Сила наглядного примера

   Июль 1980 года. Раннее  субботнее утро. Казанский вокзал. Электричка, развозящая москвичей по подмосковным деревенькам и дачным посёлкам, отползла от платформы. Покатили, поехали.
   В вагон пробиваться не стал: плотно упакован жаркими, потными телами, да и  до моей станции  не так уж и далеко, решил в тамбуре постоять, у дверного окошечка. Тем более что и воздух здесь посвежее и попрохладнее, так как оконного стекла, с его дежурной надписью «не прислоняться», не было. Выбили вместе с надписью. Отсутствовало и резиновое уплотнение, когда-то удерживавшее то стекло.   Оконный проём двери хищно оскаливался неприкрытыми краями металла с наплывами от газорезки, кое-где и кое-как зачищенными напильником.
   На очередной остановке в наш, казалось бы до предела упакованный, тамбур впрессовалось ещё человек пятнадцать. Большая часть из них каким-то чудом просочилась в вагон, а человека три рассосредоточились среди нас, обитателей тамбура. Я был слегка потеснён с облюбованного ранее места непосредственно у двери. Эту позицию занял плотный, крепкий мужик с ребёнком на руках. Вернее будет сказать не «на руках», а на руке, так как вторая рука папаши была занята авоськой с продуктами.
   Мальчугану было года три, он восседал на папиной полусогнутой руке, как на троне, слегка приобнимая его (папу) за шею. С высоты своего положения малец быстро осмотрел весь тамбур, слегка задержав свой взгляд на двух громко разговаривающих курильщиках, стоявших у противоположных дверей, но не узрев ничего для себя интересного, сосредоточил внимание на видах, мелькающих за окном электрички.
   Чтобы лучше видеть, он всем телом подался в сторону двери, а затем отпустил папину шею и обоими ручонкам вцепился в металлический край оконного проёма. Иногда, когда за окном проносился интересный объект, например, корова, пасущаяся на обочине железнодорожного полотна, он и вовсе высовывался из окна и провожал её взглядом. Затем поворот головы и движение телом туда, вперёд по ходу поезда, навстречу новым впечатлениям. И так снова и снова.
   Сначала отец спокойно относился к этим занятиям сына, основываясь на народной мудрости: «чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало». Но со временем рука , держащая ребёнка, затекла, возможности сменить позицию в туго набитом тамбуре не было, а постоянные метания маленького тела из стороны в сторону только усугубляли эту ситуацию. Пригляделся папаша и к самому этому , так называемому, «окну», к этой страшной амбразуре, прорезанной в дверной  металлической панели. Воображение заработало. А если вдруг автоматика подведёт и эти пневматические двери случайно не во время откроються ? Эта штука может сработать что твоя гильотина: отрубит, отмочалит к чёртовой матери пальцы-головы. Не зря же на всех этих дверях и в метро и в электричках пишут: «Не прислоняться. Двери открываются автоматически.» Опасно, потому и пишут, предупреждают.
   Стал папаша эту сермяжную правду  сыночку в башку впихивать, мол, не клади пальцы на край окошка, не высовывай свою младую головушку, а то страшное дело может приключиться: или калекой станешь на всю оставшуюся жизнь или и  вовсе с этой жизнью расстанешься. И будут горько плакать твои папа и мама, бабушки и дедушки, и сестрёнка с братиком.
   Малец сначала вроде идеей проникся, ручонки с края дверного окошка убрал и минут пять из него не высовывался. Тем более тут очередная остановка приключилась и процесс автоматического открывания и закрывания пневматических дверей произвёл на парня, казалось бы, нужное впечатления, подтверждая правоту опасений отца. На этой остановке никто в наш вагон сесть не пытался, все остались на своих местах. В ближайшем окружении, то бишь в тамбуре, время тянулось нудно и вяло, даже курильшики у противоположных дверей дымили молча, а за окном мелькало так много интересного... По прошествии очередных пяти минут все страхи и наставления были забыты. И вот опять детские руки тянуться к металлическому краю окна и взор, а за ним и светлая головка,  рвутся туда на волю, в проносящиеся мимо просторы.
   Папаша свои попытки вразумить сына не прекратил, и с монотонной настойчивостью периодически повторял: « Убери руки, не высовывайся». Сын послушно убирал руки, отстронялся от окна, но через некоторое время всё повторялось сначала. И интервалы между этими их действиями становились всё короче и короче. А между тем приближалась следущая остановка. За окном показался край платформы.
   Вдруг, папаша, повернувшись ко мне, сказал: «Подержите секундочку, пожалуйста» и протянул мне авоську с продуктами. Я взял сумку, полагая, что он хочет сменить руку, пересадив сына на другую сторону. И уставшая рука отдохнёт и малец будет подальше от опасного окна. Однако, он этой освободившейся рукой выхватил из авоськи, которую я только что взял у него и из-за тесноты не успел ещё опустить вниз, батон докторской колбасы, завёрнутой в бумагу. « Смотри сюда» - сказал он сыну и положил колбасу на металлический край оконного проёма, высунув наружу изрядную её часть. В этот  момент электричка  остановилась. Двери с шипением поползли в строны, уходя в полости стенок вагона. Металлическая кромка оконной амбразуры стала мять, давить, рвать бумагу, шкурку и мякоть колбасного батона. Когда двери электрички полностью открылись, увесистый шматок, розовеющего из обрывков бумаги, колбасного месива, весом не менее 200 грамм, шмякнулся  на заасфальтированную поверхность платформы.
   «Вот видешь, что может случиться, если  будешь совать руки и свою дурную голову куда не надо!» - почти прокричал папаша, потрясая перед носом мальчугана оставшейся, и внушительной, частью батона колбасы . Малец, широко раскрытыми от страха глазами, взирал на её размочаленный конец,  со свисающими клочьями бумаги, обрывками шкурки-оболочки и разорванной, растерзанной мякотью сердцевины. Его тело инстинктивно метнулось подальше от этого ужасного чудовища. Он молча и быстро перебрался на другую папину руку, заслонив себя от этой опасной двери надёжной защитой - папиным телом.
   Мужик засунул остатки колбасы в авоську, которую я , замерев от всего уведенного, продолжал держать перед собой, сказал: «Спасибо», и забрал сумку. Малыш же всю оставшуюся дорогу сидел  смирно на папиной руке, изредка бросая опасливые взгляды в сторону двери-монстра с её разинутой пастью-окном.