Глава 4. Оскверненный приход

Погребальная церемония, вылившаяся в сплошную череду плача и пафосных выступлений различных лиц, наконец-таки завершилась. Ена, которой и без того было плохо от постоянного упоминания «тяжелых, понесенных утрат», и непрекращающихся рыданий несчастных, лишившихся своих мужей и сыновей, - была на грани срыва. Она с трудом достояла до конца церемонии. И как только почетным караулом были отданы последние воинские почести, Ена  уже не чувствуя под собой слабеющих ног, вместе с остальными скорбящими перешла из тесных катакомб в освещенную люминесцентными факелами церковь.
После неудобного, стесняющего движения, черного скафандра, герметичный, наполненный воздухом церковный приход, словно воскресил Ену, вновь дав ей возможность воспринимать происходящее вокруг нее.

Все молящиеся стали на колени перед своей биокапсулой, содержащей голографические имя звание и дату смерти погибших.
И Ена до последнего звука, покинувшего изящные изгибы духовых труб, простояла на коленях, низко склонив голову в печали и скорби, вторя за хором священников слова молитв.   Набожно и старательно выговаривая каждое слово священного текста, она не в пример окружающему ее большинству, молилась шепотом. Единственное, до чего могли долетать ее слова – так это до сложенных коробочкой перед ее губами кистей рук. Если бы кто-то обратил на нее внимание в этот миг, то заметил бы, что молящаяся девушка не возносила свою молитву  Всевластному Богу , а нашептывала ее  чему-то спрятанному в ладонях. И счастье Енилены, что никто за ней в этот момент не то, что не следил, но и просто не обратил никакого внимания. Узнай кто-нибудь тайну, спрятанную Ениленой меж сложенных ладоней – ее бы не спасло ни сострадание, ни понимание, ни «глобальная значимость ее жизни».
Забрать с места упокоения плоть погребенного, пусть даже в виде немногочисленных останков или Биоследа, и внести их в Церковный приход?! Не это ли наибольшее кощунство в отношении к общественности и религиозной морали? Не попытка ли это поколебать тысячелетние устои цивилизации Гео? Узнай кто-нибудь об этом – и Енилена тут же была бы схвачена и, наверное, сразу казнена, без оглядки на какие-либо смягчающие обстоятельства. Будь то неверие в смерть супруга, сумасшествие бедняжки, ее желание помочь восстановить картину гибели армии, либо явка с повинной. Но к ее счастью, сейчас, любой, кто был рядом с Еной, был настолько поглощен личным, всеобщим горем, что наверное не смог заметить свершенного ею кощунства, даже неси она «Останки» супруга в открытой ладони поднятой руки.
 А тем временем, чудом выживший лейтенант армии Геокоалиции, боролся за свою жизнь на планете, склоняющейся на орбите в безбрежной Галактике. Всего в нескольких световых годах от Гео, от дома, от семьи…

Счастливый исход битвы для Владима превратился спустя час в жуткую пытку. Одинокие Варлоны еще продолжали лениво бродить по «железной» топи в безуспешных поисках выживших землян. Их хлюпающие по бурой, от растворенного железа т пролитой крови, шаги Владим мог бы время от времени слышать в опасной близости от себя. Но он ничего не слышал   и не видел - ни звуков ни следов, хотя и занимал превосходную для обзора позицию. Упавшее до опасного предела внутри скафандра давление, вызывало ужасную, давящую на мозг боль, затуманивая мозг Владима плотной кровавой пеленой.
  Возможно именно это и спасло ему жизнь. Будь Владим тогда способен воспринимать внешнюю обстановку, он не преминул бы воспользоваться такой «удачной позицией», продав свою жизнь за десяток варлонских.
 Но военное счастье в этот день отвернулось от молодого лейтенанта.
 Дневное светило к тому моменту достаточно высоко поднялось над горизонтом, военное счастье отвернулось не только от армии, в целом, но и от каждого бойца в отдельности. До завершения расправы над ранеными и изуродованными и издевательств над телами погибших Владим бездвижно пролежал под коленным суставом опрокинувшегося на бок танка-кенгуру (легкий танк с двумя ногами). Под это-то колено, как раз варлоны и   не сунули свой нос, если таковой у них, конечно, был.
Покрутившись еще с часок – другой, последние из варлонов, самые упрямые и кровожадные ушли с поля боя, скрывшись там, откуда появились – за горизонт.
И именно в этот момент звучно «стрельнул» предохранительный клапан скафандра. Включился аварийный насос. На все еще распухшее лицо, прыгнула маска респиратора, и в мгновение ока, объяв голову Владима эластичным, плотно прилегающим ко всем складкам и изгибам кожи, материалам. То же самое произошло и с телом. За несколько секунд внутри боевого скафандра система живучести образовала второй слой – второй скафандр, т.н. мягкий кокон. Но до того, как насос накачал в образовавшийся между коконом и внешней защитой скафандра жизненно необходимое давление – понадобилось время. Продолжительное время.
Резкое возрастание давления могло окончательно добить Владима, из-за чего компрессор системы жизнеобеспечения не торопил насос, позволяя ему еле «ворочать» турбину.
Сознание и ясность взора постепенно возвращались к Владиму. Вместе с ними к нему вернулась память, в доли секунд поставившая его на ноги.
Одинокая фигура закованного в боевой скафандр солдата-офицера метнулась к единственному, все еще стоящему на ногах, танку, нещадно чадящему густым дымом, и скрылась в это бронированном чреве.


Для того, чтобы через несколько минут появиться на его крыше и оцепенеть от увиденного. С высоты максимально задранной башни, поле битвы выглядело еще ужасней. И самое неприятное для сознания Владима –это то, что до самого горизонта  уже не было видно ни одного врага. Кипевшие в лейтенанте злоба и молодая жажда мести, бурно разраставшиеся на фоне кладбища земной армии, звали его в бой – в последнюю схватку, но драться, к сожалению, было не с кем, да и уже некогда.
Светило поднималось все выше и выше.
Еще несколько часов – и оно взойдет в зенит, зальет поверхность планеты нестерпимым жаром, от которого даже в скафандре, будет как в бане.
Очевидно, с первыми струйками пота, бежавшими со лба, к Владиму вернулась способность рассудительно мыслить.
«Черт, сейчас подскочит температура, и мой скафандр превратится в паровой котел. Системы охлаждения и вентиляции при пробитии оболочки, только добавят в него пара», - анализировал свое положение Владим. – «Надо бы укрыться. Но где?»
Ничего, кроме ровного, как стол плата и железного болота, не было видно. И само болото распространялось, растекаясь по поверхности железного плато. Уже во всю раскалялась железная поверхность, над которой уже стояло марево с колышущимися потоками восходящей атмосферы, искажавшими до предела линию далекого горизонта. Единственно, куда можно было спрятаться от прямых лучей чужого солнца, были большие части, прогоревшей насквозь корпуса «убитых» машин.
 «Ну уж нет! Через час-другой эти консервные банки превратятся в жаровню и станут моей горячей могилой. Вот если только попробовать запустить реакторы и включить климатическую систему, хотя бы одной из них? Но пока найдешь уцелевший корпус, уцелевший реактор, неизогнутые расплавом радиаторы…
Нет. Это не выход. Надо думать», - Владим еще раз оглядел окружающую его действительность, и, казалось, в одно мгновение, нашел выход
«В воду! Конечно нужно скрыться под водой. Залезть в максимально затопленную машину и дождаться ночи… А потом выйти и начать «мочить» варлонов».


«Вода», - если можно так назвать то, в чем растворялось железо, на долгие 7 часов укрыло Владима от палящих волн чуждой звезды. Практически бездвижно лежа в непроглядной темно-бурой мути, Владим то засыпал от усталости и напряжения последних часов, то, вздрагивая, просыпался от жутких мыслей, роящихся в его мозгу.
«Один… Среди врагов… Без средств существования… На верную смерть…»
С каждым вопросом былые гнев и злоба, перерастали в чувства растерянности и ощущение надвигающейся паники.  Владим пытался остановить этот процесс, запрещая себе рассуждать на подобные темы, но предательские вопросы и с завидным постоянством, то и дело рождались вновь и вновь, будоража воспаленный мозг.
В конце концов, Владим «договорился» до того, что сам того не поняв стал подумывать о самоубийстве.
«А может не мучиться больше? Сейчас вылезу из «воды», из затопленного уровня чертового танка, и сорву шланг респиратора? Или еще проще – снять предохранитель, и пустить себе пучок в грудь…» - мысль о самоубийстве была настолько серьезна, что от слов к воплощению оставался всего один шаг – одно движение, но воспитанная в лейтенанте гордость не позволяла ему сделать этого.
«Да ты что?! Шлепнуть себя как жалкую муху? Что слизняк? Или меня испугали предстоящие трудности? Нет! Бороться за жизнь! До последнего! Помнить – в жизни мое спасение. Пока я жив, у меня есть шанс, что я вернусь на Гео. Вернусь домой. К Ене… » - тут мысли Владима просто сбились в кучу. Заклинившись на этой особе.
«Ена? Как она там? Что с ней будет, когда узнает о нашей гибели? Как переживет? Лишь бы только не наделала глупостей».