Кораллы Клары и перлы Ивлукича

                Подарок для моей возлюбленной Машеньки Алехиной
     - Исцелись !
     Лохматый и здоровенный Дольф Лундгрен, в каких- то шкурах и перьях на босу ногу, с посохом патриарха московского, обвитого змеем Моисея и гривой Алины Витухновской, скромным бунчуком провозглашающей торжество светлой и великой эпохи, когда - то бывшей, но сплывшей по маршруту Офелии, воткнул заточенный штырь прямо в хвост тете Юле Латыниной и вновь заорал в темное небо, откуда подглядывал слепой Затойчи, целиком заточенный - как штырь - на убивание нехороших людей. Он сидел на макушке Биг Бена, привязав себя тросом, и думал, что это небо, рассматривал незрячими глазами сонную Землю, отмечающую день борьбы за права женщин и примкнувших к ним пидарасов, козырно сидящих у ног ведьм, жадно вдыхающих кислые запахи их пусек, волосатых пусек, вонючих пусек. Дааа, кажется я все же начну понимать пидоров, вот именно сейчас и начну. Очищенный от кала анус товарища, наверное, почетчее такой манды. Извините, отвлекся. Сучья Цеткин отвлекает, понимаешь, уводит мысли. Гнида.
     - Дурак, - пискнула тетя Юля, размазывая какое - то говно по своей кудреватой шевелюре. - Отсутствие мозга - не болезнь.
     Дольф Лундгрен задохнулся от возмущения, чем насмешил Затойчи, закашлявшегося от смеха, но все же спустившегося и вставшего во весь конский рост - метр шестьдесят, между прочим - перед шкафообразным шведом, вознесшим посох в направлении груди слепого самурая, при спуске раненного в пах ( это к Ларри Флинту, я тут не при чем ).
     - О чудище обло позорно, - нараспев приступил к ритуалу вызова на бой япошка, сжимаясь в комок, перед тем, как броситься в яростную финальную схватку со сквозившим во взгляде скандинава равнодушием. Ему даже по хер был взятый в заложники брат -  аферист, не говоря о пикетах, масштабах и Яшине, ему все было параллельно, это чувствовалось в воздухе, в воде, в лесах и болотах, в ушах Галадриэль и в маленьких сиськах Марии Шараповой, торопливо спешащих вслед за крутящимся вокруг своей оси телом. - О гадский каратист, не снявшийся ни в одном нормальном кинишке. Выходи, сука рваная, на бой, как Войнович с Солженицыным. Оставь тетку рыжую и стремную, овцу позорную, сучку тупорылую на растерзание НОДовцам и бейся со мною, япошкой - блондином.
     - Ха !
     Дольф Лундгрен выдохнул спертый воздух и вонзил посох в плечо дерзкого, как - то очень быстро увернувшегося и прильнувшего к почве, поэтому острие орудия производства патриарха пробило ногу Николая Свинадзе, некстати вывернувшего с Трафальгар - сквер, где они на пару с графом Невзоровым охмуряли Севу Новгородцева, убеждая того обменять сокровища короны, врученные мудрому еврею королевой, на мудрость отцов и раритеты, добытые и доставленные на гора шахтерами, замаскированными под гномов - колхозников, космических гномов, чаще всего сидевших в межпалубном пространстве станции и гудевших, имитируя гул лазерный мечей : камешки - куриные боги, схемы мостов Петрограда накануне, шиншилловый хвостик с автографом Ходорковского, картуз Бальзаминова и прядь волос Миллы Йовович, отрезанную свинорезом во время съемок последней части " Обители зла ".
     - Ой, бля, - взвыл Николай Свинадзе, - убили, суки, ухойдакали борца за свободу !
     Он пал и засох.
     - Бейся, падло ! - Взвизгнул японец, отпрыгивая на пружинах, хитро привинченных к его подошвам. Попрыгал, пугая волосатого безжизненным и целеустремленным лицом, умерил амплитуду и снова зашаманил. - Вызываю тебя, потрох, как Бред Питт вызывал Гектора, там еще пидорство сменили нетолерантно на братство, хотя всем ведомо о взаимоотношениях древнегреков и иже с ними, как истинно православнутый Пересвет, возлюбивший копьецом малым татарина, то ли Челубея, то ли Кочубея, историки путаются, гады научные, даже этого не знают ...
     - Я знаю, - прохрипел Николай Свинадзе, чем вызвал гнев Затойчи.
     - Глохни, - встал ему на голову японец, задирая штанину, показывая правильную наколку на правой ноге, смастыренную Ринатом Абаканским в Алметьевске, на наркозоне, еще по малолетке. " Наступи менту на горло - задави его, козла ". Николай Свинадзе вскрикнул и потерял сознание, точнее, его он потерял давно, еще в сороковых, короче, чувств лишился и выпал из реальности, уйй, бля, снова не то, чувств там отродясь не водилось, кроме чувства угодливости и любви к предкам, ухойдакавшим несколько несчитанных тыщонок русских людишек, а уж про реальность умолчим, в общем, на х...й отрубился грызун позорный. И стал Познером, конечно. Этого Затойчи не стерпел, прямо скажем, непредвзято и честно. Сразу мочканул, вот просто глотку перехватил свинорезом и уставился на шведа.
     - На !
     Дольф Лундгрен размахнулся посохом и резко так захерачил в руку самурая, опять как - то непонятно увернувшегося ( непонятно как пишется ? слитно или раздельно ? ) в сторону, не важно какую ( тут раздельно, думаю ). Поэтому острый конец, откованный в конюшенном приказе кузнецами с духом молодым, отточенный кочегарами и плотниками, монтажниками и Рыбниковым, покрашенным гуашью во славу скота Эрнста, оцветившего и Крючкова - летчика, и Штирлица - шпиона, и грозящего перекрасить красный флаг Эзенштейна и красное пальтецо Спилберга, воткнулся с тупым звуком в руку морального урода Шевченко, только что выкатившегося из - за угла, где он фаловал Севу Новгородцева не поддаваться на провокации графа Невзорова, а сразу принять ислам, сделать повторное обрезание и вступить в политсовет " Единой России ".
     - Ой, бля, - загнусел Максим Шевченко, - убили, суки, ухойдакали борца с русским народом во славу черножопой херни !
     Он пал и засох.
     - Да ну на х...й, - сказал Затойчи, отвинчивая пружины - попрыгунчики. - Дичь какая - то.
     - Как последняя " Обитель зла ", - засмеялся Дольф Лундгрен, выбрасывая в Темзу посох, тот булькнул и попал в руки Севы Новгородцева, сидевшего в тот исторический момент на дне на борту " Наутилуса " в ранге кавторанга и шикарном черно - золотом пиджаке морского офицера. - Прикинь, если б я знал, что Андерсон ни х...я не Ханс и не Христиан, то и смотреть не стал бы ни за что.
     - Во, - воздел палец японец, - неграмотность всё твоя.
     - Грехи, - подтвердил швед и они убыли. Бля.