фиктивной - психологическое, выраженное религиозным языком.
Христианский Бог - Бог упадка, выражение слабости народа. Та же психология вместо религии. Но разве упадок лишён агрессивных чувств и действий, маний величия, мощи власти и части народа, разгула аморализма? Разве не требуется и такой религии злой Бог, выражающий пусть не реальное, но чаемое могущество народа?
И почему любовь не находит себе места в обоих случаях? Разве во имя любви не могут двигать горы, как и во имя ненависти? Разве любить не нечто естественное, не главное качество Жизни, которая созидается и продолжвается через творчество и потомство?
Исторически языческие Боги были более добрыми, чем злыми, если не считать самых древних времён, когда характер бога отражал какую-либо грозную силу природы. Иудейский Бог Ветхого Завета был именно таким, каким описывает его Н. , говоря о первом божестве. Но были ли евреи народом мощи и расцвета? Только очень недолго. Стало быть их Бог - выражение слабости. И действительно, он имеет черты морального Бога. Но вместе с тем он слишком человекоподобен и часто несправедлив. Он сразу оба типа Бога, о которых говорит Н., стало быть такое разделение богов очень искусственное.
Христианский Бог - бог Добра и Света и не может быть аморален. Но разве не верили ли Церковь и христианский народ в такого бога как в дни исторической мощи, так и в дни исторической слабости? Религиозная вера имеет много мотивов, а Н. выбирает всего лишь один - волю к власти, которая превращается по сути в волю к злу и самомнению.
Н. собственно иллюстрирует этими "религиозными картинками" важность для жизни "воли-к-власти". которая мыслится здесь как мощь народа, мощь естественного, жизни. Христианство же мыслится как воля к бессилию, выражение слабости жизни, победу неестественного над естественным.))
Бог слабых, порабощённых, символ посоха для уставших, якорь спасения для утопающих , бог бедных, грешников, больных, "Спаситель" и "Избавитель", без сильного, смелого, повелевающего, гордого Называют себя "добрыми". Мстят господам - их бога делают злым, превращают его в чёрта. И злой и добрый Бог исчадия декаданса. Переход от ветхозаветного бога народа к моральному новозаветному богу ошибочно считают прогрессом. Бог прежде знал свой, избранный народ. Далее стал богом и чужестранцев, странствовал. Божие царство расширилось. Бог стал всюду туземцем. Демократ, но уже не гордый бог язычников, а иудей, бог закоулка, тёмных углов и мест, нездоровых жилищ мира. Царство его мира - преисподняя, госпиталь, гетто. Бледный и слабый бог-паук. Метафизик - прядёт уже мир из самого себя. Стал "идеалом", "чистым духом", вещью-в-себе. (№17, с. 643-644.)
(( Н. исходит не из социологии, а из био-физиологии. В этом контексте волю к власти можно понять, как энергию жизни, жизнедеятельности, подъём всех сил, рост мощи человека во всех отношениях. Но это скорее физическая сила, чем духовная. Можно предположить, что это необходимый физический минимум энергии, на котором произрастают и нужные психологические качества. Всё это так и было в первобытности, в древние времена и до сих пор физика и физиология человека основа развития всей и всякой субъективности. Но поскольку Н. недооценивает значение духовности, то его "мощь" народа (а значит и мощь правителей этого народа, фактически оборачивается, хотел этого сам Н. или нет, мощью кулака. Но чистая энергетика и физиология не создают добра-зла, эти явления уже явления социальные. А социальное начало сильно связано с духовным и моральным. Чисто физическая и физиологическая мощь, как используемая сила, делаются прежде всего силой зла и разрушения, тогда как силы созидания и есть основа развития жизни и мощи действительной, а не внешней. То, что предлагает Н. и язычникам не принесло особой пользы. Мощь языческого Рима пала , поскольку Риму не хватало Духа и Сердца. Национальные и языческие боги были действительно всего лишь символами отдельного народа - враги прочих рабов и народов. Но у любых народов и всегда Бог был Богом Света и Справедливости, что не мешало ему оставаться сильным, а когда надо и грозным богом. Мелкие города и войны народов - это ослабление человечества в целом и в настоящее время уже есть выражение упадка. Дьявол в качестве Бога принёс бы в страну то, что в своё время принесла Западу Св. Инквизиция - ослабление и разруху всего и вся. Отрицая Инквизиторов, Н. предлагает Бога-Инквизитора. Но ведь по его же учению бог должен отражать и усиливать благополучие государства, надо полагать, не только экономическое. Для этого нужен именно моральный бог, бог добра и света, чистый дух, даже если это область мифа. Мы видим, что приобретение христианским богом духа, не мешает ему быть достаточно сильным, авторитетным, быть богом народа и даже народов. То, что он космополит не устраняет, а усиливает его мощь. Что касается грешников, то они были и во времена язычников. Что бедные, обездоленные хотят себе Бога, означает ли, что он должен походить на них, быть таким же слабым? Напротив, они хотят сильного бога. Вообще бог мыслится как сила добра и созидания. Даже кровожадные боги-идолы мыслились их почитателями покровителями племени-народа, т.е. имели главной функцией - нечто положительное. Таким образом, моральный бог вовсе не ослабление воли к власти, а, напротив, её возвышение. Через произвол можно властвовать с помощью устрашения, но до поры до времени. Сердце же покоряет народы - и не чисто внешне, а душа человеческого и душа божественного соединяются воедино. Другое дело, что религию и богов её можно использовать во зло индивидам и народам, что она не выправляет душу человека сама по себе и лишь усиливает то, что уже заложено в индивиде - добро или зло. Мы не станем отрицать религиозную искренность на основе того, что есть и религиозное ханжество. Религия как бы раздваивается на две ипостаси - религию разрушения и зла, и религию созидания и добра, т.е одна религия имеет два этих потенциала - любая религия. Соответственно и образ бога может быть действительно благим и ли злым по сути - соответственно системе ценностей верующих или Церкви. Так всё негативное, что приписывает Н. "богу слабых" может иметь фактически место и в жизни - представление о боге может сделать из него что угодно, вплоть до монстра. У ханжи и бог его - ханжа. Вот этот чисто отрицательный (с моральной точки зрения!) образ бога Н. и выдаёт за бога христианского, делая его главными функциями защиту всего слабого и больного, отжившего и порочного, низкого и разрушающего жизнь. Н. выбирает сильного бога, такой бог оказывается злым, но Н. мыслит его как доброго (сообразного с ценностями жизни). То есть сам Н. делает моральный выбор и судит морально, хотя и желает быть по ту сторону морали. Для Н. оказывается моральным по существу бог именно аморальный, бог внешней силы, бог коллектива. Тогда как бог индивидуальности оказывается здесь для индивидуалиста Н. богом слабым.
Н. разъединяет мощь, напор жизни и созидательность, которая и есть лучшее следствие её напора или воли-к-власти, поскольку разрушение может ослаблять этот напор. Но категории "созидание-разрушение", если не брать их чисто физически, есть категории этические, а Н. как раз и отрицает моральное. Моральное есть созидательное, Н. же видит в нём разрушительное начало. Злого бога языческого типа он выбирает, а злого бога христианского типа осуждает. Причём и доброе в христианском боге принимает за злое. Ему не удаётся никак избавиться от морального пафоса.
Что люди делают злыми богов своих поработителей - это могло быть в истории.Но хотелось бы отметить, что у языческих народов боги чужие вовсе не были хуже богов этих народов - просто были чужими, тем, которым можно и не поклоняться. К богам поработителей часто порабощённые приобщались. Боги врагов становились богами и покорённого народа.
Наконец, слабое или сильное общество одинаково хотят иметь бога сильного, защитника и спасителя. Разве не прибегали к защите своих богов и язычники? Представления о божестве могут оправдывать как злое на земле, так и доброе. Бог слабых вовсе не значит слабый бог, причём обычно бог мыслится как бог слабых и сильных. Да и слабый слабому рознь и не следует всех слабых превращать в "дурных".
Но Н. правильно подмечает тенденцию превращения божества из физического образа в чисто духовный, даже в вещь-в-себе. Он оценивает это как вырождение. Это же не вырождение, а естественное развитие всякой религии: бог должен становится всё менее человекоподобным - по крайней мере для познающей элиты, - вплоть до превращения в бесплотный и таинственный Смысл-Логос мироздания.))
Н. -
Христианское понятие о божестве (Бог больных, бог-паук, бог-дух) - самое извращённое понятие. Вырождение Бога. Бог как противоречие с жизнью, а должен быть её просветлением и утверждением. Этот Бог объявил войну жизни, природе, воле к жизни. Бог как клевета на посюстороннее, как ложь о потустороннем. Обожествление ничто, воля к ничто. (№18).
(( Н. выдаёт своё понятие о божестве за понятие о божестве вообще и к тому же подаёт это понятие как абсолютную истину о Боге. Но пока-что прояснена лишь позиция самого Н. Конечно, бог христианство может быть и богом с разного рода недостатками, волей к ничто и врагом жизни. Есть в религии и излишняя аскеза, пренебрежение земным, мифы о потустороннем. Но не только же негативное! Тут ведь как ещё использовать и толковать религиозное учение. Как образ бога необходимо очень многозначен, так и имеются очень разные индивидуальные и коллективные проявления религиозности. И если, например, карманик верит в христианского бога, то это не значит, что этот бог - бог воришек! Религия может противоречить жизни и быть в согласии с ней, смотря в чём, где, как, когда.
Но сама защита Н. жизни от аскезы и лжи это положительный момент его философии. Принимая всё христианство за Тёмное, он и критикует эту тёмную ипостась религии со всей основательностью и большим красноречием.))
Н.: "Сильные расы северной Европы не оттолкнули от себя христианского бога.". За это "на них лежит проклятие". Впитали в свои инстинкты "болезненность, дряхлость, противоречие", не создали с тех пор никакого бога.
Христианский бог "из нуля, понятия и противоречия. Инстинкты декаданса, трусливость и усталость души. (№19, с.644-645).
(( Н. представляет переход наций к христианскому богу не как закономерность, а как грех, волю к греху, произвольный акт, которого могло бы и не быть. О том, что такой переход соответствовал духу времени, потребностям общества и был необходимым этапом как религиозного сознания так и сознания человека вообще - об этом даже и не мыслится, да и не должно мыслиться в ницшеанстве. Но Н. сам здесь мыслит теологически - в категориях прогрешения и морального преступления. Тогда декаданс - кара за измену религии силы. Но в любой религии её адепт может укрыться вследствии своей индивидуальной "трусливости и усталости души", тогда как вряд ли обвинишь в этом христианских философов, например, Флоренского...))
Н.: №20,21)
№20:
Родственный христианству буддизм, тоже нигилистическая религия. Несхожесть с христианством. Буддизм реальнее, наследие "объективной и холодной постановки проблем". Наследник философского движения в сотни лет. Появился, когда с понятием "бог" было покончено. Истинно позитивистская религия. Строгий феноменализм. Говорит не "борьба против греха", а "борьба против страдания". Преодолевает самообман моральных понятий. По ту сторону добра и зла.
Его факты-основы: 1. Преувеличенная раздражительность - утончённая чувствительность к боли. 2. Усиленное и долгое пребывание в области понятий и логических процедур. Инстинкт личности меняется на инстинкт безличного
На основе этих физиологических условий возникло состояние депрессии. Против него и выступает Будда.
Проповедь умеренности и выбора пище, жизни на воздухе и в странствиях, против забот о себе и других. Представления должны успокаивать и веселить. Средства отучить себя от других. Доброта, доброжелательность как требование здоровья. Исключение молитвы и аскезы. Без категорического императива и принуждения. Из монастырской общины всегда возможен выход. Всё должно уменьшать раздражительность. Не требуется борьбы с инакомыслящими. Б-зм сильнее всего враждебного. Борьба с ослаблением индивидуального интереса - духовные интересы тождественны личным. Эгоизм делается обязанностью. "Необходимо одно: как тебе освободиться от страданий. (с.645-646).
№21:
Условия,располагающие к буддизму - мягкий климат, кротость и либеральность взглядов, нет милитаризма. Очаг движения - высшие и учёные сословия.
Высшая цель - ясность духа, спокойствие, отсутствие желаний - этого достигают. Совершенство здесь - нормальный случай.(С.646).
О христианстве у Н. - ниже, после моих комментариев по буддизму.))
((Н. лучше понимает буддизм, чем христианство. Но сомнительно, чтобы буддизм пребывал по ту сторону морали. Мораль у него была лишь выражена специфически - в жизни как мудрость в смысле буддийских знаний и практик) и следование принципу умеренности, золотой середины. И разве отсутствие милитаризма не есть особенность морального поведения? С позиции буддизма - и не важно сознаёт он это или нет - морально всё, что следует предписанием буддизма, аморально всё, что имеет противоположный образ мысли и поведения. И в этом смысле буддизм столь же ортодоксален,как и христианство. Буддизм не исключает богов, ады и рай. Конечно,это всё чисто субъективные реальности", но реальности же. Иллюзионизм буддизм распространяет на всё реальное. В результате - реальное (земное, тело,душа) оказываются иллюзией, но и иллюзия становится разными видами реальности. Буддизм на фазе мира явлений не может совершенно отрешиться ни от логики, ни от морали. Моральное поведение по отношению к другим он даже предписывает, поскольку это совпадает с прогрессом сознания и даже отрешённостью от земного. Цель уменьшения раздражения В ЖИЗНИ это вовсе не уничтожение его, а именно уменьшение, изменение к нему отношения; приучение к усранению излишне агрессивного переживания и поведения в отношении негативных явлений жизни. Буддизм также кишит разными психолого-моральными правилами, рекомендациями, предписаниями. Буддизм как жизнь-в-обществе и буддизм как высшая цель - несколько разные вещи. Буддизм как жизнь уважает уединение и индивидуальность (при отрицании души!0, но вместе с тем не чуждо общности, духовной, религиозной (общины) и даже социальной. Буддизм как достижение высшей цели - это полное отрешение от всего мирского и физического и от собственной индивидуальности. Но одиночество ли это, если при этом происходит слияние субъекта с Абсолютом и даже осуществляется всёблаженная нирвана?
Буддизм учит, что в самой жизни невозможно полное отрешение от страдания, сама жизнь есть страдание, для материального бытия высшее имеет значение небытия, для буддиста же это истинное бытие и Абсолют, который есть и любая индивидуальность, слияние индивидуальностей, слияние множества в Единое. Стало быть, буддизм можно обозначить как религию позитивного небытия или религию бытия истинного, что одно и то же. Но именно как феноменализм буддизм более религия умудрённой, моральной жизни, чем абсолютный выход из неё. Повторяю, что феномен для буддизма в одних пределах иллюзия, а в других - реальность, с которой приходится считаться.
Н. правильно излагает предписания буддизма, как более психологические, чем этические. Но можно ведь и сказать, что психическое здесь раздваивается на такое, что ведёт к освобождению и на то, что препятствует ему и отход от второго и есть моральное поведение буддийца в рамках жизни. Цель психологических процедур тогда этическая, а этика пронизана психологическими симпатиями и антипатиями, которые теория превращает в идеи, которые могут - в силу уже того, что это именно идеи ума - быть холодными, абстрактными, возводящими в культ не личное, а безличное.
Всё же безличное в буддизме это исконная цель, идеал, реальность уже потустороннего мира, как бытие Абсолюта.
Не только буддизм, вообще жизнь создаёт состояния боли, то есть предпосылку и её преодоления. И это общее правило всех религий, хотя преодолевается боль по разному и идеал окончательного дОлжного разный. В этом буддизм не отличается от христианства. И последнее находит боль в мире суеты сует , приходит к состоянию депрессии через идею Зла в Мире и изначальной почти греховности людей, а потом пытается преодолеть это через веру и святость. И христианство приходит к идеалу безличности в смысле души вне мира и без тела. Только в буддизме души полностью сливаются с Абсолютом, а в христианстве остаются индивидуальностями и на "том свете". Но и в христианстве есть идеи о слиянии душ с Божеством и там Бог мыслится как Абсолют и истинная реальность.
Вряд ли индийская философия могла покончить с понятием "бога", она лишь сделала образ Бога более абстрактным, менее человекоподобным, превратило в философский, то есть умопостигаемый Абсолют. В христианстве то же самое происходит во многих богословских учениях или,например, в апофатизме. Но хотя есть разница между Богом и Абсолютом, они легко заменяемы. Всё же Ницше прав, полагая, что теория буддизма более абстрактна, чем христианская, тяготеющая в общем к идее человекоподобного Бога.
Буддизм действительно заменил понятие "греха" понятием "страдание". Но не является ли для него само страдание - первейшее условие и фон жизни, грехом или неправильным образом жизни, отходом от Бога и Истины? И не является ли уверенность в правильности такого-то пути - верой? Таковы все религии.
Конечно, буддизм наиболее психологичная религия. Но что такое "ясность духа и отсутствие желаний"? Здесь надо различать два смысла. В рамках самой жизни это именно разумность сознания, отношения ко всему, моральность поведения, то что у нас некогда называли "разумным эгоизмом", что также носит название "мудрости" или "умудрённости". Это рационализм. Второй смысл - ясность сознания как религиозный идеал и цель, совершенный уход от мира и слияние с Абсолютом, во всяком случае, предшествующее этому состояние (иррациональный момент).
Весь же процесс - постепенный переход личных интересов в духовные и их тождество. Но это опять же не специфика буддизма, только здесь эта тенденция выражена более зримо.
И освобождение от желаний имеет две формы - абсолютное освобождение от всех желаний, фактически от жизни, и регуляция желаний, освобождение от желаний вредных именно с позиций буддийской теории и практики.
Эгоизм обязанность, но какой эгоизм? Можем ли мы представить себе буддиста, который с улыбкой и душевным спокойствием режет ножом горло малолетнего сына соседа, так как ему выгодно по каким-либо причинам, чтобы сосед лишился своего наследника? Нет, эгоизм в буддизме предписывается именно как религиозный ритуал. С одной стороны это выражение антипатии к уму, с другой - предписание достаточно разумного поведения, которое, по вере, совпадает с богоугодным поведением, с "правильным путём", с праведностью.
Поскольку в жизни буддист не может достичь истинного совершенства, так как оно есть выражение состояния не-жизни, то нельзя сказать, что совершенный буддист в буддизме - норма. Это всё же искомое, а не то, что найдено, - недостигаемый при жизни идеал. Поэтому уместнее говорить не о совершенстве, а о степенях его у тех или иных буддистов. На этой основе,например, различаются в буддизме учитель и ученик.
В христианстве, как и в буддизме, также очень много психологизма, но возможностей для ханжества больше.))
Н.: №21. О христианстве):
Инстинкты подчиненённых и угнетённых здесь на первом месте. Низшие сословия ищут тут спасения.
Казуистика греха,самокритики - занятие, средство от скуки. Через молитву постоянно поддерживается пыл по отношению к Богу как к могущественному существу.
Высшее здесь - недостижимое, дар, милость.
Не достаёт откровенности. Религия закоулков. Тело презирается, гигиена отвергается, как чувственность. Церковь отвращается и от чистоплотности. (Событие истории: закрытие общественных бань в Кордове.)
Жестокость к себе и к людям. Ненависть к инакомыслящим. Воля к преследованию. Мрачные и волнующие представления. Популярные состояния - эпилептоидные. Диета покровительствует болезненным явлениям и крайне раздражает нервы. Вражда к господам земли, к "знатным" - и тайное соперничество с ними. Им предоставляют "плоть", себе хотят только "душу".
Ненависть к уму, гордости, мужеству, свободе, радости, к чувствам и радости чувств.
((Н. совершенно прав описывая недостатки христианства, но делает их главными, не замечает достоинств и совершенно не касается здесь как разных форм христианства, так и возможности его развития и изменения и в лучшую сторону. Его критика это критика именно католичества средних веков, критика религии ханжеской, внешней, формальной, религии угнетения или силы (сторонник воли-к-власти критикует религию, для которой одна из высших ценностей была именно власть, которая утверждала веру через силу, власть, принуждение!)
Но православие,например, много мягче католицизма и преступлений за ним числится много меньше. Да и само христианство исторически, психологически,религиозно меняется, сообразно духу времени. Как и у всякой религии, в христианстве всегда остаётся возможность как истинной праведности, так и греха под маской религиозности. Надо сказать, что в сравнении с язычеством или буддизмом христианство более склонно к прогрешению и мрачности, что и отмечае Н. Оно более склонно и к эпилептоидным состояниям. И достаточно враждебно к инакомыслию (хотя это свойство, необходимое для веры, так как верить надлежит прежде всего в "своё!, а чужое есть прельщение, искушение, ересь - к каким бы безобразиям это не вело, но это вполне закономерная логика веры. Упадок враждебности к инакомыслию есть упадок и силы данной веры.) Но "вражду к инакомыслию" можно рассматривать как отстаивание собственного религиозного кредо, так и как ненависть к инакомыслящим живым людям и народам, которая выражается в действиях - в крестовых походах, репрессиях, религиозных войнах.
Христианство в этом смысле уже не доходит до крайностей.
Христианство гуманизируется. Если раньше святые Отцы доходили до самых крайностей женоненавистничества, то теперь не встретишь христианина, который возражал бы против наличия у женщины души и человеческого достоинства.
Конечно, во времена Н. католичество было сильно формальным, что и отразилось в его критике. Он устранил историчность религии, как будто её данное состояние дано раз и навсегда как нечто незыблимое и вечное. Это метафизический подход к реалиям жизни.
Мы видим, что христианство очень может быть как "ненавистью к уму" и т.д., так и чем-то прямо противоположным этому. Н. ошибочно думает, что христианство создаёт мораль, причём обязательно в форме морали. Но христианство лишь выражает мораль своего общества или ряда умов в религиозной форме, религиозным языком. Мораль эпохи, общества, народа в конечном счёте определяет и главные особенности религии этого общества. Причём всякая религия в практике духа и жизни может иметь две ипостаси - как истинно-моральную, так и то, что принято называть ханжеством и злом в обличье "добра".
Христианство зарождалось как религия рабов - то есть как отрицание рабства, сперва духовного и религиозного, а потом и физического Отсюда до сих пор сохраниля в нём культ мученичества. К тому же сами особенности догматики до сих пор настраивает многих верующих именно на мрачный лад. Сам ИИсус страдает на раьском орудии пытки - кресте. В силу этого страдание делается символом святости, крестик уже удостоверяет её, а не изображение орудия казни. Малым же сим предписывается подражать Богу. Страдание в буддизме то, что нужно истребить. Страдание в христианстве то, что является возмездием за грехи, испытанием веры,даже усилением добра, которые даёт страданию высокий смысл "богоугодного великомученничества". Страдание становится пропуском в рай и средством эксплуатации богатых и неправедных страдающих, которые зависят от их воли. То есть религия могла быть уже и уздой для бунтовщиков против власти, её интересы исторически могли совпадать и с интересами эксплуататоров. Также идея первородного греха, общего греха", идея ада, и в самом деле - акцент именно на грехе и способах, часто фиктивных, его устранения. Поэтому по своему духу христианство действительно более мрачная религия, чем язычество или буддизм. Но оно может делать и другие акценты, восславлять и радостное в жизни. Уже сама вера это блаженство соединения души с богом, нечто светлое, насколько же истинно такое соединение - другой вопрос, вопрос чисто теоретический.
Что до тайного соперничества бедных к знатным - это относится не к религиозной психологии, а к мирской, которая лишь проявляется в душе верующего и облекается иногда религиозным желанием "справедливости". Данное отношение зависит от развития души верующего, от психологии как классовой, так и данного общества в целом, от исторических особенностей времени. К этой же области вообще принадлежит психология "раба-господина", которая благодаря своей неустранимой жизненной мощи, проникла и в сознание верующих.
Психология "раба-господина" тем не менее есть низшая психология и в религии , если речь о моральности и разумности того, что может иметь место в жизни.Рабское сознание может проявляться и в господине, и раб,ставший господином чисто внешне, лишь копирует психологию и поведение "господина", переходя от одной шкалы ценностей к противоположной. Но вражда "раба" к "господину" уже несёт в себе и представление о "достойном человеческом существовании", об общей свободе, о гуманном отношении к тому, кто ниже. Н. выделяет лишь один момент такой психологии, абсолютирует его и делает главным свойством христианства.))
Н: №22. с.647-548: Христианство вышла из подонков античного мира,из среды "утомлённых". Поиск власти. Очутилось среди варварских народов. Это уже не "утомлённые" - сильные неудачники, внутренне-одичавшими и терзающие друг друга. Недовольство собою, страдание от самого себя, стремление к причинению боли, разрешение внутреннего напряжения путём враждебных поступков и представлений. У них не было буддийской чрезмерной восприимчивости к боли. Чтобы господствовать над варварами, нужно было приобщиться к их понятиям и оценкам. "Такова жертва первенца, причащение в виде пития крови, презрение духа и культуры, всевозможные - чувственные и сверхчувственные пытки, помпезность культа."
Буддизм - "религия для поздних людей, для добрых, нежных рас, достигших высшей степени духовности. Возврат к миру и весёлости", к диете духа и закалке тела.
Христианство же хочет господствовать над зверями, сделать их больными. Это "приручение "к цивилизации.
Буддизм - цивилизация пришедшая к усталости, близкая к концу. Христианство само устраивает такую цивилизацию.
(( Если бы античные рабы были утомлёнными, они просто не смогли бы прийти к духовной революции, называемой "христианством" - к приоритету духовного и морального состояния над материальным бытием. Таково и было первоначальное христианство Но с позиции Н. сами дух и моральность признаки "утомлённости, вырождения человека, слабости. Думается, христианство всё же более всего оформилось на национальной, еврейской почве, хотя и приняло многие языческие и варварские обычаи, обряды и суеверия. Вся обрядность любой религии заимствует что-то из былых и чужих культов и традиций, важнее как это преобразовывается в культуре и религии данной нации, что получается в итоге. Христианство было реакцией против неправедного владычества Рима, затем моральным неприятием рабства как такового, ядро этой религии было всё же иудейским, все варварские заимствования оно преобразовывало согласно своим интересам и национальным традициям.Цель этих традиций не чьё-то подчинение, а оформление культа как такового, его приобщении к еврейскому менталитету и образу жития. Сами варвары приходили в христианство и одухотворялись, то есть изменяли собственные понятия и оценки. Христианство не было походом против варваров, методом укрощения зверья, просто оно звало к себе всех, причём принципиально требовало свободного выбора или власти души или власти материи над человеком. Н. вкладывает в само понятие "варварство" негативный смысл. Но стоит вспомнить, что само понятие "варвар" зародилось в римской среде и означало просто "чужой, не римлянин, человек иной национальности, подвластный Риму народ". Римляне относились к варварам с изрядной спесью, считае всех не-римлян чем-то низшим и в отношении способностей сознания, и в отношении культуры, и в отношении моральности. Это был начаток расизма. Идуаизм также был достаточно нетерпим к "другим языкам", традиционно считая их инакомыслящими, почитателями ложной религии, язычниками. Христианство же уже оформленный монотеизм: один Бог должен быть богом всех, а не только одного народа. Таким образом, христианство именно в этом пункте - душевному отношению к варварству - противоречило и еврейской традиции, еврейскому менталитету, но очевиден здесь прогрессивный характер именно христианства, а не иудаизма. Вообще очень трудно давать народу общие определения - "утомлённые", "активные", "искатели власти" и т.д. Ведь народы, а значит и их психологические основания религий и в религиях отличаются большим разнообразием. Также всякая религия включает в себя не только позитивные, но и негативные моменты, суеверия, дикие обряды, которые есть рудимент старинных традиций и пр. Свобода религиозного сознания никогда не бывает окончательной, она половинчата: верующий остаётся рабом бога и догматики своей веры и в этом смысле религиозное сознание более "рабское", чем мирское. Но с другой стороны для религиозного сознания потустороннее всегда важнее и ценнее посюстороннего и поэтому акцент ставится на освобождении духовном и индивидуальном, что может чувствоваться как почти полное освобождение от власти греха. Отсюда приобщение религий к символике. Например, некогда кровь врага пили, чтобы получить его силу. Причащение христианства происходит с совершенно иным настроением - это приобщение к духу Христову души человеческой, кровь Христа не только кровь бога, но и символ такого единения. Но и варварские обычаи в христианстве не сделали бы его варварским, так как большинство обычаев это всегда обычаи нового времени, более цивилизованные по сравнению с прошлым.
Чтобы христианам усмирять звериное, что прячется в каждом человеке, им не нужны были варвары - дикости хватало в исторических условиях того римско-иудейского мира. Но думается, что христианство не было утомлением духа - это могло произойти в позднем христианстве, - но, напротив, взлётом его, победой внутреннего мира человека над внешним. Христианство в форме католицизма в средние века действительно деградировало до любви к жесоеости и желанию господствовать над сильными неудачниками и тем более над сильными людьми удачи, но это не были варвары. Христианству противостояли мощные цивилизации. Н. считает цивилизацию синонимом упадничества, но так ли это? Цивилизация всегда смесь очень разных тенденций и явлений, прогресса и упадничества, гуманности и жестокости и пр. Как выразился А. Белый, говоря в одной из своих статей о душе - вечная борьба вырождения и возрождения - это относится и к любой цивилизации. Интересы и цивилизации и религии тоже могут быть очень разными. Христианство же не есть цивилизация, оно "в цивилизации" - дух цивилизации и должен главенствовать над духом религии, формируя её исторические и психологические особенности.
Вряд ли духовно строгий буддизм можно назвать религией "весёлости". Но в этом месте у Н. буддизм оказывается не лучше христианства: христианство идёт к тому, к чему буддизм уже пришёл. Духовность буддизма и есть его конец, высшее выражение деградации, то что неизбежно порождает "усталость". Христианство же, по Н., намерено подвести к "усталости", т.е. к слабости "сильных" (в мирском значении слова прежде всего). Причём главная цель христианства (= религии вообще) - власть: слабыми легче управлять. Цивилизация же здесь равна духу моральности. Таким образом, концепция Н. достаточно внутренне согласованна. Его отрицание христианства есть и отрицание цивилизации, морали и даже... власти, которую сам же Н. пытается сделать центром всякой жизни.
Н.: №23, с. 648-649):
Буддизм холоднее, правдивее, объективнее. Не придаёт "страданию" вид приличия, не толкует его как "грех". Говорит, что думает: "Я страдаю".
Для варвара "страдание" есть нечто неприличное. Отрицает страдание, скрывает его, нуждается в истолковании. Здесь само слово "Дьявол" - благодеяние. Образ сильного врага, от которого можно и пострадать без урона для самолюбия.
Заимствование восточных "тонкостей" христианством:
Безразлична степень истинности объекта, но важно насколько верят в это, что это истинно. Истина и вера в истину - два разных мира почти противоположных интересов, различны и пути к этому. На Востоке знать это - быть мудрецом.
Если счастье в том, чтобы верить в спасение от греха, то нужно чтобы человек не был грешным, а лишь чувствовал себя таковым. Если прежде всего необходима вера, то "разум, познание, исследование необходимо дискредитировать: путь к истине делается запрещённым путём". Сильная надежда - большой жизненный стимул, более, чем уже наступившее счастье. Страдающих можно поддержать надеждой на потустороннее, её действительность опровернуть не может. (Из-за способности поддерживать несчастных надежда считалась у греков злом: она осталась в ларце зла.)
Чтобы была возможна любовь, бог должен быть личностью. Чтобы могли заговорить самые низшие инстинкты, бог должен быть молод. "Чтобы воспламенять женщин, надо было выдвинуть на передний план прекрасного святого, для мужчин - Марию".
Это всё при условии господства христианства там, "где понятие культа уже определилось культом Афродиты или Адониса. Требование целомудрия усиливает внутренний пыл религиозного инстинкта - оно делает культ горячее, мечтательнее, душевнее. - Любовь есть такое состояние, когда человек по большей части видит вещи не такими, каковы они есть. Здесь господствует сила иллюзии, преображающая и услаждающая. При любви можно перенести больше, можно вытерпеть всё. Необходимо изобрести религию, которая была бы переполнена любви, с любовью можно перейти через самое плохое в жизни, его уже и вовсе не замечаешь."
Христианские добродетели - вера, надежда, любовь - три христианские хитрости.
Буддизм зрел и позитивистичен, чтобы прибегать к этому.
((Здесь Н. очень хорошо описывает психологию человека, верующего, психологи. веры, надежды, любви, но само по себе это не доказывает ложность христианства - ведь все её правила и установления верующий субъект может использовать очень по разному, не только аморально, но и морально. Истинность веры не страдает сама по себе, что её используют не так, как требует эта истинность. Христианство формируется исторически, по Н. же выходит, что это заранее подготовленный план по оболваниванию народа, где каждая идея и чувство имеют некий конкретный умысел относительно них со стороны "слабого", задумавшего подчинить "сильных" и вообще любых людей. Но всё содержание любой религии складывается не только личностями и сознательно, но и бессознательно, исторически, как развёртывание в жизни и истории всего содержательного потенциала идеи или чувства, догмы, веры, любви и надежды. Что христианство можно использовать во зло более, чем слишком отрешённый от жизни буддизм, это, возможно, и так. Но очень трудно определить что правдивее - христианство или буддизм. Христианство более религия действия-в-жизхни, чем буддизм, а значит в нём больше эмоций, страстей, борения добра со злом.
Но почему же страдание по буддизму не есть "грех"? Пусть буддист и не использует этот термин, но не является ли страдание с его позиции синонимом самой жизни, которая понимается как нечто ложное и негативное, от чего надо избавляться? Разве не имеет смысл буддийское понятие "жизнь" "Жизни во грехе"? Когда буддист говорит "Я страдаю", этим он обозначает своё нынешнее несовершенство, своё греховное бытие в тисках сансары.
Если варвар - человек, то он может и испытывать страдание как выражение собственной слабости и скрывать его. Но это лишь вариант возможного поведения индивида, будь он варвар или кто другой. Это частность поведения, а не правило. Н., возможно, имеет в виду культ силы примитивных народов, не затронутых как пороками, так и добродетелями цивилизации. И действительно, у дикаря и первобытных народов на первом месте стояла физическая мощь, имел место культ силы. Они могли скрывать свою слабость как грех. Но, во первых, это делалось не всегда, а, во-вторых, Н. здесь имеет в виду уже варваров цивилизации, которое подчиняло себе христианство. Христианство сформировало у своих "подопечных" иное отношение к греху и даже привило им "любовь", столь важную в делах веры.
Но сам же Н. в другом месте утверждает, что "подопечными" христианства оказались всякие отбросы общества, а вера лишь закрепляла их пороки в обществе, в "приличных формах". Но Н. даёт уже не варварскую, не дикарскую концепцию любви. Более того христианские "пастухи" уже знают значение и роль любви в делах веры. Получается, что заложив в "подопечных" духовное понятие любви, пусть в форме любви религиозной, христианство не испортило людей, а помогло им прогрессировать. Чтобы приобщиться к религиозной любви, "отбросы" должны перестать быть "отбросами" и встать на путь морали, поскольку то, что говорит Н. о любви относится к её моральному влиянию на людей. Правда, для Н. "любовь" для Церкви это лишь инструмент на устроения собственных порочных выгод. Но если даже христианство использовало "любовь" в корыстных целях, то формальная любовь, демагогия любви вовсе не является той энергией, двигающей горы. Должно в людях формироваться именно поняитие истинной и духовной, понятой морально, любви, чтобы она стала двигателем веры. Получается, что христианство, признав важность и значение любви, сформировало более прогрессивную общественную психологию, даже если преследовало корыстные цели.
Христианство не сочинило три свои добродетели, которые всегда царили в практике жизни. Оно их использовало. А использовать их можно и порочно и морально. Первое ещё не говорит о порочности христианства, христианство лишь может быть порочным или моральным. Н. же надо утвердить абсолютную порочность христианства. Здесь этих целей он не достигает.
Н. правильно отмечает разность истины и веры в истину. Согласно Н., путь, уводящий от истины к вере, теряет истину окончательно. Из этого следует, что религия есть сплошная ложь. Это, конечно, не так. Здесь не место касаться сложной диалектики веры и истины. Но можно отметить одно: что считают с истиной может быть истиной реально или лишь ложно казаться таковой. По Н. же если нечто считают истиной, то это обязательно ложно, так как мнение противоположно истине. Это упрощение реальности. Причём важен характер и ложных "истин". Одни фантазии нас возвышают, другие унижают, одни приводят к благу, другие ко злу.
Вера в спасение добро, если она помогает жить, даже если сама идея "спасения" ложна. Для Н. вера = ложь, но правильнее иное понимание: вера несёт в себе и правду и ложь.
По Н. если к истине идут запрещённым путём, то к ней не приходят. Диалектика жизни же знает много случаев, когда через опыт зла приходилик к добру Если позволительно здесь пошутить, то зная, что человек может сгореть, мы не будем его поджигать. Да и вообще какой путь к истине запрещённый, не всегда можно определить точно.
Ещё особенность: по Н. разум и вера не могут ужиться, чтобы возвысить одно, нужно принизить другое. Но Н. правильно отмечает лишь одно из возможных отношений разума и веры. В чём-то они совершенно не могут согласиться друг с другом, но в других отношениях вполне возможна их гармония. Н. имеет, правда, в виду злонамеренное христианство с его стремлением к господству. И здесь действительно
вера стремится дискредитировать разум, что особенно чётко и исторически проявилось в Европе средних веков.
Надежда действительно хороший жизненный стимул и не только в религии. Но опять же почему это именно порок, если используется Церковью? Надежда помогает жить, а значит всё, что даёт её причастно добру. Вместе с тем надежда может порождать и плохое, может быть матерью лекомыслия, глупости, быть хорошим средством обмана людей. Н. же считает надежду злом и в связи с этим даёт неудовлетворительное толкование греческого мифа. Ларец не был ларцом зла, это был ларец сущностей жизни . Поскольку в то время жизнь рассматривалась греками очень пессимистично, как обитель несчастей, то большинство сущностей были пороки, и лишь одна добродетель - надежда. Именно пороки и вылетили в мир, удостоверяя его зло. И именно лучшее - надежда - осталось в ларце, так как она не есть исполнение и в мире зла ей делать нечего, так как всё исполненное есть выражение тленности.
Н. очень хорошо выражает, что именно понятие о любви привело к превращению Бога в личность. Но Н. делает акцент на иллюзорности, которая господствует в любви. Есть и масса других представлений, говорящих не о слепоте, а о зоркости любви. Но и иллюхорная любовь требует личности. Получается, что формирование общественного представления о личности и тем более о любящей личности опять же заслуга христианства. Впрочем, для Н. "личность", "Я", "душа" - это всё иллюзии, однако это такие иллюзии, что строят всю человеческую реальность и даже своего сверхчеловека Н. не мог освободить полностью от "души".
Но почему Бог должен быть молод в связи с низшими инстинктами? Молодость может обладать и инстинктами высшими.
Н. очень хорошо выявляет здесь эротический момент веры и влияния на неё целомудрия и по этим пунктам возражения нет.
Культ Афродиты и Диониса имел влияние на христианства, но вряд ли был определяющим. ))
Н. (№ 24. ):
Христианство можно понять в связи с той почвой, на которой оно выросло. Оно - последовательное развитие иудейского инстинкта. По формуле Искупителя: "Спасение идёт от иудеев". Спаситель мог стать типом Спасителя человечества лишь при полном своём вырождении - это и "искалечение, перегрузка чуждыми ему чертами".
"Евреи - это самый замечательный народ мировой истории, потому что они, поставленные перед вопросом быть или не быть, со внушающей ужас сознательностью предпочли быть какою бы то не было ценою". Отсюда "радикальное извращение всей природы, всякой естественности, всякой реальности, всего внутреннего мира равно как и внешнего". "Они создали из себя понятие противоположности естественным условиям". Они обратили "религию, культ, мораль, историю, психологию в противоречие естественным ценностям этих понятий". (Это скопировало в преувеличенном виде христианство). Евреи - самый роковой народ всемирной истории". (С.649). Своими влияниями извратили человечество. Христианин - последний логический вывод иудаизма уже может чувствовать себя анти-иудеем.
В "Геналогии морали" представлены две морали - благородная и как её отрицание - мораль иудее-христианская, которая отрицает всё восходящее - в жизни - "удачу, силу, красоту, самоутверждение". Это утверждение жизни стало толковаться как зло. Евреи - народ самой упорнейшей жизненной силы. Из глубокого и мудрого самосохранения, этот народ берёт сторону инстинктов декаданса, что позволило ему отстоять себя против "мира". Евреи сумели поставить себя во главе декадентских движений, чтобы создать нечто более сильное, чем движение, утверждающее жизнь. Жреческая порода - домогается власти. Жизненный интерес её - сделать человечество больным. Извращение понятий "добрый" и "злой", "истинный и ложный". Клевета на мир.
(( Можно было бы правильной признать мысль Н. о почве, в связи с познанием сущности народа, но Н. имеет в виду главным образом менталитет народа, а не историческую почву. Исторически и по Н. складываются такие условия, при которых евреям нужно было противопоставить некую теорию, систему принципов и идеалов, чтобы выжить. Разумеется, исторические условия и сформировали определённый менталитет народа. Но Н. выделяет евреев вообще из плеяды народов как народ декаданса, заведомого противника жизни и силы. Исторические условия, следовательно, лишь стимулировали, активировали этот изначальный характер народа. Конечно, имеется в виду прежде всего религиозная жизнь народа, но она такова, что влияет на жизнь вообще, социальную жизнь, и стремится подчинить себе её, причём в форме клеветы на жизнь. Евреи здесь слабый народ, но вместе с тем и сильный в смысле отстаивания собственного существования, упрямо-жизнеспособный. Выжить же слабому народу в окружении народов сильных можно лишь подчинив эти народы идеологически, религиозно, за счёт ложной морали, ослабить и извратить ценности этих народов и их отношение к жизни. Эгоизм народа создал себе оружие в виде идеологии ослабления жизни и "моральной" религии - и добился успеха. В этом смысле евреи и названы здесь "самым замечательным народом", т.е. имеющим определённые отличия в менталитете, некий гений извращения жизненных ценностей. Понятно, что чтобы обосновать свою философию в целом, Н. должен был найти субъект декаданса в мире, виноватый народ, поскольку речь идёт об истории и взаимодействии цивилизаций. Поэтому такие представления у Н. не случайны и вполне могут использоваться в духе расовой теории нацизма. Но у Н. всё же не идёт речь о расизме. Евреи здесь вовсе не мыслятся недочеловеками, напротив, это гениальный в своём роде, упорный в благородном стремлении выжить, пусть и эгоистичный народ. Причём клевета на жизнь это не сам даже менталитет народа как таковой, а менталитет в форме религиозной идеологии и практики, то, что исходило от элиты В других своих сочинениях Н. часто критикует немцев и указывает на достоинства евреев. Таким образом, имеется, по теории Н., дух силы жизни и дух декаданса и даже всё равно какой из народов окажется их носителями. Борьба сил - возвышения и понижения жизни, Диониса и Аполлона, лучшего и худшего - вот существенное. Исторические условия и определённые черты характера сделали именно евреев носителями одной из этих сил, силы разрушения, а не порочность и деградированность нации как таковой.
Следует согласиться и с тем, что исторически и идеологически христианство вышло из иудаизма, а стало быть, было продолжением логики и жизнеотношения первого. И всё же Н. недооценивает диалектический момент. Христианство, со всеми своими иудаистскими элементами, в итоге оказывается психологией и религией в основном противоположным иудаизму, как Ветхий Завет противоположен Новому. Здесь не место подробно обсуждать это, но что христианин чувствует себя анти-иудеем, это вовсе не его иллюзия.
Н. мыслит еврейство как бунт против всякой естественности. Это собственно и есть формирование иудаизма как монотеизма, в отличии от естественных, политеистических религий. Таким образом, здесь речь идёт об религиозном культе морального Бога. Но в иудаизме ещё не сложился такой культ полностью - Яхве в общем бог аморальный, бог произвола, силы и устрашения, бог во многом языческий. Всё же, идея морального Бога довольно древняя идея.
Сам тип Спасителя, страдающего и морального Бога сложился ещё в языческих религиях, а не был изобретением иудейства.
Важно учесть, что "извращение естественности" это не только заслуга еврейства или иудейства, но весь ход мировой истории и психологии вёл к этому. Само появление культуры как таковой можно понять как "извращение естественного", как и то, что культ физической силы и мощи изменяется в культ силы и мощи духовной или моральной, творческой, в общем идеальной. Для Н. естественное всё, что усиливает жизнеспособность нации. Еврейство, по Н. ослабило эту жизнеспособность Европы, за счёт усиления собственной. То есть не само еврейство, а именно иудаизм способствовал этому. Естественное - то, что усиливает энергию жизни и логически для противоположной тенденции - иудаизма - это должно трактоваться как "зло".
Но разве иудейство стало толковать мир как юдоль греха, суету сует и тп.? Ещё древний египтянин относился к жизни и её ценностям очень пессимистически. Поскольку любая религия, включая и язычество, выделяет сверхъестественный мир как главный и лучший, то мир обычной жизни оказывается чем-то низшим и худшим. Язычество больше любило жизнь, но она и тут не была высшей сферой. Но была и иная религиозная тенденция, которая более ценило эту жизнь, тогда как загробное бытие для большинства было юдолью скорби, обителью теней Аида.
Таким образом, борьба тенденций возвышение и принижения жизни как ценности имела место в истории народов задолго до появления иудаизма и христианства.
Преувеличивает Н. и значение евреев как рокового народа, испортившего всё человечество. Каким же образом иудейство могло испортить эфиопский народ, Африканский менталитет или япоское отношение к жизни? Вся история не вращается вокруг Европы и Палестины.
Интересно, что все эти идеологические ужасы жизнеразрушения иудейство сформировало из "глубокого и мудрого самосохранения", т. е. из инстинкта жизни, который якобы иудейство и извратило. Народ оказался сильным, подчинив себе прочие народы, оттого что был слабым, будучи нежизнеспособным, он усилил собственную жизнеспособность.
Но всякую ли красоту, удачу, силу, самоутверждение отвергают иудаизм и христианство? Или лишь то, что мыслится и в жизни греховным, что может быть действительно греховным, а не по толкованию религиозной ортодоксии? Христианство выступает против чисто физической красоты, которая может быть красотой греха, соблазном. Требуется в наличии и духовная красота. Не улучшает ли это явление красоты именно в качестве ценности жизни? Неужели бездушная красота возвышает жизнь, а не принижает её? Но именно через христианство окончательно сформировалось понятие души, которая одухотворяет и возвышает жизнь, наполняет внешнее и формальное внутренним смыслом. Религиозное ханжество и фанатизм могли извратить эту идею на практике, но дана она была именно христианством.
Довольно наивно отождествлять христианство и декаданс, который имеет место во многих религиях, культурах, в атеизме и искусстве. И везде декаданс развивался по собственной логике, почти без всякого влияния религии на жизнь. Напротив, можно ведь сказать, что декаданс отрицательно повлиял на религии, а не они породили его в жизни народов.
Н. правильно отмечает особенность всякого жречества - оно домогается власти. Именно здесь, в официальном институте религии, возможно извращение понятий. Но жрец лишь представитель официальной религии, который даже в её пределах может нарушать её же предписание. Это не сама религия, не психология религиозных масс, не глобальные процессы внутри данной религии. Обычно же жизнь сперва влияет на характер религии и только затем религия в определённом направлении влияет на жизнь.
Наконец, хотелось бы отметить, что здесь Н. говорит о двух типах морали и одна мораль оказывается благороднее другой. Это подчёркивает то обстоятельство, что Н. вовсе не аморален, а подчас даже не имморален, что вообще он о многом судит с позиции именно морального человека.))
Н. (№25):
История Израиля как процесс уничтожения естественных ценностей.
Времена Царей. Естественность. Иегова - выражение власти, радости, надежды на себя, гарант надежды и спасения. Народ доверяет природе, дающей всё, в чём он нуждается "и прежде всего дождь". Иегова - Бог Израиля- Бог справедливости. Такова логика всякого сильного народа. Самоутверждение народа. "Он благодарен за великие судьбы, которые возвышают", за смену времён года, за удачу в скотоводстве и земледелии. (С.650-651). Конец такого положения - "анархия внутри, ассиряне извне".
Народ выше всего ценил образ царя - хорошего солдата и строгого судью. Так понимал это Исайя - пророк, т.е. критик и сатирик момента. Но от старого Бога пришлось отказаться. Бога удержали, лишив его естественности. Иегова -" бог справедливости" уже не един с Израилем, "не служит выражением народного самосознания, он только условный Бог." Его понятие уже орудие жрецов-агитаторов. Они истолковали счастье как награду, несчастье - наказание за непослушание Богу. Понятия "причина" и "действие" заменили на понятие "грех". "Нравственный порядок" как извращение естественного. Появляется потребность в противоестественной причинности. Бог уже не помогает и советует, а требует. Бог не есть уже слово для мужества и самодоверия. Мораль уже не является условием жизни и роста народа, его инстинкта жизни. Мораль стала абстрактною, стала противоположностью жизни. "Мораль как коренное извращение фантазии.
Иудео-христианская мораль: "Случай, лишённый своей невинности, несчастье, осквернённое понятием "греха", благосостояние как опасность, как "искушение", физиологически дурное самочувствие. (С. 651).
((Переход от психологии естественности и внешней физической силы есть общий процесс народов, а не одних евреев и не только народов сильных. Здесь уместнее говорить не о логике сильных народов, а о логичности человеческого исторического процесса вообще. Это был переход от "естественности" гоминидов к человеческой культуре. Уже родовой строй есть разложение естественности, его начало. Конечно, как естественное, так и культурное состояние общества имеет свои и плюсы и минусы, всегда имеется возможность злоупотребить достигнутым, привилегией одного к вреду многих. Вместе с тем, в целом, это был прогрессивный процесс. Можно согласиться с философом М. Мамамардашвили, который в своей статье "Вена на заре 20 века" противопоставляет друг другу естественное положение общества и культуру, хотя кроме конфликта этих начал имеет и их гармония в социуме. Причём, думается, что реально изменения в социуме определяли особенности религии, а не наоборот, как у Н.
Проблематично и первичное "доверие народа Богу и природе", в противовес взгляду о рождении религии из слабости народа и его страхов перед мощной, но несправедливой к людям Природы. Человек жил трудом и только ценою этого тяжёлого труда мог преодолеть дикую Природу. Противостояние чисто естественному и создало общество, государство, культуру. Поэтому и Бог должен был окультуриться, стать из деспота моральным Богом. Деспотия уважает силу, ценит жизнь, это так. Но ей недостаёт духа, души, морали. Вместе с тем появление всего этого сделало жизнь индивидов сложнее, противоречивее, истины смешались с ложными идеями и незрелыми чувствами. Исторически необходим был и диктат жречества, а свободная религия как раз в силу этой свободы отклониться от "праведного пути" и выдавать грешное за святое. Также она может и вернуться на путь истинной нравственности - насколько это возможно. Н. здесь не отрицает морали как таковой, речь идёт о смене морали естественной на противоестественную. Поэтому не следует понимать "естественное состояние" как совершенно аморальное. Напротив, получается, что это состояние более морально, чем последующее. Но вряд ли это было в реальности. Истинная мораль начинается с приоритета внутреннего над внешним, души над телом, а в естественном состоянии телесное и внешнее - высшие ценности. Затем мораль души может искажаться, обрастать противоречиями, быть оплотом как искренности, так и ханжества, могут меняться отношения души и тела, но ценность внутреннего как ценность человека вообще была дана и прежде всего в форме религиозной догматики. Так получается, что тело мы познаём через душу свою, поскольку мы разумны и являемся представителями культуры. Но для Н. сама душа есть миф, придуманный жрецами в целях обмана масс или философская абстракция, омертвляющая жизнь. То что тело психологически интерпретируется именно душой и соответственно её зрелости, Н. не замечает. В итоге у него остаётся одна ценность - тело, которое является представителем как "естественного начала", так и жизни вообще. Трудно согласиться с тем, что душа только омертвляет жизнь, хотя и это случается. И Бог как Душа не только же требует, он и помогает, советует. У каждого свой Бог и именно такой, каков сам этот человек - он созидает морального или аморального Бога по своему подобию. Это не мешает верующим индивидам иметь в представлении о Боге и нечто общее, что позволяет быть верующим и массой, Церковью, религиозным обществом. Но говорить о народном боге можно лишь условно, поскольку понятие Бога уже предполагает отделение вождя (царя, представителя Бога на земле) от массы, от народа. Вместе с тем религия в какой-то степени отражает особенности и психологию, самосознание народа. Это одна из необходимых сторон религии, а не только народа в его естественном состоянии. Всегда ли Бог естественного человека был "справедливым Богом"? Ведь само понятие "справедливость" - моральное понятие. Но при культе тела, внешнего, силы "справедливым" как раз могло быть "несправедливое" по существу: справедлив тот кто сильнее, кто доказывает свою "справедливость" кулаком. Такой Бог - деспот, как и царь - маленький земной деспот, если речь идёт об естественном состоянии общества. И такой Бог вряд ли мог выражать "радость жизни" и действовать морально - помогать и советовать. А естественная причинность вообще тяготеет к атеизму. Уже дикари в своих мифах и обрядах отождествляли естественную и сверхъестественную причинность или ставили вторую выше первой. Бог естественного периода, конечно, мог отражать и выражать радость тела, жизни. Но точно так может делать в принципе и моральный Бог позднего времени. Христианская печаль, аскетизм и т.п. - это извращения религии и представление о Боге, который, в качестве Бога действительно морального, не должен быть чужд радости, - радостей жизни и отношений людей друг к другу. Первое в Библии передаётся речением Бога: "Плодитесь и размножайтесь!"Второе - догматическим понятием "любви к ближнему". Надо признать, что Новый Завет мрачнее и аскетичнее Ветхого. Сама история Христа - история печали и жертвы. Тем не менее христианство настаивает на радости, даже блаженстве веры, любви к Богу, на светлой "Жизни во Христе", на морально-радостном отношении верующего к ближнему и к миру, творению Бога. Всё это, разумеется, может извращаться на практике и жрецами. Но может и не извращаться. То же самое было и в "естественном состоянии общества".
Странно, что Н. полагает, что именно христианство изобрело понятия "грех", "кара за грех", "награда за праведность". Возможно, христианство основательнее оформило это концептуально, но такие представления были свойственны всем народам и религиям всего исторического периода, по крайней мере с образования представлений о "сакральном" и "профаническим". Уже нарушение табу у дикарей подчас каралось смертью. Всякое отступление от обряда, традиции, ортодоксии мыслилось как грех, за который полагалась определённая кара. Суд в царстве мёртвых уже имел место в мифах и религии Древнего Египта.
Н. пишет об "условном Боге". Что это? Не истинный? Выдаваемый за бога образ, лже-Бог? Но только в религиозном ханжестве такой Бог специально культивируется. И жрец и обычный верующий могут быть ханжами. Но для искренне-верующих моральный Бог вовсе не условный. Только неверие утверждает "условного Бога". Но для Н. всё жречество, вся верующая масса ханжи, которым нужен якобы именно "Бог условный".Вряд ли это так.
И почему противоестественная причинность изгоняет естественную, если они очевиднейшим образом сосуществуют в христианстве? Оно вовсе не отрицает естественный порядок вещей, веря вместе с тем и в реальность "чуда".
Н. правильно выступает против абстрактной морали, оторванной от жизни. Но разве мораль христианства только абстрактная? Разве мораль и абстракция тождественны?
Наконец, рост жизни зависит более от особенностей социума , а не религии, которая является лишь отражением психологии социума в религиозной форме.
Понятие "грех" - религиозное понятие. В мирском смысле это "злонамеренность действующего субъекта". И не всякое несчастье следствие греха - христианство вполне допускает это положение. И оно говорит о "беде" как "возмездии" только в случае, когда реально имел место "грех", что считается "грехом" ортодоксией.
Но что религия возводит благосостояние в грех, в признак суеты сует, в погоню за внешним, в то, что имеет своей причиной или следствием грех, - это действительно так. Эта идея ошибочна, но только в контексте сопоставления двух миров - ничтожного, человеческого, и высшего, противоестественного. Но и здесь такая иерархия миров имеет свои логические основания.))
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
Комментарий к Антихристу Ницше
© Copyright: Николай Островский 2, 2017
Свидетельство о публикации №217030700879
Свидетельство о публикации №217030700879
Рецензии